Его никто не учил этим словам; они пришли сами, из неведомых глубин, проложили себе путь из тьмы, обожгли губы. И, словно отвечая на зов, топор вспыхнул на теле распростертого Наперсника Бога.
Кто ты, воин?
Мое имя Орландо,
Из какого ты рода, Орландо?
Я наследник благородного дама Седрика Смелого.
Какому богу ты служишь?
Я служитель Хейра Пламенноокого.
Известно ли тебе предназначение твое?
Вернуть в мир изгнанного бога.
Вернуть в мир изгнанного бога…
Вернуть в мир…
Вернуть…
Изгнанного — вернуть!..
Словно в ответ на его призывы, слабый желтоватый свет несмело проглянул из-за занавеса ночи — это предмет на груди лежащего все гуще обволакивался янтарным сиянием.
— Приди, о Хейр Горны Возжигающий! — словно в трансе повторял Орландо. Глаза его застилала пелена, волосы намокли от пота и липли ко лбу. — Приди, Хейр Пламенноокий, Огня Взыскующий, выйди из векового заключения! Восстань в теле Наперсника Своего… Восстань и яви миру Душу Огнедышащую!
Предмет на груди лежащего на алтаре ребенка вспыхнул ярче. Теперь видно было, что это огромный топор из зеленоватого металла, напоминающего бронзу, боевое оружие с остро отточенным лезвием. Свет, окутывавший его, запульсировал, сперва медленно, а затем все быстрее, с каждым толчком растекаясь все шире. Вскоре он охватил уже грудь ребенка. Тот слабо застонал и тут же затих.
— О, Хейр Кующий Молнии! — воскликнул Орландо, запрокинув голову в безлунную ночь. — Сломи оковы, неправедно наложенные! Растопчи обидчиков! Сокруши дерзких! Приди и твори мщение, о Хейр Золотоглазый!
Пламя вокруг алтаря становилось все ярче; на топор невозможно было смотреть. Огонь полностью поглотил его и теперь ткался коконом вокруг дрожащего тела мальчика. Очертаний фигурки вскоре стало не разглядеть в ослепительном сиянии.
По ком плачет колокол, пестун мой?
Он проклинает Орландо.
А кто он — Орландо, пестун мой?
Звереныш, в сумрак ушедший.
А в чем же вина его, пестун мой?
Он в душу впустил проказу…"
…Гигантская фигура, ловкая, как кошка, выбралась вдруг из люка на площадку. Человек встал в боевую стойку, изготовившись к броску. Но он потерял несколько драгоценных секунд, ибо взглянул на объятый пламенем алтарь и на мгновение ослеп. А когда пришел в себя, Ярл уже стоял напротив.
— Ты… — только и смог прорычать Блейд. До последнего мгновения он не верил… Не хотел верить! — Ты?!
Ярл посмотрел на Ричарда Блейда невидящим взглядом и прошептал, почти не размыкая рта:
— Чего ты хочешь от меня?
— Что?! — На миг тот даже онемел от ярости. — Верни мне сына, ублюдок! Верни Дика, а не то пожалеешь!
Лицо Ярла искривила гримаса.
— Поздно, принц Лондонский!.. Ты опоздал, как всегда. Боги Альбы вершат свое возмездие! Ты посягнул на Друззу, и Ольг, сын Геторикса Краснобородого, вонзил тебе нож в спину… Только доброта Матери Земли, которой дано карать и миловать, сохранила тебе жизнь руками наперсницы ее Канаки! Ты поднял Асквиоль и Ариан на Тунора и Фриггу, и тебя лишили Талин! Но милость Хейра Пламенноокого безмерна… Он избрал для возрождения жалкое тело твоего щенка! Это великая честь, Блейд! Так возрадуйся, заблудшая душа! Невозможно воевать с богами…
Будь у него Айскалп, Блейд не стал бы тратить время на споры с предателем… Ярл был невменяем, это ясно. Но мускулистые руки наследника Западного Дома держали остро отточенный меч. Блейд же был безоружен и слишком хорошо знал о воинском умении пирата, чтобы рисковать понапрасну.
Надо усыпить бдительность противника — и, улучив момент, прорваться к алтарю, который Ярл закрывал спиной. Но для этого необходимо было втянуть его в разговор…
— Ты предал меня, Ярл… Предал нашу дружбу! — Горечь и гнев в голосе Блейда были вполне искренни. В то же время он пристально следил за малейшими оттенками выражений на лице противника, надеясь поймать момент расслабления.
Однако Ярл был опытным бойцом. И хотя довольствовался пока оборонительной позицией, не делая попыток напасть на Блейда, но постоянно оставался начеку. Разумеется, ему достаточно было просто выиграть время. Странник же чувствовал, как утекают, точно песок сквозь пальцы, последние отпущенные ему секунды…
— Каждый из нас предавал хоть однажды… — Печаль Ярла тоже казалась неподдельной. — Каждый… Вспомни хотя бы себя… Разве нет людей, что могли бы бросить тебе тот же упрек?
Блейд не мог не признать его правоту. Но перед собой он видел сияющий алтарь, где приносили в жертву неведомому богу его сына. Ему было не до моральных дискуссий!
— Дик! Мой Дик… — простонал он, не в силах выдержать этой боли. — Дик, мальчик, ты слышишь меня?! — но призыв его остался без ответа. Лишь ярче вспыхнуло налившееся багрянцем пламя.
— Я же сказал, поздно, — усмехнулся Ярл торжествующе. — Хейр Горны Возжигающий воскреснет — сперва в теле твоего отпрыска, а потом, с его смертью, сможет высвободиться, обретя подлинно божественную сущность. И тогда Пламенноокий безраздельно воцарится в мире!
Блейд заметил безумный блеск в его глазах, сбивчивость речи, когда тот говорил о возрождении Бога Огня. Как непохоже это было на вечно невозмутимого, спокойного Ярла!
— Опомнись, Ярл! Опомнись, пока не поздно, — закричал он, делая чуть заметный шажок влево. Если бы удалось отвлечь Пурпурноликого хоть на мгновение… — Как ты можешь?..
— Это был мой долг. Я не мог иначе. — В голосе Ярла неожиданно послышалась усталость. — Если бы ты знал, через что мне пришлось пройти… Гибель детей еще во чреве… Смерть возлюбленной… Холод… Мор… Страх… Глад… Весь мой род вырезали псы Хагена! Лишили крова, семьи… Я познал все. Скорбь. Нужду. Отчаяние. Я задыхался в малярийном бреду, но Он не дал мне умереть. Я замерзал во льдах Льора, но Он обрекал меня на новые страдания. Я семь раз взрезал себе жилы, но каждый раз кровь переставала течь, едва я отводил лезвие ножа. И все лишь потому, что нес на себе это проклятие! Но теперь… — Он обернулся к алтарю, и багровое пламя заиграло в его глазах, — теперь все будет иначе. Мой бог вернется на землю! Имя мое прославится в веках…
— Его будут проклинать в веках, Орландо! — раздался за спиной у Блейда надтреснутый старческий голос, полный жгучей ненависти. — Проклинать, запомни! Это говорю тебе я! Реки лавы потекут по земле, моря выйдут из берегов, земля вздыбится, как норовистая лошадь, воздух и вода вспыхнут, подобно соломе… Королевства будут повержены в прах, и каждый живущий отринет час своего рождения!
— Кто ты такой, чтобы судить меня?! — Не помня себя от ярости, Ярл метнулся к выбравшемуся на башню Абдиасу. — Ты, подлый пес и изменник! Жрец, продавший нас Хагену! Убийца! На тебе кровь моего дома, кровь моего отца и братьев, Вегур! Я узнал тебя, хоть ты и сменил личину! Как смеешь ты говорить о проклятии?
Вегур! Это имя ничего не говорило Блейду, но с этим именем на устах умирал Западный Дом. Странник же видел лишь то, что путь свободен! Он бросился к алтарю.
Огромный гранитный куб еще светился, но огонь угасал постепенно, делаясь из багрового густо-фиолетовым, и словно впитывался в камень. Фигура мальчика, неподвижно распростертого на алтаре, виднелась отчетливо. Последние сгустки пламени полыхнули и исчезли, когда Блейд протянул к нему руки. Казалось, ребенок спит. Айскалп лежал у него на груди.
Радость зажгла сердце странника. Айскалп! Он больше не безоружен! Теперь ему никто не страшен, хоть целый сонм богов! Но похоже, судьба отвернулась от него навеки…
Вот он протягивает руку. Опускает пальцы на древко. Пытается сжать пальцы. Но от прикосновения бронзовый топор, оружие, с которым он делил кровь врагов и холодное ложе; смычок сюит убийства; металлический символ кровавой пасторали; острый серп, косивший людское жнивье, — кровавой лунной пылью рассыпается у него под пальцами.
Пал славный Айскалп — Дробитель Черепов.
Развеялся горсткой пепла.
Канул в небытие.
Блейд растерянно посмотрел на сына. Закончился ли обряд? Удалось ли Ярлу совершить его черное дело? Невозможно было сказать наверняка. Но внешне Дик выглядел совершенно как прежде… Может быть, все же их с Абдиасом вмешательство оказалось своевременным?
А за его спиной не смолкали голоса. И были гнев, горечь и скорбь в них. И отчаяние.
— Подлый пес! — надрывался Абдиас. — Разве не можешь ты понять… Боги — проклятие нашего мира! В них корень зла. Они завели нас в тупик, погубили, отравили наши души! Только уничтожив всех богов, мы можем надеяться стать людьми!
— Да! И потому ты лгал, интриговал и сеял смерть? — усмехнулся Ярл в ответ. — Что за доброе зерно нес ты в мир, человек без божества? Я слышал, что ты умышленно привил себе заразу Бурого Мора, считая, что она изменит твое тело, создаст в нем хьор! Ты сам хотел стать бессмертным! Но когда это не вышло, ты решил уничтожить богов чужими руками… Прекрасный план! Служителей Хейра, своих братьев — руками Хагена Гордого, Фриггу с Тунором — с помощью этого глупца… — Он махнул рукой в сторону застывшего у алтаря Блейда. — Но я одержал победу, пес! Слушай! Это торжествует Хейр Пламенноокий!.. — И он разразился гортанным, отчаянным хохотом.
— Неправда! Я стремился достичь блага для всех! — в потухшем голосе Абдиаса звучали слезы. — Пусть мои руки нечисты, но ими я возводил светлый дом для тех, что придут после. Они скажут мне спасибо, Орландо. Мне!
— Лжешь! Нет бога превыше Пламенноокого! Мир — прах у ног его! И ты придешь поклониться ему, как и все…
Блейд перестал прислушиваться к ним. Спор этот, извечный и бессмысленный, вот гак же ведут фанатики во все времена, в любом из миров. Ему наплевать, кто из них прав, кто виноват, он лишь хотел спасти сына.
Взяв безвольно обвисшее тело мальчика на руки, он двинулся к выходу из башни. Унести его отсюда, выбраться из этой жуткой тьмы… А там он придумает, что делать.
Но массивная фигура заступила ему дорогу. В кромешной мгле Блейд мог различить лишь неясный силуэт на фоне звезд, но он знал, что в руке у Ярла меч.
— Отойди, — тихо сказал он пирату. — Не буди малыша, он спит.
Ярл взмахнул мечом.
— Ты великий воин, принц Лондонский, но сейчас покинь нас, прошу тебя. Ты проиграл! Прими же поражение свое с достоинством, как положено герою… Оставь мальчика, он уже не принадлежит миру людей!
— Дик — мой сын! — Блейд упрямо надвигался на черную фигуру, пока острие меча не уперлось ему в горло.
— Твой сын! — засмеялся Ярл. — Да ты пять дней как увидел его! Ты никто ему! Завтра ты уйдешь и не вспомнишь о нем!
— Неправда! — Блейд ощутил приступ внезапной злобы, словно слова Ярла задели его за живое. — Он — от моей плоти и крови! Он — мой!
— Отныне он принадлежит Хейру, Кующему Молнии!
Блейд приготовился возразить — как вдруг страшной силы удар обрушился ему на затылок. В глазах потемнело. Он пытался удержаться на ногах, чувствуя, как чьи-то руки забирают у него Дика, не в силах возразить, не в силах воспротивиться, не в силах даже закричать… и грузно осел на землю.
Тьма… Он проваливался в бесконечный черный колодец. Колодец, откуда видны будут звезды… Звезды кружились у него перед глазами. Он видел их… Но темный полог опустился на небосвод, и он проваливался все глубже, и бесконечен был звездный колодец, и кружил черный занавес, испещренный звездами, точно ночное небо, и злые созвездия на нем пророчили гибель…
Сквозь мутную хмарь донеслись до него голоса:
— Чем ты ударил его?
— Камнем. Их много у парапета.
— Зачем?
— Он чужак. Я боюсь его. Он мог натворить бед. Обратиться за помощью к друсам. Что угодно…
— Да?.. — Голос был хмурый, подозрительный. — А тебе-то что с того? Разве не ты жаждал уничтожить богов? Зачем же остановил его?
— Он не сумел бы убить Хейра… Только дал бы лишнюю силу Друззе. Но по мне, уж лучше один бог, тот, которому я служил с детства.
Блейд застонал, попытался пошевелиться. Руки были туго стянуты за спиной ремнем. Он затих.
— Быстро очухался… — Насмешливый голос над ухом. Ледяные пальцы щупают пульс на горле. — Ладно, с тобой мы еще поговорим. А пока решим, что делать с ним.
— Очень просто. Зови стражу!
— Что-о?!
— Все будет в порядке. Я сказал, зови стражу.
В полдень того же дня состоялся королевский суд.
Владычица Талин, царственная, надменная, в платье из алой парчи, отороченном гладким серебристым мехом, выслушала показания свидетелей. Все, как один, обвиняли Ричарда Блейда, принца Лондонского, в попытке убийства Дика, юного наследника Северного Дома.
Уважаемый всеми советник Абдиас поведал, как вкралось ему подозрение, что чужеземец вынашивает тайные планы, желая принести мальчика в жертву неведомым богам своей страны; как проследил он за ним в ночь новолуния до самой Южной башни; как позвал на помощь доблестного Ярла, сознавая, что не справится один; и как поспели они в последний момент и остановили преступную руку, уже занесшую кинжал над сердцем наследника…
Ярл, угрюмый и немногословный, подтвердил рассказ.
Вышел вперед Мейло, начальник королевской стражи, и поведал, как разбудил их на рассвете господин Ярл и, последовав за ним наверх Южной башни, обнаружили они поверженного Блейда, а на алтаре — бесчувственное тело ребенка, ожидавшего смерти от руки безумца…
И наконец все глаза повернулись к мальчику. Худенький, с осунувшимся личиком, он сидел, тесно прижавшись к матери, ни на миг не отпуская ее руки.
— Да, — прошептал он в ответ на вопрос, едва слышно, не поднимая головы. — Да, он хотел убить меня… Он затащил меня на башню, и уложил на камень, и делал страшное… а потом я заснул, и не помню…
В этот миг Блейд, молчавший доселе в сумрачном отупении, впервые вскинулся, попытался вырваться, но стражи мгновенно скрутили его, приставили к груди меч.
— Что ты говоришь, Дик! — вне себя от ярости закричал он. — Я твой отец! Как ты можешь…
На мгновение в тронном зале воцарилась тишина, ледяная и вязкая, точно ненависть. А затем мальчик впервые поднял голову, и янтарные глаза его с золотыми ободками вокруг зрачков, вспыхнув неземным пламенем, устремились на Блейда.
— У меня нет отца, раб.
Это прозвучало как приговор. И это был приговор.
Повинуясь знаку королевы, стражники поволокли Блейда прочь. Все ниже и ниже, в глубь подземелий, в самую преисподнюю… Ему показалось, здесь уже пахнет серой и чувствуется жар адского пламени. Но он был безучастен ко всему.
Ноги его передвигались, точно ватные. Голова разламывалась от боли. За что? — крутился в сознании безумный, нелепый вопрос. За что? Но никто не мог дать ему ответа.
Он был заперт в тесной камере, каменном мешке. Ему не дали ни воды, ни пищи. По приговору королевы Талин, изменника и убийцу ждала голодная смерть.
Пятнадцать дней выжидала она, прежде чем повелеть стражникам спуститься вниз и проверить, жив ли преступник. Стражи вернулись с невероятной вестью: пленник исчез.
Он не мог сбежать из каменного мешка, куда преступника спускали на веревке сквозь узкое отверстие в потолке. Эта дыра находилась на высоте в три человеческих роста… И следов подкопа обнаружено не было…
Выслушав это известие, королева Талин равнодушно пожала плечами.
— Ну что ж, надо думать, его собственные боги сочли его жертвой. — Она обмахнулась веером из пушистых черных перьев и склонила голову к сидящему рядом Ярлу. — Едва ли кто-то станет о нем жалеть, не правда ли, милый?
Ярл притянул Талин к себе, лаская губами розовое ушко. Предводитель пиратов не уставал наслаждаться жизнью; проклятье было снято навсегда, и он впервые за тридцать лет смог вкусить покой и негу. Талин быстро ответила на его притязания. Орландо, единственный наследник Западного Дома, был самым реальным претендентом на корону Вот Нордена.
Они лежали, укрывшись теплыми меховыми накидками, на том самом ложе, где восемь лет назад она впервые сплелась в любовном порыве с победителем Геторикса. Но королева ничего не знала об этом, память ее хранила лишь смутные воспоминания о прожитых годах. И Ричарду Блейду не хватило место в капризном сердце Владычицы Севера.
— Конечно, дорогая, но Дик… Что ты скажешь ему об отце?
Он протянул руку и отхлебнул вино из кубка; в нем не было яда.
Талин улыбнулась лукаво и, взяв гребень, запустила его в свои густые душистые волосы.
— Правду. Когда он чуть подрастет…
— Правду?
— Ну да. Ведь Блейд не его отец. Настоящим отцом был один стражник… мне пришлось соблазнить его, чтобы бежать от этой ведьмы Беаты. В тот же день мы повстречались с Блейдом, и я решила, что куда разумнее считать ребенка сыном принца Лондонского. На то, что мальчик родился чуть раньше срока, никто не обратил внимания. И я никогда не говорила — она прервалась, заметив странное выражение на лице Ярла. — Что с тобой, милый?
Безумным остановившимся взглядом уставился он на Талин. Кубок выпал из его рук, алое вино кровавым пятном впиталось в льняную простыню.
— Ребенок… не от Блейда?.. — повторил он по слогам, судорожно хватая ртом воздух.
— Ну да. Я же сказала тебе!
Ярл вскочил, не помня себя от гнева, но его не держали ноги.
— Проклятая сука! Как ты могла?! — Королева непонимающе подняла на него глаза, но дверь уже захлопнулась, и от резкого колебания воздуха погас пламенник на стене
Не замечая ничего на своем пути, черным смерчем летел он по коридорам замка, сшибая всех, кто не успевал вовремя убраться с дороги, и, выбив ударом ноги дверь, ворвался в покои Абдиаса. Старик поднялся ему навстречу из-за стола, заваленного грудами рисунков и чертежей.
Обезумевший, с налитыми кровью глазами, Ярл подскочил и через стол вцепился советнику в глотку.
— Ребенок не его… Ты знал?.. — прохрипел он.
Невзирая на боль, старику удалось усмехнуться посиневшими губами.
— Да, презренный! Знал! С самого начала! Все, что я говорил и тебе, и этому бедняге Блейду насчет хьора — ложь! Он прекрасно заметен в любом возрасте. И у маленького Дика его не было никогда!
— Но ты… ты… — Ярл бился, не в силах совладать с какой-то мыслью, и торжествующий Абдиас вновь пришел ему на помощь.
— Да, я! Я подстроил все это! — Ярл конвульсивно сжимал руки. Старик хрипел, на губах пузырилась кровавая слюна, но он не переставал говорить, торопясь высказаться до конца. — Я знал, что ты попытаешься возродить Хейра. Знал про реликвию, про топор… Оставалось только подставить Наперсника Бога! Такого, чтобы тебе и в голову не пришло заподозрить неладное. Ты узнал от друсов, что сам Блейд обладает хьором… Но он тебе был не по зубам! Оставался мальчик. Я не знал, что ребенок от серва Беаты, но мне было все равно! Главное, у него нет хьора, и поэтому Хейр обречен! Он слишком слаб, чтобы выйти из тела сейчас. Он пленен — хуже, чем в топоре! Еще десять дней, и все будет кончено. Кончено! Конче…
Он не договорил, обратившиеся в тиски руки Ярла сжались на его горле мертвой хваткой. Тело старика конвульсивно дернулось, глаза выкатились из орбит, вывалился изо рта язык… он обмяк и затих навсегда.
Ярл недвижимо стоял над трупом. Он не мог думать ни о чем, кроме того мгновения, когда ему придется предстать перед Хейром. И выдержать пламенноокий взгляд янтарных глаз с золотыми ободками вокруг зрачков! Взгляд бога, от которого не скроется ничего…
Жуткий хохот окрасил ужасом сумеречные своды Вот Нордена. Хохот, в котором не осталось ничего человеческого. Хохот, подобный вою волка в канун новолуния, плачу звереныша, в сумрак ушедшего…
Глава 16. Возвращение
ЭПИЛОГ
Кто ты, воин?
Мое имя Орландо,
Из какого ты рода, Орландо?
Я наследник благородного дама Седрика Смелого.
Какому богу ты служишь?
Я служитель Хейра Пламенноокого.
Известно ли тебе предназначение твое?
Вернуть в мир изгнанного бога.
Вернуть в мир изгнанного бога…
Вернуть в мир…
Вернуть…
Изгнанного — вернуть!..
Словно в ответ на его призывы, слабый желтоватый свет несмело проглянул из-за занавеса ночи — это предмет на груди лежащего все гуще обволакивался янтарным сиянием.
— Приди, о Хейр Горны Возжигающий! — словно в трансе повторял Орландо. Глаза его застилала пелена, волосы намокли от пота и липли ко лбу. — Приди, Хейр Пламенноокий, Огня Взыскующий, выйди из векового заключения! Восстань в теле Наперсника Своего… Восстань и яви миру Душу Огнедышащую!
Предмет на груди лежащего на алтаре ребенка вспыхнул ярче. Теперь видно было, что это огромный топор из зеленоватого металла, напоминающего бронзу, боевое оружие с остро отточенным лезвием. Свет, окутывавший его, запульсировал, сперва медленно, а затем все быстрее, с каждым толчком растекаясь все шире. Вскоре он охватил уже грудь ребенка. Тот слабо застонал и тут же затих.
— О, Хейр Кующий Молнии! — воскликнул Орландо, запрокинув голову в безлунную ночь. — Сломи оковы, неправедно наложенные! Растопчи обидчиков! Сокруши дерзких! Приди и твори мщение, о Хейр Золотоглазый!
Пламя вокруг алтаря становилось все ярче; на топор невозможно было смотреть. Огонь полностью поглотил его и теперь ткался коконом вокруг дрожащего тела мальчика. Очертаний фигурки вскоре стало не разглядеть в ослепительном сиянии.
По ком плачет колокол, пестун мой?
Он проклинает Орландо.
А кто он — Орландо, пестун мой?
Звереныш, в сумрак ушедший.
А в чем же вина его, пестун мой?
Он в душу впустил проказу…"
***
…Гигантская фигура, ловкая, как кошка, выбралась вдруг из люка на площадку. Человек встал в боевую стойку, изготовившись к броску. Но он потерял несколько драгоценных секунд, ибо взглянул на объятый пламенем алтарь и на мгновение ослеп. А когда пришел в себя, Ярл уже стоял напротив.
— Ты… — только и смог прорычать Блейд. До последнего мгновения он не верил… Не хотел верить! — Ты?!
Ярл посмотрел на Ричарда Блейда невидящим взглядом и прошептал, почти не размыкая рта:
— Чего ты хочешь от меня?
— Что?! — На миг тот даже онемел от ярости. — Верни мне сына, ублюдок! Верни Дика, а не то пожалеешь!
Лицо Ярла искривила гримаса.
— Поздно, принц Лондонский!.. Ты опоздал, как всегда. Боги Альбы вершат свое возмездие! Ты посягнул на Друззу, и Ольг, сын Геторикса Краснобородого, вонзил тебе нож в спину… Только доброта Матери Земли, которой дано карать и миловать, сохранила тебе жизнь руками наперсницы ее Канаки! Ты поднял Асквиоль и Ариан на Тунора и Фриггу, и тебя лишили Талин! Но милость Хейра Пламенноокого безмерна… Он избрал для возрождения жалкое тело твоего щенка! Это великая честь, Блейд! Так возрадуйся, заблудшая душа! Невозможно воевать с богами…
Будь у него Айскалп, Блейд не стал бы тратить время на споры с предателем… Ярл был невменяем, это ясно. Но мускулистые руки наследника Западного Дома держали остро отточенный меч. Блейд же был безоружен и слишком хорошо знал о воинском умении пирата, чтобы рисковать понапрасну.
Надо усыпить бдительность противника — и, улучив момент, прорваться к алтарю, который Ярл закрывал спиной. Но для этого необходимо было втянуть его в разговор…
— Ты предал меня, Ярл… Предал нашу дружбу! — Горечь и гнев в голосе Блейда были вполне искренни. В то же время он пристально следил за малейшими оттенками выражений на лице противника, надеясь поймать момент расслабления.
Однако Ярл был опытным бойцом. И хотя довольствовался пока оборонительной позицией, не делая попыток напасть на Блейда, но постоянно оставался начеку. Разумеется, ему достаточно было просто выиграть время. Странник же чувствовал, как утекают, точно песок сквозь пальцы, последние отпущенные ему секунды…
— Каждый из нас предавал хоть однажды… — Печаль Ярла тоже казалась неподдельной. — Каждый… Вспомни хотя бы себя… Разве нет людей, что могли бы бросить тебе тот же упрек?
Блейд не мог не признать его правоту. Но перед собой он видел сияющий алтарь, где приносили в жертву неведомому богу его сына. Ему было не до моральных дискуссий!
— Дик! Мой Дик… — простонал он, не в силах выдержать этой боли. — Дик, мальчик, ты слышишь меня?! — но призыв его остался без ответа. Лишь ярче вспыхнуло налившееся багрянцем пламя.
— Я же сказал, поздно, — усмехнулся Ярл торжествующе. — Хейр Горны Возжигающий воскреснет — сперва в теле твоего отпрыска, а потом, с его смертью, сможет высвободиться, обретя подлинно божественную сущность. И тогда Пламенноокий безраздельно воцарится в мире!
Блейд заметил безумный блеск в его глазах, сбивчивость речи, когда тот говорил о возрождении Бога Огня. Как непохоже это было на вечно невозмутимого, спокойного Ярла!
— Опомнись, Ярл! Опомнись, пока не поздно, — закричал он, делая чуть заметный шажок влево. Если бы удалось отвлечь Пурпурноликого хоть на мгновение… — Как ты можешь?..
— Это был мой долг. Я не мог иначе. — В голосе Ярла неожиданно послышалась усталость. — Если бы ты знал, через что мне пришлось пройти… Гибель детей еще во чреве… Смерть возлюбленной… Холод… Мор… Страх… Глад… Весь мой род вырезали псы Хагена! Лишили крова, семьи… Я познал все. Скорбь. Нужду. Отчаяние. Я задыхался в малярийном бреду, но Он не дал мне умереть. Я замерзал во льдах Льора, но Он обрекал меня на новые страдания. Я семь раз взрезал себе жилы, но каждый раз кровь переставала течь, едва я отводил лезвие ножа. И все лишь потому, что нес на себе это проклятие! Но теперь… — Он обернулся к алтарю, и багровое пламя заиграло в его глазах, — теперь все будет иначе. Мой бог вернется на землю! Имя мое прославится в веках…
— Его будут проклинать в веках, Орландо! — раздался за спиной у Блейда надтреснутый старческий голос, полный жгучей ненависти. — Проклинать, запомни! Это говорю тебе я! Реки лавы потекут по земле, моря выйдут из берегов, земля вздыбится, как норовистая лошадь, воздух и вода вспыхнут, подобно соломе… Королевства будут повержены в прах, и каждый живущий отринет час своего рождения!
— Кто ты такой, чтобы судить меня?! — Не помня себя от ярости, Ярл метнулся к выбравшемуся на башню Абдиасу. — Ты, подлый пес и изменник! Жрец, продавший нас Хагену! Убийца! На тебе кровь моего дома, кровь моего отца и братьев, Вегур! Я узнал тебя, хоть ты и сменил личину! Как смеешь ты говорить о проклятии?
Вегур! Это имя ничего не говорило Блейду, но с этим именем на устах умирал Западный Дом. Странник же видел лишь то, что путь свободен! Он бросился к алтарю.
Огромный гранитный куб еще светился, но огонь угасал постепенно, делаясь из багрового густо-фиолетовым, и словно впитывался в камень. Фигура мальчика, неподвижно распростертого на алтаре, виднелась отчетливо. Последние сгустки пламени полыхнули и исчезли, когда Блейд протянул к нему руки. Казалось, ребенок спит. Айскалп лежал у него на груди.
Радость зажгла сердце странника. Айскалп! Он больше не безоружен! Теперь ему никто не страшен, хоть целый сонм богов! Но похоже, судьба отвернулась от него навеки…
Вот он протягивает руку. Опускает пальцы на древко. Пытается сжать пальцы. Но от прикосновения бронзовый топор, оружие, с которым он делил кровь врагов и холодное ложе; смычок сюит убийства; металлический символ кровавой пасторали; острый серп, косивший людское жнивье, — кровавой лунной пылью рассыпается у него под пальцами.
Пал славный Айскалп — Дробитель Черепов.
Развеялся горсткой пепла.
Канул в небытие.
Блейд растерянно посмотрел на сына. Закончился ли обряд? Удалось ли Ярлу совершить его черное дело? Невозможно было сказать наверняка. Но внешне Дик выглядел совершенно как прежде… Может быть, все же их с Абдиасом вмешательство оказалось своевременным?
А за его спиной не смолкали голоса. И были гнев, горечь и скорбь в них. И отчаяние.
— Подлый пес! — надрывался Абдиас. — Разве не можешь ты понять… Боги — проклятие нашего мира! В них корень зла. Они завели нас в тупик, погубили, отравили наши души! Только уничтожив всех богов, мы можем надеяться стать людьми!
— Да! И потому ты лгал, интриговал и сеял смерть? — усмехнулся Ярл в ответ. — Что за доброе зерно нес ты в мир, человек без божества? Я слышал, что ты умышленно привил себе заразу Бурого Мора, считая, что она изменит твое тело, создаст в нем хьор! Ты сам хотел стать бессмертным! Но когда это не вышло, ты решил уничтожить богов чужими руками… Прекрасный план! Служителей Хейра, своих братьев — руками Хагена Гордого, Фриггу с Тунором — с помощью этого глупца… — Он махнул рукой в сторону застывшего у алтаря Блейда. — Но я одержал победу, пес! Слушай! Это торжествует Хейр Пламенноокий!.. — И он разразился гортанным, отчаянным хохотом.
— Неправда! Я стремился достичь блага для всех! — в потухшем голосе Абдиаса звучали слезы. — Пусть мои руки нечисты, но ими я возводил светлый дом для тех, что придут после. Они скажут мне спасибо, Орландо. Мне!
— Лжешь! Нет бога превыше Пламенноокого! Мир — прах у ног его! И ты придешь поклониться ему, как и все…
Блейд перестал прислушиваться к ним. Спор этот, извечный и бессмысленный, вот гак же ведут фанатики во все времена, в любом из миров. Ему наплевать, кто из них прав, кто виноват, он лишь хотел спасти сына.
Взяв безвольно обвисшее тело мальчика на руки, он двинулся к выходу из башни. Унести его отсюда, выбраться из этой жуткой тьмы… А там он придумает, что делать.
Но массивная фигура заступила ему дорогу. В кромешной мгле Блейд мог различить лишь неясный силуэт на фоне звезд, но он знал, что в руке у Ярла меч.
— Отойди, — тихо сказал он пирату. — Не буди малыша, он спит.
Ярл взмахнул мечом.
— Ты великий воин, принц Лондонский, но сейчас покинь нас, прошу тебя. Ты проиграл! Прими же поражение свое с достоинством, как положено герою… Оставь мальчика, он уже не принадлежит миру людей!
— Дик — мой сын! — Блейд упрямо надвигался на черную фигуру, пока острие меча не уперлось ему в горло.
— Твой сын! — засмеялся Ярл. — Да ты пять дней как увидел его! Ты никто ему! Завтра ты уйдешь и не вспомнишь о нем!
— Неправда! — Блейд ощутил приступ внезапной злобы, словно слова Ярла задели его за живое. — Он — от моей плоти и крови! Он — мой!
— Отныне он принадлежит Хейру, Кующему Молнии!
Блейд приготовился возразить — как вдруг страшной силы удар обрушился ему на затылок. В глазах потемнело. Он пытался удержаться на ногах, чувствуя, как чьи-то руки забирают у него Дика, не в силах возразить, не в силах воспротивиться, не в силах даже закричать… и грузно осел на землю.
***
Тьма… Он проваливался в бесконечный черный колодец. Колодец, откуда видны будут звезды… Звезды кружились у него перед глазами. Он видел их… Но темный полог опустился на небосвод, и он проваливался все глубже, и бесконечен был звездный колодец, и кружил черный занавес, испещренный звездами, точно ночное небо, и злые созвездия на нем пророчили гибель…
Сквозь мутную хмарь донеслись до него голоса:
— Чем ты ударил его?
— Камнем. Их много у парапета.
— Зачем?
— Он чужак. Я боюсь его. Он мог натворить бед. Обратиться за помощью к друсам. Что угодно…
— Да?.. — Голос был хмурый, подозрительный. — А тебе-то что с того? Разве не ты жаждал уничтожить богов? Зачем же остановил его?
— Он не сумел бы убить Хейра… Только дал бы лишнюю силу Друззе. Но по мне, уж лучше один бог, тот, которому я служил с детства.
Блейд застонал, попытался пошевелиться. Руки были туго стянуты за спиной ремнем. Он затих.
— Быстро очухался… — Насмешливый голос над ухом. Ледяные пальцы щупают пульс на горле. — Ладно, с тобой мы еще поговорим. А пока решим, что делать с ним.
— Очень просто. Зови стражу!
— Что-о?!
— Все будет в порядке. Я сказал, зови стражу.
***
В полдень того же дня состоялся королевский суд.
Владычица Талин, царственная, надменная, в платье из алой парчи, отороченном гладким серебристым мехом, выслушала показания свидетелей. Все, как один, обвиняли Ричарда Блейда, принца Лондонского, в попытке убийства Дика, юного наследника Северного Дома.
Уважаемый всеми советник Абдиас поведал, как вкралось ему подозрение, что чужеземец вынашивает тайные планы, желая принести мальчика в жертву неведомым богам своей страны; как проследил он за ним в ночь новолуния до самой Южной башни; как позвал на помощь доблестного Ярла, сознавая, что не справится один; и как поспели они в последний момент и остановили преступную руку, уже занесшую кинжал над сердцем наследника…
Ярл, угрюмый и немногословный, подтвердил рассказ.
Вышел вперед Мейло, начальник королевской стражи, и поведал, как разбудил их на рассвете господин Ярл и, последовав за ним наверх Южной башни, обнаружили они поверженного Блейда, а на алтаре — бесчувственное тело ребенка, ожидавшего смерти от руки безумца…
И наконец все глаза повернулись к мальчику. Худенький, с осунувшимся личиком, он сидел, тесно прижавшись к матери, ни на миг не отпуская ее руки.
— Да, — прошептал он в ответ на вопрос, едва слышно, не поднимая головы. — Да, он хотел убить меня… Он затащил меня на башню, и уложил на камень, и делал страшное… а потом я заснул, и не помню…
В этот миг Блейд, молчавший доселе в сумрачном отупении, впервые вскинулся, попытался вырваться, но стражи мгновенно скрутили его, приставили к груди меч.
— Что ты говоришь, Дик! — вне себя от ярости закричал он. — Я твой отец! Как ты можешь…
На мгновение в тронном зале воцарилась тишина, ледяная и вязкая, точно ненависть. А затем мальчик впервые поднял голову, и янтарные глаза его с золотыми ободками вокруг зрачков, вспыхнув неземным пламенем, устремились на Блейда.
— У меня нет отца, раб.
Это прозвучало как приговор. И это был приговор.
Повинуясь знаку королевы, стражники поволокли Блейда прочь. Все ниже и ниже, в глубь подземелий, в самую преисподнюю… Ему показалось, здесь уже пахнет серой и чувствуется жар адского пламени. Но он был безучастен ко всему.
Ноги его передвигались, точно ватные. Голова разламывалась от боли. За что? — крутился в сознании безумный, нелепый вопрос. За что? Но никто не мог дать ему ответа.
Он был заперт в тесной камере, каменном мешке. Ему не дали ни воды, ни пищи. По приговору королевы Талин, изменника и убийцу ждала голодная смерть.
Пятнадцать дней выжидала она, прежде чем повелеть стражникам спуститься вниз и проверить, жив ли преступник. Стражи вернулись с невероятной вестью: пленник исчез.
Он не мог сбежать из каменного мешка, куда преступника спускали на веревке сквозь узкое отверстие в потолке. Эта дыра находилась на высоте в три человеческих роста… И следов подкопа обнаружено не было…
Выслушав это известие, королева Талин равнодушно пожала плечами.
— Ну что ж, надо думать, его собственные боги сочли его жертвой. — Она обмахнулась веером из пушистых черных перьев и склонила голову к сидящему рядом Ярлу. — Едва ли кто-то станет о нем жалеть, не правда ли, милый?
Ярл притянул Талин к себе, лаская губами розовое ушко. Предводитель пиратов не уставал наслаждаться жизнью; проклятье было снято навсегда, и он впервые за тридцать лет смог вкусить покой и негу. Талин быстро ответила на его притязания. Орландо, единственный наследник Западного Дома, был самым реальным претендентом на корону Вот Нордена.
Они лежали, укрывшись теплыми меховыми накидками, на том самом ложе, где восемь лет назад она впервые сплелась в любовном порыве с победителем Геторикса. Но королева ничего не знала об этом, память ее хранила лишь смутные воспоминания о прожитых годах. И Ричарду Блейду не хватило место в капризном сердце Владычицы Севера.
— Конечно, дорогая, но Дик… Что ты скажешь ему об отце?
Он протянул руку и отхлебнул вино из кубка; в нем не было яда.
Талин улыбнулась лукаво и, взяв гребень, запустила его в свои густые душистые волосы.
— Правду. Когда он чуть подрастет…
— Правду?
— Ну да. Ведь Блейд не его отец. Настоящим отцом был один стражник… мне пришлось соблазнить его, чтобы бежать от этой ведьмы Беаты. В тот же день мы повстречались с Блейдом, и я решила, что куда разумнее считать ребенка сыном принца Лондонского. На то, что мальчик родился чуть раньше срока, никто не обратил внимания. И я никогда не говорила — она прервалась, заметив странное выражение на лице Ярла. — Что с тобой, милый?
Безумным остановившимся взглядом уставился он на Талин. Кубок выпал из его рук, алое вино кровавым пятном впиталось в льняную простыню.
— Ребенок… не от Блейда?.. — повторил он по слогам, судорожно хватая ртом воздух.
— Ну да. Я же сказала тебе!
Ярл вскочил, не помня себя от гнева, но его не держали ноги.
— Проклятая сука! Как ты могла?! — Королева непонимающе подняла на него глаза, но дверь уже захлопнулась, и от резкого колебания воздуха погас пламенник на стене
***
Не замечая ничего на своем пути, черным смерчем летел он по коридорам замка, сшибая всех, кто не успевал вовремя убраться с дороги, и, выбив ударом ноги дверь, ворвался в покои Абдиаса. Старик поднялся ему навстречу из-за стола, заваленного грудами рисунков и чертежей.
Обезумевший, с налитыми кровью глазами, Ярл подскочил и через стол вцепился советнику в глотку.
— Ребенок не его… Ты знал?.. — прохрипел он.
Невзирая на боль, старику удалось усмехнуться посиневшими губами.
— Да, презренный! Знал! С самого начала! Все, что я говорил и тебе, и этому бедняге Блейду насчет хьора — ложь! Он прекрасно заметен в любом возрасте. И у маленького Дика его не было никогда!
— Но ты… ты… — Ярл бился, не в силах совладать с какой-то мыслью, и торжествующий Абдиас вновь пришел ему на помощь.
— Да, я! Я подстроил все это! — Ярл конвульсивно сжимал руки. Старик хрипел, на губах пузырилась кровавая слюна, но он не переставал говорить, торопясь высказаться до конца. — Я знал, что ты попытаешься возродить Хейра. Знал про реликвию, про топор… Оставалось только подставить Наперсника Бога! Такого, чтобы тебе и в голову не пришло заподозрить неладное. Ты узнал от друсов, что сам Блейд обладает хьором… Но он тебе был не по зубам! Оставался мальчик. Я не знал, что ребенок от серва Беаты, но мне было все равно! Главное, у него нет хьора, и поэтому Хейр обречен! Он слишком слаб, чтобы выйти из тела сейчас. Он пленен — хуже, чем в топоре! Еще десять дней, и все будет кончено. Кончено! Конче…
Он не договорил, обратившиеся в тиски руки Ярла сжались на его горле мертвой хваткой. Тело старика конвульсивно дернулось, глаза выкатились из орбит, вывалился изо рта язык… он обмяк и затих навсегда.
Ярл недвижимо стоял над трупом. Он не мог думать ни о чем, кроме того мгновения, когда ему придется предстать перед Хейром. И выдержать пламенноокий взгляд янтарных глаз с золотыми ободками вокруг зрачков! Взгляд бога, от которого не скроется ничего…
Жуткий хохот окрасил ужасом сумеречные своды Вот Нордена. Хохот, в котором не осталось ничего человеческого. Хохот, подобный вою волка в канун новолуния, плачу звереныша, в сумрак ушедшего…
Глава 16. Возвращение
— …Итак, друг мой, провалявшись на гнилой соломе несколько дней, я с вашей помощью покинул мир этой кровавой пасторали, где в первый раз за все время своих странствий ощутил беспомощность. Можно привыкнуть к холоду, голоду и крови, но никогда не удастся смириться с людским вероломством. Во всяком случае, у меня эго не получалось никогда.
Ричард Блейд отхлебнул виски, стряхнув пепел сигары в лаковую китайскую пепельницу, изображавшую дракона, кусающего себя за хвост. Они с Хейджем сидели в гостиной его лондонской квартиры, и странник уже с полчаса делился впечатлениями о мире Альбы. Речь касалась не столько фактов, сколько эмоций, ибо подробный отчет Блейда уже был проанализирован и размещен в архиве. Хейдж знал все, что происходило с его посланцем в мире Четырех Богов; однако он внимательно слушал странника, стараясь не упустить ни единого слова.
— Мне многое там казалось удивительным, — продолжил Блейд. — Говоря откровенно, я поражаюсь, как мог не заметить всего этого в первый раз. Словно был слепым! Альба представлялась мне заурядной средневековой страной, где властвуют огонь, железо и кровь, но на поверку это оказался совсем иной мир, запутанный, как лабиринт… Я ведь безбожник, Джек, атеист… и это до сих пор не позволяет мне поверить в случившееся. Боги! Я склонен к другим объяснениям… возможно, биологические мутации, массовый гипноз и черт знает что еще. Но объяснить все это сверхъестественными причинами…
Блейд замолчал, нервно затянулся и налил еще виски.
Хейдж воспользовался внезапной паузой, чтобы спросить:
— Вы упомянули, Ричард, что вам показались странными какие-то мелочи. Могу я об этом услышать поподробнее?
Странник нахмурился.
— Пока я отбывал срок за похищение собственного сына, у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько поразмыслить. Я склонен объяснить некоторые факты, показавшиеся мне странными, типа скайрского вина или ритуала приветствия у пиратов, частичной амнезией. В конце концов, даже сейчас я вспоминаю свой первый визит туда какими-то кусками, обрывками… Но, Хейдж, я не мог бы не заметить в прошлый раз на небе Альбы второй луны! Объяснение одно — мой мозг устал. Он пробуксовывает, как автомобиль, угодивший колесом в канаву. Ваши тесты, конечно, поставят диагноз куда точнее…
Поднявшись, Джек Хейдж подошел к окну и несколько минут безмолвно наблюдал, как струйки летнего дождя стекают по фигурным стеклам. Постояв так, он словно принял какое-то решение и повернулся к Блейду:
— Не казните свой мозг, Ричард, — смущенно произнес он. — Вы тут вообще ни при чем! Просто мой метод… эта наводка по сознанию вашего сына… в теории она была куда эффектней, чем оказалось на практике! Вот и все, друг мой… Вы побывали в другой Альбе, не в той, что раньше…
Блейд резко вскочил, опрокинув стул.
— Что?! Вы в своем уме, Джек? Как такое могло случиться?
— Могло, — Хейдж покачал головой. — Мир, из которого вы вернулись — назовем его «Альба-2», — отстоит на один хроноквант от предыдущей Альбы. Той, где вы были в первый раз и где, возможно, нет никаких живых богов. И луна там одна-единственная…
Лицо Блейда стало жестким:
— Значит, где-то есть «Альба-3», в которой мой сын не стал жертвой бога?
— …или, наоборот, погиб еще в младенчестве. Мужайтесь, Дик! Мы все — лишь бумажные кораблики в водовороте мироздания…
Ричард Блейд сглотнул ком в горле, повернулся к окну… И вдруг ему показалось, что дождевые струйки на стекле рисуют лицо мальчика, который вечерами смотрит в звездное небо и шепчет: «Ты придешь, папа… Я знаю… Я буду ждать тебя… Ты вернешься…»
Ричард Блейд отхлебнул виски, стряхнув пепел сигары в лаковую китайскую пепельницу, изображавшую дракона, кусающего себя за хвост. Они с Хейджем сидели в гостиной его лондонской квартиры, и странник уже с полчаса делился впечатлениями о мире Альбы. Речь касалась не столько фактов, сколько эмоций, ибо подробный отчет Блейда уже был проанализирован и размещен в архиве. Хейдж знал все, что происходило с его посланцем в мире Четырех Богов; однако он внимательно слушал странника, стараясь не упустить ни единого слова.
— Мне многое там казалось удивительным, — продолжил Блейд. — Говоря откровенно, я поражаюсь, как мог не заметить всего этого в первый раз. Словно был слепым! Альба представлялась мне заурядной средневековой страной, где властвуют огонь, железо и кровь, но на поверку это оказался совсем иной мир, запутанный, как лабиринт… Я ведь безбожник, Джек, атеист… и это до сих пор не позволяет мне поверить в случившееся. Боги! Я склонен к другим объяснениям… возможно, биологические мутации, массовый гипноз и черт знает что еще. Но объяснить все это сверхъестественными причинами…
Блейд замолчал, нервно затянулся и налил еще виски.
Хейдж воспользовался внезапной паузой, чтобы спросить:
— Вы упомянули, Ричард, что вам показались странными какие-то мелочи. Могу я об этом услышать поподробнее?
Странник нахмурился.
— Пока я отбывал срок за похищение собственного сына, у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько поразмыслить. Я склонен объяснить некоторые факты, показавшиеся мне странными, типа скайрского вина или ритуала приветствия у пиратов, частичной амнезией. В конце концов, даже сейчас я вспоминаю свой первый визит туда какими-то кусками, обрывками… Но, Хейдж, я не мог бы не заметить в прошлый раз на небе Альбы второй луны! Объяснение одно — мой мозг устал. Он пробуксовывает, как автомобиль, угодивший колесом в канаву. Ваши тесты, конечно, поставят диагноз куда точнее…
Поднявшись, Джек Хейдж подошел к окну и несколько минут безмолвно наблюдал, как струйки летнего дождя стекают по фигурным стеклам. Постояв так, он словно принял какое-то решение и повернулся к Блейду:
— Не казните свой мозг, Ричард, — смущенно произнес он. — Вы тут вообще ни при чем! Просто мой метод… эта наводка по сознанию вашего сына… в теории она была куда эффектней, чем оказалось на практике! Вот и все, друг мой… Вы побывали в другой Альбе, не в той, что раньше…
Блейд резко вскочил, опрокинув стул.
— Что?! Вы в своем уме, Джек? Как такое могло случиться?
— Могло, — Хейдж покачал головой. — Мир, из которого вы вернулись — назовем его «Альба-2», — отстоит на один хроноквант от предыдущей Альбы. Той, где вы были в первый раз и где, возможно, нет никаких живых богов. И луна там одна-единственная…
Лицо Блейда стало жестким:
— Значит, где-то есть «Альба-3», в которой мой сын не стал жертвой бога?
— …или, наоборот, погиб еще в младенчестве. Мужайтесь, Дик! Мы все — лишь бумажные кораблики в водовороте мироздания…
Ричард Блейд сглотнул ком в горле, повернулся к окну… И вдруг ему показалось, что дождевые струйки на стекле рисуют лицо мальчика, который вечерами смотрит в звездное небо и шепчет: «Ты придешь, папа… Я знаю… Я буду ждать тебя… Ты вернешься…»
ЭПИЛОГ
Доля пастыря так хороша!
На лугу он встречает рассвет,
До заката овечек пасет -
Доли лучше на свете и нет
Ибо слышит он агнцев своих,
Бережет их все ночи и дни;
Овцы паствою мирно идут -
Ибо пастыря знают они.
У.Блейк
Вечер, ступивший на прекрасные земли Альбы, дарил взору привычную красоту. Оранжево-алый свет окутывал землю, создавая странное ощущение полета в золотистом мареве; мир казался окутанным теплым облаком.
Впереди, насколько хватало глаз, простирались колосящиеся поля. Чуть дальше, у серебристой полоски реки, ютилась деревушка. Темнела у горизонта полоска леса, почти неразличимая в надвигающихся сумерках. Зеленый дерн пластался на гранитных скалах.
Это был счастливый мир Покоя и Порядка.
В замке Вот Норден царила приятная суета. Там готовились к празднеству по случаю восьмой годовщины рождения наследника престола, юного Дика Северного. Негласной причиной — хотя вслух об этом не говорили — было также счастливое прибытие на праздник посольства от ордена друсов. Четыре прекрасные женщины, прискакавшие на белых жеребцах, были встречены всенародным ликованием; жители Альбы боготворили доброту и мудрость Святых Сестер.
Верховный советник королевы Абдиас распахнул дверь в покои Владычицы Севера и пропустил вперед стройного красивого мальчика, обряженного в парчу и бархат. Вслед за ними, игриво виляя хвостом, вбежала молодая пятнистая гончая в золотом ошейнике в виде языков пламени.
— Посмотри, о Белопенная, какой замечательный подарок сделал мне Владыка Западного Дома, благородный Орландо… Разреши мне погулять с этим забавным щенком в Саду Земных Наслаждений…
Медноволосая Талин, прекрасная молодая королева, прославившая род свой справедливым и мудрым царствованием, улыбнулась, меж коралловых губ блеснула полоска жемчужных зубов. Старый советник невольно залюбовался своей обворожительной повелительницей.
— Да будет так. Дик, сын мой! — произнесла она мелодичным голосом, и словно хрустальные колокольчики зазвенели в роскошном зале. — Тунор Легковейный обещал нам теплый вечер и безветренную ночь.
На лугу он встречает рассвет,
До заката овечек пасет -
Доли лучше на свете и нет
Ибо слышит он агнцев своих,
Бережет их все ночи и дни;
Овцы паствою мирно идут -
Ибо пастыря знают они.
У.Блейк
Вечер, ступивший на прекрасные земли Альбы, дарил взору привычную красоту. Оранжево-алый свет окутывал землю, создавая странное ощущение полета в золотистом мареве; мир казался окутанным теплым облаком.
Впереди, насколько хватало глаз, простирались колосящиеся поля. Чуть дальше, у серебристой полоски реки, ютилась деревушка. Темнела у горизонта полоска леса, почти неразличимая в надвигающихся сумерках. Зеленый дерн пластался на гранитных скалах.
Это был счастливый мир Покоя и Порядка.
В замке Вот Норден царила приятная суета. Там готовились к празднеству по случаю восьмой годовщины рождения наследника престола, юного Дика Северного. Негласной причиной — хотя вслух об этом не говорили — было также счастливое прибытие на праздник посольства от ордена друсов. Четыре прекрасные женщины, прискакавшие на белых жеребцах, были встречены всенародным ликованием; жители Альбы боготворили доброту и мудрость Святых Сестер.
Верховный советник королевы Абдиас распахнул дверь в покои Владычицы Севера и пропустил вперед стройного красивого мальчика, обряженного в парчу и бархат. Вслед за ними, игриво виляя хвостом, вбежала молодая пятнистая гончая в золотом ошейнике в виде языков пламени.
— Посмотри, о Белопенная, какой замечательный подарок сделал мне Владыка Западного Дома, благородный Орландо… Разреши мне погулять с этим забавным щенком в Саду Земных Наслаждений…
Медноволосая Талин, прекрасная молодая королева, прославившая род свой справедливым и мудрым царствованием, улыбнулась, меж коралловых губ блеснула полоска жемчужных зубов. Старый советник невольно залюбовался своей обворожительной повелительницей.
— Да будет так. Дик, сын мой! — произнесла она мелодичным голосом, и словно хрустальные колокольчики зазвенели в роскошном зале. — Тунор Легковейный обещал нам теплый вечер и безветренную ночь.