Макдональд Джон Д.. Трэвис Мак-Ги

   Он протянул руку прямо мне под нос. Что тут было делать? Этот парень выглядел лет на тринцать, тощий, темноволосый, загорелый, с чешуйками облупившейся кожи на носу и лбу. Я пожал его руку и ответил:
   - Мак-Ги. И Левеллен.
   - Рад познакомится. Вы тут чем-нибудь заняты?
   Я помянул недобрым словом акул, компрессор и шельфовые исследования. Тед зевнул и знаком показал бармену: "по второй". Дон Бенджамин печально вздохнул и заявил:
   - Вот так сидишь здесь, славно, уютно. Знаете, даже и не верится, что уже в понедельник утром ты должен быть в Санкресте, среди обычной рутины... Ну почему мне так не везет в жизни?
   Он явно чего-то он нас хотел. Огромное количество ловушек для дураков начинается со слов: "Знаете, а я..." Я знавал кое-кого в Санкрасте. Но играть в игру "общие знакомые" мне что-то не хотелось.
   - Да, ужасно, - поддакнул я.
   Ну и разумеется, немедленно появился мистер Миллз. Как бы невзначай, гуляючи. Донов шеф. Дон незамедлительно представил его. Окорочка, животик, широкая и бесмысленная улыбка. Типаж. Они все такие - эти "славные парни юга" - бездна самодовольства и гнусавая невнятная речь. Бог мой, догадался вдруг я, да он же просто страховой агент! Чуть-чуть там, чуть-чуть здесь, всюду все свои, отовсюду новости и сплетни. Наверно, он и политикой не брезгует. У него, должно быть, продуманная и широкая сеть чернорабочих, расчитывающих ему, так сказать, плацдарм. Дон Бенджамин - явно один из них. Он был всего лишь гончей, причем не из породистых и любимых: с появлением хозяина он сразу стушевался на задний план.
   Мистер Миллз поклонился мне и Теду и немедленно вступил в разговор.
   - Недурно, да? Этот парень не устает ошиваться вокруг компаний, когда те веселятся и пьют, это мои проблемы, это я плачу за его выпивку из своего кармана, но я почему-то ни разу не видел его с этими людьми за работой, ни разу около лодок. Он просто чертов лентяй и транжира - а, Донни?
   Весь напрягшись, Дон посмотрел в упор на своего шефа.
   - Мистер Миллз, если бы не крайняя нужда и обстоятельства, я бы не взялся никогда за эту работу, это совершенно новое для меня дело, и я...
   - Отложим споры до офиса, мой мальчик. - Улыбка мистера Миллза была по-прежнему широкой, но теперь напоминала оскал.
   - Но в инструкции сказано...
   - Ты верно понял меня, малыш? Донни, мальчик, лучше заткни ротик и дай дяде Банни доделать за тебя твою работу. Вернись к стойке, послушай дядю Банни.
   Нельзя сказать, что я был счастлив, когда Дон подсел к нам без приглашения. Но наблюдать настоящее насилие, доложу вам, гораздо гаже. Поэтому, улыбаясь Миллзу во все свои зубы, я неторопливо поднялся и оборонил:
   - Не беспокойтесь, мистер Центр Жира, как только мы с Доном закончим наше маленькое дельце, я верну его вам. Мне чрезвычайно понравились предложенные им условия...
   Есть на свете люди, у которых в паспорте должен стоять особый штамп: ЗА ПРЕДЕЛАМИ МАТЕРИКОВОЙ ТЕРРИТОРИИ США НЕ ДЕЙСТВИТЕЛЕН. Потому что чем дальше они оказываются от собственного захолустья, тем наглее и громогласнее они становятся. Им наплевать на все на свете. Мне кажется, мир не проиграл бы ничего от их внезапной всеобщей гибели.
   Если бы на мне в тот день был такой же забавный и продуманный костюм рыболова, я, наверное, вполне сошел бы за "старину Трэва", которому позволительны подобные шутки. Признаюсь, это было моей ошибкой. Я приписал его уверенность только наглости и не заметил оружия. Я даже не подозревал о его существовании до самого последнего момента, когда оно было извлечено на свет. Это было что-то вроде короткого акульего гарпуна, прикрученного тонким ремнем к прочной деревянной рукояти. Если бы не устрашающий блеск стали, оно было бы похоже нп игрушку, какие с усердием делают дети, играя в индейцев. Четырнадцати дюймов длинной, острый и сверкающий гарпун, плотно насаженный на дерево.
   Лицо мистера Миллза налидось кровью и стало похоже скорее на огромный заплывший жиром красный кулак, чем на лицо человека. Он привстал, широко расставив ноги и с рычанием замахнулся своим гарпуном прямо мне в лицо. Не знаю, может, прежде ему и не доводилось не деле доказывать свою решимость убить человека, но мне почему-то не хотелось экспериментировать. Черт его знает, какие темные инстинкты могли проснуться в нем от злобы и обиды. Перед ним стоял обидчик, наглый и пока безнаказанный. А захолустье его было очень, очень далеко.
   Что-что, а реакция у меня всегда была отличная. Я не уверен, что успел что-то сообразить, все получилось само собой. Да и времени на размышления не было. Я увидел несущийся на меня гарпун и в мгновенье ока очутился за стулом, перепрыгнув его. Миллз кинулся вслед за мной, я подхватил стул, чтобы швырнуть в него, но то ли не расчитал движения, то ли зацепился за что-то, стул вырвался у меня из рук, а я сам отлетел в сторону, саданувшись об пол затылком. Нелепая ситуация. Послышались возгласы, на драку начали обращать внимание. Эй, гляньте, сейчас этот краснорожий пригвоздит к полу того малого.
   По-своему он был тоже весьма проворен, как это часто бывает у толстых людей. Я увернулся, откатившись, в самое время, его гарпун выбил искры из булыжника как раз там, где секунду назад была моя голова. Промахнувшись, он не растерялся и живо изготовился добить меня третьим ударом. На мой взгляд, чересчур живо.
   Он нависал надо мной огромной тушей, широко расставив ноги, высоко занеся гарпун, выжидая, куда я метнусь на этот раз, чтобы ударить вслед за мной. Все были так увлечены захватывающим зрелищем, что как будто примерзли к своим местам. Все, кроме Теда. Большого выбора у него не было, и он сделал то единственное, что еще могло изменить ход событий. Позже он рассказывал, что на первом броске он вскочил одновременно со мной, кинулся через стол в тот момент, когда я уворачивался от второго удара, и прежде, чем Большой Банни Миллз ударил в третий раз, Левеллен сзади как следует врезал ему по яйцам. Несмотря на свою костлявость, Тед, как и я, тоже был в отличной форме. И, насколько я знаю, неплохо играл в футбол - и до колледжа, и в нем, и после. Сноровка у него, что ни говори, была.
   В первый момент я не понял, что произошло. Я услышал глухой стук падения тяжелого предмета. Я увидел валящуюся прямо на меня тушу Миллза. Я увидел широко раскрытые глаза и отвисшие челюсти. Затылок мой уже пришел в себя, и я поспешил вскочить на ноги. Мистер Миллз с перекошенным лицом катался по полу, задрав колени чуть ли не выше подбородка. Звуки, издаваемые им, более всего походили на вопли из кошачьей корзинки.
   Тут уж, разумеется, все те, кто за это время палец о палец не ударили, кинулись мне на помощь. Возникла суета, все кричали, распоряжались и сталкивались лбами. В конце концом они взяли его, как был, скрюченного, и довольно аккуратно оттащили в одно из клубных помещений. Дон Бенджамин семенил рядом то с одной, то с другой стороны. Я удивился: неужели он не понял, что его карьера агента кончилась прямо здесь и прямо сейчас? Видимо, нет. "Не могли бы господа рыбаки быть чуточку аккуратнее с их добрым приятелем? Ему ведь больно. Аккуратнее, пожалуйста!" Похоже, он был неисправим. Я слышал, как он дважды всхлипнул, бедолага.
   Джо появился примерно тринцать секунд спустя скандала. Он сурово опросил нас, пошел поговорил с барменом, со швейцаром ресторана и даже с одним из владельцев отеля, которые в числе прочих с благоговеянием наблюдали за тем, как развлекаются эти гринго. Они рассказали ему все и даже больше, чем все, причем куда подробнее и красочнее нас.
   К столу Джовернулся совершенно удовлетворенным.
   - Я боялся, что драку затеяли вы, - сказал он. - Тогда нам, несмотря на все расположение ко мне, пришлось бы быстро смативаться. А Миллз здесь не впервые, и с ним тут уже случались неприятные истории. Они говорят, он собирался убить тебя, и я им верю. Еще они говорят, что твой друг спас тебе жизнь, и это тоже правда. Врачей здесь нет. Если бы с тобой что-нибудь случилось, их пришлось бы доставлять сюда из-за Гайямос заметь, морем. Так что давайте выпьем, амигос. Тед Левеллен, вы меня ошеломили.
   - Полагаю, самым ошеломленным тут оказался Миллз, - усмехнулся я.
   И мы выпили. Шум вскоре улегся, и нас, с похлопыванием по спинам и смехом, накормили тут же приготовленной вкуснятиной, названия которой я не помню, коронным блюдом заведения - в честь всеми любимого Джо, в честь высокого гринго, которого чуть не проткнули, как жука, и в честь пожилого гринго, который, ни минуты не раздумывая, врезал жирной обезьяне. Вкуснятина состояла из морской черепахи и огромного количества специй, которые, перемешавшись, превратились в восхитительный огнедышащий соус. Все это обильно запивалось отменным темным пивом. В итоге мы добрались до "Лани" только около четырех и повалились спать, хотя вместо жаркого солнца сиесты в море бушевал штормовой ветер, заглушая уже привычное урчание генератора.
   Этим же вечером я отозвал Левеллена и сказал:
   - Тед, я обязан тебе услугой, равной жизни.
   - Я просто предпочитаю иметь на борту целый экипаж, а не частями, Мак-Ги.
   - Все равно я обязан тебе.
   - Когда мне понадобится услуга, равная жизни, я дам тебе знать. Это справедливо?
   - Вполне.
   3
   Разумеется, мы его нашли. Сначала пушки, а следом и золото. Десятого июля, в двенадцать часов утра, на глубине семидесяти пяти футов мы обнаружили каверну еще десяти футов глубиной. Едва мы принялись расчищать к ней доступ сильным напором воды, как из песка и щебня на нас уставилось дуло большой корабельной пушки. Тед сказал, что вид и возраст у нее самые подходящие.
   Мы "сбризнули" находку теплым дешевым виски, и оно показалось нам небесным нектаром. Мы хохотали до упаду над каждым пустяком. Джо установил на пушке свою водонепроницаемую штуку - какой-то немыслимый пеленг, который хоть год подряд мог передавать одним нам понятный сигнал. Джо специально выбрал частоту настолько экзотическую, что вряд ли за нее мог зацепиться кто-нибудь посторонний. Мы проводили нашу пушечку взглядоми, установили буй и вернулись обратно на "Лань".
   На следующий день, уже в десять утра, "Лань" Дрейфовала прямо над каверной, а мы с Джо были внизу, по одному с каждого борта, и сражались с землечерпалкой. Битва была нелегкой, потому что слои или и песка за сотни лет почти полностью забили каверну. Остальные наверху возились с помпой, чем мы полагали убить двух зайцев: во-первых, не пропустить среди песка и грязи чего-нибудь интересного, а во-вторых, быть готовыми в любой момент разыграть перед внезапными визитерами сценарий "Геодезические работы".
   Около часа, устроив себе короткий отдых, мы уже гадали, уж не потеряли ли старые пираты эту разнесчастную пушку. Тед мрачно предположил, что они, пытаясь спасти судно, могли просто пошвырять за борт тяжести наименьшей ценности. Фрэнк, не отрывавший тревожного взгляда от помпы, пробормотал что-то о дневной жаре и перегреве, но непонятно было, относится это к нам, пиратам или помпе.
   Около трех мы нашли части еще одной пушки, а затем черпалка подцепила целый клубок полуистлевших останков такелажа. Тед и Майер были на глубине, и когда Фрэнк отключил помпу, они поднялись взглянуть на находку. После всех этих бесконечных копаний в грязи, пустом песке и разных морских мусорных кучах чрезвычайно приятно было созерцать наконец нечто, сделанное человеческими руками.
   Мы разложили эти обломки кораблекрушения на палубе. Зрелище получилось просто фантастическое. Господи, во что, оказывается, превращается металл, пролежав несколько столетий в соленой воде. Пока он еще был влажный, он казался блестящим и прочным, но стоило ему высохнуть, как обозначились все язвы и раны. А вскоре то, что еще недавно казалось оружием и частями оснастки, рассыпалось кучей бурой пыли от тихого колыхания "Лани".
   Впрочем, нам было тут же ниспослано утешение. Сперва, мокрое и облепленное водорослями и ракушками, имело форму, отдаленно напоминающую старинный пистолет. Высушенное и очущенное, оно действительно оказалось пистолетом, притом изящнейшим. Железо рассыпалось у нас на руках, но остались все медные части, лишь немного позеленевшие, эбонитовая рукоять с модными накладками сложной чеканки - и два маленьких, но нетронутых ни временем, ни морем, ясно сверкающих на солнце кусочка золота в виде двух лавровых веточек. Тед сказал, что вероятнее всего, это были золотые накладки где-то между рукоятью и стволом, по одной с каждой стороны. Что и говорить, искусство проделывать дыры в теле ближнего своего было куда элегантнее в былые времена, чем теперь.
   Второе утешение не заставило себя долго ждать. Оно появилось на следущее же утро: большая золотая монета. Джо пришел в такой восторг, что утратил дар английской речи. Я видел, как дрожали от возбуждения руки и Левеллена, когда он разглядывал ее, вертя то так, то эдак. "Пять испанских песет", - сказал ор почти спокойно. - Превосходно. Если удача не отвернется от нас, мы рызыщем там их целую груду. Один Бог знает, сколько такая монетка потянет на аукционе."
   Груда не груда, а что-то там точно должно было быть. Просто обязано. Мы с Джо были на глубине, когда помпа внезапно остановилась. Уставшие и измотанные, мы поднялись на борт, и узнали, что помра внезапно завыла, как пылесос, подавившийся детскими кубиками, и ее пришлось отключить. С глубины поднялся Фрэнк, на ладонях у него были ужасные ожоги. "Вибрация, сказал он потерянно. - Сорвана главная пломба, большие поломки. Все забито песком и грязью. К тому же там заклинило систему охлаждения, и все смерзлось за полсекунды до того, как я успел разбить выключатель.
   - Много времени уйдет на ремонт? - нервничая, спросил Тед.
   Фрэнк, помаргивая, смотрел на него по меньшей мере секунд пять, потом наконей пояснил:
   - Ты оптимист. У нас теперь самый уродливый, и самый большой и самый надежный якорь во всей Мексике.
   После небольшого обсуждения мы с Майером вернулись во Флориду, Джо в Гвадалахару, а Тед с Фрэнком, на "Лани", отправились в Сан-Диего за новой помпой. Мы собирались начать все сначала с новым сезоном хорошей погоды.
   Но так случилось, что именно этот год был выбран одной из очаровательных леди с весьма буйным темпераментом для посещения именно этой части побережья. Обычно они, поднявшись среди океана, умирают, не дойдя до берега. Но эта дама была сильна и изобретательна. С невероятной силой она обрушилась на побережье, закружилась, разметала все, что могла, изменив не только географические карты Мексиканского побережья, но и морское дно.
   Думаю, Тед и я узнали об этом одновременно, но немедленно поговорить на эту тему на не удалось, потому что и он, и "Лань" появились в Бахья Мар только год спустя, оба изрядно потрепанные. Наверное, я задавал слишком много вопросов. Когда я в третий раз спросил, хорошенько ли они искали пеленг Джо, Левеллен в раздражении воздел руки к небу:
   - Во имя святого, Мак-Ги! Ты теперь не сможешь даже найти того места, где стоял этот злополучный Клуб Пикадоров! Ни даже фундамента! Один из островов просто затонул. Совсем затонул, понимаешь? Вместе со скалами, деревушкой и церковью. Эта хитроумная штука Джо может быть сейчас где угодно: на пол-пути к Лос-Мохус, на глубине футов этак сотен двадцать пять, а может торчать на верхушке какого-нибудь дерева в окресностях Чихуахуа! Часть дна превратилось в сушу, а часть ушла на три сотни футов в глубину!
   - О'кей, о'кей, Тед. Я ведь только спросил.
   - Есть же, в самом деле, и другие места.
   - Да, но они уже другие.
   Он криво усмехнулся. Вид у него был уставший и мрачный.
   - Конечно, уже другие. В каких-то больше, в каких-то меньше. И все они только и ждут того, чтобы их кто-нибудь нашел.
   Скорее, того, кто возьмется искать их, еще не испив горькой чаши бесплодных поисков. Того, кто не знает еще, что часто, даже найдя что-нибудь, он не должен радоваться удаче, пока не проверит это всеми возможными способами, пока не подымет всего остального. Но несмотря на это, я вдруг понял, что нахожу провал поиска сокровищ не менее увлекательным, чем удачу. Я помнил, как ясно лучилось на солнце золото, память об этом, наверное, сохранится у меня на всю жизнь. Но сам поиск был не менее великолепен, чем золото старинных монет. Это было так захватывающе увлекательно: найти место, уж почти держать клад в руках...
   Майер был согласен со мной. Тед Левеллен намекнул, что вскоре он предпримет новое путешествие, а мы с Майером немедленно намекнули, что с удовольствием составим ему компанию. Готовился Тед основательно, пропадая на "Лани" целыми днями. Однажды он поехал в центр города за какими-то нужными ему мелочами - кроме всего прочего он держал на борту маленькую "хонду". Синоптики обещали дождь только во второй половине дня. Дождей не было уже целую вечность, и после долгой засухи, первый же ливень превратил дорогу в жидкую кашу, так что Тед торопился. И вдруг какая-то глупая бесстрашная собачонка вылетела, подвывая, из-за угла и вцепилась ему в ногу. Тед резко свернул, машина вильнула, накренилась, и Тед с мотоциклом плавно въехали под гигантский фургон междугородних перевозок. Это был один из неповоротливых, огромных фургонов, у которых колеса в полтора человеческих роста, а в кабину надо забираться по специальной лесенке. Водитель даже и не успел понять, что произошло. Он видел, как мужчина на мотоцикле вдруг свернул прямо ему под колеса, но так и не понял, задел он мотоциклиста или нет. Он остановил машину, вылез, взглянул - и помчался вызывать карету скорой помощи.
   Немногочисленные жители Бахья Мар всегда принимали живейшее участие в несчастьях своих соседей, благо их было немного. Обычное сочувствие - это не Бог весь что, но сочувствие целого городка - это весьма ощутимо. И наверное именно это помогло Гуле пройти через самое худшее. Ведь теперь она осталась совсем одна. У нее, конечно был мальчик в колледже, но он, узнав о смерти ее отца, отнесся к этому с неожтданной холодностью, даже с раздражением. Гуля вдруг узнала его с совершенно неизвестной ей до сих пор стороны. Очарование развеялось, как дым, и Гуля увидела просто позера и воображалу. Она сказала ему, что он может отправляться на все четыре стороны, и умчалась во Флориду. К тому времени все уже было устроено. Тело Левеллена кремировали, похоронное агенство Лодердейла связалось с аналогичной службой в Индиане, и вскоре прах профессора Теда Левеллена покоился рядом с прахои его жены.
   За это время Майер досыта наелся проблемами денег, документов, завещания и прочей канцелярщины. Свои деньги Тед перевел из Индианы в Первый Банк Побережья, так что банк автоматически становился его душеприказчиком. После того, как представитель банка, мистер Лоутон Хипс, получил от Гули указания поставить в известность Майера, им стал Майер. А Майер немедленно отправился ко мне. Так что я довольно быстро уяснил ситуацию.
   - Когда твои дела вынуждают тебя общаться с акулами как подводными, так и двуногими, поневоле будешь во всем соблюдать порядок, - заявил мне Майер. - Тед был аккуратным и пунктуальным человеком. Стоит только посмотреть на "Лань", чтобы убедиться в этом. Его счета за четыре года проверяли четырежды, и все было о'кей. У него было учтено все, даже сбор за оформление завещания. Целая пачка документов, не позволяющая никаким фондам оттянуть хотя бы кусочек, все на имя Гули. Выход на текущий счет не так уж и велик, что-то около четырех и семи десятых процента, но поскольку текущий счет составляет восемьсот семьдесят семь тысяч, то Гуля будет иметь чуть больше пятидесяти одной тысячи чистыми ежегодно. Я говорил с этим поверенным, Хиспом, насчет перевода денег в такие бумаги, которые не облагаются налогами, тогда бы Гуля имела значительно больше; но он сомневается, что это возможно (и тут он прав), поскольку Гуля еще несовершеннолетная. Мы сошлись на том, что пусть все останется как есть, а когда Гуле будет двадцать один, она сможет распорядиться всем этим как ей угодно, при условии, что на аферы будет снимать не более десяти процентов общей суммы ежегодно. По достижении сорока ей по завещанию отходят все права - ей или ее детям, на равных условиях. Если она умрет, не дожив до этого возраста, ее дети делят наследство только после того, как младшему исполнится двадцать один, а до этого имеют те же права, что и она сейчас. Ловко, а?
   Оставшись во Флориде, Гуля не стала продавать "Лань". И мы понимали ее. Это была наименее горькая память о лучших днях. Она так и жила на боту яхты, и не было в Бахья Мар человека, который не считал бы себя ее другом. В колледж она возвращаться не захотела. Всему на свете не научишься, а в том, что она не могла сделать сама, ей был готов помочь каждый. Но вскоре из всех готовых помочь явственно выделился один, и никто не был против: Ховард Бриндль. Его давненько не видали в округе, но раз появившись возле Гули, он взялся вести ее хозяйство с такой невозмутимостью, словно делал это всю жизнь. Он никогда не бездельничал. Он всегда появлялся вовремя и не гнушался никакой работы.
   Когда его постоянство стало чем-то большим, чем просто дружеская услуга, весь городок единогласно решил, что так, наверное, будет лучше. Мы с Майером взяли на себя нелегкую роль родителей взрослой дочери и всячески изводили Говарда.
   Майера это получалось великолепно: "Ты хочешь чего-нибудь добиться в жизни, Говард? Кем ты собираешся стать? Или ты решил, став счастливым молодоженом, остаться им на всю жизнь?"
   Один из таких разговоров происходиол на борту моей "Молнии". Говард посмотрел на нас задумчиво и озабоченно, и сказал:
   - Мы часто говорили об этом - я имею ввиду, мы с Гулей. Так что все решено. Гуля знает, у меня почти нет этом, как ее... ну, деловой хватки. Хотя меня, конечно, не устраивает вариант, при котором мы просто проживаем те деньги, что оставил ей отец. Гуля вовсе не хотела этих денег, по крайней мере, не такой ценой. С другой стороны, если бы мой отец оставил такие деньги мне, то почему бы не жить спокойно, раз есть деньги? Опять же, как можете вы определить, стоящим делом я займусь, или нет? Гуля говорит, что ей все равно, потому что денег на счету больше, чем мы способны потратить на жизнь. Пока что мы хотим жить на "Лани", как и прежде, и для начала объехать вокруг земного шара - никуда не торопясь и ни от кого не завися, пусть на это уйдет даже три или четыре года. Но это не значит, что ьы не желаем делать ничего другого, вовсе нет. Если нам подвернется что-нибудь действительно стоящее, мы тут же за него возьмемся. Нам открыто столько возможностей. Но если не подвернется ничего, мы тоже не будем этим уж очень огорчены. Мы давно уже все решили.
   - Может, - не без ехидства начал я, - ты захочешь начать оттуда, где закончил Тед?
   - Об этом я тоже думал. Он явно собирался в новое плаванье. Но мы с Гулей не сможем размотать весь клубок. Она сказала, что еще раньше обыскала всю бухту, и ничего не нашла. В банке он тоже не оставил ни записей, ни своих заметок. Мы вместе обыскали все судно. Мы искали три дня, целых три дня, дюйм за дюймом. Ничего. Совсем ничего. Да и к лудшему. Какого черта я буду искать себе в океане? Что мне такое нужно, чего у меня еще нет?
   Итого, было сделано три обыска. Первый совершили еще мы с Майером, как только узнали о его смерти - в ту же ночь, еще до света. Не для себя, конечно. Для его дочери.
   По большому счету Говард был прав. Они были молоды, и легко можно было заметить, что они счастливы быть просто вместе и не тревожиться ни о чем. Так что свадьба не замедлила. К тому же, они всерьез решили отправиться вокруг света, а это требовало больших работ на яхте, замены механизмов, прокладывания курса, изучение навигационных карт и лоций, улаживания дел в банке и так далее. Так что дел у них было по горло. И вскоре мы видели, как "Лань" отчаливает под крики толпы и чаек, уходя в открытое море...
   И вот я снова был на ней - впервые с того ноябрьского утра, когда мы провожали счастливую пару, и было это больше года назад.
   Я разглядывал яхту, как старую знакомую, которую рад видеть вновь. И меня почти передергивало от комьев какого-то вымазанного в дегте дерьма, налипшего на благородную тиковую палубу. Если яхта с честью пронесла тебя через все волны и глубины из одного надежного порта в другой, она заслуживает хоть сколько-нибудь внимательного отношения. Ее терпеливое безмолвное свидетельствование нагляднее всего показывало глубину трещины в юной семье. Днище, должно быть, уже сплошь залосло зеленой бородой водорослей, вдруг подумал я. Она, наверное, и десяти миль не проплывет без ремонта. Я невольно помрачнел, чувствуя себя как-то неуютно и даже виновато, несмотря на ясное солнышко и прятный ветерок.
   Говард вернулся, и я встал и пошел за ним на корму. Вид у него был взерошенный, рубашка на спине намокла от пота. Он сказал, что с еще одним парнем устанавливали мачту их общему приятелю, какому-то Джеру.
   - Извини, что так долго.
   - Ты вроде бы говорил, что не хочешь обсуждать ваши проблемы? попытался напомнить я.
   Он вздрогнул.
   - Что? Нет, не совсем так. О, черт! Я имею в виду: почему бы, собственно и нет? Просто это все так ненормально... Трэв!
   - Да?
   - Я не хочу... не могу даже говорить об этом.
   - А ты попробуй.
   - Я думаю... нимми-нимми-нимми-нот...
   Он сел, уперся большими бронзовыми от загара локтями в большие бронзовые колени и, уставившись в палубу, принялся разминать себе кисти почти машинально.
   - Что? Прости, я не расслышал?
   Он поднял на меня лицо с покривившимися губами и совершенно отчаянными глазами.
   - Я думаю, что она тронулась! Потеряла голову! С дуба рухнула! Ох, черт бы все это побрал...