Здесь, под Протасове, наши танкисты впервые опробовали американские танки шерман, или, как их официально именовали, БМ-6. Неофициально же об этих машинах наши танкисты говорили: Братская могила на шесть человек. Шерманы полностью оправдывали этот нелестный отзыв. Они были очень уязвимы и легко воспламенялись.
Миновала первая неделя Курской битвы. Итоги этой недели подвел командующий фронтом генерал армии К К. Рокоссовский на совещании в штабе 13-й армии. Северная группировка противника, не добившись заметных успехов, понесла значительные потери в живой силе и технике. Эта группировка не имела в тот момент резервов для нового наступления, а рассчитывать на пополнение за счет войск с других участков фронта не могла, так как наш Брянский фронт успешно начал наступательную операцию. Таким образом, складывались благоприятные обстоятельства для решительного наступления наших войск.
Цитадель Гитлера рушилась, но ставка фюрера не предполагала, что крах операции Цитадель станет одновременно и началом широкого, мощного контрнаступления советских войск.
15-й корпус пополнился еще одной дивизией - 132-й и получил новую задачу: ударом в направлении села Кривые Верхи овладеть рядом высот, выйти затем на западный берег реки Неручь и полностью восстановить положение, которое занимал до 5 июля.
Время для проверки готовности всех частей к наступлению у нас было, и мы его хорошо использовали. Офицеры штаба безвылазно находились в полках и батальонах первого эшелона, оказывая действенную помощь командирам частей и подразделений.
К исходу 14 июля я доложил командарму, что корпус готов начать наступление.
Вот когда пришлось мне вспомнить поговорку Лиха беда - начало! Как только заговорила наша артиллерия, гитлеровцы вызвали авиацию. Семьсот юнкерсов обрушили свой бомбовый груз на передний край и ближние тылы наших дивизий. От снарядов и бомб над полем боя повисла завеса из пыли и дыма. Завеса долго не исчезала, и наши артиллерийские наблюдатели не видели целей, по которым бьют орудия. Только неудержимый наступательный порыв пехотинцев позволил трем дивизиям корпуса прорвать первую полосу вражеской обороны.
Противник бешено сопротивлялся, и темп наступления не удовлетворял нас. Нет ничего тягостнее боя, когда теснишь врага от рубежа к рубежу ценой чувствительных потерь.
И все же мы смогли навязать гитлеровцам ночной бой. Смогли благодаря похвальной инициативе командиров полков подполковников П. И. Жданова и Д. К. Шишкова из 8-й дивизии и майоров Н. И. Сташека и Д. П. Сухарникова из 74-й. Противник, отступая, не успевал закрепляться на следующем оборонительном рубеже, хотя по-прежнему дрался ожесточенно.
3 августа корпус вышел на подступы к Кромам.
Оборонительный рубеж на высоком западном берегу реки Крома занимала 6-я пехотная дивизия немцев. Нам предстояло наступать по низменной равнине. К счастью, в это время в полосу нашего корпуса с Брянского фронта вошла 3-я танковая армия, которой командовал генерал-лейтенант П. С. Рыбалко. Действуя в составе Брянского фронта, танкисты Рыбалко оказались перед Кромами на правом фланге 13-й армии. Н. П. Пухов предложил мне связаться с генералом Рыбалко для совместных действий.
На командном пункте Рыбалко я застал и командующего артиллерией 3-й танковой армии. Вместе с ним и Рыбалко мы наблюдали за стрельбой наших самоходных орудий с закрытых позиций. Результаты оказались отличные, и Рыбалко тут же дал указание командующему артиллерией продолжать пристрелку.
- Днем пристреляются самоходки, - обращается ко мне Рыбалко, - а ночью ударом наших танкистов и ваших пехотинцев расколем этот орешек. Не возражаете?
Кромы - крепкий орешек. Это правофланговый опорный пункт немцев, оборонявших Орел. Противник, несомненно, понимал значение Кром и принял необходимые меры, но в успехе нашего наступления я не сомневался.
В боях за Кромы снова отличился полк П. И. Жданова. 3-й батальон этого полка, увлекаемый примером своего командира капитана Сахно, первым переправился на рассвете через реку Крома. Удача сопутствовала и 78-му полку из дивизии Казаряна. Командир этого полка подполковник К. П. Левашов начал переправу ночью и, обходя город с запада, отрезал гитлеровцам пути отхода.
Взятием Кром завершились нелегкие бои между реками Неручь и Крома.
Овладев Кромами, мы преследовали противника до самой Десны.
Три реки преграждали дорогу на запад - Десна, Днепр, Припять.
Воины нашего корпуса заслуженно гордятся тем, что были первыми на Днепре. Но слава не пришла бы к ним без смелых и инициативных действий на переправах через Десну. О них и пойдет речь.
Переправы, переправы...
Корпус прикрывает правый фланг армии, совершающей марш на юго-запад. Обновляем карты, и я читаю на них названия городов и сел, где два года назад, истекая кровью, дралась 200-я дивизия. Очень хочется, чтобы дорога нашего наступления пролегла по этим местам. Насколько мне известно, форсирование Десны не входит пока в задачу 13-й армии. Но разве не бывает на войне, что ход боевых действий заставляет резко менять заранее намеченные планы! Так случилось и на этот раз.
Старожилы Коропа, два заядлых рыбака, показали нам наиболее удобные для переправы через Десну участки. На всякий случай мы нанесли их на свои карты. Оказалось, что как раз к этим участкам близ устья Сейма выходят сейчас дивизии генерала А. А, Казаряна и полковника П. М. Гудзя.
Это было вечером 8 сентября.
Генерал Казарян сообщил по телефону, что его хозяйство контролирует восточный берег реки на протяжении пятидесяти километров и, по всем данным, наш выход к Десне застал противника врасплох. Эх, было бы на чем переправляться! - сокрушается Казарян. Не прошло и пяти минут после этого разговора, корпус получил приказ: двумя дивизиями форсировать Десну, захватить плацдарм на западном берегу и передать его затем подходящим к Десне войскам 61-й армии генерал-лейтенанта П. А. Белова.
Приказ короткий и точный. Неясно только одно - на чем переправляться? Спрашиваю об этом командующего армией. В его ответе не нахожу ничего утешительного:
- Не могу, Иван Ильич, дать то, чего у меня нет. А переправляться надо. И немедля.
Командный пункт 74-й дивизии находится на восточной окраине прибрежного села Луклов. Вместе с командующим артиллерией полковником Оганесяном и начальником оперативного отдела полковником Живодеровым еду к Казаряну.
Комдив уже успел хорошо разведать берег и взять на учет все подручные средства переправы. Рыбацких лодок мало. Солдаты сколачивают плоты и плотики. Набивают сеном походные палатки. В ход идут пустые бочки, ворота и заборы. Все, что может держаться на воде, подтягивается к берегу. В течение двух ночей - 10 и 11 сентября - дивизия генерала Казаряна переправилась через Десну. Захваченный ею плацдарм позволил на третью ночь ввести в бой 8-ю стрелковую дивизию.
На фронте шириной двадцать два километра мы продвинулись на двенадцать километров в глубину. В боях за расширение плацдарма были разгромлены пять гитлеровских полков. Мы сожгли восемнадцать танков, пленили четыреста тридцать вражеских солдат и офицеров, захватили богатые трофеи. Но и сами понесли чувствительные потери.
Гитлеровцы понимали, что с нашим прорывом через Десну начинается битва за Днепр. Ожесточенными контратаками они пытались ликвидировать наш плацдарм. Геройски дрались части дивизии Казаряна. Имея ограниченный запас снарядов и патронов, они удержали свои позиции до подхода свежих сил. Я находился с оперативной группой на переправе, когда ожесточенной бомбардировке подвергся город Короп, где располагался штаб корпуса. Мы потеряли многих офицеров, в том числе и командующего артиллерией 13-й армии генерал-майора А. Н. Панкова.
Плацдарм за Десной наш корпус передал войскам 61-й армии, но уже через пять дней мы снова вышли к Десне на участке Яновка, Ладвинка юго-западнее Чернигова. Я упросил командарма, чтобы хоть одна дивизия нашего корпуса участвовала в освобождении Чернигова. Два года назад 15-й стрелковый оборонял город. Хотя состав бойцов и командиров полностью обновился, номер корпуса остался прежним, сохранилось его Знамя, и оно должно развеваться в освобожденном Чернигове.
Многое вспомнил я, попав осенью 1943 года на берег Десны. Да и как было не вспомнить!
Два года назад отступавшая с боями 200-я дивизия, которой я командовал, переходила по понтонному мосту, что был у села Слабино, на левый берег Десны...
Эти края мне знакомы. Трудно сыскать лучший участок для форсирования, чем берег возле Слабино. Я и приказал инженерным частям корпуса приступить к постройке моста на том же месте, возле Слабино. На другой стороне Десны хорошо известные мне села Куйбышев, Андреевна, Пакуль. В Андреевке в сорок первом году 200-я стрелковая вела ожесточенные бои...
Противник обнаружил выход войск нашего корпуса на фланг его черниговской группировки, бомбит районы возможных переправ. Наша союзница - темная осенняя ночь, а ценный опыт переправы через Десну мы уже имеем. Всего два часа понадобились передовым частям из дивизии Казаряна, чтобы оказаться на западном берегу. За ними форсировали реку остальные. Когда утром 22 сентября над Десной появились юнкерсы, переправа пустовала.
Передовые части 8-й дивизии полковника Гудзя овладели селом Пакуль. Узнав об этом, мы перевели штаб корпуса в Андреевку.
С волнением вошел я в это село и направился к зданию школы. Фашисты не успели разрушить ее. Собрались жители. Они не забыли тяжелый бой, который вела здесь два года назад 200-я дивизия. Показывают мне могилу, в которой похоронили старшего лейтенанта Панкова и его отважных разведчиков. Стихийно возникает митинг. Старый учитель, обращаясь к односельчанам, воскликнул:
- Два года фашисты трубили, что русская армия разбита. Пытались поколебать нашу веру. Глядите, люди, какими сильными вернулись наши сыны на родную землю! - Старик внезапно повернулся ко мне. - Почему собрались здесь только старики, женщины и дети? А потому, что наши мужчины ушли в леса. Вы еще встретите на своем пути партизан из Андреевки... Гоните захватчиков! Скорее очищайте священную русскую землю от фашистской погани!
Начальник политотдела корпуса полковник Анатолий Капитонович Иванников рассказал о победах Советской Армии. Потом попросили и меня сказать несколько слов. Я поблагодарил андреевцев, сохранивших солдатские могилы, и тут же напомнил, что для солдата нет ничего священнее воинской клятвы.
- Не вам ли мы клялись осенью сорок первого, что вернемся на родную землю? Вот и сбылось! Отсюда рукой подать до Днепра. Нас ждут в городах и селах Белоруссии и Украины. А чтобы быстрее двигаться, надо строить дороги, мосты, переправы. Помогите войскам!
- Поможем! - раздалось в ответ.
... От Казаряна и Гудзя поступают короткие и уверенные донесения. Войска корпуса овладели на правом берегу Днепра селами Березки и Лукоеды, окружен , и уничтожен вражеский гарнизон в Комарине. Южнее нас форсировал Днепр и успешно наступает 17-й гвардейский корпус нашей 13-й армии.
Прошли сутки, а на оперативных картах появились стрелы, нацеленные на реку Припять.
Никакими уставами и наставлениями не предусмотрено было то, что совершили войска 13-й армии на Днепре. Большой понтонный мост невозможно было, перебросить с Десны к Днепру. А мы, как и раньше, не располагали табельными переправочными средствами, если не считать незначительного количества надувных лодок А-3. Снова пошли в ход самодельные плоты и плотики, доски и бревна. А те, кто умели плавать, привязывали к голове автоматы и бесстрашно бросались в ледяную воду. На вопрос командарма: Как форсируете Днепр? - я имел все основания ответить: Форсируем храбростью солдат и офицеров.
А в тылу наших войск еще кипел бой за освобождение . Чернигова.
Действия противника явно противоречили здравому смыслу. Угрожая штабу корпуса и его коммуникациям, гитлеровцы предпринимали контратаки на Видельцы, на левом берегу Днепра.
А между тем у них уже не было сил, чтобы задержать наше стремительное наступление на правом берегу, и мы успешно продвигались к Припяти.
Что замышляет противник? Этот вопрос, видимо, тревожил командование армии. Ко мне на командный пункт приехал член Военного совета армии генерал-майор М. А. Козлов.
- Учитываете обстановку? - спросил он меня. - Николай Павлович ждет вашего решения.
Под Курском командарм Пухов, предвосхищая намерения противника, вовремя предупреждал нас: Немцы будут наступать. Все мы многому научились у командарма. И теперь, на Днепре, проанализировав еще раз обстановку и данные разведки, я пришел к выводу, что атаки противника на Видельцы носят демонстративный характер. Если командарм вернет нам 148-ю дивизию генерала Мищенко, чтобы прикрыть правый фланг корпуса, наступление на Припять можно продолжать. Таково было мое решение.
Связавшись с Пуховым по телефону, я доложил выводы по обстановке. Из них следовало, что гитлеровцы скоро начнут отступать, что ничего другого им не остается.
Разговор с командармом происходил на исходе дня. С наступлением темноты нам стало известно, что из района Видельцы немцы отходят и переправляются через Днепр севернее железнодорожного моста у Губичей.
Мы овладели треугольником междуречья. Но, только форсировав Припять и захватив плацдарм на ее западном берегу, корпус мог считать свою задачу выполненной. Чтобы проверить готовность войск к новому наступлению, поехал в район междуречья. К переднему краю подтягивались обозы, машины. Дымили походные кухни. Разбил свои палатки медсанбат. Шла перегруппировка частей и подразделений. Недалеко от пехотинцев - огневые позиции артиллеристов. Уже оборудованы были ровики. Пушкари отдыхали, пели песню о Днепре: когда пехотинец видит, как надежно подпирают его ближние тылы, он чувствует себя спокойно, воюет уверенно.
В ночь на 27 сентября два полка 8-й стрелковой дивизии первыми форсировали Припять и на рассвете стремительной атакой овладели селами Копачи и Карпиловка. Следующей ночью Припять форсировала 148-я дивизия. После этого почти две недели части корпуса вели тяжелые бои с контратакующим противником. В этих боях мы понесли немало потерь, даже заметно сузили свой плацдарм, но удержали его и вынудили врага перейти к обороне.
Я далек от намерения касаться больших и сложных вопросов военной стратегии. Но любой офицер знает непреложное на войне правило: развивай успех там, где он обозначился и где сулит хорошие перспективы. Эту аксиому я вынужден вспомнить в связи с событиями на Днепре.
Успех в тот период явно обозначился на участках 13, 60 и 38-й армий, находившихся севернее Киева. И если бы мы тогда располагали теми значительными силами, которые, как известно, застряли южнее Киева, между высотками букринского плацдарма, то, мне кажется, нам удалось бы раньше добиться более ощутимых результатов.
Но и теми силами, что находились в нашем распоряжении, было сделано все возможное. Родина высоко и достойно оценила подвиг первых героев Днепра. Достаточно сказать, что только в нашем корпусе девяносто четыре воина были удостоены звания Героя Советского Союза. Их имена были названы в первом Указе Президиума Верховного Совета СССР о награждении солдат и офицеров, отличившихся при форсировании Днепра севернее Киева.
Газета Правда в те дни писала:
Гитлеровские разбойники не понимали, что для всего советского народа Днепр - не просто широкая и глубокая река, а река - святыня, река - колыбель нашей культуры, река - носитель народных былин и дум...
Дорого расплатились немцы за попытку овладеть берегом Волги. Не забудет гитлеровская Германия сталинградского возмездия. Началась и расплата немцев за попытку использовать Днепр для своей защиты.
От Волги к Днепру - таков бесславный путь гитлеровцев в 1943 году.
От Волги к Днепру...
Читая Указ о присвоении звания Героя Советского Союза тем, кто отличился на Днепре, я радовался не только за офицеров и генералов нашего корпуса. Выше уже говорилось, что в составе 13-й армии сражалась и бывшая 138-я дивизия, ставшая на Волге 70-й гвардейской. В Указе были названы фамилии моих дорогих соратников по Баррикадам - Беребешкина, Коноваленко, Печенюка. А рядом с ними я прочитал фамилии командиров из нашего корпуса - генерала Казаряна, полковника Гудзя, подполковников Жданова, Сташека, Шишкова, майора Сухарникова...
Но больше всего порадовало меня то, что в Указе было названо много фамилий солдат и сержантов. И, завершая рассказ о боях 15-го корпуса на трех переправах, я должен рассказать о них. О живых и мертвых. Я согласен с поэтом, который писал: Кто погиб за Днепр, будет жить в веках, коль сражался он как герой... Павшие на переправах герои заслужили право на бессмертие.
Итак, о живых и мертвых.
... В 310-м полку 8-й стрелковой дивизии служили два друга, два молодых разведчика. Одного звали Толей, другого Гаврюшей. В Указе они названы полностью: красноармеец Будник Гавриил Дмитриевич, красноармеец Жариков Анатолий Максимович. Судьба друзей интересна еще и тем, что дважды они оказались для всех нас воскресшими из мертвых: сначала на Днепре, а затем через двадцать с лишним лет после войны.
Десять разведчиков 310-го полка вызвались добровольцами на первый баркас, который темной ночью отчаливал к правому берегу Днепра. Комбат Миронов сказал старшему группы разведчиков Жарикову: Зацепитесь - начнем переправу всем батальоном.
Разведчики уже приблизились к противоположному берегу, когда случайная ракета осветила баркас и на него обрушился вражеский огонь. Гитлеровцы стали непрерывно пускать ракеты. В их ослепительном свете комбат Миронов видел, как затонул разбитый баркас, как под черной гладью реки скрылись наши солдаты. Он и доложил, что первая разведка не удалась, а десять добровольцев погибли.
Но еще задолго до рассвета значительно левее первоначально намеченной переправы к нашему берегу пристала утлая рыбачья лодчонка. Из нее, пошатываясь, выбрался контуженный Гаврюша Будник. Явившись к командиру, он рассказал, как они с Толей Жариковым уцепились за бревно, добрались до правого берега и проникли в тыл неприятеля. Будник набросал конфигурацию правого берега, а на карте комбата показал, где находятся вражеские батареи и где он оставил в засаде раненного в ногу Толю Жарикова. Данные разведчиков оказались очень ценными для полка, и тут же началась переправа.
Произошло это в ночь на 24 сентября. А Указ, которым Буднику и Жарикову присваивалось звание Героя Советского Союза, был опубликован 17 октября, и мы уже не смогли поздравить отважных друзей. Полк, в котором они служили, в середине октября оказался за Припятью в окружении. Прорвав огненное кольцо, наши бойцы и командиры ушли в лес, пробиваясь к дороге Овруч - Киев. Там встретились с партизанами. Генерал Сидор Артемьевич Ковпак поздравил наших разведчиков и показал им свежий номер газеты с Указом Президиума Верховного Совета СССР.
Я не знал всего этого до самых последних дней. И вот недавно увидел плакат. На нем были изображены Герои Советского Союза, несущие службу в войсках Министерства охраны общественного порядка. Поглядел - и глазам не поверил: с фотографии смотрел на меня бравый старшина сверхсрочной службы Гавриил Дмитриевич Будник, а под снимком - краткое описание его подвига и отзыв о нынешней службе...
Жив и фронтовой друг Будника - Анатолий Максимович Жариков. Ныне он преподаватель училища механизации в селе Ракитное, на Харьковщине.
... Командир 229-го полка той же дивизии подполковник Данила Кузьмич Шишков познакомил меня с сержантом Хаджаевым. В Указе он полностью именуется так: Касым Хаджаев Сайдасман.
Касым сухощав, подвижен, но в разговоре сдержан. Отличился еще на Десне, под селом Оболонье: его отделение первым прорвалось к траншеям противника. Двадцать гитлеровцев истребили тогда солдаты Хаджаева в рукопашной схватке... А потом был бой за село Кашевка на правом берегу Днепра. И здесь опять сержант Хаджаев проявил героизм.
- Хвалит тебя подполковник, - сказал я Хаджаеву. - К большой награде тебя представил.
- Меня одного? Зачем? - удивился Хаджаев. - Я - как все... Командир сказал: На Днепре - не зевать. Мы не зеваем.
... В дивизии генерала Казаряна не было человека, кто бы не знал сержанта Павла Гурьянова.
Показывая мне реляцию на представление Павла Яковлевича Гурьянова, сержанта отдельной роты связи, к званию Героя Советского Союза, генерал Казарян горячо убеждал:
- Есть подвиги, которые совершают однажды. И награждают за них однажды. Наш Паша Гурьянов совершил их дважды, трижды... Мне порою кажется, он презирает даже смерть!
Об удивительном мужестве сержанта Гурьянова я услышал еще на Десне. В неимоверно трудных условиях ему удалось тогда обеспечить на переправе связь между полками, нарушенную в результате массированного огневого налета противника. На Днепре связисты Гурьянова сумели навести двойную линию подводную и надводную. Уже сам этот факт был равносилен выдающемуся подвигу. Но этого мало. В течение всей переправы сержант курсировал в лодчонке от берега к берегу, чтобы немедленно устранить возможное повреждение.
- Я сам видел, как лавировала лодчонка Гурьянова между огненными разрывами... Я потрясен и восхищен, - закончил свой рассказ генерал Казарян.
С волнением слушая командира дивизии, я невольно вспомнил подвиг другого связиста. Уж коль зашла речь о беззаветной верности воинскому долгу, о смелости, перед которой отступает даже смерть, как не привести в пример младшего сержанта Василия Солдатенко, радиста из штаба корпуса!
Переправившись через Днепр, батальон 229-го полка вклинился во вражескую оборону так глубоко, что связь с ним была потеряна. Солдатенко отправился на розыски батальона и нашел его. Положение там создалось критическое. Отступая под натиском гитлеровцев, батальон едва удерживал рубеж, за которым уже негде было зацепиться. На этом рубеже и развернул рацию Солдатенко. Сообщив артиллеристам свои точные координаты, он вызвал огонь на себя. Атака неприятеля была отбита. На помощь нашему поредевшему батальону подоспело свежее подразделение.
... Совсем недавно я прочитал{16}, что генерал-майор запаса А. А. Казарян разыскал одного из героев форсирования Днепра, бывшего командира орудийного расчета сержанта Ф. С. Попкова{17}.
Не могу удержаться, чтобы не пересказать это сообщение:
... На рассвете, когда понтон с дивизионной пушкой отчалил от восточного берега, его пробило осколком вражеского снаряда. Понтон, а вместе с ним и пушка стали погружаться в воду. Приказав солдатам снять поясные ремни, Попков связал их, ими же обвязал пушку, чтобы не упустить ее, когда она даже скроется под водой. Пушку солдаты удерживали, пока не подошел другой понтон, на который и вытащили орудие. Но и второй понтон был поврежден осколком снаряда и начал тонуть. А западный берег уже близок. Теми же поясными ремнями и канатом, снятым с затонувшего понтона, Попков и его расчет вытащили пушку и снаряды на берег.
Когда вражеские танки во главе с тигром ринулись в атаку, немцы никак не предполагали, что у наших переправившихся пехотинцев есть противотанковые средства, тем более артиллерия. Но пушка Ф. С. Попкова уже заработала. Отважный сержант занял место наводчика и вторым выстрелом подбил тигра. А следующими выстрелами пушка вывела из строя еще два вражеских танка.
... Другой наш артиллерист, Василий Белозеров, тоже доказал, что и один в поле - воин. Все солдаты из его расчета были ранены, когда гитлеровцы прорвались в тыл нашей части, угрожая штабу полка. Белозеров развернул пушку и меткими залпами рассеял атакующих.
На трех переправах - через Десну, Днепр и Припять - пушка Белозерова разрушила десять вражеских дзотов, сожгла четыре танка, истребила до роты пехоты.
Нет возможности перечислить всех пехотинцев, артиллеристов, саперов, связистов, чье беззаветное мужество обеспечило успешные действия корпуса на Днепре.
Отдавая дань глубокого уважения живым, склоняя голову перед погибшими, хочу еще раз повторить: Кто погиб за Днепр, будет жить в веках, коль сражался он как герой...
Через десять дней после освобождения Киева штаб 15-го стрелкового корпуса был поднят по тревоге. К нам прибыл офицер из штаба 13-й армии с картой маршрута и с приказом командарма: К утру 21 ноября 1943 года корпусными частями и дивизией генерала Мищенко выйти на рубеж Черняхов, Радомышль, Форсированные марши совершать ночью.
Мы уходим в состав 60-й армии генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского, которая действует в районе Житомира, где крайне осложнилась обстановка.
Что ждет нас на новом участке, в новой армии?..
На фронте не гадают, а действуют. Корпус трогается в путь.
Обороняться и наступать
Корпус еще на марше, а меня вызывают в штаб 60-й армии: требует командарм. С Иваном Даниловичем Черняховским я до этого не встречался.
Первое знакомство оказалось для меня не из приятных.
Из-за неполадок с машиной добираться пришлось на попутных и даже пешком.
Командарм встретил меня, хмуро насупив брови:
- Вы обязаны были прибыть два часа назад. Не в гости вас звали...
Я промолчал, считая излишним оправдываться. Но за меня заступились начальник штаба армии Тер-Гаспарян и член Военного совета В. М. Оленин. Черняховский смягчился и даже пошутил:
- Если у генерала Людникова такие адвокаты, то сразу приступим к делу.
Миновала первая неделя Курской битвы. Итоги этой недели подвел командующий фронтом генерал армии К К. Рокоссовский на совещании в штабе 13-й армии. Северная группировка противника, не добившись заметных успехов, понесла значительные потери в живой силе и технике. Эта группировка не имела в тот момент резервов для нового наступления, а рассчитывать на пополнение за счет войск с других участков фронта не могла, так как наш Брянский фронт успешно начал наступательную операцию. Таким образом, складывались благоприятные обстоятельства для решительного наступления наших войск.
Цитадель Гитлера рушилась, но ставка фюрера не предполагала, что крах операции Цитадель станет одновременно и началом широкого, мощного контрнаступления советских войск.
15-й корпус пополнился еще одной дивизией - 132-й и получил новую задачу: ударом в направлении села Кривые Верхи овладеть рядом высот, выйти затем на западный берег реки Неручь и полностью восстановить положение, которое занимал до 5 июля.
Время для проверки готовности всех частей к наступлению у нас было, и мы его хорошо использовали. Офицеры штаба безвылазно находились в полках и батальонах первого эшелона, оказывая действенную помощь командирам частей и подразделений.
К исходу 14 июля я доложил командарму, что корпус готов начать наступление.
Вот когда пришлось мне вспомнить поговорку Лиха беда - начало! Как только заговорила наша артиллерия, гитлеровцы вызвали авиацию. Семьсот юнкерсов обрушили свой бомбовый груз на передний край и ближние тылы наших дивизий. От снарядов и бомб над полем боя повисла завеса из пыли и дыма. Завеса долго не исчезала, и наши артиллерийские наблюдатели не видели целей, по которым бьют орудия. Только неудержимый наступательный порыв пехотинцев позволил трем дивизиям корпуса прорвать первую полосу вражеской обороны.
Противник бешено сопротивлялся, и темп наступления не удовлетворял нас. Нет ничего тягостнее боя, когда теснишь врага от рубежа к рубежу ценой чувствительных потерь.
И все же мы смогли навязать гитлеровцам ночной бой. Смогли благодаря похвальной инициативе командиров полков подполковников П. И. Жданова и Д. К. Шишкова из 8-й дивизии и майоров Н. И. Сташека и Д. П. Сухарникова из 74-й. Противник, отступая, не успевал закрепляться на следующем оборонительном рубеже, хотя по-прежнему дрался ожесточенно.
3 августа корпус вышел на подступы к Кромам.
Оборонительный рубеж на высоком западном берегу реки Крома занимала 6-я пехотная дивизия немцев. Нам предстояло наступать по низменной равнине. К счастью, в это время в полосу нашего корпуса с Брянского фронта вошла 3-я танковая армия, которой командовал генерал-лейтенант П. С. Рыбалко. Действуя в составе Брянского фронта, танкисты Рыбалко оказались перед Кромами на правом фланге 13-й армии. Н. П. Пухов предложил мне связаться с генералом Рыбалко для совместных действий.
На командном пункте Рыбалко я застал и командующего артиллерией 3-й танковой армии. Вместе с ним и Рыбалко мы наблюдали за стрельбой наших самоходных орудий с закрытых позиций. Результаты оказались отличные, и Рыбалко тут же дал указание командующему артиллерией продолжать пристрелку.
- Днем пристреляются самоходки, - обращается ко мне Рыбалко, - а ночью ударом наших танкистов и ваших пехотинцев расколем этот орешек. Не возражаете?
Кромы - крепкий орешек. Это правофланговый опорный пункт немцев, оборонявших Орел. Противник, несомненно, понимал значение Кром и принял необходимые меры, но в успехе нашего наступления я не сомневался.
В боях за Кромы снова отличился полк П. И. Жданова. 3-й батальон этого полка, увлекаемый примером своего командира капитана Сахно, первым переправился на рассвете через реку Крома. Удача сопутствовала и 78-му полку из дивизии Казаряна. Командир этого полка подполковник К. П. Левашов начал переправу ночью и, обходя город с запада, отрезал гитлеровцам пути отхода.
Взятием Кром завершились нелегкие бои между реками Неручь и Крома.
Овладев Кромами, мы преследовали противника до самой Десны.
Три реки преграждали дорогу на запад - Десна, Днепр, Припять.
Воины нашего корпуса заслуженно гордятся тем, что были первыми на Днепре. Но слава не пришла бы к ним без смелых и инициативных действий на переправах через Десну. О них и пойдет речь.
Переправы, переправы...
Корпус прикрывает правый фланг армии, совершающей марш на юго-запад. Обновляем карты, и я читаю на них названия городов и сел, где два года назад, истекая кровью, дралась 200-я дивизия. Очень хочется, чтобы дорога нашего наступления пролегла по этим местам. Насколько мне известно, форсирование Десны не входит пока в задачу 13-й армии. Но разве не бывает на войне, что ход боевых действий заставляет резко менять заранее намеченные планы! Так случилось и на этот раз.
Старожилы Коропа, два заядлых рыбака, показали нам наиболее удобные для переправы через Десну участки. На всякий случай мы нанесли их на свои карты. Оказалось, что как раз к этим участкам близ устья Сейма выходят сейчас дивизии генерала А. А, Казаряна и полковника П. М. Гудзя.
Это было вечером 8 сентября.
Генерал Казарян сообщил по телефону, что его хозяйство контролирует восточный берег реки на протяжении пятидесяти километров и, по всем данным, наш выход к Десне застал противника врасплох. Эх, было бы на чем переправляться! - сокрушается Казарян. Не прошло и пяти минут после этого разговора, корпус получил приказ: двумя дивизиями форсировать Десну, захватить плацдарм на западном берегу и передать его затем подходящим к Десне войскам 61-й армии генерал-лейтенанта П. А. Белова.
Приказ короткий и точный. Неясно только одно - на чем переправляться? Спрашиваю об этом командующего армией. В его ответе не нахожу ничего утешительного:
- Не могу, Иван Ильич, дать то, чего у меня нет. А переправляться надо. И немедля.
Командный пункт 74-й дивизии находится на восточной окраине прибрежного села Луклов. Вместе с командующим артиллерией полковником Оганесяном и начальником оперативного отдела полковником Живодеровым еду к Казаряну.
Комдив уже успел хорошо разведать берег и взять на учет все подручные средства переправы. Рыбацких лодок мало. Солдаты сколачивают плоты и плотики. Набивают сеном походные палатки. В ход идут пустые бочки, ворота и заборы. Все, что может держаться на воде, подтягивается к берегу. В течение двух ночей - 10 и 11 сентября - дивизия генерала Казаряна переправилась через Десну. Захваченный ею плацдарм позволил на третью ночь ввести в бой 8-ю стрелковую дивизию.
На фронте шириной двадцать два километра мы продвинулись на двенадцать километров в глубину. В боях за расширение плацдарма были разгромлены пять гитлеровских полков. Мы сожгли восемнадцать танков, пленили четыреста тридцать вражеских солдат и офицеров, захватили богатые трофеи. Но и сами понесли чувствительные потери.
Гитлеровцы понимали, что с нашим прорывом через Десну начинается битва за Днепр. Ожесточенными контратаками они пытались ликвидировать наш плацдарм. Геройски дрались части дивизии Казаряна. Имея ограниченный запас снарядов и патронов, они удержали свои позиции до подхода свежих сил. Я находился с оперативной группой на переправе, когда ожесточенной бомбардировке подвергся город Короп, где располагался штаб корпуса. Мы потеряли многих офицеров, в том числе и командующего артиллерией 13-й армии генерал-майора А. Н. Панкова.
Плацдарм за Десной наш корпус передал войскам 61-й армии, но уже через пять дней мы снова вышли к Десне на участке Яновка, Ладвинка юго-западнее Чернигова. Я упросил командарма, чтобы хоть одна дивизия нашего корпуса участвовала в освобождении Чернигова. Два года назад 15-й стрелковый оборонял город. Хотя состав бойцов и командиров полностью обновился, номер корпуса остался прежним, сохранилось его Знамя, и оно должно развеваться в освобожденном Чернигове.
Многое вспомнил я, попав осенью 1943 года на берег Десны. Да и как было не вспомнить!
Два года назад отступавшая с боями 200-я дивизия, которой я командовал, переходила по понтонному мосту, что был у села Слабино, на левый берег Десны...
Эти края мне знакомы. Трудно сыскать лучший участок для форсирования, чем берег возле Слабино. Я и приказал инженерным частям корпуса приступить к постройке моста на том же месте, возле Слабино. На другой стороне Десны хорошо известные мне села Куйбышев, Андреевна, Пакуль. В Андреевке в сорок первом году 200-я стрелковая вела ожесточенные бои...
Противник обнаружил выход войск нашего корпуса на фланг его черниговской группировки, бомбит районы возможных переправ. Наша союзница - темная осенняя ночь, а ценный опыт переправы через Десну мы уже имеем. Всего два часа понадобились передовым частям из дивизии Казаряна, чтобы оказаться на западном берегу. За ними форсировали реку остальные. Когда утром 22 сентября над Десной появились юнкерсы, переправа пустовала.
Передовые части 8-й дивизии полковника Гудзя овладели селом Пакуль. Узнав об этом, мы перевели штаб корпуса в Андреевку.
С волнением вошел я в это село и направился к зданию школы. Фашисты не успели разрушить ее. Собрались жители. Они не забыли тяжелый бой, который вела здесь два года назад 200-я дивизия. Показывают мне могилу, в которой похоронили старшего лейтенанта Панкова и его отважных разведчиков. Стихийно возникает митинг. Старый учитель, обращаясь к односельчанам, воскликнул:
- Два года фашисты трубили, что русская армия разбита. Пытались поколебать нашу веру. Глядите, люди, какими сильными вернулись наши сыны на родную землю! - Старик внезапно повернулся ко мне. - Почему собрались здесь только старики, женщины и дети? А потому, что наши мужчины ушли в леса. Вы еще встретите на своем пути партизан из Андреевки... Гоните захватчиков! Скорее очищайте священную русскую землю от фашистской погани!
Начальник политотдела корпуса полковник Анатолий Капитонович Иванников рассказал о победах Советской Армии. Потом попросили и меня сказать несколько слов. Я поблагодарил андреевцев, сохранивших солдатские могилы, и тут же напомнил, что для солдата нет ничего священнее воинской клятвы.
- Не вам ли мы клялись осенью сорок первого, что вернемся на родную землю? Вот и сбылось! Отсюда рукой подать до Днепра. Нас ждут в городах и селах Белоруссии и Украины. А чтобы быстрее двигаться, надо строить дороги, мосты, переправы. Помогите войскам!
- Поможем! - раздалось в ответ.
... От Казаряна и Гудзя поступают короткие и уверенные донесения. Войска корпуса овладели на правом берегу Днепра селами Березки и Лукоеды, окружен , и уничтожен вражеский гарнизон в Комарине. Южнее нас форсировал Днепр и успешно наступает 17-й гвардейский корпус нашей 13-й армии.
Прошли сутки, а на оперативных картах появились стрелы, нацеленные на реку Припять.
Никакими уставами и наставлениями не предусмотрено было то, что совершили войска 13-й армии на Днепре. Большой понтонный мост невозможно было, перебросить с Десны к Днепру. А мы, как и раньше, не располагали табельными переправочными средствами, если не считать незначительного количества надувных лодок А-3. Снова пошли в ход самодельные плоты и плотики, доски и бревна. А те, кто умели плавать, привязывали к голове автоматы и бесстрашно бросались в ледяную воду. На вопрос командарма: Как форсируете Днепр? - я имел все основания ответить: Форсируем храбростью солдат и офицеров.
А в тылу наших войск еще кипел бой за освобождение . Чернигова.
Действия противника явно противоречили здравому смыслу. Угрожая штабу корпуса и его коммуникациям, гитлеровцы предпринимали контратаки на Видельцы, на левом берегу Днепра.
А между тем у них уже не было сил, чтобы задержать наше стремительное наступление на правом берегу, и мы успешно продвигались к Припяти.
Что замышляет противник? Этот вопрос, видимо, тревожил командование армии. Ко мне на командный пункт приехал член Военного совета армии генерал-майор М. А. Козлов.
- Учитываете обстановку? - спросил он меня. - Николай Павлович ждет вашего решения.
Под Курском командарм Пухов, предвосхищая намерения противника, вовремя предупреждал нас: Немцы будут наступать. Все мы многому научились у командарма. И теперь, на Днепре, проанализировав еще раз обстановку и данные разведки, я пришел к выводу, что атаки противника на Видельцы носят демонстративный характер. Если командарм вернет нам 148-ю дивизию генерала Мищенко, чтобы прикрыть правый фланг корпуса, наступление на Припять можно продолжать. Таково было мое решение.
Связавшись с Пуховым по телефону, я доложил выводы по обстановке. Из них следовало, что гитлеровцы скоро начнут отступать, что ничего другого им не остается.
Разговор с командармом происходил на исходе дня. С наступлением темноты нам стало известно, что из района Видельцы немцы отходят и переправляются через Днепр севернее железнодорожного моста у Губичей.
Мы овладели треугольником междуречья. Но, только форсировав Припять и захватив плацдарм на ее западном берегу, корпус мог считать свою задачу выполненной. Чтобы проверить готовность войск к новому наступлению, поехал в район междуречья. К переднему краю подтягивались обозы, машины. Дымили походные кухни. Разбил свои палатки медсанбат. Шла перегруппировка частей и подразделений. Недалеко от пехотинцев - огневые позиции артиллеристов. Уже оборудованы были ровики. Пушкари отдыхали, пели песню о Днепре: когда пехотинец видит, как надежно подпирают его ближние тылы, он чувствует себя спокойно, воюет уверенно.
В ночь на 27 сентября два полка 8-й стрелковой дивизии первыми форсировали Припять и на рассвете стремительной атакой овладели селами Копачи и Карпиловка. Следующей ночью Припять форсировала 148-я дивизия. После этого почти две недели части корпуса вели тяжелые бои с контратакующим противником. В этих боях мы понесли немало потерь, даже заметно сузили свой плацдарм, но удержали его и вынудили врага перейти к обороне.
Я далек от намерения касаться больших и сложных вопросов военной стратегии. Но любой офицер знает непреложное на войне правило: развивай успех там, где он обозначился и где сулит хорошие перспективы. Эту аксиому я вынужден вспомнить в связи с событиями на Днепре.
Успех в тот период явно обозначился на участках 13, 60 и 38-й армий, находившихся севернее Киева. И если бы мы тогда располагали теми значительными силами, которые, как известно, застряли южнее Киева, между высотками букринского плацдарма, то, мне кажется, нам удалось бы раньше добиться более ощутимых результатов.
Но и теми силами, что находились в нашем распоряжении, было сделано все возможное. Родина высоко и достойно оценила подвиг первых героев Днепра. Достаточно сказать, что только в нашем корпусе девяносто четыре воина были удостоены звания Героя Советского Союза. Их имена были названы в первом Указе Президиума Верховного Совета СССР о награждении солдат и офицеров, отличившихся при форсировании Днепра севернее Киева.
Газета Правда в те дни писала:
Гитлеровские разбойники не понимали, что для всего советского народа Днепр - не просто широкая и глубокая река, а река - святыня, река - колыбель нашей культуры, река - носитель народных былин и дум...
Дорого расплатились немцы за попытку овладеть берегом Волги. Не забудет гитлеровская Германия сталинградского возмездия. Началась и расплата немцев за попытку использовать Днепр для своей защиты.
От Волги к Днепру - таков бесславный путь гитлеровцев в 1943 году.
От Волги к Днепру...
Читая Указ о присвоении звания Героя Советского Союза тем, кто отличился на Днепре, я радовался не только за офицеров и генералов нашего корпуса. Выше уже говорилось, что в составе 13-й армии сражалась и бывшая 138-я дивизия, ставшая на Волге 70-й гвардейской. В Указе были названы фамилии моих дорогих соратников по Баррикадам - Беребешкина, Коноваленко, Печенюка. А рядом с ними я прочитал фамилии командиров из нашего корпуса - генерала Казаряна, полковника Гудзя, подполковников Жданова, Сташека, Шишкова, майора Сухарникова...
Но больше всего порадовало меня то, что в Указе было названо много фамилий солдат и сержантов. И, завершая рассказ о боях 15-го корпуса на трех переправах, я должен рассказать о них. О живых и мертвых. Я согласен с поэтом, который писал: Кто погиб за Днепр, будет жить в веках, коль сражался он как герой... Павшие на переправах герои заслужили право на бессмертие.
Итак, о живых и мертвых.
... В 310-м полку 8-й стрелковой дивизии служили два друга, два молодых разведчика. Одного звали Толей, другого Гаврюшей. В Указе они названы полностью: красноармеец Будник Гавриил Дмитриевич, красноармеец Жариков Анатолий Максимович. Судьба друзей интересна еще и тем, что дважды они оказались для всех нас воскресшими из мертвых: сначала на Днепре, а затем через двадцать с лишним лет после войны.
Десять разведчиков 310-го полка вызвались добровольцами на первый баркас, который темной ночью отчаливал к правому берегу Днепра. Комбат Миронов сказал старшему группы разведчиков Жарикову: Зацепитесь - начнем переправу всем батальоном.
Разведчики уже приблизились к противоположному берегу, когда случайная ракета осветила баркас и на него обрушился вражеский огонь. Гитлеровцы стали непрерывно пускать ракеты. В их ослепительном свете комбат Миронов видел, как затонул разбитый баркас, как под черной гладью реки скрылись наши солдаты. Он и доложил, что первая разведка не удалась, а десять добровольцев погибли.
Но еще задолго до рассвета значительно левее первоначально намеченной переправы к нашему берегу пристала утлая рыбачья лодчонка. Из нее, пошатываясь, выбрался контуженный Гаврюша Будник. Явившись к командиру, он рассказал, как они с Толей Жариковым уцепились за бревно, добрались до правого берега и проникли в тыл неприятеля. Будник набросал конфигурацию правого берега, а на карте комбата показал, где находятся вражеские батареи и где он оставил в засаде раненного в ногу Толю Жарикова. Данные разведчиков оказались очень ценными для полка, и тут же началась переправа.
Произошло это в ночь на 24 сентября. А Указ, которым Буднику и Жарикову присваивалось звание Героя Советского Союза, был опубликован 17 октября, и мы уже не смогли поздравить отважных друзей. Полк, в котором они служили, в середине октября оказался за Припятью в окружении. Прорвав огненное кольцо, наши бойцы и командиры ушли в лес, пробиваясь к дороге Овруч - Киев. Там встретились с партизанами. Генерал Сидор Артемьевич Ковпак поздравил наших разведчиков и показал им свежий номер газеты с Указом Президиума Верховного Совета СССР.
Я не знал всего этого до самых последних дней. И вот недавно увидел плакат. На нем были изображены Герои Советского Союза, несущие службу в войсках Министерства охраны общественного порядка. Поглядел - и глазам не поверил: с фотографии смотрел на меня бравый старшина сверхсрочной службы Гавриил Дмитриевич Будник, а под снимком - краткое описание его подвига и отзыв о нынешней службе...
Жив и фронтовой друг Будника - Анатолий Максимович Жариков. Ныне он преподаватель училища механизации в селе Ракитное, на Харьковщине.
... Командир 229-го полка той же дивизии подполковник Данила Кузьмич Шишков познакомил меня с сержантом Хаджаевым. В Указе он полностью именуется так: Касым Хаджаев Сайдасман.
Касым сухощав, подвижен, но в разговоре сдержан. Отличился еще на Десне, под селом Оболонье: его отделение первым прорвалось к траншеям противника. Двадцать гитлеровцев истребили тогда солдаты Хаджаева в рукопашной схватке... А потом был бой за село Кашевка на правом берегу Днепра. И здесь опять сержант Хаджаев проявил героизм.
- Хвалит тебя подполковник, - сказал я Хаджаеву. - К большой награде тебя представил.
- Меня одного? Зачем? - удивился Хаджаев. - Я - как все... Командир сказал: На Днепре - не зевать. Мы не зеваем.
... В дивизии генерала Казаряна не было человека, кто бы не знал сержанта Павла Гурьянова.
Показывая мне реляцию на представление Павла Яковлевича Гурьянова, сержанта отдельной роты связи, к званию Героя Советского Союза, генерал Казарян горячо убеждал:
- Есть подвиги, которые совершают однажды. И награждают за них однажды. Наш Паша Гурьянов совершил их дважды, трижды... Мне порою кажется, он презирает даже смерть!
Об удивительном мужестве сержанта Гурьянова я услышал еще на Десне. В неимоверно трудных условиях ему удалось тогда обеспечить на переправе связь между полками, нарушенную в результате массированного огневого налета противника. На Днепре связисты Гурьянова сумели навести двойную линию подводную и надводную. Уже сам этот факт был равносилен выдающемуся подвигу. Но этого мало. В течение всей переправы сержант курсировал в лодчонке от берега к берегу, чтобы немедленно устранить возможное повреждение.
- Я сам видел, как лавировала лодчонка Гурьянова между огненными разрывами... Я потрясен и восхищен, - закончил свой рассказ генерал Казарян.
С волнением слушая командира дивизии, я невольно вспомнил подвиг другого связиста. Уж коль зашла речь о беззаветной верности воинскому долгу, о смелости, перед которой отступает даже смерть, как не привести в пример младшего сержанта Василия Солдатенко, радиста из штаба корпуса!
Переправившись через Днепр, батальон 229-го полка вклинился во вражескую оборону так глубоко, что связь с ним была потеряна. Солдатенко отправился на розыски батальона и нашел его. Положение там создалось критическое. Отступая под натиском гитлеровцев, батальон едва удерживал рубеж, за которым уже негде было зацепиться. На этом рубеже и развернул рацию Солдатенко. Сообщив артиллеристам свои точные координаты, он вызвал огонь на себя. Атака неприятеля была отбита. На помощь нашему поредевшему батальону подоспело свежее подразделение.
... Совсем недавно я прочитал{16}, что генерал-майор запаса А. А. Казарян разыскал одного из героев форсирования Днепра, бывшего командира орудийного расчета сержанта Ф. С. Попкова{17}.
Не могу удержаться, чтобы не пересказать это сообщение:
... На рассвете, когда понтон с дивизионной пушкой отчалил от восточного берега, его пробило осколком вражеского снаряда. Понтон, а вместе с ним и пушка стали погружаться в воду. Приказав солдатам снять поясные ремни, Попков связал их, ими же обвязал пушку, чтобы не упустить ее, когда она даже скроется под водой. Пушку солдаты удерживали, пока не подошел другой понтон, на который и вытащили орудие. Но и второй понтон был поврежден осколком снаряда и начал тонуть. А западный берег уже близок. Теми же поясными ремнями и канатом, снятым с затонувшего понтона, Попков и его расчет вытащили пушку и снаряды на берег.
Когда вражеские танки во главе с тигром ринулись в атаку, немцы никак не предполагали, что у наших переправившихся пехотинцев есть противотанковые средства, тем более артиллерия. Но пушка Ф. С. Попкова уже заработала. Отважный сержант занял место наводчика и вторым выстрелом подбил тигра. А следующими выстрелами пушка вывела из строя еще два вражеских танка.
... Другой наш артиллерист, Василий Белозеров, тоже доказал, что и один в поле - воин. Все солдаты из его расчета были ранены, когда гитлеровцы прорвались в тыл нашей части, угрожая штабу полка. Белозеров развернул пушку и меткими залпами рассеял атакующих.
На трех переправах - через Десну, Днепр и Припять - пушка Белозерова разрушила десять вражеских дзотов, сожгла четыре танка, истребила до роты пехоты.
Нет возможности перечислить всех пехотинцев, артиллеристов, саперов, связистов, чье беззаветное мужество обеспечило успешные действия корпуса на Днепре.
Отдавая дань глубокого уважения живым, склоняя голову перед погибшими, хочу еще раз повторить: Кто погиб за Днепр, будет жить в веках, коль сражался он как герой...
Через десять дней после освобождения Киева штаб 15-го стрелкового корпуса был поднят по тревоге. К нам прибыл офицер из штаба 13-й армии с картой маршрута и с приказом командарма: К утру 21 ноября 1943 года корпусными частями и дивизией генерала Мищенко выйти на рубеж Черняхов, Радомышль, Форсированные марши совершать ночью.
Мы уходим в состав 60-й армии генерал-лейтенанта И. Д. Черняховского, которая действует в районе Житомира, где крайне осложнилась обстановка.
Что ждет нас на новом участке, в новой армии?..
На фронте не гадают, а действуют. Корпус трогается в путь.
Обороняться и наступать
Корпус еще на марше, а меня вызывают в штаб 60-й армии: требует командарм. С Иваном Даниловичем Черняховским я до этого не встречался.
Первое знакомство оказалось для меня не из приятных.
Из-за неполадок с машиной добираться пришлось на попутных и даже пешком.
Командарм встретил меня, хмуро насупив брови:
- Вы обязаны были прибыть два часа назад. Не в гости вас звали...
Я промолчал, считая излишним оправдываться. Но за меня заступились начальник штаба армии Тер-Гаспарян и член Военного совета В. М. Оленин. Черняховский смягчился и даже пошутил:
- Если у генерала Людникова такие адвокаты, то сразу приступим к делу.