Лоуэлл Элизабет. Неукрощенная

   Пламя свечей колебалось и дрожало, когда Мэг летела вниз по винтовой лестнице. Когда она достигла большого зала, то увидела, что ее догоняет взволнованная Эдит.
   – Миледи…
   – Не сейчас, – прервала ее Мэг.
   – Но лорд Доминик хочет…
   – Позже. Мне необходимо приготовить лекарство.
   Эдит, с которой Мэг никогда не говорила таким ледяным тоном, на минуту потеряла дар речи и опомнилась только тогда, когда увидела, что ее госпожа исчезает в дверях.
   Испугавшись, что Эдит кинется за ней, Мэг побежала еще быстрее. На первом этаже она не встретила никого, кроме слуг. Она умерила шаг, но все же шла так быстро, что накидка развевалась за ее спиной.
   Она спустилась в подземелье.
   Маленькие темные комнаты, больше похожие на кельи, мелькали мимо Мэг. Там хранились эль и продукты. Запахи сваленных в кучу кореньев и пивных бочек витали во мраке, пахло соленой и копченой рыбой и угрями в бочонках, на стенах висели связки домашней птицы. Но сквозь эти кухонные ароматы пробивался диковинный запах сухих трав, собранных еще леди Анной для приготовления лекарств.
   Мэг живо помнила свою мать. Ей представлялось, как они стоят в саду или в поле среди трав; звучит мелодичный голос леди Анны, она рассказывает Мэг о каждом растении: одни можно использовать для заживления ран, другие – для лечения легкого недуга, третьи – для облегчения тяжких страданий больных. Огород, где росли травы, сад и ванная комната были устроены по замыслу леди Анны; все это было необходимо для здоровья и благополучия жителей замка, о которых она заботилась согласно древним традициям рода Глендруидов.
   В комнате, где были развешены травы, стояли два стола, на которых по отдельности резали, измельчали и толкли листья, стебли, цветки, корни и кору; из них Мэг готовила лекарства. Маленькие ящички, горшочки, чаши, ступки и пестики, ножи и ложечки были расставлены в строгом порядке.
   В каменной стене в двенадцати нишах лежали пучки растений, которые нужно было хранить в сухом месте вдали от солнечных лучей. Резервуары ждали, когда их наполнят свежей талой водой, которая собиралась в колодце, вырытом в центре замка, так как вода была главным компонентом многих ритуалов Глендруидов.
   Мэг глубоко вздохнула, знакомая смесь запахов наполнила ее легкие, вытесняя из памяти зловонный воздух комнаты больного. Через минуту руки перестали дрожать, а холодок в груди прошел. Мэг любила великодушие и безмятежность трав, их молчаливое обещание, что боль утихнет и все плохое уйдет безвозвратно.
   «Но ничто в этой комнате не может излечить от войны, избавить от голода и кровопролития».
   От этих печальных мыслей Мэг снова ощутила холод в груди.
   – Я не могу послать своих людей в эту резню, – прошептала она, обводя комнату глазами, полными ужаса. – И для чего? Дункан все равно не сможет победить. Господи! Помоги ему понять это!
   И хотя Мэг молила Бога об этом, она знала, что намерения Дункана останутся неизменными. В церкви будет кровавая стычка, в которой погибнут или Дункан, или норманнский рыцарь.
   – О, Дункан! – произнесла она, закрыв лицо руками. – Я не хочу твоей смерти. Из всех, кого я знаю, только ты, мама да Старая Гвин хоть когда-нибудь заботились обо мне. Что же мне делать?
   И, словно леди Анна была жива, Мэг услышала ее слова:
   – Делай то, что можешь, дочка. А в остальном положись на Бога.
   Мгновение спустя Мэг выпрямилась, вытерла слезы и попыталась сосредоточиться на том, что раньше всегда помогало ей. Одним из самых любимых занятий было составление душистых букетов из трав, которые, если их привязать возле постели, услаждали чувства и оберегали от злых духов. Жена привратника Гарри была прикована к постели во время тяжелой беременности, и требовалось придумать что-нибудь, чтобы облегчить ее страдания.
   Все необходимое было у Мэг под рукой, так как еще раньше она приготовила травы для своей брачной постели, для постели, на которую она должна была лечь девственницей, а встать – женщиной.
   Неожиданно она представила себе пальцы Доминика, так нежно гладившие птицу, что та успокоилась. Мэг хотелось узнать, что почувствовала бы она, если бы кто-нибудь был так же нежен с ней. Она не видела ласки от человека, который назывался ее отцом.
   «Интересно, если бы мы поженились, обращался бы со мной Доминик так же бережно, как с соколом, или видел бы во мне соперника, которого необходимо победить?»
   Мэг вспомнила, как кончик его языка слегка коснулся ее нижней губы. Прикосновение было легким, как дыхание, а ласка такой упоительной и неожиданной, что даже сейчас девушка почувствовала дрожь. Это было какое-то странное чувство. За всю свою жизнь она не испытывала ничего подобного. Даже не мечтала о таком.
   «Если это именно то, что будет в браке, не удивительно, что женщины рано или поздно решают выйти замуж».
   Потом она вспомнила слова, сказанные Домиником той, которую перед этим он так небрежно собирался купить: «Соколенок, ты мне нравишься. Женитьба с этим ничего не сможет поделать».
   Доминик вступает в этот брак по самому холодному расчету. Вековая надежда всех женщин рода Глендруидов останется пустой мечтой. Любовь не вспыхнет между супругами, и сыновья, ее плод, не родятся.
   Сухие листья выпали из обессилевших рук Мэг. Забытый букет из трав лежал в стороне, как хохолок перепуганной утки, завидевшей на земле тень сокола, кружащего над нею.
   – Не бойся, девочка, я выдерну все сорняки из сада твоей души, как делала это и раньше.
   Знакомый голос Старой Гвин заставил Мэг вздрогнуть. Все листья рассыпались.
   – Ты нездорова? – спросила старуха, и внезапно ее голос сорвался от волнения.
   – Нет, только… – Мэг осеклась.
   – Что только?
   – Просто я неловкая.
   – Фу! Я бы скорее сказала, что кошки Блэкторна стали лаять, чем назвала тебя неуклюжей.
   Мэг с улыбкой обернулась и обняла Старую Гвин, и ее жест был красноречивее всяких слов. Морщинистое лицо, седые волосы и тусклые зеленые глаза были для Мэг такими же привычными и родными, как собственные руки.
   – Что случилось, детка? – наконец спросила Старая Гвин.
   – Мой отец…
   Мэг замолчала, вспомнив, как лорд Джон повторял ей, что он не ее отец.
   При упоминании о Джоне Старая Гвин подняла глаза на полку, где хранился второй пузырек с его лекарством, сберегаемый на будущее. Полка была пуста.
   – Ему хуже? – поинтересовалась Гвин.
   – Не слишком.
   – А я думала, раз ты взяла последний пузырек с лекарством, ему совсем плохо.
   – Я взяла? – Мэг посмотрела через плечо. Ужас отразился на ее лице. – Оно исчезло!
   – Разве не ты взяла его?
   – Нет.
   Мэг подошла к столу и начала поспешно искать склянку. Но ей попадались только листья и сухие цветы. После беглого осмотра на полках тоже ничего не нашлось.
   – Очень странно, – наконец сказала Мэг.
   Нахмурившись, она вошла в боковой неф, вынула из подставки масляный светильник и вернулась в комнату для трав. Старая Гвин, прищурившись, наблюдала, как девушка ловко шарила по всем полкам и углам, закуткам и закоулкам.
   Когда Мэг наконец бросила это занятие, страх, который она ощутила в комнате лорда Джона, вернулся с удвоенной силой.
   – Пропал? – спросила Гвин.
   – Да, и вместе с ним – противоядие. Может быть, Дункан унес и то и другое. Лорду Джону так досаждал кашель, а я была в клетках.
   Старуха что-то пробормотала на древнем языке. Было ли это проклятие или молитва, Мэг не знала, она не могла расслышать слова достаточно ясно.
   – Не нравится мне все это, – сказала наконец Старая Гвин. – Никогда не говори о том, что произошло. Нам и так хватает неприятностей.
   Мэг кивнула:
   – Да.
   – Ты можешь приготовить еще? – спросила Гвин.
   – Само лекарство – да. У меня достаточный запас семян. А вот противоядие восстановить довольно сложно. Нужное растение есть только в диких лугах. А в этом году мы распахали их все в надежде на хороший урожай.
   С ворчанием Старая Гвин потерла свои больные суставы.
   – Влажный ветер вреден тебе, – произнесла Мэг заботливо. – Ты принимаешь лекарство, которое я тебе приготовила?
   Казалось, та не слышит ее.
   – Гвин?
   – Я сплю беспокойно, но не мои больные руки мешают мне, – прошептала она.
   Тревожный холодок пробежал по спине Мэг. Не говоря ни слова, она приготовилась услышать от женщины из рода Глендруидов все, что та принесла из древнего странного мира, который посещала только во сне.
   «То, что написано в прошлом, исполнится в будущем. Никто, ни лорд, ни вассал, не избежит этого. Ветры перемен дуют всегда, разнося зов боевого горна и вой волка».
   Когда видение прошло, Старая Гвин моргнула, взглянула на Мэг и вздохнула.
   – Расскажи мне о своем отце, – тихим голосом попросила Старая Гвин.
   – Он говорит, что он не отец мне.
   Странно, но Старая Гвин улыбнулась. В изгибе ее губ ясно читались тепло и усмешка. Даже в ее преклонном возрасте у Гвин из рода Глендруидов были удивительно крепкие белые зубы. Они блестели предупреждающе, как зубы волка.
   – Он угрожал выгнать тебя и сделать наследником Дункана? – требовательно спросила она.
   – Если только я не выйду за него замуж.
   – А что с Домиником Ле Сабром?
   – Он будет убит, когда мы предстанем перед священником, – сказала Мэг резко.
   Старая Гвин покачала головой:
   – Церковь не потерпит этого.
   – Церковь получит новый монастырь.
   – Малая цена за большое предательство.
   – Не совсем, – проговорила Мэг мрачно. – Церковь ищет способ ограничить власть Генриха. Дункан будет обязан церкви больше, чем королю. Об отлучении не возникнет и речи – никто не захочет отталкивать такого мощного союзника. Если уж я понимаю это, то лорд Джон – тем более.
   – Да, ты права, Джон весьма умен, – пробормотала Гвин. – Может быть, он тоже страдает.
   – Он думает только о том, чтобы его сын унаследовал его земли.
   Гвин странно засмеялась, качая головой:
   – А что думаешь ты, дочь Глендруидов? Ты хочешь, чтобы Дункан стал твоим мужем?
   – Нет, я отказалась.
   – Это хорошо.
   – Тогда лорд Джон приказал Дункану начать убивать немедленно…
   Мэг распрямила стиснутые руки.
   – Я сказала им, что сделаю то, что должна сделать.
   Наступила глубокая тишина, так что было слышно, как огонь пожирает масло в светильнике. Потом Старая Гвин тяжело вздохнула.
   – Это правда? – спросила Мэг.
   – Что ты не дочь Джона?
   – Да.
   – Это правда, – небрежно сказала Старая Гвин. – Он не твой отец. Его сводный брат был очень веселым человеком. Анна пришла к нему за две недели до свадьбы.
   – Почему? – Мэг была поражена услышанным.
   – Она не любила Джона, но знала, что ей необходимо так или иначе иметь наследника. Волка Глендруидов.
   – Наследника? Волка Глендруидов? – повторила Мэг недоуменно. – О чем ты говоришь?
   – О человеке, который был бы достаточно мудрым, чтобы принести мир на нашу землю.
   – А, та легенда о мужчине из рода Глендруидов. А вместо него родилась я. Женщина. К всеобщему разочарованию.
   Старая Гвин улыбнулась и коснулась щеки Мэг так легко и нежно, как крыло бабочки. Или пальцы Доминика Ле Сабра.
   – Ты была благом для своей матери, Мэг. Ей нравился брат Джона, но она не любила его. К Джону она не испытывала ничего. Но тебя она любила. Ради тебя она терпела Джона, пока вассалы тоже не полюбили тебя.
   – И потом она ушла в заповедное место и никогда не возвращалась?
   – Да, – просто сказала Гвин. – Это было счастьем для нее, Мэг. Ад просто ничто по сравнению с ее жизнью у лорда Джона.
   Обернувшись назад, старая Гвин смотрела на травы, не видя их.
   – Может, мы скоро будем счастливы, – прошептала она несколько мгновений спустя. – Но я боюсь, что к тому часу, когда родится человек, который сможет надеть Волка Глендруидов, ему будет нечего наследовать, кроме ветра.
   – Что такое Волк Глендруидов? – потребовала объяснений Мэг. – Я слышала, что вассалы шептались об этом, но замолкали, едва заметив меня.
   – Это талисман нашего народа. – Старая Гвин вспомнила о том далеком, былинном времени, когда их с Мэг общие предки были жрецами в маленьком племени, затерянном в долине среди гор.
   – Какой он?
   – Голова волка, отлитая из серебра, с глазами из бесцветных камней, таких прочных, что даже сталь не может разрубить их, – рассказала Старая Гвин. – Талисман украшал одежду вождя.
   – Ты никогда не говорила со мной об этом.
   – Зачем? Ничего нельзя было сделать.
   – А теперь? – спросила Мэг.
   – Кое-что меняется. Мудрый человек надеется на лучшее и готовится к худшему.
   – Что же самое худшее?
   – Война. Голод. Болезнь. Смерть.
   Мэг едва подавила дрожь, услышав, как Старая Гвин перечислила все ее страхи.
   – А самое лучшее?
   – Мир, который принесут Волк Глендруидов и человек, способный выдержать тяжесть талисмана.
   Луч надежды пронзил сердце Мэг, когда она представила себе землю, не раздираемую больше распрями и раздорами. Это чувство было совсем не похоже на то, что она испытала, глядя, с какой изысканной нежностью Доминик пытался приручить дикого сокола.
   – Расскажи мне все, что ты знаешь о талисмане, – попросила Мэг.
   – Я знаю не так уж много.
   – Это лучше, чем ничего, – возразила Мэг.
   Старая Гвин улыбнулась. Но улыбка исчезла с ее лица, когда она заговорила:
   – Волка Глендруидов носили вожди из поколения в поколение. Пока его носит вождь, царят мир и процветание.
   – А что случилось потом?
   – Зависть брата. Измена женщины. Смерть любви.
   Мэг мрачно улыбнулась.
   – В этой истории слышится что-то знакомое.
   – Глендруиды были всего лишь людьми. Вождь попал в засаду и был убит. Талисман пропал с его плаща.
   Мэг ждала.
   Но Гвин не сказала больше ни слова.
   – А что потом? – спросила Мэг.
   – С этого дня наступило время раздоров. И с этого дня у женщин Глендруидов редко рождаются дети, так как они не знают радости в браке; а не познав радости и наслаждения, женщина из нашего рода не может зачать ребенка.
   – Разве наш народ не пытался разыскать талисман, ведь он так много значит?
   Старуха рассмеялась:
   – Они пытались. Но вместо этого передрались между собой. И талисман никто и никогда больше не видел. Говорят, что он спрятан в одном из древних могильников и его охраняют призраки.
   Мэг овладело странное чувство, что это еще не вся история. Однако, когда она хотела просить о продолжении и взглянула в глаза Гвин, то поняла, что больше ничего не услышит.
   – Я бы хотела, чтобы этот талисман оказался у меня в руках прямо сейчас, – сказала Мэг наконец.
   – Не стоит желать этого.
   – Почему?
   – Если он попадет к Доминику Ле Сабру или Дункану, по лугам Блэкторна польется кровь, а не талая вода.
   У Мэг вырвался вздох печали.
   – Боюсь, ты права. Мой бедный народ. Когда по земле идет война, дворяне могут победить или потерпеть поражение, а простой народ всегда в проигрыше.
   – Да, – прошептала Старая Гвин. – Всегда.
   – Почему люди не могут понять, что эту землю надо лечить, а не причинять ей боль? – спросила Мэг.
   – Они ведь не Глендруиды и не могут понять пути воды и дерева, растущего на земле. Им известны только пути огня.
   – План лорда Джона превратит замок Блэкторн в руины и разорит всю округу, – сказала Мэг. – Если мы этой весной засеем поля кровью, а не семенами, те, кто уцелеет, останутся в живых только для того, чтобы умереть с голоду будущей зимой.
   – Да. Если король Генрих не убьет их до этого. Если Джон осуществит свой план, король и великие бароны камня на камне не оставят от Блэкторна.
   Мэг закрыла глаза.
   У нее оставалось так мало времени до завтрашнего утра, чтобы найти способ спасти землю и людей, которых она любила более всего в своей жизни..
   – Что же ты предпримешь, Мэг?
   Она уставилась на Старую Гвин, желая знать, не может ли та прочесть даже ее мысли.
   – Ты предупредишь норманнского лорда? – поинтересовалась Гвин.
   – Зачем? Будет лучше – и быстрее – отравить Дункана. Я не смогу увидеть его повешенным. Или еще хуже. Нет. Я не могу. – Мэг тяжело вздохнула и продолжила:
   – В любом случае смерть Дункана ничего не меняет. Его люди из мести перережут норманнов, и Блэкторну все равно придет конец.
   Старая Гвин кивнула:
   – Ты истинная дочь своей матери, Маргарет. Сильная и добрая одновременно. Что же ты сделаешь? Убежишь в лес и спрячешься там?
   – Как ты догадалась?
   – Это то, что сделала твоя мать. Но это неосуществимо. Дункан так же умен и силен, как и ты…
   – Что ты имеешь в виду? – полюбопытствовала Мэг.
   – Он оставил в сторожке привратника одного из своих людей. Ты пленница, а замок – твоя тюрьма.
 

Глава 6

   Доминик смотрел на своего брата, входившего в просторную комнату, где оруженосец обычно помогал лорду одеваться. На нем был только плащ для тепла, а лицо хранило следы недавней схватки с бритвой – Доминик дважды порезался. Его волосы были аккуратно подстрижены, чтобы не выбивались из-под шлема, и борода исчезла. От этого он выглядел еще более грозным. Борода хоть немного смягчала резкую линию подбородка.
   – Все приготовления закончены? – спросил он, вытирая лицо.
   – Часовня готова, – ответил Саймон, – ваши рыцари предстанут вместе с вами перед Богом и перед саксонским сбродом, вооруженные люди присматривают за женщинами и вассалами.
   – А что моя невеста? – поинтересовался Доминик. – Кто-нибудь видел ее?
   – Ни один смертный. Ее служанка бегает повсюду, как курица, крича на прачку, что одежда еще сырая, на швею за плохо пришитую кайму или на сапожника за то, что туфли слишком грубы для дворянских ног.
   Доминик хмыкнул и начал растирать полотенцем свое могучее тело.
   – Какие приготовления! Похоже на то, что мне не придется вытаскивать леди Маргарет из ее комнаты, – сказал он.
   – Надеюсь, леди будет одета достаточно пышно.
   – Какая разница. Я женюсь не на ее платье.
   – Да, но невеста должна быть одета лучше всех на собственной свадьбе, разве не так?
   Доминик приподнял бровь, в молчаливом недоумении глядя на брата.
   – Мари собирается надеть платье из алого шелка, – продолжал Саймон лукаво, – а на голове будет золотой венец с чудными рубинами. И то и другое – твои подарки.
   – Если леди Маргарет хочет носить такие же безделушки, ей следует быть более приветливой со своим будущим мужем, – вздохнув, произнес Доминик. Он с силой швырнул полотенце на стол. – Гораздо более приветливой.
   Саймон рассмеялся.
   – Может быть, тебе послать ее на выучку к Мари?
   Доминик ничего не ответил на слова брата. Он обратился к Джеймсону.
   – Нет, – сказал он оруженосцу, – мне нужен другой наряд. Дай то, что я надеваю перед битвой.
   Оруженосец выглядел удивленным.
   – Перед битвой?
   – Кольчугу, – приказал Доминик нетерпеливо.
   Выражение его лица заставило оруженосца заметаться. Мальчик поспешно достал из сундука кожаную одежду и подал лорду. За ней последовали латы, металлические пластинки которых защищали голени Доминика от ударов во время боя.
   Движением головы Доминик дал понять, что они не нужны. С чувством облегчения Джеймсон вернулся к сундуку за кольчугой. Несмотря на то что на ней спереди и сзади были разрезы, чтобы она не мешала во время верховой езды, все равно кольчуга была достаточно тяжелой.
   – Бог мой! – пробормотал Саймон, увидев, как оруженосец Доминика несет гибкую металлическую рубашку. – Я и не знал, что жених должен идти к алтарю в кольчуге.
   – Может быть, я ввожу новый обычай.
   – Или хоронишь старый? – спросил Саймон вкрадчиво.
   Улыбка Доминика сверкнула, словно меч, вынутый из ножен.
   – Увидишь, что и ты последуешь моему примеру, брат.
   – В спальню ты тоже отправишься в кольчуге?
   – Когда приручаешь молодого сокола, осторожность не помешает.
   Саймона такое сравнение очень развеселило.
   – Леди Маргарет не похожа на желторотого птенца, впервые вылетевшего из гнезда, – возразил он. – Она только на пять лет моложе тебя.
   Доминик легким движением накинул кольчугу, что ясно говорило о многих годах военной жизни. Тяжелый капюшон лег на его плечи сверкающими скользящими складками.
   – Свен не слышал ничего, что намекало бы на то, что леди Маргарет так опасна, – проговорил Саймон. – Скорее наоборот, вассалы очень любят ее за доброту.
   – Соколы всегда добры к своим.
   – Ваш шлем, сэр, – учтиво произнес мальчик.
   – Я думаю, он не нужен, – медленно ответил Доминик. – Капюшон кольчуги – достаточная защита.
   – Джон будет присутствовать на церемонии? – спросил Саймон.
   – Я что-то слышал о том, что в церкви собираются поставить ложе для него, – сказал Доминик равнодушно.
   – Ваш меч, сэр. – Джеймсон едва удерживал меч двумя руками.
   На лице оруженосца светилась надежда, что его господин откажется от оружия, как он отказался от лат и шлема. Но его ждало разочарование. Быстрым движением Доминик пристегнул меч. Его неумолимая тяжесть с левой стороны была так же привычна для Доминика, как тьма привычна ночи.
   – Плащ, – приказал он.
   Джеймсон без промедления возник перед Домиником с богато украшенным камчатым плащом. Драгоценные камни и жемчуг сверкали и переливались, ткань ложилась роскошными складками. Это был подарок султана рыцарю, который защитил его пятерых жен от поругания, удержав своих людей, собиравшихся развлечься после боя.
   – Этот не годится, – отверг его Доминик. – Подай черный плащ. Он будет выглядеть более естественно поверх кольчуги и меча.
   Вздохнув, Джеймсон поменял чудесную накидку на черный шерстяной тяжелый плащ. По каким-то причинам он был Доминику так же дорог, как и подарок султана. Он нежно погладил широкую кайму из соболя, пойманного в далеких землях.
   Доминик ловко перекинул плащ через плечо. Шерсть и мех облегали его фигуру, скрывая все, кроме случайного проблеска кольчуги или меча. Джеймсон закрепил плащ простой железной застежкой, которую Доминик носил во время битвы.
   Окинув брата оценивающим взглядом, Саймон покачал головой; на его лице была смесь веселья и сожаления. Даже обнаженный, Доминик выглядел грозно; одетый подобным образом, он казался прямым предупреждением своим подданным, что прибыл новый хозяин, которому придется безропотно подчиниться.
   – Девица упадет в обморок от страха при виде тебя, – заметил Саймон.
   – Это было бы освежающей переменой в наших отношениях, – пробормотал Доминик.
   Но так тихо, чтобы его не услышали. Он ничего не говорил о своей стычке с леди из замка, одетой как простолюдинка. Легкость, с какой она перехитрила его, все еще болезненно ранила его гордость.
   Звон колоколов из церкви разносился окрест, напоминая жителям замка Блэкторн о том, что пора собираться на свадебное торжество. Еще до того как отзвучал последний удар колокола, Доминик покинул свою комнату и оседлал боевого коня.
   Невеста же не спешила к началу церемонии.
   – Эдит, что, все ястребы уже слетелись на добычу?
   Несмотря на жестокий смысл слов, голос Мэг был спокоен и мягок. Впервые она была рада болтовне и суете своей служанки: это отвлекало Мэг оттого, что ожидало ее впереди.
   "Дункан, я не могу стать поводом для войны, не могу видеть разорения своих людей. Пойми это.
   И прости меня".
   – Вы слышите звон, – сказала Эдит, – уже пора. Торопитесь, госпожа.
   Мэг взглянула на водяные часы своей матери. Плоская серебряная чаша на черной мраморной подставке передавалась от матери к дочери бесчисленное количество раз. Вместе с чашей передавались и знания о том, как использовать ее для определения точного времени при приготовлении лекарств.
   Мэг казалось, что всего несколько минут назад она доверху наполнила чашу, вода подступала к самому краю и сверкала, как хрусталь. И вот вытекла почти наполовину.
   – Еще не пора, – возразила Мэг. – Еще много воды, видишь?
   – Опять вы со своими штуковинами. – Эдит покачала головой. – Гораздо проще определять время по звону колоколов.
   Словно подтверждая слова служанки, колокола зазвонили снова. Мэг склонила голову и прикоснулась к серебряному кресту на груди.
   – Миледи?
   Эдит выжидающе смотрела на Мэг. В руках у служанки блестело необычное серебряное платье, которое Старая Гвин извлекла на свет в тот день, когда король решил, что леди Маргарет из Блэкторна выйдет замуж за Доминика Ле Сабра. Оно было далеко не новым. Леди Анна выходила замуж в этом платье, и мать леди Анны тоже. Но время не оставило на нем своих следов, и платье сверкало, будто было соткано из лунного света.
   Мэг посмотрела на платье. Отдавая его, Старая Гвин сказала: «Может быть, ты дашь жизнь сыну».
   Мэг вспоминала обо всех, носивших его, – бесконечной цепочке женщин, в которой она была только звеном, – и думала, надеялась ли каждая новобрачная, что даст жизнь сыну Глендруидов.
   «Великий Боже, даруй нам мир».
   – Леди Маргарет, мы должна поторопиться.
   Мэг неохотно оторвалась от созерцания падающей воды.
   – Священник всегда опаздывает, – произнесла она рассеянно. – Он одевается дольше, чем иная невеста.
   – Уж дольше, чем вы, это точно! У вас не остается на это и пяти минут!
   – Доминик Ле Сабр женится на замке Блэкторн, а не на мне. Поэтому он сказал бы «да», даже если бы я пришла, одевшись в дерюгу и посыпав голову пеплом.
   – Все равно вы должны быть красивее, чем норманны.
   Мысли Мэг текли, как вода, падавшая из блеска серебряной чаши в темноту нижнего сосуда с той же неотвратимостью, с которой замок Блэкторн шел по пути войны.