Страница:
«Аще не творим должнаго иночеству и не тщимся о исполнении наших обязанностей, то како благодать Божия излиется на нас? Подобне тем, иже не хощут трудитися в земледелании, како возмогут собирати плоды? Мы же к тому аще и исполнили бы все внешнее: то есть нищету, уединение, воздержание, бдение, продолжительное моление, поклоны, долгое поучение Святаго Писания, последность и тому подобное – но вся таковая суть токмо орудия. Истиннаго же и спасительнаго плода пусты окажемся, аще к тому не стяжем богоугодных добродетелей, сие есть: совершеннаго самоотвержения, истиннаго смирения, мира и согласия, духовнаго радования о Бозе и о ближних, умнаго блюдения, чистоты сердечныя, простодушия, милости, сострадания, кротости, долготерпения, безгневия и Богоподражательной любви. Сими токмо добродетельми душа усвоивается Богу. Однако же преблагий и человеколюбивый Господь, видя труд и подвиг наш во внешних делах, дарует нам своею благодатию и сии плоды духовные. А потому долженствуем неослабно трудитися и тщатися творити то, что от нас зависит. Бог же милостию Своею, яко благосерд, облагодатствует и наши души, и возрастит в нас плоды духовные».
«Вступивше во иночество, подобает слушати и внимати наставлениям, во всем покарятися, нигде ни в чем своего хотения не приискивать, нраву, воле и желанию своему отнюдь не внимать».
«Понеже поступившему в житие иноческое и предавшемуся в повиновение, по правилам иноческим долженствует и жити, а не по подобию светских людей, – жизнь иноческая есть духовная, – то и подобает токмо о духовном богатстве пещися; духовное же богатство внутрь нас имеется по гласу Господню: Царствие Небесное внутрь вас есть. И так егда обретем неложное иноческое богатство, то есть восчувствуем в себе кротость, смиренномудрие, безгневие, терпение, милосердие, упование не на временное нечто, но на Бога живаго, радование внутреннее о Бозе и веру непоколебиму, простосердечие, сострадание и любовь чистую ко всем и прочие плоды духовные, тогда и сами светло познаем внутрь нас наше богатство и духовное сокровище, и со извещением возчувствуем свое спасение».
«Снискивается же таковое богатство сицевыми делами: отвержением мира и самого себя, то есть: своего нрава и своей воли, и всех своих пожеланий; потом совершенным повиновением и по силе трудами: воздержанием, пощением, безмолвием, бдением, долу и на твердом лежанием, умаленным сном, продолжительным молением и поклонами, поучением Священного Писания, к тому же не малодушествовати, но претерпевати скуку и уныние, небрежение к себе, неумовение, жажду, глад и хлад, рукоделие по силе и нестяжание, еще же безчестия и уничижения любление. – Се зрим, на каковой труд и подвиг потребно себя издати».
«Истинный и совершенный послушник должен быть мертв ко всякому своему мнению и разсуждению».
«Всякий нерадивый и не хотящий слушати полезных поучений, хотя и молит Бога о помиловании, но не услышит его Бог и не приемлет моления его, понеже он не слушает отца своего и отвращается от его отеческих наставлений».
«Во иночество поступати должно не для того токмо, дабы навыкнути послушанию и отвержению своей воли, но дабы стяжать смиренномудрие и терпение во всякой скорби и злострадании, с совершенною покорностию и самоотвержением. Сего же ради и даруется от благодати Божией дух бесстрастия и чистота сердца».
«К самомнению же и к самочинию удобно вкрадывается дьявольская лесть и окрадение. Той, иже отпадет от послушания и, вознебрегши о отце своем, хотя удавится от подвигов и истает от поста, но аще не обратится ко отцу и не восприимет жити в повиновении с верою, с откровением и смирением, то отчаятельно его спасение и всуе иждивает дни свои».
«И тако зри, возлюбленный брате! Иже носиши токмо именование послушника – какого духовного сокровища лишаеши себя, последуя своей воли; сам себя лишаеши свободного к Богу восшествия, стяжаваемого безрассудным послушанием. Ибо с дерзновением бы предстал пред лицом Господа своего, понеже не ты, но отец твой, имевший тебя в повиновении, предстоял бы отвещавающе за тебя; ты же, послушания ради, обрелся бы в величайшем достоинстве паче самохотных безмолвников».
«Аще бы возможно было вступающему в иночество без предания, послушания и повиновения спастися, то не понуждали бы Святые отцы и не предавали бы правил к повиновению, но заповедали бы только прилежати чтению святых книг и тем довольствоватися. Но вместо того все Богоносные и Преподобные отцы наши единогласно вещают: горе непокоривым, ибо падают яко листвие и погибают, уловляемые различным прельщением, паче же богоненавистною гордостию и высокоумием».
«Аще который брат токмо уставное и преданное от Святаго Писания будет исполнять без прекословия по наставлению Отца, то таковое житие несть послушническое, но под советом. Послушническое житие сообразуется с жизнию страстотерпцев и исповедников, паче же уподобляется самому Господу, иже послушлив быв Отцу своему до смерти крестныя!»
«Всякий же ученик и послушник должен убедитися и твердо веровати, яко не может быть такой пользы в жизни монашеской ни от поста, ни от безмолвия и моления, ни от нищеты и от разнообразных подвигов, яко от узаконенного нерассудного послушания».
«И аще сице брат поживет при отце с кротостию, непрекословно послушая во всем, и в согласии, и в терпении, то благодатию Божиею стяжет бесстрастие и чистоту сердца. Паче же сам Господь почиет в таковом послушнике».
«Жизнь иноческая есть жизнь покаяния. Но аще дел иноческих не творим, то не творим и покаяния, а по сему показуется, яко без пользы живем во иночестве».
«Хотя и малое имеем порочное навыкновение, но аще страстно оным одержимся, то не можем быти соединены с благодатию Божиею. Сие явно показуется на тех, кои не тщатся отринути свои малые порочные пристрастия и обычаи и за то не чувствуют в душах своих благодатного просвещения и духовного радования, и остаются в неизвестии о своем спасении. Но аще речеши: како возможно быти человеку без всяких пороков? На сие ответствую: яко того ради и предлежит нам вседневное покаяние, сокрушение, осуждение самих себя и тому подобное; и сего ради вступаем во иночество, дабы беспрепятственно возмогли тщатися о стяжании душевной чистоты истинным смиренным послушанием и самоотвержением. Дабы чрез то совершенною ненавистию возненавидети все наши страстные обычаи и пороки, отлучающие нас от Бога и лишающие Его Божественной благодати. И за таковое добровольное смиренное самоотвержение и подвиг Господь благодатию Своею прощает невольные человеческие падения и дарует им свою Божественную помощь, зря усердное их и неусыпное тщание о добродетели».
«Может ли обитать благодать Божия или являть свои спасительные действия и силу Божественной помощи и плодов Духа Святаго в душе, зараженной богоненавистным высокоумием и презорством? О нем же глаголет Святой Лествичник: „Презоривый сам себе бес и ратник“… Великое ли малое презорство, но все произрастает от диавольского кореня и не может быть не сопряжено с обидою ближнего».
«О возлюбленные! Поистине порок сей гордыни ненавистнее пред Господом всяких иных пороков и грехопадений и отнюдь не попускает приблизиться ко исправлению и восчувствовати свое от Бога удаление. Ибо видим многих великих грешников, разбойников, чародеев, прелюбодеев, хищников, воров, пьяниц и в конец развращенных; но понеже, кои не одержимы были от богоненавистного и дьявольского порока высокоумия и презорства, то благодать и человеколюбие Божие не отринули их в конец, но вспомоществовали им от таковых уму необъятных беззаконий обратитися, сокрушитися, смиритися и достигнути спасения. Книжники же и фарисеи, мнящиеся быти праведными, судящие иных и сами обретаяся чистыми от таковых лютых грехопадений, но понеже соделавшись порабощенными славолюбием, гордынею и презорством, то в конец ослепли злобою, не возмогли познати своего заблуждения, не восхотели уверовати Христу Господу, осудили Его на распятие, сами же чрез то наследовали огнь вечный и мучение».
«На кого милостивно призирает Господь: на кротких, на смиренных и трепещущих словес Его (см. Ис. 66, 2); гордим же противится и лишает своей благодати».
«А потому аще кто, пообладанный сим дьявольским недугом, и не тщится исправитися, то таковый конечно более самого беса приимет осуждение, ибо сотворенный по образу и подобию Божию, добровольно соделался подобным и содружественным с превознесшимся гордынею диаволом и вкупе с ним низведется в преисподнее дно и бездну адову».
# И на небеси ничего не находится превыше любви, ибо Любы есть Сам Бог. То от сего должно вразумитися, сколь велия милость Божия к таковым, кои удостоились дара любви, изливающегося от Самого Бога в сердца их Духом Святым, как сказано: «Любы Божия излияся в сердца наша Духом Святым данным нам» (Рим. 5, 5). Понеже без любви, аще изнуришься от поста и подвигов, аще всякое злострадание претерпишь, во еже и тело сожещи, аще всякие чудеса сотворишь, – ничтоже есть и никая польза».
Часто повторял старец сестрам своим: «Не теряйте дорогого времени, возлюбленные: молитесь, поститесь, трудитесь в простоте, любви и смирении. Придет конец – тогда будете жалеть и раскаиваться, да не поможет». При этом назидал: «Не гонитесь за одним постом. Бог нигде не сказал: „Аще постицы, то Мои ученицы“, но: „Аще любовь имате между собою“. И дьявол никогда не ест и не спит, но все он дьявол. Без любви и смирения, от одного поста и бдения, из человека сделаешься, пожалуй, бесом. Тем же молю вас, возлюбленнии, потщитеся вседушне благоугождати Господу во всех путях ваших, да внидите с мудрыми девами в небесный чертог Его и приимите неувядаемый венец от руки самого Господа, возлюбившего вас, избравшего от мира и усвоившего Себе облечением святого иноческого паче же ангельского образа».
Несколько отрывков из того письма выделил в своих келейных записках оптинский старец Варсонофий30, что важно и для нашего контекста. В опубликованном Житии схиархимандрита Варсонофия об этом написано так:
«Книжные примеры подвижничества в душе о. Варсонофия сливались с живыми… Он постоянно читал жития и потом всегда говорил и проповедовал, что для монаха это самый полезный род чтения. Когда жили подвижники – в древности или совсем недавно, – мало имело значения, так как православные подвижники всех времен современны друг другу. Встреть, например, чудом каким, преподобный Антоний Великий преподобного старца Амвросия Оптинского – у них были бы общие, излюбленные обоими одинаково темы разговора, близкие мысли и сердечные устремления… Они братья во Христе Иисусе.
И вот благословил о. Иосиф31 рясофорному монаху Павлу[15] для прочтения такую книгу: „Житие и подвиги в Бозе почившего блаженной памяти старца схимонаха Зосимы“.
Из этого жития о. Варсонофий в то время, то есть в середине 1890-х годов, сделал несколько выписок в свои „Келейные записки“ на слова „Любовь Божия“, „Промысел“ и „Пустыня“. В последнем отрывке – описание „внутренней пустыни“, то есть одинокого лесного монашеского жития, совершенно во всем подобного житию древнеегипетских иноков:
Пустыня. „Многовящше, уповаю, во успеяние приводит внутренняя пустыня, понеже в ней несть уже никоего утешения, еже имеется в мире сем, им же возмогла душа суетно заняться, зане рукоделие излишнее не потребно, тоже пойти для увеселения не к кому, разглагольствовать не с кем. Никто не посетит, не имать трапезы соутешаюшихся и утешающих брашен, разве единаго твоего ученика и сурового постного насыщения; ужас от бесов; скука и тоска от уединения всегдашняго и неисходнаго. Страх смертный, беспрестанно в душу входящий, страша звериным нападением, ядовитых гад уязвлением и умерщвлением, и от злых людей убиением; скудость во всем, нищета крайняя, недостаток везде, преболезненная хижина, ничтоже в себе имущая, разве малых книг, в них же всю отраду имать и утешение. О друзей своих жительстве не слышит, о родственников здравии не знает, о любимых своих вести не имеет. И все приятное бывшее от него удалилось, единым словом: мертвым учинился мир ему и он миру. Несть о чесом временном порадоваться, или им же бы помрачался ум, отлетая от Бога: но присно вся мысль, ум, память и все чувство и весь человек в Бозе бывает погружен, наставляясь к Нему чрез единое размышление и смотрение премудрости, величества и Промысла Его, еже в творении Его. И яко двое книг имать пред собою разверстые во всегдашнее время, – небо и землю, – смотряя в тыя и удивляяся, сколь велик и премудр есть Бог наш!.. И таковым внутренним пустынным пребыванием негли бы и пришел в страх Божий и в чувство о своей погибели“»32.
1.2. ЗОСИМОВА ПУСТЫНЬ И ОПТИНА
О самоотвержении и повиновении
«Вступая в монашество, прежде всего предаются в руководство, отвергают свою волю и дают обещание сохранять повиновение и послушание безразсудно. Творят же сие не для иной цели, токмо еже бы достигнуть чистоты душевной и безстрастия, ибо без сего и иночество не поможет нам, паче же всуе и на осуждение будем носить на себе наименование монашеское: аще не потщимся делами исправить и оправдать оное. Дела же и исправление иноческое состоит в истинном отвержении всех своих прихотей, желаний, наклонностей, пороков и страстей, дабы все то, что прежде было нам вожделенно, дорого и любимо, Бога ради презреть, попрать, и в конец отринуть свою волю, свое мудрование, самомнение и самолюбие: отнюдь ни к чесому земному не прилеплятися».«Вступивше во иночество, подобает слушати и внимати наставлениям, во всем покарятися, нигде ни в чем своего хотения не приискивать, нраву, воле и желанию своему отнюдь не внимать».
«Понеже поступившему в житие иноческое и предавшемуся в повиновение, по правилам иноческим долженствует и жити, а не по подобию светских людей, – жизнь иноческая есть духовная, – то и подобает токмо о духовном богатстве пещися; духовное же богатство внутрь нас имеется по гласу Господню: Царствие Небесное внутрь вас есть. И так егда обретем неложное иноческое богатство, то есть восчувствуем в себе кротость, смиренномудрие, безгневие, терпение, милосердие, упование не на временное нечто, но на Бога живаго, радование внутреннее о Бозе и веру непоколебиму, простосердечие, сострадание и любовь чистую ко всем и прочие плоды духовные, тогда и сами светло познаем внутрь нас наше богатство и духовное сокровище, и со извещением возчувствуем свое спасение».
«Снискивается же таковое богатство сицевыми делами: отвержением мира и самого себя, то есть: своего нрава и своей воли, и всех своих пожеланий; потом совершенным повиновением и по силе трудами: воздержанием, пощением, безмолвием, бдением, долу и на твердом лежанием, умаленным сном, продолжительным молением и поклонами, поучением Священного Писания, к тому же не малодушествовати, но претерпевати скуку и уныние, небрежение к себе, неумовение, жажду, глад и хлад, рукоделие по силе и нестяжание, еще же безчестия и уничижения любление. – Се зрим, на каковой труд и подвиг потребно себя издати».
«Истинный и совершенный послушник должен быть мертв ко всякому своему мнению и разсуждению».
«Всякий нерадивый и не хотящий слушати полезных поучений, хотя и молит Бога о помиловании, но не услышит его Бог и не приемлет моления его, понеже он не слушает отца своего и отвращается от его отеческих наставлений».
«Во иночество поступати должно не для того токмо, дабы навыкнути послушанию и отвержению своей воли, но дабы стяжать смиренномудрие и терпение во всякой скорби и злострадании, с совершенною покорностию и самоотвержением. Сего же ради и даруется от благодати Божией дух бесстрастия и чистота сердца».
О пороке самомнения и самооправдания
«Всякие пороки злы суть и душевредны, но паче люто и губительно есть самооправдание и любопрение. Аще ты пред людьми ищешь себе оправдания, то како претерпишь от Бога обличение и осуждение пред всеми Святыми и пред Ангелы Его, егда станет по правосудию Своему объявлять твои грехи и истязывать добрых деяний».«К самомнению же и к самочинию удобно вкрадывается дьявольская лесть и окрадение. Той, иже отпадет от послушания и, вознебрегши о отце своем, хотя удавится от подвигов и истает от поста, но аще не обратится ко отцу и не восприимет жити в повиновении с верою, с откровением и смирением, то отчаятельно его спасение и всуе иждивает дни свои».
«И тако зри, возлюбленный брате! Иже носиши токмо именование послушника – какого духовного сокровища лишаеши себя, последуя своей воли; сам себя лишаеши свободного к Богу восшествия, стяжаваемого безрассудным послушанием. Ибо с дерзновением бы предстал пред лицом Господа своего, понеже не ты, но отец твой, имевший тебя в повиновении, предстоял бы отвещавающе за тебя; ты же, послушания ради, обрелся бы в величайшем достоинстве паче самохотных безмолвников».
О послушании
«Послушание приятнее Богу молитвы и постов, яко послушанием несомненно обретается спасение души. <…> А кои, живя во иночестве и вкупе с повиновением, последоваху и своей воли и разсуждению, таковые все в неизвестии имеются, прияты ли их труды и подвиги от Бога или ни; то не лучше ли известнаго и вернаго держатися, нежели предавати себя в сомнительное, опасное, а негли обманчивое, заблудное и гибельное шествие».«Аще бы возможно было вступающему в иночество без предания, послушания и повиновения спастися, то не понуждали бы Святые отцы и не предавали бы правил к повиновению, но заповедали бы только прилежати чтению святых книг и тем довольствоватися. Но вместо того все Богоносные и Преподобные отцы наши единогласно вещают: горе непокоривым, ибо падают яко листвие и погибают, уловляемые различным прельщением, паче же богоненавистною гордостию и высокоумием».
«Аще который брат токмо уставное и преданное от Святаго Писания будет исполнять без прекословия по наставлению Отца, то таковое житие несть послушническое, но под советом. Послушническое житие сообразуется с жизнию страстотерпцев и исповедников, паче же уподобляется самому Господу, иже послушлив быв Отцу своему до смерти крестныя!»
«Всякий же ученик и послушник должен убедитися и твердо веровати, яко не может быть такой пользы в жизни монашеской ни от поста, ни от безмолвия и моления, ни от нищеты и от разнообразных подвигов, яко от узаконенного нерассудного послушания».
«И аще сице брат поживет при отце с кротостию, непрекословно послушая во всем, и в согласии, и в терпении, то благодатию Божиею стяжет бесстрастие и чистоту сердца. Паче же сам Господь почиет в таковом послушнике».
О смирении и покаянии
«Изнемогающий же, видя себя отстающим и падающим, не от лености и нерадения, но от бессилия и немощи, лишенным великих и высоких дел, смиряется и сокрушается сердцем. Истинное же смирение и без дел велико есть пред Богом, а посему и они не лишаются общего воздаяния и спасения».«Жизнь иноческая есть жизнь покаяния. Но аще дел иноческих не творим, то не творим и покаяния, а по сему показуется, яко без пользы живем во иночестве».
«Хотя и малое имеем порочное навыкновение, но аще страстно оным одержимся, то не можем быти соединены с благодатию Божиею. Сие явно показуется на тех, кои не тщатся отринути свои малые порочные пристрастия и обычаи и за то не чувствуют в душах своих благодатного просвещения и духовного радования, и остаются в неизвестии о своем спасении. Но аще речеши: како возможно быти человеку без всяких пороков? На сие ответствую: яко того ради и предлежит нам вседневное покаяние, сокрушение, осуждение самих себя и тому подобное; и сего ради вступаем во иночество, дабы беспрепятственно возмогли тщатися о стяжании душевной чистоты истинным смиренным послушанием и самоотвержением. Дабы чрез то совершенною ненавистию возненавидети все наши страстные обычаи и пороки, отлучающие нас от Бога и лишающие Его Божественной благодати. И за таковое добровольное смиренное самоотвержение и подвиг Господь благодатию Своею прощает невольные человеческие падения и дарует им свою Божественную помощь, зря усердное их и неусыпное тщание о добродетели».
О пороке гордыни
«Жизнь иноческая – покаянная, смиренная, равноангельская: следовательно, всякий вступающий во иночество обязан прежде всего отринуть всякое возношение и гордыню».«Может ли обитать благодать Божия или являть свои спасительные действия и силу Божественной помощи и плодов Духа Святаго в душе, зараженной богоненавистным высокоумием и презорством? О нем же глаголет Святой Лествичник: „Презоривый сам себе бес и ратник“… Великое ли малое презорство, но все произрастает от диавольского кореня и не может быть не сопряжено с обидою ближнего».
«О возлюбленные! Поистине порок сей гордыни ненавистнее пред Господом всяких иных пороков и грехопадений и отнюдь не попускает приблизиться ко исправлению и восчувствовати свое от Бога удаление. Ибо видим многих великих грешников, разбойников, чародеев, прелюбодеев, хищников, воров, пьяниц и в конец развращенных; но понеже, кои не одержимы были от богоненавистного и дьявольского порока высокоумия и презорства, то благодать и человеколюбие Божие не отринули их в конец, но вспомоществовали им от таковых уму необъятных беззаконий обратитися, сокрушитися, смиритися и достигнути спасения. Книжники же и фарисеи, мнящиеся быти праведными, судящие иных и сами обретаяся чистыми от таковых лютых грехопадений, но понеже соделавшись порабощенными славолюбием, гордынею и презорством, то в конец ослепли злобою, не возмогли познати своего заблуждения, не восхотели уверовати Христу Господу, осудили Его на распятие, сами же чрез то наследовали огнь вечный и мучение».
«На кого милостивно призирает Господь: на кротких, на смиренных и трепещущих словес Его (см. Ис. 66, 2); гордим же противится и лишает своей благодати».
«А потому аще кто, пообладанный сим дьявольским недугом, и не тщится исправитися, то таковый конечно более самого беса приимет осуждение, ибо сотворенный по образу и подобию Божию, добровольно соделался подобным и содружественным с превознесшимся гордынею диаволом и вкупе с ним низведется в преисподнее дно и бездну адову».
О единодушии духовном и любви
[В монастыре] «во всех един нрав, едино хотение, едино тщание, едино уставоположение, несть различия ни в пищи, ни в одеянии, ни в стяжании, ни в рукоделии, но все и во всем являют совершенное послушание и отвержение в конец своей воли».# И на небеси ничего не находится превыше любви, ибо Любы есть Сам Бог. То от сего должно вразумитися, сколь велия милость Божия к таковым, кои удостоились дара любви, изливающегося от Самого Бога в сердца их Духом Святым, как сказано: «Любы Божия излияся в сердца наша Духом Святым данным нам» (Рим. 5, 5). Понеже без любви, аще изнуришься от поста и подвигов, аще всякое злострадание претерпишь, во еже и тело сожещи, аще всякие чудеса сотворишь, – ничтоже есть и никая польза».
Часто повторял старец сестрам своим: «Не теряйте дорогого времени, возлюбленные: молитесь, поститесь, трудитесь в простоте, любви и смирении. Придет конец – тогда будете жалеть и раскаиваться, да не поможет». При этом назидал: «Не гонитесь за одним постом. Бог нигде не сказал: „Аще постицы, то Мои ученицы“, но: „Аще любовь имате между собою“. И дьявол никогда не ест и не спит, но все он дьявол. Без любви и смирения, от одного поста и бдения, из человека сделаешься, пожалуй, бесом. Тем же молю вас, возлюбленнии, потщитеся вседушне благоугождати Господу во всех путях ваших, да внидите с мудрыми девами в небесный чертог Его и приимите неувядаемый венец от руки самого Господа, возлюбившего вас, избравшего от мира и усвоившего Себе облечением святого иноческого паче же ангельского образа».
* * *
Кроме специальных душеполезных творений преподобного Зосимы известны несколько его очень содержательных писем. Следует отметить особенно одно – его письмо к монаху Досифею29 1799 года, посвящённое изложению понимания монахом Зосимой, тогда ещё молодым, сути монашеского делания, и в частности отшельничества. Знакомы они были по рославльским лесам, где отец Досифей продолжал пустынничать в 1799 году, в то время как старцы Зосима и Василиск получили благословение покинуть Коневский монастырь, с тем чтобы найти для себя «глубокую пустынь».Несколько отрывков из того письма выделил в своих келейных записках оптинский старец Варсонофий30, что важно и для нашего контекста. В опубликованном Житии схиархимандрита Варсонофия об этом написано так:
«Книжные примеры подвижничества в душе о. Варсонофия сливались с живыми… Он постоянно читал жития и потом всегда говорил и проповедовал, что для монаха это самый полезный род чтения. Когда жили подвижники – в древности или совсем недавно, – мало имело значения, так как православные подвижники всех времен современны друг другу. Встреть, например, чудом каким, преподобный Антоний Великий преподобного старца Амвросия Оптинского – у них были бы общие, излюбленные обоими одинаково темы разговора, близкие мысли и сердечные устремления… Они братья во Христе Иисусе.
И вот благословил о. Иосиф31 рясофорному монаху Павлу[15] для прочтения такую книгу: „Житие и подвиги в Бозе почившего блаженной памяти старца схимонаха Зосимы“.
Из этого жития о. Варсонофий в то время, то есть в середине 1890-х годов, сделал несколько выписок в свои „Келейные записки“ на слова „Любовь Божия“, „Промысел“ и „Пустыня“. В последнем отрывке – описание „внутренней пустыни“, то есть одинокого лесного монашеского жития, совершенно во всем подобного житию древнеегипетских иноков:
Пустыня. „Многовящше, уповаю, во успеяние приводит внутренняя пустыня, понеже в ней несть уже никоего утешения, еже имеется в мире сем, им же возмогла душа суетно заняться, зане рукоделие излишнее не потребно, тоже пойти для увеселения не к кому, разглагольствовать не с кем. Никто не посетит, не имать трапезы соутешаюшихся и утешающих брашен, разве единаго твоего ученика и сурового постного насыщения; ужас от бесов; скука и тоска от уединения всегдашняго и неисходнаго. Страх смертный, беспрестанно в душу входящий, страша звериным нападением, ядовитых гад уязвлением и умерщвлением, и от злых людей убиением; скудость во всем, нищета крайняя, недостаток везде, преболезненная хижина, ничтоже в себе имущая, разве малых книг, в них же всю отраду имать и утешение. О друзей своих жительстве не слышит, о родственников здравии не знает, о любимых своих вести не имеет. И все приятное бывшее от него удалилось, единым словом: мертвым учинился мир ему и он миру. Несть о чесом временном порадоваться, или им же бы помрачался ум, отлетая от Бога: но присно вся мысль, ум, память и все чувство и весь человек в Бозе бывает погружен, наставляясь к Нему чрез единое размышление и смотрение премудрости, величества и Промысла Его, еже в творении Его. И яко двое книг имать пред собою разверстые во всегдашнее время, – небо и землю, – смотряя в тыя и удивляяся, сколь велик и премудр есть Бог наш!.. И таковым внутренним пустынным пребыванием негли бы и пришел в страх Божий и в чувство о своей погибели“»32.
1.2. ЗОСИМОВА ПУСТЫНЬ И ОПТИНА
До появления своего храма в Зосимовой пустыне «все ходили и ездили по праздникам в приходскую церковь для слушания литургии и для причащения Святых Тайн; и священник, который и старцу Зосиме и всем сёстрам был отец духовный, отдал им хоры, где сёстры стояли одни без народа». На территории пустыньки при отце Зосиме поставлено было большое резное распятие в рост человека, подаренное донским архимандритом Афанасием (Петриевым) вскоре после поселения там старца с сестрами. Над этим крестом выстроили часовню, куда ходили на молитву. Около этой часовни впоследствии похоронили старца по его завещанию, «чтобы дождь с крыши, под коею распятие Спасителя, орошал его могилу». Над гробом основателя обители, по благословению владыки Филарета, позднее построили церковь во имя Святой Троицы. Был назначен священник, но регулярные службы там начались только после официального утверждения общежития в 1841 году.
Официальное признание общежития помогло, безусловно, не только в материальном отношении (так как именно после утверждения обители начали благодетели интенсивно обустраивать пустыньку), но и в духовном. Именно в 1840-х годах началась новая эра в сфере духовного руководства сёстрами Зосимовой пустыни. Благочинным обители стал наместник Свято-Троицкой лавры архимандрит Антоний (Медведев), почитавший старца Зосиму33 и много сил положивший на окормление его осиротевших духовных чад в течение 30 лет. Огромный блок сохранившихся писем некоторых зосимовских сестёр к их духовнику игумену Антонию (Путилову) раскрывает страницы духовного руководства этим оптинским старцем. Тех своих духовных дочерей, которые проявляли желание уйти в монастырь, игумен Антоний благословлял в Зосимову пустынь. После его смерти некоторых сестёр взял под свое крыло старец Амвросий[16]. Многие письма касаются вопросов переписывания духовных книг, их красочного оформления, написания икон сёстрами. Но главное содержание писем – постоянное покаяние, осознание своей греховности и немощи со стороны сестёр, и призыв к терпению и твёрдой вере в наставлениях отцов.
Из письма
иеромонаха Антония (Путилова) к родственнику35
21 августа 1830 г.
Вселюбезнейший и достопочтеннейший о Христе Спасителе
Благодетель Григорий Федорович!
…Хотя и стыдно, но усерднейше прошу – ременные пояски Вашего усердия почти все разошлись по рукам, нечем было мне подарить и Батюшка Отца Строителя. То нельзя ли сделать одолжение хорошенькой для него приказать сделать поясок и при оказии прислать, а манером такой, как Вы для пустынника отца Зосимы делали. Да и меня, Вашего послушника, один барин, видно добрый человек, был да и распоясал – обещал за оной ржи воз или два прислать; распоясать-то распоясал, а ржи-то еще не прислал – Бог с ним!..
Из письма
игумена Антония (Путилова) к игумену Моисею (Путилову)36
20 февраля 1840 г.
Всечестнейший и Достопочтеннейший Батюшка
Отец Игумен! Благословите!
Почтенным Семеном Логиновичем я более всех одолжен любовию и благодетельством, ибо пожаловал две сотни рублей да чаю и сахару, но при том убедительно просил меня посещать обитель отца Зосимы каждогодно и входить в посредство дев или им приезжать ко мне для советов. Я чем не отзывался, в резон не принял. Наконец, говорю, что я без воли Архипастыря и без воли моего Старца и шагу за ворота монастырские ступить за грех считаю, а не только ездить куды! – он паки о Его желании велел Вам донести и Его уведомить, почему и молю Вас, Батюшка, написать мне то, что Господь Вам известит, каковое писание Ваше я подлинником и отправлю к Семену Логиновичу.
Письмо
игумена Моисея (Путилова) к игумену Антонию (Путилову)37
2 апреля 1840 г.
Высокопочтенный Отец Игумен,
Возлюбленный по Духу сын и брат!
На неоднократное твое вопрошение, касательно общины старца Зосимы, по усильному прошению общаго нашего благодетеля почтеннейшего Семеона Логгиновича, чтобы тебе хотя один раз в год посещать их обитель, я до сих пор не улучил свободнаго времяни тебе ответствовать. Не желая огорчить отказом благодетеля нашего и не надеясь на свои силы, в сем недоумении просишь ты от меня на сие разрешения, по связи нашей не только родственной, но паче духовной; и я одолжаясь по тем же правилам войтить в твое положение; ибо ты мне по плоти брат, а по духу сын, от самаго пострижения мне врученный; и ежели по моему нерадению и непредостережению тебя, последует тебе какой душевный вред, сверх сожаления о тебе, я еще и ответа пред Богом не избегну; и для того призвав в помощь Его ко вразумлению моему, сим тебе ответствую.
Посещении такого рода не могут быть в простом только значении сего слова, но со оными соединится необходимость входить в их дела, по Духовной части относящиеся, а как Правила церковныя запрещают в других Епархиях входить в сие без воли местнаго Архиерея, то и есть сей первый пункт тебе препятствием к оному. Но ежели бы и на сие последовало дозволение, то я нахожу неудобством твое собственное устроение, с которым ты, имея попечение и о вверенной тебе пастве, находишься в крайнем бедствовании и волнении; но когда еще присовокупить к сему и другое попечение, да еще о делах людей разнаго пола, то не будет ли сугубое бедствование души твоей? Хотя ты и находился немалое время на поприще безмолвной жизни, но чувства твои еще не встречали предметов, могущих разсвиреплять наши страсти; то можешь ли положиться на свои силы и вдать себя в сие море, и оставя свою храмину в развалинах, иных храмины созидать. Св. Исаак Сирин пишет в 56-м слове: «Лучше бо ти есть сам себе разрешити от связания греха, нежели свободити рабы от работы. Лучше ти есть умириться с душею твоею во единомыслие сущия в тебе Троицы, глаголю же тела и души и духа, нежели умирявати учением твоим разстроящихся». Григорий бо глаголет: «Добро есть, еже Бога ради возбогословити, лучше же сего есть, еже очистити кому себе Богови. Лучше ти есть косноязычну быти, разумевательну сущу, и искус приемшу, паче еже источати остротою ума твоего аки реку учение. Полезнее ти есть пещися воскресити умерлость души твоея от страстей в Божественных движением помышлений твоих, нежели воскресити умерших. – Мнози силы совершиша, и мертвых воскресиша, и потрудишася еже обратити заблужденных и сотвориша чудеса велика, и руками их мнози наставишася к познанию Бога. А по сих сами тии инех оживотворившии, падоша в скверны страсти и мерзостны, и самих себе умертвиша и соблазн мнозем быша, явльшимся от них деянием. Занеже еще в недузе бяху душа, и не попекошася о здравии душ своих, но предаша себе в море мира сего, еже исцелити души инех, еще суще сами недужни, и погубиша души своя от надежды Божия, им же образом рех. Немощь бо чувств не можаше усрестися с пламенем вещей имущих обычай разсвирепляти лютость страстей, ниже убо стерпети. Еще бо требоваху охранения, глаголю же, еже отнюдь не видете жен, и еще не упокоеватися, и стяжати сребро, и имения, и начальствовати инеми и вознестися на неких». Я сие от многаго малое предложил, что тебе и самому небезызвестно. Хотя же ты ныне и начальствуеши, но с коликим отрицанием на своя немощи, и с коликими горькими слезами, из единаго послушания понужден был принять на себя таковое иго; из чего можно полагать, что призвание Божие есть к прохождению сего служения, то Он силен тебе и помощь свою ниспослать, и избавить от всех сетей и козней вражиих. А здесь добровольное предание себя в сие море, где предлежать будут к теперешним твоим и еще другия попечении, потому что не может ограничиться единожды в год посещением, но откроются многия соотношении, от коих уже отказаться будет неудобно по соучастию в их положении, а с сим вместе предстанут и многоразличные искушении, о коих упоминает Св. Исаак.
По всем выше писанным причинам и не извещается сердцу моему дать тебе мое соизволение на вопрошенный тобою предмет. Думаю, хотя и неприятно будет сие благодетелю нашему просившему тебя Семеону Логгиновичу, но что ж делать? Лучше человеков огорчить, нежели Бога. Что и он разсудит, и нас извинит. Может быть, со временем ты не избежишь сей участи, чтоб иметь участие в подобных делах; но ныне не уприиде время.
При искреннем участии тебе душевнаго мира, здоровия и спасения от Господа. Остаюсь с отеческою и братскою любовию всегдашним твоим Богомольцем
недостойный игумен Моисей. Оптина пустынь.
Официальное признание общежития помогло, безусловно, не только в материальном отношении (так как именно после утверждения обители начали благодетели интенсивно обустраивать пустыньку), но и в духовном. Именно в 1840-х годах началась новая эра в сфере духовного руководства сёстрами Зосимовой пустыни. Благочинным обители стал наместник Свято-Троицкой лавры архимандрит Антоний (Медведев), почитавший старца Зосиму33 и много сил положивший на окормление его осиротевших духовных чад в течение 30 лет. Огромный блок сохранившихся писем некоторых зосимовских сестёр к их духовнику игумену Антонию (Путилову) раскрывает страницы духовного руководства этим оптинским старцем. Тех своих духовных дочерей, которые проявляли желание уйти в монастырь, игумен Антоний благословлял в Зосимову пустынь. После его смерти некоторых сестёр взял под свое крыло старец Амвросий[16]. Многие письма касаются вопросов переписывания духовных книг, их красочного оформления, написания икон сёстрами. Но главное содержание писем – постоянное покаяние, осознание своей греховности и немощи со стороны сестёр, и призыв к терпению и твёрдой вере в наставлениях отцов.
Несколько писем оптинских старцев касательно духовного окормления сестёр Зосимовой пустыни
В 1840-х годах началась замечательная эра общения зосимовских сестёр с богодухновенной Оптиной пустынью. Короткий отрывок из письма преподобного Антония (Путилова) 1830 года даёт косвенное свидетельство о знакомстве оптинских старцев с самим отцом Зосимой. Но существует об этом и прямое свидетельство – письмо настоятеля Оптиной пустыни отца Моисея (Путилова) от 19 мая 1860 года, где он, отзываясь на изданную книгу Жития «блаженныя памяти Старца Схимонаха Зосимы», писал, что «Господь удостоил видеть его и знать во время жизни на земле»34. Но как же медленно и трудно складывались отеческие отношения Оптины с зосимовскими пустынницами! Об этом – письма 1840–1844 годов.Из письма
иеромонаха Антония (Путилова) к родственнику35
21 августа 1830 г.
Вселюбезнейший и достопочтеннейший о Христе Спасителе
Благодетель Григорий Федорович!
…Хотя и стыдно, но усерднейше прошу – ременные пояски Вашего усердия почти все разошлись по рукам, нечем было мне подарить и Батюшка Отца Строителя. То нельзя ли сделать одолжение хорошенькой для него приказать сделать поясок и при оказии прислать, а манером такой, как Вы для пустынника отца Зосимы делали. Да и меня, Вашего послушника, один барин, видно добрый человек, был да и распоясал – обещал за оной ржи воз или два прислать; распоясать-то распоясал, а ржи-то еще не прислал – Бог с ним!..
Из письма
игумена Антония (Путилова) к игумену Моисею (Путилову)36
20 февраля 1840 г.
Всечестнейший и Достопочтеннейший Батюшка
Отец Игумен! Благословите!
Почтенным Семеном Логиновичем я более всех одолжен любовию и благодетельством, ибо пожаловал две сотни рублей да чаю и сахару, но при том убедительно просил меня посещать обитель отца Зосимы каждогодно и входить в посредство дев или им приезжать ко мне для советов. Я чем не отзывался, в резон не принял. Наконец, говорю, что я без воли Архипастыря и без воли моего Старца и шагу за ворота монастырские ступить за грех считаю, а не только ездить куды! – он паки о Его желании велел Вам донести и Его уведомить, почему и молю Вас, Батюшка, написать мне то, что Господь Вам известит, каковое писание Ваше я подлинником и отправлю к Семену Логиновичу.
Письмо
игумена Моисея (Путилова) к игумену Антонию (Путилову)37
2 апреля 1840 г.
Высокопочтенный Отец Игумен,
Возлюбленный по Духу сын и брат!
На неоднократное твое вопрошение, касательно общины старца Зосимы, по усильному прошению общаго нашего благодетеля почтеннейшего Семеона Логгиновича, чтобы тебе хотя один раз в год посещать их обитель, я до сих пор не улучил свободнаго времяни тебе ответствовать. Не желая огорчить отказом благодетеля нашего и не надеясь на свои силы, в сем недоумении просишь ты от меня на сие разрешения, по связи нашей не только родственной, но паче духовной; и я одолжаясь по тем же правилам войтить в твое положение; ибо ты мне по плоти брат, а по духу сын, от самаго пострижения мне врученный; и ежели по моему нерадению и непредостережению тебя, последует тебе какой душевный вред, сверх сожаления о тебе, я еще и ответа пред Богом не избегну; и для того призвав в помощь Его ко вразумлению моему, сим тебе ответствую.
Посещении такого рода не могут быть в простом только значении сего слова, но со оными соединится необходимость входить в их дела, по Духовной части относящиеся, а как Правила церковныя запрещают в других Епархиях входить в сие без воли местнаго Архиерея, то и есть сей первый пункт тебе препятствием к оному. Но ежели бы и на сие последовало дозволение, то я нахожу неудобством твое собственное устроение, с которым ты, имея попечение и о вверенной тебе пастве, находишься в крайнем бедствовании и волнении; но когда еще присовокупить к сему и другое попечение, да еще о делах людей разнаго пола, то не будет ли сугубое бедствование души твоей? Хотя ты и находился немалое время на поприще безмолвной жизни, но чувства твои еще не встречали предметов, могущих разсвиреплять наши страсти; то можешь ли положиться на свои силы и вдать себя в сие море, и оставя свою храмину в развалинах, иных храмины созидать. Св. Исаак Сирин пишет в 56-м слове: «Лучше бо ти есть сам себе разрешити от связания греха, нежели свободити рабы от работы. Лучше ти есть умириться с душею твоею во единомыслие сущия в тебе Троицы, глаголю же тела и души и духа, нежели умирявати учением твоим разстроящихся». Григорий бо глаголет: «Добро есть, еже Бога ради возбогословити, лучше же сего есть, еже очистити кому себе Богови. Лучше ти есть косноязычну быти, разумевательну сущу, и искус приемшу, паче еже источати остротою ума твоего аки реку учение. Полезнее ти есть пещися воскресити умерлость души твоея от страстей в Божественных движением помышлений твоих, нежели воскресити умерших. – Мнози силы совершиша, и мертвых воскресиша, и потрудишася еже обратити заблужденных и сотвориша чудеса велика, и руками их мнози наставишася к познанию Бога. А по сих сами тии инех оживотворившии, падоша в скверны страсти и мерзостны, и самих себе умертвиша и соблазн мнозем быша, явльшимся от них деянием. Занеже еще в недузе бяху душа, и не попекошася о здравии душ своих, но предаша себе в море мира сего, еже исцелити души инех, еще суще сами недужни, и погубиша души своя от надежды Божия, им же образом рех. Немощь бо чувств не можаше усрестися с пламенем вещей имущих обычай разсвирепляти лютость страстей, ниже убо стерпети. Еще бо требоваху охранения, глаголю же, еже отнюдь не видете жен, и еще не упокоеватися, и стяжати сребро, и имения, и начальствовати инеми и вознестися на неких». Я сие от многаго малое предложил, что тебе и самому небезызвестно. Хотя же ты ныне и начальствуеши, но с коликим отрицанием на своя немощи, и с коликими горькими слезами, из единаго послушания понужден был принять на себя таковое иго; из чего можно полагать, что призвание Божие есть к прохождению сего служения, то Он силен тебе и помощь свою ниспослать, и избавить от всех сетей и козней вражиих. А здесь добровольное предание себя в сие море, где предлежать будут к теперешним твоим и еще другия попечении, потому что не может ограничиться единожды в год посещением, но откроются многия соотношении, от коих уже отказаться будет неудобно по соучастию в их положении, а с сим вместе предстанут и многоразличные искушении, о коих упоминает Св. Исаак.
По всем выше писанным причинам и не извещается сердцу моему дать тебе мое соизволение на вопрошенный тобою предмет. Думаю, хотя и неприятно будет сие благодетелю нашему просившему тебя Семеону Логгиновичу, но что ж делать? Лучше человеков огорчить, нежели Бога. Что и он разсудит, и нас извинит. Может быть, со временем ты не избежишь сей участи, чтоб иметь участие в подобных делах; но ныне не уприиде время.
При искреннем участии тебе душевнаго мира, здоровия и спасения от Господа. Остаюсь с отеческою и братскою любовию всегдашним твоим Богомольцем
недостойный игумен Моисей. Оптина пустынь.