– Когда состоялась эта вечеринка, доктор Нелсон?
   – Сразу после Дня труда. Неделю спустя после возобновления шоу. После летних каникул. Это было что-то вроде празднества.
   – И Стэн Джиффорд считал, что вы пытаетесь украсть у него жену, верно?
   – Да.
   – Только потому, что вы танцевали с ней.
   – Да.
   – Вы долго с ней танцевали?
   – Нет. Мне кажется, это был второй раз за весь вечер.
   – Значит, его нападение на вас было совершенно безосновательным?
   – Он был пьян.
   – И вы думаете, он напал на вас только потому, что напился?
   – А также потому, что его спровоцировал Дейвид Крэнтц.
   – Дейвид Крэнтц? Он тоже был на вечеринке?
   – Да, там были почти все, связанные с шоу.
   – Ясно. Как мистер Крэнтц спровоцировал его?
   – Вы же знаете, какие глупые шутки позволяют себе некоторые.
   – Нет. Какие шутки они себе позволяют, доктор Нелсон?
   – О наших танцах. Дейвид Крэнтц – варвар. По-моему, он сексуально озабочен и приписывает дурные мысли другим людям, компенсируя свой комплекс.
   – Понятно. Значит, вы считаете, что это Крэнтц подал ему идею, будто вы собираетесь украсть у него жену?
   – Да.
   – Зачем ему это было надо?
   – Он ненавидел Стэна. Он ненавидит всех актеров, если уж честно говорить. Он называет их быдлом, это, по его мысли, должно влюбить их в него.
   – Как к нему относился Джиффорд?
   – Мне кажется, их чувство было взаимным.
   – Вы хотите сказать, что Джиффорд тоже ненавидел Крэнтца?
   – Да.
   – Тогда почему он отнесся серьезно к Крэнтцу в тот вечер?
   – Что вы имеете в виду?
   – На вечеринке. Когда Крэнтц сказал, что вы собираетесь увести у него жену.
   – О, не знаю. Он был пьян. А пьяный слушает, кого угодно.
   – Угу, – сказал Карелла. Он немного помолчал. Затем спросил: – Но, несмотря на этот инцидент, вы продолжали оставаться его личным врачом, верно?
   – О, конечно. Стэн извинился передо мной на следующий же день.
   – И вы остались друзьями?
   – Да, разумеется. Я даже не знаю, зачем Милейни вспомнила об этом. Не понимаю, какое отношение...
   – А она нам ничего и не говорила, – сказал Мейер.
   – А кто же вам тогда сказал? Крэнтц? От него всего можно ожидать. Он известный скандалист.
   – Нам никто не говорил, – заметил Мейер. – Мы сейчас впервые об этом услышали.
   – Вот оно как. – Нелсон помолчал. – Впрочем, это неважно. Уж лучше вы услышите это от меня, чем от какого-нибудь другого участника той вечеринки.
   – Это очень мило с вашей стороны, доктор Нелсон. Вы нам очень помогаете. – Карелла помолчал. – Если вы не возражаете, мы проверим у вашей сестры, что в прошлую среду вечером вы ушли отсюда вместе с ней приблизительно в десять минут девятого. И мы...
   – Конечно, проверьте.
   – И мы бы хотели позвонить вашей экономке – с вашего позволения, разумеется, – и удостовериться, что вы пришли домой около половины девятого и оставались там до звонка Крэнтца.
   – Конечно. Моя сестра даст вам номер моего домашнего телефона.
   – Благодарю вас, доктор Нелсон. Вы нам очень помогли, – сказал Карелла. И они вышли с Мейером поговорить с мисс Барнаби, которая подтвердила, что в прошлую среду доктор приехал на работу без четверти пять и никуда отсюда не отлучался до десяти минут девятого. Она была в этом абсолютно уверена, поскольку уходили в тот день вместе. Она дала им номер домашнего телефона доктора, и они смогли поговорить с миссис Янлевски, экономкой.
   Они поблагодарили мисс Барнаби, спустились вниз и вышли из здания.
   – Он очень предупредителен, – сказал Карелла.
   – Да, он очень предупредителен, – согласился Мейер.
   – Давай прицепим ему хвост, – сказал Карелла.
   – У меня есть идея получше, – сказал Мейер. – Давай прицепим хвост и ему, и Крэнтцу.
   – Хорошая идея.
   – Ты согласен?
   – Конечно.
   – Ты думаешь, что это сделал один из них?
   – Я думаю, что это сделал ты, – сказал Карелла и неожиданно снял с ремня наручники и ловко застегнул их на запястье Мейера. – Иди спокойно, без фокусов.
   – Ты знаешь, что хуже всего для сильно простуженного человека? – спросил Мейер.
   – Что?
   – Коллега-шутник.
   – Я не шучу, мистер, – сказал Карелла, сузив глаза. – Мне известно, что Стэн Джиффорд застраховал свою жизнь на семь миллионов долларов, которые в случае его смерти в среду в октябре между полдевятого и полдесятого вечера должны быть выплачены твоей жене Саре. Мне, кроме того, стало известно...
   – О, – воскликнул Мейер, – опять понес чепуху.
* * *
   Вернувшись в отдел, они позвонили в два места. Первый звонок они сделали в компанию “Мьюнисипал лайф”, где им сообщили, что страховой полис Стэнли Джиффорда был составлен полтора года назад и содержит следующее условие: “Смерть в течение двух лет с момента составления этого документа по причине самоубийства во вменяемом или невменяемом состоянии ограничивает выплаты компании суммой, реально внесенной застрахованным.”
   Второй звонок был мистеру Сальваторе Ди Палма, адвокату Джиффорда, который подтвердил, что Милейни Джиффорд не была знакома с содержанием завещания ее мужа.
   – Почему это вас интересует? – спросил он.
   – Мы расследуем его убийство, – сказал Карелла.
   – В завещании Стэна нет ничего, чтобы могло заставить Милейни даже помыслить о его убийстве, – сказал Ди Палма.
   – Откуда такая уверенность?
   – Потому, что я знаю, что написано в его завещании.
   – Нам вы можете сказать?
   – Я не думаю, что имею право раскрыть содержание завещания кому-либо, прежде чем я ознакомлю с ним вдову мистера Джиффорда.
   – Мы расследуем убийство, – сказал Карелла.
   – Послушайте, я даю вам слово, – сказал Ди Палма. – Там нет ничего, что бы...
   – Вы имеете в виду, что он ей ничего не оставил?
   – Разве я это говорил?
   – Нет, это сказал я, – заверил его Карелла. – Так оставил или нет?
   – Вы мне выкручиваете руки, – сказал Ди Палма и усмехнулся. Ему нравилось говорить с итальянцами. Это были единственные цивилизованные люди в мире.
   – Смелее, – настаивал Карелла. – Помогите трудягам.
   – Ладно, но вы от меня ничего не слышали, – сказал Ди Палма, все еще усмехаясь. – Стэн приходил ко мне в начале прошлого месяца и изменил свое завещание.
   – Почему?
   – Он не сказал. Свой дом и личные вещи он завещал миссис Аделаиде Гарфайн – это его мать, она вдова, живет в Покипси, штат Нью-Йорк.
   – Продолжайте.
   – Треть оставшегося он завещает Американской гильдии эстрадных актеров, еще одну треть – Академии телевизионных искусств и наук и последнюю треть – Раковому фонду Деймона Раньона.
   – А Милейни?
   – Ноль, – сказал Ди Палма. – В этом и состояло изменение в завещании. Он ее из него совсем исключил.
   – Громадное вам спасибо.
   – За что? – спросил Ди Палма с усмешкой. – Я же вам ничего не говорил, разве не так?
   – Вы мне ни слова не сказали, – согласился Карелла. – Еще раз спасибо.
   – Не за что, – сказал Ди Палма и повесил трубку.
   – Ну? – спросил Мейер.
   – Он ей ничего не оставил, – сказал Карелла. – Он изменил свое завещание в начале прошлого месяца.
   – Ничего?
   – Ничего. – Карелла помолчал. – Забавно, не правда ли? Я имею в виду эту красивую женщину, которая вела счастливую жизнь со своим мужем и которая приглашала нас наверх полюбоваться на ее меха и драгоценности, – и вдруг в прошлом месяце он исключает ее из своего завещания. По-моему, очень странно.
   – Да, особенно если учесть, что именно в прошлом месяце он наскакивает на нашего доктора и обвиняет его в попытке увести у него жену.
   – Да, очень странное совпадение, – сказал Карелла.
   – Может, он действительно верил в то, что Нелсон пытается увести у него жену.
   – Может быть.
   – М-м-м, – промычал Мейер. Подумав немного, он сказал: – Но она все равно выглядит чистенькой, Стив. Она не получает ни цента ни в том, ни в другом случае.
   – Да. Если только мы найдем убийцу и исключим самоубийство. Тогда она получает сто тысяч долларов от страховой компании.
   – Да, но и в этом случае с ней все в порядке. Поскольку, если это сделала она, она не стала бы инсценировать самоубийство, зачем это ей?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Эта штука выглядит в точности, как самоубийство. Послушай, мне кажется, что это действительно самоубийство.
   – И что из этого?
   – А то, что, надеясь получить сто тысяч долларов по страховому полису, имеющему условие о самоубийстве, ты не будешь планировать убийство, которое выглядело бы как самоубийство, верно?
   – Верно.
   – Ну и? – сказал Мейер.
   – Значит, Милейни, похоже, чиста.
   – Да.
   – Догадайся, что я выяснил? – спросил Карелла.
   – Что?
   – Что настоящее имя Джиффорда Гарфайн.
   – Да?
   – Да.
   – Ну и что? Мое настоящее имя – Рок Хадсон.

Глава 9

   Принимая во внимание число убийств, происходивших ежедневно в пяти различных районах города, Клинг очень удивился, выяснив, что город может похвастаться всего одной бойней. Очевидно, отцы города и союз мясников (откуда он получил информацию) были против убийств животных в черте города. Единственная бойня находилась на Бозуэлл-авеню в Калмз-Пойнт, она специализировалась на забое овец. Как и предполагал Гроссман, большая часть забоя для города производилась в соседнем штате на другом берегу реки. Поскольку район Калмз-Пойнт был ближе всего, Клинг решил начать с Бозуэлл-авеню. Он имел при себе список, составленный утром в лаборатории, и рисунок, подготовленный в управлении. Он в точности не знал, ни что он ищет, ни что он надеется обнаружить. На бойне ему прежде бывать не приходилось.
   После посещения бойни в Камз-Пойнте ему уже никогда в жизни не хотелось бы заходить внутрь подобного заведения. Но, к сожалению, ему предстояло осмотреть еще четыре на другом берегу реки.
   Он привык к крови; полицейский к ней неизбежно привыкает. Он привык видеть людей с самыми различными кровоточащими ранами, он привык к таким вещам. Он был свидетелем нападения на людей с помощью бритвы и ножа, пистолета и автомата, он видел разорванные или исколотые тела, он видел льющуюся и хлещущую кровь. Он видел, как кровь льется из живых и мертвых. Но он никогда не видел ранее, как убивают животное, и зрелище это вызвало у него приступ тошноты. Он с трудом концентрировал свое внимание на том, что говорил ему мясник. В ушах у него звучало блеяние овец, воздух был насыщен кровавой вонью. Старший мясник взглянул на рисунок, который держал Клинг, и, оставив на целлулоиде кровавый след от пальца, покачал головой. За его спиной пронзительно кричали животные.
   Воздух снаружи был холодный и колючий. Клинг глубоко вдыхал в себя бодрящую свежесть. Ему не хотелось переправляться на другой берег реки, но он все-таки поехал. Пропустив обед, который, он знал, все равно не удержит в желудке, он посетил одну за другой еще две бойни и – ничего не найдя – мрачно готовился к визиту на две оставшиеся.
   Есть интуитивное чувство находки, и момент истины наступает, когда полицейского посещает ощущение близкого открытия. Как только Клинг подъехал к пристани, он сразу же понял, что нашел. Ощущение это было острым и сильным. Он вышел из полицейского “Седана” с еле заметной улыбкой на губах и взглянул на громадную белую вывеску на здании, смотрящем на реку: ПЕРЛЕЙ БРАЗЕРС ИНК. Он стоял в центре просторной пристани, равной по площади бейсбольному полю, и обозревал окрестности, а внутри его все явственнее звучало: вот оно, вот оно, вот оно.
   На той стороне пристани, которая выходила к воде, работали два бензиновых насоса. За ними на другом берегу реки на фоне серого октябрьского неба вырисовывались силуэты городских башен. Глаза его несколько мгновений отдыхали на видах города, а потом он посмотрел направо, где стояло полдюжины рыбацких лодок. Рыбаки опустошали свои сети и корзины, прыгая с лодок на пристань, а потом сидели, свесив ноги в сапогах, чистили и мыли рыбу, перекидывая ее в чистые корзины, устланные газетами. Ухмылка на его лице стала шире, поскольку он был твердо уверен, что нашел и что все вскоре станет на свое место.
   Его внимание снова привлекла бойня, занимавшая почти всю длинную сторону четырехугольника пристани. Там, где в воду из трубы сливались нечистоты, с криками кружились чайки. К задней стороне бойни подходила железнодорожная ветка, отходившая от главных путей, находившихся в пятистах футах от пристани. Он добрался до путей и пошел по ним к зданию.
   Пути вели прямо к пустым сейчас загонам для животных, которые кончались железными воротами бойни. Он знал, что обнаружит на полу внутри; он уже видел полы трех таких боен.
   Управляющего звали Джо Брейди, и он был счастлив помочь Клингу. Он провел его в маленький застекленный кабинет, который смотрел на бойню (Клинг сел спиной к стеклу), а затем взял у Клинга рисунок, долго смотрел на него и вдруг спросил:
   – Он что, черномазый?
   – Нет, – сказал Клинг. – Он белый человек.
   – Вы сказали, что он на девушку напал?
   – Да, напал!
   – И он не черномазый? – Брейди покачал головой.
   – По рисунку видно, что он белый, – сказал Клинг. В его голосе послышались нотки раздражения. Брейди этого, казалось, не замечал.
   – По рисунку трудно сказать, – сказал он. – Я имею в виду, тени, вон, посмотрите, видите, что я имею в виду? Он вполне может быть черномазым.
   – Мистер Брейди, – сказал Клинг жестко, – я не люблю это слово.
   – Какое слово? – спросил Брейди.
   – “Черномазый”.
   – Да ну, перестаньте, – сказал Бренди, – не заноситесь. У нас тут работает полдюжины черномазых, и все они прекрасные ребята, что, черт возьми, вы из себя корчите?
   – Это слово оскорбляет меня, – сказал Клинг. – Не хочу его слышать.
   Брейди резко возвратил рисунок.
   – Никогда в жизни я этого парня не видел, – сказал он. – Если у вас все, я должен возвращаться к работе.
   – Он здесь не работает?
   – Нет.
   – У вас все работают на постоянной основе?
   – Все.
   – Нет тех, кто работает неполный день или же работал здесь всего несколько дней...
   – Я знаю всех, кто работает здесь, – сказал Брейди. – Этот парень здесь не работает.
   – Может, он занимается доставкой?
   – Доставкой чего?
   – Не знаю. Может...
   – Сюда доставляют только животных.
   – Я уверен, что сюда доставляют и другие вещи, мистер Брейди.
   – Не доставляют, – сказал Брейди и встал из-за стола. – Мне надо работать.
   – Садитесь, мистер Брейди, – сказал Клинг грубо.
   Удивленный Брейди посмотрел на него, подняв брови и готовый по-настоящему обидеться.
   – Я сказал – садитесь. Продолжим.
   – Послушайте, мистер... – начал Брейди.
   – Нет уж, вы послушайте, мистер, – сказал Клинг. – Я расследую бандитское нападение, и у меня есть все основания предполагать, что этот человек – он постучал по рисунку – был в этом районе в прошлую пятницу. Так что мне не нравится ваше дерьмовое отношение к этому делу, мистер Брейди, и если вам больше нравится отвечать на вопросы в участке, а не здесь, в вашем уютном кабинете, из которого хорошо видно, как убивают животных, то я не возражаю. Поэтому берите шляпу, и мы немного прокатимся. Идет?
   – Зачем? – спросил Брейди.
   Клинг не ответил. Он мрачно сидел напротив Брейди и холодно его рассматривал. Брейди не отвел взгляда.
   – Сюда доставляют только животных, – снова сказал он.
   – Тогда как сюда попадают бумажные стаканчики?
   – А?
   – Тот, что на охладителе, – сказал Клинг. – Не пытайтесь меня надуть, мистер Брейди, я чертовски наблюдательный человек.
   – Ладно, ладно, – сказал Брейди.
   – Ладно, так ладно! Кто вам все сюда доставляет?
   – Многие. Но я знаю большинство из них, и этого, на рисунке, среди них не видел.
   – А доставляют ли сюда что-нибудь, что вы, как правило, не видите?
   – Что вы имеете в виду?
   – В это здание попадает что-нибудь, что вы лично не проверяете?
   – Я проверяю все, что сюда привозят и отсюда вывозят. Как иначе? Может, вы имеете в виду личные вещи?
   – Личные вещи?
   – Вещи, которые не имеют никакого отношения к бизнесу?
   – Что у вас на уме, мистер Брейди?
   – Ну, некоторые парни заказывают обед из столовой на той стороне пристани. Они договариваются с теми, кто там работает, и те приносят им обед сюда. Или же кофе. У меня здесь плитка в кабинете, поэтому я не посылаю за кофе, да и обед я приношу с собой из дома. Так что я обычно не выхожу посмотреть на тех, кто приносит еду.
   – Благодарю вас, – сказал Клинг и встал со стула.
   Брейди не мог удержаться от прощального укола.
   – В любом случае, – сказал он, – большинство из этих посыльных черномазые.
   Воздух на улице был свеж, от реки несло сыростью. Клинг нашел взглядом столовую на противоположной стороне четырехугольника и быстро зашагал к ней. Она была зажата среди мастерских и с приближением к ним становилась видна все четче. Слева и справа от столовой находились мастерские водопроводчика и стекольщика.
   Он вынул блокнот и прочитал: жир, древесные опилки, кровь, щетина животного, рыбья чешуя, шпаклевка, деревянная щепочка, металлические опилки, арахис и бензин. Единственное, чего он не мог объяснить, был арахис, но, возможно, объяснение найдется в столовой. На самом деле в столовой он надеялся обнаружить не только арахис. Он надеялся найти человека, который заходил на бойню и ступал по жиру, крови и опилкам, к которым позднее в загонах пристала щетинка. Он надеялся найти человека, который ходил по железнодорожным путям, пропитанным креозотом, и подцепил к клейкой массе на ботинке деревянную щепочку. Он надеялся найти человека, который стоял на краю пристани около рыбаков, чистивших рыбу, а затем прошел по бензиновому пятну около насосов, а потом заглянул к стекольщику, где обзавелся крупинкой шпаклевки, и к водопроводчику, у которого к его грязи на подошве добавились зернышки меди. Он надеялся найти человека, избившего Синди до потери сознания, и весьма вероятно, что этот человек работал разносчиком в столовой. Кто еще мог так легко входить в самые разные места? Клинг расстегнул плащ и потрогал рукоять револьвера. Подойдя быстрым шагом к столовой, он открыл дверь.
   В нос ударили запахи жирной пищи. Клинг ничего не ел с завтрака, и эти ароматы, наложившиеся на мысленные картинки с бойни, вызвали у него приступ тошноты. Он сел у стойки и заказал чашку кофе, намереваясь понаблюдать за работниками, прежде чем показать кому-нибудь рисунок. За стойкой работали двое – белый и цветной. Ни один не имел ничего общего с рисунком. Через дверь, на кухне, он заметил еще одного белого, который перекладывал гамбургеры на поднос. Но этот тоже был не похож на подозреваемого. Двое мальчишек-негров в белой официантской униформе сидели около кассы, за которой лысый белый мужчина ковырял спичкой в зубах. Клинг решил, что здесь все работники столовой, разве что на кухне есть еще один повар. Допив кофе, он подошел к кассе, показал лысому свой жетон и сказал:
   – Я бы хотел поговорить с управляющим.
   – Я и управляющий, и хозяин, – сказал лысый. – Майрон Креппс, здравствуйте.
   – Детектив Клинг. Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели на этот рисунок и сказали мне, известен ли вам этот человек.
   – Я счастлив хоть чем-то помочь вам, – заверил Креппс. – Он сделал что-нибудь?
   – Да, – сказал Клинг.
   – Могу я спросить: что именно он сделал?
   – Это неважно, – сказал Клинг. Он вынул рисунок из конверта и протянул его Креппсу.
   Креппс, наклонив голову, стал рассматривать его.
   – Он работает здесь? – спросил Клинг.
   – Нет, – сказал Креппс.
   – Он когда-нибудь здесь работал?
   – Нет, – сказал Креппс.
   – Вы когда-нибудь видели его в столовой?
   Креппс задумался.
   – Это что-нибудь серьезное?
   – Да, – сказал Клинг, а затем тут же спросил: – А в чем дело? – Он не мог объяснить, что подсказало ему, что здесь надо поднажать, разве что некоторая неуверенность в голосе Креппса, когда тот задавал свой вопрос.
   – Очень серьезное? – спросил Креппс.
   – Он избил девушку, – сказал Клинг.
   – О!
   – Это для вас достаточно серьезно?
   – Достаточно, – признал Креппс.
   – Достаточно, чтобы сообщить мне, кто он?
   – Я думал, что это какая-нибудь мелочь, – сказал Креппс. – Из-за мелочей нет нужды быть хорошим гражданином.
   – Вы знаете этого человека, мистер Креппс?
   – Да, я его видел.
   – А в своей столовой вы его видели?
   – Да.
   – Часто?
   – Когда он делает свои обходы.
   – Что вы имеете в виду?
   – Он посещает все заведения на пристани.
   – С какой целью?
   – Я бы не хотел, чтобы у него были неприятности из-за этого, – сказал Креппс. – По моему мнению, в том, что он делает, преступления нет. Городские власти просто не считаются с жизнью, вот и все.
   – Так чем же он занимается, мистер Креппс?
   – Я говорю это только потому, что, по вашим словам, он избил девушку. А это серьезно. За это я не должен его защищать.
   – Зачем он приходит сюда, мистер Креппс? Зачем он ходит по всем заведениям пристани?
   – Он собирает ставки подпольного тотализатора, – сказал Креппс. – Все, кто хотят участвовать в подпольной лотерее, платят ему свои ставки, когда он приходит.
   – Как его зовут?
   – Его зовут Куки.
   – Куки, а дальше?
   – Фамилии я не знаю. Куки, и все. Он приходит собирать ставки.
   – У вас арахис продается, мистер Креппс?
   – Что? Арахис?
   – Да.
   – Нет, арахис я не продаю. У меня есть шоколад, леденцы и жевательная резинка, но арахиса нет. А что? Вы арахис любите?
   – На пристани есть заведение, где я мог бы купить арахис?
   – Не на пристани, – сказал Креппс.
   – А где?
   – Дальше по улице. Там есть бар. У них вы можете купить арахис.
   – Спасибо, – сказал Клинг. – Вы нам очень помогли.
   – Я рад, – сказал Креппс. – А вы заплатите, пожалуйста, за выпитый кофе.
* * *
   Витрина бара была выкрашена в серо-зеленый цвет. В центре полукругом красовались белые буквы названия: БАДДИЗ. Клинг вошел в бар и сразу направился к телефонной будке, находящейся в каких-нибудь пяти футах от одностворчатой входной двери. Он вынул из кармана десятицентовик, опустил его в щель и набрал номер своего домашнего телефона. Пока на другом конце линии звучали длинные гудки, он изображал оживленный разговор, а сам тем временем осматривал бар. Среди посетителей, сидевших за стойкой и за столами, нападавшего на Синди он не увидел. Он повесил трубку, выудил десятицентовик из кармашка и подошел к стойке. Бармен смотрел на него с любопытством: либо студент, забредший к пристани по ошибке, либо полицейский. Клинг разрешил его сомнения, вынув из кармана свой жетон.
   – Детектив Берт Клинг, – сказал он. – 87-й участок.
   Бармен рассматривал жетон совершенно спокойно – он привык к визитам фараонов в свое замечательное заведение, – а потом спросил очень вежливым голосом школьного отличника:
   – Что вас интересует, детектив Клинг?
   Клинг ответил не сразу. Вместо этого он взял жменю земляных орехов из вазы на стойке, кинул несколько орехов в рот и стал шумно жевать. Верной тактикой, решил он, было бы поинтересоваться случаями насилия, мусорными баками, выставленными наружу, продажей алкоголя несовершеннолетним или чем-то другим, что бы выбило бармена из колеи. Потом надо было бы попросить лейтенанта прислать сюда другого или других в засаду, чтобы они просто арестовали Куки, как только он появится здесь в следующий раз. Такой должна бы быть правильная процедура, и Клинг именно ее и обдумывал, жуя орехи и молча глядя на бармена. Единственная трудность с арестом Куки заключалась в том, что Синди Форрест до смерти им запугана. Как можно избитую до полусмерти девушку убедить в том, что в ее же собственных интересах опознать человека, напавшего на нее? Клинг продолжал жевать орехи. Бармен продолжал наблюдать за ним.
   – Может, вы хотите пива или что-нибудь еще, детектив Клинг? – спросил он.
   – Вы владелец бара?
   – Да, я Бадди. Пива хотите?
   – Угу, – ответил Клинг, не переставая жевать. – Но при исполнении...
   – Вас что-то беспокоит? – спросил Бадди. Клинг кивнул. Он принял решение и начал устанавливать приманку в своей ловушке.
   – Куки заходил сюда сегодня?
   – Какой Куки?
   – У вас что, здесь много людей, которых зовут Куки?
   – У нас здесь вообще нет людей, которых зовут Куки, – сказал Бадди.
   – Есть, обязательно есть, – сказал Клинг, кивая. Он зачерпнул новую жменю орехов. – Вы знакомы с ним?
   – Нет.
   – Как не стыдно, – Клинг снова начал жевать орехи. Бадди продолжал наблюдать за ним. – Вы уверены, что не знаете его?
   – Никогда не слышал о таком.
   – Очень плохо, – сказал Клинг. – Мы его разыскиваем. Он нам очень нужен.
   – Зачем?
   – Он избил девушку.
   – Да?
   – Да. Да так, что она попала в больницу.
   – Не шутите?
   – Какие тут шутки, – сказал Клинг. – Мы весь город обыскали. – Он помедлил, а потом начал блефовать напропалую. – Мы не нашли его по адресу, который хранится в картотеке, но узнали, что он часто приходит сюда.
   – Как вы это узнали? Клинг улыбнулся.
   – У нас есть свои методы.
   – М-м-м, – промычал Бадди неопределенно.
   – Мы его найдем, – сказал Клинг и продолжил свой блеф. – Девушка опознала его снимок. И как только мы его арестуем, привет семье.
   – За ним чего-то и раньше числилось, а?