Страница:
На Пленуме Ассоциации присутствовала член Правления. Росту она
среднего, одета в дорогое платье с алмазными погончиками. На Пленуме
проходил отчет, она кивала всем выступавшим. Даже бухгалтерше, которая явно
была не объективна в оценках. И нулей у нее в отчете больше, чем надо.
Продолжал наблюдение за членшей, пока охрана не послала меня.
Прошу отметить вредность занимаемой должности.
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 15
- Ты доведи до конца дело с местным воришкой, - сказал Смолянинову
Нестеров, - книги тащат, деньги. Это мелко, и мы обойдемся без милиции.
Поймаем - накостыляем по шее.
- Есть! - сказал Смолянинов, но прежде чем идти выполнять боевое
задание, позволил себе осторожно напомнить своему начальнику, что сегодня
Ассоциация проводит серьезное мероприятие, а именно, приглашено телевидение,
и на вопросы страждущих приобщиться к интеллигентности будет отвечать
телезрителям сам Осовиахим Семенович.
Нестеров помнил об этом. Телевидение пригласить он не забыл, но вот
только со Стрикачевым заминка, потому что Председатель уже несколько дней
болел дома и на работу не ходил.
Решено было заменить Стрикачева Рыбниковым.
- Это суррогат, - поморщился Смолянинов, - телезрители хотят видеть
настоящего интеллигента, а не бывшего партийного работника.
- Наша задача, - ответил ему с улыбкой Нестеров, - убедить аудиторию,
что, поработав полчаса с Осовиахимом Семеновичем, каждый тотчас же
становится интеллигентом. Выступать будет Рыбников.
И Рыбников действительно выступил. И выступил неплохо.
- Мне поручено нашим Председателем, - сказал он в кадре, - поговорить с
вами по-нашему, по-простому, по-интеллигентски. Ну давайте, пуляйте ваши
вопросы. - И на экране засветился номер телефона Ассоциации.
Но вопросов не было, поэтому перед экраном телевизора долго пили чай.
Пока заполнялась пауза, в кадр норовили влезть самые разные работники
Ассоциации, как-то: слесаря, машинистки, референты, шоферы и помощник
Председателя Арамеец.
Меж тем передача прошла удачно. Ее никто не смотрел, потому что
граждан, сидящих перед телевизорами, волновал фильм, демонстрирующийся в это
время по другой программе. Телезрители не задали никаких вопросов, и
Рыбникову пришлось отвечать на незаданные. Одна лишь его супруга, пожалев
мужа, позвонила на передачу и спросила на всю страну: придет ли ее муж
сегодня обедать.
Рыбникову так надоела жена, что сей общественный деятель, услышав голос
ее еще и на работе, плотно войдя в кадр, так, что чуть не вывалился из
телевизора, на всю двухсотсемидесятимиллионную аудиторию возвестил в эфир:
- Приду, радость моя, закончится передача, и приду..
И передача действительно уже норовила было закончиться, как вдруг
отворилась дверь залы, и ее стали наводнять люди в одинаковых серебряных
костюмах , которые в кадр не лезли. Они стали по стенам залы, как изваяния,
и стали смотреть в разные стороны, а тут как раз и появилась член Правления.
- Без меня начали, - лукаво сказала она, но, видя включенные камеры и
быстро сориентировавшись, полезла в телевизор с пламенной речью.
Она говорила невероятно долго, тягуче, и, в конце концов, у оператора
закончилась пленка.
Режиссер подошел к Нестерову, чтобы сказать ему об этом, но тот махнул
рукой.
- Делайте вид, что снимаете, - сказал он.
- Это была самая моя длинная и удачная передача, - сказал член
Правления, когда, наконец, ее красноречие иссякло.
Осветительные приборы погасили, и в наступивших вдруг сумерках было
совершенно не заметно, что она поглаживает себя рукой по животу тайной
рукой, которая находилась у нее под одеждой.
ПОДПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Сообщаю, что Ассоциацией была организована выставка за рубежом, причем
отправлялись туда картины из личных коллекций. Накануне отправки в число
участников группы выезда влез Евлампий Таксистов - известный коллекционер.
Через месяц выставка вернулась обратно, однако в коллекции были заменены
подлинные картины на копии, а Евлампий Таксистов теперь каким-то чудом ездит
на "Опель-адмирале".
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 16
- Сегодня, - читал докладчик, - в ситуации глубокой всенародной
озабоченности о судьбах культуры, они готовы отдать опыт и мудрость на
преодоление тех трагических изломов, которыми в истекшее десятилетие
изобиловала культурная жизнь общества. Этот неотступный вопрос, этот
эфемерный конгломерат инспирированных инсинуаций...
Нестеров попал в актовый зал случайно, выскочил, закрыл дверь, потом
вдруг вспомнил, что он начальник информационно-издательского отдела и ему не
только надлежит слушать всю эту незакамуфлированную галиматью, но даже
делать из нее краткие сводки и отправлять в газеты. Более того, убеждать
газеты публиковать эту чушь.
Решительно открыв еще раз дверь, Нестеров сел на стул у самого края
большого зеленого стола. Пресс-конференцию проводил отдел санкционированных
инициатив, и суть ее сводилась к тому, что надо бы совершенно
законсервировать Соловецкие острова, не пускать туда туристов и сделать их
как бы заповедником, а культурный туризм пустить по другому пути, насыпать
такие же острова где-нибудь еще и там устроить декоративные развалины
монастыря, чтобы те не отличались от настоящего.
Эта идея обсуждалась довольно долго, но по части сметной стоимости
развалин вышла большая неувязка. Отодвинув в сторону массивное мраморное
пресс-папье, скоросшиватель и другие предметы. могущие вдруг помешать
откровенному, непредсказуемому разговору товарищей по работе, новый зампред
Карпушкин открыл прения, но облагородить уши слушателей не успел.
Через весь зал, не видя никого и ничего, зажмурив глаза, крадучись,
прошел помощник Председателя Арамеец. Вся его физиономия была заляпана
черной ваксой, к ней, закрыв ею глаза, нос и рот, он прижимал рваный,
промокший от краски кусок пипифакса.
Вид его был ужасен. Посмотрев ему в затылок, Нестеров обнаружил, что у
помощника ярко-красные уши. Красное на черном смотрелось красиво.
Нестеров поднялся на цыпочках, чтобы не мешать коллегам решать судьбу
Соловецких островов, и отправился за помощником.
На ощупь помощник открыл дверь своего кабинета и собрался запереться
изнутри, но Нестеров успел войти, и, когда кабинет захлопнулся, Нестеров уже
сидел спиной к окну и ждал, когда помощник отлепит от глаз, носа и рта
порванную клозетную пришлепку.
Это ему удалось не сразу, а когда удалось, то почти тотчас же он увидел
Нестерова.
- Привет представителю славной администрации, - приветствовал помощника
Нестеров, - как служба?
Помощник смачно выматерился.
- Хозяйственники, мать их так, краску не закрыли, - пытался улыбнуться
помощник.
- А что, отдел программ и санкционированных инициатив снова
ремонтируют? - искренне удивился Нестеров.
- В каком смысле?
- Ну как в каком, в красочку вы ведь вляпались там.
- Что? Подумаешь, не в суд же на них подавать, сейчас отмоюсь.
С этими словами он взял носовой платок, смочил его в графине, отжал и
провел по лицу.
Ни грамма краски не смылось.
- И не смоете.
- Почему это не смою, надо бензинчиком, вот у меня есть, - и он достал
флакон из ящика стола.
Попробовал бензинчиком и ... снова не смыл.
- Черт, чем же ее? - сказал помощник.
- А вот чем, - сказал Нестеров, достав из кармана флакончик.
Помощник протянул руку.
Нестеров не спешил.
- Давайте же.
- В обмен на информацию.
- Что за шутка, давайте флакон.
- Я сказал, в обмен на информацию.
- Я сейчас позвоню Председателю и расскажу о вашем поведении.
- Это будет самое умное с вашей стороны, жаль, у него нет пока
видеотелефона. К тому же он болен, и, я думаю, ваш вид напугает и погубит
его.
- Что вы хотите?
- Хочу знать ваше мнение о пословице: "Мудрость - это ум. настоянный на
совести".
- Хорошее мнение, все? А теперь отдайте флакон.
- Пишите расписку.
- Что еще за новости?
- Пишите, пишите.
Помощник нехотя взял лист бумаги.
- Вымажу же.
- Ничего, эта краска на бумаге не остается, пишите.
- Про флакон?
- Про флакон. Пишите так: "Расписка дана настоящая в том, что я,
фамилия, имя, отчество полностью, получил флакон смывки-растворителя
специального назначения для уничтожения красителя, пометившего меня в момент
хищения чужой собственности".
- Вы что, издеваетесь?
- Ходите грязным.
- Я сейчас в милицию обращусь.
- Я только этого и добиваюсь.
- Поймите, это случайность, ну, открыл я, открыл ящик. Случайно.
- Специальным ключом?
Помощник опустил голову.
Который год существуют некоторые общественные организации, до сих пор
не выработавшие своей концепции и неизвестно чем занимающиеся. Может быть,
эти организации создавались персонально для кого-то...
Из выступления какого-то начальника,
пожелавшего быть в авангарде.
ГЛАВА 17
Когда в одной маленькой Ассоциации столкнулись несколько больших
корпораций жуликов и бездельников, возник, естественно, вопрос о сферах
влияния.
Кто-то пошел на нехорошее: пустил слух о Нестерове, что, возможно, тот
все еще действующий работник органов внутренних дел.
Эту информацию тотчас же проверили, но в кадрах МВД сидели люди умные,
они-то и подтвердили, что Нестеров давно уже уволен. Нестерову потом
доложили, что звонок был из кабинета Стародревова.
Последний уверял себя, что не примыкает ни к какой мафии, собственно,
так оно и было, всерьез его не воспринимали и планами своими с ним не
делились, более того, использовали его лишь как правоспособного человека,
имеющего определенные возможности подписывать тот или иной документ, но
вскоре для ненасытных мальчиков этого стало не хватать.
Как-то Смолянинов нарочно разговорился с Шафраном при Нестерове.
- В Ассоциации рукопись классика, Булгакова? А не является ли
обладателем такой рукописи сам маэстро Стародревов? Очень уж к нему тянутся
все нити, - веско сказал Нестеров, вмешиваясь в беседу.
Шафран раскрыл глаза и вдруг вспомнил про красный шкаф. Потом под
благовидным предлогом удалился и вскоре уже сидел в кабинете зампреда по
хозяйственным вопросам.
Стародревов принял его не так, как обычно, а ласково и сентиментально.
Сидел за столом, долго молчал, глядя куда-то в даль.
- Оказывается, умер наш президент, - наконец, сказал он.
Шафран остался спокоен.
- Какой президент? - спросил он без дрожи в голосе.
- Нет, - поспешно взял себя в руки Стародревов, почему-то оглянувшись
на два больших портрета, висевших на стене за его спиной, возле плакатов. -
Президент Ассоциации. Умер, - причмокнув, повторил Стародревов.
Но в его глазах не было скорби, смерти Стрикачева ожидали каждый день
последние сорок лет. Его все очень уважали, но никто не читал его трудов, а
о его жизни рассказывали легенды.
Легенду рассказывали и о его смерти.
Приглашенный на последний пленум Правления 94-летний Осовиахим
Семенович долго шел к трибуне, совершенно забыв, что самый главный здесь он
и перед ним на столе в президиуме стоит микрофон и не надо никуда ходить.
Он шел и думал: неужели настало время, и он сможет, наконец, на
Правлении высказаться, сказать правду. Не рисковавший в течение всей своей
почти вековой жизни, он решил напоследок выговориться. Он набрал воздуха в
легкие, поставил на кафедру от греха нитроглицерин, обвел взором
присутствующих, словно прощался с ними, видимо, не веря, что его не арестуют
тотчас же после выступления. Снова набрал воздуха в легкие, засопел,
посуровев, и произнес обличающим голосом:
- Я живу на улице Мясковского с пятнадцатого года, - заявил он
торжественного. - И все это время перед подъездом моего дома зияет
колдобина.
Зал затих, присутствующие приняли позы, свидетельствующие, что они
готовы немедленно бежать засыпать колдобину.
Пригнувшись, словно в ожидании выстрела, оратор, не договорив
(сказалось волнение от собственной выстраданной в течение жизни речи), сошел
с трибуны и заплакал нездоровыми старческими слезами.
Но дальше произошло самое страшное.
Член правления, присутствующая здесь, в зале, на секунду отвлеклась от
поглаживания собственного живота, кому-то что-то, нагнувшись, сказала (она
любила делать добрые дела), и вечером, когда Осовиахим Семенович вернулся
домой, он не нашел там у подъезда колдобины. Скорее всего, в этой преступной
акции был повинен МосСтройдорремонт, а может быть, и сам мэр города.
Стрикачев ползал на коленях перед подъездом своего дома, но колдобины
не находил. Не было выщербины в асфальте, пережившей с ним две революции,
три войны, репрессии, свободу и первое чувство.
Потрясенный грандиозностью возможностей перестройки, он поднялся в свою
квартиру, не здороваясь с домашними, прошел в кабинет, не раздевшись, лег на
диван, сложил руки на груди и умер.
Руководство Ассоциации, глубоко скорбя об утрате, обращалось к юристу,
чтобы он составил исковое заявление в суд на Дорстрой, который оказался
виновником гибели истинного творца перестройки.
В связи с похоронами его Стародревов получил отсрочку и использовал ее
неправильно. Перепугался и никак не мог найти рукопись Булгакова. Потом
нашел и перепрятал ее в сейф.
Выпроводив Шафрана и посидев немного в кабинете, вспотев и посетовав на
то, что в его апартаментах до сих пор не установлен кондиционер, он вдруг
решил гульнуть и сходить в недавно открывшийся неподалеку от Ассоциации
частный бассейн.
Вот где он поблаженствовал, и поплавал, и понырял, и потом, уже
собираясь выходить, как всякая свинья, которая подрывает корни дуба,
наевшись желудей, сделал то, что он обыкновенно делал во всяком водоеме.
Делая это здесь, он слушал музыку и щурился на солнышке, и на воду
вокруг себя не смотрел, а между тем в воде был подмешан краситель на случай
таких вот гостей, как Стародревов: вода вокруг становилась ярко-красного
цвета.
Музыка смолкла, и два дюжих верзилы, выловив несчастного Стародревова,
быстро объяснили ему, что социализм кончился и надо вести себя прилично.
Стародревов потерял на этом купании неделю здоровья (он отлеживался
дома) и полторы тысячи долларов штрафа, бесстрастно наложенного на него
работником милиции, случившимся неподалеку.
Выйдя через неделю на работу (он в похоронах Председателя участия не
принимал), Станислав Аркадьевич открыл сейф, не обнаружил там рукописи и
забил тревогу.
ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Поздравляю с присвоением звания полковника. На отчете правления
бухгалтер Карпова произнесла несколько явно не стыкующихся цифр для того,
чтобы обратить внимание члена правления на невероятность ситуации. Однако
член правления заставила правление доклад утвердить и легким кивком головы
обещала благосклонность.
Россию вывозят, товарищ полковник, вывозят.
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 18
После смерти Председателя его статьи появлялись в печати еще долго, и
все они были актуальны. По ним принимались меры, и это давало основание
предположить, что авторы статей, возможно, не знали о его смерти, иначе чем
еще объяснить тот факт, что шеф вдруг, как сообщила газета "Русский
писатель", выехал встречать в аэропорт своего коллегу - Главу Интеллигенции
из какой-то африканской страны. В это же время появилась также статья
Стрикачева о русском чугунном литье, которым очень интересовался африканский
Интеллигент. Статья была своевременной и саркастической, в ней покойный
Стрикачев заявлял, что памятник основателю Москвы Долгорукому неправилен,
потому что князья на кобылах не ездили.
И вот в соответствии с указаниями покойного Председателя, окружив
памятник шеренгами стражей порядка, какие-то люди, готовясь к приезду
высокого африканского гостя, стыдливо приваривали чугунному зверю все то,
что заставляет нас немедленно отличить жеребца от кобылы.
Интеллигентного гостя повезли к памятнику. Поскольку он по-русски
изъяснялся чрезвычайно плохо, то вполне вероятно, что принял его за монумент
самому Председателю.
Но Бог с ним. Нестерова волновали совсем другие проблемы.
ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Член Правления прибыла на заседание в автомашине "Волга", однако при
ближайшем рассмотрении оказалось, что у нее только вид "Волги", а на самом
деле это - "Мерседес", загримированный под "Волгу". Из машины выскочил
Ениколопов. У меня есть сведения, что по нему плачет тюрьма. Его бесконечные
поездки за рубеж финансируются какими-то сомнительными дельцами, которые
плавают благодаря поддержке Стародревова.
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 19
Нестеров вышел на Стародревова тотчас же после похорон Президента.
Зампред, разводя в стороны короткие ручки, клялся, что действительно
рукопись Булгакова была у него, но почему-то исчезла, не забыл он и
упомянуть, что рукопись была старой и потрепанной, тем самым как бы
подчеркивая незначительность утраты.
В подтверждение своих слов он открыл сейф и как дважды два доказал, что
рукописи в нем нет. Но это мало заботило Нестерова.
- Может быть, вызовем милицию? - предложил Стародревов.
- Чуть позже, - значительно сказал Нестеров.
Придя к себе в кабинет, он там немедленно вляпался в очередную ловушку,
которую поставил неудержимый Смолянинов. Оттираясь, он напряженно думал, и,
только полностью уничтожив следы своей беспечности и невнимания, отправился
к помощнику покойного председателя Арамейцу. Войдя в его кабинет, Нестеров
сел, посмотрел ему прямо в глаза. Сказал:
- У Стародревова украли рукопись из сейфа.
- И что? - завопил помощник. - Теперь я буду всегда виноват,
приглашайте милицию и ищите.
- Тихо, - сказал Нестеров, - я зашел подумать.
- Ладно, - согласился помощник. - А вот вы не могли бы мне устроить
тормозные передние колодки на одиннадцатую модель "Жигулей"?
- Устроить нет, а из дому принесу, у меня есть комплект.
- Спасибо, - сказал помощник тоном человека, которого надо еще
уговаривать их взять, - так чем могу быть полезным?
- Вы лучше знаете людей, давайте вместе подумаем. Кто мог это сделать?
То есть, кто мог быть исполнителем, ясно. Ведь крупный коллекционер на кражу
да на риск не пойдет. У него дома висят сотни тысяч на стенах.
- А во сколько вы оцениваете пропажу? - спросил помощник.
- Трудно сказать, сколько стоит оригинал, но максимальная плата наших
музеев - 10 тысяч.
- А какой процент обычно берут воры?
- Воры? - Нестеров улыбнулся. - В кино бывает, что и все забирают, а на
самом деле - процентов 25-30.
- Немного, особенно за риск попасться в опечатанном помещении.
- Но за три тысячи на это пойдет любой наш хозяйственник. Подумаешь,
зайти в кабинет шефа, особенно ночью, когда покрывались, к примеру, лаком
полы. Застукают - выгонят, не более того, а то и простят.
Нестеров, конечно, ни секунды не сомневался в том, что залез ночью в
сейф не рабочий, который красил допоздна полы, а...
Нестеров хлопнул себя по лбу: "Как это я сразу не догадался?".
Конечно же, рукопись исчезла в суматохе в период похорон Президента.
Как раз и Стародревов отсутствовал.
Нестеров пытался вспомнить, кто подходил к гробу, и, в общем-то,
вспоминал всех начальников отделов, заместителей (их, к счастью, не так
много), сотрудников.
Но сотрудникам не дадут дубликат ключей от начальственного сейфа.
Нестеров посидел чуть-чуть и отправился к недосягаемому начальнику
спецчасти.
После церемониальных приветствий, взаимных уверений в преданности,
которые только и бывают между людьми, в прошлом аттестованными:
- Не, - сказал начальник спецчасти, - ключи у меня на месте, они целы.
И Нестерову ничего не оставалось, как вновь отправиться восвояси.
По дороге его перехватил вахтер, и Нестеров принужден был выслушать
переполненный символикой рассказ.
Он был точно таким же, как и словословия предыдущего вахтера.
ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Вы уж извините, товарищ полковник, но как-то все у нас не так, раньше,
когда я слышал слово "интеллигент", я видел перед собой таких столпов, как
Луначарский, Фурцева, Лихачев, а теперь? Теперь я должен просить себе
прибавку к жалованию и работать осведомителем на двух-трех консервантов. На
тридцатку не проживешь...
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 20
- Николай Константинович, а Николай Константинович, вы просто
представить себе не можете, - торжественно провозгласил Смолянинов, увидев
Нестерова, - совпадение невероятное.
Нестеров на секунду остановился.
- Что случилось?
- Да вот же, посмотрите, - и он протянул заведующему отделом
сегодняшнюю "Зависимую газету".
Нестеров бегло прочел отчеркнутую заметку.
- Что, собственно, вас здесь забавляет? - спросил он, хотя прекрасно
понял, что.
В заметке сообщалось, что на вильнюсском международном аукционе в числе
прочих вещей была продана и увезена за границу рукопись романа,
приписываемая Булгакову. Эксперты не дали категорического заключения
относительно авторства рукописи, но зато газета как могла облизывала этот
вопрос, ставя общественное мнение в положение разящего меча, могущего
запретить вывоз из страны всего того, что было в ней создано.
Аукцион состоялся, но где же нашлась такая дрянь, которая подсунула
аукционистам эту рукопись на продажу?
Нестеров принялся было выяснять этот вопрос, и уже вскоре стало ясно,
что рукопись поступила не от частного лица, а от одного книгохранилища,
которое в соответствии с действующей инструкцией имело право "заведомо не
представляющую ценность рукопись" поставить на продажу, в том числе в
комиссионный магазин или на аукцион.
Нестеров поехал в книгохранилище. И довольно скоро из разговоров с
администрацией выяснил, что рукопись действительно была направлена на
аукцион по акту, но и копия акта, и копия рукописи в наличии, и он,
Нестеров, может с ней ознакомиться, если пожелает.
Нестеров немедленно пожелал ознакомиться с рукописью, а пока ее
готовили, съездил в Ассоциацию, схватил буквально в охапку Стародревова и
привез его в хранилище.
Едва только зампред взглянул на нее, как сразу сказал:
- Это не та.
- Да приглядитесь получше.
- Не та, я говорю.
На этом закончилось опознание.
А вечером Нестеров сидел в своем кабинете и пил остывший, грустный чай.
Небо за окном было хмурым, смеркалось, но он не зажигал света, хотелось
побыть в компании со своими мыслями.
Только сейчас он всерьез сообразил, что всю свою жизнь безумно одинок.
Нет, конечно, любящая жена и дети - это здорово. Мамочка, опять же. Иногда
теща. Но он одинок в своих проблемах, которые особенно остро ощущаются им
здесь, во мраке кабинета, а там, куда он сейчас едет, там прелестная семья,
нарядные близкие, там свет и тихая, как он любит, музыка.
Нестеров на секунду включил свет, только чтобы проверить, все ли в
кабинете в порядке, закрыт ли на всякий случай второй шпингалет на окне, и
отправился домой.
И дома все было именно так, как он мечтал.
И был удивительно вкусный ужин, и ласки жены, и добрые милые голоса
детей и мамы.
И вдруг телефонный звонок разорвал все это великолепие. Нестеров
предчувствовал, что этот звонок не принесет ему радости, но трубку снял.
- Это Станислав Аркадьевич говорит, - помедлив, сказала трубка, -
извини, что беспокою, но тут у меня странности творятся, не поможешь?
- Сейчас буду, - сказал Нестеров.
Вроде бы начало клевать.
Через полчаса, а был уже глубокий вечер, почти что ночь, Нестеров вошел
в кабинет Стародревова, в котором сидел перепуганный, состарившийся зампред
и с ужасом смотрел на Нестерова.
- У кого дубликаты ключей от сейфа? - спросил Николай Константинович,
тотчас же оценив обстановку.
- Это шведский сейф, два ключа всего, один у начальника спецчасти,
другой у меня.
С этими словами он протянул Нестерову ключ.
Ключ действительно был особенный.
- И что, - спросил Нестеров, - опять кража?
- Хуже, подброс.
- Чего?
- Рукопись подбросили, - Стародревов показал Нестерову рукопись. Это
был подлинник той, которую они видели сегодня в книгохранилище.
- Та-а-а-а-к, - сказал Нестеров, - ясно.
- Что вам ясно? - спросил Стародревов.
- Один вопрос, и спать идем.
- Какой вопрос?
- Кто знал, что вы едете сегодня со мной в книгохранилище?
- Никто.
- А вот это плохо. Подчиненные должны знать, куда делся их начальник.
- Почему?
- Круг подозреваемых сужается, ведь если бы знали, что мы едем в
хранилище, не подбросили бы. Тут расчет на то, что вы не помните ту, которая
была здесь раньше, и на то, что истинную я не видел.
- А на самом деле вы видели истинную?
- Нет, но я видел ту, которая перед вами, копию. У меня, знаете ли,
хватит пока извилин мысленно их сравнить.
- Так вы думаете, - прозрел вдруг Стародревов, - что за границу ушла
подлинная, а эту подкинули, чтобы мы заткнулись?
- Именно так я и думаю...
дети спали, жена спала, мамочка спала.
Нестеров лег, взял томик китайских изречений. Прочел некоторые.
Хотел было запомнить, да что-то не запоминалось, но все же:
"Бесполезно бросать пить после того, как спьяна убил человека, равно
как и перед смертью давать обет добродетели".
среднего, одета в дорогое платье с алмазными погончиками. На Пленуме
проходил отчет, она кивала всем выступавшим. Даже бухгалтерше, которая явно
была не объективна в оценках. И нулей у нее в отчете больше, чем надо.
Продолжал наблюдение за членшей, пока охрана не послала меня.
Прошу отметить вредность занимаемой должности.
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 15
- Ты доведи до конца дело с местным воришкой, - сказал Смолянинову
Нестеров, - книги тащат, деньги. Это мелко, и мы обойдемся без милиции.
Поймаем - накостыляем по шее.
- Есть! - сказал Смолянинов, но прежде чем идти выполнять боевое
задание, позволил себе осторожно напомнить своему начальнику, что сегодня
Ассоциация проводит серьезное мероприятие, а именно, приглашено телевидение,
и на вопросы страждущих приобщиться к интеллигентности будет отвечать
телезрителям сам Осовиахим Семенович.
Нестеров помнил об этом. Телевидение пригласить он не забыл, но вот
только со Стрикачевым заминка, потому что Председатель уже несколько дней
болел дома и на работу не ходил.
Решено было заменить Стрикачева Рыбниковым.
- Это суррогат, - поморщился Смолянинов, - телезрители хотят видеть
настоящего интеллигента, а не бывшего партийного работника.
- Наша задача, - ответил ему с улыбкой Нестеров, - убедить аудиторию,
что, поработав полчаса с Осовиахимом Семеновичем, каждый тотчас же
становится интеллигентом. Выступать будет Рыбников.
И Рыбников действительно выступил. И выступил неплохо.
- Мне поручено нашим Председателем, - сказал он в кадре, - поговорить с
вами по-нашему, по-простому, по-интеллигентски. Ну давайте, пуляйте ваши
вопросы. - И на экране засветился номер телефона Ассоциации.
Но вопросов не было, поэтому перед экраном телевизора долго пили чай.
Пока заполнялась пауза, в кадр норовили влезть самые разные работники
Ассоциации, как-то: слесаря, машинистки, референты, шоферы и помощник
Председателя Арамеец.
Меж тем передача прошла удачно. Ее никто не смотрел, потому что
граждан, сидящих перед телевизорами, волновал фильм, демонстрирующийся в это
время по другой программе. Телезрители не задали никаких вопросов, и
Рыбникову пришлось отвечать на незаданные. Одна лишь его супруга, пожалев
мужа, позвонила на передачу и спросила на всю страну: придет ли ее муж
сегодня обедать.
Рыбникову так надоела жена, что сей общественный деятель, услышав голос
ее еще и на работе, плотно войдя в кадр, так, что чуть не вывалился из
телевизора, на всю двухсотсемидесятимиллионную аудиторию возвестил в эфир:
- Приду, радость моя, закончится передача, и приду..
И передача действительно уже норовила было закончиться, как вдруг
отворилась дверь залы, и ее стали наводнять люди в одинаковых серебряных
костюмах , которые в кадр не лезли. Они стали по стенам залы, как изваяния,
и стали смотреть в разные стороны, а тут как раз и появилась член Правления.
- Без меня начали, - лукаво сказала она, но, видя включенные камеры и
быстро сориентировавшись, полезла в телевизор с пламенной речью.
Она говорила невероятно долго, тягуче, и, в конце концов, у оператора
закончилась пленка.
Режиссер подошел к Нестерову, чтобы сказать ему об этом, но тот махнул
рукой.
- Делайте вид, что снимаете, - сказал он.
- Это была самая моя длинная и удачная передача, - сказал член
Правления, когда, наконец, ее красноречие иссякло.
Осветительные приборы погасили, и в наступивших вдруг сумерках было
совершенно не заметно, что она поглаживает себя рукой по животу тайной
рукой, которая находилась у нее под одеждой.
ПОДПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Сообщаю, что Ассоциацией была организована выставка за рубежом, причем
отправлялись туда картины из личных коллекций. Накануне отправки в число
участников группы выезда влез Евлампий Таксистов - известный коллекционер.
Через месяц выставка вернулась обратно, однако в коллекции были заменены
подлинные картины на копии, а Евлампий Таксистов теперь каким-то чудом ездит
на "Опель-адмирале".
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 16
- Сегодня, - читал докладчик, - в ситуации глубокой всенародной
озабоченности о судьбах культуры, они готовы отдать опыт и мудрость на
преодоление тех трагических изломов, которыми в истекшее десятилетие
изобиловала культурная жизнь общества. Этот неотступный вопрос, этот
эфемерный конгломерат инспирированных инсинуаций...
Нестеров попал в актовый зал случайно, выскочил, закрыл дверь, потом
вдруг вспомнил, что он начальник информационно-издательского отдела и ему не
только надлежит слушать всю эту незакамуфлированную галиматью, но даже
делать из нее краткие сводки и отправлять в газеты. Более того, убеждать
газеты публиковать эту чушь.
Решительно открыв еще раз дверь, Нестеров сел на стул у самого края
большого зеленого стола. Пресс-конференцию проводил отдел санкционированных
инициатив, и суть ее сводилась к тому, что надо бы совершенно
законсервировать Соловецкие острова, не пускать туда туристов и сделать их
как бы заповедником, а культурный туризм пустить по другому пути, насыпать
такие же острова где-нибудь еще и там устроить декоративные развалины
монастыря, чтобы те не отличались от настоящего.
Эта идея обсуждалась довольно долго, но по части сметной стоимости
развалин вышла большая неувязка. Отодвинув в сторону массивное мраморное
пресс-папье, скоросшиватель и другие предметы. могущие вдруг помешать
откровенному, непредсказуемому разговору товарищей по работе, новый зампред
Карпушкин открыл прения, но облагородить уши слушателей не успел.
Через весь зал, не видя никого и ничего, зажмурив глаза, крадучись,
прошел помощник Председателя Арамеец. Вся его физиономия была заляпана
черной ваксой, к ней, закрыв ею глаза, нос и рот, он прижимал рваный,
промокший от краски кусок пипифакса.
Вид его был ужасен. Посмотрев ему в затылок, Нестеров обнаружил, что у
помощника ярко-красные уши. Красное на черном смотрелось красиво.
Нестеров поднялся на цыпочках, чтобы не мешать коллегам решать судьбу
Соловецких островов, и отправился за помощником.
На ощупь помощник открыл дверь своего кабинета и собрался запереться
изнутри, но Нестеров успел войти, и, когда кабинет захлопнулся, Нестеров уже
сидел спиной к окну и ждал, когда помощник отлепит от глаз, носа и рта
порванную клозетную пришлепку.
Это ему удалось не сразу, а когда удалось, то почти тотчас же он увидел
Нестерова.
- Привет представителю славной администрации, - приветствовал помощника
Нестеров, - как служба?
Помощник смачно выматерился.
- Хозяйственники, мать их так, краску не закрыли, - пытался улыбнуться
помощник.
- А что, отдел программ и санкционированных инициатив снова
ремонтируют? - искренне удивился Нестеров.
- В каком смысле?
- Ну как в каком, в красочку вы ведь вляпались там.
- Что? Подумаешь, не в суд же на них подавать, сейчас отмоюсь.
С этими словами он взял носовой платок, смочил его в графине, отжал и
провел по лицу.
Ни грамма краски не смылось.
- И не смоете.
- Почему это не смою, надо бензинчиком, вот у меня есть, - и он достал
флакон из ящика стола.
Попробовал бензинчиком и ... снова не смыл.
- Черт, чем же ее? - сказал помощник.
- А вот чем, - сказал Нестеров, достав из кармана флакончик.
Помощник протянул руку.
Нестеров не спешил.
- Давайте же.
- В обмен на информацию.
- Что за шутка, давайте флакон.
- Я сказал, в обмен на информацию.
- Я сейчас позвоню Председателю и расскажу о вашем поведении.
- Это будет самое умное с вашей стороны, жаль, у него нет пока
видеотелефона. К тому же он болен, и, я думаю, ваш вид напугает и погубит
его.
- Что вы хотите?
- Хочу знать ваше мнение о пословице: "Мудрость - это ум. настоянный на
совести".
- Хорошее мнение, все? А теперь отдайте флакон.
- Пишите расписку.
- Что еще за новости?
- Пишите, пишите.
Помощник нехотя взял лист бумаги.
- Вымажу же.
- Ничего, эта краска на бумаге не остается, пишите.
- Про флакон?
- Про флакон. Пишите так: "Расписка дана настоящая в том, что я,
фамилия, имя, отчество полностью, получил флакон смывки-растворителя
специального назначения для уничтожения красителя, пометившего меня в момент
хищения чужой собственности".
- Вы что, издеваетесь?
- Ходите грязным.
- Я сейчас в милицию обращусь.
- Я только этого и добиваюсь.
- Поймите, это случайность, ну, открыл я, открыл ящик. Случайно.
- Специальным ключом?
Помощник опустил голову.
Который год существуют некоторые общественные организации, до сих пор
не выработавшие своей концепции и неизвестно чем занимающиеся. Может быть,
эти организации создавались персонально для кого-то...
Из выступления какого-то начальника,
пожелавшего быть в авангарде.
ГЛАВА 17
Когда в одной маленькой Ассоциации столкнулись несколько больших
корпораций жуликов и бездельников, возник, естественно, вопрос о сферах
влияния.
Кто-то пошел на нехорошее: пустил слух о Нестерове, что, возможно, тот
все еще действующий работник органов внутренних дел.
Эту информацию тотчас же проверили, но в кадрах МВД сидели люди умные,
они-то и подтвердили, что Нестеров давно уже уволен. Нестерову потом
доложили, что звонок был из кабинета Стародревова.
Последний уверял себя, что не примыкает ни к какой мафии, собственно,
так оно и было, всерьез его не воспринимали и планами своими с ним не
делились, более того, использовали его лишь как правоспособного человека,
имеющего определенные возможности подписывать тот или иной документ, но
вскоре для ненасытных мальчиков этого стало не хватать.
Как-то Смолянинов нарочно разговорился с Шафраном при Нестерове.
- В Ассоциации рукопись классика, Булгакова? А не является ли
обладателем такой рукописи сам маэстро Стародревов? Очень уж к нему тянутся
все нити, - веско сказал Нестеров, вмешиваясь в беседу.
Шафран раскрыл глаза и вдруг вспомнил про красный шкаф. Потом под
благовидным предлогом удалился и вскоре уже сидел в кабинете зампреда по
хозяйственным вопросам.
Стародревов принял его не так, как обычно, а ласково и сентиментально.
Сидел за столом, долго молчал, глядя куда-то в даль.
- Оказывается, умер наш президент, - наконец, сказал он.
Шафран остался спокоен.
- Какой президент? - спросил он без дрожи в голосе.
- Нет, - поспешно взял себя в руки Стародревов, почему-то оглянувшись
на два больших портрета, висевших на стене за его спиной, возле плакатов. -
Президент Ассоциации. Умер, - причмокнув, повторил Стародревов.
Но в его глазах не было скорби, смерти Стрикачева ожидали каждый день
последние сорок лет. Его все очень уважали, но никто не читал его трудов, а
о его жизни рассказывали легенды.
Легенду рассказывали и о его смерти.
Приглашенный на последний пленум Правления 94-летний Осовиахим
Семенович долго шел к трибуне, совершенно забыв, что самый главный здесь он
и перед ним на столе в президиуме стоит микрофон и не надо никуда ходить.
Он шел и думал: неужели настало время, и он сможет, наконец, на
Правлении высказаться, сказать правду. Не рисковавший в течение всей своей
почти вековой жизни, он решил напоследок выговориться. Он набрал воздуха в
легкие, поставил на кафедру от греха нитроглицерин, обвел взором
присутствующих, словно прощался с ними, видимо, не веря, что его не арестуют
тотчас же после выступления. Снова набрал воздуха в легкие, засопел,
посуровев, и произнес обличающим голосом:
- Я живу на улице Мясковского с пятнадцатого года, - заявил он
торжественного. - И все это время перед подъездом моего дома зияет
колдобина.
Зал затих, присутствующие приняли позы, свидетельствующие, что они
готовы немедленно бежать засыпать колдобину.
Пригнувшись, словно в ожидании выстрела, оратор, не договорив
(сказалось волнение от собственной выстраданной в течение жизни речи), сошел
с трибуны и заплакал нездоровыми старческими слезами.
Но дальше произошло самое страшное.
Член правления, присутствующая здесь, в зале, на секунду отвлеклась от
поглаживания собственного живота, кому-то что-то, нагнувшись, сказала (она
любила делать добрые дела), и вечером, когда Осовиахим Семенович вернулся
домой, он не нашел там у подъезда колдобины. Скорее всего, в этой преступной
акции был повинен МосСтройдорремонт, а может быть, и сам мэр города.
Стрикачев ползал на коленях перед подъездом своего дома, но колдобины
не находил. Не было выщербины в асфальте, пережившей с ним две революции,
три войны, репрессии, свободу и первое чувство.
Потрясенный грандиозностью возможностей перестройки, он поднялся в свою
квартиру, не здороваясь с домашними, прошел в кабинет, не раздевшись, лег на
диван, сложил руки на груди и умер.
Руководство Ассоциации, глубоко скорбя об утрате, обращалось к юристу,
чтобы он составил исковое заявление в суд на Дорстрой, который оказался
виновником гибели истинного творца перестройки.
В связи с похоронами его Стародревов получил отсрочку и использовал ее
неправильно. Перепугался и никак не мог найти рукопись Булгакова. Потом
нашел и перепрятал ее в сейф.
Выпроводив Шафрана и посидев немного в кабинете, вспотев и посетовав на
то, что в его апартаментах до сих пор не установлен кондиционер, он вдруг
решил гульнуть и сходить в недавно открывшийся неподалеку от Ассоциации
частный бассейн.
Вот где он поблаженствовал, и поплавал, и понырял, и потом, уже
собираясь выходить, как всякая свинья, которая подрывает корни дуба,
наевшись желудей, сделал то, что он обыкновенно делал во всяком водоеме.
Делая это здесь, он слушал музыку и щурился на солнышке, и на воду
вокруг себя не смотрел, а между тем в воде был подмешан краситель на случай
таких вот гостей, как Стародревов: вода вокруг становилась ярко-красного
цвета.
Музыка смолкла, и два дюжих верзилы, выловив несчастного Стародревова,
быстро объяснили ему, что социализм кончился и надо вести себя прилично.
Стародревов потерял на этом купании неделю здоровья (он отлеживался
дома) и полторы тысячи долларов штрафа, бесстрастно наложенного на него
работником милиции, случившимся неподалеку.
Выйдя через неделю на работу (он в похоронах Председателя участия не
принимал), Станислав Аркадьевич открыл сейф, не обнаружил там рукописи и
забил тревогу.
ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Поздравляю с присвоением звания полковника. На отчете правления
бухгалтер Карпова произнесла несколько явно не стыкующихся цифр для того,
чтобы обратить внимание члена правления на невероятность ситуации. Однако
член правления заставила правление доклад утвердить и легким кивком головы
обещала благосклонность.
Россию вывозят, товарищ полковник, вывозят.
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 18
После смерти Председателя его статьи появлялись в печати еще долго, и
все они были актуальны. По ним принимались меры, и это давало основание
предположить, что авторы статей, возможно, не знали о его смерти, иначе чем
еще объяснить тот факт, что шеф вдруг, как сообщила газета "Русский
писатель", выехал встречать в аэропорт своего коллегу - Главу Интеллигенции
из какой-то африканской страны. В это же время появилась также статья
Стрикачева о русском чугунном литье, которым очень интересовался африканский
Интеллигент. Статья была своевременной и саркастической, в ней покойный
Стрикачев заявлял, что памятник основателю Москвы Долгорукому неправилен,
потому что князья на кобылах не ездили.
И вот в соответствии с указаниями покойного Председателя, окружив
памятник шеренгами стражей порядка, какие-то люди, готовясь к приезду
высокого африканского гостя, стыдливо приваривали чугунному зверю все то,
что заставляет нас немедленно отличить жеребца от кобылы.
Интеллигентного гостя повезли к памятнику. Поскольку он по-русски
изъяснялся чрезвычайно плохо, то вполне вероятно, что принял его за монумент
самому Председателю.
Но Бог с ним. Нестерова волновали совсем другие проблемы.
ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Член Правления прибыла на заседание в автомашине "Волга", однако при
ближайшем рассмотрении оказалось, что у нее только вид "Волги", а на самом
деле это - "Мерседес", загримированный под "Волгу". Из машины выскочил
Ениколопов. У меня есть сведения, что по нему плачет тюрьма. Его бесконечные
поездки за рубеж финансируются какими-то сомнительными дельцами, которые
плавают благодаря поддержке Стародревова.
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 19
Нестеров вышел на Стародревова тотчас же после похорон Президента.
Зампред, разводя в стороны короткие ручки, клялся, что действительно
рукопись Булгакова была у него, но почему-то исчезла, не забыл он и
упомянуть, что рукопись была старой и потрепанной, тем самым как бы
подчеркивая незначительность утраты.
В подтверждение своих слов он открыл сейф и как дважды два доказал, что
рукописи в нем нет. Но это мало заботило Нестерова.
- Может быть, вызовем милицию? - предложил Стародревов.
- Чуть позже, - значительно сказал Нестеров.
Придя к себе в кабинет, он там немедленно вляпался в очередную ловушку,
которую поставил неудержимый Смолянинов. Оттираясь, он напряженно думал, и,
только полностью уничтожив следы своей беспечности и невнимания, отправился
к помощнику покойного председателя Арамейцу. Войдя в его кабинет, Нестеров
сел, посмотрел ему прямо в глаза. Сказал:
- У Стародревова украли рукопись из сейфа.
- И что? - завопил помощник. - Теперь я буду всегда виноват,
приглашайте милицию и ищите.
- Тихо, - сказал Нестеров, - я зашел подумать.
- Ладно, - согласился помощник. - А вот вы не могли бы мне устроить
тормозные передние колодки на одиннадцатую модель "Жигулей"?
- Устроить нет, а из дому принесу, у меня есть комплект.
- Спасибо, - сказал помощник тоном человека, которого надо еще
уговаривать их взять, - так чем могу быть полезным?
- Вы лучше знаете людей, давайте вместе подумаем. Кто мог это сделать?
То есть, кто мог быть исполнителем, ясно. Ведь крупный коллекционер на кражу
да на риск не пойдет. У него дома висят сотни тысяч на стенах.
- А во сколько вы оцениваете пропажу? - спросил помощник.
- Трудно сказать, сколько стоит оригинал, но максимальная плата наших
музеев - 10 тысяч.
- А какой процент обычно берут воры?
- Воры? - Нестеров улыбнулся. - В кино бывает, что и все забирают, а на
самом деле - процентов 25-30.
- Немного, особенно за риск попасться в опечатанном помещении.
- Но за три тысячи на это пойдет любой наш хозяйственник. Подумаешь,
зайти в кабинет шефа, особенно ночью, когда покрывались, к примеру, лаком
полы. Застукают - выгонят, не более того, а то и простят.
Нестеров, конечно, ни секунды не сомневался в том, что залез ночью в
сейф не рабочий, который красил допоздна полы, а...
Нестеров хлопнул себя по лбу: "Как это я сразу не догадался?".
Конечно же, рукопись исчезла в суматохе в период похорон Президента.
Как раз и Стародревов отсутствовал.
Нестеров пытался вспомнить, кто подходил к гробу, и, в общем-то,
вспоминал всех начальников отделов, заместителей (их, к счастью, не так
много), сотрудников.
Но сотрудникам не дадут дубликат ключей от начальственного сейфа.
Нестеров посидел чуть-чуть и отправился к недосягаемому начальнику
спецчасти.
После церемониальных приветствий, взаимных уверений в преданности,
которые только и бывают между людьми, в прошлом аттестованными:
- Не, - сказал начальник спецчасти, - ключи у меня на месте, они целы.
И Нестерову ничего не оставалось, как вновь отправиться восвояси.
По дороге его перехватил вахтер, и Нестеров принужден был выслушать
переполненный символикой рассказ.
Он был точно таким же, как и словословия предыдущего вахтера.
ПОЛКОВНИКУ СТРАЧУКУ
Вы уж извините, товарищ полковник, но как-то все у нас не так, раньше,
когда я слышал слово "интеллигент", я видел перед собой таких столпов, как
Луначарский, Фурцева, Лихачев, а теперь? Теперь я должен просить себе
прибавку к жалованию и работать осведомителем на двух-трех консервантов. На
тридцатку не проживешь...
ЗЯМА РОСТОВЦЕВ,
внештатный сотрудник
ГЛАВА 20
- Николай Константинович, а Николай Константинович, вы просто
представить себе не можете, - торжественно провозгласил Смолянинов, увидев
Нестерова, - совпадение невероятное.
Нестеров на секунду остановился.
- Что случилось?
- Да вот же, посмотрите, - и он протянул заведующему отделом
сегодняшнюю "Зависимую газету".
Нестеров бегло прочел отчеркнутую заметку.
- Что, собственно, вас здесь забавляет? - спросил он, хотя прекрасно
понял, что.
В заметке сообщалось, что на вильнюсском международном аукционе в числе
прочих вещей была продана и увезена за границу рукопись романа,
приписываемая Булгакову. Эксперты не дали категорического заключения
относительно авторства рукописи, но зато газета как могла облизывала этот
вопрос, ставя общественное мнение в положение разящего меча, могущего
запретить вывоз из страны всего того, что было в ней создано.
Аукцион состоялся, но где же нашлась такая дрянь, которая подсунула
аукционистам эту рукопись на продажу?
Нестеров принялся было выяснять этот вопрос, и уже вскоре стало ясно,
что рукопись поступила не от частного лица, а от одного книгохранилища,
которое в соответствии с действующей инструкцией имело право "заведомо не
представляющую ценность рукопись" поставить на продажу, в том числе в
комиссионный магазин или на аукцион.
Нестеров поехал в книгохранилище. И довольно скоро из разговоров с
администрацией выяснил, что рукопись действительно была направлена на
аукцион по акту, но и копия акта, и копия рукописи в наличии, и он,
Нестеров, может с ней ознакомиться, если пожелает.
Нестеров немедленно пожелал ознакомиться с рукописью, а пока ее
готовили, съездил в Ассоциацию, схватил буквально в охапку Стародревова и
привез его в хранилище.
Едва только зампред взглянул на нее, как сразу сказал:
- Это не та.
- Да приглядитесь получше.
- Не та, я говорю.
На этом закончилось опознание.
А вечером Нестеров сидел в своем кабинете и пил остывший, грустный чай.
Небо за окном было хмурым, смеркалось, но он не зажигал света, хотелось
побыть в компании со своими мыслями.
Только сейчас он всерьез сообразил, что всю свою жизнь безумно одинок.
Нет, конечно, любящая жена и дети - это здорово. Мамочка, опять же. Иногда
теща. Но он одинок в своих проблемах, которые особенно остро ощущаются им
здесь, во мраке кабинета, а там, куда он сейчас едет, там прелестная семья,
нарядные близкие, там свет и тихая, как он любит, музыка.
Нестеров на секунду включил свет, только чтобы проверить, все ли в
кабинете в порядке, закрыт ли на всякий случай второй шпингалет на окне, и
отправился домой.
И дома все было именно так, как он мечтал.
И был удивительно вкусный ужин, и ласки жены, и добрые милые голоса
детей и мамы.
И вдруг телефонный звонок разорвал все это великолепие. Нестеров
предчувствовал, что этот звонок не принесет ему радости, но трубку снял.
- Это Станислав Аркадьевич говорит, - помедлив, сказала трубка, -
извини, что беспокою, но тут у меня странности творятся, не поможешь?
- Сейчас буду, - сказал Нестеров.
Вроде бы начало клевать.
Через полчаса, а был уже глубокий вечер, почти что ночь, Нестеров вошел
в кабинет Стародревова, в котором сидел перепуганный, состарившийся зампред
и с ужасом смотрел на Нестерова.
- У кого дубликаты ключей от сейфа? - спросил Николай Константинович,
тотчас же оценив обстановку.
- Это шведский сейф, два ключа всего, один у начальника спецчасти,
другой у меня.
С этими словами он протянул Нестерову ключ.
Ключ действительно был особенный.
- И что, - спросил Нестеров, - опять кража?
- Хуже, подброс.
- Чего?
- Рукопись подбросили, - Стародревов показал Нестерову рукопись. Это
был подлинник той, которую они видели сегодня в книгохранилище.
- Та-а-а-а-к, - сказал Нестеров, - ясно.
- Что вам ясно? - спросил Стародревов.
- Один вопрос, и спать идем.
- Какой вопрос?
- Кто знал, что вы едете сегодня со мной в книгохранилище?
- Никто.
- А вот это плохо. Подчиненные должны знать, куда делся их начальник.
- Почему?
- Круг подозреваемых сужается, ведь если бы знали, что мы едем в
хранилище, не подбросили бы. Тут расчет на то, что вы не помните ту, которая
была здесь раньше, и на то, что истинную я не видел.
- А на самом деле вы видели истинную?
- Нет, но я видел ту, которая перед вами, копию. У меня, знаете ли,
хватит пока извилин мысленно их сравнить.
- Так вы думаете, - прозрел вдруг Стародревов, - что за границу ушла
подлинная, а эту подкинули, чтобы мы заткнулись?
- Именно так я и думаю...
дети спали, жена спала, мамочка спала.
Нестеров лег, взял томик китайских изречений. Прочел некоторые.
Хотел было запомнить, да что-то не запоминалось, но все же:
"Бесполезно бросать пить после того, как спьяна убил человека, равно
как и перед смертью давать обет добродетели".