МакБейн Эд. Они должны умерерть

   То ли это ремесло было новым для них, то ли они аннулировали подписку на журнал «Вог» – во всяком случае эти двое прямо, не сворачивая, шагали к баррикаде, где и остановились. Та, что в красном платье, дотронулась до руки полицейского, стоявшего ближе всех к ней. Он собрался было что-то крикнуть, но, обернувшись и увидев девушек, осекся. В этот момент у него был такой вид, как будто в его спальню по ошибке забрела кинозвезда.
   – Извините, офицер, но не могли бы вы нас пропустить? Мы работаем тут, через улицу, – тоненьким голосом проговорила она.
   – Это где? – не понял полицейский.
   – В «Ла Галлина».
   – Что вы там делаете, черт побери?
   Девушка в красном, казалось, не могла подыскать нужное слово и обернулась, обратившись за помощью к подруге. Мило улыбнувшись; вторая произнесла:
   – Мы... в... а... публичные связи.
   – Извините, но мне приказано никого не пропускать, кроме полицейских и пожарных. Вы ведь, девушки, не те и не другие, – он вежливо улыбнулся, подумав, каким умным он выглядел в их глазах и как он повторит позже сказанное своим товарищам.
   – Конечно, нет, – подтвердила девушка в красном.
   Они отошли от заграждения.
   – Что будем делать, Марж? – спросила девушка в желтом.
   Марж пожала неопределенно плечами:
   – Давай походим здесь. Местечко, кажется, неплохое Может быть, что-нибудь найдется для нас. Мари.
   Но Мари была настроена скептически. Виляя бедрами. шагая с высоко поднятой головой и важным напыщенным видом, она оценивающим взглядом смотрела на потенциальных покупателей, наблюдающих за осадой. Мари кивнула Марж, и та быстро взглянула в указанном направлении.
   Объектом их внимания стал толстяк Фредерик Блок.

Глава 12

   Иногда бывает такое настроение, когда хочется иметь кинокамеру и стереоаппаратуру. Иногда наступает такое время, когда ужасно хочется иметь широкий экран, в котором отражается весь мир и все происходящее видно в любой точке земного шара. Недостаточно сказать – это и это случилось здесь, то и то случилось там. Городская улица – не крохотный холст, не страница в книге. Это живой организм, где жизнь бьет ключом и ее невозможно втиснуть в рамки одного предложения или изобразить одним взмахом кисти. То, что произошло на этой улице жарким июльским днем, случилось почти одновременно, но независимо друг от друга. А так как все случившееся произошло почти в одно и то же время, создавалось впечатление непрерывного движения, когда одно событие совпадает с другим и выстраивается в определенную цепочку. Широкий экран растянулся во всю длину городского квартала. Жизнь на этой улице растянулась в необъятном временном пространстве.
   Кух стал на ступеньках дома рядом с церковью.
   Чайна спускалась по лестнице, озаренная лучами яркого солнца.
   С противоположной стороны улицы появился человек, торгующий мороженым.
   Две проститутки, Марж и Мари, подошли к Фредерику Блоку.
   Джефф Талбот посмотрел на часы и вышел из кафе.
   Два парня в ярко-желтых рубашках повернули к кварталу.
   Полицейские 87-го участка устремились к входу в здание, расположенному с левой стороны от «Ла Галлина».
   Вот такие события. Они прошли почти одновременно на широком экране безбрежного пространства. Вот такие события...
   Кух стоял на ступеньках дома рядом с церковью. Вот уже десять минут, как он наблюдал за живым людским потоком, выливающимся из церкви и растворяющимся в ярком солнечном свете на улице. В самой церкви сейчас оставалось не так много народа. Посмотрев на часы, Кух вновь окинул взглядом задержавшихся прихожан. Он был уверен, что Альфредо Гомес так и не выходил сегодня из дома, но чтобы окончательно удостовериться, он подождет еще несколько минут.
   У своего живота Кух ощущал леденящее прикосновение металла револьверов, отобранных назад у Чика и Эстабана. С оружием он чувствовал себя сильным и непобедимым, считая, что его предусмотрительность достойна высшей похвалы. Он будет ждать до последнего, затем вернется к Зипу с оружием и отчетом о местонахождении Альфи. Слежка за Альфи не входила в его обязанности, так что Зип, по всей вероятности, останется доволен им. Ничего страшного не случится, если они расправятся с Альфи у него дома, а не на ступенях церкви. Главное – они сотрут в порошок это маленькое чудовище. Именно в этом заключалась вся суть.
   С тех пор, как Зип подбросил имею, Кух ломал над ней голову целую неделю. Бывало и такое, что, думая об этом, он даже не мог сидеть спокойно. В это время два противоречивых чувства охватывали его разум и тело. Первое – сама идея убийства. Это приводило его в сильнейшее волнение. Ему не терпелось узнать, какое чувство овладеет им после убийства живого человека. Он настойчиво убеждал себя, что Альфи заслуживает смерти. В конце концов никто не просил его отбивать Чайну.
   Вторая мысль будоражила его не менее первой. Сотни, а может, больше раз перед глазами Куха стоял Альфи, любезничающий с Чайной. Интересно, что было между ними? Постоянно думая об этом, воображение уносило его слишком далеко. Альфи, дотрагивающийся до груди Чайны. Альфи, расстегивающий Чайне блузку. Альфи, засовывающий руки под юбку Чайны. Альфи...
   Такие картины будоражили его разум. Но к этим образам примешивалось чувство вины. Лежа одиноко ночью в постели, зарывшись в подушку, он без конца думал о них двоих. Этот сукин сын должен умереть.
   В этом он был твердо убежден.
   Альфредо Гомес должен умереть.
   И вот сейчас, стоя на ступеньках и наблюдая за последними прихожанами, покидающими церковь, он вновь думал об Альфи с Чайной и о том, что это маленькое чудовище заслуживает самой суровой казни.

* * *

   Легко сбежав по лестнице, Чайна очутилась во власти солнечного света.
   Оказавшись на улице, она, после темного коридора, непроизвольно зажмурила глаза от яркого солнца. До встречи с моряком у нее оставалось пять минут, она не хотела являться слишком рано, но, повинуясь какому-то внутреннему чувству, ноги сами несли ее вперед. Джефф, так звали его. Джефф, Джефф, Джефф – все время про себя повторяла она. Сердце ее колотилось при мысли о свидании, и она крепче прижимала к себе сумку с едой. Еще перед тем, как пойти в церковь, она заранее сварила несколько яиц вкрутую, завернула в пергаментную бумагу цыпленка, взяла соль, фрукты, термос с холодным кофе. Сейчас все это было аккуратно сложено в ее хозяйственной сумке. Интересно, он любит цыплят...
   – Привет, Чайна.
   Мигнув и прищурившись на солнце, она ответила:
   – Привет, Кух. – Она улыбнулась и хотела обойти его, но он преградил дорогу.
   – Я как раз думал о тебе.
   – Да? – Чайна посмотрела на часы. – Кух, у меня нет сейчас времени поболтать с тобой. Я должна...
   – И с кем же ты сегодня собираешься провести время?
   – Что? Я тебя не пони...
   – С Альфи? – с улыбкой произнес Кух.
   – Альфи? – удивленно переспросила она. – Ты имеешь в виду Альфреда? Альфреда Гомеса?
   – Ну, – кивнув, подтвердил Кух.
   – С чего это вдруг ты вспомнил о нем? – Она посмотрела на часы. Необходимо поторопиться. Улица перекрыта и надо успеть ее обойти, а времени – в обрез.
   – Мы хотим наказать его, – сказал Кух. – За то, что он сделал с тобой.
   – Что? – не поняла она.
   – Альфи, – повторил Кух.
   – Да, но, что... что ты сказал? – Чайна силилась понять, что было написано на его лице. Уверенная, что не ослышалась, она все-таки не могла уловить смысл сказанного.
   – За то, что он сделал с тобой, – повторил Кух.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Ты все сама знаешь.
   – Ничего я не знаю.
   Поднявшись еще на одну ступеньку, он придвинулся к ней, но она слегка отстранилась. Преградив ей путь на лестнице, он придвигался к ней все ближе, и она вынуждена была подняться на ступеньку выше, затем еще и еще, пока не очутилась в темном коридоре.
   – Ты сама знаешь, что он с тобой сделал, Чайна, – сказал Кух.
   Она внимательно посмотрела ему в лицо, и оно показалось ей очень странным на этот раз. Это был еще совсем юный паренек со смешными шелковистыми усиками над верхней губой. Она всегда думала... но сейчас... сейчас выражение его лица показалось ей совсем незнакомым.
   – У меня с собой оружие, – неожиданно произнес он.
   – А...
   – Оружие, Чайна.
   – Что? Что? – И опять она вынуждена была отступить от него, на этот раз уже в глубь коридора. На фоне яркого солнечного света его силуэт отчетливо вырисовывался в дверном проеме. Он пошевелил рукой. В первый момент она не поняла, что он собирается делать. И вдруг увидела тусклый блеск металла.
   – Это «люгер», – произнес Кух.
   – Для чего ты его взял, Кух?
   – Чтобы убить Альфи.
   – Убить? Почему? За что?
   – За то, что он с тобой сделал.
   – Но он ничего не сделал мне!
   – Ты прекрасно знаешь, что он сделал, Чайна! – Поднеся револьвер к ее лицу, повторил: – Ты знаешь, что он сделал.
   Только сейчас она по-настоящему испугалась. Ей не хотелось отступать дальше, в глубь коридора, но он придвигался все ближе и ближе, и теперь бежать было некуда, оставалось только пятиться. Отчаявшись, она уже хотела повернуться и взбежать вверх по лестнице к себе домой. Но было уже поздно. Преградив ей путь, он почти вплотную приблизился к ней. Вынужденная пятиться назад, она споткнулась о мусорный бачок, стоящий под лестницей.
   – Кух, я должна идти, – произнесла она. – Я не имею никакого понятия, о чем ты говоришь. Альфи мне ничего не сделал. Если ты сердишься на него, потому что думаешь...
   – Вот что он сделал, Чайна, – Кух протянул руку и дотронулся до нее.
   Она почувствовала, как его пальцы сжали ее грудь. Закричав, оттолкнула его. Схватившись за кофточку, он чуть было не разорвал ее. Вне себя, она с силой толкнула его сумкой и выбежала на улицу. Очутившись во власти солнечного света, слетела по ступенькам и все еще долго звала на помощь, не в силах остановиться.

* * *

   С противоположного конца улицы появился торговец мороженым.
   – Мороженого! – выкрикивал он. – Покупайте мороженое!
   Со своего наблюдательного поста Зип заметил пробиравшегося сквозь толпу продавца.
   – Хочешь мороженое? – спросил он Елену.
   – Какой ты богатый! Что-то ограбил?
   – А ты как думала? Тебе какое?
   – Лимонное, – сказала Елена.
   – И мне лимонное, – произнесла Хуана.
   – Не могу отказать. – Зип спрыгнул с ящика. – Я ужасный транжира. Всем мороженое за мой счет!
   С ящика раздался голос Папа:
   – А мне, Зин?
   – И тебе тоже, Папа. Я сегодня щедрый. Покупаю мороженое всем! Эй, продавец, сюда! Или тебе не нужны деньги?
   Он подошел к продавцу и сделал заказ. Казалось, веселье так и лилось у него через край. Он даже не обратил внимание на полицейских, стоявших не далее, чем в шести футах от него.
   – Где твои люди, Энди? – спросил Бернс.
   – Сейчас будут здесь.
   Бернс повернулся к Эрнандесу, который, не отрывая взгляда, смотрел на окна второго этажа.
   – Фрэнк, ты боишься?
   – Немного, – признался Эрнандес.
   – Я не осуждаю тебя. – Он помолчал. – Это ужасно паршивое дело, не так ли? Припоминаю похожее, случившееся в 1931 году, когда парень Нельсон О'Брайен заперся у себя в квартире на Северной стороне. Я был тогда полицейским. В течение двух часов он сдерживал натиск ста пятидесяти полицейских. Мы проделали в крыше дыры и напустили газ, но негодяй не сдался. Три раза раненный, он все еще держался на ногах, и, когда мы ворвались, он стоял и матерился. Надеясь, что ему посчастливится убежать, он запихивал в носок оружие. Да, это был крепкий орешек.
   Помолчав, Бернс вновь взглянул на Эрнандеса.
   – И знаешь, Фрэнк, я тогда не очень волновался.
   – Почему?
   – Того парня звали Нельсон О'Брайен. – Он опять сделал паузу. – А я, между прочим, ирландец.
   – Да, сэр, – произнес Эрнандес.
   – Я вот что скажу тебе, Фрэнк. Такие парни, как Нельсон О'Брайен, никогда не заставят меня отказаться от парадного шествия в день святого Пэдди^[16]. Ты меня понимаешь?
   – Понимаю.
   – Ну и прекрасно. – Поколебавшись, продолжал: – Действуй осторожнее на этой проклятой лестнице. Мне не хотелось бы потерять хорошего полицейского.
   – Постараюсь, сэр.
   Бернс протянул руку.
   – Желаю удачи, Фрэнк.
   – Спасибо. – Повернувшись, Бернс направился к машине. – Пит? – окликнул его Эрнандес. Бернс обернулся. – Спасибо, – снова произнес Эрнандес.

* * *

   Две проститутки, Марж и Мари, подошли к Фредерику Блоку, который вытаскивал из заднего кармана носовой платок, чтобы вытереть пот с лица. Неожиданно он почувствовал прикосновение чего-то мягкого. Повернувшись, Блок увидел, что это мягкое было одето в ярко-красное платье.
   – Привет, – сказала Марж.
   – Привет, – приветствовал их Блок. – Настоящее представление, не так ли?
   – Кому что нравится, – произнесла Мари.
   – Что вы, это такое волнующее зрелище! – он пристально посмотрел на глубокий разрез платья Мари. Черт побери, если эти девицы не...
   – Есть кое-что поинтереснее, чем это дешевое представление со стрельбой, – сказала Мари.
   – Например? – спросил Блок, чувствуя какое-то внутреннее волнение оттого, что на ней нет бюстгальтера.
   – Никаких идей? – спросила Мари.
   – Кое-что приходит в голову, – произнес Блок.
   – Между прочим, мы можем помочь, – сказала Мари.
   Посмотрев на девицу наметанным взглядом. Блок вытер с лица пот и прошептал:
   – Сколько?
   – За одну или двух? – деловито спросила Мари.
   – Двух? Я не...
   – Подумай получше.
   – Думаю.
   – Давай быстрее, – нетерпеливо произнесла Марж.
   – Мы привыкли работать на пару, – добавила Мари.
   – На одном из хуторов у Бобси родились двойняшки, – как бы между прочим сказала Марж.
   – Мы знаем такое, о чем не слышали даже в Париже, – уверила его Мари.
   – Ну так сколько? – опять спросил Блок.
   – Пятьдесят за сеанс, включая санитаров-носильщиков.
   – Кого-кого?
   – Санитаров-носильщиков. Чтобы тебя выволакивать, когда все будет кончено.
   Блок хихикнул:
   – А сколько без их услуг?
   – Двадцать пять за одну. Меня зовут Мари. Поверь мне, это еще дешево.
   – Я подумаю, – пообещал Блок.
   – Давай быстрее, – Мари явно спешила.
   – Разве нельзя подождать одну минуту?
   – Любовь не может ждать ни минуты, мистер, – сказала Мари.
   – Особенно в июле, – добавила Марж.
   – Двадцать пять слишком дорого, – торговался Блок.
   – Ну, хорошо, пусть будет двадцать, – она повернулась к подруге. – Я готова. А как быть с тобой, бедняжка Марж, вернее с любовью, переполняющей твою грудь?

* * *

   Джефф Талбот посмотрел на часы и вышел из кафе.
   Было пятнадцать минут первого.
   Ее все еще не было. Каким надо быть простофилей, чтобы поверить ей! Он вышел на улицу. Боже, какая жарища! И почему она не пришла, почему? Ему захотелось кого-нибудь избить. У него просто чесались руки подраться с кем-нибудь. Сердитый, он вернулся в кафе.
   – Я отчаливаю, Луис, – сказал он.
   – Что?
   – Она не пришла. Я ухожу.
   – Ну и правильно, – Луис согласно кивнул головой. – Держись подальше от этих мест. В конце концов, моряк, есть другие девушки.
   – Ты прав, – согласился Джефф.
   Он опять вышел из кафе. Какая досада, ведь он нашел то, что искал всю свою жизнь, нашел в огромной вселенной, но за такое короткое время успел потерять. Конечно, он знал, что все хорошее никогда не дается так легко. И все же как здорово, когда встречаются глаза... не прикасаясь, без лишних слов...
   К черту все!
   Большими шагами он вышел из кафе и первые, кого он встретил, были Фредерик Блок и две проститутки.
   Марж подмигнула ему.
   Поправив рубашку, Джефф направился к троице.
   – Пусть будет, что будет, – сказал он себе.
   – Нужна партнерша, моряк? – спросила Марж.
   Он медлил, отыскивая глазами кого-то на улице. Затем решительно произнес:
   – Да, черт побери, мне нужна партнерша! – Он схватил Марж за локоть, все четверо завернули за угол и направились вверх по проспекту.

* * *

   Два парня в ярко-желтых рубашках свернули в сторону квартала. Они ненадолго остановились, положив руки на бедра. Оба носили солнцезащитные очки, у обоих темные волосы были зачесаны высоко назад. Старший, Томми, а ему было около двадцати, имел рост свыше шести футов. На запястье правой руки у него был надет серебряный браслет с надписью. Другому парню было девятнадцать. Он был невысокого роста и звали его Ли'л Киллер. Его настоящее имя было Фил. Он никого никогда не убивал, но имя придавало ему вес, делая похожим на парня, который за порцию мороженого готов вырезать вам печень. Тот, кто повыше, кивнул Филу, и они направились прямо к ящику, на котором, вытянув шеи, стояли Папа и две девушки.
   – Эй, пацан, – сказал Томми.
   – Ты это мне? – обернулся Папа.
   – Брысь с коробки, – ровным голосом произнес Томми.
   – Что? – не понял Папа.
   – То, что слышал, – вступил в разговор Фил. – Спрыгивай. Поглядели, теперь дайте другим поглядеть.
   Папа взглянул на Сиксто, стоявшего на земле:
   – Сиксто, позови... – начал он, но Фил пихнул Сиксто, не дав ему сделать ни шага.
   – Стоять, сынок, – произнес он.
   – Смотри, не пришиби его, Ли'л Киллер, – захихикал Томми. – Так, пощекоти маленько.
   – Послушайте, зачем вы нарываетесь на неприятности? – спросила Елена, не глядя на них и отыскивая взглядом Зипа, который в это время стоял на углу, около лотка с мороженым.
   – Кто нарывается на неприятности? – вкрадчиво спросил Томми. – Мы с Ли'л Киллером очень вежливо попросили вашего друга убраться к черту с этого ящика. Вот и все. И никакого шума.
   – Абсолютно никакого шума, – подтвердил Фил. В этот момент лейтенант Бернс взмахом руки подал знак открыть огонь тем, кто находился на крыше. Операция была рассчитана на то, чтобы не подпустить Мирандо к окнам. Во всех дальних уголках двора эхом отозвалась оружейная стрельба, и, как слаженное трио в громкоголосом оркестре, одновременно послышался звон разбитого стекла.
   Мирандо появился в окне всего лишь на какую-то секунду. Взглянув на улицу и увидев то, что предполагал увидеть, он скрылся в свое убежище.

* * *

   Полицейские 87-го участка стремительно бросились к входной двери здания, расположенного с левой стороны от «Ла Галлина».
   Прошла какая-то секунда, но, прежде чем укрыться, Мирандо успел их увидеть. Операцией руководил лейтенант Бернс. Подбежав к дому, он открыл огонь по окнам. За ним бежали Стив Карелла, Энди Паркер и еще полдюжины вооруженных полицейских. Замыкал атаку Фрэнк Эрнандес. Один за другим полицейские вбежали в здание. Эрнандес, казалось, следовал за ними не отставая, но, неожиданно, в последний момент свернул направо и прижался к стене.
   В это же время капитан Фрик, командующий одетыми в форму полицейскими 87-го участка, поднес мегафон ко рту и закричал: «Мы входим, Мирандо! Мы снимаем входную дверь с петель».
   Никакого ответа.
   «Сейчас мы будем у тебя, Мирандо. Мы уже поднимаемся по лестнице», – кричал Фрик в надежде, что Мирандо клюнет на это.
   В коридоре, согнувшись на ступеньках, притаились Бернс, Карелла и Паркер. С улицы доносилась стрельба, крики полицейских, визги толпы, звуки разбившегося стекла и расщепленного дерева, оглушительный свист пуль отскакивающих и бивших рикошетом.
   Там на улице, за стеклянной дверью «Ла Галлина», бесшумно пробирался к пожарной лестнице Фрэнк Эрнандес.
   Вдруг толпа замерла.
   Единственным звуком, доносившимся сейчас до них, была стрельба с крыши и из окон, выходящих на квартиру, где укрылся Мирандо.

* * *

   Она торопливо повернула за угол. Ее лицо было в слезах, блузка вылезла из-под юбки, и она все еще продолжала ощущать пальцы Куха там, где он прикасался к ней. Часы показывали двадцать минут первого, но ее не покидала надежда, что Джефф все еще ждет её, что он верил... во что он верил? С заплаканным лицом она быстро вбежала в кафе.
   Его там не было.
   Посмотрев на пустые стулья, она обернулась к Луису и спросила:
   – Луис, у тебя здесь был моряк?
   Тот согласно кивнул.
   – Он ушел.
   – Я... Я не успела... толпа на улице.
   – Он ушел, – повторил Луис.
   Быстро повернувшись, она вышла на улицу. Словно гром среди солнечного дня до нее доносилась оружейная стрельба.
   «Чайна, эй, Чайна!» Ей страстно захотелось, чтобы набежали тучи и пошел дождь. «Чайна, ты что, не слышишь?» – и чтобы дождь умыл улицы и все...
   – Эй, Чайна!
   Она резко подняла голову.
   – Что? А, привет.
   У лотка с мороженым, ухмыляясь, стоял Зип.
   – Как поживаешь?
   – Прекрасно, – ответила она. – У меня все отлично.
   – Хочешь мороженого?
   – Нет, Зип, спасибо.
   Он изучающе посмотрел на нее.
   – Что-нибудь случилось?
   – Ничего.
   – У тебя такой вид, будто ты плакала. Кто-то обидел?
   Она отрицательно покачала головой.
   – Нет.
   – Если тебя кто-то будет обижать – скажи мне. Я разберусь с ним так же, как собираюсь разобраться с Альфи.
   – Оставь Альфи в покое! – вспыхнув, она резко оборвала его.
   – Что?
   – Почему ты хочешь расправиться с ним? У тебя нет на это никакого права!
   – Я не боюсь его, – сказал Зип.
   – Никто и не говорит, что ты боишься.
   – Просто он это заслужил, вот и все.
   – Зип, ты прекрасно знаешь, что он ничего не сделал. Ты знаешь это.
   – О, нет – он наломал немало дров. Я хочу поставить его на колени. Я хочу...
   Неожиданно она разрыдалась.
   – Почему ты так говоришь? Почему ты так жесток? – кричала она. – Посмотри на себя! Ты сам не свой! Разве ты не можешь быть самим собой?
   Пораженный такой неожиданной вспышкой гнева, он молчаливо смотрел на нее.
   – Что ты хочешь этим сказать? – слезы градом катились по ее лицу. – Чего ты добиваешься? Хочешь сделать только себе хуже? Что случилось с тобой? Какой бес вселился в тебя?
   Растерянный, он не отрывал от нее глаз. Протянув руку, он хотел дотронуться до нее, чтобы утешить. Ему не приходило в голову, что слезы душили ее давно, с того самого момента, когда она подверглась нападению Куха; слезы душили ее во время нескончаемого пути от дома до кафе, где она все еще надеялась увидеть ожидающего ее моряка. И сейчас, не найдя его, уже не могла более сдерживать себя и дала волю чувствам. Всего этого Зип, разумеется, не знал; он Знал лишь то, что она плачет. И перед лицом женской ранимости, перед лицом боли, которую ему никогда не доводилось испытать, Зип одернул руку, побоявшись сейчас прикоснуться к ней, побоявшись установить контакт, казавшийся в эту минуту таким личным и таким откровенным.
   – Послушай, не надо плакать. К чему эти слезы?
   – Обещай, что ты ничего не сделаешь Альфи, – сказала она. – Обещай.
   – Ты... ты не должна плакать.
   – Обещай мне.
   – Чайна, я уже всем рассказал, что собираюсь сделать. – Он замялся. – Я сказал, что ты моя девушка.
   – Ты не имел права так говорить.
   – Знаю. Конечно, ты не моя девушка. Послушай, ну хватит плакать. Тебе дать носовой платок?
   – Я не плачу, – всхлипывая, произнесла Чайна.
   – На, возьми, – он протянул ей платок. – Я им почти не пользовался. – Она вытерла нос.
   – Хочешь мороженого? – осторожно спросил Зип.
   – Нет. Зип, ты ведь ничего с ним не сделаешь, правда? Поверь, он ничего мне не сделал. Он хороший парень.
   Зип молчал.
   – Ты совершишь очень большую ошибку, если расправишься с ним.
   – Ты все еще дуешься на меня за то, что я сказал, что ты моя девушка? – поникшим голосом спросил он.
   – Нет, я не обижаюсь.
   – Больше этого не будет, – тихо произнес он. Затем, пожав плечами, продолжил: – Сам не знаю, зачем я так сказал. Наверное потому, что ты очень красивая.
   – Спасибо, – она едва заметно улыбнулась. Вернув платок, сказала: – Он весь мокрый от слез.
   – Ничего, ничего. Тебе сейчас лучше?
   – Немного лучше.
   – Чайна, ты не должна плакать. Грех лить слезы, пока не случилось ничего страшного, пока ты не потеряла кого-то.
   – Вот именно, что я потеряла, Зип. – Затем, покачав головой, спросила: – Так ты обещаешь? Я говорю об Альфредо.
   – Я еще...
   – Мне не хочется, чтобы ты из-за этого попал в беду, – произнесла она.
   Он уставился на нее так, как будто, эта фраза была произнесена по-русски. Нахмурив брови, он пристально посмотрел ей в лицо. Это было что-то новое. Он не мог ничего понять. Конечно, он не тешил себя мыслью, что нравится ей, как многим другим девчонкам. Так как же это можно было объяснить? Черт возьми, почему она должна беспокоиться о нем? И все-таки он был твердо уверен, что она не лжет. Находясь сейчас рядом с ней, он знал, что она волновалась за него так же, как и за Альфи.
   – Мне необходимо подумать, – произнес он.
   – Пожалуйста, подумай об этом. – Едва коснувшись его руки, она повернулась и быстро зашагала прочь.
   Нахмуренный, он смотрел ей вслед.
   «Мороженое», – послышался голос продавца. Зип кивнул. Заплатив за пять порций, он положил их в картонную коробку и взял ее двумя руками. Он все еще хмурился, но скоро лицо его прояснилось и, уже улыбаясь, он направился к ожидавшим его товарищам.