— Certificado de vacunation senor[6].
Прививку я не сделал. Меня об этом не предупредили. Признаваться было глупо, но я именно так и поступил. Он наклонился ко мне и произнес не в гневе, но в печали:
— Вы должны сделать прививку. Иначе я не могу позволить вам...
— Где же я ее сделаю?
— Прямо здесь.
Он вызвал служащего в форме оливкового цвета, который отвел меня в комнату в дальнем крыле. Смуглая полная женщина, сидевшая за столом, одарила меня материнской улыбкой. Белая каменная стена за ее спиной была вся в трещинах.
— Прививка?
— Увы.
Она записала на карточке мою фамилию и адрес.
— Не бойтесь. Это не больно. Я делаю хорошо. Пожалуйста, снимите пиджак и засучите левый рукав.
Ловким ударом она вогнала иголку.
— Вы храбрый, — заметила она. — Кое-кто падает в обморок.
— Вы хорошо говорите по-английски.
— Почему бы и нет? Я шесть лет проработала во Фриско младшей медсестрой, а потом поступила на курсы. В Лос-Анджелесе у меня живет дочь, она замужем. Можете опустить рукав. Реакция наступит завтра.
— И много вы делаете таких прививок? — спросил я, застегнув рукав и надевая пиджак.
— Две-три в день, а когда и больше. Правительство относится к этому очень серьезно. Приезжие либо забывают свои справки, либо вообще не знают про прививки. В Лос-Анджелесе аэропорт так перегружен, что некому и сообщить.
А вдруг повезет, решил я и спросил:
— Пару месяцев назад приезжал сюда один мой приятель из Лос-Анджелеса. Интересно, ему вы тоже делали прививку?
— Какой он из себя?
Я описал Берка Дэмиса.
Она задумчиво скривила рот.
— Вроде делала. У него такие же мощные бицепсы, как у вас. Но ему не понравилось, что надо сделать укол. Изо всех сил пытался отвертеться.
— Когда это было?
— Если скажете его имя, могу сообщить точную дату.
— Квинси Ральф Симпсон.
Открыв один из ящиков стола, она начала просматривать картотеку, затем извлекла одну из карточек.
— Вот, пожалуйста. Симпсон. Двадцатого мая.
Это означало, что Берк Дэмис прибыл в Мексику через два дня после того, как настоящий Ральф Симпсон в последний раз приехал домой. И еще это означало, что Симпсон скорее всего был убит между восемнадцатым и двадцатым мая — возможно, тем человеком, что воспользовался его именем.
— Очень симпатичный молодой человек, — сказала женщина. — Когда я сделала ему прививку, мы очень мило побеседовали.
— О чем?
— О том, что у меня в Лос-Анджелесе дочь. Еще он интересовался, не от землетрясения ли это. — Она показала рукой на трещины в стене.
— Я хотел спросить то же самое.
— Это не землетрясение. Это ураган. Он чуть не вырвал из земли эту часть здания. Вы не поверите, что его построили десять лет назад.
Снова возник человек в оливковой форме, приведший новых жертв, супружескую парочку, ссылавшуюся на то, что их предупреждали: все формальности можно уладить непосредственно в Мехико-Сити. Женщина одарила их материнской улыбкой.
Глава 9
Глава 10
Прививку я не сделал. Меня об этом не предупредили. Признаваться было глупо, но я именно так и поступил. Он наклонился ко мне и произнес не в гневе, но в печали:
— Вы должны сделать прививку. Иначе я не могу позволить вам...
— Где же я ее сделаю?
— Прямо здесь.
Он вызвал служащего в форме оливкового цвета, который отвел меня в комнату в дальнем крыле. Смуглая полная женщина, сидевшая за столом, одарила меня материнской улыбкой. Белая каменная стена за ее спиной была вся в трещинах.
— Прививка?
— Увы.
Она записала на карточке мою фамилию и адрес.
— Не бойтесь. Это не больно. Я делаю хорошо. Пожалуйста, снимите пиджак и засучите левый рукав.
Ловким ударом она вогнала иголку.
— Вы храбрый, — заметила она. — Кое-кто падает в обморок.
— Вы хорошо говорите по-английски.
— Почему бы и нет? Я шесть лет проработала во Фриско младшей медсестрой, а потом поступила на курсы. В Лос-Анджелесе у меня живет дочь, она замужем. Можете опустить рукав. Реакция наступит завтра.
— И много вы делаете таких прививок? — спросил я, застегнув рукав и надевая пиджак.
— Две-три в день, а когда и больше. Правительство относится к этому очень серьезно. Приезжие либо забывают свои справки, либо вообще не знают про прививки. В Лос-Анджелесе аэропорт так перегружен, что некому и сообщить.
А вдруг повезет, решил я и спросил:
— Пару месяцев назад приезжал сюда один мой приятель из Лос-Анджелеса. Интересно, ему вы тоже делали прививку?
— Какой он из себя?
Я описал Берка Дэмиса.
Она задумчиво скривила рот.
— Вроде делала. У него такие же мощные бицепсы, как у вас. Но ему не понравилось, что надо сделать укол. Изо всех сил пытался отвертеться.
— Когда это было?
— Если скажете его имя, могу сообщить точную дату.
— Квинси Ральф Симпсон.
Открыв один из ящиков стола, она начала просматривать картотеку, затем извлекла одну из карточек.
— Вот, пожалуйста. Симпсон. Двадцатого мая.
Это означало, что Берк Дэмис прибыл в Мексику через два дня после того, как настоящий Ральф Симпсон в последний раз приехал домой. И еще это означало, что Симпсон скорее всего был убит между восемнадцатым и двадцатым мая — возможно, тем человеком, что воспользовался его именем.
— Очень симпатичный молодой человек, — сказала женщина. — Когда я сделала ему прививку, мы очень мило побеседовали.
— О чем?
— О том, что у меня в Лос-Анджелесе дочь. Еще он интересовался, не от землетрясения ли это. — Она показала рукой на трещины в стене.
— Я хотел спросить то же самое.
— Это не землетрясение. Это ураган. Он чуть не вырвал из земли эту часть здания. Вы не поверите, что его построили десять лет назад.
Снова возник человек в оливковой форме, приведший новых жертв, супружескую парочку, ссылавшуюся на то, что их предупреждали: все формальности можно уладить непосредственно в Мехико-Сити. Женщина одарила их материнской улыбкой.
Глава 9
Когда мы сели в Гвадалахаре, начался ливень, словно наш самолет прорвал перепонку в нижних слоях атмосферы. Пока мы шли от самолета к зданию аэропорта, я держал над головой газету, но все равно промок насквозь и одежда липла к телу.
Обменяв мокрые доллары на сухие песо, я попросил кассира подыскать мне таксиста, говорящего по-английски. Тот перепоручил это носильщику, вскоре вернувшемуся с человеком в пластиковом плаще, улыбавшимся из-под мокрых усов.
— Куда прикажете, сэр?
— В Ахихику, если там есть отель.
— Есть, сэр, и очень симпатичный.
Через покрытую лужами стоянку он провел меня к почти новой «симке». Я сел на переднее сиденье.
— Мокрая погодка!
— Да, сэр.
Около получаса он угощал меня отрывками своей биографии. Как и медсестра, он выучил английский, когда жил в Центральной долине.
— Я был мокроспинником[7], — сообщил он не без гордости. — Трижды переходил границу. Дважды меня ловили и возвращали обратно на автобусе. Третий раз повезло, я добрался до Мерседа. Там и работал на полях четыре года. Знаете Мерсед?
— Знаю. Как условия труда?
— Не очень. Но платили хорошо. Я заработал достаточно, чтобы вернуться домой и завести свое дело. — Он похлопал по рулю «симки».
Черные холмы остались позади, мы выехали к озеру. Тускло заблестела водяная гладь, испещренная волнами. Из-под самых фар врассыпную бросилась стайка ослов. Я глянул на них в заднее стекло, залитое потоками дождя: они казались странными карикатурами на лошадей.
Из темноты впереди стали выступать башни церкви, а за ними дома пониже. Дождь лил не так сильно, а когда мы доехали до городка, и вовсе прекратился. Хотя был уже одиннадцатый час вечера, у дверей домов копошилась детвора. Взрослые прогуливались по моментально просохшим улицам, мощенным булыжником.
На углу центральной площади старуха в платке продавала что-то вроде рагу из большого горшка, стоявшего на деревянном столике. Я успел почувствовать странный пряный запах кушанья, когда мы проезжали мимо: в этом запахе была надежда и сомнения. Короче, запах Мексики.
Когда мы оказались в posada[8], я почувствовал себя ближе к дому. Ночной портье оказался американцем средних лет по имени Стэси. Он обрадовался моему появлению. Вестибюль с колоннами имел запущенный вид. Стэси, я и мой таксист, зашедший в отель, были единственными живыми существами в обозримом пространстве.
Стэси обхаживал меня так, словно совмещал в себе весь обслуживающий персонал отеля.
— Ну, разумеется, для вас найдется место, мистер Арчер, — говорил он. — Можете выбирать любой из очень милых отдельных домиков.
— Мне все равно. Я проведу, скорее всего, одну ночь.
Это сообщение не обрадовало его, но он вежливо сказал:
— Сейчас вышлю человека за вашим багажом.
— У меня нет багажа.
— Но вы промокли насквозь.
— Знаю, но мой костюм быстро сохнет.
— Нельзя же, чтобы он сох на вас. — Он сочувственно поцокал языком. — Послушайте, мы же с вами почти одного роста. Могу одолжить вам брюки и свитер. Если вы, конечно, не хотите сразу же завалиться спать.
— Нет, пока не собираюсь. Вы очень любезны.
— Для соотечественника я готов на все, — усмехнулся он, но в общем-то не шутил.
Через мокрый от дождя сад он провел меня к одному из коттеджей. Домик был чистый, просторный, с камином. Прежде чем уйти, Стэси предупредил меня, что пользоваться можно только кипяченой водой и для питья, и для чистки зубов. Я зажег камин и повесил сушиться мокрый пиджак на крючок над каминной полкой.
Вскоре вернулся Стэси с охапкой сухой одежды.
Его крупное лицо с пористой кожей светилось от щедрости и пропущенного между прочим стаканчика. Фланелевые брюки оказались чуть широковаты в поясе. Я подпоясался своим ремнем и надел голубой свитер Стэси с высоким воротом. Слева, где сердце, было вышито большое "С", наподобие мишени. От свитера пахло тем сосновым дезодорантом, что навязывают покупателям, желающим выглядеть настоящими мужчинами.
— А вам идет, — заметил Стэси.
Он смотрел на меня с завистью. Возможно, он видел во мне самого себя с татией поуже, плечами пошире и десятью лишними годами, которые можно прожить по-другому. Узнав, что я собираюсь в город, он еще больше расстроился, ибо предвкушал разговор о смысле жизни у камина.
Стэси знал, где живут Хэтчены, и объяснил таксисту по-испански, как проехать. Мы оказались на улице без названия. На стене углового дома краской было выведено: «Crisuanismo si. Communismo no»[9]. Писал непрофессионал.
Ворота дома Хэтченов были заперты на ночь. Прежде чем хозяева отозвались, пришлось долго стучать. Впрочем, это было не единственным нарушением ночной тиши. Дальше по улице в доме орало радио, зацокали копыта, причудливо заржал осел. Часы для тех, кто не расслышал. Взвизгнула свинья.
Приоткрылась верхняя часть плетеных ворот, и в лицо мне ударил свет фонарика.
— Queries?[10] Вы американец?
— Да. Меня зовут Арчер. А вы мистер Хэтчен?
— Доктор Хэтчен. Мы вроде бы не знакомы. Что случилось?
— Ничего особенного. Дочь вашей жены Гарриет сбежала с молодым человеком Берком Дэмисом, которого вы, наверное, знаете. По просьбе полковника Блекуэлла я приехал сюда, чтобы понять, что собой представляет этот Дэмис. Готовы ли вы и миссис Хэтчен ответить на мои вопросы?
— Думаю, что да. Приходите утром.
— Утром меня уже здесь не будет. С вашего позволения я бы сделал это сейчас. Я постараюсь быть кратким.
— Хорошо.
Хэтчен стал отпирать ворота, а я расплатился с таксистом. Хэтчен повел меня через сад по мощенной кирпичом дорожке. Фонарик освещал выбоины. Худой стареющий человек ступал с немалым трудом.
Перед фонарем у входа в дом он остановился:
— Что именно вы имели в виду, сказав, что Гарриет сбежала с Берком Дэмисом?
— Она собирается за него замуж.
— Что тут плохого?
— Все зависит от того, что мне удастся про него узнать. Я уже натолкнулся на кое-что сомнительное.
— Например? — На остром сморщенном лице пронзительно блеснули глаза.
— По-видимому, он приехал сюда под чужим именем.
— Такое бывает. Леса вокруг озера Чапала кишат людьми, живущими инкогнито. Но вы входите. Жене будет интересно.
Он включил свет в крытой галерее, через которую провел меня в комнату. На кушетке сидела в элегантной позе женщина, ее светлые волосы были затейливо причесаны, черный халат подчеркивал белизну и пухлость плеч. Время слегка размыло безупречные линии шеи и подбородка.
— Мистер Арчер. Моя жена Полина, — гордо возвестил Хэтчен.
Она пожала мне руку с видом королевы, лишенной трона, и не отпускала, зажав с помощью приема восточной борьбы, пока я не сел рядом на диван.
— Присаживайтесь, — сказала она, что было уже необязательно. — Чем обязана?
— Мистер Арчер — эмиссар старины Марка, — подсказал муж.
— Какая прелесть! Что же на сей раз задумал старина Марк? Подождите, не говорите! Попробую угадать! — Она поднесла палец к носу. — Его волнует судьба Гарриет, так?
— В самое яблочко, миссис Хэтчен.
— Старая история, — произнесла она с кислой улыбкой. — Он всегда кудахтал вокруг нее, словно наседка.
— Гарриет сбежала с Дэмисом, — вставил Хэтчен.
— И правильно сделала. Рада, что у нее хватило отваги. Раньше ей сильно недоставало отваги и стойкости матери. — Она подняла вверх палец. — Мы с Кейтом собирались выпить на сон грядущий. Не присоединитесь?
Муж, все еще стоявший посреди комнаты, удивленно сказал:
— Ты уже выполнила сегодняшнюю норму, дорогая. Помнишь, что говорил доктор?
— Доктор в Гвадалахаре, а я здесь.
— Но и я здесь.
— Тогда не будь занудой и принеси нам выпить. Ты не забыл, что я люблю?
Он пожал плечами и обратился ко мне:
— А вы что будете пить?
— Виски.
— Я бы порекомендовал джин. Он здесь лучше.
— Прекрасно, тогда джин с тоником.
Он вышел из комнаты, бросив тревожный взгляд на жену, словно та замыслила побег. Она же направила все свои чары на меня.
— Вы, наверное, думаете: что за мать, которой наплевать на то, как идут дела у дочери! Но я беженка. Я давно сбежала от Марка, от его образа жизни. Мы не виделись тринадцать лет, и слава Богу! Я перевернула страницу, начала новую главу. Главу о любви и свободе. — Романтика задребезжала в ее голосе, напомнив плохо настроенную эолову арфу.
— Мне не очень понятно, почему вы от него ушли.
Мои слова ее не удивили.
— Брак был ошибкой. У нас мало общего. Я всегда любила людей веселых, понимающих толк в жизни. — Она покосилась на меня. — Вы производите впечатление человека, умеющего жить. Странно, что вы приятель Марка. Он проводил досуг, сочиняя историю рода Блекуэллов. Вы представляете?
— Я не говорил, что я приятель Марка.
— Но разве он вас не прислал?..
— Я частный детектив, миссис Хэтчен. Он нанял меня выяснить, кто такой Берк Дэмис. Надеюсь, вы не откажетесь помочь.
— Я его плохо знала. Хотя Гарриет влюбилась в него по уши. С первого взгляда.
— Когда был брошен первый взгляд?
— Месяц назад. Почти сразу после ее приезда. Я ей так обрадовалась. Потом наступило небольшое разочарование...
— Почему?
— По разным причинам. Я очень надеялась, что она преодолеет стадию гадкого утенка. В какой-то степени это произошло. Она ведь моя дочь! — Ее неугомонный палец уперся в лоб, потом съехал по носу мимо рта к подбородку, задорно при этом вскинувшемуся. — Меня очень огорчало, что между нами так мало общего. Мы очень старались, чтобы ей было у нас хорошо, но не прошло и недели, как она от нас ушла.
— К Дэмису?
— На такое она не пошла бы! Она воспитана в старых традициях. Она сняла коттедж у озера. У Дэмиса, похоже, тоже был домик где-то рядом. Они явно проводили большую часть времени вместе.
— Вы знали до этого Берка Дэмиса?
— Нет, она встретилась с ним не у нас. Мы, конечно, видели его мельком пару раз, но познакомила нас Гарриет. Это случилось через несколько дней после ее приезда.
— А где вы до этого его видели?
— В основном в «Кантино». Там, наверное, и Гарриет его встретила. В «Кантино» околачиваются все эти свободные художники.
— Значит, вы встречали его в «Кантино» до того, как он и Гарриет познакомились?
— Да, несколько раз. Он хорош собой, его сразу заметно.
— Он называл себя Берком Дэмисом?
— Наверное. Можете спросить людей из «Кантино». Это дальше по нашей улице.
— Спрошу. Пытался ли Дэмис познакомиться с вами до приезда Гарриет?
— Нет, мы его совсем не знали. — Ее глаза внезапно сузились. — Не хочет ли Марк повесить на нас...
— Нет, просто мне хотелось бы знать, не наметил ли Дэмис себе в жертвы Гарриет еще до того, как она здесь появилась.
— Наметил в жертвы?
— Как богатую невесту.
— От нас он не получал такой информации, если вы это имеете в виду.
— Значит, у вас нет сведений, что он искал с ней встречи?
— Сомневаюсь. Он подцепил ее в «Кантино», и бедняжка была на седьмом небе от счастья.
— Почему бедняжка?
— Мне всегда было жаль Гарриет. Ей досталось и от меня, и от отца. Конечно, это выглядит с моей стороны эгоизмом — бросила Гарриет, когда она была маленькой. Но у меня не было иного выбора, если я хотела спасти душу.
Я задал себе вопрос, удалось ли это ей, и надеялся, что она пояснит свои слова. В ее глазах появилось жесткое выражение человека, в жизни которого были всякие перемены, кроме перемен к лучшему.
— Короче, я получила развод в Рино. Мне очень не хотелось так поступать. При мысли, что я бросаю дочь, у меня сердце кровью обливалось. Но Гарриет была папиной дочкой. Мне ничего не оставалось делать — разве что убить ее отца. И эта мысль приходила мне в голову, но развод в Неваде все же выглядел цивилизованнее. Кейт, — она махнула рукой в сторону кухни, где муж колол лед, — побывал в Неваде по тому же поводу. Куда это он запропастился?
— Может, он дает нам возможность поговорить?
— Наверное. Он такой тактичный! С Кейтом я была счастлива, учтите! — Это прозвучало как вызов. — Но не думайте, что я не чувствовала вины перед дочерью. Это чувство только усилилось, когда она к нам приехала в прошлом месяце. Она чего-то от меня хотела — очень хотела. Того, что я не могла ей дать, а если бы дала, то она отказалась бы принять. Гарриет все еще винит меня за то, что я бросила отца в беде, это ее выражение. Я пыталась все объяснить, но она не желала слышать никаких упреков в адрес отца. В ее жизни он был главным. Она закатила мне истерику, а я, признаться, ответила тем же. Разгорелся скандал, и она от нас ушла.
— Похоже, это и толкнуло ее к Дэмису. Такие, как он, поджидают девушек и женщин, оказавшихся без поддержки родных и близких.
— Вас послушать, так он большой хитрец.
— Он и есть хитрец. Имя Квинси Ральфа Симпсона что-нибудь вам говорит? Квинси Ральф Симпсон.
Она покачала головой, и ее прическа рассыпалась. Казалось, все в ней держится при помощи шпилек.
— Я обязана знать это имя?
— Нет, я вовсе не ожидаю этого от вас.
— Какое имя? — спросил от дверей ее муж. Он вошел с медным подносом ручной работы, на котором три бокала с розовым питьем составили треугольную композицию.
— Имя, под которым Берк Дэмис пересекал границу. Квинси Ральф Симпсон.
— Первый раз слышу.
— О нем трубят калифорнийские газеты.
— Но мы их не читаем. — Он галантно вручил мне бокал. — Мы успешно скрывается здесь от калифорнийских газет, атомных бомб и подоходного налога.
— И дорогих спиртных напитков, — подхватила его супруга, как актриса в водевиле.
— Этот джин обходится мне в сорок американских центов за литр. А впрочем, сколько бы ни стоил... Салют! — Он поднял бокал.
Я отпил из своего. Джин был неплохой, но теплей от него не стало. От комнаты и ее хозяев веяло холодом. Хэтчены напоминали перелетных птиц, присевших отдохнуть, утративших чувство дома, завороженных идеей вечного полета — на одном месте. По крайней мере, такая картина рисовалась мне через дно стакана с джином.
Я поставил стакан и встал. Поднялся и Хэтчен.
— Так что там насчет этого Симпсона и газет?
— Месяца два назад его закололи ледорубом. А на прошлой неделе был найден труп.
— Говорите, Дэмис воспользовался его именем?
— Да.
— Его подозревают в убийстве Симпсона?
— Да. Это я его подозреваю.
— Бедняжка Гарриет, — сказала Полина и отпила из стакана.
Обменяв мокрые доллары на сухие песо, я попросил кассира подыскать мне таксиста, говорящего по-английски. Тот перепоручил это носильщику, вскоре вернувшемуся с человеком в пластиковом плаще, улыбавшимся из-под мокрых усов.
— Куда прикажете, сэр?
— В Ахихику, если там есть отель.
— Есть, сэр, и очень симпатичный.
Через покрытую лужами стоянку он провел меня к почти новой «симке». Я сел на переднее сиденье.
— Мокрая погодка!
— Да, сэр.
Около получаса он угощал меня отрывками своей биографии. Как и медсестра, он выучил английский, когда жил в Центральной долине.
— Я был мокроспинником[7], — сообщил он не без гордости. — Трижды переходил границу. Дважды меня ловили и возвращали обратно на автобусе. Третий раз повезло, я добрался до Мерседа. Там и работал на полях четыре года. Знаете Мерсед?
— Знаю. Как условия труда?
— Не очень. Но платили хорошо. Я заработал достаточно, чтобы вернуться домой и завести свое дело. — Он похлопал по рулю «симки».
Черные холмы остались позади, мы выехали к озеру. Тускло заблестела водяная гладь, испещренная волнами. Из-под самых фар врассыпную бросилась стайка ослов. Я глянул на них в заднее стекло, залитое потоками дождя: они казались странными карикатурами на лошадей.
Из темноты впереди стали выступать башни церкви, а за ними дома пониже. Дождь лил не так сильно, а когда мы доехали до городка, и вовсе прекратился. Хотя был уже одиннадцатый час вечера, у дверей домов копошилась детвора. Взрослые прогуливались по моментально просохшим улицам, мощенным булыжником.
На углу центральной площади старуха в платке продавала что-то вроде рагу из большого горшка, стоявшего на деревянном столике. Я успел почувствовать странный пряный запах кушанья, когда мы проезжали мимо: в этом запахе была надежда и сомнения. Короче, запах Мексики.
Когда мы оказались в posada[8], я почувствовал себя ближе к дому. Ночной портье оказался американцем средних лет по имени Стэси. Он обрадовался моему появлению. Вестибюль с колоннами имел запущенный вид. Стэси, я и мой таксист, зашедший в отель, были единственными живыми существами в обозримом пространстве.
Стэси обхаживал меня так, словно совмещал в себе весь обслуживающий персонал отеля.
— Ну, разумеется, для вас найдется место, мистер Арчер, — говорил он. — Можете выбирать любой из очень милых отдельных домиков.
— Мне все равно. Я проведу, скорее всего, одну ночь.
Это сообщение не обрадовало его, но он вежливо сказал:
— Сейчас вышлю человека за вашим багажом.
— У меня нет багажа.
— Но вы промокли насквозь.
— Знаю, но мой костюм быстро сохнет.
— Нельзя же, чтобы он сох на вас. — Он сочувственно поцокал языком. — Послушайте, мы же с вами почти одного роста. Могу одолжить вам брюки и свитер. Если вы, конечно, не хотите сразу же завалиться спать.
— Нет, пока не собираюсь. Вы очень любезны.
— Для соотечественника я готов на все, — усмехнулся он, но в общем-то не шутил.
Через мокрый от дождя сад он провел меня к одному из коттеджей. Домик был чистый, просторный, с камином. Прежде чем уйти, Стэси предупредил меня, что пользоваться можно только кипяченой водой и для питья, и для чистки зубов. Я зажег камин и повесил сушиться мокрый пиджак на крючок над каминной полкой.
Вскоре вернулся Стэси с охапкой сухой одежды.
Его крупное лицо с пористой кожей светилось от щедрости и пропущенного между прочим стаканчика. Фланелевые брюки оказались чуть широковаты в поясе. Я подпоясался своим ремнем и надел голубой свитер Стэси с высоким воротом. Слева, где сердце, было вышито большое "С", наподобие мишени. От свитера пахло тем сосновым дезодорантом, что навязывают покупателям, желающим выглядеть настоящими мужчинами.
— А вам идет, — заметил Стэси.
Он смотрел на меня с завистью. Возможно, он видел во мне самого себя с татией поуже, плечами пошире и десятью лишними годами, которые можно прожить по-другому. Узнав, что я собираюсь в город, он еще больше расстроился, ибо предвкушал разговор о смысле жизни у камина.
Стэси знал, где живут Хэтчены, и объяснил таксисту по-испански, как проехать. Мы оказались на улице без названия. На стене углового дома краской было выведено: «Crisuanismo si. Communismo no»[9]. Писал непрофессионал.
Ворота дома Хэтченов были заперты на ночь. Прежде чем хозяева отозвались, пришлось долго стучать. Впрочем, это было не единственным нарушением ночной тиши. Дальше по улице в доме орало радио, зацокали копыта, причудливо заржал осел. Часы для тех, кто не расслышал. Взвизгнула свинья.
Приоткрылась верхняя часть плетеных ворот, и в лицо мне ударил свет фонарика.
— Queries?[10] Вы американец?
— Да. Меня зовут Арчер. А вы мистер Хэтчен?
— Доктор Хэтчен. Мы вроде бы не знакомы. Что случилось?
— Ничего особенного. Дочь вашей жены Гарриет сбежала с молодым человеком Берком Дэмисом, которого вы, наверное, знаете. По просьбе полковника Блекуэлла я приехал сюда, чтобы понять, что собой представляет этот Дэмис. Готовы ли вы и миссис Хэтчен ответить на мои вопросы?
— Думаю, что да. Приходите утром.
— Утром меня уже здесь не будет. С вашего позволения я бы сделал это сейчас. Я постараюсь быть кратким.
— Хорошо.
Хэтчен стал отпирать ворота, а я расплатился с таксистом. Хэтчен повел меня через сад по мощенной кирпичом дорожке. Фонарик освещал выбоины. Худой стареющий человек ступал с немалым трудом.
Перед фонарем у входа в дом он остановился:
— Что именно вы имели в виду, сказав, что Гарриет сбежала с Берком Дэмисом?
— Она собирается за него замуж.
— Что тут плохого?
— Все зависит от того, что мне удастся про него узнать. Я уже натолкнулся на кое-что сомнительное.
— Например? — На остром сморщенном лице пронзительно блеснули глаза.
— По-видимому, он приехал сюда под чужим именем.
— Такое бывает. Леса вокруг озера Чапала кишат людьми, живущими инкогнито. Но вы входите. Жене будет интересно.
Он включил свет в крытой галерее, через которую провел меня в комнату. На кушетке сидела в элегантной позе женщина, ее светлые волосы были затейливо причесаны, черный халат подчеркивал белизну и пухлость плеч. Время слегка размыло безупречные линии шеи и подбородка.
— Мистер Арчер. Моя жена Полина, — гордо возвестил Хэтчен.
Она пожала мне руку с видом королевы, лишенной трона, и не отпускала, зажав с помощью приема восточной борьбы, пока я не сел рядом на диван.
— Присаживайтесь, — сказала она, что было уже необязательно. — Чем обязана?
— Мистер Арчер — эмиссар старины Марка, — подсказал муж.
— Какая прелесть! Что же на сей раз задумал старина Марк? Подождите, не говорите! Попробую угадать! — Она поднесла палец к носу. — Его волнует судьба Гарриет, так?
— В самое яблочко, миссис Хэтчен.
— Старая история, — произнесла она с кислой улыбкой. — Он всегда кудахтал вокруг нее, словно наседка.
— Гарриет сбежала с Дэмисом, — вставил Хэтчен.
— И правильно сделала. Рада, что у нее хватило отваги. Раньше ей сильно недоставало отваги и стойкости матери. — Она подняла вверх палец. — Мы с Кейтом собирались выпить на сон грядущий. Не присоединитесь?
Муж, все еще стоявший посреди комнаты, удивленно сказал:
— Ты уже выполнила сегодняшнюю норму, дорогая. Помнишь, что говорил доктор?
— Доктор в Гвадалахаре, а я здесь.
— Но и я здесь.
— Тогда не будь занудой и принеси нам выпить. Ты не забыл, что я люблю?
Он пожал плечами и обратился ко мне:
— А вы что будете пить?
— Виски.
— Я бы порекомендовал джин. Он здесь лучше.
— Прекрасно, тогда джин с тоником.
Он вышел из комнаты, бросив тревожный взгляд на жену, словно та замыслила побег. Она же направила все свои чары на меня.
— Вы, наверное, думаете: что за мать, которой наплевать на то, как идут дела у дочери! Но я беженка. Я давно сбежала от Марка, от его образа жизни. Мы не виделись тринадцать лет, и слава Богу! Я перевернула страницу, начала новую главу. Главу о любви и свободе. — Романтика задребезжала в ее голосе, напомнив плохо настроенную эолову арфу.
— Мне не очень понятно, почему вы от него ушли.
Мои слова ее не удивили.
— Брак был ошибкой. У нас мало общего. Я всегда любила людей веселых, понимающих толк в жизни. — Она покосилась на меня. — Вы производите впечатление человека, умеющего жить. Странно, что вы приятель Марка. Он проводил досуг, сочиняя историю рода Блекуэллов. Вы представляете?
— Я не говорил, что я приятель Марка.
— Но разве он вас не прислал?..
— Я частный детектив, миссис Хэтчен. Он нанял меня выяснить, кто такой Берк Дэмис. Надеюсь, вы не откажетесь помочь.
— Я его плохо знала. Хотя Гарриет влюбилась в него по уши. С первого взгляда.
— Когда был брошен первый взгляд?
— Месяц назад. Почти сразу после ее приезда. Я ей так обрадовалась. Потом наступило небольшое разочарование...
— Почему?
— По разным причинам. Я очень надеялась, что она преодолеет стадию гадкого утенка. В какой-то степени это произошло. Она ведь моя дочь! — Ее неугомонный палец уперся в лоб, потом съехал по носу мимо рта к подбородку, задорно при этом вскинувшемуся. — Меня очень огорчало, что между нами так мало общего. Мы очень старались, чтобы ей было у нас хорошо, но не прошло и недели, как она от нас ушла.
— К Дэмису?
— На такое она не пошла бы! Она воспитана в старых традициях. Она сняла коттедж у озера. У Дэмиса, похоже, тоже был домик где-то рядом. Они явно проводили большую часть времени вместе.
— Вы знали до этого Берка Дэмиса?
— Нет, она встретилась с ним не у нас. Мы, конечно, видели его мельком пару раз, но познакомила нас Гарриет. Это случилось через несколько дней после ее приезда.
— А где вы до этого его видели?
— В основном в «Кантино». Там, наверное, и Гарриет его встретила. В «Кантино» околачиваются все эти свободные художники.
— Значит, вы встречали его в «Кантино» до того, как он и Гарриет познакомились?
— Да, несколько раз. Он хорош собой, его сразу заметно.
— Он называл себя Берком Дэмисом?
— Наверное. Можете спросить людей из «Кантино». Это дальше по нашей улице.
— Спрошу. Пытался ли Дэмис познакомиться с вами до приезда Гарриет?
— Нет, мы его совсем не знали. — Ее глаза внезапно сузились. — Не хочет ли Марк повесить на нас...
— Нет, просто мне хотелось бы знать, не наметил ли Дэмис себе в жертвы Гарриет еще до того, как она здесь появилась.
— Наметил в жертвы?
— Как богатую невесту.
— От нас он не получал такой информации, если вы это имеете в виду.
— Значит, у вас нет сведений, что он искал с ней встречи?
— Сомневаюсь. Он подцепил ее в «Кантино», и бедняжка была на седьмом небе от счастья.
— Почему бедняжка?
— Мне всегда было жаль Гарриет. Ей досталось и от меня, и от отца. Конечно, это выглядит с моей стороны эгоизмом — бросила Гарриет, когда она была маленькой. Но у меня не было иного выбора, если я хотела спасти душу.
Я задал себе вопрос, удалось ли это ей, и надеялся, что она пояснит свои слова. В ее глазах появилось жесткое выражение человека, в жизни которого были всякие перемены, кроме перемен к лучшему.
— Короче, я получила развод в Рино. Мне очень не хотелось так поступать. При мысли, что я бросаю дочь, у меня сердце кровью обливалось. Но Гарриет была папиной дочкой. Мне ничего не оставалось делать — разве что убить ее отца. И эта мысль приходила мне в голову, но развод в Неваде все же выглядел цивилизованнее. Кейт, — она махнула рукой в сторону кухни, где муж колол лед, — побывал в Неваде по тому же поводу. Куда это он запропастился?
— Может, он дает нам возможность поговорить?
— Наверное. Он такой тактичный! С Кейтом я была счастлива, учтите! — Это прозвучало как вызов. — Но не думайте, что я не чувствовала вины перед дочерью. Это чувство только усилилось, когда она к нам приехала в прошлом месяце. Она чего-то от меня хотела — очень хотела. Того, что я не могла ей дать, а если бы дала, то она отказалась бы принять. Гарриет все еще винит меня за то, что я бросила отца в беде, это ее выражение. Я пыталась все объяснить, но она не желала слышать никаких упреков в адрес отца. В ее жизни он был главным. Она закатила мне истерику, а я, признаться, ответила тем же. Разгорелся скандал, и она от нас ушла.
— Похоже, это и толкнуло ее к Дэмису. Такие, как он, поджидают девушек и женщин, оказавшихся без поддержки родных и близких.
— Вас послушать, так он большой хитрец.
— Он и есть хитрец. Имя Квинси Ральфа Симпсона что-нибудь вам говорит? Квинси Ральф Симпсон.
Она покачала головой, и ее прическа рассыпалась. Казалось, все в ней держится при помощи шпилек.
— Я обязана знать это имя?
— Нет, я вовсе не ожидаю этого от вас.
— Какое имя? — спросил от дверей ее муж. Он вошел с медным подносом ручной работы, на котором три бокала с розовым питьем составили треугольную композицию.
— Имя, под которым Берк Дэмис пересекал границу. Квинси Ральф Симпсон.
— Первый раз слышу.
— О нем трубят калифорнийские газеты.
— Но мы их не читаем. — Он галантно вручил мне бокал. — Мы успешно скрывается здесь от калифорнийских газет, атомных бомб и подоходного налога.
— И дорогих спиртных напитков, — подхватила его супруга, как актриса в водевиле.
— Этот джин обходится мне в сорок американских центов за литр. А впрочем, сколько бы ни стоил... Салют! — Он поднял бокал.
Я отпил из своего. Джин был неплохой, но теплей от него не стало. От комнаты и ее хозяев веяло холодом. Хэтчены напоминали перелетных птиц, присевших отдохнуть, утративших чувство дома, завороженных идеей вечного полета — на одном месте. По крайней мере, такая картина рисовалась мне через дно стакана с джином.
Я поставил стакан и встал. Поднялся и Хэтчен.
— Так что там насчет этого Симпсона и газет?
— Месяца два назад его закололи ледорубом. А на прошлой неделе был найден труп.
— Говорите, Дэмис воспользовался его именем?
— Да.
— Его подозревают в убийстве Симпсона?
— Да. Это я его подозреваю.
— Бедняжка Гарриет, — сказала Полина и отпила из стакана.
Глава 10
Ресторан «Кантино» состоял из нескольких сообщающихся залов и выглядел так, словно раньше это был частный дом. В половине двенадцатого во вторник он снова стал частным домом. В углу у эстрады сидел крупный человек с прядями падавших на воротник длинных седых волос и выпивал. Кроме него, в зале не было ни души.
По стенам висели небольшие картины — работы маслом. Точки, пятна, завихрения, квадраты, похожие на те, что мелькают перед глазами, когда засыпаешь или просыпаешься. Мне показалось, что Дэмис где-то близко. Переходя от картины к картине, я надеялся узнать его руку — или увидеть подпись.
— Las pinturas[11] продаются, сеньор, — раздалось у меня за спиной.
Я обернулся. Говорил молодой официант-мексиканец. У него был перебитый нос, плотно сжатые, как от обиды, губы и смышленые черные глаза.
— Простите, но я не покупаю картины.
— Никто никогда их не покупает. Каркнул ворон: «Никогда».
— Читали По?
— В школе, сеньор, — улыбнулся он. — «У моря на крае земли я девушку знал, я ее назову Аннабель Ли». Учился сам, хотел стать преподавателем, но отец разорился — и вот, пожалуйста! Денег нет, работы мало. Туристов по пальцам перечесть.
— Почему?
— Кто нам расскажет о повадках перелетных птиц? Знаю одно: трудно жить, честно зарабатывая свой хлеб. Я попробовал заняться боксом, но это оказалось не по моей части. — Он дотронулся до поврежденного носа. Свою биографию он выложил легко и быстро. Я ожидал завершающего аккорда — просьбу о вспомоществовании. Впрочем, он мне понравился. Его лицо было озарено каким-то странным светом, словно в его глазах собрались воедино разбросанные огоньки этого темного города.
— Не желаете ли что-нибудь выпить, сеньор?
— Разве что пива.
— Темного, светлого?
— Светлого.
— Отлично! Темного у нас все равно нет. Наши запасы — три бутылки светлого и литр текилы. Лед кончился. Но пиво холодное. Я его припрятал.
Он улыбнулся, зашел в боковую дверь и вернулся с бутылкой и стаканом. Потом виртуозным движением наполнил стакан.
— Хорошо наливаете!
— Да, сэр! Я умею делать мартини, «Маргариты», другие коктейли. Иногда меня нанимают работать на приемах, там-то я и выучился болтать по-английски. Если вашим друзьям понадобится первоклассный cantinero[12], передайте, что Хосе Перес из «Кантино» всегда к их услугам.
— Боюсь, в этих местах у меня нет друзей. — Вы турист?
— Отчасти. Я здесь проездом.
— Художник, por ventura?[13] — осведомился он, покосившись на свитер с буквой "С". — У нас здесь раньше бывало много художников. — Он посмотрел в угол, где маячила одинокая фигура. — Мой хозяин тоже художник.
— Я бы хотел с ним поговорить.
— Я передам ему, сеньор.
Хосе быстро подошел к длинноволосому и что-то сказал ему по-испански. Тот взял свой стакан и побрел ко мне так, словно был по колено в воде или по брови в текилье. Вязаный пояс с серебряной пряжкой разделял его огромный живот на два полушария.
— Мои маленькие глазки заприметили соотечественника из Штатов! — сказал он.
— Они вас не обманули. Кстати, меня зовут Арчер. — Он покачивался надо мной, словно Пизанская башня. — Почему бы вам не присесть?
— Спасибо. — Он опустился в кресло. — Я Чанси Рейнольдс. Никакого отношения к Джошуа Рейнольдсу, хоть и балуюсь живописью. Я всегда считал сэра Джошуа сначала критиком и только потом художником. Вы со мной не согласны? — Он подался вперед с воинственным видом.
— Даже не знаю, что и ответить, мистер Рейнольдс. Я не специалист.
— А я решил, что вы специалист, раз заинтересовались картинами. Приятно видеть покупателя.
— Куда делись прочие покупатели?
— Ou sont les neiges d'anlan[14]. Когда я купил ресторан, он ломился от посетителей. Я решил, что набрел на золотую жилу. — Он взглянул на свои ручищи так, словно был удивлен, что в них ничего нет. — Затем люди перестали приходить. Если ручеек совсем пересохнет, я закрою ресторан и снова начну писать картины. — Казалось, он предъявил сам себе ультиматум.
— Вы зарабатываете на жизнь живописью?
— Я пишу картины. Слава богу, у меня есть иной доход. Кто нынче зарабатывает живописью? Чтобы картины начали приносить доход, надо сперва помереть. Ван Гог, Модильяни — все великие сначала отдали Богу душу...
— Как насчет Пикассо?
— Исключение, только подтверждающее правило. — Он поднял стакан и отпил. — А вы что поделываете, мистер Арчер?
— Я детектив.
Он брякнул стакан на стол. Его налитые кровью глазки недоверчиво уставились на меня. Так раненый бык смотрит на querencia[15]. Что, Гледис послала? Откуда она узнала, где я?
— Я не знаю никакой Гледис.
— Честно?
— И от вас слышу впервые. Кто такая Гледис?
— Моя бывшая жена. Развелся с ней в Хуаресе. Но в штате Нью-Йорк этого не признали. Потому-то, дружище, я здесь застрял на всю оставшуюся жизнь. — У него это прозвучало как «надолго».
— Меня интересует молодой человек по имени Берк Дэмис.
— За что его разыскивают?
— Его никто не разыскивает.
— Не надо заливать. Я достаточно прочитал детективов долгими бессонными ночами и по лицу могу сказать, кто есть кто. У тебя вид сыщика, готового схватить за руку подлого негодяя.
— Красиво изъясняетесь, мистер Рейнольдс. Вы знали Дэмиса?
— Отдаленно. Он заходил сюда еще до того, как я влип с этой верандой... тьфу!.. арендой. — Он подался вперед, и его длинные пряди взметнулись и упали, как сломанные крылья. — Почему, по-твоему, они перестали сюда приходить? Скажи мне, беспристрастный и зоркий наблюдатель. У меня что, отпугивающая внешность?
— Хосе говорит, с этим сейчас всюду туго, — уклончиво сказал я. — Загадочные законы жизни перелетных птиц.
Он обернулся, посмотрел на Хосе, который стоял, облокотившись о стену, подозвал его и велел еще налить. Хосе наполнил его стакан из бутылки с текильей.
— Вы когда-нибудь общались с Дэмисом?
— Так, говорили о пустяках. Симпатичный парень, но мы знакомы отдаленно. Он бывал здесь с приятелями. Он все еще в Ахихике?
— Нет, а с какими он бывал приятелями?
— Чаше всего с Биллом Уилкинсоном.
— А где мне его найти?
— В «Уголке». Говорят, он теперь там обосновался после того, как мы с ним немножко повздорили.
— Из-за чего же?
— Не столько с ним, сколько с миссис Уилкинсон. Она из тех штучек, что мнят себя коллекционерами, потому что у них водятся деньги. Я сообщил ей, куда она может засунуть свои деньги, чтобы они не пропали. И Биллу то же самое посоветовал. Я не женоненавистник, но...
— Как и Берк Дэмис. Вы видели его с женщинами?
— Постоянно. Берк часто проводил время с Анной Касл. Еще до того, как он познакомился с блондинкой, как там ее... — Он вступил в отчаянную схватку с памятью.
— Не важно. Кто такая Анна Касл?
— У нее художественный салон на той стороне площади. А у Дэмиса рядом была студия. Соседство и сделало свое черное дело. Анна вполне ничего, если вам нравятся серьезные смуглянки. Но потом появилась большая блондиночка, и он бросил Анну.
— Что значит «большая блондиночка»?
— Крупное тело, но мелкая личность. Она еще не стала женщиной. — Глоток текилы освежил его красноречие. — Когда станет, из нее, может, что-то и получится. Красота не в чертах лица, но в душе! Потому-то так трудно писать портреты.
— Вы очень наблюдательны. — Я решил, что немножко лести не повредит.
По стенам висели небольшие картины — работы маслом. Точки, пятна, завихрения, квадраты, похожие на те, что мелькают перед глазами, когда засыпаешь или просыпаешься. Мне показалось, что Дэмис где-то близко. Переходя от картины к картине, я надеялся узнать его руку — или увидеть подпись.
— Las pinturas[11] продаются, сеньор, — раздалось у меня за спиной.
Я обернулся. Говорил молодой официант-мексиканец. У него был перебитый нос, плотно сжатые, как от обиды, губы и смышленые черные глаза.
— Простите, но я не покупаю картины.
— Никто никогда их не покупает. Каркнул ворон: «Никогда».
— Читали По?
— В школе, сеньор, — улыбнулся он. — «У моря на крае земли я девушку знал, я ее назову Аннабель Ли». Учился сам, хотел стать преподавателем, но отец разорился — и вот, пожалуйста! Денег нет, работы мало. Туристов по пальцам перечесть.
— Почему?
— Кто нам расскажет о повадках перелетных птиц? Знаю одно: трудно жить, честно зарабатывая свой хлеб. Я попробовал заняться боксом, но это оказалось не по моей части. — Он дотронулся до поврежденного носа. Свою биографию он выложил легко и быстро. Я ожидал завершающего аккорда — просьбу о вспомоществовании. Впрочем, он мне понравился. Его лицо было озарено каким-то странным светом, словно в его глазах собрались воедино разбросанные огоньки этого темного города.
— Не желаете ли что-нибудь выпить, сеньор?
— Разве что пива.
— Темного, светлого?
— Светлого.
— Отлично! Темного у нас все равно нет. Наши запасы — три бутылки светлого и литр текилы. Лед кончился. Но пиво холодное. Я его припрятал.
Он улыбнулся, зашел в боковую дверь и вернулся с бутылкой и стаканом. Потом виртуозным движением наполнил стакан.
— Хорошо наливаете!
— Да, сэр! Я умею делать мартини, «Маргариты», другие коктейли. Иногда меня нанимают работать на приемах, там-то я и выучился болтать по-английски. Если вашим друзьям понадобится первоклассный cantinero[12], передайте, что Хосе Перес из «Кантино» всегда к их услугам.
— Боюсь, в этих местах у меня нет друзей. — Вы турист?
— Отчасти. Я здесь проездом.
— Художник, por ventura?[13] — осведомился он, покосившись на свитер с буквой "С". — У нас здесь раньше бывало много художников. — Он посмотрел в угол, где маячила одинокая фигура. — Мой хозяин тоже художник.
— Я бы хотел с ним поговорить.
— Я передам ему, сеньор.
Хосе быстро подошел к длинноволосому и что-то сказал ему по-испански. Тот взял свой стакан и побрел ко мне так, словно был по колено в воде или по брови в текилье. Вязаный пояс с серебряной пряжкой разделял его огромный живот на два полушария.
— Мои маленькие глазки заприметили соотечественника из Штатов! — сказал он.
— Они вас не обманули. Кстати, меня зовут Арчер. — Он покачивался надо мной, словно Пизанская башня. — Почему бы вам не присесть?
— Спасибо. — Он опустился в кресло. — Я Чанси Рейнольдс. Никакого отношения к Джошуа Рейнольдсу, хоть и балуюсь живописью. Я всегда считал сэра Джошуа сначала критиком и только потом художником. Вы со мной не согласны? — Он подался вперед с воинственным видом.
— Даже не знаю, что и ответить, мистер Рейнольдс. Я не специалист.
— А я решил, что вы специалист, раз заинтересовались картинами. Приятно видеть покупателя.
— Куда делись прочие покупатели?
— Ou sont les neiges d'anlan[14]. Когда я купил ресторан, он ломился от посетителей. Я решил, что набрел на золотую жилу. — Он взглянул на свои ручищи так, словно был удивлен, что в них ничего нет. — Затем люди перестали приходить. Если ручеек совсем пересохнет, я закрою ресторан и снова начну писать картины. — Казалось, он предъявил сам себе ультиматум.
— Вы зарабатываете на жизнь живописью?
— Я пишу картины. Слава богу, у меня есть иной доход. Кто нынче зарабатывает живописью? Чтобы картины начали приносить доход, надо сперва помереть. Ван Гог, Модильяни — все великие сначала отдали Богу душу...
— Как насчет Пикассо?
— Исключение, только подтверждающее правило. — Он поднял стакан и отпил. — А вы что поделываете, мистер Арчер?
— Я детектив.
Он брякнул стакан на стол. Его налитые кровью глазки недоверчиво уставились на меня. Так раненый бык смотрит на querencia[15]. Что, Гледис послала? Откуда она узнала, где я?
— Я не знаю никакой Гледис.
— Честно?
— И от вас слышу впервые. Кто такая Гледис?
— Моя бывшая жена. Развелся с ней в Хуаресе. Но в штате Нью-Йорк этого не признали. Потому-то, дружище, я здесь застрял на всю оставшуюся жизнь. — У него это прозвучало как «надолго».
— Меня интересует молодой человек по имени Берк Дэмис.
— За что его разыскивают?
— Его никто не разыскивает.
— Не надо заливать. Я достаточно прочитал детективов долгими бессонными ночами и по лицу могу сказать, кто есть кто. У тебя вид сыщика, готового схватить за руку подлого негодяя.
— Красиво изъясняетесь, мистер Рейнольдс. Вы знали Дэмиса?
— Отдаленно. Он заходил сюда еще до того, как я влип с этой верандой... тьфу!.. арендой. — Он подался вперед, и его длинные пряди взметнулись и упали, как сломанные крылья. — Почему, по-твоему, они перестали сюда приходить? Скажи мне, беспристрастный и зоркий наблюдатель. У меня что, отпугивающая внешность?
— Хосе говорит, с этим сейчас всюду туго, — уклончиво сказал я. — Загадочные законы жизни перелетных птиц.
Он обернулся, посмотрел на Хосе, который стоял, облокотившись о стену, подозвал его и велел еще налить. Хосе наполнил его стакан из бутылки с текильей.
— Вы когда-нибудь общались с Дэмисом?
— Так, говорили о пустяках. Симпатичный парень, но мы знакомы отдаленно. Он бывал здесь с приятелями. Он все еще в Ахихике?
— Нет, а с какими он бывал приятелями?
— Чаше всего с Биллом Уилкинсоном.
— А где мне его найти?
— В «Уголке». Говорят, он теперь там обосновался после того, как мы с ним немножко повздорили.
— Из-за чего же?
— Не столько с ним, сколько с миссис Уилкинсон. Она из тех штучек, что мнят себя коллекционерами, потому что у них водятся деньги. Я сообщил ей, куда она может засунуть свои деньги, чтобы они не пропали. И Биллу то же самое посоветовал. Я не женоненавистник, но...
— Как и Берк Дэмис. Вы видели его с женщинами?
— Постоянно. Берк часто проводил время с Анной Касл. Еще до того, как он познакомился с блондинкой, как там ее... — Он вступил в отчаянную схватку с памятью.
— Не важно. Кто такая Анна Касл?
— У нее художественный салон на той стороне площади. А у Дэмиса рядом была студия. Соседство и сделало свое черное дело. Анна вполне ничего, если вам нравятся серьезные смуглянки. Но потом появилась большая блондиночка, и он бросил Анну.
— Что значит «большая блондиночка»?
— Крупное тело, но мелкая личность. Она еще не стала женщиной. — Глоток текилы освежил его красноречие. — Когда станет, из нее, может, что-то и получится. Красота не в чертах лица, но в душе! Потому-то так трудно писать портреты.
— Вы очень наблюдательны. — Я решил, что немножко лести не повредит.