Он встал из кресла, может быть, в сотый раз отметив про себя, что обивка сильно истрепалась на швах и из кресла торчат внутренности. Глубоко вздохнул, и вновь тревожное чувство овладело им. Взгляд упал на пол. С годами линолеум стерся, а кое-где даже порвался. И куда только девались яркие, сочные цвета? Может, стоит включить телевизор и посмотреть бейсбольный матч? Правда, еще рано, игры не начинаются так рано. Мужчина просто не знал, куда себя деть. Да, приближалось лето. Он работал в туалете, этот мужчина. Он сидел за маленьким столиком в небольшом туалете в нижнем городе. Стол был покрыт белой скатертью. На краю, аккуратно сложенные, стопкой лежали полотенца для рук. Рядом находилась расческа и щетка. На столе стояла небольшая тарелка, в которую этот человек, приходя на работу, спешил положить четыре монетки по двадцать пять центов в надежде, что это каким-то образом стимулирует желание мужчин-посетителей туалета дать ему на чай. Зимой он никогда не жаловался на свою работу. Обычно он дожидался, пока клиент сходит в кабинку, затем подавал ему полотенце и смахивал щеткой невидимую пыль с его пальто. При этом он старался выглядеть так, будто чаевые его абсолютно не волнуют. Большинство посетителей давали ему чаевые. Но не все. Каждый вечер он возвращался домой, и ему казалось, что туалетные запахи навсегда поселились у него в носу. Просыпаясь по ночам от крысиной возни, он ловил себя на мысли, что его туалет находится где-то рядом. Тогдаон шел в ванную, набирал в ладонь нюхательной соли и, разбавив водой, жадно вдыхал ее.
Да, зимой эту работу еще можно было терпеть. Но когда наступало лето, в его абсолютно непроветривающейся кабинке начинало ужасно вонять мочой. Иногда ему казалось, что остаток своей жизни ему тоже придется провести, аккуратно складывая полотенца, выдавая их посетителям, усердно работая щеткой в надежде получить четверть доллара чаевых, и при всем этом делать безразличное лицо, показывая изо всех сил, что эти центы не играют никакой роли в благосостоянии его семьи, что он, несмотря на работу в таком месте, не потерял человеческое достоинство и гордость.
Приближалось лето.
Он молча остановился посреди комнаты, слушая, как в мойке на кухне стучат капли воды. Когда через десять минут вернулась жена, он жестоко и бессмысленно избил ее. А затем, прижав к себе ее тело, качал ее, плачущую, как маленького ребенка, громко причитал и не мог понять, отчего нахлынула на него волна этой слепой злобы и ярости, и как могло случиться, что он сейчас чуть не убил единственного на свете человека, которого искренне любил.
Был теплый, солнечный апрельский день. В парке напротив университета за шахматным столиком сидело четверо грузных, если не сказать толстых мужчин. Все были в черных шерстяных свитерах. Двое играли в шахматы, а двое других, постоянно вмешиваясь в игру, давали кучу разных советов. В таком составе они собирались каждое воскресенье и очень привыкли друг к другу. Со стороны практически невозможно было отличить игроков от советчиков, и казалось, что игра идет в четыре руки.
Со счастливой улыбкой на лице в парк вошел юноша лет семнадцати. Он шел пружинящей походкой, жадно вдыхая свежий весенний воздух молодыми, здоровыми легкими. По дороге он засматривался на девушек, вернее, на их красивые ножки, заманчиво выглядывающие из-под мини-юбок. Ему всегда нравились женские ножки, они пробуждали в нем мужчину, делали его сильным, смелым и толкали на подвиги.
Поравнявшись с шахматным столиком, он вдруг громко завизжал и резким взмахом ладони сбил фигуры на землю. Довольно ухмыляясь, он медленно направился прочь, а пожилые шахматисты, вздыхая и чертыхаясь, принялись подбирать фигуры с земли, чтобы снова начать свою игру, словно это была единственная важная вещь, ради которой они еще жили на свете.
Полдень – время безделья.
Воскресенье, город вяло шевелится. Гровер Парк закрыт для движения транспорта, и только велосипедисты кружат по извилистым дорожкам между зарослями дикого винограда и сердолика. Повсюду слышен девичий смех. Разве можно не любить этот город с пустыми воскресными улицами, тянущимися от горизонта до горизонта?
– Извини, – говорит человек в костюме, – но что я могу поделать?
– Ну, понимаешь, – говорит молодой, – я думал, раз это так близко, понимаешь?..
– Да, все это так, Ральфи, но...
– Один укольчик за два доллара, Джей...
– Два доллара – это два доллара.
– Но я подумал, может, один раз...
– Я бы тебе помог, Ральфи, но, к сожалению...
– Но ведь я еду завтра к матери, ты же знаешь, ее легко раскрутить!
– Ну, как поезжай к ней сегодня.
– Да я бы так и сделал, но ведь она уехала в Сэндз Спит. У нас там родственники. Отец отвез ее туда сегодня утром.
– Но ты же увидишь ее завтра. После этого и приходи ко мне.
– Так-то оно так, Джей, но... Я чувствую себя очень плохо, понимаешь?
– Это скверно, Ральфи.
– Конечно, но это не твоя вина.
– Я и сам это знаю.
– Я тоже, я тоже...
– Я, как и все, – занимаюсь бизнесом.
– Конечно, Джей, кто говорит иначе? Разве я побираюсь? Если бы я не мог тебе вскоре отдать, разве стал бы просить? Такая мелочь, а?..
– Два доллара не так уж мало.
– Может, для других это и не мелочь, Джей. Но мы ведь достаточно долго знаем друг друга, ведь правда же?
– Правда.
– Я же твой постоянный покупатель, Джей. Ты же знаешь...
– Да.
– Ты всегда помогал мне, Джей.
– Но сейчас я не могу, Ральф. Не могу. Если я тебя сейчас вот так просто пожалею, то вскоре начну бесплатно раздавать товар на улице.
– Но кто об этом узнает? Я буду нем, как рыба. Клянусь богом!
– Мир слухами полнится, Ральфи, ты – отличный парень. Я говорю это от чистого сердца. Но ничем помочь не могу. Если бы я знал, что у тебя нет денег, то даже не пришел бы на встречу с тобой.
– Да, но всего лишь два доллара!
– Тебе два, другому два, все складывается в довольно большие суммы. Кто сегодня станет рисковать?
– Ну, конечно, конечно. Но все же...
– Ив такое время ты просишь дать тебе товар бесплатно.
– Нет, нет. Я лишь прошу дать мне его авансом до завтра. А завтра я получу деньги от своей старухи. Вот и все.
– Извини.
– Джей! Джей, но разве я тебя просил о чем-то подобном раньше? Разве я когда-нибудь приходил к тебе пустой? Скажи!
– Нет, не приходил.
– Разве я тебе когда-нибудь жаловался на некачественный товар, который ты иногда мне даешь...
– А ну-ка, постой, когда это ты получал от меня дерьмовый товар? Ты что же, хочешь сказать, что я всучиваю тебе всякую дрянь?
– Нет-нет. Кто это говорит?
– Мне показалось, ты только что это сказал.
– Нет-нет, что ты!
– Тогда что ты мне хотел сказать?
– Я только хотел сказать, что в то время у всех по городу был дрянной товар. Тогда еще была страшная жара. В прошлом июне. Ты помнишь прошлый июнь? Тогдабыло ужасно трудно достать что-то порядочное.
– Да, я прекрасно помню прошлый июнь.
– Я не жалуюсь. Даже когда дела шли неважно, я тоже не жаловался.
– Ну?
– Помоги же мне, Джей...
– Не могу, Ральфи.
– Джей, пожалуйста...
– Нет.
– Джей!
– Нет, Ральфи, нет. И не проси.
– Завтра у меня будут деньги, клянусь богом!
– Нет.
– Завтра я увижу свою мать!
– Нет.
– Я принесу тебе деньги! О'кей? Ну, дай же!
– Мне пора, Ральфи. Езжай к матери.
– Джей, пожалуйста, Джей, мне очень плохо. Я не вру, пожалуйста...
– Иди к маме и возвращайся с деньгами.
– Джей!
– Тогда и поговорим.
– Джей!
– Пока, Ральфи.
Женщина – в истерике, из пореза над левым глазом течет кровь. Патрульный полицейский не знает, что ему первым делом нужно предпринять: то ли вызывать скорую помощь, то ли подниматься наверх арестовывать человека, ранившего эту женщину. Подъехавший на патрульной машине сержант быстро разрешает дилемму, мучающую полицейского.
Женщина утверждает, что человек, который ее ранил, – ее муж. Она не хочет возбуждать никакого уголовного дела. От полиции ей нужно совсем другое. Сержант прекрасно знает, что такое бандитское нападение на человека, и ему наплевать, хочет женщина возбуждать дело или нет. Но стоит прекрасная, теплая, воскресная, апрельская ночь, и сержант с большим удовольствием постоял бы на улице с женщиной, (которая, кстати, недурно выглядит, стоя в одних бикини и нейлоновой рубашке), чем подниматься наверх и арестовывать какого-то мужика.
Женщина очень взволнована, так как ее муж заявил, что хочет покончить с собой. Муженек ударил ее молочной бутылкой, а потом закрылся в ванной и включил воду, вопя на весь дом, что сейчас наложит на себя руки. Женщина заявила, что любит его и не хочет, чтобы он умирал. Поэтому она почти голая выбежала на улицу позвать на помощь ближайшего полицейского, чтобы он спас ее мужа.
Сержант, которому все это уже порядком надоело, уверяет женщину, что ничего страшного не случится, потому что ни один самоубийца не рекламирует свою смерть заранее, а просто молча делает свое дело. Но женщина продолжает орать как ненормальная, и сержант решает преподать наглядный урок молодому коллеге. Со словами «Пошли, дружок» он увлекает молодого патрульного с собой в подъезд. В это же время напарник сержанта по рации вызывает скорую помощь. Женщина устало устраивается на бампере патрульного автомобиля. Она только сейчас начинает ощущать боль от пореза. От потери крови женщина становится очень бледной. Патрульный, сидя за рулем, пытается угадать, упадет она сейчас в обморок или нет, но не проявляет, однако, никакого желания помочь ей.
На третьем этаже (квартира номер пятьдесят один, сказала полицейским жена самоубийцы) сержант громко стучит в закрытую дверь. Подождав несколько секунд, он стучит снова, и опять наступает тишина. Затем сержант поворачивает ручку, и оказывается, что дверь не заперта. «Заходи», – командует он патрульному. В квартире тихо, но из ванной слышится шум воды.
– Есть кто дома? – кричит сержант.
Ответа нет. Сержант удивленно пожимает плечами и осторожно начинает продвигаться к ванной комнате, жестом приглашая молодого полицейского следовать за ним. Нащупав кнопку, он открывает дверь.
Мужчина – абсолютно голый. Он наполовину вылез из воды, и капли тускло блестят на его теле. Вода в ванне окрашена в красный цвет. Он разрезал артерии на левой руке, кровь стекает на белый кафельный пол. В правой руке у него зажата разбитая молочная бутылка. Очевидно, ею он и нанес жене удар. Как только сержант открывает дверь, мужчина резко выбрасывает руку с бутылкой в лицо полицейскому, у сержанта болит голова по поводу многого, и мысль о том, что его могут убить, занимает в его голове далеко не первое место. Его больше волнует, как бы получше справиться с этим голым идиотом, как бы не забрызгать кровью новую форму и при всем этом выглядеть «на уровне» в глазах молодого коллеги.
Мужчина орет, что есть мочи:
– Оставьте меня в покое, дайте мне умереть! – Он отчаянно размахивает «розочкой» перед лицом сержанта.
Сержант, грузный толстяк с одышкой, одновременно пытается и избежать острых краев бутылки, и перехватить руку мужчины, и самому не пораниться при этом, и даже вытащить револьвер. Все это сопровождается диким ревом самоубийцы и натужным сопением сержанта.
Внезапно раздается резкий хлопок, который в маленьком помещении ванной кажется оглушительным взрывом. Мужчина роняет бутылку на пол. Она разбивается на мелкие кусочки, и сержант прекрасно видит дикие, удивленные глаза мужчины, который валится спиной прямо в залитую водой и кровью ванну. Сержант вытирает пот со лба и поворачивается к патрульному, в руках которого еще дымится револьвер. Лицо патрульного выражает крайний испуг. Он, как завороженный, смотрит в ванну, где, полностью погрузившись в красную от крови воду, лежит «самоубийца».
– Неплохо, парень, – говорит сержант и хлопает патрульного по плечу.
Город спит.
Фонари освещают бледным светом опустевшие улицы.
В окнах домов темно, только иногда, очевидно, в ванных комнатах, свет ненадолго зажигается и вскоре гаснет. Все замерло. Все оцепенело. Застыло.
Взгляните на этот город. Разве можно его не любить?
Глава 11
Да, зимой эту работу еще можно было терпеть. Но когда наступало лето, в его абсолютно непроветривающейся кабинке начинало ужасно вонять мочой. Иногда ему казалось, что остаток своей жизни ему тоже придется провести, аккуратно складывая полотенца, выдавая их посетителям, усердно работая щеткой в надежде получить четверть доллара чаевых, и при всем этом делать безразличное лицо, показывая изо всех сил, что эти центы не играют никакой роли в благосостоянии его семьи, что он, несмотря на работу в таком месте, не потерял человеческое достоинство и гордость.
Приближалось лето.
Он молча остановился посреди комнаты, слушая, как в мойке на кухне стучат капли воды. Когда через десять минут вернулась жена, он жестоко и бессмысленно избил ее. А затем, прижав к себе ее тело, качал ее, плачущую, как маленького ребенка, громко причитал и не мог понять, отчего нахлынула на него волна этой слепой злобы и ярости, и как могло случиться, что он сейчас чуть не убил единственного на свете человека, которого искренне любил.
Был теплый, солнечный апрельский день. В парке напротив университета за шахматным столиком сидело четверо грузных, если не сказать толстых мужчин. Все были в черных шерстяных свитерах. Двое играли в шахматы, а двое других, постоянно вмешиваясь в игру, давали кучу разных советов. В таком составе они собирались каждое воскресенье и очень привыкли друг к другу. Со стороны практически невозможно было отличить игроков от советчиков, и казалось, что игра идет в четыре руки.
Со счастливой улыбкой на лице в парк вошел юноша лет семнадцати. Он шел пружинящей походкой, жадно вдыхая свежий весенний воздух молодыми, здоровыми легкими. По дороге он засматривался на девушек, вернее, на их красивые ножки, заманчиво выглядывающие из-под мини-юбок. Ему всегда нравились женские ножки, они пробуждали в нем мужчину, делали его сильным, смелым и толкали на подвиги.
Поравнявшись с шахматным столиком, он вдруг громко завизжал и резким взмахом ладони сбил фигуры на землю. Довольно ухмыляясь, он медленно направился прочь, а пожилые шахматисты, вздыхая и чертыхаясь, принялись подбирать фигуры с земли, чтобы снова начать свою игру, словно это была единственная важная вещь, ради которой они еще жили на свете.
Полдень – время безделья.
Воскресенье, город вяло шевелится. Гровер Парк закрыт для движения транспорта, и только велосипедисты кружат по извилистым дорожкам между зарослями дикого винограда и сердолика. Повсюду слышен девичий смех. Разве можно не любить этот город с пустыми воскресными улицами, тянущимися от горизонта до горизонта?
* * *
Они сидят в кафетерии по разные стороны столика. Тот, что моложе, – в водолазке и в джинсах. На его более взрослом собеседнике синий костюм и белая рубашка без галстука. Они беседуют тихими, сдавленными до хрипоты голосами.– Извини, – говорит человек в костюме, – но что я могу поделать?
– Ну, понимаешь, – говорит молодой, – я думал, раз это так близко, понимаешь?..
– Да, все это так, Ральфи, но...
– Один укольчик за два доллара, Джей...
– Два доллара – это два доллара.
– Но я подумал, может, один раз...
– Я бы тебе помог, Ральфи, но, к сожалению...
– Но ведь я еду завтра к матери, ты же знаешь, ее легко раскрутить!
– Ну, как поезжай к ней сегодня.
– Да я бы так и сделал, но ведь она уехала в Сэндз Спит. У нас там родственники. Отец отвез ее туда сегодня утром.
– Но ты же увидишь ее завтра. После этого и приходи ко мне.
– Так-то оно так, Джей, но... Я чувствую себя очень плохо, понимаешь?
– Это скверно, Ральфи.
– Конечно, но это не твоя вина.
– Я и сам это знаю.
– Я тоже, я тоже...
– Я, как и все, – занимаюсь бизнесом.
– Конечно, Джей, кто говорит иначе? Разве я побираюсь? Если бы я не мог тебе вскоре отдать, разве стал бы просить? Такая мелочь, а?..
– Два доллара не так уж мало.
– Может, для других это и не мелочь, Джей. Но мы ведь достаточно долго знаем друг друга, ведь правда же?
– Правда.
– Я же твой постоянный покупатель, Джей. Ты же знаешь...
– Да.
– Ты всегда помогал мне, Джей.
– Но сейчас я не могу, Ральф. Не могу. Если я тебя сейчас вот так просто пожалею, то вскоре начну бесплатно раздавать товар на улице.
– Но кто об этом узнает? Я буду нем, как рыба. Клянусь богом!
– Мир слухами полнится, Ральфи, ты – отличный парень. Я говорю это от чистого сердца. Но ничем помочь не могу. Если бы я знал, что у тебя нет денег, то даже не пришел бы на встречу с тобой.
– Да, но всего лишь два доллара!
– Тебе два, другому два, все складывается в довольно большие суммы. Кто сегодня станет рисковать?
– Ну, конечно, конечно. Но все же...
– Ив такое время ты просишь дать тебе товар бесплатно.
– Нет, нет. Я лишь прошу дать мне его авансом до завтра. А завтра я получу деньги от своей старухи. Вот и все.
– Извини.
– Джей! Джей, но разве я тебя просил о чем-то подобном раньше? Разве я когда-нибудь приходил к тебе пустой? Скажи!
– Нет, не приходил.
– Разве я тебе когда-нибудь жаловался на некачественный товар, который ты иногда мне даешь...
– А ну-ка, постой, когда это ты получал от меня дерьмовый товар? Ты что же, хочешь сказать, что я всучиваю тебе всякую дрянь?
– Нет-нет. Кто это говорит?
– Мне показалось, ты только что это сказал.
– Нет-нет, что ты!
– Тогда что ты мне хотел сказать?
– Я только хотел сказать, что в то время у всех по городу был дрянной товар. Тогда еще была страшная жара. В прошлом июне. Ты помнишь прошлый июнь? Тогдабыло ужасно трудно достать что-то порядочное.
– Да, я прекрасно помню прошлый июнь.
– Я не жалуюсь. Даже когда дела шли неважно, я тоже не жаловался.
– Ну?
– Помоги же мне, Джей...
– Не могу, Ральфи.
– Джей, пожалуйста...
– Нет.
– Джей!
– Нет, Ральфи, нет. И не проси.
– Завтра у меня будут деньги, клянусь богом!
– Нет.
– Завтра я увижу свою мать!
– Нет.
– Я принесу тебе деньги! О'кей? Ну, дай же!
– Мне пора, Ральфи. Езжай к матери.
– Джей, пожалуйста, Джей, мне очень плохо. Я не вру, пожалуйста...
– Иди к маме и возвращайся с деньгами.
– Джей!
– Тогда и поговорим.
– Джей!
– Пока, Ральфи.
* * *
Сумерки быстро сгущались над городом, опускаясь с небес и окутывая Калмз-Пойнт, заполняя даже самые узкие щели между трубами на крышах домов. Огоньки желтого света заблестели в окнах, красными, синими и оранжевыми огнями зажглись неоновые рекламы, своей яркостью скрывая ветхость и убожество домов. Сигналы светофоров переключались в бешеном ритме, видимые издалека в темноте улиц. Цвета городской ночи... Такое зрелище нельзя не любить.* * *
Патрульный в растерянности.Женщина – в истерике, из пореза над левым глазом течет кровь. Патрульный полицейский не знает, что ему первым делом нужно предпринять: то ли вызывать скорую помощь, то ли подниматься наверх арестовывать человека, ранившего эту женщину. Подъехавший на патрульной машине сержант быстро разрешает дилемму, мучающую полицейского.
Женщина утверждает, что человек, который ее ранил, – ее муж. Она не хочет возбуждать никакого уголовного дела. От полиции ей нужно совсем другое. Сержант прекрасно знает, что такое бандитское нападение на человека, и ему наплевать, хочет женщина возбуждать дело или нет. Но стоит прекрасная, теплая, воскресная, апрельская ночь, и сержант с большим удовольствием постоял бы на улице с женщиной, (которая, кстати, недурно выглядит, стоя в одних бикини и нейлоновой рубашке), чем подниматься наверх и арестовывать какого-то мужика.
Женщина очень взволнована, так как ее муж заявил, что хочет покончить с собой. Муженек ударил ее молочной бутылкой, а потом закрылся в ванной и включил воду, вопя на весь дом, что сейчас наложит на себя руки. Женщина заявила, что любит его и не хочет, чтобы он умирал. Поэтому она почти голая выбежала на улицу позвать на помощь ближайшего полицейского, чтобы он спас ее мужа.
Сержант, которому все это уже порядком надоело, уверяет женщину, что ничего страшного не случится, потому что ни один самоубийца не рекламирует свою смерть заранее, а просто молча делает свое дело. Но женщина продолжает орать как ненормальная, и сержант решает преподать наглядный урок молодому коллеге. Со словами «Пошли, дружок» он увлекает молодого патрульного с собой в подъезд. В это же время напарник сержанта по рации вызывает скорую помощь. Женщина устало устраивается на бампере патрульного автомобиля. Она только сейчас начинает ощущать боль от пореза. От потери крови женщина становится очень бледной. Патрульный, сидя за рулем, пытается угадать, упадет она сейчас в обморок или нет, но не проявляет, однако, никакого желания помочь ей.
На третьем этаже (квартира номер пятьдесят один, сказала полицейским жена самоубийцы) сержант громко стучит в закрытую дверь. Подождав несколько секунд, он стучит снова, и опять наступает тишина. Затем сержант поворачивает ручку, и оказывается, что дверь не заперта. «Заходи», – командует он патрульному. В квартире тихо, но из ванной слышится шум воды.
– Есть кто дома? – кричит сержант.
Ответа нет. Сержант удивленно пожимает плечами и осторожно начинает продвигаться к ванной комнате, жестом приглашая молодого полицейского следовать за ним. Нащупав кнопку, он открывает дверь.
Мужчина – абсолютно голый. Он наполовину вылез из воды, и капли тускло блестят на его теле. Вода в ванне окрашена в красный цвет. Он разрезал артерии на левой руке, кровь стекает на белый кафельный пол. В правой руке у него зажата разбитая молочная бутылка. Очевидно, ею он и нанес жене удар. Как только сержант открывает дверь, мужчина резко выбрасывает руку с бутылкой в лицо полицейскому, у сержанта болит голова по поводу многого, и мысль о том, что его могут убить, занимает в его голове далеко не первое место. Его больше волнует, как бы получше справиться с этим голым идиотом, как бы не забрызгать кровью новую форму и при всем этом выглядеть «на уровне» в глазах молодого коллеги.
Мужчина орет, что есть мочи:
– Оставьте меня в покое, дайте мне умереть! – Он отчаянно размахивает «розочкой» перед лицом сержанта.
Сержант, грузный толстяк с одышкой, одновременно пытается и избежать острых краев бутылки, и перехватить руку мужчины, и самому не пораниться при этом, и даже вытащить револьвер. Все это сопровождается диким ревом самоубийцы и натужным сопением сержанта.
Внезапно раздается резкий хлопок, который в маленьком помещении ванной кажется оглушительным взрывом. Мужчина роняет бутылку на пол. Она разбивается на мелкие кусочки, и сержант прекрасно видит дикие, удивленные глаза мужчины, который валится спиной прямо в залитую водой и кровью ванну. Сержант вытирает пот со лба и поворачивается к патрульному, в руках которого еще дымится револьвер. Лицо патрульного выражает крайний испуг. Он, как завороженный, смотрит в ванну, где, полностью погрузившись в красную от крови воду, лежит «самоубийца».
– Неплохо, парень, – говорит сержант и хлопает патрульного по плечу.
Город спит.
Фонари освещают бледным светом опустевшие улицы.
В окнах домов темно, только иногда, очевидно, в ванных комнатах, свет ненадолго зажигается и вскоре гаснет. Все замерло. Все оцепенело. Застыло.
Взгляните на этот город. Разве можно его не любить?
Глава 11
С воскресенья Карелла безуспешно пытался разыскать Мэри Раин. Он заходил к ней домой на Портер-стрит, но Генри и Боб сказали, что в ближайшее время Мэри здесь не было, и вообще, они понятия не имеют, где она может находиться. Карелла обошел все местные забегаловки и даже заглянул в магазин Эллиота, в надежде, что девушка окажется там. Но Мэри словно испарилась.
Был понедельник, двадцать шестое апреля, десять часов утра, до назначенного Глухим ограбления Первого Федерального Банка (правда, одному богу известно, какого именно) оставалось четыре дня. Карелла бродил по Ратленд-стрит в поисках мотоцикла серебристого цвета. Во время разговора, который состоялся в прошлый вторник, Янк сказал, что остается в городе на несколько недель и жить будет на Ратленд-стрит. Он не назвал Карелле свой адрес, но детектив решил, что разыскать его не составит большого труда – мотоцикл не иголка, его так просто не спрячешь. Честно говоря, Карелла не рассчитывал, что Янк или его друзья знают что-нибудь о Мэри Раин, она не из тех девушек, которые гоняют с рокерами на мотоциклах. Но Янк и рокер по кличке Бык были в магазине Эллиота, и Карелла видел, что между ними происходил серьезный разговор. Это не могло его не заинтересовать. Когда вы обыскали все более или менее подходящие места, то поневоле начинаете прочесывать все подряд. Ведь Мэри Раин должна была где-нибудь находиться – любой человек где-нибудь да находится.
Карелла шел по улице уже около пятнадцати минут. Наконец, он заметил три мотоцикла, прикованные цепями к ограждению тротуара недалеко от дома номер 601 по Ратленд. Он постучал в дверь дома напротив и спросил у открывшего ему человека, знает ли он, где живут сейчас рокеры.
– Ты собираешься вышвырнуть их отсюда? – с надеждой спросил тот.
– В какой квартире они живут?
– На третьем этаже. Слушай, выдвори их отсюда.
– А что случилось?
– Они – падаль, дерьмо собачье, – ответил человек и захлопнул дверь.
Карелла поднялся на третий этаж. У стены он увидал несколько коричневых полиэтиленовых мешков с мусором. Он постоял некоторое время и, наконец, услышав за дверью голоса, постучал. Ему открыл юный блондин с голым торсом. Парень был крупный, мощного телосложения, очевидно, занимался тяжелой атлетикой. Джинсы плотно обтягивали круглые мышцы ног. Парень молча смотрел на Кареллу.
– Я офицер полиции, – представился Карелла. – Разыскиваю двух парней с прозвищами Бык и Янк.
– А зачем они вам? – спросил блондин.
– Хочу задать им парочку вопросов.
Блондин еще раз окинул Кареллу изучающим взглядом и, наконец, выдавил:
– О'кей, входите.
Он освободил Карелле проход в квартиру. Бык и Янк сидели за столом на кухне и пили пиво.
– М-да-да? – промычал Янк.
– Это кто? – спросил в свою очередь Бык.
– Это джентльмен из полиции, – пояснил Янк и насмешливо добавил: – Кажется, я запамятовал ваше имя, офицер.
– Детектив Карелла.
– Да-да, вспомнил, конечно – Карелла. Чем можем быть вам полезны, детектив Карелла?
– Вы случайно не видели Мэри? – спросил Карелла.
– Кого?
– Мэри Раин.
– Не знаю такой, – заявил Янк.
– А ты?
– Нет, – ответил Бык.
– Девушка примерно такого роста, – Карелла показал рукой, – длинные каштановые волосы, карие глаза.
– Нет.
– Я спрашиваю потому...
– Мы не знаем ее, – перебил Янк.
– Я спрашиваю потому, – снова начал Карелла, – что она позирует Сэндфорду Эллиоту и...
– И его я не знаю, – снова вставил Янк.
– Значит, не знаете?
– Нет.
– Так, никто из вас его не знает, я правильно вас понял?
– Никто, – ответил за двоих Янк.
– А может, у тебя появились какие-то мысли по поводу той фотографии, которую я тебе показывал?
– Нет, нет появились. Извините, если что не так.
– А ты не хочешь взглянуть на фотографию, Янк?
– На какую еще фотографию? – недовольно спросил тот.
– На эту, – ответил Карелла, доставая фото из записной книжки.
Он протянул снимок Быку, пристально глядя ему в глаза. Карелле стало немного не по себе от того выражения, которое он в этих глазах увидел. Когда он смотрел на Быка через витрину магазина Эллиота, рокер почему-то показался ему умным и образованным парнем, может быть, потому, что он жестикулировал, а голоса не было слышно. Но сейчас, услышав голос и увидев выражение его глаз, Карелла понял, что имеет дело с человеком, реакция которого может превзойти своей жестокостью даже реакцию потревоженного зверя в лесу. Это открытие немного испугало Кареллу. Лучше иметь дело с тысячей умных преступников типа Глухого, чем с одним жестоким дураком. Боже, сохрани нас от идиотов!
– Узнаешь его? – спросил Карелла.
– Нет, – покачал головой Бык и положил снимок на стол.
– Я разговаривал с Сэндфордом Эллиотом в субботу. Мне почему-то показалось, что он поможет мне опознать этого парня на снимке, – сказал Карелла, положив фотографию в записную книжку. Бык и Янк молча следили за ним. – А вы, значит, утверждаете, что и Сэнди вам не знаком?
– Как, вы говорите, его зовут?
– Сэндфорд Эллиот. Друзья зовут его Сэнди.
– Никогда о нем не слышал, – заявил Бык.
– Угу, – кивнул Карелла, оглядывая комнату. – Неплохое местечко, значит, здесь вы и живете? – спросил он блондина, открывшего ему дверь.
– Да.
– Как тебя зовут?
– Я обязан вам это говорить?
– Мусор, сваленный на лестничной клетке, – нарушение закона, – спокойно пояснил Карелла. – Ты хочешь, чтобы я разозлился или сам скажешь, как тебя зовут?
– Вилли Хэркорт.
– И долго ты здесь живешь, Вилли?
– Около года.
– Когда приехали твои друзья?
– Я уже вам говорил... – начал было Янк.
– Я разговариваю не с тобой, а с твоим другом. Когда они приехали сюда, Вилли?
– Несколько недель назад.
Карелла повернулся к Быку и неожиданно спросил:
– Что не поделили с Сэнди Эллиотом?
– Что? – удивленно выпучил глаза Бык.
– С Сэнди Эллиотом.
– Я уже говорил вам, что мы такого не знаем, – снова вмешался Янк.
– У тебя дурацкая привычка отвечать на вопросы, которые тебе не задавали. Я разговариваю не с тобой. Так в чем же ссора. Бык? Ты должен рассказать мне, в чем дело?
– Да ничего такого не было, – ответил Бык.
– Да? А за что ты его отчитывал?
– Я? Да вы с ума сошли!
– Ты был в субботу в магазине Эллиота и орал на него. За что?
– Вы, наверное, меня с кем-то перепутали, – сказал Бык и отхлебнул из бутылки.
– Кто еще живет в этой квартире? – продолжал допрос Карелла.
– Только мы трое, – ответил Вилли.
– Это ваши мотоциклы внизу?
– Да, – быстро ответил Янк.
– Послушай, приятель, я тебе повторяю последний раз...
– Что вы мне повторяете? – начал Янк, поднимаясь из-за стола и упираясь руками в пояс.
– Да, ты я вижу, уже большой мальчик. Это производит впечатление, – и без лишних слов Карелла достал из-за пояса пистолет. – Это специальный полицейский револьвер тридцать восьмого калибра. В барабане шесть патронов. К тому же я отлично стреляю и не собираюсь заниматься борьбой с тремя гориллами. Сядь и веди себя прилично, иначе я прострелю тебе ногу и напишу в рапорте, что ты напал на офицера полиции, находящегося при исполнении служебных обязанностей.
Янк растерянно заморгал.
– Ну же, я жду, – тихо повторил Карелла.
Янк еще секунду постоял как бы в раздумье, а затем опустился на стул.
– Вот и отлично, – сказал Карелла, не вкладывая, однако, револьвер в кобуру и держа палец на спусковом крючке. – Серебристый мотоцикл – твой?
– Да.
– А который твой, Бык?
– Черный.
– А твой? – спросил Карелла у Вилли.
– Красный.
– Документы на них, я надеюсь, в порядке?
– В порядке, в порядке. Вам не удастся повесить это дерьмо нам на уши, – сказал Янк.
– Но у меня в запасе есть еще мусор на лестничной площадке.
– Почему вы с нами так разговариваете? – обиделся вдруг Бык.
– Что?
– Почему вы пугаете нас? Что мы такого сделали?
– Ну, например, соврали, что не были в субботу в магазине Эллиота.
– Велика важность! Ну были мы там. Ну и что?
– Из-за чего ругались?
– Из-за цены на статую, – сказал Бык.
– Что-то не похоже.
– Но так оно и было на самом деле. Мы просто не сошлись в цене.
– И к чему пришли?
– А?
– На какой цене вы сошлись?
– А не сошлись ни на какой.
– Вы хорошо знаете Эллиота?
– Да мы совсем его не знаем. Мы увидели этих его баб в витрине и зашли, чтобы расспросить о них.
– Ну, а Мэри Раин?
– Даже не слыхали о такой.
– Хорошо, – сказал Карелла и направился к входной двери. Открыв ее, он добавил: – Если вы вдруг ни с того ни с сего соберетесь поехать на побережье, то я вам настоятельно не рекомендую этого делать. И еще один совет – уберите мусор с лестничной клетки. – Карелла закрыл дверь и начал не спеша спускаться по лестнице. Он не вложил пистолет в кобуру, пока не спустился на первый этаж.
Выйдя на улицу, он постучал в дверь человека, сказавшего ему адрес рокеров.
– Ты вышиб их оттуда? – спросил тот.
– Нет. Вы не будете возражать, если я зайду на минутку?
– Ты должен был дать им пинка под зад, – проворчал мужчина, впуская Кареллу в квартиру.
Хозяину было за пятьдесят. Он был в майке, темных брюках и тапочках.
– Я работаю управляющим в этом доме.
– Как ваше имя, сэр? – спросил Карелла.
– Эндрю Холлорэн. А ваше?
– Детектив Карелла.
– Так почему же вы не дали им пинка под зад, детектив Карелла? Они приносят мне столько хлопот. Я надеялся, что вы найдете причину, по которой можно было бы вышвырнуть их вон из моего дома.
– А кто платит за квартиру, мистер Холлорэн?
– Да тот, накачанный. Его зовут Вильям Хэркорт. Они называют его Вилли. Он никогда не бывает один. Постоянно у него толкутся какие-то люди. Иногда они живут у него дюжинами, и мужики, и бабы, им все равно. Они напиваются, обдалбываются наркотиками, орут, дерутся между собой и бьют морду всякому, кто пытается их разнять. Они – падаль, дерьмо.
– А вы не знаете полных имен остальных двух парней?
– О ком вы говорите? – не понял Холлорэн.
– О Быке и Янке.
– Погодите-ка, я в них запутался, – пробормотал управляющий. – Все трое приехали из Калифорнии несколько недель назад, и мне трудно разобраться, кто есть кто. Я думаю, что тех двоих, которые сейчас у Вилли...
– Вы сказали, что их приехало трое? – перебил его Карелла и вдруг вспомнил, что то же самое говорил ему Янк во время их первой беседы у кондитерского магазина. Он еще сидел тогда на стуле, прислонившись спинкой к кирпичной стене. «Нас трое. Мы приехали с побережья пару недель назад...»
– Все верно, трое. Нашумели тогда жутко.
– А вы можете их описать?
– Конечно. Один из них был невысокого роста, коренастый, чем-то на обезьяну похож, а мозгов, наверное, меньше, чем у обезьяны.
– Это скорее всего Бык.
– Второй был с грязными, сальными волосами и густой черной бородой, под правым глазом – шрам.
– Янк. А третий?
– Длинный такой, темноволосый, с небольшими усиками. Пожалуй, он был самым симпатичным из них. Но я что-то не видел его в последнее время. Наверное, уже неделя прошла, как он не показывался. Не думаю, чтобы он свалил навсегда. Его мотоцикл стоит в вестибюле.
– Какой мотоцикл?
– Красный.
– Но, кажется, он принадлежит Вилли?
– Вилли? Да он не в состоянии купить себе даже скейтборд.
Карелла достал из записной книжки снимок и протянул его управляющему.
– Это третий рокер?
– Да, это Адам, это третий, – кивнул Холлорэн.
– А фамилия?
– Адам Виллерс.
В участок Карелла решил позвонить из ближайшего автомата, находящегося на углу возле аптеки. Он сообщил Мейеру, что наконец убитый парень из «дела Иисуса» опознан, поэтому нужно быстрее навести о нем справки. Карелла по буквам продиктовал Мейеру имя и фамилию – Адам Виллерс и спросил Мейера, не звонил ли ему кто-нибудь.
– Да, – ответил Мейер. – Звонила твоя сестра и просила тебе напомнить, что в среду у твоего отца день рождения и чтобы ты не забыл хотя бы послать ему открытку.
– Ладно. Что еще?
– Клинг спрашивал, не уговоришь ли ты свою жену пойти вечером в один стриптиз-бар в Калмз-Пойнте?
– Что-что?
Был понедельник, двадцать шестое апреля, десять часов утра, до назначенного Глухим ограбления Первого Федерального Банка (правда, одному богу известно, какого именно) оставалось четыре дня. Карелла бродил по Ратленд-стрит в поисках мотоцикла серебристого цвета. Во время разговора, который состоялся в прошлый вторник, Янк сказал, что остается в городе на несколько недель и жить будет на Ратленд-стрит. Он не назвал Карелле свой адрес, но детектив решил, что разыскать его не составит большого труда – мотоцикл не иголка, его так просто не спрячешь. Честно говоря, Карелла не рассчитывал, что Янк или его друзья знают что-нибудь о Мэри Раин, она не из тех девушек, которые гоняют с рокерами на мотоциклах. Но Янк и рокер по кличке Бык были в магазине Эллиота, и Карелла видел, что между ними происходил серьезный разговор. Это не могло его не заинтересовать. Когда вы обыскали все более или менее подходящие места, то поневоле начинаете прочесывать все подряд. Ведь Мэри Раин должна была где-нибудь находиться – любой человек где-нибудь да находится.
Карелла шел по улице уже около пятнадцати минут. Наконец, он заметил три мотоцикла, прикованные цепями к ограждению тротуара недалеко от дома номер 601 по Ратленд. Он постучал в дверь дома напротив и спросил у открывшего ему человека, знает ли он, где живут сейчас рокеры.
– Ты собираешься вышвырнуть их отсюда? – с надеждой спросил тот.
– В какой квартире они живут?
– На третьем этаже. Слушай, выдвори их отсюда.
– А что случилось?
– Они – падаль, дерьмо собачье, – ответил человек и захлопнул дверь.
Карелла поднялся на третий этаж. У стены он увидал несколько коричневых полиэтиленовых мешков с мусором. Он постоял некоторое время и, наконец, услышав за дверью голоса, постучал. Ему открыл юный блондин с голым торсом. Парень был крупный, мощного телосложения, очевидно, занимался тяжелой атлетикой. Джинсы плотно обтягивали круглые мышцы ног. Парень молча смотрел на Кареллу.
– Я офицер полиции, – представился Карелла. – Разыскиваю двух парней с прозвищами Бык и Янк.
– А зачем они вам? – спросил блондин.
– Хочу задать им парочку вопросов.
Блондин еще раз окинул Кареллу изучающим взглядом и, наконец, выдавил:
– О'кей, входите.
Он освободил Карелле проход в квартиру. Бык и Янк сидели за столом на кухне и пили пиво.
– М-да-да? – промычал Янк.
– Это кто? – спросил в свою очередь Бык.
– Это джентльмен из полиции, – пояснил Янк и насмешливо добавил: – Кажется, я запамятовал ваше имя, офицер.
– Детектив Карелла.
– Да-да, вспомнил, конечно – Карелла. Чем можем быть вам полезны, детектив Карелла?
– Вы случайно не видели Мэри? – спросил Карелла.
– Кого?
– Мэри Раин.
– Не знаю такой, – заявил Янк.
– А ты?
– Нет, – ответил Бык.
– Девушка примерно такого роста, – Карелла показал рукой, – длинные каштановые волосы, карие глаза.
– Нет.
– Я спрашиваю потому...
– Мы не знаем ее, – перебил Янк.
– Я спрашиваю потому, – снова начал Карелла, – что она позирует Сэндфорду Эллиоту и...
– И его я не знаю, – снова вставил Янк.
– Значит, не знаете?
– Нет.
– Так, никто из вас его не знает, я правильно вас понял?
– Никто, – ответил за двоих Янк.
– А может, у тебя появились какие-то мысли по поводу той фотографии, которую я тебе показывал?
– Нет, нет появились. Извините, если что не так.
– А ты не хочешь взглянуть на фотографию, Янк?
– На какую еще фотографию? – недовольно спросил тот.
– На эту, – ответил Карелла, доставая фото из записной книжки.
Он протянул снимок Быку, пристально глядя ему в глаза. Карелле стало немного не по себе от того выражения, которое он в этих глазах увидел. Когда он смотрел на Быка через витрину магазина Эллиота, рокер почему-то показался ему умным и образованным парнем, может быть, потому, что он жестикулировал, а голоса не было слышно. Но сейчас, услышав голос и увидев выражение его глаз, Карелла понял, что имеет дело с человеком, реакция которого может превзойти своей жестокостью даже реакцию потревоженного зверя в лесу. Это открытие немного испугало Кареллу. Лучше иметь дело с тысячей умных преступников типа Глухого, чем с одним жестоким дураком. Боже, сохрани нас от идиотов!
– Узнаешь его? – спросил Карелла.
– Нет, – покачал головой Бык и положил снимок на стол.
– Я разговаривал с Сэндфордом Эллиотом в субботу. Мне почему-то показалось, что он поможет мне опознать этого парня на снимке, – сказал Карелла, положив фотографию в записную книжку. Бык и Янк молча следили за ним. – А вы, значит, утверждаете, что и Сэнди вам не знаком?
– Как, вы говорите, его зовут?
– Сэндфорд Эллиот. Друзья зовут его Сэнди.
– Никогда о нем не слышал, – заявил Бык.
– Угу, – кивнул Карелла, оглядывая комнату. – Неплохое местечко, значит, здесь вы и живете? – спросил он блондина, открывшего ему дверь.
– Да.
– Как тебя зовут?
– Я обязан вам это говорить?
– Мусор, сваленный на лестничной клетке, – нарушение закона, – спокойно пояснил Карелла. – Ты хочешь, чтобы я разозлился или сам скажешь, как тебя зовут?
– Вилли Хэркорт.
– И долго ты здесь живешь, Вилли?
– Около года.
– Когда приехали твои друзья?
– Я уже вам говорил... – начал было Янк.
– Я разговариваю не с тобой, а с твоим другом. Когда они приехали сюда, Вилли?
– Несколько недель назад.
Карелла повернулся к Быку и неожиданно спросил:
– Что не поделили с Сэнди Эллиотом?
– Что? – удивленно выпучил глаза Бык.
– С Сэнди Эллиотом.
– Я уже говорил вам, что мы такого не знаем, – снова вмешался Янк.
– У тебя дурацкая привычка отвечать на вопросы, которые тебе не задавали. Я разговариваю не с тобой. Так в чем же ссора. Бык? Ты должен рассказать мне, в чем дело?
– Да ничего такого не было, – ответил Бык.
– Да? А за что ты его отчитывал?
– Я? Да вы с ума сошли!
– Ты был в субботу в магазине Эллиота и орал на него. За что?
– Вы, наверное, меня с кем-то перепутали, – сказал Бык и отхлебнул из бутылки.
– Кто еще живет в этой квартире? – продолжал допрос Карелла.
– Только мы трое, – ответил Вилли.
– Это ваши мотоциклы внизу?
– Да, – быстро ответил Янк.
– Послушай, приятель, я тебе повторяю последний раз...
– Что вы мне повторяете? – начал Янк, поднимаясь из-за стола и упираясь руками в пояс.
– Да, ты я вижу, уже большой мальчик. Это производит впечатление, – и без лишних слов Карелла достал из-за пояса пистолет. – Это специальный полицейский револьвер тридцать восьмого калибра. В барабане шесть патронов. К тому же я отлично стреляю и не собираюсь заниматься борьбой с тремя гориллами. Сядь и веди себя прилично, иначе я прострелю тебе ногу и напишу в рапорте, что ты напал на офицера полиции, находящегося при исполнении служебных обязанностей.
Янк растерянно заморгал.
– Ну же, я жду, – тихо повторил Карелла.
Янк еще секунду постоял как бы в раздумье, а затем опустился на стул.
– Вот и отлично, – сказал Карелла, не вкладывая, однако, револьвер в кобуру и держа палец на спусковом крючке. – Серебристый мотоцикл – твой?
– Да.
– А который твой, Бык?
– Черный.
– А твой? – спросил Карелла у Вилли.
– Красный.
– Документы на них, я надеюсь, в порядке?
– В порядке, в порядке. Вам не удастся повесить это дерьмо нам на уши, – сказал Янк.
– Но у меня в запасе есть еще мусор на лестничной площадке.
– Почему вы с нами так разговариваете? – обиделся вдруг Бык.
– Что?
– Почему вы пугаете нас? Что мы такого сделали?
– Ну, например, соврали, что не были в субботу в магазине Эллиота.
– Велика важность! Ну были мы там. Ну и что?
– Из-за чего ругались?
– Из-за цены на статую, – сказал Бык.
– Что-то не похоже.
– Но так оно и было на самом деле. Мы просто не сошлись в цене.
– И к чему пришли?
– А?
– На какой цене вы сошлись?
– А не сошлись ни на какой.
– Вы хорошо знаете Эллиота?
– Да мы совсем его не знаем. Мы увидели этих его баб в витрине и зашли, чтобы расспросить о них.
– Ну, а Мэри Раин?
– Даже не слыхали о такой.
– Хорошо, – сказал Карелла и направился к входной двери. Открыв ее, он добавил: – Если вы вдруг ни с того ни с сего соберетесь поехать на побережье, то я вам настоятельно не рекомендую этого делать. И еще один совет – уберите мусор с лестничной клетки. – Карелла закрыл дверь и начал не спеша спускаться по лестнице. Он не вложил пистолет в кобуру, пока не спустился на первый этаж.
Выйдя на улицу, он постучал в дверь человека, сказавшего ему адрес рокеров.
– Ты вышиб их оттуда? – спросил тот.
– Нет. Вы не будете возражать, если я зайду на минутку?
– Ты должен был дать им пинка под зад, – проворчал мужчина, впуская Кареллу в квартиру.
Хозяину было за пятьдесят. Он был в майке, темных брюках и тапочках.
– Я работаю управляющим в этом доме.
– Как ваше имя, сэр? – спросил Карелла.
– Эндрю Холлорэн. А ваше?
– Детектив Карелла.
– Так почему же вы не дали им пинка под зад, детектив Карелла? Они приносят мне столько хлопот. Я надеялся, что вы найдете причину, по которой можно было бы вышвырнуть их вон из моего дома.
– А кто платит за квартиру, мистер Холлорэн?
– Да тот, накачанный. Его зовут Вильям Хэркорт. Они называют его Вилли. Он никогда не бывает один. Постоянно у него толкутся какие-то люди. Иногда они живут у него дюжинами, и мужики, и бабы, им все равно. Они напиваются, обдалбываются наркотиками, орут, дерутся между собой и бьют морду всякому, кто пытается их разнять. Они – падаль, дерьмо.
– А вы не знаете полных имен остальных двух парней?
– О ком вы говорите? – не понял Холлорэн.
– О Быке и Янке.
– Погодите-ка, я в них запутался, – пробормотал управляющий. – Все трое приехали из Калифорнии несколько недель назад, и мне трудно разобраться, кто есть кто. Я думаю, что тех двоих, которые сейчас у Вилли...
– Вы сказали, что их приехало трое? – перебил его Карелла и вдруг вспомнил, что то же самое говорил ему Янк во время их первой беседы у кондитерского магазина. Он еще сидел тогда на стуле, прислонившись спинкой к кирпичной стене. «Нас трое. Мы приехали с побережья пару недель назад...»
– Все верно, трое. Нашумели тогда жутко.
– А вы можете их описать?
– Конечно. Один из них был невысокого роста, коренастый, чем-то на обезьяну похож, а мозгов, наверное, меньше, чем у обезьяны.
– Это скорее всего Бык.
– Второй был с грязными, сальными волосами и густой черной бородой, под правым глазом – шрам.
– Янк. А третий?
– Длинный такой, темноволосый, с небольшими усиками. Пожалуй, он был самым симпатичным из них. Но я что-то не видел его в последнее время. Наверное, уже неделя прошла, как он не показывался. Не думаю, чтобы он свалил навсегда. Его мотоцикл стоит в вестибюле.
– Какой мотоцикл?
– Красный.
– Но, кажется, он принадлежит Вилли?
– Вилли? Да он не в состоянии купить себе даже скейтборд.
Карелла достал из записной книжки снимок и протянул его управляющему.
– Это третий рокер?
– Да, это Адам, это третий, – кивнул Холлорэн.
– А фамилия?
– Адам Виллерс.
В участок Карелла решил позвонить из ближайшего автомата, находящегося на углу возле аптеки. Он сообщил Мейеру, что наконец убитый парень из «дела Иисуса» опознан, поэтому нужно быстрее навести о нем справки. Карелла по буквам продиктовал Мейеру имя и фамилию – Адам Виллерс и спросил Мейера, не звонил ли ему кто-нибудь.
– Да, – ответил Мейер. – Звонила твоя сестра и просила тебе напомнить, что в среду у твоего отца день рождения и чтобы ты не забыл хотя бы послать ему открытку.
– Ладно. Что еще?
– Клинг спрашивал, не уговоришь ли ты свою жену пойти вечером в один стриптиз-бар в Калмз-Пойнте?
– Что-что?