Страница:
* * *
— Давай! — Я пнул тяжелую дверную створку, заставив ее с грохотом впечататься в стену. — Бегом. Быстрее!Подавая пример, я перешагнул через тело оглушенного инквизитора, выскочил из церковного полумрака на свет Божий и побежал. Не слишком быстро, чтобы следующие за мной по пятам Ирина и Хмырь не отстали, но и не настолько медленно, чтобы зря терять время.
Не останавливаясь, я обернулся… Ну точно, так и есть. На стоянке к инквизиторским машинам добавились еще две. Одна наша, из Управления, другая — украшенная армейским бело-сине-красным трехцветным прямоугольником.
Две машины… Пока еще только две. Но не было сомнений, что где-нибудь километрах в двух-трех от этого места вниз по проспекту, фыркая драгоценным бензином и истошно завывая, уже мчатся битком набитые солдатами машины. И действительно, вслушавшись в предутреннюю тишину затаившего дыхание города, я услышал далекий, едва различимый вой сирен.
Минуты через три они будут здесь.
Три минуты… Целая вечность. Мы должны успеть.
— Стой, — почти радостно взвыл за спиной невидимый кто-то. И у меня почему-то не возникло сомнений, к кому относится этот приказ. — Немедленно стой!
Щелкнул выстрел. Пуля выбила фонтанчик пыли метрах в двух справа и впереди от меня. Я, не глядя, выстрелил в ответ. Вряд ли попал — очень трудно попасть в мишень, если ее не видишь, — но, во всяком случае, незадачливый стрелок куда-то скрылся.
Вой сирен быстро приближался. По-моему, так даже слишком быстро.
— Пешком не успеем! — Хмырь, очевидно, тоже их услышал. — Давай к машинам!
— Водить умеешь? — тут же отозвался я.
— Велика хитрость…
— И ключи есть?
— К Дьяволу ключи! Ты, главное, дверь открой.
— Без проблем… — Сунув за пояс пистолет, я выдернул кинжал и с ходу всадил его в податливое железо. Заскрежетал вспарываемый металл. — Залезайте… Ира, ты садись назад.
Влезший на водительское кресло Хмырь творил что-то мне непонятное, сунув руки под приборную панель и теребя непонятно откуда вытащенной скрепкой в замке зажигания. Я нетерпеливо потел. Не от страха — нет. От невозможности что-либо предпринять..
Сердито фыркнул заработавший двигатель.
Не теряя ни секунды, Хмырь дернул рычаг переключения скоростей и втоптал педаль в пол. Мотор протестующе взвыл. И мы поехали.
— Ты зря выбрал этот гроб, — буркнул бывший инквизитор, выкручивая руль и разворачивая обшитую грубыми стальными листами пассажирскую «Газель». — Он же не едет ни черта. Куда на нем удерешь?
— Зато броня хорошая, — парировал я, немного приоткрывая сделанное из стального листа с узкими прорезями окно и оглядываясь. — Пулей не возьмешь. А при прорыве периметра нам это будет, пожалуй, поважнее, чем скорость.
— Тоже верно, — нехотя согласился Хмырь, выруливая на проспект перед самым носом заворачивающих на стоянку машин, увенчанных истошно воющими сиренами. — Но все-таки хотелось бы, чтобы эта телега вертела колесами немного побыстрее.
Глядя на то, как одна из армейских машин, вопреки всем моим чаяниям, вывернула на проспект вслед за нами, я не мог с этим не согласиться. Немного скорости нам бы сейчас вовсе не помешало.
— Немедленно остановитесь, — прогремел усиленный мегафоном голос. — Приказываю немедленно остановиться!
— Ну вот, опять начинается… — Хмырь крутанул руль, лихо сворачивая на поперечную улицу. Снизить ради этого такими трудами набранную скорость он даже и не подумал, и на какое-то мгновение мне даже показалось, что сейчас наша тяжелая, обшитая неподъемным металлом машина повалится набок и кувырком полетит по старой растрескавшейся дороге. Но нет, поднявшиеся в воздух колеса снова опустились на асфальт. Глухо лязгнули броневые листы. И мы помчались дальше по практически пустой улице.
Придерживая не желающую после моего вмешательства закрываться дверцу, я обернулся назад. Следующая за нами машина, естественно, не думала отставать. И поворот она прошла так изящно и аккуратно, будто шла со скоростью пешехода, а не гнала запретные в городе восемьдесят километров в час.
Ч-черт. Что делать будем? Ведь они же не отстанут…
Бывший инквизитор снова крутанул руль. Меня бросило набок, сзади послышался звонкий грохот падающих вещей — сыпалось развешенное на обшитых железом стенах снаряжение и амуниция чистильщиков. Но мы повернули. И при этом, хотя правые колеса опять несколько долгих мгновений вхолостую болтались в воздухе, даже не перевернулись.
— Где ты научился так гонять? — спросил я, едва сумев перевести дух.
— В прошлой жизни был гонщиком, — отмахнулся сосредоточенно следивший за дорогой Хмырь.
Я негромко хмыкнул и предпринял жалкую попытку пошутить:
— Ну и как тебе эта машинка после гоночной «Формулы-1»?
Если бывший инквизитор что-то и ответил, то я не расслышал. Простучавшая из пристроившейся сзади армейской машины автоматная очередь и сопровождающий ее грохот пуль по навесной броне заглушили все слова. Я торопливо обернулся, дабы посмотреть, как там Ирина.
Нормально. Мессия сидела в одном из установленных в салоне пассажирских кресел и стискивала руками подлокотники. Немного бледная, но в целом не пострадавшая.
Броня, предназначенная защищать моих коллег от когтей и клыков нечисти, выдержала и удары пуль. Собственно говоря, я так и предполагал, но предполагать— это одно, а знать — совсем другое. И хорошо, что я не ошибся, хорошо, что вместо рваных дыр на задней стене появились всего лишь несколько вмятин.
Еще одна очередь. Истошный визг рикошетирующих пуль.
Ладно еще, что улицы практически пустые. Иначе кого-нибудь точно бы зацепило.
Я снова обернулся. Машина армейцев шла метрах в семи сзади. Хорошо шла, как приклеенная. Я повернулся к Хмырю:
— Слушай, если мы сейчас резко тормознем, они нам в зад не въедут?
— Не въедут. Успеют остановиться.
— А жаль, — вздохнул я.
— Зато если мы тормознем, особенно если сделаем это резко, — несколько напряженно продолжил Хмырь, — мы сами куда-нибудь въедем. Или, что более вероятно, покатимся кувырком… Очень уж дурная динамика у этой чертовой железяки. Центр тяжести — не поймешь где. Да и обзор сквозь эти щели, — Хмырь на секунду оторвал руку от руля и щелкнул пальцем по заменяющему лобовое стекло листу металла, — ни к черту.
— Она же не для гонок делалась, — не знаю почему, но мне вдруг стало обидно, — а для защиты от врага. И свои функции исполняет хорошо. Вон сколько сзади вмятин от пуль и ни одной сквозной дыры.
Хмырь коротко и устало вздохнул:
— Так разве ж я чем-то недоволен?..
Под треск автоматных очередей и визг отскакивающих от броневых листов пуль машина армейцев вознамерилась обогнать нас справа. Я немного приоткрыл окно и несколько раз надавил на курок. Четыре кусочка серебра, сопровождаемые грохотом и вспышками, унеслись вдаль.
Какая расточительность: стрелять в человека серебром, когда можно было обойтись обычными свинцовыми пулями. Но их у меня не было. Не предполагая, что когда-нибудь они мне понадобятся, я не озаботился их приобрести. А теперь было уже поздно. И приходилось тратить драгоценное серебро, бессмысленно выгуливая его в никуда.
Впрочем, не совсем бессмысленно. И, вероятно, не совсем в никуда. Ведь преследующая нас машина все-таки приотстала. Вряд ли я убил или хотя бы ранил кого-нибудь из сидящих в ней вояк, но некоторую осторожность им все же внушил. Обгонять нас они больше не пытались, предпочитая бестолково и практически бессмысленно постреливать из автоматов сзади.
Внешние броневые листы пока держали, хотя и бугрились бесформенными уродливыми пузырями. Но кое-где уже появлялись тонкие как волоски трещины.
— Ирин… ты пригнись лучше.
Я еще пару раз выстрелил в окно. Сменил опустевшую обойму. И, взглянув на часы, напряженно тронул Хмыря за плечо:
— Слишком рано. Караван еще не собрался. Ворота закрыты. И если мы туда сунемся, да еще и с погоней на! хвосте, — это будет конец: нас просто зажмут и преспокойно расстреляют со стен.
Долгая минута тишины, прерываемая только натужным хрипом работающего на пределе двигателя и коротким треском очередей. Потом бывший инквизитор спросил:
— Ну и что ты предлагаешь?
— Покататься по улицам еще хотя бы минут пятнадцать.
Хмырь наградил меня кислым взглядом, покачал головой, но потом все же, признавая мою правоту, резко вывернул руль. Урча, дребезжа и лязгая броневыми листами, угнанная нами машина под грохот очередей поползла по направлению к центру города…
* * *
По истечении этих, вероятно, самых долгих в моей жизни пятнадцати минут за нами гнались уже не одна, а целых три машины с армейской эмблемой на бортах. Я успел расстрелять, еще две обоймы. Без особого, в общем-то, успеха, если не считать некоторую вынужденную осторожность армейцев и тот град пуль, которым они нас поливали в ответ. Но на расстоянии я их все же удержал.Три обоймы — столько боеприпасов я, конечно, в карманах не таскал. Но нам повезло. Среди рассыпавшегося по полу снаряжения чистильщиков оказалась коробка патронов. Серебряных, конечно. И теперь Ирина, лежа на полу и обнимая намертво вваренную в пол ножку пассажирского кресла, готовила мне боекомплект, немного неуклюже вталкивая патроны в пустую пистолетную обойму.
Забавная все-таки штука наша жизнь… Мессия, спасительница мира, получая синяки и шишки, катается по грязному полу в подпрыгивающей на каждой кочке машине, перезаряжая обойму для своего апостола, который ведет неравный бой, изредка постреливая из окна, чтобы осадить особо рьяно рвущихся вперед преследователей.
Броня сзади все же лопнула. Не выдержав частого града пуль, разошлась, вывернулась причудливыми стальными лепестками, образовав неровную дыру размером чуть больше моего кулака. Теперь пули, жужжа, как сердитые осы, изредка залетали внутрь и плющились о внутреннюю перегородку, удачно прикрывающую голову водителя от ударов сзади.
На доносящиеся из-за спины щелчки пуль Хмырь не обращал ни малейшего внимания. Внимательно вглядываясь в дорогу, он сосредоточенно работал рулем. Я не понимал, как он до сих пор удерживал машину на дороге, особенно после того, как вояки ухитрились прострелить правое заднее колесо.
В такой момент я был готов поверить, что Хмырь в своей предыдущей жизни и в самом деле был гонщиком. И плевать мне на то, что с точки зрения церкви реинкарнация есть не что иное, как ересь. В эти минуты я был готов поверить во что угодно, лишь бы это помогло нам спастись…
Нет, все-таки мне здорово повезло, что я встретил этого человека. Если бы не он… Насколько труднее бы было мне, если б не он. Может быть, я бы вообще уже погиб…
— Выруливай на Копейское шоссе! — перекрикивая размеренную трескотню выстрелов, обратился я к бывшему инквизитору. — Пора уже. Продолжая цепко следить за дорогой, Хмырь ни глазом, ни ухом не повел. И то, что он меня все-таки услышал, я понял, лишь когда, дребезжа и подпрыгивая —на старых трамвайных путях, мы на следующем перекрестке свернули направо. Армейские легковушки под истошный визг сирен, естественно, повернули за нами.
Очередная пуля вдребезги разнесла зеркало заднего вида.
Я вздохнул и, просунув пистолет в узкую щель приоткрытого железного окна, пару раз нажал на курок. Лобовое стекло передней машины покрылось паутиной трещин.
Ответный град пуль простучал барабанную дробь по стене дома напротив — мы уже снова вошли в поворот, выворачивая на шоссе. Слева выросли унылые бетонные заборы промзоны и прятавшиеся за ними заводские цеха. Сквозь грохот выстрелов и натужное урчание мотора едва слышно доносилось успокаивающе монотонное гудение какого-то технологического оборудования. Чуть в стороне выбрасывали в небо густые черные столбы дыма трубы центральной котельной.
Справа все еще тянулись жилые кварталы. Грязные, угрюмые, прижавшиеся к земле дома. Большей частью пустые и давным-давно разграбленные. Кусочек старого города внутри защитной системы.
А впереди уже виднелись вздымавшиеся в небо пулеметные вышки и подпирающая их бетонная змея городского периметра…
Юго-восточные ворота были открыты, и в них медленно выползала длинная тяжелая змея каравана. Многотонные бронированные грузовики один за другим выезжали наружу, ненадолго замирая в воротах, пока армейская таможенная команда проверяла их груз.
Все-таки мы прибыли слишком рано. Вне периметра под прикрытием пулеметных вышек вдоль дороги стояли, терпеливо поджидая своих собратьев, только четыре грузовика. Остальные полтора десятка все еще толпились напротив, создавая любому желающему на большой скорости вырваться из ворот на машине весьма неприятное препятствие. И оно приближалось к нам со скоростью шести или даже семи десятков километров в час.
Но шанс проскочить все-таки был… По крайней мере, я надеялся. И если бы не вмешательство несущихся за нами по пятам армейцев, мы бы им воспользовались.
Пока мы катались по городу, преследующие нас вояки особого энтузиазма не проявляли — знали, что внутри периметра мы никуда от них не денемся. Но теперь, поняв наше намерение вырваться за пределы города, они вознамерились ни в коем случае не отпускать свою добычу.
Обойдя мчащийся по неровной дороге броневик одновременно справа и слева, все три машины обрушили на нас такой град пуль, по сравнению с которым жестокий обстрел, что мы претерпели до этого, был всего лишь мелким дождиком. Одновременно работали шесть или семь автоматов. Грохот выстрелов и визг отскакивающих пуль смешались со стонами терзаемой смертоносным ураганом брони. —
Пулеметы на вышках медленно, но неотвратимо разворачивались в нашу сторону. И у меня не было сомнений, что посланные ими тяжелые крупнокалиберные пули, как лист бумаги, прорвут до сих пор еще каким-то чудом держащуюся броню.
— Жми! —закричал я, вновь толкая пытавшуюся было приподняться на локтях Ирину на пол. — Быстрее! Жми!
И в этот момент лопнула еще одна шина.
Машину резко повело влево. Наверное, только непосредственное вмешательство Господа помогло нам удержаться на дороге. Только оно, да еще виртуозное мастерство вождения бывшего инквизитора, побледневшее лицо и до хруста стиснувшие руль руки которого ясно демонстрировали нам глубину той ямы, куда мы только что чуть не свалились.
На дороге мы удержались. Но в узкий проход между двумя грузовиками, куда целился намеревавшийся как можно быстрее и безболезненнее проскочить ворота Хмырь, не попали.
Наверное, это даже к лучшему. Потому что первый залп с вышек накрыл как раз тот узкий коридор между двумя стоящими на обочине грузовиками.
Тяжелый стук пулеметов, грохот раскалывающих старый асфальт пуль, лязганье терзаемой свирепым потоком серебра стальной обшивки грузовиков, испуганные крики разбегающихся караванщиков… Пулеметы умолкли уже через секунду, но за это время они успели перепахать чуть ли не половину улицы.
Но, к счастью, не нас… Впрочем, приключений на нашу голову и без того нашлось достаточно.
— Держитесь! — взвыл Хмырь. Я еще успел обернуться и заметить, как он лихорадочно крутит руль, а на нас, как в замедленной съемке, неторопливо наплывает усеянный бесчисленными заклепками бронированный борт большегрузного КамАЗа…
Удар пришелся по касательной. И это хорошо, потому что иначе от нас всех осталось бы мокрое место. Но даже этого мне хватило. Кувыркнувшись носом вперед, я врезался головой в железную стенку фургона и, вроде бы даже оставив на ней вмятину, схожую с формой моей макушки, скатился на пол.
Дальнейшее я видел как сквозь туман…
Мы ухитрились-таки протиснуться между двумя грузовиками, обломив все, что только можно было обломить, и содрав последние остатки краски с иссеченной пулями брони. Проскочили перед самым носом у стоящего под хлипким навесом старенького танка (я еще подумал, что, если бы армейцы успели заранее вывести его на позицию, у нас не осталось бы ни единого шанса). Скребнули многострадальным бортом по стене периметра. И под немыслимым углом вырвались через ворота наружу, напоследок зацепив одну из начавших уже аварийно закрываться створок.
И все это произошло под ведущимся со стен автоматным огнем.
Ни одна из преследовавших нас машин сей подвиг повторить не решилась. Мы остались в гордом одиночестве перед лицом старого, города, если, конечно, не считать те четыре грузовика, что ожидали снаружи впавшие в полный хаос остатки каравана. От них я особых неприятностей не ожидал, беспокоясь куда больше о вооруженных автоматами парнях на стене, чем о караванщиках.
А между тем именно с их стороны пришли очередные проблемы.
Самый дальний из грузовиков — большой многотонный «Урал», ради безопасности длительных путешествий вне защитных стен превращенный в нечто наподобие танка, спокойно завел двигатель и вырулил поперек шоссе, намеренно перекрывая нам дорогу.
На этот раз избежать столкновения лихорадочно крутившему руль и втаптывающему в пол педали Хмырю не удалось.
Рассыпая искры и разбрасывая клочья разодранной резины, наша машина зацепила бронированный бок грузовика. И, бессильно задрав к небу бешено вращающиеся колеса, завалилась набок. Двигатель моментально заглох. Но уже набранной нами инерции хватило на то, чтобы, разбрызгивая фонтаны искр, волчком прокрутиться по асфальту и вбить крышу машины в остатки фундамента старого снесенного согласно уставу дома.
Удар вновь швырнул меня на стену, заставив распластаться по холодному бугристому металлу. Вдобавок, когда эта стена вдруг стала полом, на меня сверху, выбив с таким трудом набранный в легкие воздух, приземлилась Ирина. А потом, когда машина начала крутиться, мы с ней в обнимку катались по всему салону. И это было бы почти приятно… если б только не было так больно.
Рассыпавшаяся по полу всевозможная чистилыциковская мелочь, начиная от коробочек с солью и кончая батарейками для фонариков, так и стремилась сокрушить мне ребра. Особенно много неприятностей доставляла развалившаяся связка осиновых колышков, очевидно принявших меня за вампира, и те самые теоретически не разбиваемые флакончики со святой водой, осколками которых я здорово исполосовал себе левую ладонь. Заткнутый за пояс пистолет и ножны меча за спиной усугубили сущую пытку.
Не знаю, насколько пострадала Ирина. Но вроде бы от наиболее серьезных травм я ее уберег. Ведь большую часть времени она благополучно ездила на мне верхом, заставляя мою многострадальную спину собирать все синяки и шишки.
Нет, если я выберусь живым из этой передряги, заставлю наших механиков приделать ремни безопасности к каждому пассажирскому сидению. Вон у Хмыря на водительском месте ремень был, так он и остался сидеть, а вернее, висеть. А мы…
Бывший инквизитор расстегнул ремень и, оттолкнувшись ногами, тяжело плюхнулся рядом. Зашипел от боли, отшвырнув в сторону попавший под бок колышек.
— Выходим!.. Быстрее!
Разумная мысль. Я бы и сам до нее дошел, если б тот достопамятный удар по макушке не перебултыхал мне все мозги. До сих пор в голове гудит… Да и не только в голове.
Больно…
Я с трудом перевернулся на живот. Приподнялся. Помог встать Ирине, бросив на ее лицо лишь один короткий взгляд и гут же отвернувшись, чтобы не видеть стынущий в ее глазах синий лед. Даже сейчас, когда нас чуть не убили раз сто подряд, даже сейчас она смотрела в глаза Богу.
Не могу сказать, что это неправильно — может быть, как раз так и надо, может быть, только благодаря этому мы все еще живы. Но мне почему-то не нравится.
В конце концов, Богу — богово, а человеку — земное…
А, может быть, мне просто хотелось в последний раз взглянуть в чистые зеленые глаза и увидеть в них человека, увидеть душу Ирины, а не нагромождение холодных колючих айсбергов посреди застывшего моря жизни… Почему именно в последний? Да потому что я это чувствовал.
— Быстрее, пока они не опомнились!
Выскочили мы как раз вовремя. Еще немного, и посланная с одной из вышек пулеметная очередь превратила бы нас в консервированный фарш. А так пострадала одна только машина. Но с нее крупнокалиберные пули взяли все, что могли: части оборудования, лохмотья брони, обломки сидений летели во все стороны.
Основательно прощупав исходящие слабым дымком останки машины, пулемет умолк. Но зато за дело вновь взялись автоматчики. Поздно! Перевалившись через невысокий бетонный блок, мы уже скатились вниз, укрывшись среди беспорядочного нагромождения обломков, оставшихся на месте разобранного на стройматериалы старого дома. Пули только бесполезно разорвали воздух, бессильно плющась о бетон и высекая искры о ржавые крючья торчавшей здесь и там арматуры.
— Твою мать… — жадно хватающий ртом воздух Хмырь со стоном присел на корточки. — Чтоб я еще раз с тобой связался… Чтоб я еще раз тебя послушал… Да пропади оно все пропадом. Хватит с меня таких потрясений!.. Следующий раз, Молчун, если начнется конец света, будь любезен: не говори мне об этом…
— Спасибо, — немного невпопад выдохнул я, стараясь унять неожиданно навалившуюся омерзительно-мелкую дрожь. — Бутылка с меня…
И будто подтверждая мое обещание, над нами, сшибая на головы пыль и годами копившийся здесь мусор, простучала очередная автоматная очередь.
Некоторое время Хмырь молча смотрел на меня, будто сомневаясь в сохранности моего рассудка. Потом громко фыркнул:
— Умник хренов… Чем шутки шутить, лучше подумай: почему эти парни так рьяно хотели нас достать?
— Потому что мы… — заученно начал было отвечать я. И замолчал, не договорив.
А в самом деле, почему?..
Разве церковь не предупредила их? Разве они не знали, что в машине, которую они с таким энтузиазмом обстреливали, едет величайшая ценность и надежда нашего мира — живой мессия?.. Не могли они не знать. Но даже если не знали, то почему тогда так рьяно преследовали обычного нарушителя и угонщика? Почему даже сейчас, чтобы выкурить нас из этих развалин, они не жалеют серебра? Почему, оттеснив в стороны грузовики, через ворота сейчас выруливает машина, наплевавшая на непосредственный запрет армейцам при любых обстоятельствах покидать пределы периметра? Почему мне кажется, что я слышу рокот пробудившегося ото сна танкового двигателя? Почему?..
Перед моими глазами яркой вспышкой озарения мелькнуло мертвое тело убитого точным ударом ножа инквизитора, моментально сменившееся короткоствольным автоматом в руке бездушного. Следом всплыли из памяти краем уха слышанные когда-то обрывки старых слухов. И наконец, последним кусочком мозаики стала когда-то бросившаяся мне в глаза явно военная выправка антипода Матери Ефросиний — Леонида Еременко…
Нет. Не может этого быть. Наверное, удар по голове окончательно вышиб мне мозги…
Вот только факты — вещь упрямая. Особенно если они подкреплены предчувствием.
— Почему?.. — потерянно переспросил я. И тут же сам шепотом ответил на свой вопрос, искренне надеясь, что ошибся и бывший инквизитор его с негодованием отвергнет: — Армия?
Но он только кивнул:
— Ваш отец Василий совсем мышей не ловит. Искать ростки тьмы прежде всего следует не среди населения, а в рядах силовых структур. Именно там они стремятся угнездиться прежде всего. И именно там приносят наибольший вред. Особенно это касается армии. Инквизиция, как инструмент света, и Управление в силу своей направленности вовне для целей зла малоперспективны. А вот армия — это да…
Хмырь оторвался от бетонного блока, за которым прятался, и выглянул. Почти сразу же над его головой простучала автоматная очередь. В ответ коротко рявкнул пистолет бывшего инквизитора.
— Но лекцию о тьме и методах борьбы с ней я тебе еще успею прочитать… А сейчас не скажешь ли ты, что делать дальше? Ты как-то умолчал об этом, когда излагал свой план… Не веришь мне?
Бывший инквизитор был прав. Об этом я действительно промолчал. Но не потому, что не верил или не доверял. Как я могу не верить ему после того, что он сделал ради меня и Ирины? Если б не он, мы бы ни за что не смогли выбраться из города. Если б не он, мы были бы уже мертвы…
Я не сказал ему потому, что мой план этого не предусматривал. Сейчас, когда мы выбрались за черту зоны, нам должно было спокойно встать и пойти куда заблагорассудится, избегая разве что только случайных встреч с заблудившимися чистильщиками да, вполне вероятно, пущенной по нашим следам облавой.
Как справиться с отдельными чистильщиками и как избежать облавы, я знал. Но что делать в случае, когда по нашим следам, кажется, ломанулась добрая половина челябинской дивизии — такого пункта в моей задумке попросту не было.
Ограниченность мышления. Я не сообразил, что не только мне позволено нарушать установленные правила.
Через широко распахнутые ворота один за другим пробегали вооруженные уже знакомыми мне короткоствольными автоматами солдаты.
Надо было что-то делать. И делать быстро.
Решение пришло мгновенно:
— Выводи ее!
— Что?..
— Ты был за городом? — коротко спросил я. — Правила поведения в мертвых землях знаешь?
— Не спец, конечно, но приходилось, — впервые я видел потерявшего уверенность Хмыря. — Ты хочешь, чтобы я…
— Ты выведешь ее, — решительно оборвал я. И зачастил лихорадочно и суматошно: — Идите вдоль того завала. Дальше — за кучей мусора. Там простреливаемая зона, и вам придется ползти. Но если будете осторожны — со стены вас не заметят. Потом за забором повернете за угол вон того дома. Дальше можно бегом… Уходите, пока не поздно. Быстрее!