Теперь, когда были поставлены точки над "и", Ингрэм почувствовал, как охватывает его смертельная апатия.
- Вы мне поможете, мистер Новак? Ведь я все выплачу, вы знаете.
Новак хмуро глядел в окно, где отраженные фасадами солнечные лучи причудливым узором падали на улицы. В синеве неба сверкал серебряным крестом четырехмоторный самолет.
- Ну вот что, есть одна возможность.., - сказал он, поворачиваясь к Ингрэму. - Понимаешь? Я дам тебе денег, но потребую твоей помощи. Как тебе это, нормально?
- Ну конечно, отлично, - заулыбался Ингрэм, но по лицу заметно было, что он весьма обеспокоен. - Я так вам благодарен, мистер Новак, готов на что угодно, если вы меня вытащите из этой передряги. Вы же знаете.
- Ладно, - Новак вернулся, чтобы снова сесть на кровать. - Я планирую одно дельце, Джонни. Дельце с банком. И мне нужен цветной парень, чтобы все сработало. Цветной парень - счастливый башмачный рожок - проведет нас в банк. И им будешь ты - милый, сияющий башмачный рожок.
Ингрэм пытался улыбнуться, но тщетно. Он словно повис в пустоте и невесомости, внутри не осталось ничего, кроме страха.
- Вы меня дурачите, мистер Новак. Разыгрываете, как ребенка.
Глаза Новака застыли.
- Я не шучу, Джонни. И Тензел тоже. Подумай об этом.
- Но я никогда ничем подобным не занимался, мистер Новак. У меня для такого кишка тонка.
- От тебя ничего не потребуется. Для дела у меня найдутся другие. Я покупаю твою шкуру, и только.
- Мистер Новак, вы совершаете ошибку, - Ингрэм в отчаянии тряс головой. - Я карточный игрок, просто обычный, средний обыватель. Нельзя даже и думать вовлечь меня в такое дело.
- Это твой ответ?
- Подождите, пожалуйста подождите! Я боюсь, я очень боюсь, мистер Новак!
- Тензела? Или меня?
- Позвольте мне минутку подумать. Пожалуйста, мистер Новак.
- Хорошо, думай. Это большое и солидное дело, если хочешь знать. И ты получишь четверть добычи. Подумай. Это лучше, чем раскачиваться где-нибудь в аллее, будто кто-то прилепил твою голову к телу в жуткой спешке.
Ингрэм нервно улыбнулся, закурил и глубоко затянулся, заполняя дымом легкие. Потом пробормотал:
- Да, великолепная перспектива.
"- Будь жива мать, все шло бы по-другому "- думал он в отчаянии.
Долгие годы, пока он о ней заботился, лишь это было важным и значительным. Принимая любое решение, он помнил, что она есть, и что она его мать. Создать условия для беззаботной и уютной жизни, развлечь картишками, позаботиться, чтобы в доме всегда был достаток, а счета оплачены - все это для него было первейшим делом. Он хотел, чтобы её последние годы прошли в покое и уюте, чтобы она ни в чем себе не отказывала, если захочет пригласить друзей, сходить в церковь и жить той респектабельной жизнью, к которой она всю жизнь стремилась и которую так любила. И дело с Тензелом, будь она жива, выглядело бы совсем иначе. Он бы не допустил, чтобы она переживала, если даже для этого пришлось бы пойти на кражу. Будь она жива, он ухватился бы за предложение Новака без всяких. Хватило бы одной мысли о её комфорте и покое. Но теперь он стал сам по себе. И сразу испугался.
"- Почему я? А чего я боюсь?" - Мысли разбегались, как крысы.
Он мог бы скрыться от Тензела, сбежав из города. Но рано или поздно его найдут. Ингрэма доводила едва не до обморока мысль, что это будет не просто пуля. Темной ночью к нему ворвутся, или поймают в темной аллее, и даже трудно представить, что с ним сделают, измываясь и получая при этом садистское наслаждение. Он боялся побоев и боли - застарелый страх преследовал его всю жизнь.
Дверь открылась, появился Барк с утренними газетами подмышкой и вопросительно взглянул на Новака. Тот повернулся к Ингрэму:
- Ну что, Джонни? Мы теряем время. Хочешь, чтобы я пустил Тензела по твоему следу?
Ингрэм попытался улыбнуться, но усилие только напрягло кожу на острых скулах.
- Я ваш башмачный рожок, мистер Новак.
- О чем это вы? - рассмеялся Барк, его лицо вспыхнуло, глазах смягчились.
Новак раздраженно покосился на него:
- Это значит, Джонни с нами, и теперь нас четверо. А теперь давайте займемся делом.
- Отлично, давайте это отметим и пропустим по стаканчику, - предложил Барк. - Как ты, Джонни?
- Только сделай напитки полегче, - буркнул Новак. - Нам нужно работать.
- Конечно, конечно, - проворковал Барк. Когда он повернулся к бару, зазвенел телефон. Новак поднял трубку.
- Да? Разумеется. Поднимайся, Текс. Мы готовы начать.
- Текс? Техасец? - Ингрэм приподнял брови и слабо улыбнулся. - Похоже, я оказался в избранном обществе.
- Он парень что надо, - отозвался Новак. - Не беспокойся.
Глава пятая
Когда Эрл входил в лифт, его душевный настрой пребывал в том расслабленном состоянии, когда человека ничто не волнует. Ему казалось, что стоило решиться принять предложение Новака - и внутренний разлад угас, напряжение спало. Теперь его переполняло давно забытое чувство основательности и собственной значительности. Он уже считал себя участником большого, солидного дела, и даже его походка стала увереннее.
"- Ты сам себе хозяин ", - подумал он, когда лифт пошел вверх.
Его не волновало, что дело может не выгореть, - лишенный воображения, Эрл не мог представить себе провал в живых и конкретных образах. Это было преимуществом, сделавшим его отличным солдатом. Конечно, все может рухнуть. Такой шанс всегда есть. Это все, что он мог понять. Эрл не мог вообразить в красках и деталях живую картину провала: вой сирены, удар пули в живое тело, ужас ожидания смерти в газовой камере или на электрическом стуле.
Он не думал о предстоящем, бессознательно переложил ответственность за будущие свои деяния на плечи Новака. Новак отдает команды. Его дело маленькое, как в армии. И от этой мысли ему стало спокойнее. Делай то, что говорят, если даже приказы тупы и опасны. Не имеет значения - это не твоя проблема.
Прошлым вечером, уйдя от Лорен, он позвонил Новаку. Потом несколько часов слонялся по затихшим улочкам, и гнев начал испаряться. А когда решение было принято, в душе воцарилось умиротворение.
"- Лори замечательная девушка, - думал он, шагая по коридору к номеру Новака. - Милая, нервная и привязчивая. Но женщина не женщина, если не любит своего парня и не льнет к нему. Когда с делом будет покончено, я её заберу куда-нибудь подальше, чтобы жить в свое удовольствие. Нужно ей это сказать. Нынче же утром. Она нуждается в утешении, и я сделаю все, что только смогу, чтобы её приободрить и поправить настроение. Все-все ", думал он, улыбаясь.
Новак открыв дверь, пригласил:
- Входи. Барка ты уже знаешь. Это Джонни Ингрэм. Джонни, это Эрл Слэйтер.
Эрл вошел в комнату, улыбаясь Барку, но когда он повернулся, подавая руку новому знакомому, легкий шок смущения и враждебности пронзил его: парень был цветным. Кричаще одетый чернокожий парень с коктейлем и сигаретой в руке.
- Что такое? - процедил он озадаченно и удивленно. - Что это, шутка?
Но Новак вел себя так, что стало ясно: это не шутка. Он сел на край кровати и сказал, тщательно подбирая слова:
- Джонни в деле, техасец. Этот парень делает мой план осуществимым. Ты понял?
Он поднял глаза и увидел на лице Эрла замешательство и гнев. Голос его стал резким:
- Ты понял?
- Да-а, конечно, - медленно процедил Эрл, неотрывно глядя на негра пылающими пустыми глазами.
- Ладно, садись. Мы готовы начать.
- Выпьешь, техасец? - предложил Барк, кивая на бутылку на столике.
- Да, дай немного чего-нибудь. У меня какой-то странный привкус во рту.
Барк налил виски поверх кубиков льда и передал стакан Эрлу. Затем добавил себе и уселся на подоконнике. Ингрэм аккуратно скрестил ноги. Стакан покоился на коленке. На его лисьем личике застыло выражение озорного удивления. Он дружелюбно захихикал и сказал:
- Клянусь, у вас черно-коричневый привкус во рту, мистер Слэйтер. В самой худшей форме. Правда - правда.
Эрл понял, что его провоцируют, но примиряющая улыбка Ингрэма смешала гнев с замешательством. Его бросило в жар, он сидел, как на иголках. И все же попытался взять себя в руки.
- Да, - наконец его прорвало. - Все правильно. Ты, я полагаю, малый сообразительный. - Но даже ему самому эти слова показались глупыми и лишними.
- Благодарю, - Ингрэм, как чертик, покачал головой.
- Садись, Эрл, - вмешался Новак. - Можешь устраиваться поудобнее.
В номере оставалось лишь одно свободное место: просиженное кресло рядом с Ингрэмом. Эрл взглянул на него и кисло улыбнулся:
- Сдается мне, я лучше постою.
Он прислонился к двери и сбил шляпу на затылок.
- Ладно, - спокойно согласился Новак, - Банк, который мы будем брать, расположен в тихом маленьком городке на юге Пенсильвании. Он называется Кроссроуд. Вы никогда о таком не слышали. Но после этого дела будете знать его, как свои пять пальцев.
Пока он описывал расположение города, дороги и автострады, ведущие к нему, Эрл, прикусив сигарету, краем глаза следил за негром. Чувство покоя и отличное расположение духа, которыми он так наслаждался, исчезли. Теперь грудь сжимало напряжение и неослабевающая, хотя едва заметная боль пульсировала во лбу.
"- Зачем они взяли в дело цветного? "- с тяжелой злобой думал он.
- Насчет дележки, - продолжал Новак. - Я на это дело истратил известную сумму. Так что прежде всего я её заберу. Оставшееся делим на четыре равные части... До последнего цента.
- Может быть, лучше рассказать им о затратах, - предложил Барк.
- Я к тому и веду.
Новак вытащил из заднего кармана лист бумаги и с минуту его изучал.
- Все здесь записано, ребята, можете ознакомиться, если хотите. Во первых - два автомобиля. Один из них - пикап, мы его используем в операции. Не на что взглянуть, но форсированный двигатель, и мчит он, как летучая мышь. Другая машина - обычный черный седан, который мы используем при отходе.
- После операции от машин мы избавимся, - добавил Барк. - Это собьет со следа погоню, - он потянул коктейль из стакана и осклабился. - Все пройдет, как по маслу.
- Обе машины с фальшивыми номерами и документами, - продолжал Новак. Когда полицейские пойдут по следу, выясняя их принадлежность, они выйдут на пару ребят, но и тогда номера и документы не подведут. Потому-то они и обошлись подороже. Но игра стоит свеч. Теперь о другом. Одежда официанта, куртка и фуражка для Ингрэма - здесь. Еще кое-каких принадлежностей я коснусь позже. Все это обошлось в шестьдесят пять сотен баксов. Я возьму их из добычи, прежде, чем начнем её делить. Все ясно?
- Ну что же, отлично, - кивнул Эрл. - Сквитаемся и дальше. Все равны.
- Точно. - Новак согласно покивал. - И вот ещё о чем я хотел бы сказать: большинство дел провалилось, когда вся сложная техническая работа была уже закончена. Например, дело Бринка. Другой случай, в Торговом банке Детройта, прошлым летом. Прекрасная работа, спланированная классными специалистами, ничего не упущено, - Новак заходил по комнате. - Но все эти специалисты сейчас в тюрьме. И знаете почему? Потому что за ними тянулись всякие сомнительные рассчеты. И у вас должна болеть голова, что кто-то может вас заложить. Вот где начинаются беды. Человек делил риск со всеми на равных, но был как-то ущемлен при дележе. Приходит время, когда он переберет спиртного, все, что накипело в душе, взорвется, и он заговорит. Вот почему слишком умные специалисты схвачены за хвост и упрятаны за решетку. Но с нами этого не случится. В этом деле каждый окажется в том же самом дерьме, если что-то пойдет не так, и потому каждый получит равную долю добычи.
Новак встал и поставил пустой стакан на столик.
- Я потратил время и деньги, чтобы выбрать именно этот банк, и не хочу никаких проблем, ни сейчас, ни потом. За три недели я собираюсь сделать из вас классно отлаженных роботов. Я все спланировал, а вы должны четко выполнять команды. Теперь - с чего начнем...
Ингрэм достал ещё одну сигарету, Новак принялся подробно объяснять детали операции, подчеркивая особенности задач каждого участника и их ответственность. Лишь чудовищным напряжением Ингрэму удавалось изобразить внимание. Все его силы уходили на то, чтобы сидеть спокойно и слушать Новака. Холодная, презрительная улыбка техасца не давала никакой возможности сосредоточиться на том, что тот говорил. Слова просто рассыпались на бессмысленный набор звуков.
Ингрэм знал, что такое ненависть. Он слышал и видел в жизни достаточно, чтобы убедиться, что ненависть - столь же осязаемая вещь, как асфальт тротуара. Но всю жизнь он прожил на севере, в большом городе, в том районе, где чернокожие составляли подавляющее большинство. Там он был застрахован от неприятностей, вращаясь среди знакомого цветного люда и занимаясь своим собственным бизнесом. Он даже не одобрял негров, зарабатывавших на жизнь в ресторанах и барах для белых. С какой стати рисковать нарваться на грубость из-за сэндвича или бокала пива? Вот какие у него были взгляды.
В своем окружении он чувствовал себя спокойно и безопасно. Достиг определенного положения. Люди прислушивались к его мнению с уважением. Даже с белыми он ладил в лучшем виде. Он знал множество полицейских, ростовщиков и букмекеров. В делах они относились к нему в рамках приличия. Он даже непринужденно болтал с ними о спорте и политике, но никогда не пересекал границу дозволенного. Если разговор касался социальных или расовых проблем, он сразу стушевывался, изображая вежливое безразличие. Его неписанным правилом стало избегать определенных тем и выражений в присутствии белых. И тем более он избегал вмешиваться в разговоры, где его комментарии не были для них желательны.
Это негласное соглашение прекрасно его устраивало, грех жаловаться. Он был солидной лягушкой в черном болотце, где собирался оставаться и впредь. Ему не было нужды устраивать разборки в пруду для белых. Но несмотря на конформизм и взращенную терпимость, страх тлел где-то в глубине его души и был неискореним, как детский ужас перед темнотой и чужаками.
Иногда в подземке или в уличной толпе он вдруг ощущал, что кто-то усиленно его разглядывает. Это всегда вызывало ощущение скованности, он начинал нервничать, ощущая свою беззащитность. Обычно в таких случаях он пытался не оглядываться, отвлечься, разглядывая что-нибудь нейтральное: афиши в подземке или витрины магазинов на улице. И все-таки в конце концов беспокойство и возбуждение заставляло его осторожно изучать людей вокруг себя, заранее ожидая обнаружить кого-то, уставившегося на него с отвращением и злобой.
Как раз так глядел на него техасец. И это заставляло Ингрэма ощущать страх и безнадежность. Но что хуже всего, вызывало в нем чувство вины и стыда за себя, будто он заслужил такой взгляд. Это ранило, словно удары бича.
Бывали времена, когда он воспринимал это не так болезненно, но среди своих, когда другие цветные смеялись по этому поводу. И он утешался их коллективным презрением.
"- Пусть смотрят, пусть глазеют. Что они, никогда не видели черных? Никогда?" - шутили приятели.
Но однажды случилось то, что усилило зловещий смысл случайных взглядов, отвращения и ненависти. Мать поехала к сестре в Мобил, что в Алабаме, и заболела. Пришлось Ингрэму везти её домой. Он как раз вернулся из армии, оставил свои роскошные наряды на Севере и старался держаться потише, помня только о деле. К его удивлению большинство белых южан относилось к нему в духе странной старинной традиции: между ними существовала пропасть, четко обозначенная и непреодолимая, но в рамках дозволенного он встречал только вежливость и даже тактичность.
Инцидент произошел в поезде, на обратном пути. В городе Аннистаун случилась непредвиденная остановка. Никто не знал почему. Но пошли какие-то слухи и зловещее возбуждение стало распространяться по общим сидячим вагонам. Понадобился врач: в спальном вагоне что-то случилось. Народ зашевелился, то тут, то там стали закуривать, в темноте спички вспыхивали, как сигнальные огни. Желтоватые фонари освещали маленький деревянный вокзал. Лил дождь и казалось, что улицы залиты золотом.
В их вагон просочились новости: с белой женщиной случилась истерика и врачу пришлось назначить успокоительное. В полной тишине они даже слышали её рыдания. Ингрэм завернулся в пальто и пытался снова заснуть. Напротив, через проход, мирно посапывала мать, её большое мягкое тело покачивалось в такт дыханию. Она спала спокойно и безмятежно, а он не мог даже задремать. В вагоне громко болтали и суетились, расхаживая взад-вперед, так что никак не удавалось отключиться.
Наконец он вышел в тамбур и там, находясь в странно раздерганном состоянии, разговорился с цветным проводником. Тот сообщил, что же все-таки случилось. Женщина обвиняла проводника её вагона в том, что тот к ней приставал, что пытался открыть шторки её спального места или что-то в этом роде. Из-за истерики от неё нельзя было добиться толку. Проводник на этом рейсе работал давно, и парень утверждал, что знает того много лет и что женщина просто выжила из ума. Просто все вообразила и выдумала.
Они разговаривали друг с другом вполголоса, со странной таинственностью. Затем Ингрэм вернулся на место, поднял воротник пальто и втянул голову, стараясь придать себе вид покоящегося в темноте бесформенного и безобидного предмета.
Но спустя некоторое время, невольно прислушиваясь, он понял, что на станции собирается толпа мужчин. Те стояли, оглядывая поезд, вполголоса перебрасываясь какими-то репликами, в желтом свете станционных фонарей лица их казались длинными и сонными. Но очередная вспышка выхватывала их из темноты, и Ингрэм видел, что глаза пылали, настороженные и готовые к безрассудству.
Пока толпа вела себя пассивно, но Ингрэм чувствовал в ней напряженную готовность к подстрекательству, к взрыву от любой искры, и тяжелое, непробиваемое упрямство. Они скучились в крепко сбитый клубок, связанные вместе едиными, вбитыми с детства понятиями. И не нужно было никаких слов...
Кто-то включил в вагоне свет, и мужчины на перроне увидели в окне Ингрэма. Один указал на него, остальные подвинулись ближе, не отрывая от него загоревшихся глаз.
Сначала это было возбуждение и любопытство, и Ингрэму представилось, что он какое-то чудище или заморское животное в клетке зоопарка. Но тут их настроение быстро изменилось, превратившись в странную смесь радости и свирепости. Один из толпы что-то ему крикнул, другой рассмеялся, обнажив зубы. Взятого в кольцо горящих, угрожающих глаз, Ингрэма обдало ненавистью, как жаром из раскаленной топки.
Кто-то тряхнул его за плечо. Он быстро обернулся и уставился в огромное мясистое лицо человека в полицейской форме. Тот спокойно сказал:
- Лучше тебе пройти в туалет, парень. И крепко закрыть за собой дверь. Ты понял?
- Да, сэр.
- С тобой ничего не случится. Не волнуйся. Но когда они смотрят на тебя, у них портится настроение. Лучше не заводить их. - Голос полицейского был спокоен и мягок, почти дружелюбен. Он не пугал, просто констатировал факт. ОНИ ЗАВОДЯТСЯ, КОГДА СМОТРЯТ НА ТЕБЯ.
- Да сэр, я понял, благодарю вас, сэр.
Подобно провинившемуся школьнику Ингрэм побрел вдоль вагона в холодный тесный туалет и скорчился на сидении. Кислая вонь била ему в нос, но он не чувствовал ни гнева, ни ненависти. Он просто ощущал себя ничтожным и незначительным. И думал, что именно это видели те люди.
Наконец, словно услышав его молитвы, вагон дернулся и поезд покатился по рельсам ...
Ингрэм так никогда и не узнал, что случилось с проводником. Он решил, что того, вероятно, перевели на другой рейс. И это в лучшем случае.
Новак энергично хлопнул в ладоши, и Ингрэм так мгновенно выпрямился, что едва не пролил остатки коктейля.
- Ну вот, таким вот образом, - произнес Новак, глядя на них с жесткой, но удовлетворенной улыбкой.
- Три недели до пятницы, Это будет день "Д". Все три недели вы станете детально изучать план, привязку по времени, пути отхода, в общем все.
Барк собрал стаканы и занялся второй порцией спиртного.
- Еще по чуть-чуть, чтобы отметить начало...
Ингрэм встал, его руки были холодны и чуть дрожали. Он хотел выбраться отсюда, избавиться от необходимости смотреть техасцу в лицо.
- Я лучше побегу, мистер Новак. У меня ещё кое-какие дела.
- Я свяжусь с тобой завтра, а сегодня - с Тензелом.
- Замечательно, мистер Новак.
- Дьявол, ну что за спешка? - произнес Барк, передавая коктейли Эрлу и Новаку. - Один на счастье, а?
Новак улыбнулся, глядя в стакан.
- За счастливое будущее! С пятьюдесятью тысячами в кошельке будущее кажется действительно прекрасным.
Эрл внимательно рассматривал свой коктейль, слегка нахмуренные брови затеняли глаза. Он не следил за разъяснениями Новака, попытки сосредоточиться разбивались о нарастающую напряженность. Причем смысла её он сам не понимал и был подавлен неразрешимой безнадежной раздвоенностью между смущением и гневом.
"- Вот так всегда," - думал он, хмуро глядя в стакан. Ничто и никогда не было для него простым и ясным.
- За удачу, - сказал Барк и решительно опрокинул стакан, позволяя жидкости мощным потоком литься прямо в горло.
Новак взглянул на Эрла.
- Чего ждешь, парень? Что-нибудь не так с виски?
- Да нет, с виски все в порядке, - Эрл продолжал хмуро смотреть в стакан, вертя его сильными пальцами. Напряженная тишина повисла в комнате.
- Что тебя мучает? - осведомился наконец Барк.
- Я вот прикидываю насчет стакана, - сказал Эрл. - Ты уверен, что он мой?
- Он у тебя в руке, верно? У меня правило: если что-то в моей руке это мое.
Эрл с сомнением смотрел на стакан.
- Ты мог их перепутать.
- Какого черта, откуда я знаю? У тебя что на нем, инициалы?
- Что не так? - Новак прищурился.
- Все очень просто, - Эрл выбирал слова. - Если надо, я буду работать с Самбо, но не собираюсь пить с ним из одного стакана.
В его голосе не было ярости, он просто констатировал факт, формулировал принцип, который составлял краеугольным камень его сущности и не требовал каких-то разъяснений и споров. Напряжение исчезло, он снова уверенно стоял на твердой почве, никаких противоречий. Медленно качая головой, он разжал руку, дав стакану упасть. Жидкость расплескалась на бежевом ковре, кубики льда запрыгали на полу, как безразмерные игральные кости.
- В подобных ситуациях я не рискую, - добавил он.
- Парень, такая вероятность всегда существует, - вмешался Ингрэм, но никто его не слушал и даже не смотрел на него. Новак с Барком внимательно смотрели на Эрла, на лицах их читалась задумчивость и легкое замешательство.
- Отлично, ты изложил свою точку зрения, - сказал Новак. - Теперь выкинь это из головы.
Ингрэм был благодарен за то, что на него не смотрели. Лицо его пылало и тряслось, как в лихорадке. Горело, словно он получил пощечину. Он был потрясен и испуган, но безрассудный гнев заставил не молчать.
- Что же, я всегда вступаю в игру, когда вероятность один к четырем.
Он слегка пригубил коктейль, затем очень аккуратно поставил стакан на столик и, холодно улыбаясь Эрлу, добавил:
- Папочка в таких случаях говаривал: сам дурак. Не пользуйся ковшиком после голодранца из южных штатов. Вот что он мне говаривал.
Ингрэм знал что, что слова его чреваты большой бедой, как красная тряпка перед носом быка. Он поднялся на ноги и был готов к отступлению. Готов ко всему. Но он не знал Эрла Слэйтера. Не был готов к скорости его рефлексов, к мощи его тела. Только что Слэйтер стоял в шести футах от него, тело расслаблено, мышцы не напряжены, большой палец руки просунут за ремень - и тень улыбки на губах. А в следующий миг он уже сгреб Ингрэма, как дикий зверь, и хватил его об стену с сокрушительной силой.
- Никогда не смей так со мной говорить! - крикнул он и обрушил на Ингрэма свирепый удар, правда раскрытой ладонью, и шлепок оплеухи разнесся, как выстрел.
- Ты меня слышишь? - кричал Эрл, голос дрожал от бешенства, которое прорвало все преграды и вышло из под контроля.
- Прекратите, - заорал Новак. - Оба вы чертовы ублюдки! Они с Барком схватили Эрла за руки, но понадобилась вся их сила и вес, чтобы оттащить его прочь и заставить смириться.
- Идиоты, какие же вы идиоты! - Новак рассвирепел и горячо сыпал словами. - Единственный цвет, который меня заботит - это зеленый! До вас доходит? Зеленый, как на зеленых бумажках!
Он испепелял взглядом Эрла, громадная грудь быстро вздымалась и опадала.
- Хотите участвовать в деле - держите руки при себе, а рты на замке. А иначе - очистите помещение. Джонни мне нужен, понял? Можешь ты это понять?
Эрл вырвал руки из захвата Барка, поправил воротник плаща. Вспышка выпустила пар, и он даже улыбнулся Новаку.
- Больше проблем не будет, - он взглянул на Ингрэма, улыбка продолжала играть на губах. - Верно я говорю, Самбо? Мы теперь понимаем друг друга? Точно?
Ингрэм коснулся разбитого рта.
- Ты для меня открытая книга, - сказал он тихим, бесцветным голосом.
Эрл кивнул Новаку.
- Видишь? Неприятностей больше не будет. Это как дрессировка собак. Нужна палка и время. И все.
- Больше ничего подобного я не хочу, - буркнул Новак. - Заруби это себе на носу.
Эрл пожал плечами и повернулся к двери.
- С этим все. Не беспокойся.
Ингрэм сверлил глазами его спину, все ещё держась за ноющие зубы.
"- Может быть с этим покончено, - думал он, - а может только начинается. Только начинается, большой белый парень."
Глава шестая
В середине октября в Хантинг Велли, укрывшей от непогоды маленький городишко Кроссроуд, стали очевидными признаки приближения суровой зимы. Студеные ветры смели разноцветное одеяло из листьев, и деревья стояли подобно угрюмым часовым, сторожащим покой сельских ферм. Урожай был собран и поля казались голыми и заброшенными. Нахальные вороны роились в пределах выстрела от крайних строений и амбаров.
- Вы мне поможете, мистер Новак? Ведь я все выплачу, вы знаете.
Новак хмуро глядел в окно, где отраженные фасадами солнечные лучи причудливым узором падали на улицы. В синеве неба сверкал серебряным крестом четырехмоторный самолет.
- Ну вот что, есть одна возможность.., - сказал он, поворачиваясь к Ингрэму. - Понимаешь? Я дам тебе денег, но потребую твоей помощи. Как тебе это, нормально?
- Ну конечно, отлично, - заулыбался Ингрэм, но по лицу заметно было, что он весьма обеспокоен. - Я так вам благодарен, мистер Новак, готов на что угодно, если вы меня вытащите из этой передряги. Вы же знаете.
- Ладно, - Новак вернулся, чтобы снова сесть на кровать. - Я планирую одно дельце, Джонни. Дельце с банком. И мне нужен цветной парень, чтобы все сработало. Цветной парень - счастливый башмачный рожок - проведет нас в банк. И им будешь ты - милый, сияющий башмачный рожок.
Ингрэм пытался улыбнуться, но тщетно. Он словно повис в пустоте и невесомости, внутри не осталось ничего, кроме страха.
- Вы меня дурачите, мистер Новак. Разыгрываете, как ребенка.
Глаза Новака застыли.
- Я не шучу, Джонни. И Тензел тоже. Подумай об этом.
- Но я никогда ничем подобным не занимался, мистер Новак. У меня для такого кишка тонка.
- От тебя ничего не потребуется. Для дела у меня найдутся другие. Я покупаю твою шкуру, и только.
- Мистер Новак, вы совершаете ошибку, - Ингрэм в отчаянии тряс головой. - Я карточный игрок, просто обычный, средний обыватель. Нельзя даже и думать вовлечь меня в такое дело.
- Это твой ответ?
- Подождите, пожалуйста подождите! Я боюсь, я очень боюсь, мистер Новак!
- Тензела? Или меня?
- Позвольте мне минутку подумать. Пожалуйста, мистер Новак.
- Хорошо, думай. Это большое и солидное дело, если хочешь знать. И ты получишь четверть добычи. Подумай. Это лучше, чем раскачиваться где-нибудь в аллее, будто кто-то прилепил твою голову к телу в жуткой спешке.
Ингрэм нервно улыбнулся, закурил и глубоко затянулся, заполняя дымом легкие. Потом пробормотал:
- Да, великолепная перспектива.
"- Будь жива мать, все шло бы по-другому "- думал он в отчаянии.
Долгие годы, пока он о ней заботился, лишь это было важным и значительным. Принимая любое решение, он помнил, что она есть, и что она его мать. Создать условия для беззаботной и уютной жизни, развлечь картишками, позаботиться, чтобы в доме всегда был достаток, а счета оплачены - все это для него было первейшим делом. Он хотел, чтобы её последние годы прошли в покое и уюте, чтобы она ни в чем себе не отказывала, если захочет пригласить друзей, сходить в церковь и жить той респектабельной жизнью, к которой она всю жизнь стремилась и которую так любила. И дело с Тензелом, будь она жива, выглядело бы совсем иначе. Он бы не допустил, чтобы она переживала, если даже для этого пришлось бы пойти на кражу. Будь она жива, он ухватился бы за предложение Новака без всяких. Хватило бы одной мысли о её комфорте и покое. Но теперь он стал сам по себе. И сразу испугался.
"- Почему я? А чего я боюсь?" - Мысли разбегались, как крысы.
Он мог бы скрыться от Тензела, сбежав из города. Но рано или поздно его найдут. Ингрэма доводила едва не до обморока мысль, что это будет не просто пуля. Темной ночью к нему ворвутся, или поймают в темной аллее, и даже трудно представить, что с ним сделают, измываясь и получая при этом садистское наслаждение. Он боялся побоев и боли - застарелый страх преследовал его всю жизнь.
Дверь открылась, появился Барк с утренними газетами подмышкой и вопросительно взглянул на Новака. Тот повернулся к Ингрэму:
- Ну что, Джонни? Мы теряем время. Хочешь, чтобы я пустил Тензела по твоему следу?
Ингрэм попытался улыбнуться, но усилие только напрягло кожу на острых скулах.
- Я ваш башмачный рожок, мистер Новак.
- О чем это вы? - рассмеялся Барк, его лицо вспыхнуло, глазах смягчились.
Новак раздраженно покосился на него:
- Это значит, Джонни с нами, и теперь нас четверо. А теперь давайте займемся делом.
- Отлично, давайте это отметим и пропустим по стаканчику, - предложил Барк. - Как ты, Джонни?
- Только сделай напитки полегче, - буркнул Новак. - Нам нужно работать.
- Конечно, конечно, - проворковал Барк. Когда он повернулся к бару, зазвенел телефон. Новак поднял трубку.
- Да? Разумеется. Поднимайся, Текс. Мы готовы начать.
- Текс? Техасец? - Ингрэм приподнял брови и слабо улыбнулся. - Похоже, я оказался в избранном обществе.
- Он парень что надо, - отозвался Новак. - Не беспокойся.
Глава пятая
Когда Эрл входил в лифт, его душевный настрой пребывал в том расслабленном состоянии, когда человека ничто не волнует. Ему казалось, что стоило решиться принять предложение Новака - и внутренний разлад угас, напряжение спало. Теперь его переполняло давно забытое чувство основательности и собственной значительности. Он уже считал себя участником большого, солидного дела, и даже его походка стала увереннее.
"- Ты сам себе хозяин ", - подумал он, когда лифт пошел вверх.
Его не волновало, что дело может не выгореть, - лишенный воображения, Эрл не мог представить себе провал в живых и конкретных образах. Это было преимуществом, сделавшим его отличным солдатом. Конечно, все может рухнуть. Такой шанс всегда есть. Это все, что он мог понять. Эрл не мог вообразить в красках и деталях живую картину провала: вой сирены, удар пули в живое тело, ужас ожидания смерти в газовой камере или на электрическом стуле.
Он не думал о предстоящем, бессознательно переложил ответственность за будущие свои деяния на плечи Новака. Новак отдает команды. Его дело маленькое, как в армии. И от этой мысли ему стало спокойнее. Делай то, что говорят, если даже приказы тупы и опасны. Не имеет значения - это не твоя проблема.
Прошлым вечером, уйдя от Лорен, он позвонил Новаку. Потом несколько часов слонялся по затихшим улочкам, и гнев начал испаряться. А когда решение было принято, в душе воцарилось умиротворение.
"- Лори замечательная девушка, - думал он, шагая по коридору к номеру Новака. - Милая, нервная и привязчивая. Но женщина не женщина, если не любит своего парня и не льнет к нему. Когда с делом будет покончено, я её заберу куда-нибудь подальше, чтобы жить в свое удовольствие. Нужно ей это сказать. Нынче же утром. Она нуждается в утешении, и я сделаю все, что только смогу, чтобы её приободрить и поправить настроение. Все-все ", думал он, улыбаясь.
Новак открыв дверь, пригласил:
- Входи. Барка ты уже знаешь. Это Джонни Ингрэм. Джонни, это Эрл Слэйтер.
Эрл вошел в комнату, улыбаясь Барку, но когда он повернулся, подавая руку новому знакомому, легкий шок смущения и враждебности пронзил его: парень был цветным. Кричаще одетый чернокожий парень с коктейлем и сигаретой в руке.
- Что такое? - процедил он озадаченно и удивленно. - Что это, шутка?
Но Новак вел себя так, что стало ясно: это не шутка. Он сел на край кровати и сказал, тщательно подбирая слова:
- Джонни в деле, техасец. Этот парень делает мой план осуществимым. Ты понял?
Он поднял глаза и увидел на лице Эрла замешательство и гнев. Голос его стал резким:
- Ты понял?
- Да-а, конечно, - медленно процедил Эрл, неотрывно глядя на негра пылающими пустыми глазами.
- Ладно, садись. Мы готовы начать.
- Выпьешь, техасец? - предложил Барк, кивая на бутылку на столике.
- Да, дай немного чего-нибудь. У меня какой-то странный привкус во рту.
Барк налил виски поверх кубиков льда и передал стакан Эрлу. Затем добавил себе и уселся на подоконнике. Ингрэм аккуратно скрестил ноги. Стакан покоился на коленке. На его лисьем личике застыло выражение озорного удивления. Он дружелюбно захихикал и сказал:
- Клянусь, у вас черно-коричневый привкус во рту, мистер Слэйтер. В самой худшей форме. Правда - правда.
Эрл понял, что его провоцируют, но примиряющая улыбка Ингрэма смешала гнев с замешательством. Его бросило в жар, он сидел, как на иголках. И все же попытался взять себя в руки.
- Да, - наконец его прорвало. - Все правильно. Ты, я полагаю, малый сообразительный. - Но даже ему самому эти слова показались глупыми и лишними.
- Благодарю, - Ингрэм, как чертик, покачал головой.
- Садись, Эрл, - вмешался Новак. - Можешь устраиваться поудобнее.
В номере оставалось лишь одно свободное место: просиженное кресло рядом с Ингрэмом. Эрл взглянул на него и кисло улыбнулся:
- Сдается мне, я лучше постою.
Он прислонился к двери и сбил шляпу на затылок.
- Ладно, - спокойно согласился Новак, - Банк, который мы будем брать, расположен в тихом маленьком городке на юге Пенсильвании. Он называется Кроссроуд. Вы никогда о таком не слышали. Но после этого дела будете знать его, как свои пять пальцев.
Пока он описывал расположение города, дороги и автострады, ведущие к нему, Эрл, прикусив сигарету, краем глаза следил за негром. Чувство покоя и отличное расположение духа, которыми он так наслаждался, исчезли. Теперь грудь сжимало напряжение и неослабевающая, хотя едва заметная боль пульсировала во лбу.
"- Зачем они взяли в дело цветного? "- с тяжелой злобой думал он.
- Насчет дележки, - продолжал Новак. - Я на это дело истратил известную сумму. Так что прежде всего я её заберу. Оставшееся делим на четыре равные части... До последнего цента.
- Может быть, лучше рассказать им о затратах, - предложил Барк.
- Я к тому и веду.
Новак вытащил из заднего кармана лист бумаги и с минуту его изучал.
- Все здесь записано, ребята, можете ознакомиться, если хотите. Во первых - два автомобиля. Один из них - пикап, мы его используем в операции. Не на что взглянуть, но форсированный двигатель, и мчит он, как летучая мышь. Другая машина - обычный черный седан, который мы используем при отходе.
- После операции от машин мы избавимся, - добавил Барк. - Это собьет со следа погоню, - он потянул коктейль из стакана и осклабился. - Все пройдет, как по маслу.
- Обе машины с фальшивыми номерами и документами, - продолжал Новак. Когда полицейские пойдут по следу, выясняя их принадлежность, они выйдут на пару ребят, но и тогда номера и документы не подведут. Потому-то они и обошлись подороже. Но игра стоит свеч. Теперь о другом. Одежда официанта, куртка и фуражка для Ингрэма - здесь. Еще кое-каких принадлежностей я коснусь позже. Все это обошлось в шестьдесят пять сотен баксов. Я возьму их из добычи, прежде, чем начнем её делить. Все ясно?
- Ну что же, отлично, - кивнул Эрл. - Сквитаемся и дальше. Все равны.
- Точно. - Новак согласно покивал. - И вот ещё о чем я хотел бы сказать: большинство дел провалилось, когда вся сложная техническая работа была уже закончена. Например, дело Бринка. Другой случай, в Торговом банке Детройта, прошлым летом. Прекрасная работа, спланированная классными специалистами, ничего не упущено, - Новак заходил по комнате. - Но все эти специалисты сейчас в тюрьме. И знаете почему? Потому что за ними тянулись всякие сомнительные рассчеты. И у вас должна болеть голова, что кто-то может вас заложить. Вот где начинаются беды. Человек делил риск со всеми на равных, но был как-то ущемлен при дележе. Приходит время, когда он переберет спиртного, все, что накипело в душе, взорвется, и он заговорит. Вот почему слишком умные специалисты схвачены за хвост и упрятаны за решетку. Но с нами этого не случится. В этом деле каждый окажется в том же самом дерьме, если что-то пойдет не так, и потому каждый получит равную долю добычи.
Новак встал и поставил пустой стакан на столик.
- Я потратил время и деньги, чтобы выбрать именно этот банк, и не хочу никаких проблем, ни сейчас, ни потом. За три недели я собираюсь сделать из вас классно отлаженных роботов. Я все спланировал, а вы должны четко выполнять команды. Теперь - с чего начнем...
Ингрэм достал ещё одну сигарету, Новак принялся подробно объяснять детали операции, подчеркивая особенности задач каждого участника и их ответственность. Лишь чудовищным напряжением Ингрэму удавалось изобразить внимание. Все его силы уходили на то, чтобы сидеть спокойно и слушать Новака. Холодная, презрительная улыбка техасца не давала никакой возможности сосредоточиться на том, что тот говорил. Слова просто рассыпались на бессмысленный набор звуков.
Ингрэм знал, что такое ненависть. Он слышал и видел в жизни достаточно, чтобы убедиться, что ненависть - столь же осязаемая вещь, как асфальт тротуара. Но всю жизнь он прожил на севере, в большом городе, в том районе, где чернокожие составляли подавляющее большинство. Там он был застрахован от неприятностей, вращаясь среди знакомого цветного люда и занимаясь своим собственным бизнесом. Он даже не одобрял негров, зарабатывавших на жизнь в ресторанах и барах для белых. С какой стати рисковать нарваться на грубость из-за сэндвича или бокала пива? Вот какие у него были взгляды.
В своем окружении он чувствовал себя спокойно и безопасно. Достиг определенного положения. Люди прислушивались к его мнению с уважением. Даже с белыми он ладил в лучшем виде. Он знал множество полицейских, ростовщиков и букмекеров. В делах они относились к нему в рамках приличия. Он даже непринужденно болтал с ними о спорте и политике, но никогда не пересекал границу дозволенного. Если разговор касался социальных или расовых проблем, он сразу стушевывался, изображая вежливое безразличие. Его неписанным правилом стало избегать определенных тем и выражений в присутствии белых. И тем более он избегал вмешиваться в разговоры, где его комментарии не были для них желательны.
Это негласное соглашение прекрасно его устраивало, грех жаловаться. Он был солидной лягушкой в черном болотце, где собирался оставаться и впредь. Ему не было нужды устраивать разборки в пруду для белых. Но несмотря на конформизм и взращенную терпимость, страх тлел где-то в глубине его души и был неискореним, как детский ужас перед темнотой и чужаками.
Иногда в подземке или в уличной толпе он вдруг ощущал, что кто-то усиленно его разглядывает. Это всегда вызывало ощущение скованности, он начинал нервничать, ощущая свою беззащитность. Обычно в таких случаях он пытался не оглядываться, отвлечься, разглядывая что-нибудь нейтральное: афиши в подземке или витрины магазинов на улице. И все-таки в конце концов беспокойство и возбуждение заставляло его осторожно изучать людей вокруг себя, заранее ожидая обнаружить кого-то, уставившегося на него с отвращением и злобой.
Как раз так глядел на него техасец. И это заставляло Ингрэма ощущать страх и безнадежность. Но что хуже всего, вызывало в нем чувство вины и стыда за себя, будто он заслужил такой взгляд. Это ранило, словно удары бича.
Бывали времена, когда он воспринимал это не так болезненно, но среди своих, когда другие цветные смеялись по этому поводу. И он утешался их коллективным презрением.
"- Пусть смотрят, пусть глазеют. Что они, никогда не видели черных? Никогда?" - шутили приятели.
Но однажды случилось то, что усилило зловещий смысл случайных взглядов, отвращения и ненависти. Мать поехала к сестре в Мобил, что в Алабаме, и заболела. Пришлось Ингрэму везти её домой. Он как раз вернулся из армии, оставил свои роскошные наряды на Севере и старался держаться потише, помня только о деле. К его удивлению большинство белых южан относилось к нему в духе странной старинной традиции: между ними существовала пропасть, четко обозначенная и непреодолимая, но в рамках дозволенного он встречал только вежливость и даже тактичность.
Инцидент произошел в поезде, на обратном пути. В городе Аннистаун случилась непредвиденная остановка. Никто не знал почему. Но пошли какие-то слухи и зловещее возбуждение стало распространяться по общим сидячим вагонам. Понадобился врач: в спальном вагоне что-то случилось. Народ зашевелился, то тут, то там стали закуривать, в темноте спички вспыхивали, как сигнальные огни. Желтоватые фонари освещали маленький деревянный вокзал. Лил дождь и казалось, что улицы залиты золотом.
В их вагон просочились новости: с белой женщиной случилась истерика и врачу пришлось назначить успокоительное. В полной тишине они даже слышали её рыдания. Ингрэм завернулся в пальто и пытался снова заснуть. Напротив, через проход, мирно посапывала мать, её большое мягкое тело покачивалось в такт дыханию. Она спала спокойно и безмятежно, а он не мог даже задремать. В вагоне громко болтали и суетились, расхаживая взад-вперед, так что никак не удавалось отключиться.
Наконец он вышел в тамбур и там, находясь в странно раздерганном состоянии, разговорился с цветным проводником. Тот сообщил, что же все-таки случилось. Женщина обвиняла проводника её вагона в том, что тот к ней приставал, что пытался открыть шторки её спального места или что-то в этом роде. Из-за истерики от неё нельзя было добиться толку. Проводник на этом рейсе работал давно, и парень утверждал, что знает того много лет и что женщина просто выжила из ума. Просто все вообразила и выдумала.
Они разговаривали друг с другом вполголоса, со странной таинственностью. Затем Ингрэм вернулся на место, поднял воротник пальто и втянул голову, стараясь придать себе вид покоящегося в темноте бесформенного и безобидного предмета.
Но спустя некоторое время, невольно прислушиваясь, он понял, что на станции собирается толпа мужчин. Те стояли, оглядывая поезд, вполголоса перебрасываясь какими-то репликами, в желтом свете станционных фонарей лица их казались длинными и сонными. Но очередная вспышка выхватывала их из темноты, и Ингрэм видел, что глаза пылали, настороженные и готовые к безрассудству.
Пока толпа вела себя пассивно, но Ингрэм чувствовал в ней напряженную готовность к подстрекательству, к взрыву от любой искры, и тяжелое, непробиваемое упрямство. Они скучились в крепко сбитый клубок, связанные вместе едиными, вбитыми с детства понятиями. И не нужно было никаких слов...
Кто-то включил в вагоне свет, и мужчины на перроне увидели в окне Ингрэма. Один указал на него, остальные подвинулись ближе, не отрывая от него загоревшихся глаз.
Сначала это было возбуждение и любопытство, и Ингрэму представилось, что он какое-то чудище или заморское животное в клетке зоопарка. Но тут их настроение быстро изменилось, превратившись в странную смесь радости и свирепости. Один из толпы что-то ему крикнул, другой рассмеялся, обнажив зубы. Взятого в кольцо горящих, угрожающих глаз, Ингрэма обдало ненавистью, как жаром из раскаленной топки.
Кто-то тряхнул его за плечо. Он быстро обернулся и уставился в огромное мясистое лицо человека в полицейской форме. Тот спокойно сказал:
- Лучше тебе пройти в туалет, парень. И крепко закрыть за собой дверь. Ты понял?
- Да, сэр.
- С тобой ничего не случится. Не волнуйся. Но когда они смотрят на тебя, у них портится настроение. Лучше не заводить их. - Голос полицейского был спокоен и мягок, почти дружелюбен. Он не пугал, просто констатировал факт. ОНИ ЗАВОДЯТСЯ, КОГДА СМОТРЯТ НА ТЕБЯ.
- Да сэр, я понял, благодарю вас, сэр.
Подобно провинившемуся школьнику Ингрэм побрел вдоль вагона в холодный тесный туалет и скорчился на сидении. Кислая вонь била ему в нос, но он не чувствовал ни гнева, ни ненависти. Он просто ощущал себя ничтожным и незначительным. И думал, что именно это видели те люди.
Наконец, словно услышав его молитвы, вагон дернулся и поезд покатился по рельсам ...
Ингрэм так никогда и не узнал, что случилось с проводником. Он решил, что того, вероятно, перевели на другой рейс. И это в лучшем случае.
Новак энергично хлопнул в ладоши, и Ингрэм так мгновенно выпрямился, что едва не пролил остатки коктейля.
- Ну вот, таким вот образом, - произнес Новак, глядя на них с жесткой, но удовлетворенной улыбкой.
- Три недели до пятницы, Это будет день "Д". Все три недели вы станете детально изучать план, привязку по времени, пути отхода, в общем все.
Барк собрал стаканы и занялся второй порцией спиртного.
- Еще по чуть-чуть, чтобы отметить начало...
Ингрэм встал, его руки были холодны и чуть дрожали. Он хотел выбраться отсюда, избавиться от необходимости смотреть техасцу в лицо.
- Я лучше побегу, мистер Новак. У меня ещё кое-какие дела.
- Я свяжусь с тобой завтра, а сегодня - с Тензелом.
- Замечательно, мистер Новак.
- Дьявол, ну что за спешка? - произнес Барк, передавая коктейли Эрлу и Новаку. - Один на счастье, а?
Новак улыбнулся, глядя в стакан.
- За счастливое будущее! С пятьюдесятью тысячами в кошельке будущее кажется действительно прекрасным.
Эрл внимательно рассматривал свой коктейль, слегка нахмуренные брови затеняли глаза. Он не следил за разъяснениями Новака, попытки сосредоточиться разбивались о нарастающую напряженность. Причем смысла её он сам не понимал и был подавлен неразрешимой безнадежной раздвоенностью между смущением и гневом.
"- Вот так всегда," - думал он, хмуро глядя в стакан. Ничто и никогда не было для него простым и ясным.
- За удачу, - сказал Барк и решительно опрокинул стакан, позволяя жидкости мощным потоком литься прямо в горло.
Новак взглянул на Эрла.
- Чего ждешь, парень? Что-нибудь не так с виски?
- Да нет, с виски все в порядке, - Эрл продолжал хмуро смотреть в стакан, вертя его сильными пальцами. Напряженная тишина повисла в комнате.
- Что тебя мучает? - осведомился наконец Барк.
- Я вот прикидываю насчет стакана, - сказал Эрл. - Ты уверен, что он мой?
- Он у тебя в руке, верно? У меня правило: если что-то в моей руке это мое.
Эрл с сомнением смотрел на стакан.
- Ты мог их перепутать.
- Какого черта, откуда я знаю? У тебя что на нем, инициалы?
- Что не так? - Новак прищурился.
- Все очень просто, - Эрл выбирал слова. - Если надо, я буду работать с Самбо, но не собираюсь пить с ним из одного стакана.
В его голосе не было ярости, он просто констатировал факт, формулировал принцип, который составлял краеугольным камень его сущности и не требовал каких-то разъяснений и споров. Напряжение исчезло, он снова уверенно стоял на твердой почве, никаких противоречий. Медленно качая головой, он разжал руку, дав стакану упасть. Жидкость расплескалась на бежевом ковре, кубики льда запрыгали на полу, как безразмерные игральные кости.
- В подобных ситуациях я не рискую, - добавил он.
- Парень, такая вероятность всегда существует, - вмешался Ингрэм, но никто его не слушал и даже не смотрел на него. Новак с Барком внимательно смотрели на Эрла, на лицах их читалась задумчивость и легкое замешательство.
- Отлично, ты изложил свою точку зрения, - сказал Новак. - Теперь выкинь это из головы.
Ингрэм был благодарен за то, что на него не смотрели. Лицо его пылало и тряслось, как в лихорадке. Горело, словно он получил пощечину. Он был потрясен и испуган, но безрассудный гнев заставил не молчать.
- Что же, я всегда вступаю в игру, когда вероятность один к четырем.
Он слегка пригубил коктейль, затем очень аккуратно поставил стакан на столик и, холодно улыбаясь Эрлу, добавил:
- Папочка в таких случаях говаривал: сам дурак. Не пользуйся ковшиком после голодранца из южных штатов. Вот что он мне говаривал.
Ингрэм знал что, что слова его чреваты большой бедой, как красная тряпка перед носом быка. Он поднялся на ноги и был готов к отступлению. Готов ко всему. Но он не знал Эрла Слэйтера. Не был готов к скорости его рефлексов, к мощи его тела. Только что Слэйтер стоял в шести футах от него, тело расслаблено, мышцы не напряжены, большой палец руки просунут за ремень - и тень улыбки на губах. А в следующий миг он уже сгреб Ингрэма, как дикий зверь, и хватил его об стену с сокрушительной силой.
- Никогда не смей так со мной говорить! - крикнул он и обрушил на Ингрэма свирепый удар, правда раскрытой ладонью, и шлепок оплеухи разнесся, как выстрел.
- Ты меня слышишь? - кричал Эрл, голос дрожал от бешенства, которое прорвало все преграды и вышло из под контроля.
- Прекратите, - заорал Новак. - Оба вы чертовы ублюдки! Они с Барком схватили Эрла за руки, но понадобилась вся их сила и вес, чтобы оттащить его прочь и заставить смириться.
- Идиоты, какие же вы идиоты! - Новак рассвирепел и горячо сыпал словами. - Единственный цвет, который меня заботит - это зеленый! До вас доходит? Зеленый, как на зеленых бумажках!
Он испепелял взглядом Эрла, громадная грудь быстро вздымалась и опадала.
- Хотите участвовать в деле - держите руки при себе, а рты на замке. А иначе - очистите помещение. Джонни мне нужен, понял? Можешь ты это понять?
Эрл вырвал руки из захвата Барка, поправил воротник плаща. Вспышка выпустила пар, и он даже улыбнулся Новаку.
- Больше проблем не будет, - он взглянул на Ингрэма, улыбка продолжала играть на губах. - Верно я говорю, Самбо? Мы теперь понимаем друг друга? Точно?
Ингрэм коснулся разбитого рта.
- Ты для меня открытая книга, - сказал он тихим, бесцветным голосом.
Эрл кивнул Новаку.
- Видишь? Неприятностей больше не будет. Это как дрессировка собак. Нужна палка и время. И все.
- Больше ничего подобного я не хочу, - буркнул Новак. - Заруби это себе на носу.
Эрл пожал плечами и повернулся к двери.
- С этим все. Не беспокойся.
Ингрэм сверлил глазами его спину, все ещё держась за ноющие зубы.
"- Может быть с этим покончено, - думал он, - а может только начинается. Только начинается, большой белый парень."
Глава шестая
В середине октября в Хантинг Велли, укрывшей от непогоды маленький городишко Кроссроуд, стали очевидными признаки приближения суровой зимы. Студеные ветры смели разноцветное одеяло из листьев, и деревья стояли подобно угрюмым часовым, сторожащим покой сельских ферм. Урожай был собран и поля казались голыми и заброшенными. Нахальные вороны роились в пределах выстрела от крайних строений и амбаров.