Лоуренс Йен. Контрабандисты

   Из кустов и из-за валунов показались люди. Все они были в синей форме, темных шейных платках, помятых шляпах с кокардами. Они собрались у подножия водопада.
   — Вставай, — сказал мне офицер. — Пойдешь с нами.
   — Подождите! — крикнул я. — Я ведь не контрабандист.
   — Ну разумеется. — Он рывком поставил меня на ноги. — Вы все не контрабандисты. Все вы честные ребята, когда рядом таможня.
   — Нет, правда, — уверял я. — Послушайте, я вам покажу, где они.
   — И где же они?
   — В «Баскервиле».
   Он хмыкнул:
   — Это четверть мили от моря.
   — Там туннель. Он заканчивается прямо под гостиницей.
   Я даже не понимал, что мы все время кричали, чтобы услышать друг друга. Но теперь, когда офицер удивленно смотрел на меня, слышен был только рев водопада.
   — У меня есть книжка. — Я выудил пакет из-за рубашки. — Все их имена…
   — К черту книжку. — Он решительно отвел мою руку. — Это интересно, милый мой, туннель с моря. Мы сейчас же проверим этот туннель. Проверим твою информацию.
   — Но мне надо на «Дракон».
   — И послать нас подальше? Не выйдет, молодой человек. Пойдешь с нами. — Он подхватил меня под руку и вытащил вверх по склону.
   Выбора у меня не было. Их было не менее дюжины, каждый при сабле, у большинства я заметил по одному, а то и по два пистолета. Они принялись их проверять, в темноте это выглядело жутко.
   Двоих офицер послал на пляж, посмотреть, не выйдут ли контрабандисты из туннеля. Потом он повернулся ко мне:
   — Пошли, парень. Молись, чтобы все так и было, как ты нам сейчас рассказал.
   Я спрятал пакет обратно под рубашку и повел их, стараясь идти как можно быстрее, вдоль ручья. Они следовали за мной гуськом, в самых крутых местах бряцая ножнами сабель о камни. И вот перед нами «Баскервиль», темный и сонный, ни огонька в окнах.
   — Пусто, — сказал офицер. — Как и следовало ожидать.
   — Они в погребе, — сказал я. — Они выносят бочки из погреба на улицу.
   И тут же подъехал катафалк, все четыре лошади в мыле.
   — Они на нем возят бочки, — сообщил я офицеру. — Бренди прямо из Франции.
   Мы обогнули таверну и вышли с фасада. Через открытую дверь просматривался освещенный фонарями погреб. Дверцы катафалка были распахнуты. Рядом стояли контрабандисты. И прямо перед нами в лучах золотистого света стоял Бертон в своих дорогих шмотках и с тростью.
   — Смотрите, смотрите, это Бертон, — показал я офицеру, — это их главарь.
   — Вижу. Давно ждал я этого момента, парень. Годами я его ждал.
   Он построил людей дугой, слева направо, у кустарника живой изгороди. На мгновение все замерли.
   — Там есть женщина; старая миссис Пай, — сказал я.
   — Слепая? Конечно, мы все знаем Салли Пай. Не бойся, мы ее не заденем. — Он повернул голову ко мне. — Ты можешь подождать нас здесь.
   — Нет, — сказал я. — Они чуть не убили меня, они чуть не разорили моего отца. Я должен идти с вами. Я должен.
   — Ты храбрый парень. — Он вручил мне саблю. — Готов?
   Я кивнул.
   Он встал во весь рост, и я тоже выпрямился. Он поднял руку, и я поднял саблю. Мы сначала пошли быстрым шагом, потом пустились бегом.
   Офицер крикнул:
   — Стоять! Именем короля, ни с места! Контрабандисты, как крысы, на которых упал свет, устремились в погреб. Они бросали бочки и в спешке натыкались друг на друга.
   Раздались выстрелы, яркие вспышки разрывали ночь. Я перепрыгнул через канаву, пересек дорогу, пробежал мимо катафалка и вбежал в погреб.
   Там творилось что-то невообразимое. Группы людей дрались чем придется: кулаками, клинками, дубинками. Синяя форма таможенной полиции затерялась в гуще контрабандистов. Над ухом раздался пистолетный выстрел. Чья-то рука схватила мое плечо. Я повернулся.
   Передо мной стоял Бертон с тростью в руке.
 

   — Ты! Твоя работа, так?
   — Да. — Даже от вида этого человека мне становилось не по себе. Никогда я не чувствовал такого страха, но и такой ненависти тоже никогда не ощущал.
   — Грязный щенок, — сказал он совершенно спокойно. — Паршивая собачонка, на которую жалко тратить время.
   Он взмахнул своей тростью. Она, казалось, выскользнула из его руки. Я видел, как она взмыла к потолку погреба и ударилась об него. Но это были только ножны. Шпага осталась в его руке и сверкала в свете фонарей.
   Я поднял саблю. Он отбил мой удар, я отступил, он последовал за мной.
   — Давай, давай, — насмешливо подбадривал он. — Может быть, ты способен на что-нибудь лучшее?
   Надо признать, фехтовальщик я никудышный. Снова поднял я саблю, опять он легко отбил удар. Я отступал, Бертон следовал за мной. Вот он распорол мне рукав. Вот он сделал еще один выпад, я едва увернулся, и клинок промелькнул у меня перед глазами.
   Пыль в погребе стояла столбом, все что-то орали. Пот заливал глаза. Рукоятка сабли скользила в мокрых пальцах.
   Бертон следовал за мной с усмешкой на губах, он тыкал в меня шпагой, как ребенок тычет в кошку. Вот он ошеломил меня ударом, отломившим гарду моей сабли. Я отступил еще на шаг и прижался спиной к стене. Дальше отступать было некуда.
   — Цирк, и только. Жалкий конец жалкой шавки, — сказал Бертон.
   Он сделал выпад, вложив свой вес в силу удара, и я увидел в оцепенелом ужасе, как его шпага проходит сквозь мою рубашку.
   Я не почувствовал острия. Слышен был тяжкий выдох Бертона, но ощущение было такое, будто он ударил меня кулаком. Удар пришелся в область желудка. Когда он отнял руку, шпага выскользнула из его ладони и закачалась, воткнувшись в мой живот.
   Бертон, сохраняя равновесие, отшатнулся. Я схватил саблю обеими руками, размахнулся и опустил ее ему на голову. Она повернулась у меня в руках, и я ударил его плашмя по челюсти и по шее. Но удар был настолько силен, что он свалился на пол, ткнувшись лицом в пыль и кровь. Прежде чем я смог размахнуться и ударить его еще раз, рядом оказался таможенный офицер. Он появился из гущи схватки и задержал мою руку.
   — Стоп! — крикнул он. — Этого сохраним для виселицы.
   Тут я вспомнил о торчащей из живота шпаге. Колени мои подкосились, я сполз по стене.
   Бой закончился, пол погреба был усеян телами. Контрабандистов уводили группами по три-четыре человека. Еще с десяток появились из туннеля, подгоняемые таможенными полицейскими.
   Офицер связал руки Бертона своим шейным платком. Он так затянул узел, что Бертон застонал.
   — Заткнись, — проворчал офицер. — Еще звук — и я тебе перережу глотку. Не веришь — проверь.
   Бертон молчал.
   Офицер повернулся ко мне:
   — Не двигайся. Давай посмотрим.
   — Я не чувствую боли, — удивился я.
   — Это шок. Лежи спокойно.
 

 

17.
Пробковый жилет

 
   Офицер распахнул рубашку, прошелся пальцами по клинку. Я его движений не чувствовал. Он захватил клинок и освободил его. На конце его торчал клеенчатый пакет Ларсона.
   — Повезло тебе, парень. — Он снял пакет с клинка. — Посмотри-ка.
   Он передал пакет мне, я отвернул клеенку. Клинок прошел через обертку и застрял в книжке Ларсона. Только это и спасло мне жизнь.
   — Это та самая твоя книжка? Имена контрабандистов?
   Я кивнул.
   — Надо доставить ее в Лондон.
   Он протянул руку, но я придержал книжку. Я дал обещание Дашеру, которое предстояло еще выполнить.
   — Я хотел бы ее отвезти сам.
   — Почему бы и нет? — согласился он. — Ведь ты собираешься в Лондон, так?
   — Сразу, как только смогу.
   Это была правда, но не вся. Да, я собирался в Лондон, и как можно скорее. Но сначала я должен был заняться «Драконом». Мне еще предстояло пообщаться с капитаном Кроу.
   Офицер рывком поднял Бертона на ноги. На мгновение я встретился с ним глазами и почувствовал примерно то же, что чувствует мышь, глядя в глаза коту.
   — Судну твоему конец, — сказал Бертон. — Понимаешь хоть это? Судну, грузу — всему твоему имуществу. Отличная работа, потерять так много и так быстро, молодец.
   Офицер ударил его в зубы, на губах Бертона запузырилась кровь.
   — Заткнись наконец. — Потом повернулся ко мне. — Пошли?
   — Я бы посидел немного.
   — Понимаю. — Он грубо пихнул Бертона к двери. — Я в долгу перед тобой, парень. Вся Англия в долгу перед тобой.
   Проводив его взглядом, я поднялся на ноги и направился к туннелю.
   Я прошел весь туннель, сопровождаемый светом фонарей, мерцанием раковин, вышел на тропу и спустился на пляж. В слабом сиянии звезд было видно, что пляж пуст. Ни контрабандистов, ни таможенников. Но «Дракон» стоял там же, где я его оставил, то теперь черный силуэт стал повыше, наверное, из-за начавшегося прилива.
   Казалось, что капитан Кроу покинул судно. Может быть, он сбежал при виде таможенников, оставив шхуну торчать в донной грязи, без бочек, с одной лишь шерстью в трюме. Я подумал, что если попаду на «Дракона», то смогу его вывести. Матроса и юнги хватит, чтобы управиться со шхуной, говорил капитан Кроу.
   Вскоре я убедился, что лодчонка моя тоже исчезла, как и лодка, в которой меня преследовал Дашер. Весь флот контрабандистов покинул берег. Это не должно было меня удивить, так как пустая лодка поутру на пляже показала бы таможне, что ночью здесь кипела работа. И все же я расстроился.
   Проходя по берегу, я наткнулся на следы, оставленные мною при бегстве со шхуны. Мне в голову пришла мысль — последняя отчаянная надежда. Я направился по гальке и ракушкам к воде, опустился на четвереньки, искал ощупью и наконец обнаружил то, что искал: пробковый жилет Дашера.
   Он был неуклюж и очень велик, но выбирать не приходилось. Я завязал тесемки как можно туже и побрел по илу в море. С суши дул ветерок, туман рассеялся, это мне было на руку. Не угрожала опасность сбиться с пути и плыть бог ведает куда, вслепую, навстречу погибели…
   Вода была очень холодной, погрузившись по пояс, я мог дышать лишь мелкими судорожными вздохами. Жилет Дашера вздулся вокруг меня, нужно было зайти по плечи, чтобы ноги оторвались от дна. Я рванулся вперед и запаниковал. Вода держала меня, и это было странное ощущение для человека, не умеющего плавать. Чуть не визжа от страха, я забился, закрутился в воде, замахал руками, взбивая пену. Тут мои ноги снова коснулись дна, я успокоился и собрался с духом — мне необходимо попасть на шхуну.
   Подавив панику, я попробовал по-собачьи загребать воду руками и ногами. Нацелился на шхуну, оттолкнулся от дна и поплыл вперед.
   Прилив был сильнее ветра, поэтому я продвигался еле-еле. Придонные волны поднимали и опускали меня, соленая вода захлестывала рот и нос, брызги попадали в глаза. Но все же шхуна понемногу приближалась. Каждый раз, как я поднимал глаза, мачты становились чуть выше, корпус чуть больше. Шхуна была уже слишком близко, чтобы поворачивать назад, когда я услышал голоса.
   — Руби, — сказал капитан Кроу. — Руби его к черту. Больше не понадобится.
   «Дракон» вовсе не был пуст.
   Вскоре я различил фигуры на баке. Кроу и еще двое. Послышалось размеренное постукивание, я понял, что они рубят якорный трос. Значит, в любой момент они могут поднять паруса. Я сильнее заработал руками и ногами. И тут от жилета с хлопком отделилась пробка. И почти сразу же — другая, и еще, и еще…
   Они проплыли мимо меня, подгоняемые ветром. Сначала две первые, затем еще полдюжины, почти вплотную одна к другой, они вертелись и подпрыгивали в водной ряби. Инстинктивно я попытался за них схватиться, но получилось еще хуже, и жилет рассыпался на глазах.
   Удары прекратились. Я услышал, как скользнул по борту и упал в воду обрубленный якорный трос. «Дракон» повернулся, сначала медленно, потом все быстрее. Две болтающиеся за кормой лодки, как гусята за гусыней, последовали за шхуной, клюя носом на волне. Поднялся кливер, затем грот, шхуна начала набирать ход.
   Я бросился вперед. Я больше не бултыхался по-собачьи, а плыл по-настоящему, закидывая руки вперед, как бы взбираясь на скалу. Одна лодка приблизилась ко мне. Я вытянул руку и схватился за ее корму. Но чуть-чуть промахнулся. Пальцы скользнули и сорвались. Стайка сорванных с жилета пробок завертелась в кильватере лодки.
   Одинокий в черноте моря и неба, я чувствовал, как паника снова охватывает меня.
   Я подавил ее и плыл дальше. Вода поднялась до подбородка.
   Даже теперь мне хочется думать, что это «Дракон» повернул, чтобы подобрать меня. Хотелось бы мне верить, что он как-то увидел мое бедственное положение и постарался меня спасти. Но на самом деле это был капитан Кроу. Он привел шхуну к берегу сложным, извилистым путем, так же он возвращался в море. Он вилял, и деревянные челюсти носового дракона проедали путь в волнах. Зубы оказались надо мной, затем погрузились в воду. Они поднялись и опустились, поднялись снова, выхватив меня из воды.
   Сначала это чудесное спасение показалось неслыханным счастьем. Я лежал в пасти дракона, отдыхая, вода омывала мои ноги. Но вот «Дракон» снова повернул, чтобы выйти на ветер из-за скал, и каждая волна стала наказанием. Драконья голова была моей тюрьмой, зубы — прутьями решетки. Нос вздымался, затем опускался и погружался в море вместе со мной. Зрелище впечатляло, если смотреть с палубы, но для меня это оказалось кошмаром, грозящим гибелью.
   Я кричал, не думая, кто меня услышит. Я бы обрадовался даже физиономии капитана Кроу, если бы он спустился за мной. Но за ревом волн меня, конечно, никто не мог услышать.
   Вот бушприт нырнул, наполовину скрывшись в волне. Я в драконьей пасти устремляюсь навстречу морю и погружаюсь в него. Вода бьет меня, как кузнечный молот, а когда нос шхуны поднимается, я кувыркаюсь назад. Тело мое вдавливается в дерево, драконья глотка дрожит, вибрирует от удара. Шхуна и вода играют мною, бросая, как мячик, то в одну, то в другую сторону. Дерево гремит каждый раз, когда я врезаюсь в него. И сквозь весь этот грохот до меня доносится тонкий голосок, как будто детский, но старый, как прибрежные холмы.
   — Кто там? — Это само судно говорит, проносится у меня мысль. — Кто там, в пасти дракона?
   Я взмываю вверх, шхуна поднимается из моря. Она опускается, я погружаюсь в воду. Сквозь зубы дракона рвется вода, бьет меня в грудь. И дерево за моей спиной вдруг поддается. Я кувыркаюсь назад с бурлящим потоком, сквозь глотку дракона, в корпус судна.
   Я лежу на досках, глядя на сухонького старичка, держащего в руках деревянный щит. Позади него, через отверстие, видны бушприт и зубы дракона.
   — Чтоб меня громом грохнуло! Откуда ты взялся, парень?
   Я слишком удивлен, чтобы отвечать. Шхуна снова ныряет, сквозь дыру вливается поток воды, смывающий меня дальше, к ребрам шпангоута. Человечек бросается к дыре и прижимает к ней деревянную панель. Она в точности подходит, закрывая отверстие и оставляя нас в полной темноте.
   — А свечечка моя погасла, — жалуется человечек. — О, это конец. Это та самая последняя соломинка.
   Я слышу, как он шарит вокруг, слышу стук дерева и металла. Затем удар о кремень, снопом летят искры.
   — Видишь, что ты наделал? Ты мне трут намочил. Черт тебя возьми.
   Снова летят искры, наконец слабый тлеющий свет, и вот уже горит свеча. Он поднимает свечку над головой, свет заливает его сверху. У него большие бледные руки, громадный нос.
   Белые, как вата, волосы клочками торчат из ноздрей и из ушей. Я сразу узнал его. Это тот самый старичок, которого я видел на французской пристани, который мелькнул у носа «Дракона» и больше не появился. До этого момента.
   — Вы кто? — спросил я.
   — Я — Флеминг Пай, — сказал он. — Но более существенно, кто ты такой?
 

 

18.
Выжил лишь один

   Старик ничего не рассказывал о себе, пока не вызнал обо мне все до последней интересовавшей его детали. Он просто забросал меня вопросами, каждый из которых начинался с «А скажи-ка мне…».
   — А скажи-ка мне, что ты собираешься теперь делать?
   Я пожал плечами.
   — Мне надо как-нибудь вернуть судно. Они наверняка собираются его затопить.
   — А скажи-ка мне, сколько их там, наверху?
   — Не меньше трех. Может быть, больше.
   — И Тернер Кроу среди них.
   — Да.
   — Он мерзавец. Он гнусная скотина.
   — Откуда вы его знаете?
   — Ходил с ним, видишь ли. Пока он не продал меня французам. И не оставил гнить в тюрьме.
   Флеминг прикрепил свечу на трутную коробку, которую опустил на палубу, и она поехала, выписывая замысловатые узоры, повинуясь крену судна. В тусклом дымчатом свете я увидел тайник капитана Кроу. Именно здесь, понял я, прятались французские шпионы, которых Кроу переправлял в Англию. Отсюда они появлялись под покровом ночи, как водяные крысы.
   — Я последний, единственный, кто выжил, — сказал Флеминг. — С Тернером Кроу было двадцать человек, когда мы шли на каперство. Шестнадцать оставалось в живых, когда в семьдесят девятом французы сцапали нас, в последний день сентября это было, на утренней заре. Это был последний восход солнца, который я видел за двадцать два года. А скажи-ка мне, знаешь ли ты, чего я хочу? Единственную вещь!
   — Убить капитана Кроу.
   Он засмеялся. Он сидел на корточках в этом сыром, воняющем гнилью трюме и смеялся так, что я опасался, не рассыпались бы его старые кости.
   — Убить капитана Кроу? Ты не можешь убить дьявола, парень. Дух зла неистребим.
   — Тогда что?
   — Я хочу домой, к своей жене. Больше у меня на свете никого не осталось. Я забыл, что такое дом, но я помню свою Салли, как будто видел ее вчера.
   — Это миссис Пай? — задал я совершенно дурацкий вопрос.
   — Салли Пай, — подтвердил он, улыбаясь и покачивая головой. — А скажи-ка мне, ты ее знаешь?
   — Я встретил ее. Она ждет вас в гостинице «Баскервиль».
   — Ох, бедняжка. Бедная простушка. «Жди меня здесь», — сказал я ей. «Жди здесь». И вот она ждет, бедняжка. — Веки его опустились. Заскорузлыми пальцами он расправлял пучки волос, торчащих из носу. — А скажи-ка мне, она такая же хорошенькая? И волосы ее блестят ярче золота? И кожа гладкая, как фарфор?
   Я растерялся. Я помнил изможденную старуху, неуверенно передвигавшуюся по коридорам «Баскервиля». Похоже, я молчал слишком долго.
   Лицо Флеминга, помолодевшее от улыбки, вмиг снова состарилось.
   — А скажи-ка мне, с ней все в порядке? Она здорова?
   Я не мог сказать ему правду, поэтому неуклюже сменил тему:
   — Мы ведь там только что были. Стояли на якоре как раз напротив таверны.
   — Знаю. Я так и подумал. «Это пахнет илом Сент-Винсента», — сказал я себе. Илом и яблонями. И слышал я ручей, который струится вниз со скалы, как и прежде. Но щит заклинило, и я не смог выбраться. По нему надо было грохнуть снаружи. Вот как ты это сделал.
   — Вы хотите сказать, что определили все это, не глядя?
   — Конечно. Я здесь сто раз бывал раньше. Бывали ночи, когда я стоял у штурвала, не видя компасной коробки. Я не видел своих рук на спицах колеса, ног на палубе, но я всегда найду дорогу к «Баскервилю».
   — А могли бы вы привести шхуну в Дувр?
   — С завязанными глазами. Во сне.
   У меня был план, слишком дикий, чтобы о нем говорить. Я посмотрел на свечу, отъехавшую к носу, и спросил:
   — А можем мы отсюда пробраться под штурвал?
   — Конечно.
   — А оттуда можете вы рулить?
   Свеча поехала обратно. Флеминг ногой остановил ее.
   — А скажи-ка мне, — он схватил трутную коробку со свечой обеими руками, — тебе к Восточным Докам пришвартовать шхуну или к пристани у замка?
   Мы пробрались назад и протиснулись в отсек под штурвалом через потайной люк на петлях.
   Флеминг придерживал люк, пока я вылезал наружу.
   — Когда он закроется, пути назад не будет. Внутрь можно попасть только через пасть дракона.
   — Ну и ладно. Обратно нам не нужно.
   Закрывшийся люк издал звук захлопнувшейся гробовой крышки, удар и щелчок скрытой защелки. Флеминг двигался впереди, оберегая пламя свечи.
   Оказавшись под штурвалом, мы понаблюдали за движением румпеля. Шедшие к штурвалу концы висели свободно, натягиваясь, лишь когда наверху поворачивали колесо. Я подумал было, что у штурвала стоит сам Кроу, но сквозь палубу доносились звуки волынки, медленный похоронный марш.
   Флеминг посмотрел на меня. При свете свечи он казался столетним старцем.
   — Он играл эту песню, когда в сотне миль от Святой Елены мы взяли «Сентинель», маленький торговый бриг. Он смотрел, как судно горит, и играл. На нем были женщины, дети. Мы взяли с него лодки и подожгли.
   — Лодки с людьми?
   — Нет. Только лодки. — Он засунул в уши торчавшие из них пучки волос, потом повернулся к румпелю. — Надо перерезать концы. У тебя есть нож?
   — Нет, — сказал я и сразу поправился: — Есть, есть. — Кроу бросил мне нож Гарри, чтобы я разрезал узлы на люках. Я засунул его в сапог, но теперь, нагнувшись, я его там не обнаружил.
   — Неважно. Кроу, как всегда, неряха. Он везде разведет крыс. Эти концы так разболтаны, что мы просто сдернем их с барабана.
   — И вы сможете ими рулить?
   — А скажи-ка мне, слышал ли ты о мысе Рока? Штурвал нам тогда просто сострелили с мостика под корешок. В него попало ядро. Это было в семьдесят шестом. До самого Гибралтара я тогда рулил тут, внизу. Триста миль, не меньше.
   Он был тогда вдвое моложе. Но если он думает, что сможет, почему бы не попытаться. Хуже не будет.
   — Просто потянем за веревочки, — объяснил Флеминг. — Надо выждать, когда руль станет точно по оси.
   Долго ждать не пришлось. Массивная балка румпеля, скрипя, повернулась и заколебалась в направлении оси судна. Мы налегли на рулевые концы и сдернули их с барабана.
   Более не сдерживаемый румпель рванулся к нам. Судно так резко накренилось, что мы с Флемингом схватились друг за друга, чтобы удержать равновесие. Это нам не удалось, мы пошатнулись, попытались шагнуть и рухнули у борта. Штурвальные концы закрутились, так как кто-то наверху повернул колесо, пытаясь выправить положение. Румпель оставался у борта, к которому его прибило в результате нашего вмешательства.
   Мы поднялись на ноги, по-прежнему держась друг за друга. Руки Флеминга были не толще, чем подлокотники кресла-качалки.
   Румпель был на уровне пояса Флеминга, который сразу же навалился на него, как человек, закрывающий ворота, и повел руль, брякающий и грохочущий от воды, в которую была погружена его лопасть. Руль вибрировал, заставляя дрожать румпель и навалившееся на него тело Флеминга. «Дракон» поворачивал, набирая ход, и бедный Флеминг трепыхался, как кукла.
   — А скажи-ка мне, не смог бы ты сбегать на палубу и посмотреть, куда мы направляемся? Возьми свечу и поторопись. Чем скорее сориентируемся, тем скорее будем у пристани.
   Я вышел через носовую надстройку. В небе занималась заря, слишком слабая и бледная. Серое судно пересекало черное море, и по темной палубе прыгало что-то ужасное, непостижимое. Оно было похоже на громадного паука, бегущего по палубе на тонких прямых ногах. Оно допрыгало до фальшборта и перемахнуло через него, исчезнув в море.
   Это была всего лишь зеленая волынка капитана. Он бросил ее, чтобы заняться судном, которое вдруг вздумало проявить самостоятельность. У штурвала никого не было, но шхуна держала курс к берегу. И как бы Кроу ни пытался, он бы не смог отклонить ее от этого курса.
   Все паруса были подняты, но зафиксированы в каких-то сумасшедших позициях. Марсель оттянут назад. Фок отклонен против ветра и закреплен в этом положении. Парусина трепетала и хлопала, но «Дракон» летел к восходящему солнцу. За кормой осталась лишь одна лодка, вторую я увидел в отдалении с двумя гребцами, старающимися что было сил.
   «Дракон» несся с ревом, в пене и брызгах; казалось, что, даже если Кроу сорвет с рангоута все паруса, судно будет двигаться ему назло. Капитан Кроу одиноко возвышался у грот-мачты, уставившись на раздувающийся парус, удерживаемый двумя фалами: один у конца гафеля, другой у его пятки. Кроу уже сбросил свернутые в бухты концы с удерживавших их кнехтов, на каждом оставалось лишь по одному-два витка, крепивших парус, остальная часть змеилась по палубе кольцами, шевелящимися от качки судна.
   Пока я смотрел, Кроу вытянул стопор и освободил конец гафеля. Массивный деревянный гафель подтянулся к мачте, рванув конец через блоки. Половина веревочной груды исчезла в момент, оттянутая вверх, хлестнув капитана Кроу по ногам. Верхняя часть грота исчезла, но «Дракон» удерживал курс. Кроу пнул кучу концов и обругал «Дракона»:
   — Будь ты проклят! Чтоб ты издох!
   Я продвинулся по подветренной стороне. Сапоги Кроу погрузились в путаницу концов и поволокли всю кучу за собой.
   — Ты, дьявол! — орал он на «Дракона». — Бездушный заколдованный пень!
   — Когда освободитесь, мистер Кроу, я бы хотел с вами перекинуться словечком, — окликнул я его фразой, с которой он обратился ко мне, увидев на «Драконе».
   Если он и вспомнил эту фразу, то не подал виду. Он резко обернулся, и я заметил, как пылают его глаза, даже при весьма тусклом свете.
   — Так, значит, вот оно? Можно было предположить, что ты снова заявишься. От глистов очень трудно избавиться, это точно.
 

19.
Петля палача

 
   Я остановился в нескольких шагах от капитана Кроу, нас разделяла мачта.
   — «Дракон» идет в Дувр, капитан, — сказал я.
   — Значит, в Дувр? — Он отступил на шаг в сторону. Я не спускал с него глаз. — А кто ж это там внизу рулит?
   — Флеминг.
   Кроу вздрогнул и отшатнулся. Он ударился о борт и схватился за ограждение, как бы опасаясь, что вывалится в море.