Страница:
– И конфеты были?
– Конечно, были.
– Понятно. И вы не ссорились за завтраком. Почему вы заявили о его исчезновении только на следующий день, миссис Андрович?
– Потому что я подумала...
– И прежде он когда-нибудь также исчезал неизвестно куда?
– Нет, он...
– Значит, это было необычно для него, не так ли?
– Да, но...
– Тогда почему вы не заявили сразу же?
– Я думала, он вернется.
– Или вы знали, что у него есть причина не возвращаться?
– Какая причина?
– Это вы мне должны сказать, миссис Андрович.
В комнате воцарилась тишина.
– Не было никакой причины, – наконец заговорила она. – Мой муж любил меня. Была коробка конфет в то утро. В форме сердца. В шесть часов принесли дюжину алых роз. Карл поцеловал меня на прощанье и ушел. С тех пор я его не видела.
– Оставь миссис Андрович расписку за разделочный нож, Берт, – сказал Карелла Клингу. – Большое спасибо, миссис Андрович, за кофе и булочки. За то, что уделили нам время. Вы были очень гостеприимны.
Когда они выходили, с ее губ сорвалось:
– Его уже нет в живых, я знаю.
Была еще одна существенная разница.
Берт Клинг был без ума от Клер.
Она встретила его поцелуем, как только он вошел. На ней были черные брюки и белая свободная блуза чуть ниже талии.
– Что тебя задержало? – спросила Клер.
– Цветочные магазины.
– Ты купил мне цветы?
– Нет. Дама, с которой мы беседовали, утверждала, что ее муж преподнес ей дюжину алых роз. Мы проверили около десятка цветочных магазинов по соседству и в округе. Результат? Никто не заказывал роз в День Валентина. Во всяком случае, для миссис Андрович.
– Ну, и...
– Стиву Карелле изменила его проницательность. Можно я сниму ботинки?
– Снимай. Я купила два бифштекса. Ты настроен на бифштексы?
– Попозже.
– Каким образом Карелле изменила проницательность?
– Ну, вцепился в эту тощую с трагическим лицом девицу, как будто бы хотел из нее душу вытрясти. Когда мы вышли, я ему заметил, что он был с ней слишком резок. Я же не раз наблюдал его за работой. Обычно с женщинами он мягок. А с этой, как с цепи сорвался. Я поинтересовался почему и сказал, что мне это не понравилось.
– А он что?
– Как только она открыла рот, он уже знал, что она говорит неправду, и захотел выяснить почему.
– Откуда он знал?
– Говорит, знал и все тут. В этом и загвоздка. Мы проверили все эти идиотские цветочные магазины и выяснили, что ни один из них в шесть утра не доставлял на дом цветы, мало того, ни один из них не открывался раньше девяти.
– Муж мог заказать цветы где угодно в городе, Берт.
– Конечно. Но это маловероятно. Он же не служащий какого-нибудь учреждения. Он – моряк. Когда он не в плавании, он проводит время дома. Отсюда напрашивается вывод, что удобнее заказать цветы в каком-нибудь магазине по соседству.
– Ну и что?
– Да ничего. Устал. Стив отправил нож для разделки мяса на экспертизу в лабораторию. – Он помолчал, затем продолжал: – Она совсем не похожа на женщину, которая может наброситься на мужчину с ножом для разделки мяса. Поди сюда.
Она подошла и присела ему на колени. Он поцеловал ее и сказал:
– В моем распоряжении весь уик-энд. Стив уступил мне свое воскресенье.
– Да неужели?
– Какая-то ты необычная.
– В каком смысле?
– Какая-то мягкая.
– Я без бюстгальтера.
– Почему?
– Хотела почувствовать себя свободнее. Убери руки! – сказала она резко и вскочила с его колен.
– Вот тебе бы ничего не стоило наброситься на мужчину с ножом, – язвительно проговорил он, окидывая взглядом сидящую напротив Клер.
– Неужели? – холодно бросила она. – Когда ты собираешься есть?
– Попозже.
– Куда мы сегодня пойдем?
– Никуда.
– Это почему?
– Мне не надо появляться в участке до понедельника.
– Очень хорошо.
– И у меня была мысль...
– Да?
– Я думал, что мы сейчас заберемся в постель и так проведем весь конец недели. До самого понедельника. Что ты на это скажешь?
– Звучит довольно напряженно.
– Да. Но я голосую за это.
– Мне придется обдумать твое предложение. У меня были планы пойти в кино.
– В кино мы сможем пойти в любое время.
– Во всяком случае сейчас я голодна и иду готовить бифштекс, – заявила Клер, бросив на него вызывающий взгляд.
– Я предпочитаю постель.
– Берт, не постелью единой жив человек.
Клинг внезапно вскочил. Они стояли в разных концах комнаты, изучая друг друга.
– Какие же у тебя планы на сегодня? – спросил он.
– Поесть бифштексы.
– Потом?
– Пойти в кино.
– А на завтра?
Клер пожала плечами.
– Иди сюда.
– Подойди сам.
Он пересек комнату и приблизился к ней. Она подняла к нему лицо и крепко скрестила руки на груди.
– Весь уик-энд, – прошептал он.
– Самонадеянный хвастун.
– Куколка.
– Правда?
– Очаровательная куколка.
– Ты меня поцелуешь?
– Может быть.
Они стояли почти вплотную, но не касались друг друга.
Они всецело отдавались моменту, впитывая друг друга глазами и чувствуя, как их обоих захлестывает пламенная волна желания.
Он положил ей руки на талию, но не поцеловал. Медленно она разжала и опустила руки.
– Неужели правда без лифчика?
– Эх ты, великий воскресный любовник, – пробормотала она. – Не можешь сам выяснить, есть ли на мне лифчик или нет.
Его рука скользнула под кофточку, и он притянул Клер к себе...
Следующая встреча с Бертом Клингом не может произойти раньше понедельника.
Дождь к тому времени все еще не прекратится.
Он уже произвел тщательный осмотр отрубленной кисти и пришел к выводу, что бесполезно пытаться получить какие бы то ни было отпечатки с искромсанных кончиков пальцев. Он взял на анализ кровь руки и установил, что она принадлежала к группе "О".
Теперь он исследовал сумку в поисках хоть каких-нибудь сохранившихся отпечатков, но тщетно. По правде сказать, он и не ожидал найти их. Тип, который так обезобразил руку, чтобы скрыть отпечатки, наверняка предпринял соответствующие предосторожности относительно сумки.
Он проверил, не сохранилось ли на сумке каких-либо микроскопических следов волос, волокон материи или хотя бы пыли, что могло бы помочь напасть на след убийцы или жертвы, но на наружной поверхности сумки он не нашел ничего ценного.
Он распорол сумку скальпелем и внимательно осмотрел ее внутреннюю поверхность и дно через увеличительное стекло. В одном углу сумки он обнаружил остатки какого-то порошка, похожего на оранжевую меловую пыль. Он собрал несколько пылинок для образца и отложил их в сторону. Затем начал тщательно исследовать пятна крови на дне сумки.
Человек, не посвященный в тонкости работы лаборатории, счел бы действия Гроссмана абсурдными. Он тщательно осматривал пятно, оставленное от руки, которая находилась в сумке. В чем же, черт возьми, он хотел убедиться? Что рука действительно лежала в сумке? Но это и так было хорошо известно.
Но Гроссман должен был удостовериться, что пятно на дне сумки было действительно кровью, что это была человеческая кровь, а если не кровь, то что? Могло случиться и так, что очевидное, на первый взгляд, кровяное пятно было смесью крови с чем-то еще, или, что под ним было другое пятно. Таким образом, Гроссман не тратил время зря, а проводил тщательный анализ.
Пятно было красно-бурого цвета, и так как дно сумки было водонепроницаемо, оно запеклось и потрескалось и напоминало засохшую грязь. Гроссман аккуратно вырезал часть пятна, разрезал эту часть на две порции, каждую из которых обозначил «Пятно Один» и «Пятно Два», не пытаясь придумывать что-нибудь более замысловатое. Он бросил оба образца в 0,9% физиологический раствор и затем поместил их на различные пластины. Эти пластины должны были простоять несколько часов в закрытых емкостях, поэтому он начал микроскопический и спектроскопический анализ оранжевого мела, который он обнаружил в одном из углов сумки. Занявшись какое-то время спустя снова пластинами, он накрыл одну из них прозрачной крышкой и начал изучать под очень сильным микроскопом. То, что он увидел под микроскопом, убедило его в том, что кровь принадлежит млекопитающему.
Затем он перешел ко второй пластине. Капнул на пятно растворитель, выждал какое-то время, сверяясь с часами, по капельке добавил на диск дистиллированной воды, наблюдая, как на поверхности пластины образуется накипь.
Когда она образовалась, он отсчитал по часам три минуты, затем вымыл и высушил пластину.
Пользуясь окулярным микрометром микроскопа, он измерил различные клетки крови. Красные кровяные тельца человеческой крови имеют 1/3200 дюйма в диаметре. Диаметры клеток других млекопитающих варьируются. Диаметр кровяного тельца собаки составляет 1/3500 дюйма – ближе всего к человеческому.
Диаметр измеренного Гроссманом образца составлял 1/3200 дюйма.
Но результаты таких исследований не были гарантированы от ошибок, хотя бы в тысячные доли дюйма. Анализ Гроссмана должен был исключить любую возможность ошибки. Поэтому он довел до конца обычную лабораторную процедуру, которая требует подкрепления химического, микроскопического или спектроскопического анализа реакций на антитела. Эта реакция определит уже наверняка, оставлено ли пятно человеческой кровью.
Реакция на антитела очень проста. Если взять, например, кролика и ввести в его кровь какую-то долю человеческой крови, произойдет следующее. В крови кролика образуется антитело, которое вступит в реакцию с протеином введенной крови. Если реакция положительная, поступившая кровь может быть классифицирована как человеческая.
Анализ пятна дал положительную реакцию.
Кровь принадлежала человеку.
Реакция пятна на группу крови показала группу "О". Гроссману оставалось прийти к вполне логичному заключению, что пятно на дне сумки образовалось от капель крови, попавших туда с отрубленной руки. Иного вывода не могло быть.
Что же касается оранжевой меловой пыли, эти частички оказались вовсе не мелом, а женской косметикой. Химический анализ и сверка по каталогу показали, что это был косметический препарат, называемый «Теплый Тон».
«Теплый Тон» представляет собой жидкую основу, которая наносилась под пудру, фиксировала ее и в то же время придавала коже теплый розоватый блеск.
Вряд ли мужчина стал бы пользоваться подобной косметикой.
Рука, обнаруженная в сумке, без всяких сомнений принадлежала мужчине.
Гроссман вздохнул и отправил свое заключение ребятам из 87-го участка.
Глава 7
– Конечно, были.
– Понятно. И вы не ссорились за завтраком. Почему вы заявили о его исчезновении только на следующий день, миссис Андрович?
– Потому что я подумала...
– И прежде он когда-нибудь также исчезал неизвестно куда?
– Нет, он...
– Значит, это было необычно для него, не так ли?
– Да, но...
– Тогда почему вы не заявили сразу же?
– Я думала, он вернется.
– Или вы знали, что у него есть причина не возвращаться?
– Какая причина?
– Это вы мне должны сказать, миссис Андрович.
В комнате воцарилась тишина.
– Не было никакой причины, – наконец заговорила она. – Мой муж любил меня. Была коробка конфет в то утро. В форме сердца. В шесть часов принесли дюжину алых роз. Карл поцеловал меня на прощанье и ушел. С тех пор я его не видела.
– Оставь миссис Андрович расписку за разделочный нож, Берт, – сказал Карелла Клингу. – Большое спасибо, миссис Андрович, за кофе и булочки. За то, что уделили нам время. Вы были очень гостеприимны.
Когда они выходили, с ее губ сорвалось:
– Его уже нет в живых, я знаю.
* * *
Клер Таунсенд была почти такого же роста, как Мег Андрович, но на этом сходство между ними заканчивалось. Мег была кожа да кости или, если угодно, тонка, как тростинка. Фигура Клер состояла из плоти и форм. Мег была плоскогруда, что, обычно, ценится среди манекенщиц. Клер, не отличаясь дородностью фигуры, имела все основания гордиться своей грудью, которая могла бы стать пределом желаний любого мужчины. Мег была голубоглазая блондинка. Клер являлась обладательницей карих глаз и черных, как вороново крыло, волос. Короче, если облик Мег хорошо бы вписался в интерьер какой-нибудь унылой больничной палаты, то удачным оформлением для Клер был бы освещенный солнцем стог сена.Была еще одна существенная разница.
Берт Клинг был без ума от Клер.
Она встретила его поцелуем, как только он вошел. На ней были черные брюки и белая свободная блуза чуть ниже талии.
– Что тебя задержало? – спросила Клер.
– Цветочные магазины.
– Ты купил мне цветы?
– Нет. Дама, с которой мы беседовали, утверждала, что ее муж преподнес ей дюжину алых роз. Мы проверили около десятка цветочных магазинов по соседству и в округе. Результат? Никто не заказывал роз в День Валентина. Во всяком случае, для миссис Андрович.
– Ну, и...
– Стиву Карелле изменила его проницательность. Можно я сниму ботинки?
– Снимай. Я купила два бифштекса. Ты настроен на бифштексы?
– Попозже.
– Каким образом Карелле изменила проницательность?
– Ну, вцепился в эту тощую с трагическим лицом девицу, как будто бы хотел из нее душу вытрясти. Когда мы вышли, я ему заметил, что он был с ней слишком резок. Я же не раз наблюдал его за работой. Обычно с женщинами он мягок. А с этой, как с цепи сорвался. Я поинтересовался почему и сказал, что мне это не понравилось.
– А он что?
– Как только она открыла рот, он уже знал, что она говорит неправду, и захотел выяснить почему.
– Откуда он знал?
– Говорит, знал и все тут. В этом и загвоздка. Мы проверили все эти идиотские цветочные магазины и выяснили, что ни один из них в шесть утра не доставлял на дом цветы, мало того, ни один из них не открывался раньше девяти.
– Муж мог заказать цветы где угодно в городе, Берт.
– Конечно. Но это маловероятно. Он же не служащий какого-нибудь учреждения. Он – моряк. Когда он не в плавании, он проводит время дома. Отсюда напрашивается вывод, что удобнее заказать цветы в каком-нибудь магазине по соседству.
– Ну и что?
– Да ничего. Устал. Стив отправил нож для разделки мяса на экспертизу в лабораторию. – Он помолчал, затем продолжал: – Она совсем не похожа на женщину, которая может наброситься на мужчину с ножом для разделки мяса. Поди сюда.
Она подошла и присела ему на колени. Он поцеловал ее и сказал:
– В моем распоряжении весь уик-энд. Стив уступил мне свое воскресенье.
– Да неужели?
– Какая-то ты необычная.
– В каком смысле?
– Какая-то мягкая.
– Я без бюстгальтера.
– Почему?
– Хотела почувствовать себя свободнее. Убери руки! – сказала она резко и вскочила с его колен.
– Вот тебе бы ничего не стоило наброситься на мужчину с ножом, – язвительно проговорил он, окидывая взглядом сидящую напротив Клер.
– Неужели? – холодно бросила она. – Когда ты собираешься есть?
– Попозже.
– Куда мы сегодня пойдем?
– Никуда.
– Это почему?
– Мне не надо появляться в участке до понедельника.
– Очень хорошо.
– И у меня была мысль...
– Да?
– Я думал, что мы сейчас заберемся в постель и так проведем весь конец недели. До самого понедельника. Что ты на это скажешь?
– Звучит довольно напряженно.
– Да. Но я голосую за это.
– Мне придется обдумать твое предложение. У меня были планы пойти в кино.
– В кино мы сможем пойти в любое время.
– Во всяком случае сейчас я голодна и иду готовить бифштекс, – заявила Клер, бросив на него вызывающий взгляд.
– Я предпочитаю постель.
– Берт, не постелью единой жив человек.
Клинг внезапно вскочил. Они стояли в разных концах комнаты, изучая друг друга.
– Какие же у тебя планы на сегодня? – спросил он.
– Поесть бифштексы.
– Потом?
– Пойти в кино.
– А на завтра?
Клер пожала плечами.
– Иди сюда.
– Подойди сам.
Он пересек комнату и приблизился к ней. Она подняла к нему лицо и крепко скрестила руки на груди.
– Весь уик-энд, – прошептал он.
– Самонадеянный хвастун.
– Куколка.
– Правда?
– Очаровательная куколка.
– Ты меня поцелуешь?
– Может быть.
Они стояли почти вплотную, но не касались друг друга.
Они всецело отдавались моменту, впитывая друг друга глазами и чувствуя, как их обоих захлестывает пламенная волна желания.
Он положил ей руки на талию, но не поцеловал. Медленно она разжала и опустила руки.
– Неужели правда без лифчика?
– Эх ты, великий воскресный любовник, – пробормотала она. – Не можешь сам выяснить, есть ли на мне лифчик или нет.
Его рука скользнула под кофточку, и он притянул Клер к себе...
Следующая встреча с Бертом Клингом не может произойти раньше понедельника.
Дождь к тому времени все еще не прекратится.
* * *
Тщательно исследовав сумку авиакомпании, Сэм Гроссман снял очки. Он был лейтенантом полиции, специалистом своего дела и руководителем полицейской лаборатории в центре города на Хай-стрит. За время работы в этой лаборатории он повидал трупы и части трупов, обнаруженные в разного рода чемоданах и чемоданчиках, рюкзаках, хозяйственных сумках, коробках и даже завернутые в старые газеты. Правда, авиадорожная сумка в его практике еще не встречалась. Однако эта сумка не вызывала в нем чувства удивления или потрясения. Он не отпрянул в ужасе при виде засохшей крови, которой была покрыта внутренность сумки. Он знал, что от него требуется, и решительно приступил к делу. Сейчас он уподоблялся американскому фермеру, который обнаружил, что одно из его полей можно превратить в отличную пашню, если очистить от валунов и выкорчевать пни. Единственный способ расчистить поле – это начать расчистку.Он уже произвел тщательный осмотр отрубленной кисти и пришел к выводу, что бесполезно пытаться получить какие бы то ни было отпечатки с искромсанных кончиков пальцев. Он взял на анализ кровь руки и установил, что она принадлежала к группе "О".
Теперь он исследовал сумку в поисках хоть каких-нибудь сохранившихся отпечатков, но тщетно. По правде сказать, он и не ожидал найти их. Тип, который так обезобразил руку, чтобы скрыть отпечатки, наверняка предпринял соответствующие предосторожности относительно сумки.
Он проверил, не сохранилось ли на сумке каких-либо микроскопических следов волос, волокон материи или хотя бы пыли, что могло бы помочь напасть на след убийцы или жертвы, но на наружной поверхности сумки он не нашел ничего ценного.
Он распорол сумку скальпелем и внимательно осмотрел ее внутреннюю поверхность и дно через увеличительное стекло. В одном углу сумки он обнаружил остатки какого-то порошка, похожего на оранжевую меловую пыль. Он собрал несколько пылинок для образца и отложил их в сторону. Затем начал тщательно исследовать пятна крови на дне сумки.
Человек, не посвященный в тонкости работы лаборатории, счел бы действия Гроссмана абсурдными. Он тщательно осматривал пятно, оставленное от руки, которая находилась в сумке. В чем же, черт возьми, он хотел убедиться? Что рука действительно лежала в сумке? Но это и так было хорошо известно.
Но Гроссман должен был удостовериться, что пятно на дне сумки было действительно кровью, что это была человеческая кровь, а если не кровь, то что? Могло случиться и так, что очевидное, на первый взгляд, кровяное пятно было смесью крови с чем-то еще, или, что под ним было другое пятно. Таким образом, Гроссман не тратил время зря, а проводил тщательный анализ.
Пятно было красно-бурого цвета, и так как дно сумки было водонепроницаемо, оно запеклось и потрескалось и напоминало засохшую грязь. Гроссман аккуратно вырезал часть пятна, разрезал эту часть на две порции, каждую из которых обозначил «Пятно Один» и «Пятно Два», не пытаясь придумывать что-нибудь более замысловатое. Он бросил оба образца в 0,9% физиологический раствор и затем поместил их на различные пластины. Эти пластины должны были простоять несколько часов в закрытых емкостях, поэтому он начал микроскопический и спектроскопический анализ оранжевого мела, который он обнаружил в одном из углов сумки. Занявшись какое-то время спустя снова пластинами, он накрыл одну из них прозрачной крышкой и начал изучать под очень сильным микроскопом. То, что он увидел под микроскопом, убедило его в том, что кровь принадлежит млекопитающему.
Затем он перешел ко второй пластине. Капнул на пятно растворитель, выждал какое-то время, сверяясь с часами, по капельке добавил на диск дистиллированной воды, наблюдая, как на поверхности пластины образуется накипь.
Когда она образовалась, он отсчитал по часам три минуты, затем вымыл и высушил пластину.
Пользуясь окулярным микрометром микроскопа, он измерил различные клетки крови. Красные кровяные тельца человеческой крови имеют 1/3200 дюйма в диаметре. Диаметры клеток других млекопитающих варьируются. Диаметр кровяного тельца собаки составляет 1/3500 дюйма – ближе всего к человеческому.
Диаметр измеренного Гроссманом образца составлял 1/3200 дюйма.
Но результаты таких исследований не были гарантированы от ошибок, хотя бы в тысячные доли дюйма. Анализ Гроссмана должен был исключить любую возможность ошибки. Поэтому он довел до конца обычную лабораторную процедуру, которая требует подкрепления химического, микроскопического или спектроскопического анализа реакций на антитела. Эта реакция определит уже наверняка, оставлено ли пятно человеческой кровью.
Реакция на антитела очень проста. Если взять, например, кролика и ввести в его кровь какую-то долю человеческой крови, произойдет следующее. В крови кролика образуется антитело, которое вступит в реакцию с протеином введенной крови. Если реакция положительная, поступившая кровь может быть классифицирована как человеческая.
Анализ пятна дал положительную реакцию.
Кровь принадлежала человеку.
Реакция пятна на группу крови показала группу "О". Гроссману оставалось прийти к вполне логичному заключению, что пятно на дне сумки образовалось от капель крови, попавших туда с отрубленной руки. Иного вывода не могло быть.
Что же касается оранжевой меловой пыли, эти частички оказались вовсе не мелом, а женской косметикой. Химический анализ и сверка по каталогу показали, что это был косметический препарат, называемый «Теплый Тон».
«Теплый Тон» представляет собой жидкую основу, которая наносилась под пудру, фиксировала ее и в то же время придавала коже теплый розоватый блеск.
Вряд ли мужчина стал бы пользоваться подобной косметикой.
Рука, обнаруженная в сумке, без всяких сомнений принадлежала мужчине.
Гроссман вздохнул и отправил свое заключение ребятам из 87-го участка.
Глава 7
Суббота.
Дождь.
Однажды мальчишкой он с друзьями забрался под телегу мороженщика на Колби-авеню. Дождь барабанил по деревянной телеге, как из картечи, а они втроем сидели под телегой, наблюдая, как, ударяясь о камни мостовой, разрывались дождевые капли, и наслаждались чувством полной недосягаемости и безопасности. Стиву Карелле это приятное приключение стоило пневмонии, вскоре после чего семья переехала из Айсолы в Риверхед. Его детское воображение навсегда связало причину переезда с тем, что он схватил пневмонию под телегой мороженщика на Колби-авеню.
Дожди шли и в Риверхеде. Однажды он обнимался с девчонкой Грейс Маккарти в подвале ее дома под звуки «Перфидии», «Санта Фе Трейл» и «Зеленых глаз», несшихся из проигрывателя, а по стеклам маленького месяцевидного оконца струйками сбегали дождевые капли. Им обоим было по пятнадцать, они начали танцевать, танцуя, он безрассудно целовал Грейс. Потом они, уютно устроившись на старом диванчике, слушали Гленна Миллера и без устали обнимались и целовались, зная, что в любой момент мать Грейс сможет спуститься в подвал.
Дождь навевал Стиву приятные воспоминания.
Шлепая по лужам, они с Мейером Мейером направлялись по адресу второй возможной кандидатуры, которую Клинг откопал в картотеке пропавших без вести. Стив остановился, прикурил сигарету и кинул спичку в дождевой поток, бежавший вдоль тротуара.
– Помнишь коммерческий сериал сигаретной компании? – прервал молчание Мейер.
– Который?
– Про ученого. Он ядерный физик. Но на экране он впервые появляется проявляющим фотографии в темной комнате. Вспомнил?
– Да. Ну и что?
– Я придумал сцену для их сериала.
– Давай выкладывай.
– Показываем его вскрывающим сейф, так? Он просверливает отверстие в дверце сейфа. Рядом на полу все нужные для этого инструменты и несколько кусков динамита, все как надо.
– Дальше?
– Дальше за экраном голос: «Эй, парень, привет!» Этот тип поднимает глаза от работы и закуривает сигарету, Голос продолжает: «Наверно, требуются годы тренировки, чтобы стать искусным взломщиком сейфов». Наш герой вежливо улыбается: «Я не взломщик сейфов, сейфы – мое хобби. Я считаю, человек должен быть многогранным, иметь разнообразные интересы». Удивленный голос: «Неужели только хобби? Но позвольте вас спросить, сэр, чем же вы зарабатываете на жизнь?»
– Ну и что этот любитель отвечает?
– Этот субъект выпускает струйку дыма, опять вежливо улыбается: «Охотно отвечу. Я – сутенер». – Мейер довольно улыбнулся. – Ну как? Годится?
– Великолепно. Вот мы и пришли. Только не пытайся рассказывать анекдоты этой даме, а то она может нас не впустить.
– Какие же это анекдоты! Думаю, в один прекрасный день я пошлю к черту эту вшивую работу и устроюсь в рекламное агентство.
– Не делай этого, Мейер. Нам без тебя не обойтись.
Они вошли в дом. Женщину, которая была им нужна, звали Марта Ливингстон. Только неделю назад она заявила об исчезновении сына Ричарда. Молодому человеку было девятнадцать лет, рост – шесть футов и два дюйма, вес – сто девяносто четыре фунта. Эти данные и сам факт исчезновения были достаточным основанием, чтобы предположить, что он был владельцем отрубленной руки.
– Какая квартира? – спросил Мейер.
– Двадцать четвертая. Второй этаж, окнами на улицу.
Они поднялись на второй этаж. В холле мяукнул кот и, казалось, встретил их подозрительным взглядом.
– Почуял в нас Закон, – продолжал шутить Мейер. – Думает, что мы из Отдела бродячих животных.
– Не подозревает, что мы всего лишь чистильщики улиц, – съязвил Карелла.
Он постучал в дверь, а Мейер нагнулся погладить кошку: «Кисуля, ну, поди сюда, ах ты, зверюга».
– Кто там? – послышался из-за двери женский голос. Голос звучал настороженно.
– Миссис Ливингстон? – позвал Карелла.
– Да, кто там?
– Полиция. Откройте, пожалуйста.
Затем наступила тишина.
Это была знакомая тишина, которая говорила о том, что за дверью происходит торопливый немой диалог.
Ясно было, что миссис Ливингстон не одна. Тишина затягивалась. Мейер оставил кошку и потянулся к кобуре, пристегнутой к поясу справа. Он вопросительно смотрел на Кареллу, который уже держал наготове свой «38».
– Миссис Ливингстон! – снова позвал он. Из-за двери не последовало никакого ответа. Мейер уже сгруппировался у противоположной стены, готовый к броску. – Ладно, вышибай дверь, – скомандовал Карелла.
Мейер отбросил правую ногу назад, оттолкнулся левым плечом от стены и нанес сокрушительный удар по замку подошвой ботинка. Дверь с треском распахнулась. Мейер бросился следом с пистолетом наготове.
– Стоять! – закричал он тощему мужчине, перелезавшему на пожарную лестницу.
Тот уже перекинул одну ногу через подоконник, другая находилась еще в комнате. Человек замер в нерешительности.
– Надеюсь, не хотите, чтобы от вас осталось мокрое место, – предупредил Мейер.
Мужчина минуту помедлил и вернулся в комнату. Мейер посмотрел на его ноги. Мужчина был без ботинок. Он в замешательстве смотрел на стоящую у кровати женщину. Женщина была в одной комбинации. Это была крупная неопрятная дама лет сорока пяти с крашенными хной волосами и выцветшими глазами пьяницы.
– Миссис Ливингстон? – спросил Карелла.
– Ну я. Какого черта вы сюда ворвались?
– Куда спешил ваш друг? – спросил Карелла.
– Я никуда не спешил, – ответил тощий.
– Вот как? Всегда выходите из комнаты через окно?
– Хотел взглянуть, идет ли еще дождь.
– Идет. Пройдите сюда.
– Что я сделал? – задал вопрос мужчина. Однако быстро повиновался.
Мейер начал тщательно его обыскивать. Вскоре его рука нащупала под поясом пистолет. Мейер вынул его и передал Карелле.
– У вас есть разрешение на ношение оружия?
– Да.
– Надеюсь, это правда. Ваше имя?
– Кронин. Леонард Кронин.
– Почему вы в такой спешке пытались выбраться отсюда?
– Тебе незачем отвечать ему, Ленни, – вмешалась миссис Ливингстон.
– Вы его адвокат, миссис Ливингстон? – не удержался Мейер.
– Нет, но...
– Тогда перестаньте давать советы. Вам был задан вопрос, мистер Кронин.
– Незачем им отвечать, Ленни, – опять перебила миссис Ливингстон.
– Послушай, Ленни, – терпеливо начал объяснять Мейер, – мы не торопимся, у нас много времени. Можно поговорить и здесь, и в отделении. Давай обдумай, что сказать, и отвечай на вопросы. А пока будешь решать, натяни носки и ботинки. И вам, миссис Ливингстон, не мешало бы накинуть халат или что-нибудь, пока мы будем выяснять, что здесь происходит. Согласны?
– К дьяволу халат. Надеюсь, вы не в первый раз видите раздетую бабу.
– Несомненно. Но все-таки накиньте халат. Мы не хотим, чтобы вы простудились.
– Никакого тебе нет дела до моей простуды, кретин.
– Ну и язычок! – покачал головой Мейер.
Кронин, сидя на краю постели, натягивал носки. На нем были черные брюки. Черный плащ был перекинут через спинку стула в углу комнаты. С раскрытого на полу у ночного столика черного зонта стекала вода.
– В спешке ты был готов уйти без своего плаща и зонтика, не так ли, Ленни? – спросил Карелла.
– Похоже на то, – буркнул Кронин, зашнуровывая ботинки.
– Пожалуй, вы оба пройдете с нами в участок. Накиньте на себя что-нибудь, миссис Ливингстон.
Миссис Ливингстон схватила свою левую грудь, сжала ее в руке как пистолет и направила на Кареллу.
– А это видел, легавый! – прокричала она со злостью.
– Ладно, идите в чем есть. К обвинению в проституции мы сможем добавить обвинение в недозволенном поведении, как только вы появитесь на улице в таком виде.
– Прости... Что ты плетешь? Ты еще имеешь наглость?
– Ладно, ладно. Пошли.
– Какого дьявола вы сюда ворвались? Что вам нужно? – не унималась миссис Ливингстон.
– Мы пришли всего лишь для того, чтобы задать вам несколько вопросов о вашем исчезнувшем сыне, – ответил Карелла.
– О моем сыне? И это все, что вам нужно? Надеюсь, этот выродок подох. Неужели из-за этого надо было вышибать дверь?
– Если вы надеетесь на то, что его нет в живых, чего ради брать на себя труд и заявлять о его пропаже?
– Чтобы получить материальную помощь. Он был моим единственным кормильцем. Как только он исчез, я подала прошение о пособии. Для того, чтобы просьба была законной, мне надо было заявить о его исчезновении. Вот и все. И не думайте, что меня волнует, жив он или нет. Его исчезновение дает мне возможность получать материальную помощь от муниципалитета.
– Вы добропорядочная дама, миссис Ливингстон, – заметил Мейер.
– Да, добропорядочная. Разве преступление быть в постели с человеком, которого любишь?
– Нет, если ваш муж не имеет ничего против.
– Мой муж умер и, надеюсь, горит в адском пламени.
– Ваше странное поведение при нашем появлении дает основание подозревать, что здесь не просто любовное свидание, миссис Ливингстон, – вмешался Карелла. – Одевайтесь. Мейер, осмотри тщательно квартиру.
– У вас есть ордер на обыск? – вмешался коротышка. – Вы не имеете права производить обыск без ордера.
– Ты абсолютно прав, Ленни, – согласился Карелла. – Мы вернемся сюда с ордером.
– Я знаю свои права.
– Это видно.
– Ну так как, мадам? Одетой или голой, вам придется пройти в полицейский участок. Как вы решили?
– Как видишь!
– Стоит нам снять ее в таком виде, фотографии разойдутся по пять долларов за каждую.
– Визит этой дамы без сомнения придаст нашему отделению особую пикантность, – изрек сидящий за пишущей машинкой Мисколо.
Паркер и Хейз отправились добывать ордер на обыск. Наверху Мейер, Карелла и лейтенант Бернс допрашивали подозреваемых. Бернс как старший и, следовательно, менее чувствительный к прелестям пышных обнаженных грудей, допрашивал Марту Ливингстон в комнате для допросов в конце коридора. Мейер и Карелла занялись Леонардом Крониным, устроившись в углу дежурного помещения и, таким образом, устранив вмешательство его возлюбленной.
– Ну, так как, Ленни, – начал Мейер, – у тебя действительно есть разрешение на эту игрушку, или ты просто пытался отделаться от нас? Говори начистоту.
– У меня действительно разрешение. Неужели я стал бы вас дурачить?
– Я не думаю, что ты будешь пытаться вводить нас в заблуждение, – вкрадчиво проговорил Мейер, – и мы тоже не будем от тебя скрывать, что это дело серьезное. Я не могу рассказать тебе все, но поверь мне на слово, что дело дрянь.
– Что значит серьезное? Что вы хотите сказать?
– Ну, скажем так, что это значительно серьезнее, чем простое нарушение закона.
– То, что вы застали с Мартой в постели?
– Да нет. Речь идет о мокром деле. И ты можешь оказаться одним из непосредственных его виновников. Поэтому будь с нами откровенен с самого начала, тем самым ты облегчишь свое положение.
– Я не понимаю, о каком мокром деле вы говорите.
– Что ж, подумай немного.
– Значит дело в пистолете. Ну, ладно. Нет у меня разрешения. Вы этого добиваетесь?
– Нет. Это не столь серьезно. Сейчас мы говорим не о пистолете.
– Тогда в чем же дело? Может быть, что-то в роде нарушения супружеской верности? Вы имеете в виду, что муж Марты на самом деле жив? И вы обвиняете нас в разврате?
– Даже это не настолько серьезно, чтобы снимать с вас показания в отделении.
– Тогда, что же? Наркотики?
– Наркотики, Ленни?
– Ну да, которые могут быть найдены в комнате.
– Героин?
– Да нет. Ничего такого, о чем стоило бы говорить. Марихуана. Несколько палочек. Чтобы немножко взбодриться. Это же не преступление, правда?
– Нет. Все зависит от того, какое количество у тебя было в наличии.
– Я же говорю, всего несколько палочек.
– Если это количество не превышало дозволенную норму, тебе нечего волноваться. Ты же не собирался ею торговать, Ленни?
– Только для нас с Мартой. Ну, знаешь, для забавы. Мы выкурили несколько палочек перед тем, как заняться любовью.
– В таком случае это не причина для беспокойства, Ленни.
– В чем же дело?
– Парнишка.
– Какой парнишка?
– Сын Марты, Ричард. Кажется так его звать?
– Откуда мне знать. Никогда не видел его.
– Никогда не видел? Когда ты познакомился с Мартой?
– Вчера вечером в баре. Заведение называется «Глоток вина». Его держат те самые типы, которые открыли индийско-китайское...
– Значит ты познакомился с Мартой только вчера вечером?
– Ну да.
– Кажется она сказала, что любит тебя, – удивился Карелла.
– Да, любовь с первого взгляда.
– И ты никогда не видел ее сына?
– Никогда.
– Ты когда-нибудь летал, Ленни?
– Летал? Вы опять имеете в виду марихуану?
– Нет. Самолетом путешествовал?
– Нет. Мне кажется, меня хватит инфаркт, если я сяду в эту штуковину.
Дождь.
Однажды мальчишкой он с друзьями забрался под телегу мороженщика на Колби-авеню. Дождь барабанил по деревянной телеге, как из картечи, а они втроем сидели под телегой, наблюдая, как, ударяясь о камни мостовой, разрывались дождевые капли, и наслаждались чувством полной недосягаемости и безопасности. Стиву Карелле это приятное приключение стоило пневмонии, вскоре после чего семья переехала из Айсолы в Риверхед. Его детское воображение навсегда связало причину переезда с тем, что он схватил пневмонию под телегой мороженщика на Колби-авеню.
Дожди шли и в Риверхеде. Однажды он обнимался с девчонкой Грейс Маккарти в подвале ее дома под звуки «Перфидии», «Санта Фе Трейл» и «Зеленых глаз», несшихся из проигрывателя, а по стеклам маленького месяцевидного оконца струйками сбегали дождевые капли. Им обоим было по пятнадцать, они начали танцевать, танцуя, он безрассудно целовал Грейс. Потом они, уютно устроившись на старом диванчике, слушали Гленна Миллера и без устали обнимались и целовались, зная, что в любой момент мать Грейс сможет спуститься в подвал.
Дождь навевал Стиву приятные воспоминания.
Шлепая по лужам, они с Мейером Мейером направлялись по адресу второй возможной кандидатуры, которую Клинг откопал в картотеке пропавших без вести. Стив остановился, прикурил сигарету и кинул спичку в дождевой поток, бежавший вдоль тротуара.
– Помнишь коммерческий сериал сигаретной компании? – прервал молчание Мейер.
– Который?
– Про ученого. Он ядерный физик. Но на экране он впервые появляется проявляющим фотографии в темной комнате. Вспомнил?
– Да. Ну и что?
– Я придумал сцену для их сериала.
– Давай выкладывай.
– Показываем его вскрывающим сейф, так? Он просверливает отверстие в дверце сейфа. Рядом на полу все нужные для этого инструменты и несколько кусков динамита, все как надо.
– Дальше?
– Дальше за экраном голос: «Эй, парень, привет!» Этот тип поднимает глаза от работы и закуривает сигарету, Голос продолжает: «Наверно, требуются годы тренировки, чтобы стать искусным взломщиком сейфов». Наш герой вежливо улыбается: «Я не взломщик сейфов, сейфы – мое хобби. Я считаю, человек должен быть многогранным, иметь разнообразные интересы». Удивленный голос: «Неужели только хобби? Но позвольте вас спросить, сэр, чем же вы зарабатываете на жизнь?»
– Ну и что этот любитель отвечает?
– Этот субъект выпускает струйку дыма, опять вежливо улыбается: «Охотно отвечу. Я – сутенер». – Мейер довольно улыбнулся. – Ну как? Годится?
– Великолепно. Вот мы и пришли. Только не пытайся рассказывать анекдоты этой даме, а то она может нас не впустить.
– Какие же это анекдоты! Думаю, в один прекрасный день я пошлю к черту эту вшивую работу и устроюсь в рекламное агентство.
– Не делай этого, Мейер. Нам без тебя не обойтись.
Они вошли в дом. Женщину, которая была им нужна, звали Марта Ливингстон. Только неделю назад она заявила об исчезновении сына Ричарда. Молодому человеку было девятнадцать лет, рост – шесть футов и два дюйма, вес – сто девяносто четыре фунта. Эти данные и сам факт исчезновения были достаточным основанием, чтобы предположить, что он был владельцем отрубленной руки.
– Какая квартира? – спросил Мейер.
– Двадцать четвертая. Второй этаж, окнами на улицу.
Они поднялись на второй этаж. В холле мяукнул кот и, казалось, встретил их подозрительным взглядом.
– Почуял в нас Закон, – продолжал шутить Мейер. – Думает, что мы из Отдела бродячих животных.
– Не подозревает, что мы всего лишь чистильщики улиц, – съязвил Карелла.
Он постучал в дверь, а Мейер нагнулся погладить кошку: «Кисуля, ну, поди сюда, ах ты, зверюга».
– Кто там? – послышался из-за двери женский голос. Голос звучал настороженно.
– Миссис Ливингстон? – позвал Карелла.
– Да, кто там?
– Полиция. Откройте, пожалуйста.
Затем наступила тишина.
Это была знакомая тишина, которая говорила о том, что за дверью происходит торопливый немой диалог.
Ясно было, что миссис Ливингстон не одна. Тишина затягивалась. Мейер оставил кошку и потянулся к кобуре, пристегнутой к поясу справа. Он вопросительно смотрел на Кареллу, который уже держал наготове свой «38».
– Миссис Ливингстон! – снова позвал он. Из-за двери не последовало никакого ответа. Мейер уже сгруппировался у противоположной стены, готовый к броску. – Ладно, вышибай дверь, – скомандовал Карелла.
Мейер отбросил правую ногу назад, оттолкнулся левым плечом от стены и нанес сокрушительный удар по замку подошвой ботинка. Дверь с треском распахнулась. Мейер бросился следом с пистолетом наготове.
– Стоять! – закричал он тощему мужчине, перелезавшему на пожарную лестницу.
Тот уже перекинул одну ногу через подоконник, другая находилась еще в комнате. Человек замер в нерешительности.
– Надеюсь, не хотите, чтобы от вас осталось мокрое место, – предупредил Мейер.
Мужчина минуту помедлил и вернулся в комнату. Мейер посмотрел на его ноги. Мужчина был без ботинок. Он в замешательстве смотрел на стоящую у кровати женщину. Женщина была в одной комбинации. Это была крупная неопрятная дама лет сорока пяти с крашенными хной волосами и выцветшими глазами пьяницы.
– Миссис Ливингстон? – спросил Карелла.
– Ну я. Какого черта вы сюда ворвались?
– Куда спешил ваш друг? – спросил Карелла.
– Я никуда не спешил, – ответил тощий.
– Вот как? Всегда выходите из комнаты через окно?
– Хотел взглянуть, идет ли еще дождь.
– Идет. Пройдите сюда.
– Что я сделал? – задал вопрос мужчина. Однако быстро повиновался.
Мейер начал тщательно его обыскивать. Вскоре его рука нащупала под поясом пистолет. Мейер вынул его и передал Карелле.
– У вас есть разрешение на ношение оружия?
– Да.
– Надеюсь, это правда. Ваше имя?
– Кронин. Леонард Кронин.
– Почему вы в такой спешке пытались выбраться отсюда?
– Тебе незачем отвечать ему, Ленни, – вмешалась миссис Ливингстон.
– Вы его адвокат, миссис Ливингстон? – не удержался Мейер.
– Нет, но...
– Тогда перестаньте давать советы. Вам был задан вопрос, мистер Кронин.
– Незачем им отвечать, Ленни, – опять перебила миссис Ливингстон.
– Послушай, Ленни, – терпеливо начал объяснять Мейер, – мы не торопимся, у нас много времени. Можно поговорить и здесь, и в отделении. Давай обдумай, что сказать, и отвечай на вопросы. А пока будешь решать, натяни носки и ботинки. И вам, миссис Ливингстон, не мешало бы накинуть халат или что-нибудь, пока мы будем выяснять, что здесь происходит. Согласны?
– К дьяволу халат. Надеюсь, вы не в первый раз видите раздетую бабу.
– Несомненно. Но все-таки накиньте халат. Мы не хотим, чтобы вы простудились.
– Никакого тебе нет дела до моей простуды, кретин.
– Ну и язычок! – покачал головой Мейер.
Кронин, сидя на краю постели, натягивал носки. На нем были черные брюки. Черный плащ был перекинут через спинку стула в углу комнаты. С раскрытого на полу у ночного столика черного зонта стекала вода.
– В спешке ты был готов уйти без своего плаща и зонтика, не так ли, Ленни? – спросил Карелла.
– Похоже на то, – буркнул Кронин, зашнуровывая ботинки.
– Пожалуй, вы оба пройдете с нами в участок. Накиньте на себя что-нибудь, миссис Ливингстон.
Миссис Ливингстон схватила свою левую грудь, сжала ее в руке как пистолет и направила на Кареллу.
– А это видел, легавый! – прокричала она со злостью.
– Ладно, идите в чем есть. К обвинению в проституции мы сможем добавить обвинение в недозволенном поведении, как только вы появитесь на улице в таком виде.
– Прости... Что ты плетешь? Ты еще имеешь наглость?
– Ладно, ладно. Пошли.
– Какого дьявола вы сюда ворвались? Что вам нужно? – не унималась миссис Ливингстон.
– Мы пришли всего лишь для того, чтобы задать вам несколько вопросов о вашем исчезнувшем сыне, – ответил Карелла.
– О моем сыне? И это все, что вам нужно? Надеюсь, этот выродок подох. Неужели из-за этого надо было вышибать дверь?
– Если вы надеетесь на то, что его нет в живых, чего ради брать на себя труд и заявлять о его пропаже?
– Чтобы получить материальную помощь. Он был моим единственным кормильцем. Как только он исчез, я подала прошение о пособии. Для того, чтобы просьба была законной, мне надо было заявить о его исчезновении. Вот и все. И не думайте, что меня волнует, жив он или нет. Его исчезновение дает мне возможность получать материальную помощь от муниципалитета.
– Вы добропорядочная дама, миссис Ливингстон, – заметил Мейер.
– Да, добропорядочная. Разве преступление быть в постели с человеком, которого любишь?
– Нет, если ваш муж не имеет ничего против.
– Мой муж умер и, надеюсь, горит в адском пламени.
– Ваше странное поведение при нашем появлении дает основание подозревать, что здесь не просто любовное свидание, миссис Ливингстон, – вмешался Карелла. – Одевайтесь. Мейер, осмотри тщательно квартиру.
– У вас есть ордер на обыск? – вмешался коротышка. – Вы не имеете права производить обыск без ордера.
– Ты абсолютно прав, Ленни, – согласился Карелла. – Мы вернемся сюда с ордером.
– Я знаю свои права.
– Это видно.
– Ну так как, мадам? Одетой или голой, вам придется пройти в полицейский участок. Как вы решили?
– Как видишь!
* * *
Все дежурившие в то утро ребята умудрились под тем или иным предлогом заскочить в комнату для допросов, чтобы взглянуть на полную рыжеволосую скандалистку, которая давала показания, сидя в одной комбинации. В дежурном помещении Паркер сказал Мисколо:– Стоит нам снять ее в таком виде, фотографии разойдутся по пять долларов за каждую.
– Визит этой дамы без сомнения придаст нашему отделению особую пикантность, – изрек сидящий за пишущей машинкой Мисколо.
Паркер и Хейз отправились добывать ордер на обыск. Наверху Мейер, Карелла и лейтенант Бернс допрашивали подозреваемых. Бернс как старший и, следовательно, менее чувствительный к прелестям пышных обнаженных грудей, допрашивал Марту Ливингстон в комнате для допросов в конце коридора. Мейер и Карелла занялись Леонардом Крониным, устроившись в углу дежурного помещения и, таким образом, устранив вмешательство его возлюбленной.
– Ну, так как, Ленни, – начал Мейер, – у тебя действительно есть разрешение на эту игрушку, или ты просто пытался отделаться от нас? Говори начистоту.
– У меня действительно разрешение. Неужели я стал бы вас дурачить?
– Я не думаю, что ты будешь пытаться вводить нас в заблуждение, – вкрадчиво проговорил Мейер, – и мы тоже не будем от тебя скрывать, что это дело серьезное. Я не могу рассказать тебе все, но поверь мне на слово, что дело дрянь.
– Что значит серьезное? Что вы хотите сказать?
– Ну, скажем так, что это значительно серьезнее, чем простое нарушение закона.
– То, что вы застали с Мартой в постели?
– Да нет. Речь идет о мокром деле. И ты можешь оказаться одним из непосредственных его виновников. Поэтому будь с нами откровенен с самого начала, тем самым ты облегчишь свое положение.
– Я не понимаю, о каком мокром деле вы говорите.
– Что ж, подумай немного.
– Значит дело в пистолете. Ну, ладно. Нет у меня разрешения. Вы этого добиваетесь?
– Нет. Это не столь серьезно. Сейчас мы говорим не о пистолете.
– Тогда в чем же дело? Может быть, что-то в роде нарушения супружеской верности? Вы имеете в виду, что муж Марты на самом деле жив? И вы обвиняете нас в разврате?
– Даже это не настолько серьезно, чтобы снимать с вас показания в отделении.
– Тогда, что же? Наркотики?
– Наркотики, Ленни?
– Ну да, которые могут быть найдены в комнате.
– Героин?
– Да нет. Ничего такого, о чем стоило бы говорить. Марихуана. Несколько палочек. Чтобы немножко взбодриться. Это же не преступление, правда?
– Нет. Все зависит от того, какое количество у тебя было в наличии.
– Я же говорю, всего несколько палочек.
– Если это количество не превышало дозволенную норму, тебе нечего волноваться. Ты же не собирался ею торговать, Ленни?
– Только для нас с Мартой. Ну, знаешь, для забавы. Мы выкурили несколько палочек перед тем, как заняться любовью.
– В таком случае это не причина для беспокойства, Ленни.
– В чем же дело?
– Парнишка.
– Какой парнишка?
– Сын Марты, Ричард. Кажется так его звать?
– Откуда мне знать. Никогда не видел его.
– Никогда не видел? Когда ты познакомился с Мартой?
– Вчера вечером в баре. Заведение называется «Глоток вина». Его держат те самые типы, которые открыли индийско-китайское...
– Значит ты познакомился с Мартой только вчера вечером?
– Ну да.
– Кажется она сказала, что любит тебя, – удивился Карелла.
– Да, любовь с первого взгляда.
– И ты никогда не видел ее сына?
– Никогда.
– Ты когда-нибудь летал, Ленни?
– Летал? Вы опять имеете в виду марихуану?
– Нет. Самолетом путешествовал?
– Нет. Мне кажется, меня хватит инфаркт, если я сяду в эту штуковину.