МакБейн Эд. Протяни ребятам руку

   Кроме того, город – это лабиринт тротуаров, на которых вы учились ходить, потрескавшийся бетон, влажный асфальт и булыжные мостовые, сто тысяч поворотов, за которыми миллионы неожиданностей. Это город, который смеется, манит, кричит; его улицы иногда чисты, а иногда шуршат газетной листвой, летящей вдоль тротуаров в такт ударам городского пульса. Вы смотрите на него и видите много вещей, которые надо воспринять и сохранить в памяти, как сокровища в сундуке, и вы влюбляетесь во все, что видите, город не может принести вам вреда, он – ваша любовь, он ваш, подобно любимой женщине. Вы улавливаете самое сокровенное ее настроение по выражению лица, вы помните ее глаза, то испуганные, то нежные, то плачущие, вы помните ее смеющийся рот, ее струящиеся по ветру волосы, пульсирующую жилку на шее. Это не случайное любовное увлечение. Она становится частью вас в большей степени, чем кончики ваших пальцев.
   Вы в плену, вы попались на крючок.
   Вы попались на крючок, потому что эта женщина может изменить свои лицо и тело. Все, что было теплым и нежным, внезапно может стать холодным и бессердечным, но вы все равно влюблены. Вы навсегда влюблены в нее, как бы она ни одевалась, как бы ни изменялся ее облик, кто бы ни претендовал на нее, она – тот самый город, на который вы смотрите невинными глазами юности.
   А в пять часов город приобретает новый облик, и он вам нравится тоже, вам в нем нравится все; и ярость, и страстная нетерпеливость, и беззаветная любовь, не нуждающаяся в оправдании. В пять часов его пустынные улицы вдруг оживают. Ваша любимая трудилась весь день в пыльной гостиной, и вот теперь она выходит, и вы ждете, ждете, чтобы сжать ее в своих объятиях. В ее походке чувствуются игривость, скрывающаяся усталость, а вместе они создают образ прошлого и настоящего, из которого рождается обещание будущего. Сумерки поднимаются на горизонте и нежно прикасаются к верхушкам островерхих зданий. Звездный свет готовится залить улицы города серебром. Огни города – лампы накаливания, флюоресцирующие и неоновые, готовятся украсить ее руки браслетами, а шею – ожерельем, обвесить ее бесчисленными яркими накидками, в которых ей нет нужды. Вы прислушиваетесь к уверенному постукиванию ее высоких каблучков и улавливаете далекий звук саксофона. Еще только пять часов и музыка будет звучать позже, пока же можно различить только глухое ворчание саксофона. Наступает время звона бокалов с коктейлем, приглушенного гула разговоров и болтовни, легкого смеха, что разносится в воздухе, подобно звуку дребезжащего стекла. И вы уже сидите с ней, смотрите ей в глаза, полные значения и глубины, обдумываете каждое ее слово, потому что вы хотите понять, кто она, что собой представляет. Но вам не дано это узнать. Вы будете любить ее до самого последнего дня, но никогда не узнаете ее, даже не начнете ее узнавать. Ваша любовь необычна, она граничит с патриотической горячкой. Потому что в этом городе, в этой женщине, в этой крупной ворчливой удивительно искрящейся, нежной и бессердечной, жестокой даме сосредоточены дыхание и жизнь нации. Если вы родились и выросли в большом городе, вы не можете думать о своей стране как-то по-другому, а только как о многолюдном центре. Для вас в вашей стране не существует ни маленьких городов, ни полей, колышущихся под тяжестью зерна, ни гор, ни озер, ни морских побережий. Для вас существует только этот большой город, он ваш, и любовь ваша слепа.
   Двое мужчин, влюбленных в свой город, детектив Карелла и детектив Хейз, влились в поток людей, идущих по тротуарам в пять часов пополудни. Они не разговаривали друг с другом, ведь они были соперниками, претендующими на руку одной и той же дамы, а джентльмены не обсуждают даму, в которую влюблены. Они вошли в фойе Крео-билдинг, поднялись в лифте на восемнадцатый этаж, прошли по пустынным коридорам в его конец и оказались в приемной Чарльза Тюдора.
   Войдя, они увидели, что Тюдор запирает свой кабинет. Все еще колдуя над замочной скважиной, он повернулся и приветствовал их наклоном головы. Потом вынул ключ, положил его в карман, подошел к ним с протянутой для приветствия рукой и спросил: – Есть новости, господа?
   Карелла пожал протянутую руку. – Боюсь, что нет, мистер Тюдор. Но мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов.
   – Конечно. Вы не возражаете, если мы расположимся в приемной, я уже запер свой кабинет.
   – Великолепно.
   Они сели на длинный диван, стоящий против стены, обвешанной фотографиями танцовщиц стриптиза.
   – Вы сказали, что были влюблены в Бабблз Сиза, мистер Тюдор, – начал Карелла. – Вы знали, что она встречалась, по крайней мере, еще с одним человеком, и это наверняка, а может быть, и с двумя?
   – Барбара?
   – Да. Вы знали об этом?
   – Нет.
   – Вы с ней часто виделись, мистер Тюдор? Мы сейчас говорим не о ваших деловых отношениях.
   – Да. Я виделся с ней часто.
   – Как часто?
   – Ну, так часто, как только мог.
   – Раз в неделю? Два раза в неделю? Чаще? Как часто, мистер Тюдор?
   – Думаю, что в среднем я виделся с ней три или четыре раза в неделю.
   – И что вы делали, когда встречались с ней, мистер Тюдор? Как вы проводили время?
   – О, по-разному. – Тюдор озабоченно пожал плечами, – Что делают люди, когда они проводят время вне дома? Обеды, танцы, театры, кино, поездки за город. Все, что нам хотелось, все, что приходило в голову.
   – Вы с ней спали, мистер Тюдор?
   – Это дело мое и Барбары, – резко отрезал Тюдор.
   – Возможно, это касается и нас тоже, мистер Тюдор. Я знаю, что чертовски неприятно отвечать на такие личные вопросы. Поверьте, мистер Тюдор, нам не доставляет никакого удовольствия их задавать. Есть много вещей, о которых нам бы не хотелось спрашивать, но, к несчастью, нам приходится это делать, нравится нам это или нет. Я уверен, вы можете это понять.
   – Боюсь, что не могу, – ответил Тюдор решительно.
   – Ну что ж, тогда мы допускаем, что вы были с ней в интимных отношениях.
   – Вы можете допускать все, что вам заблагорассудится.
   – Где вы живете, мистер Тюдор?
   – На Блейкли-стрит.
   – В центре? В Квартале?
   – Да.
   – Недалеко от квартиры Барбары?
   – Да. Довольно близко от нее.
   – Вы когда-нибудь заходили к ней домой?
   – Нет.
   – Никогда за ней туда не заезжали?
   – Нет.
   – Но вы же встречались с ней?
   – Ну конечно встречался.
   – Однако никогда не были у нее на квартире, не находите ли вы это немного странным?
   – Не нахожу ничего странного. Видите ли, детектив Карелла, мне неприятны коммунальные жилища большинства работающих девушек. Любопытство соседок по квартире бывает невыносимым, когда случается зайти к одной из них. Поэтому, когда молодая особа, с которой я встречаюсь, живет не одна, я предпочитаю видеться с ней вне ее дома. Именно так у нас было заведено с Барбарой.
   – И, очевидно, Барбару тоже устраивал такой вариант. Девушки, с которыми она жила, сказали нам, что к ней никогда не заходил ни один мужчина, никто из ее знакомых никогда не заезжал за ней домой. Что вы об этом думаете, мистер Тюдор?
   Тюдор пожал плечами:
   – Я, естественно, не могу быть в ответе за стиль ее жизни.
   – Конечно, нет. Барбара когда-нибудь бывала у вас дома?
   – Нет.
   – Почему так?
   – Я живу с отцом. Он очень старый человек. Практически он... ну, в общем, он большой человек. Я не уверен, что он бы одобрил наши отношения с Барбарой. Он просто не смог бы понять ее. Поэтому он никогда с ней не встречался.
   – Значит, вы держали ее подальше от своего дома. Так?
   – Совершенно верно.
   – Понятно. – Карелла помолчал и посмотрел на Хейза.
   – А где вы занимались любовью с Барбарой, мистер Тюдор? – вступил в разговор Хейз. – На заднем сиденье вашего автомобиля?
   – Это не ваше дело, – отрезал Тюдор.
   – Вы, случайно, не знаете, не было ли у Барбары другой квартиры, кроме той, которую она делила с двумя другими девушками?
   – Если у нее и была таковая, я ее никогда не видел.
   – Вы, конечно, женаты, мистер Тюдор? – спросил Карелла.
   – Нет, я не женат.
   – Были женаты?
   – Да.
   – А сейчас вы в каких отношениях с женой? Просто расстались? Или разведены?
   – Разведен. Уже давно, детектив Карелла. По крайней мере, лет пятнадцать.
   – Кто ваша бывшая жена?
   – Тони Травер. Она актриса. Кстати, совсем неплохая.
   – Она здесь в городе?
   – Не имею представления. Мы развелись пятнадцать лет назад. С тех пор я ее не видел. И не имею желания видеть.
   – Вы выплачиваете ей алименты, мистер Тюдор?
   – Она в них не нуждается. У нее есть свой капитал.
   – Она знает о ваших с Барбарой отношениях?
   – Наверное, нет. Ей это глубоко безразлично. Поверьте мне.
   – Та-ак, – произнес Карелла. – И вы ничего не знали о тех двух других приятелях, с которыми встречалась Барбара, правильно?
   – Именно так.
   – Но ведь, наверняка, случалось так, что вы ей звонили, желая встретиться, и она вам говорила, что занята в этот вечер, не так ли? Неужели вы ни разу не поинтересовались, почему? Неужели вам не хотелось узнать почему?
   – Я не собственник по натуре.
   – Но вы же ее любили.
   – Да. Я любил ее, и все еще люблю.
   – Ну, и каковы ваши чувства теперь, когда вы знаете, что она встречалась с двумя другими мужчинами, и, может быть, была в интимных отношениях с каждым из них? Что вы чувствуете по этому поводу?
   – Я, естественно, не испытываю восторга.
   – Я вас понимаю, конечно. Вы когда-нибудь встречали человека по имени Карл Андрович, мистер Тюдор?
   – Нет.
   – А человека по имени Майк Чирападано?
   – Нет.
   – Вы когда-нибудь посещали клуб «Король и Королева»?
   – Да, конечно. Я иногда заезжал в клуб за Барбарой.
   – Майк был там барабанщиком в оркестре.
   – Вот как?
   – Да. – Карелла сделал паузу. – Похоже, он исчез, мистер Тюдор.
   – Интересно.
   – Да. Одновременно с Барбарой. Что вы об этом думаете?
   – Не знаю, что и думать.
   – Могли они скрыться вместе?
   – Вот уж этого я не знаю.
   – У вас есть черный плащ и черный зонтик, мистер Тюдор?
   – Нет. Вы сказали черный плащ?
   – Да, именно так я сказал.
   – Нет, черного плаща у меня нет.
   – Но ведь вы носите плащ?
   – Да. Утепленный плащ. Серого цвета. Или бежевого. Ну, знаете, такой нейтральный...
   – А зонтик? У вас есть мужской зонтик?
   – У меня нет никаких зонтиков. Я их не переношу.
   – Никогда не пользуетесь зонтиком?
   – Никогда.
   – И вы не знаете, была ли у Барбары другая квартира, правильно я вас понял?
   – Не знаю ничего относительно другой квартиры.
   – Ну, что ж, спасибо вам большое, мистер Тюдор, – проговорил Карелла, поднимаясь. – Вы нам помогли.
   – Пожалуйста, – ответил Тюдор.
   Когда они вышли в холл, Карелла сказал: – Он ведет себя подозрительно, Коттон. Подожди внизу, пока он выйдет, и последи за ним, договорились? Я пойду обратно в участок. Попытаюсь узнать что-нибудь у его бывшей жены.
   – Думаешь, ревность?
   – Кто знает? Известны случаи, когда огонь любви пылал более длительное время, чем пятнадцать лет. Почему бы не предположить, что у нее именно такая любовь?
   – Но то, как он о ней говорил...
   – Все правильно. Но каждое его слово может оказаться ложью.
   – Это верно.
   – Последи за ним. Затем свяжись со мной. Я буду ждать твоего звонка.
   – Ты уже имеешь представление, куда он может меня вывести?
   – Не знаю, Коттон.
   Карелла вернулся в участок. Он узнал, что Тони Травер была довольно талантливой актрисой и в настоящее время играет в постоянном театре в Сарасоте штата Флорида. Карелла связался по телефону с ее антрепренером, который подтвердил, что мисс Травер не получает алиментов от своего бывшего мужа. Он также сообщил Карелле, что они с мисс Травер собираются пожениться. Карелла поблагодарил его и повесил трубку.
   В восемь вечера позвонил Коттон Хейз и доложил, что в семь тридцать Тюдору удалось замести след.
   – Мне очень жаль, черт возьми, – сказал он.
   – Да, досадно, – подтвердил Карелла.

Глава 16

   На следующее утро была обнаружена одежда.
   Она была завернута в номер «Нью-Йорк таймс». Патрульный полисмен из Камз-Пойнт обнаружил пакет в мусорном контейнере. Местный полицейский участок связался с Главным полицейским управлением, потому что на черном плаще было кровавое пятно. Главное полицейское управление сейчас же передало информацию в 87-й полицейский участок. Одежда была отправлена в полицейскую лабораторию, где Гроссман тщательно ее осмотрел.
   Кроме плаща в пакете был черный фланелевый пиджак, пара черных хлопчатобумажных носков и черный зонтик.
   Анализ одежды привел к довольно противоречивым выводам, которые были сформулированы в заключении, полученном Кареллой. Он внимательно изучил установленные экспертизой противоречивые факты и озадаченно почесал затылок.
   Прежде всего, кровь, обнаруженная на плаще, принадлежала к группе "О", что, казалось, связывало ее с найденными руками и далее с Майком Чирападано, в послужном списке которого значилась та же самая группа крови. Но тщательный осмотр пиджака выявил еще одно маленькое кровавое пятно, анализ которого показал, что это группа "Б". Это было первое противоречие.
   Второе противоречие казалось еще более озадачивающим. Оно относилось к трем другим пятнам, обнаруженным на черном пиджаке. Первое из них, оставленное на внутренней стороне воротника, который, очевидно, соприкасался с шеей, представляло собой состав для волос. Экспертиза установила, что это был тоник под названием «Страйк». Он был предназначен для мужчин с жирными волосами.
   Но рядом с ним было другое пятно от состава, известного под названием «Дрэм», который представлял собой тоник против перхоти и сухости кожи головы. Представлялось очень странным, что один и тот же человек может иметь одновременно и сухую, и жирную кожу головы. Казалось бы, одно противоречило другому: как мог человек с жирной кожей головы быть также и человеком с сухой кожей. Эти два состава для волос, по-видимому, исключали один другой.
   Третье пятно на пиджаке, как выяснилось, было оставлено тем самым косметическим средством под названием «Теплый тон», остатки которого были найдены в уголке авиасумки, что вносило неясность относительно того, на ком был этот злополучный пиджак – на мужчине или на женщине. Карелла пришел к выводу, что пиджак был на мужчине, который обнимал женщину, пользующуюся «Теплым тоном». Такое предположение объясняло происхождение третьего пятна, но никак не объясняло соседство первых двух, которое озадачивало и казалось неразрешимым.
   Экспертиза пиджака выявила еще ряд противоречивых фактов. Например, человеческие волосы, прилипшие к материи. Некоторые из них были коричневые и тонкие. Другие – черные жесткие и короткие. Кроме того, на этом же пиджаке были обнаружены черные тонкие очень длинные волосы. Длинные черные волосы, очевидно, были оставлены женщиной, пользующейся «Теплым тоном». Напрашивалось предположение, что объятия были очень страстные. Но тонкие коричневые волосы и короткие черные представляли еще одну загадку.
   Сомнений не вызывала только одна вещь на пиджаке. Внутри сохранился ярлык магазина, на котором разборчиво значилось «Одежда городских окраин».
   Карелла поискал название в телефонном справочнике, и здесь ему повезло. Он пристегнул кобуру и покинул полицейский участок.
   Где-то в городе Коттон Хейз следовал тенью за Чарльзом Тюдором, на след которого он снова напал рано утром.

* * *

   Магазин «Одежда городских окраин» оказался одним из тех крошечных магазинчиков, которые обычно зажаты между крупными магазинами, и только пестрое множество нешаблонных моделей, выставленных в витрине, делали его заметным. Карелла толкнул дверь и оказался в длинной, узкой, похожей на гроб комнате, рассчитанной не более, чем на одного человека, но в которую набилось двенадцать мужчин, перебирающих галстуки, пробующих на ощупь итальянские спортивные рубашки. Он немедленно почувствовал приступ боязни замкнутого пространства, который он тут же подавил в себе, и начал осматривать присутствующих, пытаясь определить, кто из двенадцати мужчин был хозяином магазина. В голове промелькнула мысль, что тринадцать – несчастливое число, и возникло желание уйти. У него был с собой узел с одеждой, завернутой в коричневую бумагу, который был достаточно громоздкий и, казалось, занимал очень много места в этом переполненном людьми магазине. Он протиснулся между двумя мужчинами, которые впились в спортивную рубашку без пуговиц ярко-оранжевого оттенка.
   Без конца извиняясь, он энергично обошел группу мужчин, собравшихся у стойки с галстуками. Галстуки, очевидно, были пошиты из индийского Мадраса, расцветки которого мужчины называли «спокойными», «смелыми» и «необычными». Карелле было жарко, и он чувствовал себя здесь «не в своей тарелке».
   Он продолжал искать глазами владельца магазина, когда рядом раздался голос: – Могу я вам помочь, сэр? – Карелла обернулся и увидел худого мужчину с монгольской бородкой в узком коричневом пиджаке поверх желтой жилетки, появившегося неизвестно откуда. Плотоядные взгляды, которые он бросал на покупателей, напоминали взгляды сексуального маньяка, оказавшегося в обществе нудистов.
   – Да, да можете. Вы владелец магазина?
   – Джером Джерральдс, – представился человек и улыбнулся.
   – Очень приятно, мистер Джерральдс. Я...
   – Какие-нибудь затруднения? – спросил Джерральдс, бросая взгляд на узел с одеждой. – Что-нибудь плохо сидит на вас?
   – Нет. Дело в...
   – Вы сами делали покупку или это подарок?
   – Нет. Это...
   – Вы не сами сделали покупку. Так?
   – Нет. Я...
   – Значит, это был подарок?
   – Нет. Я...
   – Тогда как же одежда к вам попала?
   – Ее прислали из полицейской лаборатории.
   – Полиц?.. – Джерральдс удивленно уставился на Кареллу и начал поглаживать свою монгольскую бородку, на его руке сверкнул перстень с кошачьим глазом.
   – Я – полицейский, – объяснил Карелла.
   – О-о?
   – Да. У меня здесь кое-какая одежда. Я думаю, вы могли бы дать некоторые пояснения относительно этой одежды.
   – Но я...
   Карелла уже развернул узел.
   – Здесь на пиджаке ярлык «Одежда городских окраин». Это ваш пиджак?
   Джерральдс внимательно осмотрел жакет.
   – Да, это наш пиджак.
   – А как насчет плаща? По виду похож на вещь, которая могла быть куплена у вас, но ярлык оторван. Это ваш плащ?
   – Что вы хотите этим сказать, похож на вещь, которая могла быть куплена у нас?
   – Я имею в виду необычный стиль.
   – А, понятно.
   – Стиль, отличающийся особым вкусом.
   – Ясно.
   – Элегантный, – добавил Карелла.
   – Да, правильно.
   – Спокойный, смелый и необычный, – не унимался Карелла.
   – Плащ – точно наш.
   – А зонтик?
   – Дайте взглянуть.
   Карелла протянул ему зонтик.
   – Нет, зонтик не наш. Мы стараемся предложить нашим покупателям необычные мужские зонтики. Например, сейчас у нас имеется в продаже зонтик с ручкой, сделанной из бараньего рога, а другой сделан из тибетского подсвечника, который...
   – А этот – точно не ваш, так?
   – Нет. Не наш. Вас интересует...
   – Нет. Зонтик мне не нужен. Дождь ведь перестал.
   – Неужели перестал?
   – Да. Несколько дней назад.
   – О, наш магазин всегда так переполнен, что...
   – Да, я понимаю. Относительно этого пиджака и плаща, вы не могли бы сказать, кто их у вас приобрел?
   – Ну, это довольно трудно уста... – Джерральдс замолчал. Его рука потянулась к пиджаку, он взялся за рукав и почувствовал пятно. – Кажется, на рукаве что-то...
   – Это кровь.
   – Что?
   – Кровь. Это кровяное пятно. Вы продали много таких костюмов, мистер Джерральдс?
   – Кровь, ну, это модель, пользующаяся спро... Кровь? Кровь? – Он уставился на Кареллу.
   – Это модель, пользующаяся спросом?
   – Да.
   – И именно этот размер?
   – Какой это размер?
   – Сорок второй.
   – Это большой размер.
   – Да. Этот костюм носил крупный мужчина. Плащ тоже большого размера. Вы не могли бы вспомнить, кому вы продали эти две вещи. Есть еще пара носков, они где-то здесь. Минуточку. – Он вытащил носки. – Они вам знакомы?
   – Да, это наши носки. Привезены из Италии. Видите, они без шва. Производятся целиком...
   – Значит, костюм, плащ и носки ваши. Следовательно, человек, которому они принадлежали, или ваш постоянный покупатель, или купил все это сразу. Не могли бы вы вспомнить его. Крупный парень, костюм сорок второго размера.
   – Дайте еще раз взглянуть на костюм. Карелла протянул ему пиджак.
   – Модель, пользующаяся большим спросом, – повторил Джерральдс, вертя пиджак в руках. – Я мог бы вам сказать, сколько таких моделей мы продаем каждую неделю. Не думаю, чтобы я мог вспомнить человека, купившего этот костюм.
   – Здесь есть номер серии? Может быть, где-нибудь на ярлыке или на костюме?
   – Нет. Ничего такого. – Он перевернул пиджак и стал внимательно изучать плечи. – На правом плече толстый подплечник, – проговорил он еле слышно. Обращаясь к Карелле, он пояснил: – Странно, эта модель не предполагает подкладных плеч. Понимаете, таким путем достигается естественный ниспадающий...
   – Ну, и что подкладное плечо справа может означать?
   – Я не знаю, если только... О, минуточку, минуточку. Ну да, конечно, клянусь, это тот самый пиджак.
   – Продолжайте.
   – Как-то сюда зашел джентльмен, это, должно быть, было вскоре после рождества. Высокий, хорошо сложенный мужчина. Красивый мужчина.
   – Ну?
   – У него одна нога была чуточку короче другой. На полдюйма или четверть дюйма, что-то в этом роде. Не настолько серьезно, чтобы вызвать хромоту, но достаточно, чтобы нарушить пропорциональность линий. Как я понимаю, есть много мужчин, которые...
   – Да, но давайте поговорим именно об этом мужчине.
   – А что говорить? Нам пришлось сделать ему справа подплечник, чтобы исправить дефект от короткой ноги.
   – И это тот самый пиджак?
   – Думаю, что да.
   – Кто был человек, который его купил?
   – Не знаю.
   – Он не был вашим постоянным покупателем?
   – Нет. Он пришел впервые. Да. Теперь я вспомнил. Он купил этот костюм, плащ, несколько пар носков и черный вязаный галстук. Теперь я вспомнил.
   – Но вы не помните его имени?
   – К сожалению, нет.
   – Вы храните чеки?
   – Да, но...
   – Вы записываете имя покупателя на чеке?
   – Да, но...
   – Что но?
   – Это было вскоре после рождества. Январь. Начало января.
   – Ну и что?
   – Так ведь придется просмотреть целую кипу чеков, прежде чем...
   – Я знаю.
   – Мы сейчас, как видите, очень заняты.
   – Да, я вижу.
   – Сегодня суббота, один из самых оживленных дней для нашей торговли. Боюсь, что я не смогу уделить вам столько времени, чтобы...
   – Мистер Джерральдс, мы расследуем убийство.
   – О?
   – Может быть, вы все-таки найдете для меня время?
   – Не знаю... – Джерральдс колебался. – Ну, ладно пройдемте в заднюю часть магазина.
   Он откинул занавеску. Задней частью магазина оказалась маленькая комната, забитая картонными коробками с товарами. Мужчина в пестрых шортах натягивал на себя брюки перед большим зеркалом.
   – Эта комната используется и как примерочная, – пояснил Джерральдс. – Эти брюки сидят на вас превосходно, сэр, – бросил он примерявшему. – Сюда, пожалуйста. Мой стол вон там.
   Он провел Кареллу к небольшому столу, стоящему перед грязным решетчатым окном.
   – Январь, январь. Где же может быть январская документация?
   – Они должны быть такими узкими? – спросил мужчина в брюках.
   – Узкими? Они совсем не кажутся узкими, сэр.
   – А мне кажется, что они мне узки. Может быть, я не привык к брюкам без складок. Как вы находите? – обратился он к Карелле.
   – Мне кажется, они сидят нормально.
   – Может быть я просто не привык к такому фасону.
   – Может быть.
   – Они на вас сидят отлично, – вмешался Джерральдс. – Это новый цвет. Необычного зеленоватого оттенка. Смесь зеленого и черного.
   – А я думал они серого цвета, – сказал мужчина, рассматривая брюки более пристально.
   – Они могут казаться и серыми, и зелеными, и черными. В этом и заключается вся прелесть материала, – объяснил Джерральдс.
   – Да? – Мужчина еще внимательнее стал рассматривать брюки. – Приятный цвет, – проговорил он с сомнением в голосе. Он подумал немного, придумывая предлог для отказа. – Но они слишком узкие, – и он начал стягивать с себя брюки. – Извините, – сказал он, прыгая на одной ноге и натыкаясь на Кареллу. – Здесь слишком тесно.
   – Январская документация должна быть... – Джерральдс дотронулся указательным пальцем до виска и сдвинул брови. Затем его указательный палец, подобно персту судьбы, прочертил несколько кругов в воздухе и опустился на картонную коробку, стоящую в нескольких футах от стола. Джерральдс открыл коробку и начал перебирать находящиеся в ней чеки.
   Покупатель положил брюки на стол и сказал:
   – Мне нравится цвет, но они слишком узки для меня. – Он подошел к картонному ящику, на котором лежали его брюки, и начал их надевать. – Я не переношу узкие брюки, а вы? – обратился он к Карелле.
   – Я тоже.
   – Я люблю, чтобы брюки были просторные, – продолжал мужчина.
   – Нет, это – за февраль. Где же, черт бы их побрал, январские чеки? Куда я их сунул? – разговаривал сам с собой Джерральдс. – Надо подумать. – Он опять дотронулся указательным пальцем до виска и замер, пока его опять не осенило, и тот же самый палец двинулся к новой цели. Он раскрыл вторую коробку и вытащил оттуда целую груду чеков. – Ну, вот январь: о Боже, это ужас. У нас в январе была удешевленная распродажа. Понимаете, после рождества. Здесь тысячи чеков.