Лоуэлл Элизабет. Неукрощенная

   – У тебя острый глаз.
   – Как и у тебя, Доминик Ле Сабр, лорд замка Блэкторн. Посмотри же внимательнее, когда выедешь за ворота, и ты увидишь, что Мэг, как обычно, собирает травы.
   – Без своей служанки?
   Старая Гвин вздохнула:
   – Эдит могла надоесть ей.
   – Что, разве леди Маргарет обычно гуляла в окрестностях замка одна? – резко спросил Доминик.
   – Нет, – нехотя проговорила Старая Гвин, – Эдит сопровождала ее, или я, или кто-нибудь из вооруженных слуг.
   Доминик посмотрел на Гарри. Привратник с несчастным видом покачал головой.
   – Она была одна, – произнес Гарри.
   – Отведи собак к развилке, – приказал Доминик псарю.
   Тот поспешил через мост, увлекаемый гончими. Доминик направился было следом, но Старая Гвин быстро заговорила:
   – Не бойся. Ни человек, ни дикий зверь не может обидеть девушку из рода Глендруидов.
   Доминик смерил ее холодным взглядом.
   – Леди Маргарет уже не девочка, чтобы бегать по полям, как простая деревенская девка, – сказал он ледяным тоном. – Она жена великого лорда и хозяйка могучей крепости. Она награда, которую каждый мужчина был бы счастлив получить.
   – Я чувствую опасность, – прошептала Старая Гвин. – Мэг должна чувствовать ее так же отчетливо. Но опасность грозит не ей. Она грозит замку. Впереди тяжелые времена, лорд. Знамения…
   Старуха прервалась на полуслове, когда Крестоносец встал на дыбы и испуганно закусил удила. Несмотря на растущий гнев, Доминик спокойно сдержал коня. Крестоносец гарцевал на месте, выгибая мощную шею.
   – Обойдись без этих россказней про Глен-друидов, – произнес Доминик язвительно. – Сейчас все времена тяжелые. И всегда есть какие-нибудь знамения. И всегда есть предательство. Только to, что делают люди, имеет значение.
   С этими словами Доминик тронул коня. Лошадь рванулась вперед, как ядро из катапульты. Саймон поспешил вслед. Солнце слепило глаза, отражаясь от кольчуг и шлемов, сиявших холодным светом.
   Когда Доминик достиг развилки, гончие остановились в нетерпении. Но, как и люди, собаки слушались Доминика. Несмотря на горячее желание поскорее взять след, они не сделали ни шагу без его приказа. Собаки напряглись, ожидая звука горна.
   – Отдай это Прыгунье, – приказал Доминик, передавая псарю ночную рубашку Мэг.
   Псарь поднес ее к носу серебристо-серой собаки. Гончая втянула трепещущими ноздрями воздух, жалобно заскулила и снова принюхалась. Через минуту она подняла голову и нетерпеливо залаяла.
   – Она готова искать, лорд.
   – Спусти пока ее одну, – распорядился Доминик. – Если она быстро возьмет след, держи остальных на привязи. Я не хочу лишнего шума.
   Псарь отстегнул ремень от ошейника. Собака стала водить носом по влажной земле, отыскивая нужный запах. Потом уверенно побежала вперед. Доминик и Саймон поскакали следом. Позади них разочарованно скулили гончие.

* * *

   Мэг медленно встала и выпрямилась, пытаясь расслабить затекшие мышцы. Последние несколько часов она провела на четвереньках, разыскивая что-то между кучами камней и замшелыми плитами, на которых покоились величественные столбы, окружавшие древнее святилище. Небольшой мешок, в который она обычно собирала травы, был наконец набит до отказа, хотя это и стоило ей огромных трудов. Он болтался у нее на поясе, когда она уходила от священных дубов.
   На то, чтобы собрать молодые листочки, стебельки и горькие корни растений, которые она называла духов башмачок, потребовалось гораздо больше времени, чем она предполагала. Кроме них, она нашла еще несколько полезных трав и побегов, которые стоило бы взять с собой в сад. Были тут и другие, чьи целебные листья она не тронула, потому что иначе растения погибли бы. Стояла ранняя весна, и они были еще слабы. Вообще зелени еще мало. Только нарциссы успели расцвести, их желтые головки выглядывали тут и там среди проталин и ручьев, ловя весеннее тепло.
   Старый могильник остался уже далеко позади, когда солнечные лучи наконец-то пробились сквозь хмурые весенние облака. Бледный луч упал вниз, посеребрив редкие дубы и поросшие мхом булыжники. Камень и голые ветки отразили свет, блестя, как при сотворении мира. На самых кончиках широко раскинувшихся ветвей едва заметно набухли почки.
   Эта первая зелень и весеннее солнце веселили душу Мэг, посылая слабый луч надежды. Как дикий сокол расправляет крылья, она протянула руки навстречу солнцу, купаясь в его лучах, и тихонько засвистела.
   С вершины холма послышался ответный свист. Мгновением позже Мэг заметила, что к ней мчится гончая, рассекая воздух быстрыми грациозными скачками. Когда собака была всего в нескольких шагах от нее, тишину прорезали звуки рога. Гончая остановилась и помчалась в обратном направлении.
   С бьющимся сердцем Мэг вглядывалась в туман, окутавший долину. Два боевых коня неясно вырисовывались на вершине холма. На одном из них она заметила всадника, на другом – нет.
   Как раз в это мгновение, когда Мэг признала в лошади без всадника боевого коня Доминика, сзади послышался голос ее мужа:
   – Где вы были, леди?
   Она обернулась.
   – Вы испугали меня.
   – И будет еще хуже, если вы не ответите на мой вопрос. Где вы были?
   – Я собирала травы.
   Доминик взглянул на простую одежду Мэг. Ее платье было испачкано, измято и всем своим видом показывало, что ему пришлось нелегко. Оно выглядело так, словно служило подстилкой при тайном свидании.
   – Собирала травы, – повторил он без всякого выражения. – Странно. Твоя одежда выглядит так, как будто ты каталась по земле.
   Мэг, пожав плечами, глянула вниз, а потом снова на Доминика. Несмотря на кажущееся безразличие, она чувствовала, что он в ярости. Эта лавина ждет только предлога, чтобы обрушиться на ее голову.
   – Именно поэтому я и надела это тряпье, – сказала она живо. – Какой смысл надевать хорошую тунику, если знаешь, что будешь на четвереньках копаться в земле.
   Доминик подчеркнуто внимательно осмотрелся вокруг но, кроме ярких нарциссов, на земле ничего еще не было.
   – Ты собирала травы здесь?
   – Нет.
   – Тогда где?
   Мэг не хотелось отвечать Доминику. Она знала, что даже вассалы, которые любили ее, считали, что это место хорошо для покойников, но не подходит для живых людей.
   – Зачем вам это? – спросила Мэг. – Я собирала те травы, которые мне нужны, в том единственном месте, где они растут.
   Ярость Доминика едва не вырвалась на свободу. Он с большим трудом сдержался.
   – Правда? – осведомился он вкрадчиво. – И в чем же вы так нуждаетесь?
   И снова Мэг не пожелала объяснять ему все. Если она заговорит о противоядии, ей придется рассказать и о том, что лекарство тоже пропало. А она обещала Старой Гвин не делать этого.
   В тишине раздалась отдаленная птичья трель, потом послышался стук копыт; это подъезжал Саймои, ведя на поводу коня Доминика. Гончая бежала рядом, высунув длинный узкий язык.
   – Миледи, – произнес Доминик сдержанно, – что могло вам понадобиться так срочно, что вы вышли за ворота замка одна, не сказав никому ни слова?
   – Черенки, – ответила Мэг, глядя мимо Доминика, – для моего сада.
   – Вы не умеете лгать.
   – Но я не лгу. Я срезала черенки.
   – Покажи мне их.
   – Нет, пока не посажу их в землю. Если держать их в руках слишком долго, они могут…
   Слова застряли у Мэг в горле, потому что Доминик вырвал мешок из ее рук и вытряхнул все содержимое на землю. Целые растения, обломки стеблей и комочки грязи посыпались под ноги. Маленькие листики летели вниз, как зеленый дождь.
   – Нет! – неистово закричала Мэг.
   Она вырвала мешок у Доминика, упала на колени и принялась подбирать с земли мелкие листочки, словно это были золотые монеты.
   Доминик, нахмурившись, смотрел на нее. Он не поверил словам Мэг, но сейчас уже не мог сомневаться в ее искренности. Она явно ценила то, что собрала.
   – Саймон.
   – Да, сеньор?
   – Проследи ее путь.
   – Хорошо.
   – Это ничего вам не даст, – пробормотала Мэг, не поднимая головы.
   – Что не увидит Саймон, почует Прыгунья.
   – Но не на заветном месте. Там не пройдет ни собака, ни конь.
   – Почему? – потребовал ответа Доминик.
   – Но я не гончая и не лошадь, чтобы ответить вам, – отрезала Мэг, собирая листья обратно в мешок. – Я просто знаю, что это так. Звери чувствуют многие вещи гораздо лучше, чем люди.
   – Заветное место, – повторил Доминик, и в его голосе вновь послышался вопрос.
   Мэг что-то пробормотала, не прекращая своего занятия.
   Мгновением позже рука Доменика в перчатке коснулась ее подбородка и приподняла лицо, заставляя смотреть мужу в глаза.
   – А ты не боишься того места? – поинтересовался он.
   – А почему я должна его бояться, я же не охотничий пес.
   Саймон издал звук, похожий на кашель или на сдавленный смех.
   Не отводя взгляда от злых зеленых глаз Мэг, Доминик жестом приказал своему брату помалкивать.
   – Нет, ты не собака и не лошадь, – произнес Доминик отчетливо. – Ты колдунья из рода Глен-друидов. Какую каверзу ты задумала?
   – Да, я из рода Глендруидов, но я не колдунья.
   – Но ведь ты посещаешь место, которое другие люди считают проклятым.
   – Но крест, который у меня на груди, не реагирует на него, – сказала Мэг. – Если бы там было зло, как считают люди, крест накалялся бы. Но этого не происходит. Он остается таким же прохладным, как и всегда.
   Доминик смотрел на свою жену, пока стук копыт раздавался в тишине, нарушаемой только птичьей трелью да дуновением ветра. Когда он отпустил подбородок Мэг, на нем остались отметины в тех местах, где перчатка коснулась кожи. Это заставило его сердце болезненно сжаться. Однако мысль о том, что она ходила к своему любовнику, а не за травами, не давала ему покоя.
   "Неудивительно, что Маргарет так быстро откликнулась на мои ласки прошлой ночью. Она не птенец, только что взятый из гнезда, она сокол, привыкший к человеческим рукам.
   И у меня будут от нее наследники, непременно.
   Но, кому бы она ни принадлежала в прошлом, теперь она моя.
   И она останется моей".
   Доминик мрачно смотрел на зелень, разбросанную по земле. Своими тонкими пальчиками Мэг тщательно собрала все побеги до единого, но они вяли прямо на глазах. Он не очень разбирался в травах, но некоторые из них показались ему знакомыми. Он был уверен, что видел точно такие же гораздо ближе к замку.
   Ожидая протеста со стороны Мэг, он поднял несколько побегов.
   Но она не протестовала, даже когда он сунул их в подсумок, притороченный к седлу Крестоносца. Однако когда он нагнулся, чтобы помочь Мэг собрать оставшиеся листья, стебли и тонкие корешки, она с силой оттолкнула его руку.
   – Нет, – сказала Мэг. – Ваши перчатки слишком грубы. Если вы сомнете листья до того, как приготовить лекарство, от него не будет большой пользы.
   – И именно поэтому ты не взяла с собой Эдит или охрану? – спросил Доминик вкрадчиво. – Они тоже слишком грубы?
   Мэг ничего не ответила.
   – Отвечай же мне, жена. Объясни, почему ты ушла в лес одна.
   Руки Мэг замерли.
   – Я…
   Доминик был уверен, что следующие слова, какими бы они ни были, не будут правдой.
   Однако он ничего не услышал.
   – Как далеко отсюда находится поместье Карлайсл? – поинтересовался он подчеркнуто безразличным тоном.
   Мэг перевела дух, обрадовавшись, что Доминик заговорил о другом. Она принялась подбирать последние, самые мелкие листочки.
   – Больше дня пешком, – ответила она. – Только после восхода луны со Старой Дороги покажется поместье.
   – Но верхом, наверное, быстрее?
   – Да, конечно, но еще короче, если ехать напрямик, – пояснила Мэг, не веря, что можно свести тяжелый разговор к такой безопасной теме. – Но короткий путь местами очень неудобен. Большинство людей все же предпочитают добираться по дороге. Пока лорд Джон был не так слаб, мы ездили в разные его поместья по несколько раз в год.
   – А сейчас дороги в плохом состоянии? Поэтому вы пошли здесь?
   – Нет, Дункан послал людей поправить дороги, когда вернулся.
   Доминик прищурился. Если бы Мэг посмотрела на него, она позабыла бы о растениях и задумалась о собственной участи. Но она была полностью поглощена тем, чтобы вернуть свое сокровище в мешок.
   – Значит, здешние места совершенно безлюдны?
   – Да. Крестьяне избегают заветного места.
   – Как удобно.
   Ярость в его голосе была подобна мечу, вынутому из ножен.
   Руки Мэг дрогнули и снова застыли неподвижно.
   – Удобно? – спросила она. – Для чего?
   – Для любовных свиданий, – насмешливо пояснил Доминик.
   Мэг подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
   – Ах, вот в чем дело, – сказала она. – Вы думаете, я была там с мужчиной.
   – Не просто с мужчиной, – уточнил Доминик грозно, – а с Дунканом Максвеллом. Взгляни на себя – щеки горят, глаза блестят, а на платье столько грязи…
   – Мое платье грязно, а щеки горят, потому что я все утро ползала по земле, собирая травы!
   – Может быть. А может, ты просто продажная девка, которая все утро занималась своим ремеслом.
   – Нет!
   – Неужели Дункан думал, что к тому времени, когда я вступлю в свои права, я ничего не буду знать о вашей с ним связи? Неужели он надеялся подбросить своего незаконного отпрыска мне, так же как твоя мать поступила с Джоном? – продолжал Доминик.
   Мэг гордо вскинула голову.
   – Я клянусь вам, муж мой. Я никогда не была с мужчиной.
   – Это всего лишь слова.
   – Попробуй сейчас, – запальчиво проговорила она. – Здесь и сейчас, Доминик Ле Сабр. Ты увидишь, что ты первый.
   Холодная усмешка была для Мэг как удар.
   – Хорошо сыграно, леди Маргарет!
   – Это вовсе не игра.
   – Я тоже не шучу. Если я познаю тебя и пойму, что ты не девственница, а ты скажешь мне, что беременна, откуда я узнаю, кто отец ребенка?
   Мэг была так поражена, что не могла вымолвить ни слова.
   – Нет, моя хитрая маленькая женушка. Я не лягу с тобой, пока не буду уверен, что ты не беременна. А потом уж я постараюсь, чтобы никто не помешал мне. И когда ты забеременеешь, у меня не будет сомнений, чей это ребенок.
   Наконец Мэг поняла.
   – Ведь вам все равно, девственница я или нет, – прошептала она испуганно. – Вы думаете только о том, чтобы иметь наследника.
   – Да. Но если вы и были шлюхой до этого дня, теперь вам придется забыть об этом.
   – Будь я лгуньей, воровкой или преступницей… вам все равно. Все равно, какое чрево вам достанется, если оно идет в придачу к замку Блэкторн.
   Глаза Доминика превратились в ледяные осколки.
   – Поверьте мне, мадам, кем бы вы ни были в прошлом, я ожидаю, что моя жена будет образцом высокой нравственности. И вы пожалеете, если хотя бы тень бесчестья коснется моего имени.
   Слабый лучик надежды, живший в душе Мэг, постепенно таял под ледяной глыбой по имени Доминик Ле Сабр. Он не был норманнским дьяволом, как его назвала Эдит, не был он и тем человеком с благородным сердцем, о котором мечтала Мэг. Ему не были нужны ни ее смех, ни ее нежность. Его не интересовали ни ее надежды, ни мечты, ни страстное желание сделать жизнь своих подданных лучше – и свою жизнь тоже, чтобы не испытать в браке ту же горечь, что и ее мать.
   Доминик Ле Сабр был обычным человеком, таким же, как и Джон Кемберлендский. И когда кто-нибудь пытался помешать его стремлению создать династию, Доминик озлоблялся так же, как и Джон.
   Мрачные тени, которые ей чудились в душе Доминика, оказались такой же реальностью, как прошедшая зима, но весны для них не предвиделось. Брак станет для нее ледяной могилой. Но холод не пощадит и самого Доминика.
   В душе Мэг протестовала против того, что могло случиться, но ни звука не слетело с ее губ.
   – Леди Маргарет!
   Мэг молча смотрела, как весна вступает в свои права, но она чувствовала себя лишней в этом великолепии.
   – Такое старое лицо у такой молодой девушки, – сказал Доминик зло. – Или тебе так тяжело расставаться со своим беспутным прошлым?
   Мэг ничего не ответила. У нее не было желания говорить.
   Она не хотела, чтобы над ее чувствами смеялся человек, у которого вообще нет никаких чувств.
   – Я предлагаю вам сделку, – произнес Доминик бесцветным голосом. – Вы родите мне двоих сыновей, и я отправлю вас в Лондон. Там вы найдете развлечения по вашему вкусу – по вкусу шлюхи.
   От едва сдерживаемых слез глаза Мэг казались еще больше.
   – Вы ничего не знаете о том, что мне нравится, а что – нет.
   – Я знаю, что прошлой ночью вы отказали своему мужу в том, что принадлежит ему по праву, – грубо возразил Доминик.
   – Всю свою жизнь я знала, что моя обязанность – выйти замуж за человека, которого изберут мне в мужья, – заговорила Мэг, когда Доминик замолчал. – Я думала, что буду верной, покорной женой. Я верила, что мы будем счастливой парой, если я буду вести себя именно так. А теперь…
   Ее голос замер ранящей тишиной.
   – А теперь? – повторил Доминик. – Говори.
   – Я знаю, что этого не будет никогда, – прошептала Мэг. – На землю пришла весна, но никогда весна не настанет для Глендруидов и для меня.
   – Забудь о своей тоске по Дункану, – зло выпалил Доминик.
   – По Дункану?
   – Ты замужем за мной, – сказал Доминик безжалостно, не глядя на нее. – Я – единственный мужчина, который у тебя будет.
   – Да. И я ваша единственная жена. Пока смерть не разлучит нас. И вы предадите меня безвременной смерти, когда соберетесь жениться еще раз? Этого мне следует опасаться?
   – Что за чушь? – требовательно спросил он.
   Мэг внезапно вздрогнула. Ее щеки побелели так, будто холод смерти уже коснулся ее.
   – Вы слышите? – прошептала она.
   – Что?
   – Смех.
   Доминик прислушался.
   – Я ничего не слышу.
   – Это лорд Джон.
   – Что?
   – Это его смех. Он-то знает, какую злую шутку сыграл с вами. – Затуманенные зеленые глаза смотрели на Доминика. – Вы умрете, не оставив после себя сыновей.
   Доминик сжал плечо Мэг с такой силой, словно она пыталась убежать от него.
   – У меня будут сыновья!
   – Нет, – шепотом возразила Мэг, не обращая внимания на слезы, потоком струившиеся по ее лицу. – Чтобы родить сына Глендруидов, нужна любовь. А в вас нет любви, Доминик Ле Сабр.

Глава 13

   К тому времени, когда Саймон вернулся в замок, Доминик уже снял боевое облачение и праздно сидел в комнате Джона. Здесь он мог говорить со своими людьми без свидетелей, для чего большой зал совсем не подходил. Тема разговора – что же нашел Саймон, пройдя по следу Мэг, – определенно требовала таких предосторожностей.
   Бледное, искаженное лицо жены, отсутствующий взгляд и молчание, в котором они вдвоем верхом возвращались в замок, расстроили Доминика, и он не понимал почему.
   Помимо уединения, комната Джона была теплее прочих, и это тепло согревало не только тело, но и душу Доминика. Огонь ярко пылал в большом очаге, изгоняя холод, принесенный весенним дождем и приумноженный каменными стенами, хранившими ледяное дыхание зимы. Хотя узкие высокие окна уюта не прибавляли, здесь было лучше, чем где-нибудь еще. Кроме покоев Мэг.
   – Ты выглядишь, как мокрая собака, – сказал Доминик спокойно, когда Саймон вошел, стряхивая плащ.
   – Уж чувствую-то я себя точно как собака.
   – Согрейся. Потом поговорим.
   Пока Саймон разоблачался и устраивался у огня, Доминик обратился к слуге, ожидавшему в дверях приказаний хозяина.
   – Эль для моего брата, – распорядился Доминик. – Хлеб и сыр. И что-нибудь горячее – суп, например?
   – Да.
   – И, пока будет готовиться все это, выясни, куда запропастилась Старая Гвин. Я уже давно послал за ней.
   – Да, лорд.
   Выпрямившись, Доминик ждал, когда стихнут шаги слуги. Убедившись, что тот ушел достаточно далеко и не сможет их подслушать, Доминик вернулся к столу, на котором была свалена груда золотых украшений. С отсутствующим видом он перебирал безделушки.
   Сладостный звон раздавался в воздухе, подобно пению птиц с золотыми горлышками. Это пели крошечные колокольчики, украшавшие запястья, щиколотки, бедра и талии любимых наложниц султана. Когда Доминик взял город, женщин невредимыми вернули владельцу. Золотые украшения – нет.
   – Как твой сокол? – спросил Саймон, которому перезвон колокольцев напомнил о птице.
   В любом случае Саймон не торопился говорить о Мэг, и Доминик отметил это.
   – Он быстро обучается, – произнес Доминик равнодушно. – Я снял с него колпак, когда вернулся из леса. Птица не испугалась и не попыталась улететь. Она идет на мою руку и на мой свист, как будто знала меня с самого рождения. Завтра вечером вынесу ее ненадолго во двор, а там уже можно будет брать ее с собой за стены крепости.
   – Чудесно, – отметил Саймон, довольный, что хоть что-то идет хорошо.
   – Да…
   Доминик прикрыл глаза, словно для того, чтобы лучше слышать изысканную мелодию колокольчиков.
   – Можно подумать, кто-то уже приручал его, – добавил он мгновение спустя.
   – Это так? – спросил Саймон.
   – Мне сказали, что сокола поймали взрослым, а не взяли птенцом из гнезда. Но сокольничий уверял меня, что сообразительность не в диковинку для здешних птиц, если колдунья Мэг обучает их.
   Саймон ухмыльнулся.
   – Что же ты обнаружил, пройдя по ее следу? – поинтересовался Доминик почти так же спокойно.
   Почти, но не совсем. И этой едва заметной перемены было достаточно, чтобы напомнить Саймону, что его брата беспокоит непокорная жена, с которой он вынужден основать династию.
   – Я не нашел ничего, – сказал Саймон прямо. – Прыгунья потеряла след.
   Звук колокольчиков затих. Доминик внимательно смотрел на Саймона.
   – Потеряла след? Как странно. У Прыгуньи самый острый нюх из всех моих собак.
   – Да, – согласился Саймон.
   – А какие-нибудь еще следы вокруг?
   – Крупный олень живет выше по ручью, который впадает в реку Блэкторн. Лиса поймала зайца. Орел и пять ворон вышли на охоту.
   Доминик отмахнулся от этих известий. Саймон перечислял лесные новости, желая хоть отчасти его развлечь.
   – А следы лошадей?
   – Никаких, даже местных диких лошадей.
   – Мулы? Повозки? Отпечатки башмаков? – настаивал Доминик.
   – Нет.
   – Где вы потеряли след?
   – Как раз там, где говорила леди Маргарет. Возле камней, окружавших языческое кладбище.
   – И никаких следов присутствия другого человека?
   – Ни малейших, – ответил Саймон убедительно. – Если только Дункан Максвелл – или кто-то другой – был с твоей женой этим утром, он прилетел на крыльях орла и так же вернулся назад.
   Доминик хмыкнул.
   – Может быть, она делала именно то, что и сказала, – собирала растения, – предположил Саймон.
   – Может быть, но они, я видел, растут и ближе к дому.
   – Что за чертовы листья?
   – Садовник таких не знает, – сказал Доминик.
   Вот почему Доминик был сейчас в комнате Джона, а Мэг – у себя; ему нужно было время подумать. Первое сражение за будущих сыновей окончилось не в его пользу. Но Доминик был слишком хорошим тактиком, чтобы повторять свои ошибки. Никогда еще он не участвовал в столь важной для него битве.
   – Я недооценил свою жену, – признал Доминик, – и, пожалуй, несправедливо обошелся с ней.
   – Разве? Любой другой на твоем месте мог бы побить ее только за то, что она ушла в лес одна, никому не сказав ни слова.
   – С чего ты взял, что я не сделал этого? – возразил Доминик без всякого раздражения.
   – После того как я вытащил тебя из турецкой тюрьмы, ты поклялся, что никогда не позволишь использовать плети или палки в своих владениях, когда они у тебя будут. А ты человек слова.
   Внезапно Доминик поднялся на ноги. Его пребывание в тюрьме было так ужасно, что он вспоминал о нем только в страшных снах. И, просыпаясь, старался поскорее забыть. Это не всегда удавалось.
   – Я уже благодарил тебя, Саймон, благодарю еще раз.
   – Мы спасали жизнь друг другу столько раз, что смешно вспоминать об этом, – произнес брат сухо.
   – Но сейчас ты спасаешь не мою жизнь, а мою душу.
   Колокольцы зазвенели, потревоженные нервным движением Доминика, сжавшего в кулаке холодные золотые цепи.
   – У меня есть новое поручение для тебя, – объявил Доминик немного погодя. – Охрана.
   Встревоженный Саймон поспешно повернулся к нему.
   – Свен узнал, что против нас затевается что-то дурное?
   – Ты должен охранять не меня, а мою жену.
   – Черт возьми, – с отвращением пробормотал Саймон.
   – В ком еще я могу быть уверен, что он не соблазнит ее или не будет соблазнен? – просто объяснил Доминик.
   – Теперь я понимаю, почему султаны используют евнухов в качестве стражи.
   – По-моему, это не такая уж большая жертва.
   – Еще какая большая! – ответил Саймон, проводя рукой по волосам. – Ты уж меня, брат, не делай евнухом.
   Смех Доминика смешался с тихим перезвоном колокольчиков, которые он небрежно перебирал.
   – Ты только должен будешь смотреть за тем, чтобы никто, кроме меня, не входил в комнаты Мэг, – пояснил Доминик.
   – А ее служанка?
   – Служанка? Зачем она там? Я могу сам одеть – и раздеть – свою жену, если нужно.
   Саймон старался не рассмеяться вслух, но веселье было написано на его лице.
   – Первое время, – говорил Доминик, – Мэг будет как сокол, которого недавно посадили в мою клетку. Она должна есть из моих рук. Пить из моих уст. Спать только рядом со мной. При пробуждении она должна слышать мое дыхание и чувствовать мое тепло.
   Саймон удивленно приподнял брови, но не проронил ни слова.
   – Мэг сказала, что я не знаю ее, – продолжал Доминик, размышляя вслух, как он часто делал в присутствии Саймона. – Она права. Это моя вина. Поначалу она кажется доступной, но во многих отношениях она сильнее, чем иные города, которые я брал.