Искусственная кожа кресла пискнула, ноги миссис Шеперд еле слышно зашлепали по линолеуму, потом щелкнула щеколда, заскрипела дверь.
Я открыл глаза — миссис Шеперд на месте не было. Очевидно, забралась в стенной шкаф. Вскоре дверца шкафа медленно приотворилась, оттуда боком вылезла миссис Шеперд с фотографией Ника. Она поднесла фотографию ближе к свету. Лицо ее выражало любовь и страдание.
Она взглянула на меня, увидела, что я лежу с открытыми глазами, не сказав ни слова, спрятала карточку под пальто и тихо вышла из комнаты.
Я не стал ее останавливать. В конце концов, фотография принадлежала ей. Я выключил свет и стал слушать пересмешника. Пересмешник теперь распевал во все горло, и я заснул под его трели. Мне снилось, что я Ник, а миссис Шеперд моя бабушка и она живет в саду, где щебечут птицы, в округе Контра-Коста.
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Я открыл глаза — миссис Шеперд на месте не было. Очевидно, забралась в стенной шкаф. Вскоре дверца шкафа медленно приотворилась, оттуда боком вылезла миссис Шеперд с фотографией Ника. Она поднесла фотографию ближе к свету. Лицо ее выражало любовь и страдание.
Она взглянула на меня, увидела, что я лежу с открытыми глазами, не сказав ни слова, спрятала карточку под пальто и тихо вышла из комнаты.
Я не стал ее останавливать. В конце концов, фотография принадлежала ей. Я выключил свет и стал слушать пересмешника. Пересмешник теперь распевал во все горло, и я заснул под его трели. Мне снилось, что я Ник, а миссис Шеперд моя бабушка и она живет в саду, где щебечут птицы, в округе Контра-Коста.
Глава 31
Утром, когда я вкушал подмокший тост с пашотом, в палату вошел хирург-ординатор.
— Как себя чувствуете?
— Отлично, — соврал я, — но на вашем рационе сил не наберешь. Когда вы меня выпустите?
— Не надо торопиться. Я хочу, чтобы вы недельку отлежались.
— О неделе не может быть и речи.
— Я не настаиваю на том, чтобы вы здесь оставались. Регулярное питание, легкая гимнастика, чередующаяся с отдыхом, — вот что вам нужно, чтобы прийти в норму, и, разумеется, избегать драк.
— Еще бы, — сказал я.
Утро я изо всех сил отдыхал. Тратвелл так и не позвонил; ожидание стало мешать отдыху, а под конец свело его на нет.
Незадолго до полудня я снова позвонил в контору Тратвелла. Телефонистка сообщила, что его нет на месте.
— На самом деле нет?
— На самом деле. Я не знаю, где он.
Я немного поотдыхал, немного подождал. Из Пасадены примчался на мотоцикле полицейский, привез ключи от моей машины и объяснил, куда он ее поставил. Это перст судьбы, подумал я.
После раннего ленча я выкарабкался из постели и нацепил кое-что из одежды. К тому времени, когда я справился с исподним, брюками и ботинками, я был весь в поту, меня трясло. Кое-как прикрыв окровавленной рубашкой плечи и грудь, я накинул поверх куртку.
По коридору взад-вперед сновали сестры и санитарки: разносили ленч. Я пересек коридор, открыл серую железную дверь, ведущую на пожарную лестницу, прошел пешком три этажа вниз и вышел боковым ходом на стоянку. Разыскал свою машину. Посидел там. Отдышался. Легкая гимнастика, чередующаяся с отдыхом.
Автострада была забита, транспорт еле полз. Машина плохо меня слушалась, хотя я и лез из кожи вон. Но внимание мое то и дело отвлекалось, и раз, чтобы не врезаться в идущую впереди машину, мне пришлось резко затормозить.
Сначала я намеревался поехать в Пасифик-Пойнт, однако едва дотянул и до Уэст-Лос-Анджелеса. Дожимая последний квартал своей улицы, я увидел в зеркале машины бородача с тюком. Я тут же оглянулся, но бородач исчез.
Поставив машину у обочины, я с трудом вскарабкался по лестнице и, едва открыв дверь, услышал, как в квартире яростно, словно звуковая мина-ловушка, надрывается телефон. Я снял трубку и перенес телефон к креслу.
— Мистер Арчер, говорит Элен из телефонной службы. Вам два раза звонили по неотложным делам. Некий мистер Тратвелл и некая мисс Тратвелл. Я с тех пор никак не могла вам дозвониться.
Я посмотрел на электрочасы: они показывали два. Элен продиктовала мне номер тратвелловской конторы и куда менее знакомый телефон, оставленный его дочерью.
— Еще звонки были?
— Да, но тут, очевидно, произошла какая-то ошибка. Одна из пасаденских больниц утверждает, что вы им задолжали сто семьдесят долларов. Включая стоимость операции, так они сказали.
— Все верно. Если они еще раз позвонят, скажите, что я отправлю чек почтой.
— Хорошо, сэр.
Я вынул чековую книжку, посмотрел, сколько у меня остается денег, и решил для начала позвонить Тратвеллу. Но прежде прошел на кухню и сунул в духовку замороженный бифштекс. Отхлебнул молока, простоявшего все эти дни в холодильнике, выяснил, что оно еще не скисло, и выпил половину оставшейся кварты. Мне захотелось отбить вкус молока стаканчиком виски, но как раз этого-то и не следовало делать.
На мой звонок откликнулся младший партнер Тратвелла Эдди Сазерленд. Тратвелла в данный момент нет в конторе, сказал Сазерленд, но он сможет принять меня в 4.30. Мое присутствие обязательно, хотя Сазерленд и не знал, зачем я нужен Тратвеллу.
Набрав номер, оставленный Бетти, я вспомнил, что это домашний телефон Ника.
— Алло, — услышал я голос Бетти.
— Говорит Арчер.
Она затаила дыхание.
— Я весь день пыталась до вас дозвониться.
— Ник с вами?
— Нет. Хотелось бы мне, чтоб это было так. Ник меня беспокоит. Вчера я поехала в Сан-Диего, пыталась его повидать. Но они меня не пустили.
— Кто они?
— Этот охранник. И доктор Смизерэм с ним заодно. Они, кажется, считают, что меня подослал отец. Мне, правда, удалось заглянуть в дверь — так что я видела Ника и он меня видел. Он попросил меня забрать его оттуда. Сказал, что они его держат там против его воли.
— "Они"?
— По-моему, он имел в виду доктора Смизерэма. Во всяком случае, именно доктор Смизерэм приказал его перевезти.
— Куда?
— Не знаю, мистер Арчер. Но думаю, что они держат его взаперти в смизерэмовской клинике. Во всяком случае, санитарная машина отвезла его туда.
— Вы всерьез верите, что они держат его взаперти?
— Я уж и сама не знаю, чему верить. Но боюсь я всего. Вы мне поможете?
Я сказал, что для начала помогать придется ей, поскольку мне сейчас не под силу вести машину. Бетти согласилась приехать за мной через час.
Я вышел на кухню и перевернул бифштекс. С одной стороны он дымился и шипел, с другой — был совершенно ледяной, все равно как те шизофреники, с которыми мне приходилось иметь дело. И я задался вопросом, а безумен ли Ник.
Прежде всего надо было одеться. В моем не слишком богатом гардеробе нашлась безразмерная нейлоновая рубашка, которую мне удалось натянуть, не всовывая левой руки в рукав. Завершил я туалет вязаным жакетом.
К этому времени мой шизоидный бифштекс подрумянился с обеих сторон, но остался кроваво-красным изнутри. Я проткнул его ножом — на тарелку потекла кровь. Дав бифштексу остыть, я не стал его резать, а съел целиком и прикончил кварту молока. Потом вернулся в комнату и сел отдохнуть. Впервые в жизни я ощутил, что такое старость. Организм вдруг стал требовать большего ухода, давая все меньше взамен. Гудок Бетти вывел меня из полудремы. Я неуклюже протиснулся в машину. Бетти строго посмотрела на меня.
— Мистер Арчер, вы больны?
— Да нет. Просто пуля попала в плечо.
— Почему вы мне ничего не сказали?
— Вы в тогда не приехали. А мне не хочется выпускать расследование из своих рук.
— Даже если это вас убьет?
— Меня не так-то легко убить!
Я за последние два дня сильно сдал, Бетти же, напротив, очень похорошела. Видно, период оцепенения кончился.
— Скажите, бога ради, кто мог в вас стрелять?
— Полицейский из Пасадены. Правда, он метил в другого. Я просто подвернулся под руку. Разве отец вам не рассказывал?
— Я не видела отца со вчерашнего дня, — сказала она торжественно, словно важное заявление делала.
— Вы хотите уйти из дому?
— Да. Отец сказал, чтоб я выбирала между ним и Ником.
— Уверен, что вы его не так поняли.
— Нет, именно так.
Она включила зажигание. Мотор взревел. И тут я вспомнил, что забыл вынуть чалмеровские письма из багажника. Я пошел за ними и, пока Бетти выводила машину на автостраду, еще раз просмотрел верхние три.
Начало второго письма привлекло мое внимание:
«Мл. лейтенант Л.Чалмерс с борта „Сорел-бей“, (К.А. 185) 15 марта 1945».
— Кажется, вчера вы говорили о дне рождения Ника. Вы сказали, что он родился в декабре.
— Четырнадцатого декабря, — сказала она.
— Какого года?
— Сорок пятого. В прошлом месяце ему исполнилось двадцать три. А зачем вам это знать?
— Может понадобиться. Скажите, кто вынул из пачки эти три письма, что идут не в хронологическом порядке? Ник?
— Может быть, и он. Мне кажется, он их читал. А что?
— Мистер Чалмерс, находясь на войне, прислал с борта корабля письмо, датированное пятнадцатым марта сорок пятого года.
— Я не сильна в арифметике, особенно за рулем. Но кажется, с пятнадцатого марта по четырнадцатое декабря будет девять месяцев?
— Совершенно точно.
— Правда, странно? Ник всегда подозревал, что его отец... ну, что мистер Чалмерс ему не родной отец. Он считал, что его усыновили.
— Возможно, он прав.
Я переложил три верхних письма в бумажник. Бетти, преодолев скат, въехала на автостраду и яростно погнала машину. Над нами коричневым покрывалом стлался смог.
— Как себя чувствуете?
— Отлично, — соврал я, — но на вашем рационе сил не наберешь. Когда вы меня выпустите?
— Не надо торопиться. Я хочу, чтобы вы недельку отлежались.
— О неделе не может быть и речи.
— Я не настаиваю на том, чтобы вы здесь оставались. Регулярное питание, легкая гимнастика, чередующаяся с отдыхом, — вот что вам нужно, чтобы прийти в норму, и, разумеется, избегать драк.
— Еще бы, — сказал я.
Утро я изо всех сил отдыхал. Тратвелл так и не позвонил; ожидание стало мешать отдыху, а под конец свело его на нет.
Незадолго до полудня я снова позвонил в контору Тратвелла. Телефонистка сообщила, что его нет на месте.
— На самом деле нет?
— На самом деле. Я не знаю, где он.
Я немного поотдыхал, немного подождал. Из Пасадены примчался на мотоцикле полицейский, привез ключи от моей машины и объяснил, куда он ее поставил. Это перст судьбы, подумал я.
После раннего ленча я выкарабкался из постели и нацепил кое-что из одежды. К тому времени, когда я справился с исподним, брюками и ботинками, я был весь в поту, меня трясло. Кое-как прикрыв окровавленной рубашкой плечи и грудь, я накинул поверх куртку.
По коридору взад-вперед сновали сестры и санитарки: разносили ленч. Я пересек коридор, открыл серую железную дверь, ведущую на пожарную лестницу, прошел пешком три этажа вниз и вышел боковым ходом на стоянку. Разыскал свою машину. Посидел там. Отдышался. Легкая гимнастика, чередующаяся с отдыхом.
Автострада была забита, транспорт еле полз. Машина плохо меня слушалась, хотя я и лез из кожи вон. Но внимание мое то и дело отвлекалось, и раз, чтобы не врезаться в идущую впереди машину, мне пришлось резко затормозить.
Сначала я намеревался поехать в Пасифик-Пойнт, однако едва дотянул и до Уэст-Лос-Анджелеса. Дожимая последний квартал своей улицы, я увидел в зеркале машины бородача с тюком. Я тут же оглянулся, но бородач исчез.
Поставив машину у обочины, я с трудом вскарабкался по лестнице и, едва открыв дверь, услышал, как в квартире яростно, словно звуковая мина-ловушка, надрывается телефон. Я снял трубку и перенес телефон к креслу.
— Мистер Арчер, говорит Элен из телефонной службы. Вам два раза звонили по неотложным делам. Некий мистер Тратвелл и некая мисс Тратвелл. Я с тех пор никак не могла вам дозвониться.
Я посмотрел на электрочасы: они показывали два. Элен продиктовала мне номер тратвелловской конторы и куда менее знакомый телефон, оставленный его дочерью.
— Еще звонки были?
— Да, но тут, очевидно, произошла какая-то ошибка. Одна из пасаденских больниц утверждает, что вы им задолжали сто семьдесят долларов. Включая стоимость операции, так они сказали.
— Все верно. Если они еще раз позвонят, скажите, что я отправлю чек почтой.
— Хорошо, сэр.
Я вынул чековую книжку, посмотрел, сколько у меня остается денег, и решил для начала позвонить Тратвеллу. Но прежде прошел на кухню и сунул в духовку замороженный бифштекс. Отхлебнул молока, простоявшего все эти дни в холодильнике, выяснил, что оно еще не скисло, и выпил половину оставшейся кварты. Мне захотелось отбить вкус молока стаканчиком виски, но как раз этого-то и не следовало делать.
На мой звонок откликнулся младший партнер Тратвелла Эдди Сазерленд. Тратвелла в данный момент нет в конторе, сказал Сазерленд, но он сможет принять меня в 4.30. Мое присутствие обязательно, хотя Сазерленд и не знал, зачем я нужен Тратвеллу.
Набрав номер, оставленный Бетти, я вспомнил, что это домашний телефон Ника.
— Алло, — услышал я голос Бетти.
— Говорит Арчер.
Она затаила дыхание.
— Я весь день пыталась до вас дозвониться.
— Ник с вами?
— Нет. Хотелось бы мне, чтоб это было так. Ник меня беспокоит. Вчера я поехала в Сан-Диего, пыталась его повидать. Но они меня не пустили.
— Кто они?
— Этот охранник. И доктор Смизерэм с ним заодно. Они, кажется, считают, что меня подослал отец. Мне, правда, удалось заглянуть в дверь — так что я видела Ника и он меня видел. Он попросил меня забрать его оттуда. Сказал, что они его держат там против его воли.
— "Они"?
— По-моему, он имел в виду доктора Смизерэма. Во всяком случае, именно доктор Смизерэм приказал его перевезти.
— Куда?
— Не знаю, мистер Арчер. Но думаю, что они держат его взаперти в смизерэмовской клинике. Во всяком случае, санитарная машина отвезла его туда.
— Вы всерьез верите, что они держат его взаперти?
— Я уж и сама не знаю, чему верить. Но боюсь я всего. Вы мне поможете?
Я сказал, что для начала помогать придется ей, поскольку мне сейчас не под силу вести машину. Бетти согласилась приехать за мной через час.
Я вышел на кухню и перевернул бифштекс. С одной стороны он дымился и шипел, с другой — был совершенно ледяной, все равно как те шизофреники, с которыми мне приходилось иметь дело. И я задался вопросом, а безумен ли Ник.
Прежде всего надо было одеться. В моем не слишком богатом гардеробе нашлась безразмерная нейлоновая рубашка, которую мне удалось натянуть, не всовывая левой руки в рукав. Завершил я туалет вязаным жакетом.
К этому времени мой шизоидный бифштекс подрумянился с обеих сторон, но остался кроваво-красным изнутри. Я проткнул его ножом — на тарелку потекла кровь. Дав бифштексу остыть, я не стал его резать, а съел целиком и прикончил кварту молока. Потом вернулся в комнату и сел отдохнуть. Впервые в жизни я ощутил, что такое старость. Организм вдруг стал требовать большего ухода, давая все меньше взамен. Гудок Бетти вывел меня из полудремы. Я неуклюже протиснулся в машину. Бетти строго посмотрела на меня.
— Мистер Арчер, вы больны?
— Да нет. Просто пуля попала в плечо.
— Почему вы мне ничего не сказали?
— Вы в тогда не приехали. А мне не хочется выпускать расследование из своих рук.
— Даже если это вас убьет?
— Меня не так-то легко убить!
Я за последние два дня сильно сдал, Бетти же, напротив, очень похорошела. Видно, период оцепенения кончился.
— Скажите, бога ради, кто мог в вас стрелять?
— Полицейский из Пасадены. Правда, он метил в другого. Я просто подвернулся под руку. Разве отец вам не рассказывал?
— Я не видела отца со вчерашнего дня, — сказала она торжественно, словно важное заявление делала.
— Вы хотите уйти из дому?
— Да. Отец сказал, чтоб я выбирала между ним и Ником.
— Уверен, что вы его не так поняли.
— Нет, именно так.
Она включила зажигание. Мотор взревел. И тут я вспомнил, что забыл вынуть чалмеровские письма из багажника. Я пошел за ними и, пока Бетти выводила машину на автостраду, еще раз просмотрел верхние три.
Начало второго письма привлекло мое внимание:
«Мл. лейтенант Л.Чалмерс с борта „Сорел-бей“, (К.А. 185) 15 марта 1945».
— Кажется, вчера вы говорили о дне рождения Ника. Вы сказали, что он родился в декабре.
— Четырнадцатого декабря, — сказала она.
— Какого года?
— Сорок пятого. В прошлом месяце ему исполнилось двадцать три. А зачем вам это знать?
— Может понадобиться. Скажите, кто вынул из пачки эти три письма, что идут не в хронологическом порядке? Ник?
— Может быть, и он. Мне кажется, он их читал. А что?
— Мистер Чалмерс, находясь на войне, прислал с борта корабля письмо, датированное пятнадцатым марта сорок пятого года.
— Я не сильна в арифметике, особенно за рулем. Но кажется, с пятнадцатого марта по четырнадцатое декабря будет девять месяцев?
— Совершенно точно.
— Правда, странно? Ник всегда подозревал, что его отец... ну, что мистер Чалмерс ему не родной отец. Он считал, что его усыновили.
— Возможно, он прав.
Я переложил три верхних письма в бумажник. Бетти, преодолев скат, въехала на автостраду и яростно погнала машину. Над нами коричневым покрывалом стлался смог.
Глава 32
Южнее по побережью стояла солнечная ветреная погода. С вершины холма, вздымавшегося над Пасифик-Пойнтом, были видны белые гребни волн и редкие парусники, кренившиеся под напором ветра.
Бетти повезла меня прямо в смизерэмовскую клинику. Холеная молодая особа с нелюбезными манерами, восседавшая в приемной, заявила, что доктор Смизерэм занят с пациентом и никак не может нас принять. Весь остальной день он проведет с пациентами и вечер тоже.
— Ну а, скажем, через недельку, со вторника, этак в полночь?
Особа смерила меня укоризненным взглядом.
— А вы не ошиблись? Может, вам все-таки нужно отделение «Скорой помощи» при больнице?
— Не ошибся. Ник Чалмерс находится в вашей клинике?
— На подобные вопросы я не имею права отвечать.
— Могу я повидать миссис Смизерэм?
Особа ответила не сразу; сделала вид, будто разбирает бумаги.
— Сейчас узнаю. Как вы сказали, ваше имя, повторите, — снизошла она наконец.
Я назвал себя. Она открыла дверь, ведущую во внутренние покои, и оттуда донесся такой крик, что у меня волосы стали дыбом. Пронзительный бессловесный вопль, вопль муки и отчаяния.
Мы с Бетти посмотрели друг на друга.
— Это мог быть и Ник, — сказала девушка. — Что они с ним делают?
— Ничего. Здесь не подходящее место для вас.
— А где подходящее?
— Дома, с книжкой.
— Достоевского, что ли? — сказала она резко.
— Можно выбрать что-нибудь повеселее.
— Вроде «Маленьких женщин»[9]. Боюсь, что вы меня так и не поняли, мистер Арчер. И потом, оставьте этот отеческий тон.
— А как еще с вами разговаривать?
Дверь во внутренние покои распахнулась (на этот раз обошлось без криков), из нее вышли Мойра и регистраторша. На меня Мойра посмотрела удивленно, взгляд же, который она кинула на Бетти, был куда красноречивее. В нем разом отразились и зависть и презрение. Хоть ты и моложе, казалось, говорил этот взгляд, зато я крепче.
— Что тут творится, мистер Арчер? — обратилась она ко мне.
— В меня попала шальная пуля, если вы об этом, — и я показал на левое плечо. — Ник Чалмерс здесь?
— Да, здесь.
— Это он кричал?
— Кричал? Не думаю. — Она смешалась. — У нас в этом отделении несколько человек. И Ник далеко не самый буйный.
— В таком случае, я надеюсь, вы разрешите нам его повидать. Мисс Тратвелл его невеста...
— Знаю.
— ...и она, естественно, очень тревожится за него.
— Мисс Тратвелл зря тревожится. — Однако у самой Мойры вид был озабоченный. — Весьма сожалею, но никак не могу вас к нему пустить. Такое разрешение может выдать только доктор Смизерэм, а он полагает, что Ник нуждается в изоляции.
Рот ее скривился. Лицемерить становилось все трудней.
— А не могли бы мы, миссис Смизерэм, обсудить этот вопрос с глазу на глаз?
— Разумеется. Пройдите, пожалуйста, в мой кабинет. Приглашение не включало Бетти. Я поплелся следом за Мойрой в ее кабинет — нечто среднее между гостиной и справочной. Абстрактные картины, развешанные по глухим стенам, казались окнами, только смотрели эти окна не на внешний мир, а внутрь. Мойра захлопнула дверь, повернула ключ в замке и привалилась к косяку.
— Взяли в плен? — сказал я.
— Я сама здесь в плену. И все в отдала, чтоб отсюда выбраться, — сказала она без намека на шутку и приподняла плечи, как бы показывая, какой тяжестью давит на нее здание клиники. — Но это невозможно.
— Муж вас не отпустит?
— Тут все несколько сложнее. Я в плену своих прошлых ошибок — что-то я сегодня так и сыплю откровениями, — и одна из них — Ральф. Ну а вы — самая последняя.
— Что я сделал не так?
— Ничего. Мне казалось, я вам нравлюсь, только и всего, — сказала она искренне, отбросив лицемерие. — Прошлой ночью я в этом не сомневалась.
— Так же, как и я. И вы не ошиблись.
— Тогда зачем же вы мучаете меня?
— Я вовсе не хотел вас мучить. Но похоже, что мы с вами оказались в разных лагерях.
Она покачала головой.
— Не верю. Я хочу одного — достойной жизни для всех, — и добавила: — Включая меня.
— А чего хочет ваш муж?
— Того же, но согласно своим представлениям. Мы, знаете ли, не на все смотрим одинаково. Я допустила непоправимую ошибку, поддерживая Ральфа во всех его великих начинаниях, — и она обвела рукой стены. — Словно мы могли спасти наш брак, родив клинику, — и добавила сухо: — Проще было б ее арендовать.
Сложная она была женщина, говорила загадками, да и болтала слишком много. Я подошел к ней вплотную, неловко обнял здоровой рукой и закрыл рот поцелуем.
Рана в плече пульсировала, как добавочное сердце.
Мойра, словно ей передалась моя боль, сказала:
— Мне очень жаль, что вы так страдаете.
— А мне, что вы, Мойра.
— Не тратьте на меня свое сочувствие, — сказала она. И я подумал, что годы работы сестрой не прошли для нее даром.
— Я выживу. Но радости это мне, увы, не доставит.
— Вы опять меня запутали. О чем мы говорим?
— У меня предчувствие, что мы на пороге беды. Во мне ведь есть ирландская кровь.
— Кому грозит беда? Нику Чалмерсу?
— Всем нам. И ему, разумеется, в том числе.
— В таком случае почему бы вам не разрешить мне забрать его отсюда?
— Не могу.
— Его жизнь в опасности?
— Пока он здесь, нет.
— Вы меня пустите к нему?
— Не могу. Муж не разрешит.
— Вы его боитесь?
— Нет. Но он врач, а я всего-навсего обслуживающий персонал. Да и потом, как знать, что он сделает.
— И долго он намеревается держать Ника?
— До тех пор, пока его жизни грозит опасность.
— Какая опасность?
— Не могу сказать. И не задавайте больше вопросов, Лью. Вопросы только все портят.
Мы еще постояли обнявшись у запертой двери. И хотя между нами начался раскол и меня не покидала мысль, что я теряю драгоценное время, ее жаркие губы вернули меня к жизни.
— Какая жалость, что нам с вами нельзя взять и уйти отсюда — вот так, сразу, с тем чтоб никогда больше не возвратиться, — сказала она тихо.
— Вы связаны браком.
— Брак мой вот-вот распадется.
— Из-за меня?
— Нет, разумеется. Но все равно, дайте мне одно обещание, ладно?
— Сначала скажите какое.
— Не говорите никому о Сынке. Ну, помните, о моем возлюбленном из Ла-Джоллы, том, что служил на почте. Я и вам зря о нем рассказала.
— А что, Сынок снова объявился?
Она кивнула. В глазах у нее была тоска.
— Так вы никому не скажете, договорились?
— С какой стати?
Я увиливал от прямого ответа, и она это почувствовала.
— Лью, я знаю, вы человек решительный и прямолинейный. Обещайте, что не будете вмешиваться. Дайте нам с Ральфом возможность самим разобраться.
Я отступил на шаг.
— Пока ничего обещать не могу. А вы что-то темните, и сама это прекрасно знаете.
Лицо ее исказила тревожная гримаса: на миг она стала чуть ли не безобразной.
— Я не могу не темнить. Разговорами тут не поможешь. Слишком многие люди замешаны, и слишком много лет прошло.
— Какие люди?
— Ральф, я, Чалмерсы, Тратвеллы...
— А Сынок?
— И он тоже, — она думала о чем-то мне неведомом. Я понял это по ее глазам. — Вот почему я прошу вас не говорить никому о том, что я вам рассказала.
— А что вы мне рассказали?
— Я думала, вы мне поможете. Думала, мы сблизимся еще больше.
— Дайте мне время.
— А разве я вас не о том же прошу?
Бетти повезла меня прямо в смизерэмовскую клинику. Холеная молодая особа с нелюбезными манерами, восседавшая в приемной, заявила, что доктор Смизерэм занят с пациентом и никак не может нас принять. Весь остальной день он проведет с пациентами и вечер тоже.
— Ну а, скажем, через недельку, со вторника, этак в полночь?
Особа смерила меня укоризненным взглядом.
— А вы не ошиблись? Может, вам все-таки нужно отделение «Скорой помощи» при больнице?
— Не ошибся. Ник Чалмерс находится в вашей клинике?
— На подобные вопросы я не имею права отвечать.
— Могу я повидать миссис Смизерэм?
Особа ответила не сразу; сделала вид, будто разбирает бумаги.
— Сейчас узнаю. Как вы сказали, ваше имя, повторите, — снизошла она наконец.
Я назвал себя. Она открыла дверь, ведущую во внутренние покои, и оттуда донесся такой крик, что у меня волосы стали дыбом. Пронзительный бессловесный вопль, вопль муки и отчаяния.
Мы с Бетти посмотрели друг на друга.
— Это мог быть и Ник, — сказала девушка. — Что они с ним делают?
— Ничего. Здесь не подходящее место для вас.
— А где подходящее?
— Дома, с книжкой.
— Достоевского, что ли? — сказала она резко.
— Можно выбрать что-нибудь повеселее.
— Вроде «Маленьких женщин»[9]. Боюсь, что вы меня так и не поняли, мистер Арчер. И потом, оставьте этот отеческий тон.
— А как еще с вами разговаривать?
Дверь во внутренние покои распахнулась (на этот раз обошлось без криков), из нее вышли Мойра и регистраторша. На меня Мойра посмотрела удивленно, взгляд же, который она кинула на Бетти, был куда красноречивее. В нем разом отразились и зависть и презрение. Хоть ты и моложе, казалось, говорил этот взгляд, зато я крепче.
— Что тут творится, мистер Арчер? — обратилась она ко мне.
— В меня попала шальная пуля, если вы об этом, — и я показал на левое плечо. — Ник Чалмерс здесь?
— Да, здесь.
— Это он кричал?
— Кричал? Не думаю. — Она смешалась. — У нас в этом отделении несколько человек. И Ник далеко не самый буйный.
— В таком случае, я надеюсь, вы разрешите нам его повидать. Мисс Тратвелл его невеста...
— Знаю.
— ...и она, естественно, очень тревожится за него.
— Мисс Тратвелл зря тревожится. — Однако у самой Мойры вид был озабоченный. — Весьма сожалею, но никак не могу вас к нему пустить. Такое разрешение может выдать только доктор Смизерэм, а он полагает, что Ник нуждается в изоляции.
Рот ее скривился. Лицемерить становилось все трудней.
— А не могли бы мы, миссис Смизерэм, обсудить этот вопрос с глазу на глаз?
— Разумеется. Пройдите, пожалуйста, в мой кабинет. Приглашение не включало Бетти. Я поплелся следом за Мойрой в ее кабинет — нечто среднее между гостиной и справочной. Абстрактные картины, развешанные по глухим стенам, казались окнами, только смотрели эти окна не на внешний мир, а внутрь. Мойра захлопнула дверь, повернула ключ в замке и привалилась к косяку.
— Взяли в плен? — сказал я.
— Я сама здесь в плену. И все в отдала, чтоб отсюда выбраться, — сказала она без намека на шутку и приподняла плечи, как бы показывая, какой тяжестью давит на нее здание клиники. — Но это невозможно.
— Муж вас не отпустит?
— Тут все несколько сложнее. Я в плену своих прошлых ошибок — что-то я сегодня так и сыплю откровениями, — и одна из них — Ральф. Ну а вы — самая последняя.
— Что я сделал не так?
— Ничего. Мне казалось, я вам нравлюсь, только и всего, — сказала она искренне, отбросив лицемерие. — Прошлой ночью я в этом не сомневалась.
— Так же, как и я. И вы не ошиблись.
— Тогда зачем же вы мучаете меня?
— Я вовсе не хотел вас мучить. Но похоже, что мы с вами оказались в разных лагерях.
Она покачала головой.
— Не верю. Я хочу одного — достойной жизни для всех, — и добавила: — Включая меня.
— А чего хочет ваш муж?
— Того же, но согласно своим представлениям. Мы, знаете ли, не на все смотрим одинаково. Я допустила непоправимую ошибку, поддерживая Ральфа во всех его великих начинаниях, — и она обвела рукой стены. — Словно мы могли спасти наш брак, родив клинику, — и добавила сухо: — Проще было б ее арендовать.
Сложная она была женщина, говорила загадками, да и болтала слишком много. Я подошел к ней вплотную, неловко обнял здоровой рукой и закрыл рот поцелуем.
Рана в плече пульсировала, как добавочное сердце.
Мойра, словно ей передалась моя боль, сказала:
— Мне очень жаль, что вы так страдаете.
— А мне, что вы, Мойра.
— Не тратьте на меня свое сочувствие, — сказала она. И я подумал, что годы работы сестрой не прошли для нее даром.
— Я выживу. Но радости это мне, увы, не доставит.
— Вы опять меня запутали. О чем мы говорим?
— У меня предчувствие, что мы на пороге беды. Во мне ведь есть ирландская кровь.
— Кому грозит беда? Нику Чалмерсу?
— Всем нам. И ему, разумеется, в том числе.
— В таком случае почему бы вам не разрешить мне забрать его отсюда?
— Не могу.
— Его жизнь в опасности?
— Пока он здесь, нет.
— Вы меня пустите к нему?
— Не могу. Муж не разрешит.
— Вы его боитесь?
— Нет. Но он врач, а я всего-навсего обслуживающий персонал. Да и потом, как знать, что он сделает.
— И долго он намеревается держать Ника?
— До тех пор, пока его жизни грозит опасность.
— Какая опасность?
— Не могу сказать. И не задавайте больше вопросов, Лью. Вопросы только все портят.
Мы еще постояли обнявшись у запертой двери. И хотя между нами начался раскол и меня не покидала мысль, что я теряю драгоценное время, ее жаркие губы вернули меня к жизни.
— Какая жалость, что нам с вами нельзя взять и уйти отсюда — вот так, сразу, с тем чтоб никогда больше не возвратиться, — сказала она тихо.
— Вы связаны браком.
— Брак мой вот-вот распадется.
— Из-за меня?
— Нет, разумеется. Но все равно, дайте мне одно обещание, ладно?
— Сначала скажите какое.
— Не говорите никому о Сынке. Ну, помните, о моем возлюбленном из Ла-Джоллы, том, что служил на почте. Я и вам зря о нем рассказала.
— А что, Сынок снова объявился?
Она кивнула. В глазах у нее была тоска.
— Так вы никому не скажете, договорились?
— С какой стати?
Я увиливал от прямого ответа, и она это почувствовала.
— Лью, я знаю, вы человек решительный и прямолинейный. Обещайте, что не будете вмешиваться. Дайте нам с Ральфом возможность самим разобраться.
Я отступил на шаг.
— Пока ничего обещать не могу. А вы что-то темните, и сама это прекрасно знаете.
Лицо ее исказила тревожная гримаса: на миг она стала чуть ли не безобразной.
— Я не могу не темнить. Разговорами тут не поможешь. Слишком многие люди замешаны, и слишком много лет прошло.
— Какие люди?
— Ральф, я, Чалмерсы, Тратвеллы...
— А Сынок?
— И он тоже, — она думала о чем-то мне неведомом. Я понял это по ее глазам. — Вот почему я прошу вас не говорить никому о том, что я вам рассказала.
— А что вы мне рассказали?
— Я думала, вы мне поможете. Думала, мы сблизимся еще больше.
— Дайте мне время.
— А разве я вас не о том же прошу?
Глава 33
Бетти нетерпеливо расхаживала по стоянке. Она уставилась на мой подбородок.
— Вы перепачкались помадой, постойте, — она стала оттирать вынутой из сумки бумажной салфеткой мое лицо. — Ну вот, так лучше. У вас что, роман с миссис Смизерэм? — спросила она невозмутимо, когда мы сели в машину.
— Мы друзья.
— Теперь понятно, отчего я никому не могу доверять и ничего не могу сделать для Ника, — сказала она все так же невозмутимо и добавила, повернувшись ко мне: — Если уж вы дружите с миссис Смизерэм, почему бы ей не пустить меня к Нику?
— Смизерэм врач, а она всего-навсего обслуживающий персонал, так она говорит.
— Почему ее муж не отпускает Ника?
— Они держат Ника, потому что ему угрожает опасность. От кого и какая — не знаю, но я склонен согласиться, что он нуждается в защите. Хотя и не уверен, что это можно поручить одному доктору. Ник нуждается в юридической консультации...
— Если вы хотите, чтоб мой отец участвовал... — она изо всех сил стукнула кулаком по рулевому колесу и, должно быть, сильно ушибла пальцы.
— Он и так участвует, Бетти. И поэтому наш спор не имеет смысла. К тому же вы окажете плохую услугу Нику, ополчась на отца.
— Это отец ополчился против нас — против меня и Ника.
— Возможно. Но мы нуждаемся в его помощи.
— Я не нуждаюсь, — громко сказала она, но голос ее прозвучал нерешительно.
— Ладно, как бы там ни было, я в вашей помощи не нуждаюсь. Подкинете меня к его конторе?
— Хорошо. Но в контору я не пойду.
Она отвезла меня на стоянку за конторой отца. Сверкающий черный «роллс» стоял на специально отгороженной полоске асфальта.
— Вон машина Чалмерсов, — сказала Бетти. — А я думала, у них с отцом нелады.
— То раньше, а теперь, видно, лады. Который час?
Она посмотрела на ручные часы:
— Тридцать пять минут пятого. Я подожду вас здесь.
«Роллс» меня заинтересовал. Я подошел поближе и залюбовался красивой кожаной обивкой и орехового дерева отделкой. Машина блистала чистотой, лишь плед на заднем сиденье пятнали желтые брызги, напоминавшие засохшую рвоту.
Я соскреб немного на пластмассовую кредитную карточку и, подняв глаза, увидел, что ко мне направляется тощий мужчина в темном костюме и шоферской фуражке. Я узнал слугу Чалмерсов, Эмилио.
— Отойдите от машины, — сказал он.
Захлопнув дверцу, я отступил на пару шагов от «роллса».
Эмилио, словно загипнотизированный, прилип глазами к карточке. Не дав мне опомниться, он бросился на меня. Я едва успел отдернуть руку.
— Дайте мне ту штуку.
— Черта с два. Кого рвало у вас в машине, Эмилио?
Эмилио насторожился. Я повторил вопрос. Слуга вдруг сник, оставив меня в покое, сел за руль «роллса» и, нажав кнопку, поднял окно с моей стороны.
— Что у вас случилось? — спросила Бетти, когда мы уходили.
— Сам не пойму. Что он за человек?
— Кто, Эмилио? Мрачный тип.
— Ему можно доверять?
— Должно быть. Он прослужил у Чалмерсов больше двадцати лет.
— Как он живет?
— По-моему, тихо, спокойно, по-холостяцки. Но я не крупный авторитет по части Эмилио. Что за дрянь у вас на карточке?
— Уместный вопрос. У вас есть конверт?
— Нет. Но сейчас достану.
Она зашла в контору с черного хода и тут же вышла с фирменным конвертом в руке. Я с ее помощью пересыпал туда свою находку, запечатал конверт и надписал.
— Какой лабораторией пользуется ваш отец?
— Барнардовской. Она на полпути между конторой и судом.
Я передал Бетти конверт.
— Попросите их сделать проверку на хлоральгидрат и нембутал. Исследования, насколько я понимаю, несложные. Если попросить от имени вашего отца, их могут сделать прямо при вас. И скажите им, чтобы бережней обращались с образцом.
— Слушаюсь, сэр.
— Результаты принесите мне, договорились? Я, скорее всего, буду у вашего отца. Но вы можете надеть маску или как-нибудь еще обмануть его бдительность.
Она не улыбнулась, однако послушно побежала по моему поручению. Я почувствовал прилив адреналина в венах и решил перейти в наступление. Если интуиция меня не подвела, рвотная масса в конверте должна перевернуть наше расследование с головы на ноги.
Я прошел в контору и направился по длинному коридору к приемной. Из открытой двери раздался голос Тратвелла:
— Это вы, Арчер? А я уж поставил на вас крест.
Он втащил меня в библиотеку — стены ее были сплошь уставлены справочной литературой по юриспруденции. Молодой человек в форменной куртке выпускника Принстона возился с проекционным аппаратом. На дальней стене был натянут экран.
Тратвелл посмотрел на меня не слишком участливо.
— Где вы пропадали? — спросил он.
Я объяснил.
— Как я понимаю, — переменил я тему, — вы купили фильмы у миссис Свейн.
— Не за деньги, — сказал он самодовольно. — Мне удалось доказать миссис Свейн, что ее долг послужить выяснению истины. К тому же я позволил ей оставить у себя флорентийскую шкатулку, принадлежавшую ее матери. Взамен она отдала мне пленку. К сожалению, ролику, который я собираюсь вам показать, чуть не двадцать шесть лет, и он довольно ветхий. Он порвался, пока мы его крутили. Как дела, Эдди? — обратился Тратвелл к молодому человеку у проектора.
— Сейчас сращу. Через минуту будет готово.
— Окажите мне услугу, Арчер. Айрин Чалмерс сидит в приемной.
— Она что, вернулась в ваш тесный круг?
— Вернется, — сказал Тратвелл, оскалив в улыбке зубы. — В данный момент она находится здесь против своей воли. Так вы посидите с ней. Присмотрите, чтобы не убежала.
— Чем вы ее собираетесь огорошить?
— Увидите.
— Сообщением, что в девичестве ее звали Ритой Шеперд?
Довольная улыбка мгновенно сползла с лица Тратвелла. Он относится ко мне как к сопернику: видно, завидовал, что Бетти мне доверяет.
— И давно вы это знаете? — спросил Тратвелл прокурорским тоном.
— Секунд с пять. Но такое подозрение зародилось у меня еще прошлой ночью. — Вряд ли имело смысл говорить, что эта мысль осенила меня во сне.
Шагая по коридору, я постепенно вспомнил свой сон. И потерял всякую охоту переходить в наступление. Лицо миссис Шеперд слилось с лицом моей бабушки, давным-давно похороненной в Мартинесе. А пыл, с которым миссис Шеперд охраняла секреты своей дочери, придавал моему сну некоторую правдоподобность.
Я пошел в приемную. Айрин Чалмерс подняла на меня глаза. И похоже, не узнала. Секретарша заговорила со мной шепотом — так говорят в присутствии больных и умственно неполноценных.
— Я уже и ждать вас перестала. Мистер Тратвелл в библиотеке. Он сказал, чтобы я вас сразу направила к нему.
— Я уже с ним говорил.
— Понятно.
Я подсел к Айрин Чалмерс. Она смотрела на меня, но не сразу вспомнила, кто я. Казалось, что она никак не может очнуться от сна. Наверно, во сне ее мучили кошмары, потому что вид у нее был виноватый и подавленный.
— Извините, я что-то задумалась. Ведь вы мистер Арчер. А я считала, что вы с нами расстались.
— Нет, я все еще занимаюсь вашим делом, миссис Чалмерс. Кстати, я нашел письма вашего мужа.
— Они при вас? — сказала она не слишком заинтересованно.
— Кое-какие, да. Я верну их вам через мистера Тратвелла.
— Но он больше на нас не работает.
— И тем не менее, я думаю, у вас нет оснований сомневаться в том, что он отдаст вам письма.
— Вот уж не знаю, — она с тупой подозрительностью обвела взглядом тесную комнатку. — Раньше мы дружили. Теперь поссорились.
— Из-за Ника и Бетти?
— Видно, это было последней каплей, — сказала она. — Правда, мы серьезно поцапались еще много лет назад из-за денег. Все ссоры бывают из-за денег, правда? Иногда мне даже хочется снова стать бедной.
— Вы сказали, что ссора произошла из-за денег?
— Ну да, мы с Ларри решили учредить «Смизерэмовский фонд», Тратвелл отказался подготовить для нас документацию. Сказал, что доктор Смизерэм нами вертит как хочет и с какой стати мы должны строить ему клинику. Но Ларри был без ума от этой затеи, да и я тоже. Не знаю, что бы с нами сталось, если б не доктор Смизерэм.
— Он много для вас сделал, верно?
— Вы же знаете. Он спас Ника от... вы сами знаете от чего. Мне кажется, Джон Тратвелл завидует Смизерэму. Но как бы там ни было, Джон нам больше не друг. Я и сюда приехала только потому, что он мне пригрозил.
Я хотел спросить ее чем, но секретарша без зазрения совести слушала наш разговор.
— Пойдите, пожалуйста, к мистеру Тратвеллу, — сказал я ей, — и спросите, может ли он нас принять?
Она нехотя повиновалась. Я снова повернулся к миссис Чалмерс.
— Чем он вам угрожал?
Она не стала увиливать от ответа. И мне показалось, что последний удар судьбы отбил у нее всякую осторожность.
— Дело все в том же Нике. Тратвелл сегодня уезжал в Сан-Диего, выспрашивал там о нас и раскопал кое-какие грязные сплетни. Только вам я не скажу какие.
— Речь шла о рождении Ника?
— Значит, он вам уже сказал.
— Нет, но я читал кое-какие письма вашего мужа. Из них вытекает, что за девять месяцев до рождения Ника он был в плавании. Это правда, миссис Чалмерс?
Сначала она смутилась, потом смерила меня надменным взглядом:
— Вы перепачкались помадой, постойте, — она стала оттирать вынутой из сумки бумажной салфеткой мое лицо. — Ну вот, так лучше. У вас что, роман с миссис Смизерэм? — спросила она невозмутимо, когда мы сели в машину.
— Мы друзья.
— Теперь понятно, отчего я никому не могу доверять и ничего не могу сделать для Ника, — сказала она все так же невозмутимо и добавила, повернувшись ко мне: — Если уж вы дружите с миссис Смизерэм, почему бы ей не пустить меня к Нику?
— Смизерэм врач, а она всего-навсего обслуживающий персонал, так она говорит.
— Почему ее муж не отпускает Ника?
— Они держат Ника, потому что ему угрожает опасность. От кого и какая — не знаю, но я склонен согласиться, что он нуждается в защите. Хотя и не уверен, что это можно поручить одному доктору. Ник нуждается в юридической консультации...
— Если вы хотите, чтоб мой отец участвовал... — она изо всех сил стукнула кулаком по рулевому колесу и, должно быть, сильно ушибла пальцы.
— Он и так участвует, Бетти. И поэтому наш спор не имеет смысла. К тому же вы окажете плохую услугу Нику, ополчась на отца.
— Это отец ополчился против нас — против меня и Ника.
— Возможно. Но мы нуждаемся в его помощи.
— Я не нуждаюсь, — громко сказала она, но голос ее прозвучал нерешительно.
— Ладно, как бы там ни было, я в вашей помощи не нуждаюсь. Подкинете меня к его конторе?
— Хорошо. Но в контору я не пойду.
Она отвезла меня на стоянку за конторой отца. Сверкающий черный «роллс» стоял на специально отгороженной полоске асфальта.
— Вон машина Чалмерсов, — сказала Бетти. — А я думала, у них с отцом нелады.
— То раньше, а теперь, видно, лады. Который час?
Она посмотрела на ручные часы:
— Тридцать пять минут пятого. Я подожду вас здесь.
«Роллс» меня заинтересовал. Я подошел поближе и залюбовался красивой кожаной обивкой и орехового дерева отделкой. Машина блистала чистотой, лишь плед на заднем сиденье пятнали желтые брызги, напоминавшие засохшую рвоту.
Я соскреб немного на пластмассовую кредитную карточку и, подняв глаза, увидел, что ко мне направляется тощий мужчина в темном костюме и шоферской фуражке. Я узнал слугу Чалмерсов, Эмилио.
— Отойдите от машины, — сказал он.
Захлопнув дверцу, я отступил на пару шагов от «роллса».
Эмилио, словно загипнотизированный, прилип глазами к карточке. Не дав мне опомниться, он бросился на меня. Я едва успел отдернуть руку.
— Дайте мне ту штуку.
— Черта с два. Кого рвало у вас в машине, Эмилио?
Эмилио насторожился. Я повторил вопрос. Слуга вдруг сник, оставив меня в покое, сел за руль «роллса» и, нажав кнопку, поднял окно с моей стороны.
— Что у вас случилось? — спросила Бетти, когда мы уходили.
— Сам не пойму. Что он за человек?
— Кто, Эмилио? Мрачный тип.
— Ему можно доверять?
— Должно быть. Он прослужил у Чалмерсов больше двадцати лет.
— Как он живет?
— По-моему, тихо, спокойно, по-холостяцки. Но я не крупный авторитет по части Эмилио. Что за дрянь у вас на карточке?
— Уместный вопрос. У вас есть конверт?
— Нет. Но сейчас достану.
Она зашла в контору с черного хода и тут же вышла с фирменным конвертом в руке. Я с ее помощью пересыпал туда свою находку, запечатал конверт и надписал.
— Какой лабораторией пользуется ваш отец?
— Барнардовской. Она на полпути между конторой и судом.
Я передал Бетти конверт.
— Попросите их сделать проверку на хлоральгидрат и нембутал. Исследования, насколько я понимаю, несложные. Если попросить от имени вашего отца, их могут сделать прямо при вас. И скажите им, чтобы бережней обращались с образцом.
— Слушаюсь, сэр.
— Результаты принесите мне, договорились? Я, скорее всего, буду у вашего отца. Но вы можете надеть маску или как-нибудь еще обмануть его бдительность.
Она не улыбнулась, однако послушно побежала по моему поручению. Я почувствовал прилив адреналина в венах и решил перейти в наступление. Если интуиция меня не подвела, рвотная масса в конверте должна перевернуть наше расследование с головы на ноги.
Я прошел в контору и направился по длинному коридору к приемной. Из открытой двери раздался голос Тратвелла:
— Это вы, Арчер? А я уж поставил на вас крест.
Он втащил меня в библиотеку — стены ее были сплошь уставлены справочной литературой по юриспруденции. Молодой человек в форменной куртке выпускника Принстона возился с проекционным аппаратом. На дальней стене был натянут экран.
Тратвелл посмотрел на меня не слишком участливо.
— Где вы пропадали? — спросил он.
Я объяснил.
— Как я понимаю, — переменил я тему, — вы купили фильмы у миссис Свейн.
— Не за деньги, — сказал он самодовольно. — Мне удалось доказать миссис Свейн, что ее долг послужить выяснению истины. К тому же я позволил ей оставить у себя флорентийскую шкатулку, принадлежавшую ее матери. Взамен она отдала мне пленку. К сожалению, ролику, который я собираюсь вам показать, чуть не двадцать шесть лет, и он довольно ветхий. Он порвался, пока мы его крутили. Как дела, Эдди? — обратился Тратвелл к молодому человеку у проектора.
— Сейчас сращу. Через минуту будет готово.
— Окажите мне услугу, Арчер. Айрин Чалмерс сидит в приемной.
— Она что, вернулась в ваш тесный круг?
— Вернется, — сказал Тратвелл, оскалив в улыбке зубы. — В данный момент она находится здесь против своей воли. Так вы посидите с ней. Присмотрите, чтобы не убежала.
— Чем вы ее собираетесь огорошить?
— Увидите.
— Сообщением, что в девичестве ее звали Ритой Шеперд?
Довольная улыбка мгновенно сползла с лица Тратвелла. Он относится ко мне как к сопернику: видно, завидовал, что Бетти мне доверяет.
— И давно вы это знаете? — спросил Тратвелл прокурорским тоном.
— Секунд с пять. Но такое подозрение зародилось у меня еще прошлой ночью. — Вряд ли имело смысл говорить, что эта мысль осенила меня во сне.
Шагая по коридору, я постепенно вспомнил свой сон. И потерял всякую охоту переходить в наступление. Лицо миссис Шеперд слилось с лицом моей бабушки, давным-давно похороненной в Мартинесе. А пыл, с которым миссис Шеперд охраняла секреты своей дочери, придавал моему сну некоторую правдоподобность.
Я пошел в приемную. Айрин Чалмерс подняла на меня глаза. И похоже, не узнала. Секретарша заговорила со мной шепотом — так говорят в присутствии больных и умственно неполноценных.
— Я уже и ждать вас перестала. Мистер Тратвелл в библиотеке. Он сказал, чтобы я вас сразу направила к нему.
— Я уже с ним говорил.
— Понятно.
Я подсел к Айрин Чалмерс. Она смотрела на меня, но не сразу вспомнила, кто я. Казалось, что она никак не может очнуться от сна. Наверно, во сне ее мучили кошмары, потому что вид у нее был виноватый и подавленный.
— Извините, я что-то задумалась. Ведь вы мистер Арчер. А я считала, что вы с нами расстались.
— Нет, я все еще занимаюсь вашим делом, миссис Чалмерс. Кстати, я нашел письма вашего мужа.
— Они при вас? — сказала она не слишком заинтересованно.
— Кое-какие, да. Я верну их вам через мистера Тратвелла.
— Но он больше на нас не работает.
— И тем не менее, я думаю, у вас нет оснований сомневаться в том, что он отдаст вам письма.
— Вот уж не знаю, — она с тупой подозрительностью обвела взглядом тесную комнатку. — Раньше мы дружили. Теперь поссорились.
— Из-за Ника и Бетти?
— Видно, это было последней каплей, — сказала она. — Правда, мы серьезно поцапались еще много лет назад из-за денег. Все ссоры бывают из-за денег, правда? Иногда мне даже хочется снова стать бедной.
— Вы сказали, что ссора произошла из-за денег?
— Ну да, мы с Ларри решили учредить «Смизерэмовский фонд», Тратвелл отказался подготовить для нас документацию. Сказал, что доктор Смизерэм нами вертит как хочет и с какой стати мы должны строить ему клинику. Но Ларри был без ума от этой затеи, да и я тоже. Не знаю, что бы с нами сталось, если б не доктор Смизерэм.
— Он много для вас сделал, верно?
— Вы же знаете. Он спас Ника от... вы сами знаете от чего. Мне кажется, Джон Тратвелл завидует Смизерэму. Но как бы там ни было, Джон нам больше не друг. Я и сюда приехала только потому, что он мне пригрозил.
Я хотел спросить ее чем, но секретарша без зазрения совести слушала наш разговор.
— Пойдите, пожалуйста, к мистеру Тратвеллу, — сказал я ей, — и спросите, может ли он нас принять?
Она нехотя повиновалась. Я снова повернулся к миссис Чалмерс.
— Чем он вам угрожал?
Она не стала увиливать от ответа. И мне показалось, что последний удар судьбы отбил у нее всякую осторожность.
— Дело все в том же Нике. Тратвелл сегодня уезжал в Сан-Диего, выспрашивал там о нас и раскопал кое-какие грязные сплетни. Только вам я не скажу какие.
— Речь шла о рождении Ника?
— Значит, он вам уже сказал.
— Нет, но я читал кое-какие письма вашего мужа. Из них вытекает, что за девять месяцев до рождения Ника он был в плавании. Это правда, миссис Чалмерс?
Сначала она смутилась, потом смерила меня надменным взглядом: