МакБейн Эд. Тот, который колебался

   - Хорошо, а то...
   - Это не будет означать, что ты воспользовался случаем.
   Роджер молча посмотрел на Молли.
   - Я многое могу вам дать, - произнесла она.
   Роджер снова ничего не сказал.
   Внезапно Молли встала, вытащила блузку из юбки и начала медленно расстегивать её. Было что-то несуразное в этом зрелище. Она стояла возле кровати с высоко поднятой головой, её огненно-рыжие волосы поблескивали под светом единственной лампочки на столике, руки неторопливо расстегивали блузку, её простенькое лицо было обращено к нему, глаза с наклеенными ресницами и нарисованными бровями казались серьезными и торжественными, торчком стоящие груди, заключенные в подбитый ватой бюстгальтер, все больше открывались его взору по мере того, как она расстегивала пуговицы. Молли бросила блузку и бюстгальтер на кровать позади себя, потом расстегнула молнию на юбке и сбросила и её. Он почти ничего не чувствовал. Он смотрел, как она сбрасывает остатки одежды и направляется к нему, эта странно сложенная женщина с малюсенькими грудями и огромными торчащими сосками, широкая в бедрах и слишком широкая пониже спины, толстоватая в бедрах и икрах. И ничто в ней не возбуждало его, ничто не влекло, он не ощущал никакого желания. Она вплотную подошла к нему, чтобы он обнял её. Она была такой теплой.
   * * *
   В ночи раздавался их шепот.
   - Иногда я чувствую себя такой одинокой в мире.
   - И я тоже.
   - Я не потому одинока, что у меня нет родителей или что Дорис уехала на Гавайи, не поэтому. Это не то одиночество. Я вообще одна.
   - Да-да.
   - Это внутреннее одиночество.
   - Понимаю.
   - Даже если я окружена людьми. Даже когда кругом сплошь люди, как в этом баре, до того как встретила тебя.
   - Но я мог бы и не подойти к тебе.
   - Это потому что я неинтересная.
   - Ты красивая.
   - Пожалуйста, не надо...
   - Да.
   - Пожалуйста, не лги мне.
   - Ты самая красивая девочка, каких я только знал в жизни.
   - А-а.
   - Да.
   - А-а.
   - Молли, ты красивая, - шептал он.
   - Ты просто хочешь сказать, что я хороша в этом деле.
   - Да, очень хороша, но...
   - И только.
   - Нет.
   - Только это. Роджер, ну пожалуйста, я же знаю.
   - Откуда ты можешь знать?
   Она пожала плечами.
   - Ты мужчина, а я знаю, что нужно мужчинам.
   - Мне нужно не только это.
   Она придвинулась к нему поближе, уткнулась лицом в плечо. Он кожей чувствовал, как шевелятся её губы, когда она говорит.
   - Ты - единственный мужчина, который сказал мне, что я красива, прошептала Молли. Потом надолго замолчала. - Роджер.
   - Да?
   - Скажи мне.
   - Что?
   - Еще скажи.
   - Что?
   - Не заставляй просить себя.
   - Ты красивая.
   - Ты так смутил меня этим.
   - Все время вот так и держал бы тебя...
   - М-м...
   - И целовал...
   Она прижалась к нему.
   - Что это?
   - Ничего.
   - Ничего? О нет, это не ничего... Это очень даже что... Еще как... Да... Да...
   - Молли... Молли...
   - О-о, мне так хорошо... обнимать тебя... целовать... целовать...
   - Ты красивая... красивая...
   * * *
   В нижнем ящике туалетного столика лежал шарф Молли. Он подошел к столику, достал шарф и посмотрел на него. Бледно-голубой, легкий, почти прозрачный, из нейлона, наверно, а может и нет. Единственный предмет одежды, который остался после неё в комнате. Роджер обнаружил шарф уже потом, он валялся на полу возле шкафа. Скорее всего, он уронил его, когда снимал с плечиков её пальто.
   Он смотрел на шарф и размышлял, что с ним делать. А что если эти два детектива вернутся сюда, чтобы задать ещё несколько вопросов? Что если они обыщут комнату? Да нет, для этого , вроде бы, нужен ордер. Или не нужен? Что если они придут сюда, когда он пойдет на свидание с Амелией? Надо отделаться от шарфа, это вне всякого сомнения. Или просто взять его с собой, когда пойдет в полицию. Будет рассказывать, тогда и покажет шарф, это будет кстати. Пойдет в участок с шарфом, так ему легче будет рассказывать о Молли. Он попросит, чтобы ему дали детектива, у которого глухонемая жена. Другие ему действительно не понравились. Ни Паркер из забегаловки, ни эти двое, которые приходили сюда. Хотя эти - не такие уж и плохие. И все-таки он предпочел бы того, в красивой женой.
   Да, Амелия, вспомнил он.
   Надо бы вначале избавиться от шарфа, подумал он. Только как это лучше сделать?
   Лучше, наверно, изорвать его на мелкие кусочки и спустить в унитаз. Да, так, пожалуйста, будет лучше всего. Только вот проблема - нет ни ножниц, ни ножа. Что ж, можно разорвать и руками.
   Он снова взглянул на шарф.
   Потом схватил его обеими руками и попытался разорвать, но шарф не поддался, потому что по краям был обшит плотной и крепкой каймой. Он тогда схватил кайму зубами и сумел надорвать её, потом криво порвал шарф надвое. Теперь он решил бросить его в туалет, но подумал, что это не выход. А если туалет засорится из-за этого , что тогда?
   Он подошел к столику. Там рядом с лампой в пепельнице лежали спички в виде книжечки. Взяв спички, он с шарфом направился в ванную комнату. В одну руку Роджер взял шарф и стал держать его над унитазом, так что он едва не касался воды. Другой рукой он зажег спичку и поднес её к свисающему концу шарфа. И тут услышал, что из глубины дома кто-то громко зовет его.
   Он узнал голос миссис Дауэрти и удивился, откуда, к чертям, она знает, что он собрался палить в ванной шарф. Роджер погасил спичку и бросил её в унитаз, потом собрал шарф в комок, вернулся в номер и снова сунул его в нижний ящик туалетного столика.
   Миссис Дауэрти все звала его.
   - Мистер Брум! Мистер Брум! Мистер Брум!
   Он прошел по коридору.
   - Да? Что такое?
   - Мистер Брум, вас к телефону.
   - Что? - удивился Роджер.
   - К телефону, - повторила миссис Дауэрти.
   - А кто? - с тем же удивлением в голосе спросил Роджер.
   - Не знаю. Женский голос.
   Мать, подумал он. Откуда же она узнала телефон?
   - Сейчас спущусь, - откликнулся он.
   Он вернулся в номер, запихнул шарф поглубже. Потом он задвинул ящик и вышел в коридор. Телефон находился на лестничной площадке второго этажа. Миссис Дауэрти стояла у телефона и ждала его.
   - С вами говорили детективы? - поинтересовалась она у Роджера.
   - Да, - ответил он.
   - Хорошие ребята, правда?
   - Да, кажется, хорошие. Они все ещё здесь?
   - Разговаривают сейчас с миссис Ингерсол с шестого этажа.
   - Значит, подходят к концу, похоже. - Роджер взял трубку из рук миссис Дауэрти и поблагодарил ее: - Спасибо вам.
   - Как вы думаете, найдут они мой холодильник? - спросила хозяйка.
   - Надеюсь, что да, - ответил Роджер, улыбнулся и приложил трубку к уху. - Алло?
   Миссис Дауэрти улыбнулась Роджеру, кивнула ему и стала спускаться на первый этаж. В трубке раздалось:
   - Роджер, это вы? Это Амелия.
   - Амелия? Но как? Вы сказали "Амелия"?
   - Я надеялась, что вы ещё не ушли.
   - Да, пока я здесь. А сколько сейчас?
   - Двадцать минут четвертого. Хорошо, что вы ещё не ушли.
   - А что такое? В чем дело?
   - Я задерживаюсь.
   - Почему?
   - Да тут, одна неожиданность.
   - Какая хоть?
   - Потом скажу, когда увидимся.
   - На сколько вы задерживаетесь?
   - До половины пятого. Не поздно?
   - Нет, нормально.
   - Где? Там же?
   - Да, у аптеки.
   - А вам совсем не любопытно?
   - Что?
   - Откуда я узнала ваш телефон.
   - Да, и откуда?
   - Ну, как память, а?
   - В каком смысле? Я же никогда не давал вам этого номера. Я и сам-то его не знаю.
   - То-то же.
   - Так где вы его взяли?
   - Агнес Дауэрти, - произнесла она.
   - И что?
   - Это имя было написано на вашем поздравлении. Помните те карточки?
   - Ах да, правильно, - понял Роджер и рассмеялся.
   - Это ваша хозяйка.
   - Да, верно.
   - По крайней мере, вы так говорили.
   - Так оно и есть. Могу познакомить, если хотите.
   - Когда?
   - Попозже.
   - Конечно. Меня не обманешь. Это здоровущая блондинка в годах, и вы с ней живете. Меня не обманешь.
   - Нет, - ответил Роджер, улыбаясь во весь рот. - Это правда хозяйка.
   - Да, я хотела кое-что сказать вам.
   - Что?
   - Вы мне нравитесь.
   - И вы мне тоже нравитесь, Амелия.
   - Хорошо.
   - Значит, в четыре тридцать?
   - Да. - Амелия немного помолчала. - Роджер!
   - Да?
   - Вы мне даже больше чем нравитесь.
   - О'кей.
   - Я вот тебе дам "о'кей". - Амелия засмеялась.
   - За что?
   - Вы тоже должны были сказать, что я вам больше чем нравлюсь.
   - Да, так оно и есть.
   - С каким чувством это сказано! Ну ладно, увидимся позже. Надеюсь, до половины пятого с вами ничего не случится.
   - Я тоже, - ответил Роджер.
   - Уж постарайтесь, пожалуйста.
   - Постараюсь.
   - Умница, - сказала Амелия и повесила трубку.
   Несколько мгновений он стоял с застывшей на лице улыбкой, потом повесил трубку на рычаг.
   Он вернулся к себе в номер, взял шарф Молли, сжег его в ванной, спустил пепел в унитаз и открыл окошко ванной, чтобы проветрить помещение от дыма.
   ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
   Снег прекратился.
   В городе стояла тишина.
   Тишина, которая охватывает тебя и проникает в тебя. Это и почувствовал Роджер, когда вышел на улицу и направился в гараж. Изо рта шел пар, шаги звучали приглушенно. Тишина была почти видимой на глаз. Это было нормальное притихшее состояние города в предвечерний час, а сейчас оно стало особенно выразительным из-за пелены снега, покрывавшей город. Только мерное негромкое громыхание цепей на колесах проезжавших мимо автомашин нарушало тишину. Кстати,, надо будет и ему поставить цепи на свой грузовик, подумал Роджер.
   Мысль насчет цепей пришла ему в голову внезапно и оказалась для него неожиданной, потому что подразумевала возвращение домой: раз он собирается надеть цепи на колеса, значит, он собирается воспользоваться грузовиком, куда-то на нем поехать, а единственным местом, куда он может поехать на нем, является Кэри. Он понимал, что надо ехать, что надо поставить цепи, потом позвонить матери и сказать, что выезжает и будет сегодня вечером дома. Он понимал, что все это надо сделать. Но он понимал, что есть и кое-какие другие дела, которые тоже нужно сделать - по крайней мере, так ему казалось. А теперь вдруг все перемешалось, и тишина города стала не успокаивать, а раздражать его. Он отдавал себе отчет в том, что и матери надо позвонить, и домой пора ехать, но ведь и в полицию надо сходить и поговорить с тем детективом, у которого глухонемая жена, и с Амелией в полпятого встретиться, потому что такой красивой девушки, как Амелия, у него в жизни не было и ему не хотелось терять её, неважно, цветная она или нет. Его по-прежнему огорчал тот факт, что цветная, но не так, как поначалу. Внезапно на память пришла Молли и то, как она в два часа ночи вдруг стала для него красавицей, но это было нечто другое, не то, что он чувствовал в отношении Амелии, это было совсем другое. Амелия действительно красивая, все в ней красивое - и взгляд, и мягкая манера говорить, и быстрота движений, и то, как целуется. Да что там говорить - это по-настоящему красивая девушка. Его мать наверняка не стала бы отпускать шуточки в её адрес, как она это делала в отношении всех этих гадких утят, с которыми он гулял в Кэри. Точно не стала бы. Жаль, что и с Амелией надо встретиться, и домой ехать. Что ж делать, теперь, когда отца нет, кто-то должен заботиться о матери. Но в то же самое время ему очень хотелось увидеть Амелию, узнать Амелию как следует, но это и пугало его, потому что этой ночью, когда они были с Молли, он в какой-то момент тоже начал подумывать о том, что не прочь узнать её получше, и не просто как интимного партнера, как некрасивую женщину, с которой можно провести ночь, а как человека, душевная красота которого спрятана под неказистой внешней оболочкой. Вот в этот момент, кажется, он и начал на неё злиться, вот в этот момент вроде и началась ссора.
   Ему не хотелось бы ссориться с Амелией, но у него было предчувствие, что если он встретится с ней, то тоже поругается, и все из-за того, что ему надо возвращаться в Кэри и заботиться о матери, а не связываться с симпатичными девушками из большого города. Надо же ему было связаться с цветной! Да ещё договориться с ней о свидании на вторую половину дня. Теперь расхлебывайся. Но ведь и с такой некрасивой женщиной, как Молли, он тоже не думал связываться. Это уже потом у него появился интерес к ней и она стала казаться ему красивой, потом он уже поверил в то, что она красива. Но с этого и начались неприятности.
   Так что, подумал он, ему надо пойти в полицию, рассказать о Молли, а потом ехать в домой в Кэри. Вот так и надо поступить. Да нет, это не то. Если он пойдет в полицию, то это помешает ему встретиться с Амелией, на этом он расстанется с ней, и ему не придется выходить из себя, как это случилось с Молли. Но это помешает ему и вернуться домой, к матери. А может, оно и к лучшему. В голове у него все перепуталось.
   Послушай, говорил он себе, тебе лучше...
   Послушай, я думаю, что полиция...
   Нет, слушай-ка, лучше поди и поставь цепи на колеса, а там видно будет.
   Да что это я? Она же сидит там все время, и кто-то должен опекать её.
   Братишка ещё ребенок.
   А заботиться о ней кому-то надо.
   Служащим гаража был невысокий мужчина с черными кудрями и белоснежными зубами. Он носил летную куртку времен Второй мировой войны. Эта же куртка была на нем в тот день, когда Роджер ставил в гараж свой груженый автомобиль.
   - Ну, как дела? - спросил он Роджера.
   - Отлично, - спросил Роджер. - Я подумал, что надо бы зайти поставить цепи. Не ожидал такого снега.
   - Да, погодка та еще, - сказал служащий. Ты как, ничего себе не отморозил тут?
   - Да у нас там похолоднее, где я живу?
   - Интересно, а где это ты живешь? - с улыбкой спросил служащий. - В Сибири, что ли? Или Нижней Слобовии?
   Роджер не знал, где это - Нижняя Слобовия, поэтому только и нашелся сказать:
   - Нет, у нас там действительно холодно.
   - Я вижу, ты разделался со своим барахлишком, - заметил служащий.
   - Да, вчера все продал.
   - Ну как, удачно?
   - Да, отлично.
   - Поздно ночью? - спросил служащий.
   - Что? - не понял Роджер.
   - Я говорю: поздно ночью продал?
   - Не-ет, - ответил Роджер. Он непонимающе смотрел на собеседника. - Я чего-то не понимаю тебя.
   - Я говорю про твои скамейки, чашки и так далее, чего тут не понять?
   - Ну и что?
   - Так ты продал их ночью?
   - Нет, последние я продал вчера днем, не знаю только, во сколько. В центре.
   - А-а.
   - А что?
   - Да так. Меня уже не было в то время, когда ты ставил машину обратно. А мой напарник, который работал ночью, сказал, что ты ночью опять брал машину.
   - Он так сказал?
   - Да. Он сказал это потому, что не был уверен, надо ли было выпускать машину ночью или нет. Просто хотел убедиться, не дал ли маху, вот и все.
   - А-а.
   - Потому что было совсем поздно.
   - Да.
   - В три часа ночи. Служащий широко улыбнулся, показав свои ослепительно белые зубы. - Или очень рано - смотря как на это посмотреть, правильно я говорю? Три часа - это очень рано.
   - Действительно рано, - согласился Роджер. - Надо было перевезти кое-что.
   - Опять деревяшки?
   - Нет, - торопливо ответил было Роджер. - Я... - Тут он запнулся. Один малый предложил мне работенку вчера днем, когда я был в центре.
   - Да-а?
   - Подбросить овощи, с рынка.
   - О, тебе подвезло, скажи?
   - Да. Надо было везти их через мост, на другой берег реки, вон туда. А забирать их - с рынка.
   - Который в центре, что ли, да?
   - Да.
   - А где, не на Каммингз?
   - Что?
   - Не на Каммингз-стрит, говорю? Там есть рынок.
   - Да, есть рынок.
   - Тогда конечно, там рано открывают, согласился служащий.
   - Да, и надо было подъехать к полчетвертому, забрать это дело, а потом через мост на другую сторону.
   - Это как ехать в твою Нижнюю Слобовию, что ли? - произнес служащий и засмеялся. - Да, ты любишь работать, это хорошо. Обожаю людей, которые хотят заработать лишний доллар. Бог свидетель, я тоже будь здоров вкалываю. А твой грузовик вон там, возле "кадди"* шестьдесят второго года. Тебе помочь поставить цепи?
   - Да нет, справлюсь, думаю, спасибо.
   - Не за что. Ключи возьмешь?
   - Не знаю. Там хватит места?
   - Думаю, ты поставишь их, не выгоняя машины. А если понадобятся ключи - вот они, на доске.
   - О'кей, - бросил в ответ Роджер и направился к своему грузовику, который стоял в дальнем конце гаража. Бросив взгляд на стоящий рядом "кадиллак", он открыл задний борт и залез в кузов. Цепи лежали возле кабины, в переднем правом углу кузова, возле кабины, завернутые в мешковину. Он всегда, снимая цепи, тщательно протирал их и заворачивал в мешковину, чтобы они не ржавели. Роджер достал цепи и двинулся к заднему борту, когда увидел на полу кузова пятно.
   Пятно было круглое, с полдолларовую монету, не больше, с зубчатыми краешками и крошечными капельками по окружности.
   Должно быть, из неё носа, подумал он.
   Роджер слез с кузова и сложил цепи у левого заднего колеса, потом огляделся вокруг и увидел шланг, подсоединенный к водопроводному крану, а рядом - большую металлическую банку. Роджер посмотрел в сторону ворот гаража - не видно ли служащего, затем пошел и взял банку, налил в неё на четверть воды и снова вернулся к машине. Ведро он поставил на пол гаража под задним бортом. Из-под переднего сиденья он достал грязную ветошь, с ней вернулся к кузову и опустил ветошь в банку с водой.
   Ему здорово повезло: кровь капнула на одну из металлических полос, проложенных по длине кузова, и не попала на деревянный пол кузова. С досок удалить каплю крови было бы непросто. А так достаточно было провести разок мокрой ветошью - и пятна не стало.
   Роджер прополоскал тряпку несколько раз. Вряд ли в этой воде можно было сейчас увидеть оттенок красного или даже розового цвета. Роджер вылил воду в отверстие стока рядом с краном и несколько раз ополоснул банку.
   Затем он вернулся к машине и поставил цепи.
   Она ждала его у аптеки.
   Заметила она его сразу, как только он появился из-за угла, и побежала ему навстречу.
   - Привет, - сказала она и взяла его под руку. - Опоздал.
   - У меня нет часов, - попытался оправдаться Роджер.
   - Ничего, ты не очень опоздал. Сейчас только без двадцати. Где ты был?
   - Цепи на колеса ставил.
   - Хорошее занятие. Этому парню приятнее ставить цепи на колеса, чем побыть со мной.
   - Нет, лучше с тобой побыть, Амелия.
   - Ты знаешь, временами мне кажется, - с улыбкой заметила ему Амелия, что у тебя начисто отсутствует чувство юмора.
   - Даже намека нет, - ответил Роджер и тоже улыбнулся.
   - А ну-ка, посмотри на меня.
   Роджер взглянул на Амелию.
   - На тебе другое пальто, - доложил он о своих наблюдениях.
   - Это у меня лучшее пальто, я надеваю его только в особых случаях. Воротник - из настоящего хорька.
   - Как это - хорька?
   - Животное такое.
   - Знаю, но...
   - Близкий родственник крысы. В этом городе миллионы разных крыс.* И вот одна из её разновидностей пожертвовала ради меня своей жизнью и стала мехом моего пальто. Ну так как, нравится тебе?
   - Потрясающе.
   - Вот, смотри. - Амелия расстегнула пальто и распахнула его, разведя борта руками. На ней была черная юбка и черный джемпер с довольно глубоким вырезом. Шею опоясывала ниточка мелкого жемчуга, красиво контрастируя с темной кожей. - Как, завлекает? - с вызовом спросила она.
   - Еще как.
   - А еще, - промолвила она и подмигнула ему, - там черный лифчик. Мужчинам ведь нравится, если в черном, да?
   - Да.
   - А теперь, если ты не возражаешь, я застегну пальто, пока не отморозила все на свете. - Амелия запахнула и застегнула пальто. - Брр, руки замерзли. - Амелия сунула левую руку в карман пальто, а пальцы правой переплела с пальцами левой руки Роджера, а затем завела обе руки в карман пальто Роджера. - Вот, хорошо, уютно, тепло. Что-то я все говорю да говорю. Что это со мной?
   - Просто я хороший слушатель, поэтому, - ответил Роджер.
   - Откуда же это у тебя?
   - Потому что дома я все время слушаю и слушаю.
   - Кого?
   - Мать.
   - Ой, эти матери, лучше не говорите. Знал бы ты, сколько нравоучений я выслушала от неё сегодня.
   - Насчет чего?
   - Насчет тебя, чего ж еще?
   - Почему?
   - Потому что ты мужчин, белый мужчин. Ты - мистер Чарли, - добавила Амелия и рассмеялась.
   - Так вот что означает "мистер Чарли"?
   - Ну конечно. Ты и мистер Чарли, и ещё кое-кто, иногда просто мужчин, иногда жулик и проходимец, но всегда белый мужчина. Так что в маминой языке хватает синонимов для тебя.
   - Вот это да!
   - Продолжалось это часа четыре. Я уж думала, что это она никогда не остановится.
   - Поэтому ты и не смогла прийти в половине четвертого?
   - Да, поэтому. Она позвала моего брата, чтобы он приехал и поговорил со мной. Он женат, у него двое детей, работает таксистом. Так вот, она позвонила в гараж и попросила, чтобы он позвонил матери, как только вернется с линии. Раньше четырех он не освобождается, так что я знала, что застряну дома до, как минимум, четверти пятого. У них гараж на Двенадцатой, у самой реки. И что ты думаешь - он приехал в двадцать пять минут пятого! Мы поговорили буквально три секунды - и я ушла.
   - И что он сказал?
   - Он сказал: "Амелия, ты совсем рехнулась".
   - А ты что сказала?
   - А я сказала: "Луис, пошел ты к чертям".
   - И потом?
   - Он с, что если увидит нас вместе, то отрежет тебе эти самые - он все назвал своими именами.
   - И что, он сделает это?
   - Луис - толстый, довольный жизнью таксист, он и не знает, где их искать, потому что у него самого вряд ли что осталось с тех пор, как в пятьдесят третьем он женился на Мерседес. Слушай, это ничего, что я так говорю?
   - Как - "так"?
   - Ну, слишком свободно, что ли. Хотя на самом деле я повторяю не все слова, которые говорил мой брат. Как бы там ни было, я снова послала его к черту и ушла.
   - А это ничего.
   - О чем это ты?
   - Что ты выражаешься в таком духе. - Роджер сделал паузу. - Мы никогда дома не употребляем сильных выражений. У нас мать в этом отношении очень строга.
   - Ладно, ну их, наших мамаш, правда? - сказала Амелия.
   Роджер почувствовал секундное раздражение от этой фразы Амелии, но только кивнул и \:
   - Что мы будем делать?
   - Прогуляемся немного. Я люблю снег. На фоне снега я так выделяюсь!
   - Ты и без него ещё как выделяешься, - произнес Роджер.
   - Да-а?
   - Да.
   - Ты умеешь говорить приятные вещи. Ох, предупреждала меня мамочка! Ой, извини, мы же условились не говорить о матерях.
   - Куда прогуляемся?
   - Куда глаза глядят, какая разница?
   Ему не понравилось, как Амелия произнесла это, но он сказал себе: спокойно, не расходись. В конце концов, она предоставляет ему инициативу. Она дает ему понять, что последует за ним, куда бы он ни пошел. Она позволяет ему быть мужчиной, ему, который уже давно мужчина в своей семье! Ему совсем не хочется выходить из себя, как это случилось прошлой ночью, когда он был с Молли. Тогда он начал заводиться, когда Молли стала рассказывать ему о том мужчине из Сакраменто. Потом он сказал себе, что ей не следовало говорить с ним о другом мужчине, лежа в постели с ним, Роджером. Вот что так разозлило его. Но даже когда он пытался убедить себя в этом, в глубине души у него таилась мыслишка, что истинной причиной внезапной вспышки гнева с его стороны был отнюдь не человек из Сакраменто. Он сам не мог до конца понять этого, но каким-то шестым чувством распознал, что разозлился на Молли только потому, что она начала сильно нравиться ему. Вот этого он никак не мог понять.
   - По-настоящему у меня был только один мужчина в жизни, - сказала ему Молли прошлой ночью. - Только один до тебя.
   Он ничего не сказал ей на это. Они лежали обнаженными на кровати в его комнате. Роджер чувствовал себя обессиленным и довольным. Он лежал и слушал завывания февральского ветра за окном. Ночью ветер всегда кажется сильнее, особенно в чужом городе.
   - Я встретила его, когда мне было двадцать лет, прошел как раз год после смерти матери. Ничего, что я говорю с тобой об этом?
   - Ничего, - ответил он, потому что в тот момент он и вправду не возражал, его ещё ничто не раздражало, она ему очень нравилась. Он думал о том, как его мать будет посмеиваться над ним из-за того, что он привел в дом ещё одного гадкого утенка, а он ей скажет: "Мам, ты что, она же красивая".
   - Это была моя первая работа после окончания курсов. Я ещё не умела ни по-человечески делать свою работу, ни обращаться с ним. Я никогда до этого не гуляла с мальчиками, ребята не приглашали меня на свидания. Мне кажется, меня за всю жизнь целовали пяток раз, не больше, да однажды мальчик коснулся моей груди, когда мы украшали спортзал, готовясь к выпускному балу в школе. А во время бала я даже ни разу не танцевала, потому что меня никто не приглашал. - Молли остановилась. - А того звали Теодор Майклсен. У него был брат, священник из Сан-Диего. Этот мужчина был женат, имел двоих детей - мальчика и девочку, их фотографии стояли у него на рабочем столе. В этой же рамке была и жена, но это была такая рамка, которая открывалась и закрывалась, как книга. Жена была у него в левой половине, а дети - в правой. Ты не против того, что я рассказываю такие вещи?
   - Нет, - ответил он.
   Он был действительно не против. Он лежал, обняв её одной рукой и глядя в потолок, чувствуя ухом движения её губ и думая о том, какой у неё нежный голос и как ей тепло и спокойно в его объятиях.
   - Я не знаю, как это началось, - продолжала Молли. - Думаю, что однажды он просто поцеловал меня. Пожалуй, это был первый случай в моей жизни, когда меня кто-то поцеловал - как мужчина, я имею в виду. И потом все и началось, не знаю как. Не в этот день, а несколькими днями позже. Кажется, это была Пятница, все ушли домой, а мы остались. Мы занимались этим в его кабинете. Слушай, я же знаю, тебе не хочется слушать все это.