– А тебе никогда не доводилось участвовать в марафоне рядом с девочками из стриптиза? – ответил Хейз.
   Майк Чирападано жил в меблированной комнате на Норт 6. Когда они пришли, его не было и хозяйка сообщила, что он отсутствует уже с месяц.
   Разговаривая с ними, она все время вытирала пыль в холле.
   – Он задолжал мне квартплату за два месяца, – пожаловалась она. – Он что-нибудь натворил?
   – Когда вы видели его в последний раз, миссис Марстен? – спросил Хейз.
   – В феврале. Он должен мне квартплату за февраль и за март, если он все еще намерен здесь жить. Но, похоже, что он решил переехать. Как вы считаете?
   – Не знаю. Не могли бы мы взглянуть на его комнату?
   – Конечно. И не надо извиняться за беспокойство. Что же он натворил? Он же наркоман. Вы же знаете, все музыканты – наркоманы.
   – Вы так считаете? – спросил Карелла, поднимаясь следом за ней.
   – Конечно. Основные потребители этой дряни. Вкалывают ее прямо в вену.
   – Правда?
   – Ну да. Это же яд. А они вливают эту гадость, этот героин себе в вены. Его комната на третьем этаже. Я убирала там только вчера.
   – Его вещи все еще там?
   – Да. Его одежда и барабаны. Разве нормальный человек может вот так, вдруг, сорваться и исчезнуть, оставив все свои вещи. Я считаю, что так может поступить только наркоман, другого объяснения я не нахожу. Его комната в конце холла. Что, вы сказали, он натворил?
   – Вы не могли бы сказать точнее, миссис Марстен, когда в феврале он исчез?
   – Могу с точностью до дня.
   – Ну и когда?
   – Это было двенадцатого февраля. Я запомнила, потому что это было перед пятницей тринадцатого. Пятница тринадцатого – самый несчастливый день. Вот его комната. Подождите минутку, сейчас я отопру дверь.
   Она вынула ключ из кармана и вставила в замочную скважину.
   – Замок в этой двери не совсем исправный. Все забываю его починить. Наконец-то. Пожалуйста, – она распахнула дверь. – Чистота, только вчера убрала. Даже подобрала разбросанные по всему полу носки и нижнее белье. Терпеть не могу беспорядка.
   Они вошли в комнату.
   – Вот там у окна – его барабаны. Большой барабан – басовый, а вон тот, в круглом черном футляре – литавр и его цилиндр. Все его вещи – в шкафу, а бритвенные принадлежности все еще в ванной, в том виде, как он их оставил. Не могу понять, в чем дело. Что, вы сказали, он сделал?
   – Вы видели, как он уходил в последний раз, миссис Марстен?
   – Нет.
   – В каком он возрасте?
   – Совсем молодой человек, так ужасно, что молодые люди становятся наркоманами и разрушают свой организм этим героином.
   – Сколько же ему?
   – Двадцать четыре – двадцать пять, не больше.
   – Он крупный мужчина?
   – Думаю, более шести футов.
   – Руки большие?
   – Что?
   – Руки? Не заметили, какие у него руки?
   – Никогда не обращала внимания. Кто обращает внимание на руки мужчин?!
   – Некоторые женщины обращают внимание, – заметил Карелла.
   – Что я очень хорошо знаю, так это то, что он задолжал мне за два месяца, – сказала миссис Марстен, пожимая плечами.
   – Вы не знаете, миссис Марстен, у него было много знакомых среди женщин? Он когда-нибудь приводил сюда девушек?
   – Только не в мой дом. Я не разрешаю ничего подобного. Нет, сэр. Если у него и были девушки, он развлекался с ними не под моей крышей. Я слежу за чистотой как комнат, так и жильцов.
   – Понятно. Вы не возражаете, если мы здесь кое-что осмотрим более тщательно? – спросил Карелла.
   – Пожалуйста. Позовите меня, когда закончите. Я должна закрыть дверь. Только не делайте беспорядка. Я только вчера все убрала.
   Она вышла. Карелла и Хейз молча уставились друг на друга.
   – Может быть, они оба смотались в Канзас-Сити? – предположил Хейз.
   – Не знаю. Мне бы хотелось, чтобы они оба смотались ко всем чертям. Давай перетрясем комнату, может быть, он оставил хоть какой-нибудь намек.
   Но никакого намека они не нашли.
* * *
   Карл Андрович оказался усатым гигантом, который сошел бы за ходячую рекламу сигарет «Мальборо». Он сидел в тенниске за кухонным столом, играя своими бронзовыми мускулами, которые красиво выделялись на фоне ослепительно белой тенниски. Татуировка «МЕГ» в изображении сердца на левом бицепсе сразу бросалась в глаза. У него были рыжевато-коричневые волосы и совершенно необыкновенные усы, представляющие смесь рыжих, коричневых и белых волосков. Это были элегантные аккуратно подстриженные усы, которые, очевидно, являлись предметом гордости их владельца, так как во время разговора он то и дело их поглаживал. Руки у него были такие громадные, что каждый раз, когда он их поднимал, чтобы погладить усы, Карелле казалось, что он собирается его ударить. Мег Андрович суетилась на кухне, готовя обед и прислушиваясь к разговору.
   – Нам бы хотелось кое-что выяснить у вас, мистер Андрович, – начал Карелла.
   – Да, что именно?
   – Для начала скажите, где вы были с четырнадцатого февраля до возвращения домой в прошлый понедельник?
   – Это мое личное дело. Следующий вопрос.
   Карелла выдержал паузу.
   – Или вы будете отвечать на наши вопросы здесь, мистер Андрович, или мы пройдем в полицейский участок, где вы, возможно, станете более разговорчивым.
   – Хотите применить свою полицейскую дубинку? Я сталкивался с вашими приемами не раз. Этим меня не напугаешь.
   – Вы намерены сказать, где вы были?
   – Я уже сказал вам, что это мое личное дело.
   – Хорошо. Тогда одевайтесь.
   – Какого черта! Вы не можете меня арестовать, не выдвигая никаких обвинений.
   – У меня для этого вполне достаточно обвинений. Вы скрываете от полиции информацию. Вы прямой участник убийства. Вы...
   – Чего? Убийства? Вы что, спятили?
   – Одевайтесь, Андрович. Мы не собираемся играть в кошки-мышки.
   – Ну, хорошо, – раздраженно проговорил Андрович, – я был в городе.
   – Где в городе?
   – Везде. В барах. Пил.
   – Почему?
   – Потому что мне так хотелось.
   – Вы знали, что жена заявила о вашем исчезновении?
   – Нет. Какого дьявола вы задаете мне такие вопросы? Откуда, интересно, я мог об этом знать?
   – Почему вы ей не позвонили?
   – Уж не адвокат ли вы по вопросам брака? Не было у меня желания звонить ей. Вас это устраивает?
   – Почему он должен был звонить мне, если он не чувствовал в этом необходимости? – вмешалась Мег, возившаяся у плиты. – Он, наконец, дома. Почему бы вам не оставить его в покое?
   – Не лезь не свое дело, Мег, – строго предупредил ее Андрович.
   – Какие бары вы посещали? – спросил Хейз.
   – Я бродил по всему городу. Я не помню названия баров, в которых был.
   – Вы заходили в бар под названием «Король и Королева»?
   – Нет.
   – Вы, кажется, сказали, что не помните названия баров?
   – Не помню.
   – Тогда откуда вы знаете, что не посещали этого бара?
   – Незнакомое название. – У Андровича появился едва заметный тик в левом глазу.
   – Вам знакомо имя Бабблз Сиза?
   – Нет.
   – Или Барбара Сезар?
   – Нет. – Нервный тик становился все более заметным.
   – А как насчет Марлы Филлипс?
   – Никогда о ней не слышал.
   – А номер этого телефона, Андрович? «Сперлинг» 7-0200. Он что-нибудь вам говорит?
   – Нет. – Подергивание глаза усиливалось.
   – Миссис Андрович, – обратился Карелла к Мег, – мне кажется, вам лучше выйти из комнаты.
   – Почему?
   – Мы хотим поговорить о вещах, которые могут быть для вас неприятны.
   – Моя жена может слышать все, что вам заблагорассудится сказать, – возразил Андрович.
   – О'кей. «Сперлинг» 7-0200 – телефон трех девушек, которые квартируют вместе. Одна из них, по имени...
   – Выйди в другую комнату, М-М-Мег, – сказал Андрович жене.
   – Я хочу остаться.
   – Делай то, что я тебе г-г-говорю.
   – Почему он говорит о каком-то номере телефона? Какое ты имеешь отношение к этим трем...
   – Убирайся в другую комнату, Мег, пока я тебе, дуре, не врезал. Делай, что я говорю.
   Мег Андрович бросила на него сердитый взгляд и вышла из кухни.
   – Ч-ч-чертово отродье юга, – пробормотал он еле слышно. Его заикание становилось все сильнее, а левый глаз неистово дергался.
   – Вы будете отвечать на наши вопросы?
   – О'кей. Я ее знал.
   – Бабблз?
   – Бабблз.
   – Как вы ее знали?
   – Хорошо.
   – Как хорошо? Что вы имеете в виду под этим «хорошо»?
   – Вам нужна д-д-диаграмма?
   – Если есть, можно и диаграмму.
   – Ну, я с ней спал. Вас это устраивает?
   – Вполне. Когда вы ее видели в последний раз?
   – Двенадцатого февраля.
   – Вы очень легко вспомнили число.
   – Еще бы.
   – Что это значит?
   – Я... послушайте, какое это имеет значение, черт возьми? В последний раз я ее видел д-д-двенадцатого. В прошлом месяце. С того дня я ее не видел.
   – Вы уверены?
   – Совершенно уверен.
   – Вы совершенно уверены, что не с ней провели все это время?
   – Конечно. О Господи, если бы я мог провести его с ней. Я должен был... – Андрович оборвал себя.
   – Должны были что? – спросил Хейз.
   – Н-н-ничего.
   – Вы позвонили ей двенадцатого, когда пришвартовался ваш корабль, так?
   – Да.
   – После этого вы с ней виделись?
   – Да, но только около получаса.
   – В то утро?
   – Нет. Это было после полудня.
   – Где вы ее видели?
   – У нее д-д-дома.
   – Там кто-нибудь еще был? Кто-нибудь из ее соседок по квартире?
   – Нет. Я никогда не встречался ни с одной из ее соседок.
   – Но вы разговаривали с ними по телефону?
   – Да. Разговаривал с одной из них.
   – С Марлой Филлипс?
   – Я не знаю с к-к-к-которой из них.
   – Вы разговаривали с ее соседкой утром двенадцатого?
   – Да, разговаривал, и она позвала к телефону Б-Б-Б-Бабблз.
   – После обеда вы к ней зашли, так?
   – Да. На полчаса.
   – И затем?
   – Затем я ушел. Одна из с-с-соседок должна была вернуться. Эта п-п-п-проклятая квартира, как проходной двор.
   – И после этого вы ее не видели?
   – Нет. Не видел.
   – Вы не старались связаться с ней?
   – Нет, – ответил Андрович после заметного колебания.
   – Как же так?
   – Не старался и все. Решил, что она уехала в Канзас Сити.
   – Что заставило вас прийти к такому заключению?
   – Просто решил так и все. Ее же ведь нет в городе, не так ли?
   – Откуда вы знаете?
   – А-а?
   – Вы же ей не звонили, откуда вы знаете, что ее нет?
   – Возможно, я раз или два пытался связаться с ней по телефону.
   – Когда?
   – Я не помню. За последние несколько недель.
   – И не могли застать ее?
   – Нет.
   – С кем вы разговаривали?
   – С идиотской д-д-дежурной службой.
   – Давайте вернемся немного назад, Андрович. Вы сказали, что пришли к мисс Сиза домой, так? Зачем?
   – Хотел поговорить с ней.
   – О чем?
   – О разном.
   – Например? Почему вы заставляете вырывать из вас каждое слово клещами?
   – Какое вам до всего этого д-д-дело, ребята?
   – Очень большое дело. Мисс Сиза исчезла. Мы стараемся найти ее.
   – Они мне рассказывают, что она исчезла! О Господи, неужели она исчезла! Во всяком случае, я не знаю, г-г-г-где она. Если бы я знал... – он опять оборвал себя.
   – Если бы вы знали, чтобы тогда?
   – Ничего.
   – Вы провели с ней полчаса, ни о чем не разговаривая, так?
   – Совершенно верно.
   – Вы занимались любовью?
   – Нет. Я же вам сказал, что должна была придти ее с-с-с-соседка.
   – Значит, вы сидели и смотрели друг на друга, да?
   – Можно сказать так.
   – Одевайтесь, Андрович. Все-таки нам придется проехать в полицейский участок.
   – Идите вы к дьяволу! Я не имею представления, где она, ч-ч-ч-черт возьми. Если бы я знал, неужели вы думаете, я бы...
   – Что? Договаривайте, Андрович. Вы должны сообщить нам все, что знаете.
   – Неужели вы д-д-думаете, я был бы здесь. Неужели вы думаете, я бы разыгрывал счастливое семейство с этой сладкоречивой к-к-клушей? Неужели вы думаете, я бы стал изо дня в день выслушивать эту слюнявую болтовню? Кахл, сладкий мой, почему бы нам не вернуться в Атланту? Кахл, милый, давай вернемся, а, Кахл? Неужели вы думаете, я бы сидел здесь и слушал всю эту чепуху, если бы знал, где Бабблз?
   – А что бы вы делали, Андрович?
   – Я был бы с ней, черт возьми! Где, вы думаете, я провел весь этот месяц?
   – Где?
   – Я искал ее. Я облазил к-к-каждый закоулок в городе. Вы знаете, какой это большой город?
   – Имеем некоторое представление.
   – Ну так вот. Я прочесал каждую п-п-пядь этого города. И я ее не нашел. И если я ее не нашел, значит, ее здесь нет, поверьте мне. К-к-куда я только не ходил! Я был в таких местах, о к-к-которых вы и не слышали. Г-г-где я только ее не искал! Ее нет в городе.
   – Она так много значит для вас?
   – Да. Она для меня так много значит. Андрович замолчал. Карелла внимательно наблюдал за ним.
   – О чем вы беседовали с ней в последний раз, Карл? – спросил он проникновенно.
   – Мы обсуждали наши планы, – сказал Андрович подозрительно тихим голосом. Подергивание в левом глазу прекратилось. Заикание совершенно прошло. Он не смотрел на детективов. Он уставился на свои большие руки, лежащие на коленях. Он беспрестанно сжимал и разжимал их, не поднимая глаз.
   – Какие планы?
   – Мы собирались уехать вместе.
   – Куда?
   – В Майами.
   – Почему именно туда?
   – Она знала, что может получить там работу в одном из клубов. Майами – большой порт. Это не такой большой город, как наш, но тоже достаточно большой. Там и я мог бы всегда найти работу где-нибудь поблизости, а может быть, на какой-нибудь яхте. Во всяком случае, мы решили, что Майами – подходящее для нас место.
   – Когда вы должны были отправиться туда?
   – В День святого Валентина.
   – Почему именно в этот день?
   – Четырнадцатого отплывало мое судно. Ну, мы и решили, что это самый подходящий для нас день, потому что Мег будет думать, что я в Южной Америке, а к тому времени, как поймет, что меня там нет, она не будет знать, где меня искать. Так мы решили.
   – А вместо этого ваш боцман позвонил сюда, чтобы узнать, где вы?
   – Да. И Мег объявила о моем исчезновении.
   – А почему же вы сейчас не в Майами, Карл?
   – Она не пришла.
   – Бабблз?
   – Да. Я ждал ее у вокзала все утро. Затем позвонил ей домой. Мне ответила эта проклятая дежурная служба. Я звонил весь день. Все то же самое. Мне никто не отвечал, кроме этой идиотской службы. В «Короле и Королеве» я узнал, что она не являлась на работу уже два вечера подряд. Тогда я начал ее искать.
   – Вы собирались на ней жениться?
   – Жениться? Как я мог на ней жениться? Я уже женат. Двоеженство противозаконно.
   – Что же вы собирались делать?
   – Просто развлечься. Я молодой. Что, я не имею права немного развлечься? Майами как раз подходящий город для развлечений.
   – Вы не думаете, что она могла уехать в Майами без вас?
   – Не думаю. Я отправил телеграмму в клуб, который она упоминала, оттуда ответили, что она там не появилась. И потом, зачем она туда поедет одна?
   – Женщины способны на неожиданные поступки.
   – Только не Бабблз.
   – Наверно, стоит связаться с полицией Майами, Стив, – предложил Хейз. – Может быть, отправить телетайп и в Канзас Сити?
   Он подумал и обратился к Андровичу: – Вы думаете, что в городе ее нет? Считаете, что она отсюда уехала?
   – Мне больше ничего не остается думать. Я искал ее везде. Если бы она была здесь, я бы нашел ее.
   – Может быть, она скрывается, – предположил Карелла. – Натворила что-нибудь и не хочет, чтобы ее нашли.
   – Бабблз? Это на нее не похоже.
   – Вы что-нибудь слышали о человеке по имени Майк Чирападано?
   – Нет. Кто это?
   – Барабанщик.
   – Никогда о нем не слышал.
   – Бабблз никогда не упоминала его имени?
   – Нет. Послушайте, в городе ее нет, я ручаюсь. Никто не может так хорошо спрятаться. – Я уверен, что она не скрывается. Не вижу смысла. Ее никто не может найти. Что же остается?
   – Река, – заключил Карелла.

Глава 13

   В четверг дождь перестал.
   Казалось, никто не заметил перемены.
   Это было не совсем понятно. Последние девять дней дождь шел непрерывно, и весь город только и говорил о дожде.
   Уже ходили шутки о строительстве ковчега, о том, как дождь вредит росту ревеня, невозможно было никуда пойти, чтобы не услышать упоминание о дожде.
   В четверг утром взошло солнце. Но в его честь не было ни литавр, ни фанфар, ни одна из центральных газет штата не возвестила об этом событии. Дождь просто тихо ушел, и его сменило солнце, и люди шагали по своим делам, как будто ничего не произошло. Дождь шел так долго, что почти стал загостившимся родственником, к присутствию которого все привыкли, так как его предполагаемый отъезд постоянно откладывается. Наконец этот родственник отбыл, но, как и все, что приходит после слишком длительного ожидания, это событие не вызвало особой радости, а скорее – чувство потери.
   Даже полицейские из 87-го, которые, естественно, не могли испытывать удовольствия, таскаясь по городу под дождем, не выказывали сколь-нибудь явного энтузиазма по поводу появления светила.
   Они отправили телетайпы в Майами и Канзас Сити и получили ответы, в которых говорилось, что Барбара или Бабблз Сиза в настоящее время ни в одном из многочисленных клубов ни того, ни другого города не работает.
   Конечно, невозможно было проверить автобусные и железнодорожные перевозки пассажиров, но звонки в авиакомпании, обслуживающие оба города, показали, что за прошедший месяц ни Бабблз Сиза, ни Майк Чирападано не заказывали билеты на самолет из Айсолы.
   В четверг после обеда из Федерального бюро расследования пришла фотокопия послужного списка Майка Чирападано.
   Он родился в Риверхеде двадцать три года назад. Он был белый и, очевидно, мужского пола. Рост – шесть футов и три дюйма. Вес – 185. Глаза – голубые. Волосы – коричневые. Когда разразилась Корейская война, ему было только тринадцать лет. Когда она закончилась, ему было шестнадцать, таким образом, он избежал эту восточную схватку.
   Он поступил на флот в июле 1956 года на два года.
   Строевую подготовку прошел на Великих озерах. Весь срок службы он провел на морской базе Майами, играя в военно-морском оркестре. Уйдя в 1958 году из флота, Чирападано вернулся в Айсолу. В послужном списке значились благодарности за хорошую службу и доставка к месту жительства за счет флота. В данные, присланные из ФБР, была включена копия отпечатков его пальцев, но они в нашем случае были бесполезны, так как их нельзя было сравнить с отпечатками пальцев найденной руки. Из этого же послужного списка явствовало, что у пропавшего группа крови была "О".
   Карелла изучил информацию и отправился домой к жене.
   Тедди Карелла была глухонемая.
   Она была невысокого роста, но почему-то производила впечатление высокой и стройной женщины с черными волосами, бархатно-коричневыми глазами и фигурой, которая даже после рождения двух близнецов вызывала одобрительный свист у мужчин, собиравшихся поглазеть на проходящих мимо женщин. Тедди, к сожалению, не могла это слышать.
   Двойняшки, Марк и Эйприл, родились в июне в воскресенье. А точнее, 22 июня. Этот день Карелле суждено было запомнить на всю жизнь не только потому, что он подарил ему двух очаровательных младенцев, но и потому, что это был день свадьбы его сестры Анджелы и был насыщен волнениями. Какому-то идиоту вздумалось стрелять в жениха. К счастью, все обошлось благополучно, жених выжил, да так основательно, что менее чем через год после этого Анджела забеременела.
   Уход за двойней, их кормление представляют значительные трудности даже для матери, которая способна говорить и слышать. Кормление, возможно, сопряжено с меньшими затруднениями, потому что возможность рождения двойни, очевидно, запрограммирована в женском организме. За что – благодарение Богу. Но любая мать, которой приходилось иметь дело с капризами даже одного ребенка, должна с очевидностью признать, что капризы и поведение двойни создают для нее двойную нагрузку.
   Когда Карелла узнал о беременности жены, его нельзя было назвать счастливейшим из мужчин. Его жена глухонемая. Не передастся ли этот недостаток детям? Его заверили, что недостаток его жены не передается по наследству, что такая здоровая во всех других отношениях женщина, как Тедди, наверняка родит такого же здорового ребенка. Позже ему было стыдно за свои опасения. Он сам никогда не воспринимал Тедди, как человека, страдающего от какого-нибудь физического недостатка. Для него она была самая красивая и самая желанная женщина на земле. Ее глаза, ее лицо говорили ему гораздо больше, чем может быть сказано на сотне языков различными людьми. И когда он говорил, она слышала его более, чем ушами, она слышала его всем своим существом. Поэтому он чувствовал вину за те опасения, которые его одолевали, но они медленно исчезали по мере приближения родов.
   Он не ожидал двойни, и когда ему сообщили, что он – отец мальчика и девочки, мальчик весом в шесть фунтов и шесть унций, девочка – на две унции легче брата, все его страхи и волнения возобновились. Страхи возросли, когда, придя на следующее утро в больницу, он узнал от акушерки, что во время родов у старшего мальчика сломана ключица, и доктор поместил его в инкубатор до тех пор, пока она не заживет. Очевидно, роды были трудными, и Марк, галантно взяв на себя роль первопроходца ради сестры, повредил ключицу. Перелом оказался пустяковой трещиной, которая быстро срослась. Спустя десять дней Карелла и Тедди принесли домой своих младенцев. Они отличались отменным здоровьем. Однако Карелла еще некоторое время не приходил в себя от испуга.
   Карелла не представлял себе, как они справятся с двойней? Его мучили вопросы: как Тедди будет их кормить? Как они научатся говорить? Ведь обучение речи основано на подражании. О Господи, что они будут делать?
   Они сразу поняли, что надо сделать в первую очередь, это переехать. Квартира в Риверхеде на Дартмауф-роуд, казалось, уменьшилась, как только оба младенца и няня заняли в ней свои места. Няня была подарком от отца Тедди, который решил, что им потребуется ее помощь хотя бы на месяц, пока они будут входить в колею своих новых обязанностей и наладят свое хозяйство. Няня оказалась чудесной женщиной. Ее звали Фанни, было ей за пятьдесят. У нее были седые с голубоватым оттенком волосы, она весила сто пятьдесят фунтов, носила пенсне и управляла домом как армейский старшина. Она симпатизировала Карелле и его жене, а ее привязанность к двойняшкам проявлялась в действиях, выходящих далеко за пределы ее обязанностей, как, например, вышивка для обоих именных подушечек.
   Каждый раз, когда у Кареллы выдавался свободный день, они с Тедди ходили по городу в поисках другого жилья. Карелла был детектив 2-го разряда, и его жалованье без различных вычетов, которые его значительно сокращали, составляло 5555 долларов в год, что было далеко не много. За прошедшие годы им удалось скопить тысячи две, но они быстро поняли, что этой жалкой суммы едва хватит на оплату косилки для лужайки, не говоря уж о полноценном доме. Впервые в жизни Карелла почувствовал свою полнейшую неадекватность. Он дал жизнь двум существам, и теперь реальность была такова, что он не в состоянии обеспечить их нормальным жилищем и всем необходимым для их развития. Но неожиданно им посчастливилось.
   Они нашли дом, который можно было приобрести, выплатив только налоги, что составляло десять тысяч долларов. Это был огромный беспорядочно выстроенный монстр в Риверхеде, недалеко от Доннеган Блафф, дом, который в добрые старые времена, наверно, размещал большое семейство и целую армию слуг. Теперь времена изменились, и при дороговизне слуг и топлива не находилось желающих приобретать такую махину. За исключением Карелл. Стив добился через местный банк займа (служащие полиции рассматриваются как наименее рискованная категория клиентов), и менее чем через месяц после рождения двойняшек они уже жили своей семьей в доме, которым гордился бы сам Чарльз Эддамс. Как раз в это же время к ним опять пришла удача. У Фанни, которая помогала им переезжать и устраиваться на новом месте, уже заканчивался месячный срок пребывания в их семье. Проблему няни надо было решать по-новому. Фанни высказала свое мнение и план. Зная обстановку в семье, она не может себе представить, как малышка Теодора (ее подлинные слова) будет справляться с двумя младенцами, как дети будут учиться говорить, не имея возможности подражать матери, и как Теодора сможет услышать плачь ребенка, если, не дай Бог, у кого-то из них застрянет где-нибудь булавка.
   В то же время она понимает, что жалованье детектива 2-го разряда составляет около пяти тысяч в год, что с таким жалованьем невозможно держать ни постоянную няню, ни гувернантку. Но она твердо верит, что со временем Карелла получит 1-й разряд, а это шесть тысяч в год. До тех пор, пока Кареллы не смогут выплачивать ей приличное вознаграждение, она согласна работать за жилье и питание, изредка подрабатывая ночными дежурствами или чем-нибудь в этом роде.
   Стив Карелла не хотел об этом слышать. Он считал, что, оставив их, она, высококвалифицированная няня, может зарабатывать кучу денег. А работая у них, будет тратить много времени, ничего не получая за свой труд. Он не хотел принимать этого предложения. Кроме того, она же не ломовая лошадь, как сможет она, пробыв целый день с детьми, еще работать по ночам? Нет, они даже не хотели слышать об этом.