Страница:
- Приходи завтра!
Марта пожала плечами, мол, от нее не зависит.
- Ну, приходи, когда сможешь, я буду ждать, - опять прошептал цыган. Она кивнула и пошла к калитке. Марко подождал, пока девушка скроется за изгородью, и направился в табор.
Цыган Марко стал ее первым мужчиной. Тогда она думала, что первым и единственным. Но лето кончалось, и цыгане засобирались в теплые края. Марта ходила сама не своя. И пастор, и его жена заметили произошедшую в ней перемену. Они были очень обеспокоены душевным состоянием девушки. Она ведет себя так, как будто у нее большое горе. Или она больна. Но на все вопросы Марта вежливо улыбалась и говорила, что все в порядке, что не стоит беспокоиться. После того как у нее появились цыгане и Марко, она стала лучше понимать людей. Теперь она увидела, что и пастор, и его жена, госпожа Лайма, очень хорошо относились к ней, может быть, даже любили. Но с цыганами она встречалась только по ночам, и они ничего не подозревали. Узнать, что у нее кто-то появился, они не могли.
Девушка всерьез думала о том, чтобы уйти с цыганами. Она не представляла, как будет жить без ласк Марко, который подарил ей настоящее наслаждение. Еще месяц назад она и не подозревала, что испытает подобное счастье в жизни, а теперь оно казалось ей естественным. А служанкой в пасторском доме, как бы хорошо к ней здесь ни относились, она всю жизнь не будет. Нет, она уйдет с табором.
Это была последняя ночь с Марко. Всласть насладившись телом своего друга, Марта прошептала:
- Я уйду с вами.
Марко крепко поцеловал ее и ничего не ответил.
- Почему ты молчишь? - спросила Марта.
- Ты говорила с Мариулой? - ответил он вопросом на вопрос.
- О чем? - Марта действительно не понимала, что Марко имеет в виду. Что, Мариула должна решать, можно ли ей идти с табором? Но это смешно.
Они вышли к костру, цыган Лойко налил им две кружки вина.
- Я пойду с вами, - сказала Марта, глядя в глаза Мариуле, сидящей напротив.
Цыгане ответили молчанием. Не так представляла она себе их реакцию.
- Ты помнишь наш первый разговор, королева? - спросила старая цыганка. - Помнишь, что обещала мне? Это твоя судьба. А судьбу мы не выбираем. Судьба выбирает нас.
В ту ночь не пели громких песен. Цыгане затянули какую-то заунывную мелодию. Когда Марко встал, чтобы проводить Марту, она отрицательно покачала головой, обняла его, поцеловала, повернулась спиной к костру и быстро пошла на хутор. В горле стоял комок, а по щекам катились слезы.
Она не вставала с постели два дня. Лайма, ее муж и их дети ухаживали за ней, принося ей в постель молоко и мед. На третий день она выздоровела и приступила к своим обязанностям служанки. Когда ходила за водой на Даугаву, увидела то, что осталось от табора, - кострища, подковы лошадей, кости от рыбы и кур, бусинки, гребешок и красную цветную ленточку молодой цыганки. Марта взяла ее себе на память. Табор ушел на юг.
Пастор Глюк получил приход в Мариенбурге, и с хутора на Даугаве они переехали в этот городок. Теперь ничто не напоминало ей о Марко и первой романтической любви. Жизнь в городе была значительно интересней, скучать не приходилось. У пастора целыми днями гостили его ученики - интересные молодые люди, но, на взгляд Марты, излишне поглощенные религией. Бывали и другие, светские друзья. Молодой литовский дворянин Тизенгаузен, когда она прислуживала ему за столом, сказал пастору, не отводя глаз от девушки:
- Дорогой друг, откуда у тебя такая чудесная блондинка? В нее можно влюбиться с первого взгляда!
- Это Мартхен, - ответил пастор, - она у нас почти с детства прислуживает. Она осиротела, и мы взяли ее.
Тизенгаузен во время всего обеда не отводил глаз от девушки, а когда она подавала ему десерт и он был достаточно разгорячен портвейном, его рука погладила ее колено. Марта в ответ прижалась ногой к его ладони и с улыбкой посмотрела на него. А вечером, когда прислуживала в отведенной для него комнате, готовя постель дорогому гостю, почувствовала на своих плечах его теплые руки. Они повесили на ее шею бусы из янтаря. Через несколько минут после горячих поцелуев Марта лежала в объятиях Тизенгаузена в постели, которую только что сама ему приготовила.
Утром за завтраком Тизенгаузен говорил с пастором об архитектуре Мариенбурга, о приходе Глюка, о том, какой имеет доход. Встретившись глазами с Мартой, он отвел взгляд. Даже когда садился на коня, с ней не попрощался. Как еще можно обойтись со служанкой? - с грустью подумала девушка, перебирая янтарные бусы. Потом вдруг вспомнила Мариулу, как та называла ее королевой, и ей стало очень весело. Разве плохо ей живется? У нее не тяжелая работа, она нравится красивым молодым богатым мужчинам, они дарят ей подарки. Может быть, это и имела в виду старая цыганка, когда называла ее королевой? Нет, там было что-то другое, более конкретное. Но что? Впрочем, зачем об этом думать? Время само все расставит на свои места.
И Марта продолжала жить весело в доме очень серьезного человека пастора Глюка. Она ухаживала за его симпатичными гостями, оказывая им "особые" знаки внимания, если они того, конечно, хотели. В школе сладострастия, в которой первым ее учителем был цыган Марко, она достигла таких успехов, что многие знатные господа по-настоящему влюблялись в нее. И только разница в положении заставляла их отступиться.
Это, конечно, не могло укрыться от глаз пастора и его жены. И они решили, что пора выдать замуж молодую служанку. Что разврат ее ни до чего хорошего не доведет. И как раз такая возможность представилась. У Глюка гостил его дальний родственник шведский драгун Карл Крузе, с которым Марта за время пребывания его у пастора успела провести не одну ночь. Уже в первый день его появления Глюк представил ее как свою племянницу, а вовсе не служанку.
Свадьбу сыграли через месяц. Но медового месяца не получилось. Накануне шведской войны Карла отправили с полком в Ригу, что и спасло молодого драгуна от смерти. Своего первого мужа Карла Крузе после этого Марта не видела почти всю жизнь.
Стоял июль 1702 года. Генерал Шереметев, которому было поручено занять Лифляндию, осадил Мариенбург. После нескольких недель мужественной обороны город был доведен до крайности, и комендант решил взорвать крепость и погибнуть вместе с ней. Он позвал к себе нескольких жителей, сообщил им по секрету о своем решении и предложил как можно скорее покинуть крепость, если они не хотят разделить участи его и его отряда. В числе предупрежденных лиц был и местный лютеранский пастор Глюк. На семейном совете, на котором присутствовала и Марта, было решено покидать город безо всякого скарба, взять только деньги, драгоценности, которых в семье пастора было немного, и славянскую Библию - все-таки надо будет преодолевать русский аванпост. Может быть, Библия на церковно-славянском языке послужит пропуском?
- И ты, Марта, на тебя тоже надеемся, ты все же почти русская, может быть, это их смягчит, - вздохнул пастор. - Дай Бог, поможет и то, что я говорю на русском без акцента. Будем уповать на Господа!
Пастор был прав. Когда на аванпосте смотрели его вещи, Библия на церковно-славянском языке сыграла положительную роль. Глюк говорил с русским офицером по-русски и сказал, что может послужить переводчиком. Офицер был с ним очень вежлив. Посовещавшись с начальством, он направил Глюка в Москву, предоставив транспорт ему и его семье.
Пастор не ожидал такого благорасположения со стороны русских войск. Он не знал его истинную причину. Причиной тому была, конечно, не его русская речь и не славянская Библия, а его служанка Марта. Пока Глюк с семьей подвергался осмотру и допросу со стороны представителей российской армии, она долго и мило беседовала с самим комендантом. И говорили они не о пасторе и не о войне, а исключительно о ее женских достоинствах. Дамский угодник капитан Воронцов по достоинству оценил прелести Марты, и они деловито обсуждали подробности их вечернего свидания, а также меню ужина. Пока пастор и его жена отвечали на дежурные вопросы помощника коменданта, Воронцов и Марта решили, что она останется в полку и будет руководить прачками и посудомойками за вполне приличное жалованье.
Она попрощалась с пастором и его семьей и осталась с капитаном Воронцовым. Приключения начинаются, подумала весело Марта Скавронская, счастливая оттого, что избавилась наконец от гнетущей роли служанки в скучном доме. Не случайно самые яркие ее воспоминания - это цыганский табор. Куда еще закинет ее судьба? И опять она вспомнила Мариулу.
С Воронцовым оказалось все далеко не так романтично, как могло представиться на первый взгляд. После тяжелой работы на полковой кухне и стирки белья - прачек в полку не оказалось, так что командовать было некем, - нужно было ласкать вдрызг пьяного капитана Воронцова. Иногда, когда он напивался до поросячьего визга, он бил ее. Один раз Марта не выдержала и дала ему сдачи - после его жесткой пощечины закатила ему такую оплеуху, что он вскрикнул, долго изумленно смотрел на нее, а потом повалился на кровать и проспал до утра. Утром, как обычно, ничего не помнил.
На всех попойках Воронцова с подчиненными ему офицерами Марта присутствовала, причем не как служанка, а как хозяйка. Все понимали, что она любовница капитана, и втайне ему завидовали. А когда по случаю очередной победы на ужине присутствовал главнокомандующий полковник Епанчин и Воронцов напился так, что его унес спать денщик, полковник пригласил ее к себе во флигель.
С тех пор она стала жить у полковника. "Что ж, я иду на повышение, смеялась про себя бывшая служанка. - Так, чего доброго, и правда дойду до императрицы".
А до императрицы ей оставалось не так уж и долго.
У полковника гостил сам Александр Данилович Меншиков, ближайший друг государя. Увидев незнакомую красавицу блондинку, он спросил полковника:
- Что за девица?
- Моя прачка, - не моргнув, ответил Епанчин.
"Вот сволочь, - подумала Марта, - оказывается, я ему прачка, и только".
- Слушай, Михаил, отдай ее мне, мне как раз некому стирать рубашки, заявил Меншиков.
Понятно, что его слова полагалось воспринимать не как просьбу, а как приказ. В этот же вечер Марта поехала с Меншиковым в Москву. В столице он поселил ее в тереме, где она жила с другими пятью девушками примерно такого же, как она, возраста и действительно занималась стиркой.
Но не только работу прачки выполняла она в тереме Меншикова. Примерно раз в неделю за ней приходили и отводили ее в покои Александра Даниловича.
Однажды вызвал ее с другой девушкой, Натальей, заставил раздеться обеих, лечь с ним в кровать и ублажал то одну, то другую. Почти всегда при этом был пьян и то и дело прикладывался к стакану с водкой, который не успевали наполнять слуги. Заставлял пить и ее, и Наталью, и всех девушек, которые делили с ним ложе.
Такие "игры" с Александром Даниловичем Меншиковым проходили не каждый день. В остальное время Марта занималась прямыми своими обязанностями стирала ему белье, мыла полы, окна, одним словом, совмещала работу прачки и уборщицы. Работа не была ей в тягость - ничего нового в ней для Марты не было, а веселый нрав ее барина и благосклонное к ней расположение делали тяжелую физическую работу не такой трудной. Да и компания у Марты была хорошая. Она дружила со всеми девушками, которые жили в тереме, они делились друг с другом всем, что у них было, - и деньгами, и вещами, и девичьими тайнами.
Кто такой Меншиков, она узнала от подруг. Он занимал высокий пост при царском дворе и был самым близким другом молодого царя. А если самый близкий друг, то должен делить с царем не только дела, но и в первую очередь развлечения, подумала Мартхен. Может быть, она скоро увидит молодого царя? И может быть, не только увидит, а будет говорить с ним? Или не только говорить? От собственных греховно-веселых мыслей она не на шутку разволновалась и, конечно, тут же вспомнила старую цыганку.
Петр явился в гости к Меншикову после взятия Нарвы. Он хотел отметить победу в узком кругу дружеской попойкой. Марта в фартуке мыла окна, перескакивая с одного стула на другой, и вдруг услышала незнакомый бас в соседних палатах. По властному тону она сразу поняла, что это молодой царь. Она давно ждала его появления, была готова к нему и боялась только одного пропустить его, вдруг она окажется в этот момент вдалеке и не сможет посмотреть ему в глаза. Она была почти уверена, что этого будет достаточно, чтобы Петр заинтересовался ею. Казавшееся тогда бессмысленным бормотание Мариулы приобретало смысл пророчества. Во всяком случае, Марта хотела в это верить. И вообще, зачем и жить-то тогда, если не мечтать о чем-нибудь великом?
- ...Какая чистота, мон шер! Какая на тебе чистая сорочка, от тебя не пахнет пoтом, как обычно. Что случилось? Уж не завел ли ты себе хозяйку? А ведь обещал сразу сообщить мне, если у тебя появится кто постоянный, говорил незнакомый бас, и Екатерина была уверена, что это не кто иной, как сам молодой царь.
Она изо всех сил напрягла слух: что ответит хозяин? Она, конечно, не рассчитывала, что Меншиков выделит ее из своего гарема, и все же чистоте своих сорочек и своего терема он в первую очередь был обязан именно ей. Да и в ласках, она интуитивно это чувствовала, он выделял ее среди других наложниц.
Она слезла со скамьи и пошла к двери, чтобы подслушать ответ Меншикова. Но вместо ответа он открыл дверь, и от неожиданности она чуть не упала в обморок. Рядом с ее хозяином Александром Даниловичем Меншиковым стоял в зеленом кафтане, с волосами до плеч, высокий, выше ее на две головы, царь Петр. Никаких сомнений, что это был именно он, у Марты не было.
Оба молодых человека с улыбкой смотрели на нее. Своим молчаливым жестом, когда открывал дверь, Меншиков как бы ответил на вопрос друга.
- Ну, теперь все понятно, так бы сразу и сказал! - слегка прищурившись, рассмеялся Петр, глядя в глаза Марте.
Она не отвела глаз и не улыбнулась. Время остановилось для нее. Этого момента она ждала много дней и понимала, что сейчас решается ее будущая жизнь.
Левая бровь Петра поползла вверх. Он положил руку на плечо Меншикову.
- И такие-то сокровища ты прячешь от меня, негодник! - потрепал царь своего друга за плечо. Потом не выдержал и отвел взгляд от слишком серьезных в этот момент глаз девушки и посмотрел на Меншикова: - Как же ты мог, я тебя спрашиваю, скрывать от меня?
- Да почему ж скрывать, почему молчать, вот показываю при первом удобном случае. Не письма же об этом на войну писать, Петр Алексеич!
- Мог бы и написать. - Теперь Петр улыбался Марте. - Как звать тебя, красавица?
- Марта... - Она почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо.
- Марта, значит, Мартхен. - Петр смотрел ей в глаза и о чем-то думал, как будто совершенно постороннем. Потом вдруг сказал: - Пойдем с нами, Мартхен! Пойдем водку пить!
Меншиков было прыснул со смеху, но суровый взгляд Петра заставил его сдержаться. Девушка опустила глаза. Она смотрела на свой фартук. Петр понял ее смущение и сказал:
- Не надо, не переодевайся, тебе так лучше, ты мне так больше нравишься. Пошли! - и обнял за плечи правой рукой Меншикова, а левой Марту. - Пошли, мои дорогие, повод есть, и большой повод!
По-всякому она представляла эту встречу. Но то, что в первый день будет с молодым царем пить водку, да еще в таких количествах, - этого ей и присниться не могло. Они сидели втроем в столовой Меншикова перед уставленным столом. Девушки, с которыми она жила в девичьей, теперь прислуживали им, постоянно меняя блюда и кувшины с водкой. Петр много ел, а пил! Даже капитан Воронцов, когда бил все рекорды и полностью терял память, столько не пил. При этом молодой царь требовал и от Меншикова, и от девушки, чтобы они от него не отставали. Это было тяжело. Все плыло перед глазами. Сквозь пелену она увидела, как Меншиков вышел из-за стола, упал и, растянувшись на полу, даже не попытался встать. Петр не реагировал никак. Он тупо смотрел в одну точку на стене, продолжая жевать и время от времени отхлебывать из стакана. Марта сделала знак девушкам: помогите мне с барином. Вдвоем с Натальей они подняли хозяина и отнесли его в спальню. Петр не говорил ни слова. Казалось, что он ничего не видит.
Они с Натальей раздели барина, накрыли пуховым одеялом и переглянулись. Возвращаться в столовую? Но ведь там пьяный царь.
- Ты иди в девичью, - прошептала Марта перепуганной Наталье, - иди, а я должна...
Что она была должна, она не объяснила. Вошла в столовую. Петр спал, опустив голову на руки. Она тихонько села рядом с ним.
- Марта, пошли спать, - услышала она его голос, - я не спал трое суток.
И поднял пьяную голову с сонными пьяными глазами. Марта испуганно кивнула. Вдруг Петр промычал:
- Нет, налей мне еще водки! А потом пойдем.
Она налила ему полстакана.
- И себе, и себе налей, будешь со мной пить!
Проснулась она, совершенно голая, в объятиях голого Петра в постели, в которую вчера ночью вместе с Натальей положила своего хозяина Меншикова. Что было вчера? Как она здесь оказалась? Господи, что же делать? Она высвободилась из-под тяжелой руки Петра, встала с кровати, нашла разбросанную по полу одежду, быстро накинула ее и прошла в девичью. В ее кровати спал хозяин, заботливо накрытый одеялом, а рядом с ним сидела Наталья. На стуле рядом с ней стояли кувшин и стакан. Увидев Марту, Наталья состроила смешную гримасу.
Обе девушки знали, что, когда барин просыпался с похмелья, он требовал от них обеих ласк в постели, надо было быть готовыми к этому. Но теперь у него в гостях царь. Так что ласки отменяются.
Ласки не отменились. Но на этот раз в них принял участие еще один мужчина. Это был молодой царь Петр I.
С тех пор Петр зачастил к Меншикову. И теперь всегда проводил время наедине с Мартой в специально отведенной для них спальне. А сам хозяин звать ее к себе в постель перестал.
Она понимала, что Петр относится к ней не только как к женщине для утоления своей похоти. Было что-то большее в их свиданиях, в их совместных попойках. Так мужчины не ведут себя со служанками. Она чувствовала, что царь к ней не равнодушен. И ей было приятно, что он оказывает постоянное внимание девушке из народа, когда кругом столько красивых знатных фрейлин. Он приезжал к Меншикову со своими друзьями Гордоном и Лефортом и ничуть не стеснялся бурного проявления чувств к Марте. А она сидела с ними за столом, как равная.
Петр увез ее в село Преображенское. Теперь у нее был красивый собственный дом. Петр приезжал каждую неделю, иногда каждый день. Часто оставался на ночь. Они решили, что Марта должна принять православную веру, что она не может больше оставаться лютеранкой. Здесь же, в церкви села Преображенского, и прошло ее крещение. Крестным отцом стал сын Петра царевич Алексей. Так Марта Скавронская стала Екатериной Алексеевной.
Когда Екатерина поняла, что беременна, даже не сомневалась, что надо сказать об этом Петру. Да, они встречались не каждый день, но она ничуть не робела перед царем, а относилась к нему как к своему мужу. Она уже знала его сложный характер. У него бывали тяжелые приступы головной боли, во время которых от физических страданий он сходил с ума. Только она умела лечить их, положив его голову к себе на руки и приговаривая какую-то ерунду, как ей в детстве приговаривала мама. Через час приступ отступал.
Когда она сказала Петру, что у них может родиться Петенька, царь был счастлив, это было видно по его глазам. Потом он расцеловал ее и сказал, что скоро сделает императрицей. Она сразу поверила ему. Она давно в этом перестала сомневаться.
Хотя тайной женой Петра она уже была давно. После рождения маленького Пети, через год, она родила Петру девочку, а через полтора года после нее еще одну. Это еще больше сблизило ее с царем. Он говорил ей, что они соединены тайным браком, и обещал вскоре оформить его официально, венчаться.
Екатерина понимала причину задержки - брак Петра с Евдокией Лопухиной, которая находилась по воле Петра в монастыре, не был расторгнут. Но Екатерина ничего от Петра и не требовала. Она вела себя так, словно и не рассчитывала ни на какую свадьбу, мол, понимает, что Петр - царь всея Руси. Она знала, что кроме нее у Петра есть любовницы, но даже и не думала упрекать его за это. Иногда она даже занималась сводничеством, подбирая Петру ту или иную девушку, при этом оставаясь веселой.
Но свадьбы хотел сам Петр. Он очень нуждался в Екатерине и ценил ее ум и внимательность к нему, она, как никто, сумела понять его сложную душу. Она целиком разделяла с ним его планы, и он стал брать ее с собой в путешествия. Екатерина, помимо того, что она была самой желанной его любовницей, возбуждая сложную гамму чувств, в которой нежность соседствовала с грубой похотью, - была ему настоящим другом. Он боялся потерять эту женщину. Хотел привязать ее к себе как можно крепче. Невзирая на то, что говорили при дворе. А говорили там нетрудно догадаться что. Что Екатерина без роду без племени, какая-то лифляндская крестьянка, которая в доме Меншикова "обслуживала" и барина, и его гостей.
Уезжая из Москвы в январе 1708 года, чтобы при-соединиться к армии и выступить вместе с ней в поход, Петр оставил ей записку: "Ежели что случится волею Божией, тогда три тысячи рублей, которые ныне во дворе господина князя Меншикова, отдать Катерине... и с девочкой". Рожденная 28 декабря 1706 года маленькая Екатерина Петровна умерла 27 июня 1708 года.
Екатерина стала путешествовать с Петром. С 1709 года она его не покидала. Когда она сопровождала его в Польше, в Германии, с ней обращались почти как с государыней. Официально она оставалась все еще его фавориткой. И вот наконец у Петра созрело окончательное решение - для всего его окружения невозможное, безумное, экстравагантное, - решение сделать из своей спутницы законную супругу и императрицу. Экстравагантное для всех, кроме самой Екатерины. Она восприняла решение Петра вполне естественно, она давно ждала его, и дело было только во времени. Последние колебания Петра были побеждены, когда он увидел Екатерину на коне, в своей армии, командующей солдатами. Он понял, что она будет настоящей женой офицера, а это он ценил в женщине превыше всего. Знали бы об этом голландские фрейлины!
Екатерина действительно была "походной женой", она могла спать на жесткой постели, жить в палатке и совершать верхом на лошади длительные переходы. Во время персидского похода она остригла себе волосы и носила гренадерскую фуражку. Она делала смотр войскам, проезжая по рядам перед сражением, ободряя словами солдат и раздавая им стаканы водки. Однажды пуля сразила одного из людей, бывших в ее свите. Но это ее нисколько не смутило. Она приказала продолжать движение.
Под Азовом, когда армия Петра была окружена турецкими войсками, Екатерина продала все свои драгоценности и тем самым спасла русского царя, купив ему свободу. И он помнил об этом всю жизнь.
Петр был покорен всем тем, что он увидел, и ничто не могло изменить его решения. Он по-настоящему уважал свою любовницу и мать своих детей (за все время их совместной жизни она родила ему одиннадцать детей, большинство из которых умерли в раннем детстве). Так он не относился ни к одной из женщин. С любой женщиной, независимо от положения, которое она занимала в обществе, он мог быть грубым, мог выкинуть какой угодно фокус. С Екатериной он не позволял себе никаких вольностей.
В этот день они обедали с Петром в Кремле. После обеда слуга доложил: царевна Наталья ждет, что царь примет ее.
- Катеринушка, я не сказал тебе, - обратился к ней Петр, - я позвал Наташу, чтобы сообщить ей о нашей свадьбе.
- О свадьбе? Когда?
- Дня через три. Хотелось бы уже сегодня, но не успеть. Нужно подготовиться хорошо.
Петр заговорил так, как будто диктовал государственный указ. Царевна Наталья бесстрастно слушала, не выказывая никаких чувств. Можно было только догадываться, о чем она в этот момент думала. Екатерина понимала о чем. Понимал это и Петр и поэтому-то и говорил таким нарочито официальным и ледяным тоном:
- Екатерина Алексеевна - моя супруга, и я хочу, чтобы к ней относились как к таковой. В случае, если меня постигнет какое-то несчастье в предстоящем походе, признать за ней преимущества и доходы, которые должны принадлежать вдовствующим царицам, так как она моя настоящая жена.
Замолчав, Петр дал понять, что разговор завершен, и Наталья откланялась.
Начались приготовления к свадьбе. Царь женился в звании контр-адмирала, и поэтому офицеры его флота должны были исполнять первые роли в церемонии, за исключением министров и представителей дворянства. Вице-адмирал Круис и один контр-адмирал были посажеными отцами, а вдовствующая царица и жена вице-адмирала - посажеными матерями. Дочери Екатерины и Петра, 5 и 3 лет, исполняли обязанности фрейлин... Бракосочетание было совершено частным образом, в 7 часов утра, в маленькой часовне, принадлежавшей князю Меншикову. Присутствовали только те лица, которые были обязаны явиться по своим должностям. В общем, все прошло довольно скромно. Но во дворце по этому случаю был дан парадный обед, был и один из фейерверков, которые так полюбил Петр. Многие гораздо менее важные события в своей жизни Петр обставлял с большим блеском. Но здесь он не хотел особой шумихи. Это было его интимным делом. Делом его совести. Он любил Екатерину и хотел обеспечить ее будущее и будущее своих детей. Никакого шутовства и карнавала из этого устраивать он не стал. Все прошло чинно, благородно и по тем временам довольно скромно.
Марта пожала плечами, мол, от нее не зависит.
- Ну, приходи, когда сможешь, я буду ждать, - опять прошептал цыган. Она кивнула и пошла к калитке. Марко подождал, пока девушка скроется за изгородью, и направился в табор.
Цыган Марко стал ее первым мужчиной. Тогда она думала, что первым и единственным. Но лето кончалось, и цыгане засобирались в теплые края. Марта ходила сама не своя. И пастор, и его жена заметили произошедшую в ней перемену. Они были очень обеспокоены душевным состоянием девушки. Она ведет себя так, как будто у нее большое горе. Или она больна. Но на все вопросы Марта вежливо улыбалась и говорила, что все в порядке, что не стоит беспокоиться. После того как у нее появились цыгане и Марко, она стала лучше понимать людей. Теперь она увидела, что и пастор, и его жена, госпожа Лайма, очень хорошо относились к ней, может быть, даже любили. Но с цыганами она встречалась только по ночам, и они ничего не подозревали. Узнать, что у нее кто-то появился, они не могли.
Девушка всерьез думала о том, чтобы уйти с цыганами. Она не представляла, как будет жить без ласк Марко, который подарил ей настоящее наслаждение. Еще месяц назад она и не подозревала, что испытает подобное счастье в жизни, а теперь оно казалось ей естественным. А служанкой в пасторском доме, как бы хорошо к ней здесь ни относились, она всю жизнь не будет. Нет, она уйдет с табором.
Это была последняя ночь с Марко. Всласть насладившись телом своего друга, Марта прошептала:
- Я уйду с вами.
Марко крепко поцеловал ее и ничего не ответил.
- Почему ты молчишь? - спросила Марта.
- Ты говорила с Мариулой? - ответил он вопросом на вопрос.
- О чем? - Марта действительно не понимала, что Марко имеет в виду. Что, Мариула должна решать, можно ли ей идти с табором? Но это смешно.
Они вышли к костру, цыган Лойко налил им две кружки вина.
- Я пойду с вами, - сказала Марта, глядя в глаза Мариуле, сидящей напротив.
Цыгане ответили молчанием. Не так представляла она себе их реакцию.
- Ты помнишь наш первый разговор, королева? - спросила старая цыганка. - Помнишь, что обещала мне? Это твоя судьба. А судьбу мы не выбираем. Судьба выбирает нас.
В ту ночь не пели громких песен. Цыгане затянули какую-то заунывную мелодию. Когда Марко встал, чтобы проводить Марту, она отрицательно покачала головой, обняла его, поцеловала, повернулась спиной к костру и быстро пошла на хутор. В горле стоял комок, а по щекам катились слезы.
Она не вставала с постели два дня. Лайма, ее муж и их дети ухаживали за ней, принося ей в постель молоко и мед. На третий день она выздоровела и приступила к своим обязанностям служанки. Когда ходила за водой на Даугаву, увидела то, что осталось от табора, - кострища, подковы лошадей, кости от рыбы и кур, бусинки, гребешок и красную цветную ленточку молодой цыганки. Марта взяла ее себе на память. Табор ушел на юг.
Пастор Глюк получил приход в Мариенбурге, и с хутора на Даугаве они переехали в этот городок. Теперь ничто не напоминало ей о Марко и первой романтической любви. Жизнь в городе была значительно интересней, скучать не приходилось. У пастора целыми днями гостили его ученики - интересные молодые люди, но, на взгляд Марты, излишне поглощенные религией. Бывали и другие, светские друзья. Молодой литовский дворянин Тизенгаузен, когда она прислуживала ему за столом, сказал пастору, не отводя глаз от девушки:
- Дорогой друг, откуда у тебя такая чудесная блондинка? В нее можно влюбиться с первого взгляда!
- Это Мартхен, - ответил пастор, - она у нас почти с детства прислуживает. Она осиротела, и мы взяли ее.
Тизенгаузен во время всего обеда не отводил глаз от девушки, а когда она подавала ему десерт и он был достаточно разгорячен портвейном, его рука погладила ее колено. Марта в ответ прижалась ногой к его ладони и с улыбкой посмотрела на него. А вечером, когда прислуживала в отведенной для него комнате, готовя постель дорогому гостю, почувствовала на своих плечах его теплые руки. Они повесили на ее шею бусы из янтаря. Через несколько минут после горячих поцелуев Марта лежала в объятиях Тизенгаузена в постели, которую только что сама ему приготовила.
Утром за завтраком Тизенгаузен говорил с пастором об архитектуре Мариенбурга, о приходе Глюка, о том, какой имеет доход. Встретившись глазами с Мартой, он отвел взгляд. Даже когда садился на коня, с ней не попрощался. Как еще можно обойтись со служанкой? - с грустью подумала девушка, перебирая янтарные бусы. Потом вдруг вспомнила Мариулу, как та называла ее королевой, и ей стало очень весело. Разве плохо ей живется? У нее не тяжелая работа, она нравится красивым молодым богатым мужчинам, они дарят ей подарки. Может быть, это и имела в виду старая цыганка, когда называла ее королевой? Нет, там было что-то другое, более конкретное. Но что? Впрочем, зачем об этом думать? Время само все расставит на свои места.
И Марта продолжала жить весело в доме очень серьезного человека пастора Глюка. Она ухаживала за его симпатичными гостями, оказывая им "особые" знаки внимания, если они того, конечно, хотели. В школе сладострастия, в которой первым ее учителем был цыган Марко, она достигла таких успехов, что многие знатные господа по-настоящему влюблялись в нее. И только разница в положении заставляла их отступиться.
Это, конечно, не могло укрыться от глаз пастора и его жены. И они решили, что пора выдать замуж молодую служанку. Что разврат ее ни до чего хорошего не доведет. И как раз такая возможность представилась. У Глюка гостил его дальний родственник шведский драгун Карл Крузе, с которым Марта за время пребывания его у пастора успела провести не одну ночь. Уже в первый день его появления Глюк представил ее как свою племянницу, а вовсе не служанку.
Свадьбу сыграли через месяц. Но медового месяца не получилось. Накануне шведской войны Карла отправили с полком в Ригу, что и спасло молодого драгуна от смерти. Своего первого мужа Карла Крузе после этого Марта не видела почти всю жизнь.
Стоял июль 1702 года. Генерал Шереметев, которому было поручено занять Лифляндию, осадил Мариенбург. После нескольких недель мужественной обороны город был доведен до крайности, и комендант решил взорвать крепость и погибнуть вместе с ней. Он позвал к себе нескольких жителей, сообщил им по секрету о своем решении и предложил как можно скорее покинуть крепость, если они не хотят разделить участи его и его отряда. В числе предупрежденных лиц был и местный лютеранский пастор Глюк. На семейном совете, на котором присутствовала и Марта, было решено покидать город безо всякого скарба, взять только деньги, драгоценности, которых в семье пастора было немного, и славянскую Библию - все-таки надо будет преодолевать русский аванпост. Может быть, Библия на церковно-славянском языке послужит пропуском?
- И ты, Марта, на тебя тоже надеемся, ты все же почти русская, может быть, это их смягчит, - вздохнул пастор. - Дай Бог, поможет и то, что я говорю на русском без акцента. Будем уповать на Господа!
Пастор был прав. Когда на аванпосте смотрели его вещи, Библия на церковно-славянском языке сыграла положительную роль. Глюк говорил с русским офицером по-русски и сказал, что может послужить переводчиком. Офицер был с ним очень вежлив. Посовещавшись с начальством, он направил Глюка в Москву, предоставив транспорт ему и его семье.
Пастор не ожидал такого благорасположения со стороны русских войск. Он не знал его истинную причину. Причиной тому была, конечно, не его русская речь и не славянская Библия, а его служанка Марта. Пока Глюк с семьей подвергался осмотру и допросу со стороны представителей российской армии, она долго и мило беседовала с самим комендантом. И говорили они не о пасторе и не о войне, а исключительно о ее женских достоинствах. Дамский угодник капитан Воронцов по достоинству оценил прелести Марты, и они деловито обсуждали подробности их вечернего свидания, а также меню ужина. Пока пастор и его жена отвечали на дежурные вопросы помощника коменданта, Воронцов и Марта решили, что она останется в полку и будет руководить прачками и посудомойками за вполне приличное жалованье.
Она попрощалась с пастором и его семьей и осталась с капитаном Воронцовым. Приключения начинаются, подумала весело Марта Скавронская, счастливая оттого, что избавилась наконец от гнетущей роли служанки в скучном доме. Не случайно самые яркие ее воспоминания - это цыганский табор. Куда еще закинет ее судьба? И опять она вспомнила Мариулу.
С Воронцовым оказалось все далеко не так романтично, как могло представиться на первый взгляд. После тяжелой работы на полковой кухне и стирки белья - прачек в полку не оказалось, так что командовать было некем, - нужно было ласкать вдрызг пьяного капитана Воронцова. Иногда, когда он напивался до поросячьего визга, он бил ее. Один раз Марта не выдержала и дала ему сдачи - после его жесткой пощечины закатила ему такую оплеуху, что он вскрикнул, долго изумленно смотрел на нее, а потом повалился на кровать и проспал до утра. Утром, как обычно, ничего не помнил.
На всех попойках Воронцова с подчиненными ему офицерами Марта присутствовала, причем не как служанка, а как хозяйка. Все понимали, что она любовница капитана, и втайне ему завидовали. А когда по случаю очередной победы на ужине присутствовал главнокомандующий полковник Епанчин и Воронцов напился так, что его унес спать денщик, полковник пригласил ее к себе во флигель.
С тех пор она стала жить у полковника. "Что ж, я иду на повышение, смеялась про себя бывшая служанка. - Так, чего доброго, и правда дойду до императрицы".
А до императрицы ей оставалось не так уж и долго.
У полковника гостил сам Александр Данилович Меншиков, ближайший друг государя. Увидев незнакомую красавицу блондинку, он спросил полковника:
- Что за девица?
- Моя прачка, - не моргнув, ответил Епанчин.
"Вот сволочь, - подумала Марта, - оказывается, я ему прачка, и только".
- Слушай, Михаил, отдай ее мне, мне как раз некому стирать рубашки, заявил Меншиков.
Понятно, что его слова полагалось воспринимать не как просьбу, а как приказ. В этот же вечер Марта поехала с Меншиковым в Москву. В столице он поселил ее в тереме, где она жила с другими пятью девушками примерно такого же, как она, возраста и действительно занималась стиркой.
Но не только работу прачки выполняла она в тереме Меншикова. Примерно раз в неделю за ней приходили и отводили ее в покои Александра Даниловича.
Однажды вызвал ее с другой девушкой, Натальей, заставил раздеться обеих, лечь с ним в кровать и ублажал то одну, то другую. Почти всегда при этом был пьян и то и дело прикладывался к стакану с водкой, который не успевали наполнять слуги. Заставлял пить и ее, и Наталью, и всех девушек, которые делили с ним ложе.
Такие "игры" с Александром Даниловичем Меншиковым проходили не каждый день. В остальное время Марта занималась прямыми своими обязанностями стирала ему белье, мыла полы, окна, одним словом, совмещала работу прачки и уборщицы. Работа не была ей в тягость - ничего нового в ней для Марты не было, а веселый нрав ее барина и благосклонное к ней расположение делали тяжелую физическую работу не такой трудной. Да и компания у Марты была хорошая. Она дружила со всеми девушками, которые жили в тереме, они делились друг с другом всем, что у них было, - и деньгами, и вещами, и девичьими тайнами.
Кто такой Меншиков, она узнала от подруг. Он занимал высокий пост при царском дворе и был самым близким другом молодого царя. А если самый близкий друг, то должен делить с царем не только дела, но и в первую очередь развлечения, подумала Мартхен. Может быть, она скоро увидит молодого царя? И может быть, не только увидит, а будет говорить с ним? Или не только говорить? От собственных греховно-веселых мыслей она не на шутку разволновалась и, конечно, тут же вспомнила старую цыганку.
Петр явился в гости к Меншикову после взятия Нарвы. Он хотел отметить победу в узком кругу дружеской попойкой. Марта в фартуке мыла окна, перескакивая с одного стула на другой, и вдруг услышала незнакомый бас в соседних палатах. По властному тону она сразу поняла, что это молодой царь. Она давно ждала его появления, была готова к нему и боялась только одного пропустить его, вдруг она окажется в этот момент вдалеке и не сможет посмотреть ему в глаза. Она была почти уверена, что этого будет достаточно, чтобы Петр заинтересовался ею. Казавшееся тогда бессмысленным бормотание Мариулы приобретало смысл пророчества. Во всяком случае, Марта хотела в это верить. И вообще, зачем и жить-то тогда, если не мечтать о чем-нибудь великом?
- ...Какая чистота, мон шер! Какая на тебе чистая сорочка, от тебя не пахнет пoтом, как обычно. Что случилось? Уж не завел ли ты себе хозяйку? А ведь обещал сразу сообщить мне, если у тебя появится кто постоянный, говорил незнакомый бас, и Екатерина была уверена, что это не кто иной, как сам молодой царь.
Она изо всех сил напрягла слух: что ответит хозяин? Она, конечно, не рассчитывала, что Меншиков выделит ее из своего гарема, и все же чистоте своих сорочек и своего терема он в первую очередь был обязан именно ей. Да и в ласках, она интуитивно это чувствовала, он выделял ее среди других наложниц.
Она слезла со скамьи и пошла к двери, чтобы подслушать ответ Меншикова. Но вместо ответа он открыл дверь, и от неожиданности она чуть не упала в обморок. Рядом с ее хозяином Александром Даниловичем Меншиковым стоял в зеленом кафтане, с волосами до плеч, высокий, выше ее на две головы, царь Петр. Никаких сомнений, что это был именно он, у Марты не было.
Оба молодых человека с улыбкой смотрели на нее. Своим молчаливым жестом, когда открывал дверь, Меншиков как бы ответил на вопрос друга.
- Ну, теперь все понятно, так бы сразу и сказал! - слегка прищурившись, рассмеялся Петр, глядя в глаза Марте.
Она не отвела глаз и не улыбнулась. Время остановилось для нее. Этого момента она ждала много дней и понимала, что сейчас решается ее будущая жизнь.
Левая бровь Петра поползла вверх. Он положил руку на плечо Меншикову.
- И такие-то сокровища ты прячешь от меня, негодник! - потрепал царь своего друга за плечо. Потом не выдержал и отвел взгляд от слишком серьезных в этот момент глаз девушки и посмотрел на Меншикова: - Как же ты мог, я тебя спрашиваю, скрывать от меня?
- Да почему ж скрывать, почему молчать, вот показываю при первом удобном случае. Не письма же об этом на войну писать, Петр Алексеич!
- Мог бы и написать. - Теперь Петр улыбался Марте. - Как звать тебя, красавица?
- Марта... - Она почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо.
- Марта, значит, Мартхен. - Петр смотрел ей в глаза и о чем-то думал, как будто совершенно постороннем. Потом вдруг сказал: - Пойдем с нами, Мартхен! Пойдем водку пить!
Меншиков было прыснул со смеху, но суровый взгляд Петра заставил его сдержаться. Девушка опустила глаза. Она смотрела на свой фартук. Петр понял ее смущение и сказал:
- Не надо, не переодевайся, тебе так лучше, ты мне так больше нравишься. Пошли! - и обнял за плечи правой рукой Меншикова, а левой Марту. - Пошли, мои дорогие, повод есть, и большой повод!
По-всякому она представляла эту встречу. Но то, что в первый день будет с молодым царем пить водку, да еще в таких количествах, - этого ей и присниться не могло. Они сидели втроем в столовой Меншикова перед уставленным столом. Девушки, с которыми она жила в девичьей, теперь прислуживали им, постоянно меняя блюда и кувшины с водкой. Петр много ел, а пил! Даже капитан Воронцов, когда бил все рекорды и полностью терял память, столько не пил. При этом молодой царь требовал и от Меншикова, и от девушки, чтобы они от него не отставали. Это было тяжело. Все плыло перед глазами. Сквозь пелену она увидела, как Меншиков вышел из-за стола, упал и, растянувшись на полу, даже не попытался встать. Петр не реагировал никак. Он тупо смотрел в одну точку на стене, продолжая жевать и время от времени отхлебывать из стакана. Марта сделала знак девушкам: помогите мне с барином. Вдвоем с Натальей они подняли хозяина и отнесли его в спальню. Петр не говорил ни слова. Казалось, что он ничего не видит.
Они с Натальей раздели барина, накрыли пуховым одеялом и переглянулись. Возвращаться в столовую? Но ведь там пьяный царь.
- Ты иди в девичью, - прошептала Марта перепуганной Наталье, - иди, а я должна...
Что она была должна, она не объяснила. Вошла в столовую. Петр спал, опустив голову на руки. Она тихонько села рядом с ним.
- Марта, пошли спать, - услышала она его голос, - я не спал трое суток.
И поднял пьяную голову с сонными пьяными глазами. Марта испуганно кивнула. Вдруг Петр промычал:
- Нет, налей мне еще водки! А потом пойдем.
Она налила ему полстакана.
- И себе, и себе налей, будешь со мной пить!
Проснулась она, совершенно голая, в объятиях голого Петра в постели, в которую вчера ночью вместе с Натальей положила своего хозяина Меншикова. Что было вчера? Как она здесь оказалась? Господи, что же делать? Она высвободилась из-под тяжелой руки Петра, встала с кровати, нашла разбросанную по полу одежду, быстро накинула ее и прошла в девичью. В ее кровати спал хозяин, заботливо накрытый одеялом, а рядом с ним сидела Наталья. На стуле рядом с ней стояли кувшин и стакан. Увидев Марту, Наталья состроила смешную гримасу.
Обе девушки знали, что, когда барин просыпался с похмелья, он требовал от них обеих ласк в постели, надо было быть готовыми к этому. Но теперь у него в гостях царь. Так что ласки отменяются.
Ласки не отменились. Но на этот раз в них принял участие еще один мужчина. Это был молодой царь Петр I.
С тех пор Петр зачастил к Меншикову. И теперь всегда проводил время наедине с Мартой в специально отведенной для них спальне. А сам хозяин звать ее к себе в постель перестал.
Она понимала, что Петр относится к ней не только как к женщине для утоления своей похоти. Было что-то большее в их свиданиях, в их совместных попойках. Так мужчины не ведут себя со служанками. Она чувствовала, что царь к ней не равнодушен. И ей было приятно, что он оказывает постоянное внимание девушке из народа, когда кругом столько красивых знатных фрейлин. Он приезжал к Меншикову со своими друзьями Гордоном и Лефортом и ничуть не стеснялся бурного проявления чувств к Марте. А она сидела с ними за столом, как равная.
Петр увез ее в село Преображенское. Теперь у нее был красивый собственный дом. Петр приезжал каждую неделю, иногда каждый день. Часто оставался на ночь. Они решили, что Марта должна принять православную веру, что она не может больше оставаться лютеранкой. Здесь же, в церкви села Преображенского, и прошло ее крещение. Крестным отцом стал сын Петра царевич Алексей. Так Марта Скавронская стала Екатериной Алексеевной.
Когда Екатерина поняла, что беременна, даже не сомневалась, что надо сказать об этом Петру. Да, они встречались не каждый день, но она ничуть не робела перед царем, а относилась к нему как к своему мужу. Она уже знала его сложный характер. У него бывали тяжелые приступы головной боли, во время которых от физических страданий он сходил с ума. Только она умела лечить их, положив его голову к себе на руки и приговаривая какую-то ерунду, как ей в детстве приговаривала мама. Через час приступ отступал.
Когда она сказала Петру, что у них может родиться Петенька, царь был счастлив, это было видно по его глазам. Потом он расцеловал ее и сказал, что скоро сделает императрицей. Она сразу поверила ему. Она давно в этом перестала сомневаться.
Хотя тайной женой Петра она уже была давно. После рождения маленького Пети, через год, она родила Петру девочку, а через полтора года после нее еще одну. Это еще больше сблизило ее с царем. Он говорил ей, что они соединены тайным браком, и обещал вскоре оформить его официально, венчаться.
Екатерина понимала причину задержки - брак Петра с Евдокией Лопухиной, которая находилась по воле Петра в монастыре, не был расторгнут. Но Екатерина ничего от Петра и не требовала. Она вела себя так, словно и не рассчитывала ни на какую свадьбу, мол, понимает, что Петр - царь всея Руси. Она знала, что кроме нее у Петра есть любовницы, но даже и не думала упрекать его за это. Иногда она даже занималась сводничеством, подбирая Петру ту или иную девушку, при этом оставаясь веселой.
Но свадьбы хотел сам Петр. Он очень нуждался в Екатерине и ценил ее ум и внимательность к нему, она, как никто, сумела понять его сложную душу. Она целиком разделяла с ним его планы, и он стал брать ее с собой в путешествия. Екатерина, помимо того, что она была самой желанной его любовницей, возбуждая сложную гамму чувств, в которой нежность соседствовала с грубой похотью, - была ему настоящим другом. Он боялся потерять эту женщину. Хотел привязать ее к себе как можно крепче. Невзирая на то, что говорили при дворе. А говорили там нетрудно догадаться что. Что Екатерина без роду без племени, какая-то лифляндская крестьянка, которая в доме Меншикова "обслуживала" и барина, и его гостей.
Уезжая из Москвы в январе 1708 года, чтобы при-соединиться к армии и выступить вместе с ней в поход, Петр оставил ей записку: "Ежели что случится волею Божией, тогда три тысячи рублей, которые ныне во дворе господина князя Меншикова, отдать Катерине... и с девочкой". Рожденная 28 декабря 1706 года маленькая Екатерина Петровна умерла 27 июня 1708 года.
Екатерина стала путешествовать с Петром. С 1709 года она его не покидала. Когда она сопровождала его в Польше, в Германии, с ней обращались почти как с государыней. Официально она оставалась все еще его фавориткой. И вот наконец у Петра созрело окончательное решение - для всего его окружения невозможное, безумное, экстравагантное, - решение сделать из своей спутницы законную супругу и императрицу. Экстравагантное для всех, кроме самой Екатерины. Она восприняла решение Петра вполне естественно, она давно ждала его, и дело было только во времени. Последние колебания Петра были побеждены, когда он увидел Екатерину на коне, в своей армии, командующей солдатами. Он понял, что она будет настоящей женой офицера, а это он ценил в женщине превыше всего. Знали бы об этом голландские фрейлины!
Екатерина действительно была "походной женой", она могла спать на жесткой постели, жить в палатке и совершать верхом на лошади длительные переходы. Во время персидского похода она остригла себе волосы и носила гренадерскую фуражку. Она делала смотр войскам, проезжая по рядам перед сражением, ободряя словами солдат и раздавая им стаканы водки. Однажды пуля сразила одного из людей, бывших в ее свите. Но это ее нисколько не смутило. Она приказала продолжать движение.
Под Азовом, когда армия Петра была окружена турецкими войсками, Екатерина продала все свои драгоценности и тем самым спасла русского царя, купив ему свободу. И он помнил об этом всю жизнь.
Петр был покорен всем тем, что он увидел, и ничто не могло изменить его решения. Он по-настоящему уважал свою любовницу и мать своих детей (за все время их совместной жизни она родила ему одиннадцать детей, большинство из которых умерли в раннем детстве). Так он не относился ни к одной из женщин. С любой женщиной, независимо от положения, которое она занимала в обществе, он мог быть грубым, мог выкинуть какой угодно фокус. С Екатериной он не позволял себе никаких вольностей.
В этот день они обедали с Петром в Кремле. После обеда слуга доложил: царевна Наталья ждет, что царь примет ее.
- Катеринушка, я не сказал тебе, - обратился к ней Петр, - я позвал Наташу, чтобы сообщить ей о нашей свадьбе.
- О свадьбе? Когда?
- Дня через три. Хотелось бы уже сегодня, но не успеть. Нужно подготовиться хорошо.
Петр заговорил так, как будто диктовал государственный указ. Царевна Наталья бесстрастно слушала, не выказывая никаких чувств. Можно было только догадываться, о чем она в этот момент думала. Екатерина понимала о чем. Понимал это и Петр и поэтому-то и говорил таким нарочито официальным и ледяным тоном:
- Екатерина Алексеевна - моя супруга, и я хочу, чтобы к ней относились как к таковой. В случае, если меня постигнет какое-то несчастье в предстоящем походе, признать за ней преимущества и доходы, которые должны принадлежать вдовствующим царицам, так как она моя настоящая жена.
Замолчав, Петр дал понять, что разговор завершен, и Наталья откланялась.
Начались приготовления к свадьбе. Царь женился в звании контр-адмирала, и поэтому офицеры его флота должны были исполнять первые роли в церемонии, за исключением министров и представителей дворянства. Вице-адмирал Круис и один контр-адмирал были посажеными отцами, а вдовствующая царица и жена вице-адмирала - посажеными матерями. Дочери Екатерины и Петра, 5 и 3 лет, исполняли обязанности фрейлин... Бракосочетание было совершено частным образом, в 7 часов утра, в маленькой часовне, принадлежавшей князю Меншикову. Присутствовали только те лица, которые были обязаны явиться по своим должностям. В общем, все прошло довольно скромно. Но во дворце по этому случаю был дан парадный обед, был и один из фейерверков, которые так полюбил Петр. Многие гораздо менее важные события в своей жизни Петр обставлял с большим блеском. Но здесь он не хотел особой шумихи. Это было его интимным делом. Делом его совести. Он любил Екатерину и хотел обеспечить ее будущее и будущее своих детей. Никакого шутовства и карнавала из этого устраивать он не стал. Все прошло чинно, благородно и по тем временам довольно скромно.