С исчерпывающей ясностью командарм обрисовал мне обстановку в полосе армии и тут же поставил корпусу задачу: жесткой обороной на рубеже Каменный брод, Радомышль не допустить прорыва гитлеровцев в направлении города Малин. В дальнейшем мы убедились, что противник готовился наступать именно в этом направлении, рассчитывая выйти к Днепру и в случае успеха снова овладеть Киевом. Такой замах был сродни порыву отчаявшегося игрока. Мы понимали, как велико желание гитлеровцев отыграться за поражение на Днепре, и не могли не учитывать этого.
Корпус занял оборону. Около двух недель продолжались мелкие стычки с противником. Горячие бои развернулись только в начале декабря.
Еще до рассвета 6 декабря меня разбудил начальник штаба корпуса полковник Г. Г. Андреюк и с плохо скрытой тревогой сказал:
- В тылу, на правом фланге дивизии Мищенко, происходит что-то непонятное. У ее соседа справа, тридцатого стрелкового корпуса, в тылу идет бой, а перед передним краем обстановка спокойная. Отмечается лишь вялая пулеметная перестрелка.
- Что докладывает начальник разведки нашего корпуса?
- Ничего он не может доложить.
Связаться со штабом соседа - 30-го стрелкового корпуса - нам не удается. Звонит генерал Мищенко:
- У меня спокойно. Танковый бой идет в тылу соседа. Откуда там появился противник - мне невдомек.
- Пошлите в тридцатый корпус своих разведчиков.
Дождавшись, пока отдам необходимые распоряжения, адъютант сообщает, что прибыл новый командующий артиллерией корпуса полковник Дзевульский.
В комнату вошел рослый, подтянутый человек.
Есть люди, узнать которых можно, только съев вместе пуд соли. А есть и такие, что располагают к себе с первого взгляда. Полковник А. О. Дзевульский явно относился к последним. Уже через несколько минут после официального представления я допустил его к исполнению обязанностей. Предупредив, что обстановка усложняется, попросил Дзевульского немедленно заняться противотанковой обороной на правом фланге. Там находилась артиллерийская бригада полковника Чевола. Ничего худого сказать о ней я не мог, но знал: командир бригады не любит отражать атаки танков с открытых позиций.
Что же случилось на правом фланге корпуса?
Три полка немецкой мотопехоты и шестьдесят танков нанесли удар по соседнему 30-му стрелковому корпусу, вышли к его тылам и одновременно начали наступать на фланг нашей 148-й дивизии. Заняв село Корчивку, гитлеровцы ввели в бой свежий резерв, развивая наступление на северо-восток. Обозначилась угроза глубокого охвата правого фланга и тыла нашего корпуса. Четыре вражеские танковые дивизии (среди них и отборные - СС Адольф Гитлер) рвались вперед. Гитлеровцы все еще надеялись осуществить глубокий прорыв и обойти Киев с севера.
К исходу первой недели сражения они продвинулись на двадцать пять тридцать километров, потеряв при этом большое количество танков.
В ночь на 8 декабря командный пункт 15-го корпуса находился на западной окраине Маньковки и должен был переместиться в другой район. Вместе с полковником Дзевульским и офицером из оперативного отделения я выехал на промежуточный пункт связи, чтобы оттуда управлять войсками до перехода командного пункта на новое место. У села Хадары мы услышали шум приближавшихся танков и остановились. По звукам невозмож- , но было определить принадлежность машин. А в селе царил мир. Артиллерийский дивизион растянулся вдоль домов, солдаты крепко спали.
- Чей дивизион? - спросил я Дзевульского.
- Из бригады полковника Чевола. Ждет подхода другого дивизиона, с которым находится командир полка.
Часовой показал нам промежуточный пункт связи корпуса. Зашли в дом. Кто-то, завидев нас, включил электролампочку от аккумулятора, а занавесить окна не успели. В тот же момент ударили выстрелы из танков. Когда мы выбежали на улицу, дивизион уже изготовился к бою и вел интенсивный огонь по немецким машинам.
Вовремя подоспели на выручку и наши танкисты - две бригады 4-го Кантемировского танкового корпуса и бригада 3-й танковой армии. Во взаимодействии с ними части нашего корпуса остановили гитлеровцев. В полосе, где мы оборонялись, фашисты потеряли около шестидесяти танков.
Противник выдохся. Под Житомиром к концу года явно складывалась благоприятная обстановка для мощного контрудара.
- Готов ваш корпус к наступательным боям? - Этим вопросом встретил меня Черняховский при вторичном вызове в штаб армии.
Я доложил о пополнении, которое получили из освобожденных районов, о том, как обучаем новичков, о предстоявших тактических занятиях с боевой стрельбой и отработкой элементов взаимодействия.
- А времени для этого нет. - Командующий подвел меня к своей карте. Там были-обозначены участок прорыва обороны противника и главное направление наступления нашего корпуса. - Готовность к наступлению - исход завтрашнего дня.
Я напомнил И. Д. Черняховскому то, что он знал по предыдущим докладам: гитлеровцы имеют перед нашим корпусом закопанные танки. Чтобы подавить их огонь, нужна большая плотность артиллерии.
- Она нужна всем, - перебил Черняховский. - Не знаю командира, который отказался бы от лишних стволов. Сверх того, что имеете, выделить ничего не могу. И так уже Военный совет дал вашему корпусу привилегию.
Я с недоумением посмотрел на командарма: о какой привилегии идет речь?
- Один корпус начнет наступление на сутки раньше других, - пояснил генерал Оленин. - Мы тут посоветовались и решили: почин сделает пятнадцатый корпус.
Поблагодарив члена Военного совета за доверие, я попросил у командарма разрешения вернуться в корпус.
- Вернетесь, когда с нами пообедаете, - сказал Черняховский. Требовательность и гостеприимство - вещи разные, но не исключающие друг друга. Прошу к столу.
За столом - совсем иная обстановка. О предстоящем наступлении - ни слова. Непринужденно беседуем, вспоминаем курьезные случаи.
- Очередь за вами, - обращается ко мне Иван Данилович.
Заручившись обещанием Черняховского, что виновники не будут наказаны, я решил рассказать, как в районе Малина происходила смена моего командного пункта.
Собеседники знали, что немецкие танки рвались к Малину и что преградившая им дорогу 148-я дивизия генерала Мищенко была усилена танковой бригадой подполковника Душака из корпуса кантемировцев. Оперативная группа штаба корпуса находилась в то время в лесничестве, километрах в трех юго-восточнее Малина.
Ночь выдалась облачной, и тучи, нависшие над лесом, еще больше сгущали темноту. Солдаты из роты охраны настороженно прислушивались к каждому шороху. И вдруг невдалеке над лесом взвилась зеленая ракета. Кто нас демаскирует? Не диверсант ли? Поиски не дали результатов, и это еще больше встревожило людей. Прошло полчаса, мерцающий свет зеленой ракеты опять озарил лес. На сей раз ракетчика поймали. Приводят ко мне молоденького лейтенанта в форме танкиста Советской Армии. Он смущен, растерян, однако страха в глазах не видно.
- Кто вы? Зачем пускали ракеты?
Молчит, будто онемел. Возиться с задержанным некогда, и я предупредил, что его ждет суровая кара. Тут ракетчик и заговорил. По словам выходило, что он является адъютантом командира танковой бригады подполковника Душака. И действительно лейтенант точно указал, где сейчас находится его командир, назвал фамилию комдива 148-й, который якобы недавно пришел к Душаку. Из дальнейшего я понял, что генералу Мищенко и подполковнику Душаку ее терпится занять дом лесника под свой командный пункт, но они не знают - ушли ли мы оттуда. Вот и послали в разведку лейтенанта: Если командир корпуса там пускай зеленую ракету, а как уйдет - красную. Он и пускал.
- Ну и умники! - не выдержал Оленин. - Чем же все кончилось?
- А кончилось тем, что я позвонил Мищенко и предложил обменяться командными пунктами. И поскольку, - говорю, - вам не терпится, я сейчас выстрелю красной ракетой. Он, конечно, смутился ужасно. А потом трубку взял Душак. Тоже кается, всю вину берет на себя...
- Будем считать, что вину они искупили, - резюмировал командарм. - Ведь танки противника к Малину не прорвались.
Гитлеровцы празднуют рождество.
25 декабря нам стало известно, что на участке 68-й немецкой пехотной дивизии некоторые подразделения уводят с передовой на праздничный обед, после чего солдаты возвращаются в траншеи.
В тот же вечер доложил командарму о готовности корпуса. Три наши стрелковые дивизии - 322-я полковника П. Н. Лащенко, 336-я полковника М. А. Игначева и 161-я генерал-майора П. В. Тертышного уже заняли исходные позиции для атаки. Прошу разрешения начать атаку после короткого артналета на передний край противника не с утра, а в полдень. Докладываю командарму и члену Военного совета о причине, побудившей принять такое решение. И получаю добро.
Как и на Курской дуге, сигнал для атаки - команда Буря.
Раздалась команда, и над передним краем взлетели серии зеленых ракет. Корпус начал атаку. В первой траншее немцев оказались только дежурные пулеметы, во второй - дежурные подразделения. Ослабленные передовые подразделения противника были не в силах остановить наше стремительное наступление, и уже через час я присутствовал на допросе офицера штаба 196-го немецкого пехотного полка.
Расстояние, которое гитлеровцы силами четырех танковых дивизий преодолели за двадцать дней, мы прошли в три дня. Накануне Нового года два корпуса танковый генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова и наш стрелковый - перерезали шоссе Житомир - Новоград-Волынский в районе села Березовка и начали наносить удар в направлении Высокой Печи в обход житомирской группировки противника.
Приказом Верховного Главнокомандующего двум дивизиям 15-го стрелкового корпуса была объявлена благодарность за умелые действия в составе 1-го Украинского фронта. Дивизиям Лащенко и Игначева присвоено наименование Житомирских.
К исходу 6 января наши передовые части вышли на берег реки Случь.
Задали нам немцы загадку.
Сначала никакой загадки не было. На участке, где наступала 322-я дивизия полковника Лащенко, в районе села Кохановка, разведчики пленили фельдфебеля и шесть солдат из 96-й пехотной дивизии гитлеровцев. Докладываю об этом Черняховскому и слышу в ответ:
- Врут ваши разведчики.
- Я хорошо знаю разведчиков полковника Лащенко. Народ аккуратный...
- Тогда вы сами что-то напутали. И тут же последовало разъяснение, поколебавшее мою уверенность:
- 96-я дивизия немцев? Откуда вы ее взяли? Не только перед вами - во всей полосе 1-го Украинского фронта нет такой дивизии. Найдите разведчиков и накажите.
Вот так дела! Невольно вспомнил рассказанный Черняховскому курьез со сменой командного пункта под Малиной. Теперь, выходит, сам попал в неловкое положение. Вызываю по телефону Лащенко. Он подтверждает сведения разведчиков. Надо самому допросить пленных, иначе не разберусь.
Поехал к Лащенко. Пленный фельдфебель подробно рассказывает, где и когда их дивизию сняли с рубежа обороны, отвели в тыл, погрузили в эшелоны. Чертит на карте маршрут: Псков, Вильнюс, Варшава, Брест, Шепетовка. Тыловые части дивизии еще сейчас выгружаются в Шепетовке.
Снова звоню Черняховскому.
- А знаете, Иван Ильич, - слышу в трубке веселый голос командарма, откуда разведчики Лащенко раздобыли пленных? Аж с Волховского фронта! Я навел справку. 96-я дивизия немцев находится там. Ну зачем вам понадобился такой глубокий поиск? Да и неудобно вторгаться в чужие владения.
Теперь и мне можно ответить шуткой:
- Вторгаться в чужие владения, безусловно, неудобно... Не знаю, каким ветром занесло сюда эту дивизию. Но мчалась она к нам на всех парах.
Я называю даты, точный маршрут следования дивизии, день ее прибытия и улавливаю в трубке тяжелый вздох:
- Вот как?.. М-да...
Что было потом, я узнал уже из рассказа Тер-Гаспаряна. Командарм, оказывается, связался с фронтом, оттуда позвонили в Генштаб, и Волховский фронт получил приказ провести разведку боем на участке, где у него обозначена 96-я пехотная. Тут и выяснилось: участок обороняет другая часть.
- Бывает, - сказал мне Тер-Гаспарян. - Чего только не бывает на войне!..
Новая пехотная дивизия гитлеровцев нас особенно не тревожила. Куда больше беспокойства причиняла их 7-я танковая дивизия, которая внезапно атаковала левый фланг корпуса, клином врезалась в боевые порядки дивизии Игначева.
Вместе с Полубояровым разработали план уничтожения прорвавшихся немецких танков. Наше решение должен утвердить командарм. Звоню в штаб армии. Трубку снял представитель Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков:
- Что у вас творится? С одной дивизией не можете справиться!
- Готовимся к ночной контратаке,
- Почему - к ночной?
- В данном случае считаем ее целесообразной.
Трубку берет Черняховский, уточняет несколько вопросов и тут же дает согласие на ночную контратаку.
Танкисты Полубоярова и наши пехотинцы нанесли удар под самое основание клина немецкой танковой дивизии, отрезав ее главные силы. Пытаясь пробиться к своим частям, вражеские танки свернули в сторону торфяной речки и на подходе к ней глубоко завязли. Пятнадцать немецких танков стали, по сути дела, мишенями для артиллерии соседнего 30-го корпуса и были расстреляны.
Методы ночного боя использованы нами и против 96-й немецкой пехотной дивизии. Чтобы разгромить ее, был организован ночной бой. Два полка из дивизии Лащенко без огня и шума подошли к переднему краю этой дивизии, смяли прикрытие и прорвались к огневым позициям артиллерии. Потеряв в ночном бою свыше пятисот солдат и офицеров, двадцать пять орудий и большое количество военного имущества, 96-я дивизия гитлеровцев, поспешно переброшенная с Волховского фронта на Украину, по существу, прекратила активные действия.
После этого наступила оперативная пауза. Войска корпуса совершенствовали оборону, вели разведку, готовились к новым боям.
До западной границы было уже не так далеко, но впереди простиралась полоса тучного чернозема с неразвитой сетью дорог. Приближалась весенняя распутица, и противник, вероятно, был убежден, что мы не начнем наступление в эту пору. А нас не устраивала длительная передышка.
В дни оперативной паузы войска 1-го Украинского фронта посетила делегация во главе с послом Чехословакии в Советском Союзе Зденеком Фирлингером. Василий Максимович Оленин предупредил меня:
- Ждите гостей. Расскажите и покажите им то, что их интересует. Хорошо угостите. Постарайтесь.
К счастью, погода была нелетная, и в село Большая Новоселица гости прибыли беспрепятственно. Мы повезли их на наблюдательный пункт корпуса, потом в дивизию Лащекко. Рассказали о боях на шепетовском направлении, показали огневой налет катюш одного дивизиона из артиллерийской дивизии генерала Волчека. За обедом завязалась дружеская беседа. Оказалось, что З. Фирлингер воевал в 1916 году под Шепетовкой в составе русской армии.
Гости уехали от нас очень довольные приемом.
Тяжело наступать в распутицу. Даже техника оказывалась бессильной на бездорожье. Крепко выручили нас в ту пору лошади, которых удалось захватить у противника за Житомиром, в районе Высокой Печи. Наличие лошадей позволило нам подготовиться к весенней кампании. Артиллерию перевели на конную тягу, радиостанции пристроили на тачанки, офицеры оседлали строевых коней.
В начале марта 60-я армия в составе главной группировки войск 1-го Украинского фронта прорвала оборону неприятеля, нанося удар в направлении Тарнополя, 23-й корпус под командованием генерал-майора Н. Е. Чувакова, форсировав Горынь, в первый же день продвинулся на двадцать километров. За ним пошел и наш корпус. И хотя каждый шаг давался с неимоверным трудом, мы настигли врага. Наша пехота вышла к Тарнополю.
Танкисты Полубоярова внезапно овладели Збаражем. Их появление в городе просто ошеломило гитлеровцев: они увидели советские танки, когда выходили из кинотеатра...
Севернее Збаража корпус впервые столкнулся с подразделениями фольксштурма и киндер командами, состоявшими из шестнадцатилетних подростков.
Долго и с переменным успехом шли бои за Тарнополь. С ожесточенным упорством обороняли гитлеровцы этот важный узел дорог и магистралей. И хотя наши войска обошли город с трех сторон, хотя раскололи немецкий гарнизон на три группы, уличные бои продолжались и сопротивление противника не ослабевало.
В Тарнополе находились два пехотных полка и два батальона пехоты из резервной 154-й дивизии, саперный и самокатный батальоны, два штрафных офицерских батальона, особый охранный батальон, артдивизион, специальные подразделения танковой дивизии Адольф Гитлер. Командовал гарнизоном генерал-майор Неондорф.
Судьба окруженной тарнопольской группировки немцев была предрешена только после того, как в прорыв обороны противника на гусятинском направлении вошли части танковой армии генерал-лейтенанта М. Е. Катукова (медлительность нашей пехоты объяснялась усталостью солдат после изнурительного марша в распутицу. Это сказалось на гибкости маневра, ослабило взаимодействие отдельных родов войск).
В районе Тарнополя еще шли завершающие бои, когда на наблюдательный пункт нашего корпуса прибыли глава военной миссии Канады бригадный генерал Лефебр и канадский полковник в форме танкиста. Лефебр задал мне вопрос, с которым, видимо, не решился обратиться к нашему командарму.
- В западных газетах пишут, - сказал Лефебр, - что генерал Черняховский очень долго ведет бой за Тарнополь. Так ли это? Что вы по этому поводу можете сказать?
- Да, бои идут долго, - согласился я. - Но вам ли, господин генерал, судить с позиций западных журналистов о такой сложной военной операции? Мы могли бы ускорить эту операцию. Безусловно. Во имя победы советские солдаты готовы на любые жертвы. И они это не раз доказывали. В данном же случае гитлеровцы и без того обречены. Они будут уничтожены ударами нашей артиллерии и авиации!
Лефебр сдержанно кивнул.
Командарм Черняховский (к этому времени он уже был генерал-полковником) придерживался именно такой тактики уничтожения окруженного противника. Хочу подтвердить это примером.
Противоборствующие силы сблизились в Тарнополе почти до расстояния рукопашных схваток. Это ограничивало действия нашей штурмовой, бомбардировочной авиации и крупнокалиберной артиллерии, опасавшихся поразить свои войска. По инициативе Черняховского командующий воздушной армией С. А. Красовский отдал приказ начать боевые действия авиационной дивизии, летавшей на самолетах По-2. Сто пятьдесят боевых вылетов совершили тихоходы, прикрываемые истребителями. Их бомбы падали с небольшой высоты отвесно, поэтому не требовалось никакой поправки на баллистическую траекторию. Многие из нас были свидетелями этих воздушных атак. Советские летчики, что называется, гвоздили гитлеровцев прямо по голове.
И враг покинул Тарнополь. Мы заставили его сделать это, специально открыв ворота из города. Фашисты ринулись в эти ворота и вышли по мосту через реку Серет в поле. Здесь их ждала засада. Пятьсот пятьдесят гитлеровцев было уничтожено, остальные сдались в плен.
Солдаты и офицеры 15-го стрелкового корпуса умножили в Тарнополе боевую славу своих частей и подразделений. В самом городе в уличных боях отличились полк подполковника Фомичева, батальон капитана Новикова, штурмовые группы младших лейтенантов Трухина и Дымченко. Орудийный расчет сержанта Ампилогова, сопровождая и поддерживая штурмовую группу, вел огонь в ста метрах от противника. Вражеские огневые точки этот расчет подавлял прямой наводкой, а фашистов расстреливал в упор.
Умело и храбро действовали наши снайперы, и в первую очередь рядовой Самок из 1130-го стрелкового полка. Солдатская молва быстро разнесла весть и о подвиге сержанта Апросихина. Искусно маскируясь, он подполз к огневой точке противника у табачной фабрики и забросал ее гранатами. Рота, в которой служил сержант Апросихин, поднялась в атаку и захватила фабрику...
Примеры, которые я привел, лишь маленькие штрихи массового героизма, проявленного воинами корпуса в боях за Тарнополь. В горячие дни войны мы не очень были озабочены сбором материала для будущих книг. Сейчас приходится горько сожалеть об этом.
15 апреля 1944 года Совинформбюро в своей оперативной сводке сообщало:
Войска 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев полностью овладели областным центром Украины городом Тарнополь - крупным железнодорожным узлом и сильным опорным пунктом обороны немцев на Львовском направлении.
Окруженный в Тарнополе гарнизон немцев из остатков четырех пехотных дивизий и ряда отдельных частей общей численностью 16000 человек полностью уничтожен, за исключением 2400 немецких солдат и офицеров, которые сдались в плен. Захвачены следующие трофеи: танков и самоходных орудий - 35, орудий разного калибра - 85, минометов - 125, пулеметов - до 400, автомашин - 350...
У меня новый шофер - расторопный ефрейтор Гриша Головнев.
Возвращаемся в корпус из штаба армии. У перекрестка остановились, пропускаем поток автомобилей на Тарнополь.
- Товарищ генерал, разрешите задать вопрос.
- Слушаю.
- Не знаю, как и начать... Слух до меня дошел...
Ефрейтор растерянно умолк и, набравшись духу, закончил:
- Говорят, вы уедете командовать армией. А как же будет со мной? Возьмете?
Не зря, видно, говорят, что дыма без огня не бывает...
На другой день позвонил мне Черняховский. Он уезжает в Ставку и сюда уже не вернется. Командовать 60-й армией будет генерал-лейтенант П. А. Курочкин.
- А с вами, Иван Ильич, мы скоро встретимся, - говорит на прощание генерал-полковник.
Я не стал уточнять, что он имеет в виду. Прошло немного времени, и уже новый командарм сообщает:
- Генерала Людникова вызывают в Ставку. Без возвращения в корпус.
Гриша Головнев убежден, что поедет со мной в Москву, и, собирая вещи, ликует:
- Помните, я говорил?.. Солдатский вестник не подведет!
Вот так и получается: ефрейтор знает то, что неведомо командующему...
Прорыв
Опять к Черняховскому
Бесконечно дороги сердцу воспоминания о Сталинградской эпопее, Курской битве, форсировании Днепра, в которых мне довелось участвовать. Но не менее ярко врезалось в память Витебское сражение, дорога нашего, наступления от маленькой речки Лучеса до Балтийского моря.
Зрелость и мастерство, обретенные нашими войсками за три года войны, ярко проявились и в летней операции сорок четвертого года. Под Витебском мы не теснили противника, а, взломав оборону на всю глубину, окружали, расчленяли и громили его войска до полной капитуляции. Это было характерно для всех армий 3-го Белорусского фронта, которые очищали от фашистских оккупантов Белоруссию, советскую Прибалтику и осенью того же года развернули сражения на полях Восточной Пруссии.
Такое не забывается.
Из Тарнополя я вылетел в Москву. Встречавший меня на аэродроме дежурный офицер Генерального штаба сообщил, что завтра в десять часов утра буду принят Маршалом Советского Союза А. М. Василевским.
Маршал объявил, что я назначен командующим 39-й армией, и был немало удивлен, когда я спросил, на каком фронте действует эта армия.
Только после того как маршал назвал фамилию нового командующего 3-м Белорусским фронтом, я вспомнил свой последний разговор с Черняховским.
В Москве мне разрешили пробыть один день. Из Генштаба вышли вместе с П, Ф. Батицким. Он получил назначение на должность командира корпуса и тоже собирался в 3-й Белорусский. Не сговариваясь, мы с ним направились в одну сторону и вскоре оказались у подъезда академии имени М, В. Фрунзе. Приезжая в Москву по делам службы, фрунзевцы считали долгом наведаться в родную академию.
В штаб фронта я прибыл утром 1 июля.
- Вот и встретились, - сказал Иван Данилович Черняховский и познакомил меня с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом А. П. Покровским и членом Военного совета генерал-майором В. Е. Макаровым. - Садитесь к столу. На голодный желудок о делах не говорят.
Но разговор с командующим не состоялся и после завтрака.
Иван Данилович предложил мне прежде всего ознакомиться с документами, касавшимися 39-й армии. Я узнал, что еще прошлой осенью 39-я вышла на подступы к Витебску и с тех пор топчется на месте, что в феврале 1944 года она провела весьма неудачную наступательную операцию под Витебском.
Ответственность за судьбу армии я почувствовал особенно остро, когда командующий фронтом объявил, что до начала большой наступательной операции осталось три недели.
У генерал-лейтенанта Покровского меня ждал начальник штаба 39-й генерал-майор М. И. Симиновский. Еще раз, но теперь уже на карте, была точно определена задача армии. Она вытекала из предварительного решения командующего фронтом. 39-й во взаимодействии с войсками 43-й армии предстояло окружить и уничтожить основные силы витебской группировки противника. Намечен был и срок готовности к наступлению - 22 июня 1944 года.
В сложном сплетении множества вопросов, связанных с подготовкой к большому наступлению, надо не упустить решающее звено. Успех операции в первую очередь зависит от ее исполнителей. Людей я еще не знал, но, приняв командование, уже отвечал за их действия. До начала наступления и в ходе сражения генералы и офицеры штаба полевого управления будут находиться рядом. Поэтому ограничился беглым знакомством с ними и поспешил к командирам корпусов, дивизий.
В первую очередь меня интересовал участок предполагаемого прорыва обороны противника. Генерал-майор А. А. Вольхин, командир 251-й стрелковой дивизии, показал нам передний край, огневые позиции. Вместе с начальником штаба армии Симиновским, начальником разведывательного отдела подполковником М. А. Волошиным и начальником оперативного отдела полковником Б. М. Сафоновым проводим предварительную рекогносцировку. О плане операции знают немногие. На вторую рекогносцировку пригласили командующих родами войск, командиров корпусов и дивизий. Только после этого осведомляем генерал-майора И. С. Безуглого и генерал-майора Ю. М. Прокофьева о роли, которая отведена 5-му гвардейскому и 84-му стрелковому корпусам. За несколько дней до наступления задачи получают командиры полков, за два дня - командиры батальонов, рот, взводов. За три часа до сигнала атаки стало уже известно солдатам и сержантам, когда и что надо атаковать.
Корпус занял оборону. Около двух недель продолжались мелкие стычки с противником. Горячие бои развернулись только в начале декабря.
Еще до рассвета 6 декабря меня разбудил начальник штаба корпуса полковник Г. Г. Андреюк и с плохо скрытой тревогой сказал:
- В тылу, на правом фланге дивизии Мищенко, происходит что-то непонятное. У ее соседа справа, тридцатого стрелкового корпуса, в тылу идет бой, а перед передним краем обстановка спокойная. Отмечается лишь вялая пулеметная перестрелка.
- Что докладывает начальник разведки нашего корпуса?
- Ничего он не может доложить.
Связаться со штабом соседа - 30-го стрелкового корпуса - нам не удается. Звонит генерал Мищенко:
- У меня спокойно. Танковый бой идет в тылу соседа. Откуда там появился противник - мне невдомек.
- Пошлите в тридцатый корпус своих разведчиков.
Дождавшись, пока отдам необходимые распоряжения, адъютант сообщает, что прибыл новый командующий артиллерией корпуса полковник Дзевульский.
В комнату вошел рослый, подтянутый человек.
Есть люди, узнать которых можно, только съев вместе пуд соли. А есть и такие, что располагают к себе с первого взгляда. Полковник А. О. Дзевульский явно относился к последним. Уже через несколько минут после официального представления я допустил его к исполнению обязанностей. Предупредив, что обстановка усложняется, попросил Дзевульского немедленно заняться противотанковой обороной на правом фланге. Там находилась артиллерийская бригада полковника Чевола. Ничего худого сказать о ней я не мог, но знал: командир бригады не любит отражать атаки танков с открытых позиций.
Что же случилось на правом фланге корпуса?
Три полка немецкой мотопехоты и шестьдесят танков нанесли удар по соседнему 30-му стрелковому корпусу, вышли к его тылам и одновременно начали наступать на фланг нашей 148-й дивизии. Заняв село Корчивку, гитлеровцы ввели в бой свежий резерв, развивая наступление на северо-восток. Обозначилась угроза глубокого охвата правого фланга и тыла нашего корпуса. Четыре вражеские танковые дивизии (среди них и отборные - СС Адольф Гитлер) рвались вперед. Гитлеровцы все еще надеялись осуществить глубокий прорыв и обойти Киев с севера.
К исходу первой недели сражения они продвинулись на двадцать пять тридцать километров, потеряв при этом большое количество танков.
В ночь на 8 декабря командный пункт 15-го корпуса находился на западной окраине Маньковки и должен был переместиться в другой район. Вместе с полковником Дзевульским и офицером из оперативного отделения я выехал на промежуточный пункт связи, чтобы оттуда управлять войсками до перехода командного пункта на новое место. У села Хадары мы услышали шум приближавшихся танков и остановились. По звукам невозмож- , но было определить принадлежность машин. А в селе царил мир. Артиллерийский дивизион растянулся вдоль домов, солдаты крепко спали.
- Чей дивизион? - спросил я Дзевульского.
- Из бригады полковника Чевола. Ждет подхода другого дивизиона, с которым находится командир полка.
Часовой показал нам промежуточный пункт связи корпуса. Зашли в дом. Кто-то, завидев нас, включил электролампочку от аккумулятора, а занавесить окна не успели. В тот же момент ударили выстрелы из танков. Когда мы выбежали на улицу, дивизион уже изготовился к бою и вел интенсивный огонь по немецким машинам.
Вовремя подоспели на выручку и наши танкисты - две бригады 4-го Кантемировского танкового корпуса и бригада 3-й танковой армии. Во взаимодействии с ними части нашего корпуса остановили гитлеровцев. В полосе, где мы оборонялись, фашисты потеряли около шестидесяти танков.
Противник выдохся. Под Житомиром к концу года явно складывалась благоприятная обстановка для мощного контрудара.
- Готов ваш корпус к наступательным боям? - Этим вопросом встретил меня Черняховский при вторичном вызове в штаб армии.
Я доложил о пополнении, которое получили из освобожденных районов, о том, как обучаем новичков, о предстоявших тактических занятиях с боевой стрельбой и отработкой элементов взаимодействия.
- А времени для этого нет. - Командующий подвел меня к своей карте. Там были-обозначены участок прорыва обороны противника и главное направление наступления нашего корпуса. - Готовность к наступлению - исход завтрашнего дня.
Я напомнил И. Д. Черняховскому то, что он знал по предыдущим докладам: гитлеровцы имеют перед нашим корпусом закопанные танки. Чтобы подавить их огонь, нужна большая плотность артиллерии.
- Она нужна всем, - перебил Черняховский. - Не знаю командира, который отказался бы от лишних стволов. Сверх того, что имеете, выделить ничего не могу. И так уже Военный совет дал вашему корпусу привилегию.
Я с недоумением посмотрел на командарма: о какой привилегии идет речь?
- Один корпус начнет наступление на сутки раньше других, - пояснил генерал Оленин. - Мы тут посоветовались и решили: почин сделает пятнадцатый корпус.
Поблагодарив члена Военного совета за доверие, я попросил у командарма разрешения вернуться в корпус.
- Вернетесь, когда с нами пообедаете, - сказал Черняховский. Требовательность и гостеприимство - вещи разные, но не исключающие друг друга. Прошу к столу.
За столом - совсем иная обстановка. О предстоящем наступлении - ни слова. Непринужденно беседуем, вспоминаем курьезные случаи.
- Очередь за вами, - обращается ко мне Иван Данилович.
Заручившись обещанием Черняховского, что виновники не будут наказаны, я решил рассказать, как в районе Малина происходила смена моего командного пункта.
Собеседники знали, что немецкие танки рвались к Малину и что преградившая им дорогу 148-я дивизия генерала Мищенко была усилена танковой бригадой подполковника Душака из корпуса кантемировцев. Оперативная группа штаба корпуса находилась в то время в лесничестве, километрах в трех юго-восточнее Малина.
Ночь выдалась облачной, и тучи, нависшие над лесом, еще больше сгущали темноту. Солдаты из роты охраны настороженно прислушивались к каждому шороху. И вдруг невдалеке над лесом взвилась зеленая ракета. Кто нас демаскирует? Не диверсант ли? Поиски не дали результатов, и это еще больше встревожило людей. Прошло полчаса, мерцающий свет зеленой ракеты опять озарил лес. На сей раз ракетчика поймали. Приводят ко мне молоденького лейтенанта в форме танкиста Советской Армии. Он смущен, растерян, однако страха в глазах не видно.
- Кто вы? Зачем пускали ракеты?
Молчит, будто онемел. Возиться с задержанным некогда, и я предупредил, что его ждет суровая кара. Тут ракетчик и заговорил. По словам выходило, что он является адъютантом командира танковой бригады подполковника Душака. И действительно лейтенант точно указал, где сейчас находится его командир, назвал фамилию комдива 148-й, который якобы недавно пришел к Душаку. Из дальнейшего я понял, что генералу Мищенко и подполковнику Душаку ее терпится занять дом лесника под свой командный пункт, но они не знают - ушли ли мы оттуда. Вот и послали в разведку лейтенанта: Если командир корпуса там пускай зеленую ракету, а как уйдет - красную. Он и пускал.
- Ну и умники! - не выдержал Оленин. - Чем же все кончилось?
- А кончилось тем, что я позвонил Мищенко и предложил обменяться командными пунктами. И поскольку, - говорю, - вам не терпится, я сейчас выстрелю красной ракетой. Он, конечно, смутился ужасно. А потом трубку взял Душак. Тоже кается, всю вину берет на себя...
- Будем считать, что вину они искупили, - резюмировал командарм. - Ведь танки противника к Малину не прорвались.
Гитлеровцы празднуют рождество.
25 декабря нам стало известно, что на участке 68-й немецкой пехотной дивизии некоторые подразделения уводят с передовой на праздничный обед, после чего солдаты возвращаются в траншеи.
В тот же вечер доложил командарму о готовности корпуса. Три наши стрелковые дивизии - 322-я полковника П. Н. Лащенко, 336-я полковника М. А. Игначева и 161-я генерал-майора П. В. Тертышного уже заняли исходные позиции для атаки. Прошу разрешения начать атаку после короткого артналета на передний край противника не с утра, а в полдень. Докладываю командарму и члену Военного совета о причине, побудившей принять такое решение. И получаю добро.
Как и на Курской дуге, сигнал для атаки - команда Буря.
Раздалась команда, и над передним краем взлетели серии зеленых ракет. Корпус начал атаку. В первой траншее немцев оказались только дежурные пулеметы, во второй - дежурные подразделения. Ослабленные передовые подразделения противника были не в силах остановить наше стремительное наступление, и уже через час я присутствовал на допросе офицера штаба 196-го немецкого пехотного полка.
Расстояние, которое гитлеровцы силами четырех танковых дивизий преодолели за двадцать дней, мы прошли в три дня. Накануне Нового года два корпуса танковый генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова и наш стрелковый - перерезали шоссе Житомир - Новоград-Волынский в районе села Березовка и начали наносить удар в направлении Высокой Печи в обход житомирской группировки противника.
Приказом Верховного Главнокомандующего двум дивизиям 15-го стрелкового корпуса была объявлена благодарность за умелые действия в составе 1-го Украинского фронта. Дивизиям Лащенко и Игначева присвоено наименование Житомирских.
К исходу 6 января наши передовые части вышли на берег реки Случь.
Задали нам немцы загадку.
Сначала никакой загадки не было. На участке, где наступала 322-я дивизия полковника Лащенко, в районе села Кохановка, разведчики пленили фельдфебеля и шесть солдат из 96-й пехотной дивизии гитлеровцев. Докладываю об этом Черняховскому и слышу в ответ:
- Врут ваши разведчики.
- Я хорошо знаю разведчиков полковника Лащенко. Народ аккуратный...
- Тогда вы сами что-то напутали. И тут же последовало разъяснение, поколебавшее мою уверенность:
- 96-я дивизия немцев? Откуда вы ее взяли? Не только перед вами - во всей полосе 1-го Украинского фронта нет такой дивизии. Найдите разведчиков и накажите.
Вот так дела! Невольно вспомнил рассказанный Черняховскому курьез со сменой командного пункта под Малиной. Теперь, выходит, сам попал в неловкое положение. Вызываю по телефону Лащенко. Он подтверждает сведения разведчиков. Надо самому допросить пленных, иначе не разберусь.
Поехал к Лащенко. Пленный фельдфебель подробно рассказывает, где и когда их дивизию сняли с рубежа обороны, отвели в тыл, погрузили в эшелоны. Чертит на карте маршрут: Псков, Вильнюс, Варшава, Брест, Шепетовка. Тыловые части дивизии еще сейчас выгружаются в Шепетовке.
Снова звоню Черняховскому.
- А знаете, Иван Ильич, - слышу в трубке веселый голос командарма, откуда разведчики Лащенко раздобыли пленных? Аж с Волховского фронта! Я навел справку. 96-я дивизия немцев находится там. Ну зачем вам понадобился такой глубокий поиск? Да и неудобно вторгаться в чужие владения.
Теперь и мне можно ответить шуткой:
- Вторгаться в чужие владения, безусловно, неудобно... Не знаю, каким ветром занесло сюда эту дивизию. Но мчалась она к нам на всех парах.
Я называю даты, точный маршрут следования дивизии, день ее прибытия и улавливаю в трубке тяжелый вздох:
- Вот как?.. М-да...
Что было потом, я узнал уже из рассказа Тер-Гаспаряна. Командарм, оказывается, связался с фронтом, оттуда позвонили в Генштаб, и Волховский фронт получил приказ провести разведку боем на участке, где у него обозначена 96-я пехотная. Тут и выяснилось: участок обороняет другая часть.
- Бывает, - сказал мне Тер-Гаспарян. - Чего только не бывает на войне!..
Новая пехотная дивизия гитлеровцев нас особенно не тревожила. Куда больше беспокойства причиняла их 7-я танковая дивизия, которая внезапно атаковала левый фланг корпуса, клином врезалась в боевые порядки дивизии Игначева.
Вместе с Полубояровым разработали план уничтожения прорвавшихся немецких танков. Наше решение должен утвердить командарм. Звоню в штаб армии. Трубку снял представитель Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков:
- Что у вас творится? С одной дивизией не можете справиться!
- Готовимся к ночной контратаке,
- Почему - к ночной?
- В данном случае считаем ее целесообразной.
Трубку берет Черняховский, уточняет несколько вопросов и тут же дает согласие на ночную контратаку.
Танкисты Полубоярова и наши пехотинцы нанесли удар под самое основание клина немецкой танковой дивизии, отрезав ее главные силы. Пытаясь пробиться к своим частям, вражеские танки свернули в сторону торфяной речки и на подходе к ней глубоко завязли. Пятнадцать немецких танков стали, по сути дела, мишенями для артиллерии соседнего 30-го корпуса и были расстреляны.
Методы ночного боя использованы нами и против 96-й немецкой пехотной дивизии. Чтобы разгромить ее, был организован ночной бой. Два полка из дивизии Лащенко без огня и шума подошли к переднему краю этой дивизии, смяли прикрытие и прорвались к огневым позициям артиллерии. Потеряв в ночном бою свыше пятисот солдат и офицеров, двадцать пять орудий и большое количество военного имущества, 96-я дивизия гитлеровцев, поспешно переброшенная с Волховского фронта на Украину, по существу, прекратила активные действия.
После этого наступила оперативная пауза. Войска корпуса совершенствовали оборону, вели разведку, готовились к новым боям.
До западной границы было уже не так далеко, но впереди простиралась полоса тучного чернозема с неразвитой сетью дорог. Приближалась весенняя распутица, и противник, вероятно, был убежден, что мы не начнем наступление в эту пору. А нас не устраивала длительная передышка.
В дни оперативной паузы войска 1-го Украинского фронта посетила делегация во главе с послом Чехословакии в Советском Союзе Зденеком Фирлингером. Василий Максимович Оленин предупредил меня:
- Ждите гостей. Расскажите и покажите им то, что их интересует. Хорошо угостите. Постарайтесь.
К счастью, погода была нелетная, и в село Большая Новоселица гости прибыли беспрепятственно. Мы повезли их на наблюдательный пункт корпуса, потом в дивизию Лащекко. Рассказали о боях на шепетовском направлении, показали огневой налет катюш одного дивизиона из артиллерийской дивизии генерала Волчека. За обедом завязалась дружеская беседа. Оказалось, что З. Фирлингер воевал в 1916 году под Шепетовкой в составе русской армии.
Гости уехали от нас очень довольные приемом.
Тяжело наступать в распутицу. Даже техника оказывалась бессильной на бездорожье. Крепко выручили нас в ту пору лошади, которых удалось захватить у противника за Житомиром, в районе Высокой Печи. Наличие лошадей позволило нам подготовиться к весенней кампании. Артиллерию перевели на конную тягу, радиостанции пристроили на тачанки, офицеры оседлали строевых коней.
В начале марта 60-я армия в составе главной группировки войск 1-го Украинского фронта прорвала оборону неприятеля, нанося удар в направлении Тарнополя, 23-й корпус под командованием генерал-майора Н. Е. Чувакова, форсировав Горынь, в первый же день продвинулся на двадцать километров. За ним пошел и наш корпус. И хотя каждый шаг давался с неимоверным трудом, мы настигли врага. Наша пехота вышла к Тарнополю.
Танкисты Полубоярова внезапно овладели Збаражем. Их появление в городе просто ошеломило гитлеровцев: они увидели советские танки, когда выходили из кинотеатра...
Севернее Збаража корпус впервые столкнулся с подразделениями фольксштурма и киндер командами, состоявшими из шестнадцатилетних подростков.
Долго и с переменным успехом шли бои за Тарнополь. С ожесточенным упорством обороняли гитлеровцы этот важный узел дорог и магистралей. И хотя наши войска обошли город с трех сторон, хотя раскололи немецкий гарнизон на три группы, уличные бои продолжались и сопротивление противника не ослабевало.
В Тарнополе находились два пехотных полка и два батальона пехоты из резервной 154-й дивизии, саперный и самокатный батальоны, два штрафных офицерских батальона, особый охранный батальон, артдивизион, специальные подразделения танковой дивизии Адольф Гитлер. Командовал гарнизоном генерал-майор Неондорф.
Судьба окруженной тарнопольской группировки немцев была предрешена только после того, как в прорыв обороны противника на гусятинском направлении вошли части танковой армии генерал-лейтенанта М. Е. Катукова (медлительность нашей пехоты объяснялась усталостью солдат после изнурительного марша в распутицу. Это сказалось на гибкости маневра, ослабило взаимодействие отдельных родов войск).
В районе Тарнополя еще шли завершающие бои, когда на наблюдательный пункт нашего корпуса прибыли глава военной миссии Канады бригадный генерал Лефебр и канадский полковник в форме танкиста. Лефебр задал мне вопрос, с которым, видимо, не решился обратиться к нашему командарму.
- В западных газетах пишут, - сказал Лефебр, - что генерал Черняховский очень долго ведет бой за Тарнополь. Так ли это? Что вы по этому поводу можете сказать?
- Да, бои идут долго, - согласился я. - Но вам ли, господин генерал, судить с позиций западных журналистов о такой сложной военной операции? Мы могли бы ускорить эту операцию. Безусловно. Во имя победы советские солдаты готовы на любые жертвы. И они это не раз доказывали. В данном же случае гитлеровцы и без того обречены. Они будут уничтожены ударами нашей артиллерии и авиации!
Лефебр сдержанно кивнул.
Командарм Черняховский (к этому времени он уже был генерал-полковником) придерживался именно такой тактики уничтожения окруженного противника. Хочу подтвердить это примером.
Противоборствующие силы сблизились в Тарнополе почти до расстояния рукопашных схваток. Это ограничивало действия нашей штурмовой, бомбардировочной авиации и крупнокалиберной артиллерии, опасавшихся поразить свои войска. По инициативе Черняховского командующий воздушной армией С. А. Красовский отдал приказ начать боевые действия авиационной дивизии, летавшей на самолетах По-2. Сто пятьдесят боевых вылетов совершили тихоходы, прикрываемые истребителями. Их бомбы падали с небольшой высоты отвесно, поэтому не требовалось никакой поправки на баллистическую траекторию. Многие из нас были свидетелями этих воздушных атак. Советские летчики, что называется, гвоздили гитлеровцев прямо по голове.
И враг покинул Тарнополь. Мы заставили его сделать это, специально открыв ворота из города. Фашисты ринулись в эти ворота и вышли по мосту через реку Серет в поле. Здесь их ждала засада. Пятьсот пятьдесят гитлеровцев было уничтожено, остальные сдались в плен.
Солдаты и офицеры 15-го стрелкового корпуса умножили в Тарнополе боевую славу своих частей и подразделений. В самом городе в уличных боях отличились полк подполковника Фомичева, батальон капитана Новикова, штурмовые группы младших лейтенантов Трухина и Дымченко. Орудийный расчет сержанта Ампилогова, сопровождая и поддерживая штурмовую группу, вел огонь в ста метрах от противника. Вражеские огневые точки этот расчет подавлял прямой наводкой, а фашистов расстреливал в упор.
Умело и храбро действовали наши снайперы, и в первую очередь рядовой Самок из 1130-го стрелкового полка. Солдатская молва быстро разнесла весть и о подвиге сержанта Апросихина. Искусно маскируясь, он подполз к огневой точке противника у табачной фабрики и забросал ее гранатами. Рота, в которой служил сержант Апросихин, поднялась в атаку и захватила фабрику...
Примеры, которые я привел, лишь маленькие штрихи массового героизма, проявленного воинами корпуса в боях за Тарнополь. В горячие дни войны мы не очень были озабочены сбором материала для будущих книг. Сейчас приходится горько сожалеть об этом.
15 апреля 1944 года Совинформбюро в своей оперативной сводке сообщало:
Войска 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев полностью овладели областным центром Украины городом Тарнополь - крупным железнодорожным узлом и сильным опорным пунктом обороны немцев на Львовском направлении.
Окруженный в Тарнополе гарнизон немцев из остатков четырех пехотных дивизий и ряда отдельных частей общей численностью 16000 человек полностью уничтожен, за исключением 2400 немецких солдат и офицеров, которые сдались в плен. Захвачены следующие трофеи: танков и самоходных орудий - 35, орудий разного калибра - 85, минометов - 125, пулеметов - до 400, автомашин - 350...
У меня новый шофер - расторопный ефрейтор Гриша Головнев.
Возвращаемся в корпус из штаба армии. У перекрестка остановились, пропускаем поток автомобилей на Тарнополь.
- Товарищ генерал, разрешите задать вопрос.
- Слушаю.
- Не знаю, как и начать... Слух до меня дошел...
Ефрейтор растерянно умолк и, набравшись духу, закончил:
- Говорят, вы уедете командовать армией. А как же будет со мной? Возьмете?
Не зря, видно, говорят, что дыма без огня не бывает...
На другой день позвонил мне Черняховский. Он уезжает в Ставку и сюда уже не вернется. Командовать 60-й армией будет генерал-лейтенант П. А. Курочкин.
- А с вами, Иван Ильич, мы скоро встретимся, - говорит на прощание генерал-полковник.
Я не стал уточнять, что он имеет в виду. Прошло немного времени, и уже новый командарм сообщает:
- Генерала Людникова вызывают в Ставку. Без возвращения в корпус.
Гриша Головнев убежден, что поедет со мной в Москву, и, собирая вещи, ликует:
- Помните, я говорил?.. Солдатский вестник не подведет!
Вот так и получается: ефрейтор знает то, что неведомо командующему...
Прорыв
Опять к Черняховскому
Бесконечно дороги сердцу воспоминания о Сталинградской эпопее, Курской битве, форсировании Днепра, в которых мне довелось участвовать. Но не менее ярко врезалось в память Витебское сражение, дорога нашего, наступления от маленькой речки Лучеса до Балтийского моря.
Зрелость и мастерство, обретенные нашими войсками за три года войны, ярко проявились и в летней операции сорок четвертого года. Под Витебском мы не теснили противника, а, взломав оборону на всю глубину, окружали, расчленяли и громили его войска до полной капитуляции. Это было характерно для всех армий 3-го Белорусского фронта, которые очищали от фашистских оккупантов Белоруссию, советскую Прибалтику и осенью того же года развернули сражения на полях Восточной Пруссии.
Такое не забывается.
Из Тарнополя я вылетел в Москву. Встречавший меня на аэродроме дежурный офицер Генерального штаба сообщил, что завтра в десять часов утра буду принят Маршалом Советского Союза А. М. Василевским.
Маршал объявил, что я назначен командующим 39-й армией, и был немало удивлен, когда я спросил, на каком фронте действует эта армия.
Только после того как маршал назвал фамилию нового командующего 3-м Белорусским фронтом, я вспомнил свой последний разговор с Черняховским.
В Москве мне разрешили пробыть один день. Из Генштаба вышли вместе с П, Ф. Батицким. Он получил назначение на должность командира корпуса и тоже собирался в 3-й Белорусский. Не сговариваясь, мы с ним направились в одну сторону и вскоре оказались у подъезда академии имени М, В. Фрунзе. Приезжая в Москву по делам службы, фрунзевцы считали долгом наведаться в родную академию.
В штаб фронта я прибыл утром 1 июля.
- Вот и встретились, - сказал Иван Данилович Черняховский и познакомил меня с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом А. П. Покровским и членом Военного совета генерал-майором В. Е. Макаровым. - Садитесь к столу. На голодный желудок о делах не говорят.
Но разговор с командующим не состоялся и после завтрака.
Иван Данилович предложил мне прежде всего ознакомиться с документами, касавшимися 39-й армии. Я узнал, что еще прошлой осенью 39-я вышла на подступы к Витебску и с тех пор топчется на месте, что в феврале 1944 года она провела весьма неудачную наступательную операцию под Витебском.
Ответственность за судьбу армии я почувствовал особенно остро, когда командующий фронтом объявил, что до начала большой наступательной операции осталось три недели.
У генерал-лейтенанта Покровского меня ждал начальник штаба 39-й генерал-майор М. И. Симиновский. Еще раз, но теперь уже на карте, была точно определена задача армии. Она вытекала из предварительного решения командующего фронтом. 39-й во взаимодействии с войсками 43-й армии предстояло окружить и уничтожить основные силы витебской группировки противника. Намечен был и срок готовности к наступлению - 22 июня 1944 года.
В сложном сплетении множества вопросов, связанных с подготовкой к большому наступлению, надо не упустить решающее звено. Успех операции в первую очередь зависит от ее исполнителей. Людей я еще не знал, но, приняв командование, уже отвечал за их действия. До начала наступления и в ходе сражения генералы и офицеры штаба полевого управления будут находиться рядом. Поэтому ограничился беглым знакомством с ними и поспешил к командирам корпусов, дивизий.
В первую очередь меня интересовал участок предполагаемого прорыва обороны противника. Генерал-майор А. А. Вольхин, командир 251-й стрелковой дивизии, показал нам передний край, огневые позиции. Вместе с начальником штаба армии Симиновским, начальником разведывательного отдела подполковником М. А. Волошиным и начальником оперативного отдела полковником Б. М. Сафоновым проводим предварительную рекогносцировку. О плане операции знают немногие. На вторую рекогносцировку пригласили командующих родами войск, командиров корпусов и дивизий. Только после этого осведомляем генерал-майора И. С. Безуглого и генерал-майора Ю. М. Прокофьева о роли, которая отведена 5-му гвардейскому и 84-му стрелковому корпусам. За несколько дней до наступления задачи получают командиры полков, за два дня - командиры батальонов, рот, взводов. За три часа до сигнала атаки стало уже известно солдатам и сержантам, когда и что надо атаковать.