Людмила Белякова. Призрак прошлого

   «Сначала сделаю все, что похуже, – эту епитимью, или как ее там… Потом монашка-неваляшка, и совсем потом – про катавасию».
   Заупокойная служба оказалась не слишком дорогой и называлась красивым словом «сорокоуст». Андрей, чувствуя, что, по сути, подловатенько откупается за свое отвращение к похоронным делам, заплатил за все отпевания и молебны и даже получил кассовый чек.
   Матушка, пока он делал свои дела, ловко перебирала клавиши на клавиатуре и щелкала мышкой, – кажется, отправляла электронные сообщения.
   «Интересно, а Господу Богу можно написать? Православные за кощунство сочтут, а католики продвинутые, поди, что-нибудь такое уже придумали. Сайт завели специальный».
   – Матушка, можете мне минуту уделить? – тихо спросил Андрей, пересаживаясь от стола, где сидела бухгалтерша, отличавшаяся от любой другой монашки только белым платочком на голове.
   – Могу, если только не о…
   – Нет, я б если и спросил, то как вы собираетесь в дальнейшем оградить себя от подобных казусов. Материал мне закончить надо. А?
   – Не знаю, – сухо ответила игуменья, слегка передернув плечами. – Запрошу Синод. Пусть вырабатывают дополнительные правила. Осмотр врача, справку из женской консультации…
   – Хорошо… А что за служба у вас тогда была? Очень меня впечатлила.
   Андрей был искренен, и игуменья это уловила.
   – Да… Отец Феодосий оказался очень интересным человеком.
   Матушка чуть расслабилась и наконец поглядела ему в глаза.
   – Службу заказал местный предприниматель, точнее – фермер. Это как бы наш профиль – изгнание нечисти.
   «Ой-ой-ой!»
   Внутри у Андрея что-то болезненно сжалось – так внезапно и сильно, что защемило диафрагму. Андрей прикусил губу, но, к счастью, матушка закрывала файл на компьютере и этого не заметила.
   – У него, этого фермера… Только, пожалуйста, Андрей, если будете писать об этом, как-то поделикатнее, чтоб не нагнетать страсти… Так вот, у него начал пропадать скот…
   – Пропадать скот? – изумился Андрей.
   – Да, овечек кто-то стал таскать средь бела дня, прямо с пастбища… И крупный скот пострадал.
   Пару племенных коров пришлось зарезать, потому что у них были такие глубокие раны… Будто волк или медведь подрал. Лечить было дороже, хотя и животные сами по себе дорогие, иностранные.
   – И это было соотнесено с… теми преданиями?
   Ломящая боль в подвздошье чуть отпустила, но убираться вовсе не желала.
   – Ну, люди-то помнят об этом, – пожала плечами игуменья, прибираясь на вполне аккуратном столе. – Скорее всего, это воровство или злостное хулиганство, чисто человеческий грех. Но коль скоро был запрос от нашего постоянного жертвователя, мы пригласили отца Феодосия, и он отслужил пред иконой святого Селиверста.
   – И каковы результаты?
   – Пока не знаю. Но отец Феодосий рассказал, что подобные случаи имели место во Франции, прямо посреди города Парижа.
   – Ну да?! И когда же?
   Монахиня чуть улыбнулась.
   – Во времена, описанные Александром Дюма в «Королеве Марго». Да… Некий священник, отец Марсель, впоследствии канонизированный как святой, также молитвой изгнал некое речное чудовище, которое нападало на купальщиков и рыбаков или вылезало из Сены и утаскивало мелкий скот, собак.
   – Ух ты… Значит, есть определенная тенденция? Не просто так это все?
   Матушка сложила пухлые руки перед собой и пожала плечами:
   – Ничего просто так не бывает. Посмотрим, дошла ли наша молитва.
   – А еще есть способы борьбы с такой напастью?
   – Есть, как не быть. Если уж очень нечистые свирепствуют, то на время снимается со звонницы церковный колокол – тот, который побольше, и в него звонят над водой.
   – Над водой?
   – Да, эти богопротивные твари, как видно, чаще в водоемах обитают или где-то поблизости.
   «Интересно, – хмыкнул Андрей, – этот фермер, он тоже у речки живет?»
   Они чуть помолчали. Андрей почувствовал, что пора собираться, и выключил диктофон.
   – Да, и еще раз прошу вас, Андрей, как друга нашей обители – осторожнее с выводами. Не надо понапрасну пугать людей.
   – Да я вообще не уверен, что буду об этом писать.
   Игуменья поджала губы.
   – Что, я здесь с вами зря время теряю?
   – Ни в коем случае, матушка, помилуйте! Эти сведения неоценимы для наших общих ученых друзей. Они будут в восторге. Ну, по-своему, по-научному.
   «Ага, еще и в Париж свалят – в Сену датчики метать. Вот весело парижанам-то будет!»
   Напряжение почти отпустило. Андрей незаметно глубоко вдохнул.
   – Адрес и телефон заказчика пожалуете? Заодно узнаю, дошла ли молитва. И на вас мне ссылаться не придется – даже если я напишу об этом. Вы как бы выпадаете из повествования.
   – Ну, если только так, – согласилась матушка и выдала два стикера с телефонами.
   «Во, не зря съездил! – думал Андрей, мчась по почти пустому шоссе в город. – Зверюга-то опять шалит, а?! Не я ли ее тогда выпугнул, весной, и во второй раз, когда она в получеловечьем облике по кустам шастала?»
   Андрей некстати вспомнил про Пал Никитича и опять огорчился.
   «Это же он, он! Водяной-леший хорошего дядьку загубил! Полковник еще пяток лет свободно прожить бы мог… Да, надо ехать к этому фермеру, расспросить как следует, что там за лихоманка. Поймаю лешака – своими руками убью гада!»
   За героическими мыслями Андрей не заметил, как со спины на него, на поля и на город, уже обозначившийся вдали, наползла сизая, как синяк под глазом, туча. Пахнуло сырым холодом, по крыше машины, словно пули, защелкали первые капли.
   – Как съездил? – вяло спросил главред, обернувшись на его шаги.
   – Нормально. Вот только… Нельзя ли сделать так, чтобы я не присутствовал непосредственно на…
   «Господи, как же не люблю даже слова эти!»
   – А чего? – удивился Борода. – Он к тебе очень хорошо относился. Даже звонил мне, спрашивал: кто таков? Толковый парень, говорит, старательный, вежливый…
   – Во-первых, я в натуре не терплю таких мероприятий. Во-вторых, я хочу помнить Пал Никитича живым и здоровым, с блеском в глазах… В-третьих, его жена мне в волосы вцепится, весь торжественный настрой мероприятия поломает. Она может посчитать, что я… как бы сказать… виноват. Если он рассказывал ей о наших приключениях с этим «конем»…
   И тут Андрей выложил главному, который на время очнулся от своей скорби, и про то, как полковничиха не хотела пускать мужа на озеро, и про того странного мужика, чуть не попавшего под колеса их машины. Пришлось упомянуть и сегодняшний разговор с матушкой о несчастных подранных овечках-коровках.
   – Значит, говоришь, Никитич верил в водяного коня – ну, что через него загнуться можно? И опять эта погань откуда-то возникла? – уточнил главный, предварительно озадаченно помолчав.
   По окнам редакции стекали последние струи догнавшего Андрея грозового ливня. Над городом в просветах серых туч появились бочажки по-вечернему лазурно-эмалевого неба.
   – Вы прикиньте, шеф, каждые тридцать пять лет эта нечисть на охоту выходит, а? Никитич говорил – органы хотели эти безобразия на происки врагов народа списать, да не получилось. Тридцать седьмой годок, приснопамятный, а?…
   Борода слушал его, чуть приоткрыв рот.
   – Вы в каком году освещали тот процесс?
   – В семьдесят втором… Весной было, а потом засуха разразилась, три месяца дождей не было… Торфяники в Шатуре горели – об этом я тоже писал.
   – А сейчас у нас который годик на дворе – прикидываете?
   – Ох, слушай, да ты ж просто гений!
   – Ну, гений не гений… Но!.. – Андрей воздел к небу палец. – Получается, вроде как одно поколение проходит, и все начинается снова. Как иначе это трактовать прикажете?
   Они немного помолчали.
   – Я окошки открою? – спросил Андрей у боявшегося сквозняков Бороды.
   – Открой, сынок, открой… А то мне прям жарко от твоих – как бы это выразиться? – логических построений.
   – Я только факты сопоставил, Михал Юрич. Повторяется та же история, которую вы когда-то освещали.
   – Так мы же, э-э, упыря того, хм, чисто отловили и шлепнули. Согласно приговору советского суда.
   – Того-то шлепнули! И того, что до войны, тоже шлепнули. Но ведь никакое животное одно жить не может. Популяция хоть какая-то минимальная должна быть. Племя!
   – Да, но он тогда на людей, на женщин особенно, нападал. А?
   – Все впереди, Михал Юрич, все впереди… Сейчас как узнаешь? Документов нет. Может, тогда тоже все с овечек у речек начиналось. Только никто этих событий не сопоставил. А закончилось женщинами.
   – Ну, ты меня совсем пугаешь.
   Главред звучно хлопнул себя по ляжкам, встал и принялся ходить по комнатке.
   – Вопрос, как предупредить население, – продолжил Андрей.
   – Никак. Либо не поверят, либо дел наделаем, смятение в умах поселим. Матушка тебе правильно говорила. Может, обойдется, а? Молитвой его, татя болотного, доконают? Святой Селиверст заступится за нас, грешных?
   – Бум надеяться.
   – Бум-бум.
   Андрей тоже встал. За окнами было сумеречно, но дождь почти прекратился. Слышался стук последних, редких капель по жестяному подоконнику.
   – Но я к этому фермеру съезжу?
   – Съезди, почему нет. Сколько у тебя статей на эту тему?
   – Эта четвертая будет. А почему вы спрашиваете?
   – А мне сегодня бумага пришла – предлагают участвовать в конкурсе публикаций по экологической тематике. Вот я и думаю тебя выдвинуть. Не возражаешь?
   – Да нет, выдвигайте.
   «Вернуться в Москву лауреатом – то, что нужно!» – прикинул Андрей.
   Вышел из здания на прохладный, обдавший его долгожданной свежестью воздух, вдруг подумал: «А я хочу возвращаться в Москву? Я лично, не как молодой журналист с амбициями, а как таковой? И как же Анна? Уехать без нее? С ней? А она захочет? Да, Анна, Анна… Присушила, заколдовала русалочьим смехом, невинным взглядом голубых глаз… Не звонила ему сегодня домой? Нет, рано, только полвосьмого вечера…»
   Договориться с фермером было трудно. Он почему-то решил, что Андрей непременно выставит его в невыгодном свете, долго отнекивался, бормотал про свою деловую репутацию. Пришлось пустить в ход последний довод – или он сам даст правильную информацию, или другие дадут неправильную. Довод подействовал, тем более что Андрей обещал не указывать место, имя обозначить инициалами и сказал, что статья будет чисто экологической направленности.
   – Только, парень, ненадолго. И во второй половине дня. Утром я сильно занят. Хозяйство!
   «А на раннее утро я Костика и не раскачаю».
   Несмотря на давно и клятвенно данное обещание, отец-герой в редакции отнюдь не дневал-ночевал, работая только по жестокому принуждению главного, отключал мобильный и не подходил к домашнему телефону. А если глав-вред или Валя звонили ему домой, недовольный голос Костика перекрывал мощный дуэт его сыновей.
   – А что делать? – вздохнул Борода, положив трубку. – В армии тоже кому-то служить надо. Вот ты, например, злостно отлыниваешь от выполнения естественного долга перед Родиной. Костька за тебя, считай, расстарался.
   – Но он подойдет сегодня? – все-таки уточнил Андрей, пропустив мимо ушей обидное замечание главного.
   – Подойдет, – не слишком уверенно ответил Борода и поплелся к себе.
   В комнатке, где стряпали очередной номер главный с новым верстальщиком Борей, в уголке стоял большой венок из искусственных цветов с черной лентой. Увидев его утром, Андрей внутренне содрогнулся и твердо решил, что во что бы то ни стало найдет предлог сбежать из редакции. Даже если придется идти «по письму читателя» – слушать жалобы какой-нибудь старушки на маленькую пенсию и бездушие взрослых детей.
   На этой нервной волне Андрей быстро доправил статью о монашке-перевертыше, посетовал, что негодяй воспользовался добротой попечителей монастыря, и выразил надежду, что светские власти дадут должную правовую оценку деяниям этого прощелыги. Дабы не марать гнусным соседством, Андрей стер из материала светлое имя матушки настоятельницы и отнес дискету Бороде.
   В угол, где стоял венок на проволочных ножках, старался не смотреть.
   «Позвоню-ка Сереге… Где-то мой духовный наследник обретается?»
   Павлючок ответил почти сразу:
   – Ой, дядя Андрей! А я думал, вы уж обо мне и не вспомните.
   – Это ты про меня забыл. Материала не приносишь, не звонишь, спецкор хренов…
   Павлючок на том конце провода фыркнул.
   – Подвалишь к остановке, поговорим?
   – Ладно, сейчас буду.
 
   Ждать Павлючка пришлось недолго.
   – Ну ты и растешь! Месяц тебя не видел, а ты уж…
   Андрей рассказал, что едет ловить некоего таинственного злоумышленника, который ворует овец и кусает за бока породистых коров.
   – У меня впечатление, что это как-то связано с нашими приключениями на озере. Не хочешь со мной?
   – Ой, вот жалко! – досадливо и совсем по-детски сморщился Серега. – Я мамке обещал с малым посидеть…
   – А что, – не понял Андрей, – у тебя братишка есть?
   – Да, – нехотя проскрипел Павлючок. – Мамка нашла какого-то придурка, родила вот только… Но я его люблю, парень все-таки, воспитываю… Смешной такой, ногами шебаршит.
   «Вот-вот! Все размножаются! Все! Даже Павлючки всякие! А я-то что?!»
   – А… отец его не помогает?
   – Да нет, – безнадежно махнул рукой Серега. – Как мой – только узнал, слинял. Мамка всегда себе таких находила. Я теперь за кормильца.
   – Ох, Серега!..
   Нехорошая догадка обдала Андрея холодным душем. Павлючок это понял.
   – Серега, а как наш уговор?
   – Да вы не думайте, дядь Андрей. Я у своих, у стареньких и бедных, не тырю. А у кого тырю – так те даже не замечают!.. Я у одного крутого борсетку шопнул из машины, кэш забрал, а все остальное отдал через день, вроде как нашел брошенное. Так он так рад был, что я ему кредитки с башлями и мобилу с нужными номерами вернул, что мне еще и добавил! Тех денег нам втроем почти на месяц хватило. Коляску классную братану купил!
   Он улыбался, явно ожидая одобрения.
   – Ох, Серега, Серега…
   Они шли рядом по тихой улице старого города вдоль трамвайных путей. Андрею захотелось приласкать не ко времени повзрослевшего воришку. Он на ходу прижал его коротко стриженную голову к себе, слегка потянул за ухо – символически надрал уши за воровство.
   – Если попадешься – хоть позвони.
   – Отмажете, да? – Павлючок хитро взглянул на него.
   – Один раз выручу. Но не больше.
   – Да я не попадусь. У нас совсем малые и глупые и те не попадаются. У нас район такой. Пацаны такое тут выдумали!..
   – Ну-ну? – подозревая, что услышит нечто совсем поганое, насторожился Андрей.
   – Ага… У одного нашего пацаненка папаша хотел «поправиться», а тетька в киоске в долг не поверила, сказала: уже месяц не отдаешь. А у него-то трубы горят, злой, как Бобик! Так он вернулся домой, слазил в подпол, изловил крысу…
   – Крысу?!
   – Ага, голыми руками! – завизжал от восторга Павлючок. – Принес в киоск и ка-а-ак кинет в тетьку! Она в крик, под прилавок забилась, крысяк тот шнырь-шнырь, а мужик похватал с прилавка, что было, и деру!
   – И что – не поймали его? – выпятил губу Андрей, сомневаясь.
   – Как не поймать – она ж его как облупленного знает. Административку на него менты выправили, штраф. Но он же взрослый, не пацан… А пацанята – те быстро скумекали что и как, стали с мышкой на дело ходить.
   Андрей почему-то представил себе компьютерную мышку и озадачился.
   – Ага! – залился Павлючок. – Живоловку специальную купили – чтоб мышка живая была, не битая.
   – Ох, Серега, у меня от тебя голова циркулем.
   – Вы слушайте… Они выберут киоск или палатку, подальше от дома и где товар получше, подойдут и эту мышаку на прилавок выпустят. Мышка бегает, тетька в трансе, визжит, а они хапнут что получше, и ноги в руки. Здорово, да?
   – Здорово-то здорово, а как потом той тете за товар расплачиваться? Она ж тоже не от хорошей жизни на улице торгует.
   – Я не знаю, – признался Павлючок. – Накрутит, поди, на другой товар… Я сам этим не занимаюсь, честно.
   Они прошлись еще немного молча.
   – Мне идти надо, дядь Андрей. А то братан проснется.
   – Да, конечно, ступай. Старайся, ладно? Быть хорошим.
   – Я стараюсь.
   Андрею показалось, что парнишка искренен. Или почти искренен. Или хочет думать, что старается быть хорошим…
   – Ну и как там твой приятель? – спросила Валя, когда Андрей вернулся в редакцию.
   – Робингудствует. Тырит только у богатых. Четко. Костик не отменялся?
   – Вроде нет. Позвони спроси.
   – Если я позвоню, он точно выклянчит у меня отпущение грехов. И статья если состоится, то с фотографиями из архивов Бороды.
   – Ты прав, – потрясла кудряшками Валя и взялась за трубку. – Ты завтра утром как?
   – А что?
   – Мы ж с Михал Юричем на похоронах.
   «Ух, надо ж настроение мне испортить! Ведь почти в порядке было!»
   – Я посижу попишу. Все будет о’кей.
   Костик, недовольный, с мятой физиономией и в несвежей рубашке, ввалился в помещение в три дня, заранее нудя, что у него всего два часа времени.
   – До следующего кормления? – осведомился Андрей, вскидывая на плечо сумку.
   – Да что ты понимаешь! – завелся фотокор.
   – То, что мы едем на задание. Двигай!..
   Андрей хотел уточнить, чем Костику следует двигать, но, поскольку в редакции был траур, прикусил язык.
   Ехали довольно долго, скатываясь с шоссе на двухполоску, с нее – на сельский проселок. Фермерское хозяйство дало о себе знать огороженными проволокой изумрудно-зелеными выпасами, откуда на редкую здесь машину с любопытством поглядывали мордастые буренки и наряженные в одинаковые синие ветровки пастухи.
   – По фирме работает мужик. Порядок, как в Голландии, – заметил Костик, вытаскивая камеру. – Притормози, друг, я панорамку сниму. Борода такие виды обожает.
   Андрей, тихо в душе радуясь, что драгоценный коллега не ворчит, остановился. Костик сделал «крупешник» – портрет слюнявой бело-рыжей коровы, будто специально подошедшей к ограде, чтобы попозировать.
   – А вы кто будете, господа?
   К ним мелкими перебежками скакал пастух, мужичонка лет сорока, со следами былого алкоголизма на лице.
   – К хозяину вашему едем, – улыбнулся Костик и щелкнул – как пристрелил – еще и пастуха.
   – К Степанову, что ли?
   – А у вас что – другие есть? – невежливо бросил через плечо Костик, обходя машину.
   Отъезжая, Андрей заметил, что синий вынул мобильный телефон и куда-то позвонил.
   – Ага, нас засекли.
   – Не беда, – ответил Костик, – мы ж легально едем. Или нет?
   – Легально. А тут даже система оповещения налажена.
   – Хм, так, поди, эти коровы как нормальная тачка стоят. Есть за что бороться. К ним, представляешь, даже быков местных не подпускают, – хихикнул Костик. – Говняются… Не тот коленкор!
   – А ты откуда знаешь?
   – Да теща моя драгоценная здесь бухгалтером работает. Рассказывала.
   – А как же насчет прибавления семейства? В смысле поголовья?
   – Эмбрионы покупают за границей. Породистые. Приезжает иностранный специалист с термосом и пипеточкой… и того. Кап – и готово.
   – Фу, жуть какая, – искренне осудил извращенную, пусть и современную практику Андрей. – Не наш метод, а, Костик?
   – Не, не наш! – радостно подтвердил фотокор. – Мы не будем перекладывать важнейшую задачу на плечи хилого Запада!
   – Не будем, нет!
   Так, от души смеясь, они добрались до подворья Степанова. Дом в усадьбе был хоть и хорошим, двухэтажным, но не сверхшикарным.
   – Да, трудом богатства не наживешь, – закряхтел Костик, вылезая из автомобиля.
   – Ты не расслабляйся – может, наживешь.
   – …А мне уже доложили, – хитро усмехнулся Степанов, пожимая им руки.
   – Да мы знаем, – тоже чуть прищуриваясь, ответил Андрей. – Четко ваши бдят.
   – И что вы от меня хотите узнать?
   – Что вы нам расскажете об этих эпизодах с потравой, или как это называется. Это для нас. И хотите, сделаем для вас – в благодарность – фоторепортаж для какого-нибудь серьезного специализированного журнала. С картинками. Тут у вас так красиво…
   – Красиво-то красиво, а только пришлось срочно электропастушки устанавливать, штат добирать после всех этих передряг. А с хорошими кадрами здесь напряг. Пьют!..
   Степанов огорченно покрутил большой лопоухой головой.
   «Устроюсь пастухом – в крайнем случае, – решил Андрей. – Мало ли что… Русалок пасти буду – красота!»
   – Поедемте, я вам то место покажу.
   Кажется, Степанову сейчас было даже приятно поделиться с кем-то своими бедами. Они сели во всепогодно-внедорожную «Ниву», и Степанов повез их прямо по траве, через редкий кустарник, уж вовсе без дороги. Ехали недолго – минут десять.
   – Во-о-от, – с явным осуждением произнес Степанов, поджидая, когда Андрей с Костиком выберутся из машины.
   «Ох, что-то я сейчас увижу?»
   Они подошли к фермеру, стоявшему к ним спиной и озиравшему окрестности. Андрей сделал еще несколько шагов и оказался на гребне довольно высокого холма. Дальше следовал длинный пологий склон, а в низинке, в бахроме из камышей, поблескивала речка, неширокая и темноводная.
   – Вот туточки, на берегу, мои бяшки и паслись. Один раз их кто-то распугал – едва собрали, другой раз потом вообще подрали… Смотреть страшно было… Как будто со злости рвали.
   – Может, волки? Весна, они в стаи сбиваются.
   – Волков здесь давно нет, это ближе к Рязани. А в стаи они сбиваются к зиме. Сейчас по парам разбились, волчат пестуют, – нравоучительно произнес Степанов.
   «Сговорились они все, что ли? Об одном и том же!» – внутренне возмутился Андрей и спросил:
   – А вам кто-нибудь угрожал – недоброжелатели, завистники?
   – Да и это было, но не сейчас – когда только на ноги становился. Но тогда дом грозили спалить… Нет, это не похоже. Овечки-то, коровки чем виноваты? Ну, угнали бы… Нет, не думаю.
   – А на других… в других местах такое случалось?
   – Здесь и чуть поодаль. Там коровушки мои паслись – так с ними такое учудили! Шкуру с боков клочьями посдирали, пришлось срочно резать, чтоб не мучились.
   Степанов снова покрутил головой, чрезвычайно огорченно.
   «Переживает», – мысленно вздохнул Андрей.
   Коров, таких больших, глазастых и важных, ему тоже было жалко.
   – Не верю я, что местные. Пусть самые алкаши, а не стали бы со скотиной такое делать! – продолжил фермер. – Коровка – она ж спокон веку на Руси кормилицей называлась. Если у семьи корова есть – точно семья голодать не будет. Поэтому я и молебен в монастыре заказал. Нечисть тут какая-то завелась, точно!
   – …А как эта речка называется? – спросил Андрей, когда выговорившийся и оттаявший Степанов угощал их с Костиком домашней наливочкой и крепкими, хоть и прошлогодними огурчиками в пупырышках.
   – Речка-то? Осетр.
   – Осетр? А что так? – удивился Андрей.
   – В старину в ней, говорят, настоящие осетры водились, пудовые. Вода там чистая да холодная и посейчас, а тогда такие рыбины вырастали, говорят, – у-у! Могли телка утащить при случае.
   – Это интересно.
   – Что, интересно? – насторожился Степанов.
   – Про осетров. Для ученых. Они весной приезжали, на Озерки.
   – А, так это ты про коня водяного писал? – впервые за день просветлел фермер.
   – Я, Иван Степаныч, – улыбнулся Андрей. – А что – помогла вам та монастырская служба? Не повторялось это с вашими животными?
   – Да вроде как помогла. Тихо. Пока не шалят. Я еще мужичка нанял, непьющего, пожилого – у него бессонница. Он за полтинник два раза за ночь по берегу проходит, колотушкой нечистых пугает.
   – Так все-таки вы не исключаете, что имело место вмешательство потусторонних сил? – решил уточнить Костик, до этого молча уписывавший домашнюю буженину.
   – Когда, парень, за одну неделю на пять тыщ евро наказывают, ничего не исключишь. Тут кому хочешь в ножки поклонишься!.. Следов никаких не нашли, милиционеры руками развели и уехали. Так что… Мы все такие – как тревога, так и до Бога.
   «Хорошие слова».
   Когда Андрей с Костиком засобирались в обратный путь, Степанов, склоня голову к плечу, все-таки спросил:
   – Что ж вы такое писать-то про меня будете, я все в разгон не возьму?
   – Правду напишем – что у вас прекрасное, современное, экологически чистое хозяйство. Михал Юрич сам решит, как это подать.
   – А про водяного?
   – Ну, это мы ученым сообщим в частном порядке. Пока материала не набирается на публикацию. Сами говорите – ничего в точности неизвестно. Ни следов, ни свидетельств очевидцев. Зачем людей стращать?
   – Вот, Андрюх, если б меня в этот журнал пропечатать, а? Ты же сам предлагал.
   Степанов, вдруг затрепетав, сунул Андрею в руки глянцевый журнал. На обложке был логотип Евросоюза и название по-английски «Молочная ферма».
   – А? Не получится? Я заплачу, ты не беспокойся.
   – Мне-то вы ничего не должны. Если выстроится хороший материал – отправим в этот журнал. Дадите на время? Там адрес редакции и все такое.
   – Бери, бери!.. Я отблагодарю!
   – …Ты чего – в самом деле напишешь в этот журнал? – недоверчиво выпятил губу Костик, когда они шли к выходу.
   Сам хозяин уже спешно отбыл на ферму – бдить вечернюю дойку.
   – Да отчего ж нет?… Ты не забудь…
   И тут Андрей увидел то, чего ему видеть совсем не хотелось.
   У въезда на усадьбу затормозила машина, новенький красный «судзуки». Из нее вышла, чуть воровато оглядываясь… Тамара Зуева.
   «И на какие же шуршики ты, чернявая, иномарку купила? На свои гонорары? По рублевой штуке за полосу в «Подмосковной мимозе»?»
   – Что-то поздно ты, Зуева, – произнес Андрей, заводя машину. – Все уже разошлись.
   Тамара, резко мотнув черными кудряшками, обернулась в их сторону. Андрей, не прикрывая дверцы, вырулил с участка и остановился напротив «судзуки». Тут она его узнала. Черные глаза вспыхнули злыми огоньками, накрашенные ярко-красным губы поджались.
   – Если ты насчет своих родичей из преисподней, материал мы весь взяли.
   – Я найду еще, – прошипела она явно только для того, чтобы хоть что-то ответить.
   – Как знаешь, милая. Удачи.
   Андрей захлопнул дверцу и с места стартовал так, что взвизгнул мотор, а в Тамару из-под колес полетели камешки.
   – Чего ты? – удивился Костик, оглядываясь в заднее стекло на удалявшуюся усадьбу. – У вас с ней вроде бы на мази было.
   – Ничего у нас с ней не было! – огрызнулся Андрей.
   «Ух, если до конца дня я не оторву кому-нибудь башку, этому кому-то, считай, крупно повезло! – подумал Андрей. – А чего она здесь, интересно, ищет? По ее темам здесь ничего нет. Прознала о возвращении блудного водяного коня и приехала на разведку? Не могла же она не читать моих статей… И какие сделала выводы? Хочет и его приспособить под свои цели?»
   – А машинка у нее ничего, – заметил Костик, просматривая на фотоаппарате снимки.
   – Не с гонораров, уж точно, – процедил Андрей, и до города они больше не разговаривали.
   Он оставил машину у редакции и ушел домой – ждать звонка от Анны О.
 
   «Интересно, а как складываются отношения между этими водяными-лешими и русалками? Как у нимф и сатиров? Эти уроды преследуют пугливых, длинновласых красавиц, а те отдаются только прекрасным богам-олимпийцам? Это утешает».
   Предаваясь далекоидущим фантазиям, Андрей гипнотизировал телефон, который, как ему казалось, должен был сегодня обязательно связать его с Анной.
   «А где у меня карта района?»
   Андрей принялся искать в бумажных завалах свернутую карту.
   И тут старомодно, без полифонических наворотов, задребезжал пожилой дисковый аппарат. Почти ни на что не надеясь, Андрей поднял трубку. И услышал через треск и шуршание нежный голосок:
   – Андрюша, привет, это я… Ты меня слышишь?
   – Слышу, слышу!.. Ты как? Все у тебя в порядке? – едва удерживаясь от ликующего клика, отозвался Андрей.
   – У меня все замечательно. А ты как?
   – Я безумно хочу тебя видеть. Ты это знаешь, – почти застонал Андрей в трубку. – Когда ты приедешь?
   – Очень скоро – ты же тоже знаешь…
   Они, словно их могли внезапно прервать, обменивались торопливыми фразами, из которых следовало, что Анна работает с детишками, много гуляет, почти успокоилась и стала забывать про… ну, понятно…
   Андрей больше слушал – и потому, что ему было приятно слышать переливчатое журчание ее голоса, и потому, что о своих новостях сообщать Анне ему совсем не хотелось. Он только вскользь упомянул о визите в монастырь и обещал кланяться матушке, когда увидит ее снова.
   – Ну ладно, Андрюша, заканчиваем. Тут еще желающие есть поговорить. Купаться сейчас пойду.
   – Так поздно? Это не опасно?
   – Да нет, – засмеялась Анна. – Светло же!.. Чуть позднее, когда солнце сядет, комарье полетит, тогда очень опасно станет. Сейчас в самый раз.
   – Ты осторожнее.
   – Я не одна, с девчонками. Я хорошо плаваю. Да и речка здесь совсем мелкая – для малышни подбирали.
   Когда на другом конце линии въедливо запетюкало, Андрей, не кладя трубки, еще посидел у аппарата, осознавая, как он устал за этот долгий день. Он хотел еще что-то сделать?… А, ладно… Самое лучшее, что могло произойти, произошло. Он поговорил с Анной, она о нем помнит, она хочет его видеть и скоро-скоро, через совсем чуть-чуть, они будут вместе.
   Всю ночь Андрею опять снилась беготня в сумерках, босиком по теплой, влажной от росы траве. Отовсюду из зарослей слышались томные возгласы и кокетливое, завлекающее хихиканье. Догнать изнывающих от чувственного томления нимф мешала цивильная одежда. Он пытался содрать ее с себя, а гнусные тряпки липли к вспотевшему телу, как пропитанный драконьим ядом хитон Геракла… Они жгли и жгли его невыносимым жаром…
 
   Утром Андрей обнаружил, что за ночь скрутил простыню в тоненькую бечевку, расправить которую сейчас просто не было времени. Он выкинул ее в бельевую корзину и попытался привести себя в порядок – глазки у него, хоть и горели хищным огнем, были подчеркнуты синевой.
   Андрей отправился в редакцию, страстно желая только одного – не пересечься с коллегами, отъезжающими на похороны Пал Никитича.
   «Ага, я ж хотел еще про русалок в Интернете разузнать… Какая-то у водяных людей предыстория имеется? Вон и в Париже зверье речное водилось… Может, в западной истории русалки тоже след оставили?»
   …Оказалось, не без этого. Но ундины, попадавшие в руки людей, больше морские или океанические, были как на подбор редкостно уродливы. Темнолицые, с вывороченными ноздрями, со змеиными, а не рыбьими хвостами. Были среди них и особи мужеского полу, о чем свидетельствовали тщательно сделанные очевидцами рисунки. Русалки, даже если с ними хорошо обращались и пытались кормить, в неволе очень тосковали, в вербальный контакт с людьми не вступали и жили не более двух-трех дней. Если из гуманных соображений их отпускали назад в море, они исчезали в водах с невиданной резвостью.