- Ну, может это и к лучшему, - сдался Ингрэм, тяжело вздохнув. - Нет смысла сваливать на других свои неприятности. - Он покосился на жесткое лицо Эрла. - Смейся, клоун, смейся - вот мой девиз. Думаю, к этому сводится и твоя философия. Улыбающийся техасец - вот кто ты, приятель.
- Не умничай. Открывай чемодан.
Ингрэм снова вздохнул и швырнул чемодан на постель, потом расстегнул ремни, поднял крышку и извлек поднос и восемь картонных стаканчиков. Эрл расставил их в ряд на подносе, затем открыл ящик стола и достал оттуда термос и полдюжины завернутых в целлофан сэндвичей, которые купил утром в городишке примерно в дюжине миль отсюда. Пока он наливал кофе в стаканчики, Ингрэм вынул из чемодана и надел шапочку официанта и туго накрахмаленную куртку. Потом лихо заломил шапочку и застегнул сверкающую белизной куртку на все пуговицы.
- К вашим услугам, - сказал он, щелкая каблуками и подобострастно кланяясь Эрлу. - Мы очень рады видеть вас здесь.
- Неплохо выглядишь, - коротко сказал Эрл. - Этот обезьяний наряд очень тебе идет.
- Премного благодарен, - пробурчал Ингрэм, разглаживая куртку.
Перемена в поведении негра разозлила Эрла, но одновременно заставила его почувствовать себя неловко и неуютно; он понимал, что тот явно над ним смеется, но почему, черт возьми? Эрл не мог понять, что тут смешного?
- Дружище, кофе пахнет отлично, - сказал Ингрэм, с комическим наслаждением облизывая губы. - Может хватит и нам по чашечке?
Тут Эрл увидел, что Ингрэм улыбается с трудом; губы негра дрожали то ли от страха, то ли от холода, а может быть и от чего-то еще. Он сердито отвернулся, одновременно испытывая некоторую неловкость.
- Ради Бога, выпей, если хочешь, - сказал он. - Пожалуй, тебе следует согреться.
Потом Эрл подошел к окну и раздвинул занавески. В ярко освещенном банке напротив толпились клиенты, редкие прохожие торопливо шагали по мокрому тротуару. Дождь почти перестал, но, похоже, похолодало; он с опаской подумал о гололедице на шоссе. Ладно, и преследователям тоже будет не сладко.
Эрл взглянул вдоль улицы на аптеку. Красный неоновый крест над входом отбрасывал малиновое пятно на сверкающий тротуар. Он взглянул на часы. Оставалось ещё двадцать пять минут...
Позади раздались шаги и он быстро развернулся на каблуках, выхватив пистолет.
- Осторожно, приятель, - испуганно вскрикнул Ингрэм, когда Эрл пистолетом едва не выбил у него из рук стаканчик с горячим кофе.
- Можешь немного отдохнуть, - сказал Эрл, глядя на испуганное лицо негра. - Ты меня слышишь? Расслабься.
- Тебе нужно сделать то же самое, - сказал Ингрэм, медленно покачав головой. - Я всего лишь принес тебе кофе.
- Обо мне не беспокойся, - буркнул Эрл, отворачиваясь к окну. - Просто стой здесь и смотри внимательнее. Когда увидишь Барка, будь готов действовать...
Глава девятая
Шериф Бернс, выходя из кабинета, застегнул на все пуговицы длинный черный непромокаемый плащ. Взглянув на шерифа, его заместитель Морган улыбнулся и сказал:
- Если вас интересует мое мнение, я хотел бы пожелать вам благополучно добраться домой. Отвратительная погода, верно?
Бернс выглянул в окно. Дождь все ещё хлестал по платанам, но на слух казалось, что он немного ослабел. Прилаживая ремешок шляпы под подбородком, он покосился на радиотелефон, по которому Кроссроуд поддерживал прямую круглосуточную связь с постом полиции штата, расположенным в пяти милях по шоссе. Шериф не стал затруднять себя ответом на замечание Моргана относительно погоды; Бернс вообще не считал погоду темой для обсуждения. Он не испытывал особого предубеждения против бесцельной болтовни, за исключением тех случаев, когда это вело к потере времени. Большинство людей испытывало удовольствие, прячась как в кокон в пустые разговоры, и он страдал, не понимая этого и зачастую принося в жертву непониманию свое хорошее настроение и терпимость. Все ещё глядя на радиотелефон, Бернс спросил:
- Кто заходил сюда, когда я разговаривал с тем чернокожим?
- Э-э... какой-то мужчина спрашивал дорогу.
- Как он выглядел?
- Сейчас припомню,.. Довольно крупный, высокий и мускулистый. Черные волосы, загорелый. Довольно жесткие черты лица.
- В черном плаще и коричневой фетровой шляпе?
- Да, верно.
Морган понял: шерифа что-то беспокоит. Но терпеливо ждал с намеренно безразличной миной. За шесть месяцев службы в должности заместителя он научился скрывать свое преклонение перед начальником. Морган понимал, что Бернс совершенно другой человек, хотя временами чувствовал, что такое представление до смешного не соответствует реальности. Это все равно что сказать, что Эверест - просто ещё одна гора.
- Он говорил ещё о чем-нибудь? - спросил шериф.
Морган немного замялся, вспоминая детали разговора. Шериф всегда требовал деталей; ничто не могло быть несущественным до тех пор, пока это не доказано. Но выводы, которые он делал из таких деталей, зачастую повергали Моргана в изумление.
- У меня сложилось впечатление, что он недолюбливает чернокожих. Задумчивый кивок шерифа ободрил Моргана. - Он спросил, не причиняют ли нам черные неприятностей, ну, как если бы спросил, правда ли, что дважды два равно четырем. Понимаете, что я имею в виду?
- Он случайно не упомянул того негра, который находился в моем кабинете?
- Да, конечно! - Морган удивился и разволновался. - Он видел, как вы его привели, и спросил, не возникли ли с ним какие-то неприятности.
- Итак?
- Ну... - Морган заколебался. - Я сказал, что его ни в чем не обвиняют.
- В этом ведь не было никакой необходимости, верно?
- Да... но он вызвал у меня какое-то беспокойство. - Морган раздраженно стукнул пальцем по клавише пишущей машинки. - Мне бы следовало промолчать.
Шериф натянул перчатки и сказал:
- Сегодня вечером внимательно слушай радиотелефон. Если случится что-то такое, что машины полиции штата покинут наш район, я хочу узнать об этом. Немедленно. Понял?
- Да, сэр.
У выхода шериф остановился и с улыбкой взглянул на Моргана.
- И не осуждай себя за то, что тот парень вызвал у тебя беспокойство. Меня он тоже немного беспокоит.
На углу шериф остановился и взглянул вдоль главной улицы в обе стороны на кварталы работающих магазинов; его фигура в сверкающем непромокаемом плаще выглядела высокой и солидной. Все казалось спокойным; люди торопливо шли по мокрым тротуарам, парочки направлялись в кинотеатры; торговцы спешили с деньгами в ярко освещенные банки; машины с ревом неслись по улице. Миновав сквер, он остановился возле банка и несколько секунд разглядывал потрепанный синий пикап, оставленный в переулке. Тот казался явным кандидатом на свалку, но шериф знал о мощном двигателе, скрывавшемся под капотом. Томми Бейли с автоколонки говорил об этом хозяину и новость быстро достигла ушей шерифа. Тогда он над этим особенно не задумался. Многие любят наращивать мощность старых машин. В этом не было ничего необычного. Но потом в городе появился негр из большого города с ловкими руками и большим умением обращаться с колодой карт. И когда он забрал его в участок для небольшой беседы, там же немедленно оказался высокий темноволосый мужчина - владелец пикапа - и принялся расспрашивать Моргана.
Так что же получается? Двое посторонних... карточный шулер из большого города и человек, который весь день крутится неподалеку на старой развалине, которая может двигаться со скоростью молнии. Человек, который сказал, что хочет заняться фермерством, но похоже ни черта в этом не понимает. Который ещё не решил, заняться ему овцами, выращивать бычков на мясо или развести молочное стадо 1... 0Вот что он сказал, словно не существовало сотен самых разных проблем, если деньги вложить таким образом...
Шериф взглянул на часы: без двадцати восемь. Какое-то мгновение он колебался, глядя на пикап, потом перевел взгляд на улицу. Пока ещё ничего не складывалось. Вот это его и раздражало - словечко "еще".
В теплой прихожей уютного дома на окраине Кроссроуда шерифа встретил дразнящий аромат хорошего ужина. Он повесил шляпу и плащ, пригладил волосы и прошел в гостиную, чтобы согреть руки перед камином. Все в этой запущеной комнате составляло часть той жизни, которой он жил до смерти жены: семейные фотографии над каминной доской, вышитые коврики на спинках больших кресел, полки с любимыми книгами возле камина. Он любил эти вещи, ведь они были с ним в те счастливые дни, и потому сопротивлялся спорадическим попыткам дочери очистить комнату.
Набив короткую черную трубку, Бернс позвал:
- Тенси? Ты дома?
- Да, папа. Я в кухне.
- Звучит обнадеживающе. - Он прошел через холл, расстегивая пуговицы мундира. - Что у нас сегодня на ужин?
- Ростбиф, жареный картофель, и прочее, и прочее. Думаю, ты справишься.
- Этого хватит на целую армию.
- Хочешь выпить? Еще есть время.
Дочь стояла у плиты, надев передник поверх черной юбки, которую носила в конторе. В чертах высокой белокурой девушки проглядывало что-то от отца.
Пить ему не хотелось, ведь, возможно, предстояло вновь выйти из дома, но шериф сказал:
- Конечно, давай-ка устроим маленький праздник, дорогая. Хочешь, чтобы я похозяйничал?
- Нет, сама справлюсь.
Когда дочь отвернулась от плиты, он положил руку ей на плечо.
- Трудный был день? - Шериф с улыбкой изучал знакомые черты лица. Все трудились до изнеможения ради адвокатов Слейда и Нельсона?
- Все как обычно - ничего выдающегося.
Он похлопал дочь по плечу.
- Ну что же, по-моему, прекрасный вечер, чтобы завалиться на диван и отдохнуть.
Она покосилась на отца.
- Совершенно верно.
Затем проскользнула мимо к буфету за рюмками и бутылкой виски.
Шериф уселся за кухонный стол и принялся раскуривать трубку. Дождь стучал по стенам, струйки воды бежали по оконным стеклам и сливались в медленные потоки. Он опять подумал, что сегодня самый подходящий вечер, чтобы расслабиться. Совершенно невинное замечание, но оно рассердило дочь. Откуда он мог знать, что так получится?
Она добавила в виски немного воды и поставила рюмку перед ним.
- А ты? - спросил он.
- Мне ничего не хочется.
- Тогда я выпью один. Большинство симпатичных девушек избавляет мужчину от такой необходимости.
Дочь отбросила прядь белокурых волос со лба и спросила:
- А как у тебя прошел день?
- Думаю, так же как твой, обычная рутина. - Он не мог оценить, в самом деле интересуется дочь или спрашивает ради приличия; она мешала подливку и голос повторял ритм движения руки. - Сегодня утром пришлось столкнуться с любителем быстрой езды. Какой-то идиот-торговец с такими планами, что реактивный самолет и то бы не помог. Он к десяти собрался быть в Вашингтоне, а до того сначала позвонить по трем телефонам здесь в Кроссроуде.
Она снова ушла в кладовую и шериф медленно выцедил свое виски, чувствуя, как тепло разливается по всему телу.
Когда дочь вернулась, он попытался придумать, о чем ещё бы поговорить, но это всегда становилось для него нелегкой задачей; шериф не был мастером делиться пикантными новостями, а его случайные шутки, казалось, никогда не производили на дочь впечатления. И его мысли вновь вернулись к собственным проблемам. Эти двое приезжих... Интересно, что они делают? Он дал негру адрес пансиона миссис Бейкер. Тот уже должен быть там. Если действительно ему нужна комната.
- Ну и что же случилось с твоим любителем быстрой езды?
- А, с ним... Ну, я предъявил ему все мыслимые обвинения. Его комиссионные не стоят жизни ребенка. - Покончив с виски, он сказал: Извини, дорогая, я на секунду. Нужно позвонить.
Пройдя в гостиную, он позвонил в пансион.
- Это шериф Бернс, миссис Бейкер. Надеюсь, я не оторвал вас от ужина?
Она рассмеялась.
- Если бы и так, я не стала бы особенно возражать. Что случилось, шериф?
- Недавно я послал к вам одного человека. И просто интересуюсь, появился ли он.
- Нет, пока нет. А как его зовут?
- Джон Ингрэм.
- Я присмотрю за ним и оставлю чего-нибудь поесть. Весьма признательна, шериф, что вы рекомендуете мое заведение.
- Не стоит благодарности. Спокойной ночи, миссис Бейкер.
Повесив трубку, шериф понял, что его смутное беспокойство усиливается и переходит в подозрение. Он хорошо знал город и обычно доверял своему чутью; когда ему казалось, что-то идет не так, он настораживался. Его представление о городке складывалось из осознанных и неосознанных впечатлений, эмоциональных ощущений и интуиции. Город же производил на него двоякое впечатление, и когда что-то было не так, он не мог успокоиться до тех пор, пока не разбирался до конца. Зато когда все шло хорошо, он воспринимал город как нечто цельное и совершенное; запах горящих листьев или дыма с фабрики, звуки уличного движения или возня собак, кошек и маленьких детей, - все это создавало у него ощущение гармонии и здравого смысла.
Теперь что-то происходило не так; картина была ещё нечеткой, но в мозгу уже звучали тревожные сигналы.
- Дорогая, мне придется ненадолго вернуться в контору, - сказал он, застегивая пиджак.
- Прямо сейчас? Без ужина?
- Боюсь, что да, дорогая. - Он увидел, как тень разочарования промелькнула по её лицу, и это его смутило и задело. Почему его не может понять даже собственная дочь?
Бернс чувствовал, что ей надоело вечно оставаться одной. Дочь хотела поужинать вместе, и ради этого не пожалела труда: вместо отбивных и омлета решила приготовить ростбиф и весь этот сложный гарнир. Значит в обеденный перерыв ей пришлось побегать за покупками, возможно, даже съездить к Пирсу за вырезкой...
- Я скоро вернусь, - сказал он, чувствуя себя весьма неловко. - Ужин может подождать полчаса?
- Не имеет смысла. Я могу поесть и одна.
С некоторой горечью он подумал, что любой ребенок в городе идет к нему своими проблемами, доверяет ему и с надеждой выслушивает его советы и предложения. То же самое и со взрослыми. Мужчины свои проблемы в делах или семейные неурядицы обсуждают с ним, зная, что его суждения обычно остроумны и отличаются здравым смыслом. Он не мог блеснуть образованием, зато обладал умением видеть суть дела, не отвлекаясь на эмоции.
Все в городе полагались на него; все, кроме собственной дочери.
И за это он постоянно упрекал себя с тех пор, как десять лет назад умерла жена. Когда Ненси была ещё ребенком, он страшно изумлялся своей неспособности её понять; иногда дочь часами проводила время, удобно устроившись у него на руках, а потом он не мог у неё вызвать даже тени улыбки. Когда жена была жива, это не казалось ему слишком существенным. Жена обычно успокаивала:" - Она живая девочка, а не маленькая игрушка. Просто предоставь ей возможность жить, дай спокойно расти. Отпусти и позволь идти, она вернется, не беспокойся."
Но после того, как жена умерла, он куда острее стал ощущать свое неумение. Как же он хотел, чтобы Ненси вышла замуж, - это могло решить большую часть проблем. Мечтал о том, как будет ходить на охоту с будущим зятем, как семья соберется на семейных обедах по воскресеньям, как станет учить внуков всему, что знал сам об окрестных лесах и полях. Это не были мечты эгоиста; он хотел счастья для нее, а не для себя. Настоящий мужчина соединил бы все её противоречивые настроения со своей собственной силой, дети потребовали бы её ума и внимания, высвободили бы способность сочувствия и сострадания, которая, как он знал, скрывалась под её холодной сдержанностью.
"- Если бы только мы смогли поговорить об этом, - подумал он. - Сесть рядом с чашкой кофе в руках и почувствовать себя легко и свободно друг с другом." Он не хотел направлять её жизнь, но страстно желал быть её частью. Когда пару лет назад она захотела работать в Нью-Йорке, он с улыбкой отпустил её - хотя знал, что дом без неё превратится в могилу. Но он отпустил её, позволил ей уйти, как и обещал жене.
Казалось, в Нью-Йорке она была счастлива. Ее письма были полны восторга. Новая работа, новые друзья, множество развлечений. Он несколько раз навещал её, надевая лучший костюм и стараясь не выглядеть деревенщиной перед её друзьями. Она жила вместе с веселой глазастой девушкой, которая что-то делала с женской одеждой в большом универсальном магазине. Стены были увешаны странными картинами и открытками с изображениями боя быков. Они сидели на маленьких стульчиках высотой восемь дюймов и ели нечто приготовленное из вина со сливками.
Ради неё он старался делать вид, что все это одобряет. Ее друзья трещали, как сороки, но он и не рассчитывал, что она разделит его симпатии к людям, которые могли проохотиться с ним целую неделю, за все время обменявшись какой-нибудь дюжиной слов. Некий молодой человек спросил, скольких бандитов ему пришлось убить, но он был слишком стар, чтобы попасться в ловушку. Чувствовал он себя превосходно. Ненси его не стыдилась; если бы она его стыдилась, он бы не выдержал. Не из-за себя, из-за нее.
А потом без всякого предупреждения дочь вернулась в Кроссроуд. Он понимал, что-то случилось, но не находил способа навести мосты через пропасть неловкости, возникшую между ними; они оба пытались это сделать, но попытки оказались тщетными.
Теперь, ощущая колючую боль в её молчании, Бернс понимал, как много они потеряли. В его глазах она оставалась милым веселым ребенком, вот только фигура и грудь принадлежали взрослой женщине, да ещё тонкие, изящные и сильные запястья и щиколотки. Она уже давно созрела для радостей и боли своего дома и детей, но здесь она вела дом своего отца, который не мог даже представить, какие мысли проносились в её голове. Несмотря на свою зрелость, она по-прежнему оставалась маленькой девочкой, скрывавшей от него свои секреты, вынужденной таить в душе свои неприятности, потому что не могла просить его о помощи. И это была его вина, а не её.
"- Чертовски неприятно", - устало подумал он, и сказал, касаясь её плеча: - Мне нужно уйти. Очень жаль, дорогая. Ужин пахнет так изумительно.
- Я оставлю его на плите, - вздохнула она.
- Хорошо. Спасибо. - Какое-то мгновение он поколебался, потом улыбнулся ей, отвернулся и вышел в прихожую. Дождь перестал, но он все равно накинул непромокаемый плащ: в это время года совершенно невозможно угадать, какая будет погода. Бернс поправил шляпу, по старой привычке проверил револьвер и шагнул в вечернюю тьму.
Глава десятая
К восьми вечера последние клиенты торопливо покидали банк. Плотный пожилой охранник с улыбкой пожелал каждому из них доброй ночи перед тем, как войти внутрь, закрыть большие двойные двери и укрыться от дождя и ветра.
Один за другим гасли витрины магазинов на главной улице, поток покупателей на блестящих от дождя тротуарах быстро иссякал. Дождь перестал, но ветер продолжал биться о стены зданий, гремел мусорными баками и закручивал водовороты в мутной воде, бежавшей по сточным канавам.
Пробило восемь. Эрл с Ингрэмом стояли у окна в номере и смотрели на закрытые двери банка. Лица их почти вплотную прижались к шторам, глаза мягко светились в полутьме. Эрл взглянул вдоль улицы в сторону аптеки.
- Я пойду сразу за тобой, - прошептал он прямо в ухо Ингрэму. - И учти, стану следить.
- Ты будешь следить за мной, и охранник оторвет тебе голову, - сухо отрезал Ингрэм. Страх ещё не окончательно его покинул, но в изрядной степени сменился яростью; его не слишком волновало, что Эрл его презирает, но он не мог остаться равнодушен к его глупости - тот готов был обречь их всех на провал из-за глупых подозрений и ненависти. Вместо того, чтобы сосредоточиться на предстоящем деле, тот пестовал свое предубеждение как избалованный ребенок.
- Следи лучше за собой, - негромко проворчал Ингрэм. - Ведешь себя так, словно тебе за всю жизнь ничего не приходилось делать, кроме как дергать за цепочку в туалете.
Но Эрл его не слушал; он внимательно смотрел на двери аптеки, пальцы его крепко впились в плечо Ингрэма.
- Началось, - хриплым от напряжения голосом сказал он.
Негр в белой куртке, балансируя подносом с сэндвичами и кофе, распахнул двери аптеки. Когда он вошел в круг света, отбрасываемый неоновой вывеской, из темноты переулка к нему шагнул крупный мужчина в темном плаще. Негр шагнул к обочине, но прежде чем успел сделать пару шагов, мужчина в плаще наткнулся на него, навалившись всем телом, и выбил из рук поднос.
Со стороны все это выглядело простой случайностью. Постороннему наблюдателю и в голову бы не пришло...
- Сделано, - резко бросил Эрл. Он видел, как Барк только усилил замешательство, начав извиняться перед посыльным, а затем нагнулся в безуспешной попытке спасти размокшие сендвичи и сплющенные стаканчики с кофе. Парень уныло смотрел на остатки еды, валявшиеся на тротуаре. Барк ободряюще похлопал его по плечу и достал бумажник из заднего кармана. Парень быстро покачал головой, подобрал поднос и торопливо вернулся в аптеку. Пожилая пара остановилась и любезно улыбнулась Барку перед тем, как продолжить свой путь. Небольшое происшествие, которое и забудется так же быстро, как произошло... Барк пожал плечами и перешел через улицу, направляясь к зданию банка, его плотная темная фигура почти исчезла в тени.
Эрл последний раз взглянул на часы. В их распоряжении было около восьми минут; столько времени понадобится буфетчику, чтобы собрать новый заказ для банка.
- Все в порядке, - сказал он Ингрэму. - Забирай свой поднос.
Забирать другие вещи из номера нужды не было. Вещи Эрла оставались в машине, а пальто и шляпу Ингрэма безопаснее оставить здесь; они были совершенно стандартными, купленными в магазине подержанных вещей, и полиции не удалось бы ничего по ним узнать.
Эрл быстро спустился по лестнице и открыл дверь на улицу. Выйдя наружу, он поднял воротник плаща и небрежно осмотрелся по сторонам. В плане Новака был один опасный момент: если бы перед отелем остановился случайный прохожий, он мог задержать их. А вся схема была четко выверена по времени. Но пустые тротуары блестели в свете уличных фонарей.
Эрл помахал Ингрэму.
- Выходи.
В команде нужды не было: Ингрэм уже шел, профессионально балансируя подносом в правой руке, через улицу наискосок ко входу в банк.
Эрл наблюдал за фигурой Ингрэма в белой куртке, отчетливо видной в полумраке, и Барком, двигавшимся навстречу небрежным шагом. Все складывалось идеально: тротуары пусты, в городе все спокойно, а они шагали, глубоко засунув руки в карманы плащей и спрятав лица под низко надвинутыми шляпами. Они не разговаривали и не смотрели друг на друга, но Эрл чувствовал возбуждение, охватившее Барка; тот торопливо и глубоко дышал, слегка посвистывая носом.
В двадцати метрах перед ними Ингрэм поднялся по ступеням банка и резко постучал в стеклянную панель большой, окованной бронзой двери. Стук отчетливо разнесся по тихой улице.
"- Город в нашем распоряжении", - подумал Эрл, оглядываясь через плечо. Лишь какая-то случайная машина или грузовик ехала вдали, светились желтые противотуманные фары, шины шелестели по мокрому асфальту.
Ингрэм постучал ещё раз и повернулся, чтобы взглянуть на них, его белки испуганно светились в темноте.
- Черт возьми, - выругался Барк, чей голос сорвался на высокий пронзительный шепот. - В чем дело?
- Помедленнее, - сказал Эрл. Они слишком быстро прошли свой участок пути. Пришлось положить руку на плечо Барку, заставляя того приноровиться к его размеренному шагу.
Затем они услышали металлический щелчок замка и увидели свет, мелькнувший, когда дверь приоткрылась. Чей-то голос произнес:
- Ты сегодня задержался, Чарли. Заходи, люди не могут работать на пустой желудок.
Это был голос пожилого человека, высокий и скрипучий, но добродушный.
Ингрэм что-то пробормотал, прикрывая подносом лицо. Охранник подался в сторону, чтобы пропустить его.
Ингрэм слышал, как Эрл с Барком приближаются, каблуки их четко стучали по тротуару. Он быстро шагнул в теплое и залитое светом помещение банка, увидел перед собой женщин - кассиров, восседавших за перегородкой, и нескольких мужчин, работавших за столами за невысоким деревянным барьером. Никто не обратил на него внимания; мужчины за столами не подняли голов, а кассиры были заняты своими подсчетами.
Он стоял в этом ярко освещенном пространстве, ощущая на лице теплый воздух и чувствуя, что вокруг него идет большая серьезная работа - это было все, что он знал, и ещё страх, растекавшийся по его телу, подгоняемый отчаянным биением его сердца.
Ингрэм слышал, как охранник сказал:
- Простите, джентльмены, но мы уже закрылись, так как... - Тут последовал резкий вскрик от боли.
Дверь с мягким щелчком захлопнулась и Эрл стремительно проскочил мимо Ингрэма. Он выглядел большим и опасным, когда перепрыгнул деревянный барьер и направил пистолет на изумленных мужчин за столами.
- Сохраняйте спокойствие, - сказал он, не повышая голоса. - Просто сидите тихо и спокойно.
Девушка у телефонной стойки возле боковой двери в ужасе взглянула на него, лицо её исказила судорожная гримаса.
- Сними наушники, - грубо крикнул Эрл. - Встань и веди себя спокойно. Если закричишь, я начну стрелять.
Девушка поспешно вскочила на ноги, зажав руками рот.
- Очень хорошо, не нужно корчить из себя героев, - сказал Эрл, слегка поведя пистолетом в сторону четверых мужчин, сидевших за столами. - Все должны вести себя тихо и спокойно. Тогда никто не пострадает.
Барк толкнул охранника перед собой к кассирам, упершись стволом пистолета ему в спину.
- Не умничай. Открывай чемодан.
Ингрэм снова вздохнул и швырнул чемодан на постель, потом расстегнул ремни, поднял крышку и извлек поднос и восемь картонных стаканчиков. Эрл расставил их в ряд на подносе, затем открыл ящик стола и достал оттуда термос и полдюжины завернутых в целлофан сэндвичей, которые купил утром в городишке примерно в дюжине миль отсюда. Пока он наливал кофе в стаканчики, Ингрэм вынул из чемодана и надел шапочку официанта и туго накрахмаленную куртку. Потом лихо заломил шапочку и застегнул сверкающую белизной куртку на все пуговицы.
- К вашим услугам, - сказал он, щелкая каблуками и подобострастно кланяясь Эрлу. - Мы очень рады видеть вас здесь.
- Неплохо выглядишь, - коротко сказал Эрл. - Этот обезьяний наряд очень тебе идет.
- Премного благодарен, - пробурчал Ингрэм, разглаживая куртку.
Перемена в поведении негра разозлила Эрла, но одновременно заставила его почувствовать себя неловко и неуютно; он понимал, что тот явно над ним смеется, но почему, черт возьми? Эрл не мог понять, что тут смешного?
- Дружище, кофе пахнет отлично, - сказал Ингрэм, с комическим наслаждением облизывая губы. - Может хватит и нам по чашечке?
Тут Эрл увидел, что Ингрэм улыбается с трудом; губы негра дрожали то ли от страха, то ли от холода, а может быть и от чего-то еще. Он сердито отвернулся, одновременно испытывая некоторую неловкость.
- Ради Бога, выпей, если хочешь, - сказал он. - Пожалуй, тебе следует согреться.
Потом Эрл подошел к окну и раздвинул занавески. В ярко освещенном банке напротив толпились клиенты, редкие прохожие торопливо шагали по мокрому тротуару. Дождь почти перестал, но, похоже, похолодало; он с опаской подумал о гололедице на шоссе. Ладно, и преследователям тоже будет не сладко.
Эрл взглянул вдоль улицы на аптеку. Красный неоновый крест над входом отбрасывал малиновое пятно на сверкающий тротуар. Он взглянул на часы. Оставалось ещё двадцать пять минут...
Позади раздались шаги и он быстро развернулся на каблуках, выхватив пистолет.
- Осторожно, приятель, - испуганно вскрикнул Ингрэм, когда Эрл пистолетом едва не выбил у него из рук стаканчик с горячим кофе.
- Можешь немного отдохнуть, - сказал Эрл, глядя на испуганное лицо негра. - Ты меня слышишь? Расслабься.
- Тебе нужно сделать то же самое, - сказал Ингрэм, медленно покачав головой. - Я всего лишь принес тебе кофе.
- Обо мне не беспокойся, - буркнул Эрл, отворачиваясь к окну. - Просто стой здесь и смотри внимательнее. Когда увидишь Барка, будь готов действовать...
Глава девятая
Шериф Бернс, выходя из кабинета, застегнул на все пуговицы длинный черный непромокаемый плащ. Взглянув на шерифа, его заместитель Морган улыбнулся и сказал:
- Если вас интересует мое мнение, я хотел бы пожелать вам благополучно добраться домой. Отвратительная погода, верно?
Бернс выглянул в окно. Дождь все ещё хлестал по платанам, но на слух казалось, что он немного ослабел. Прилаживая ремешок шляпы под подбородком, он покосился на радиотелефон, по которому Кроссроуд поддерживал прямую круглосуточную связь с постом полиции штата, расположенным в пяти милях по шоссе. Шериф не стал затруднять себя ответом на замечание Моргана относительно погоды; Бернс вообще не считал погоду темой для обсуждения. Он не испытывал особого предубеждения против бесцельной болтовни, за исключением тех случаев, когда это вело к потере времени. Большинство людей испытывало удовольствие, прячась как в кокон в пустые разговоры, и он страдал, не понимая этого и зачастую принося в жертву непониманию свое хорошее настроение и терпимость. Все ещё глядя на радиотелефон, Бернс спросил:
- Кто заходил сюда, когда я разговаривал с тем чернокожим?
- Э-э... какой-то мужчина спрашивал дорогу.
- Как он выглядел?
- Сейчас припомню,.. Довольно крупный, высокий и мускулистый. Черные волосы, загорелый. Довольно жесткие черты лица.
- В черном плаще и коричневой фетровой шляпе?
- Да, верно.
Морган понял: шерифа что-то беспокоит. Но терпеливо ждал с намеренно безразличной миной. За шесть месяцев службы в должности заместителя он научился скрывать свое преклонение перед начальником. Морган понимал, что Бернс совершенно другой человек, хотя временами чувствовал, что такое представление до смешного не соответствует реальности. Это все равно что сказать, что Эверест - просто ещё одна гора.
- Он говорил ещё о чем-нибудь? - спросил шериф.
Морган немного замялся, вспоминая детали разговора. Шериф всегда требовал деталей; ничто не могло быть несущественным до тех пор, пока это не доказано. Но выводы, которые он делал из таких деталей, зачастую повергали Моргана в изумление.
- У меня сложилось впечатление, что он недолюбливает чернокожих. Задумчивый кивок шерифа ободрил Моргана. - Он спросил, не причиняют ли нам черные неприятностей, ну, как если бы спросил, правда ли, что дважды два равно четырем. Понимаете, что я имею в виду?
- Он случайно не упомянул того негра, который находился в моем кабинете?
- Да, конечно! - Морган удивился и разволновался. - Он видел, как вы его привели, и спросил, не возникли ли с ним какие-то неприятности.
- Итак?
- Ну... - Морган заколебался. - Я сказал, что его ни в чем не обвиняют.
- В этом ведь не было никакой необходимости, верно?
- Да... но он вызвал у меня какое-то беспокойство. - Морган раздраженно стукнул пальцем по клавише пишущей машинки. - Мне бы следовало промолчать.
Шериф натянул перчатки и сказал:
- Сегодня вечером внимательно слушай радиотелефон. Если случится что-то такое, что машины полиции штата покинут наш район, я хочу узнать об этом. Немедленно. Понял?
- Да, сэр.
У выхода шериф остановился и с улыбкой взглянул на Моргана.
- И не осуждай себя за то, что тот парень вызвал у тебя беспокойство. Меня он тоже немного беспокоит.
На углу шериф остановился и взглянул вдоль главной улицы в обе стороны на кварталы работающих магазинов; его фигура в сверкающем непромокаемом плаще выглядела высокой и солидной. Все казалось спокойным; люди торопливо шли по мокрым тротуарам, парочки направлялись в кинотеатры; торговцы спешили с деньгами в ярко освещенные банки; машины с ревом неслись по улице. Миновав сквер, он остановился возле банка и несколько секунд разглядывал потрепанный синий пикап, оставленный в переулке. Тот казался явным кандидатом на свалку, но шериф знал о мощном двигателе, скрывавшемся под капотом. Томми Бейли с автоколонки говорил об этом хозяину и новость быстро достигла ушей шерифа. Тогда он над этим особенно не задумался. Многие любят наращивать мощность старых машин. В этом не было ничего необычного. Но потом в городе появился негр из большого города с ловкими руками и большим умением обращаться с колодой карт. И когда он забрал его в участок для небольшой беседы, там же немедленно оказался высокий темноволосый мужчина - владелец пикапа - и принялся расспрашивать Моргана.
Так что же получается? Двое посторонних... карточный шулер из большого города и человек, который весь день крутится неподалеку на старой развалине, которая может двигаться со скоростью молнии. Человек, который сказал, что хочет заняться фермерством, но похоже ни черта в этом не понимает. Который ещё не решил, заняться ему овцами, выращивать бычков на мясо или развести молочное стадо 1... 0Вот что он сказал, словно не существовало сотен самых разных проблем, если деньги вложить таким образом...
Шериф взглянул на часы: без двадцати восемь. Какое-то мгновение он колебался, глядя на пикап, потом перевел взгляд на улицу. Пока ещё ничего не складывалось. Вот это его и раздражало - словечко "еще".
В теплой прихожей уютного дома на окраине Кроссроуда шерифа встретил дразнящий аромат хорошего ужина. Он повесил шляпу и плащ, пригладил волосы и прошел в гостиную, чтобы согреть руки перед камином. Все в этой запущеной комнате составляло часть той жизни, которой он жил до смерти жены: семейные фотографии над каминной доской, вышитые коврики на спинках больших кресел, полки с любимыми книгами возле камина. Он любил эти вещи, ведь они были с ним в те счастливые дни, и потому сопротивлялся спорадическим попыткам дочери очистить комнату.
Набив короткую черную трубку, Бернс позвал:
- Тенси? Ты дома?
- Да, папа. Я в кухне.
- Звучит обнадеживающе. - Он прошел через холл, расстегивая пуговицы мундира. - Что у нас сегодня на ужин?
- Ростбиф, жареный картофель, и прочее, и прочее. Думаю, ты справишься.
- Этого хватит на целую армию.
- Хочешь выпить? Еще есть время.
Дочь стояла у плиты, надев передник поверх черной юбки, которую носила в конторе. В чертах высокой белокурой девушки проглядывало что-то от отца.
Пить ему не хотелось, ведь, возможно, предстояло вновь выйти из дома, но шериф сказал:
- Конечно, давай-ка устроим маленький праздник, дорогая. Хочешь, чтобы я похозяйничал?
- Нет, сама справлюсь.
Когда дочь отвернулась от плиты, он положил руку ей на плечо.
- Трудный был день? - Шериф с улыбкой изучал знакомые черты лица. Все трудились до изнеможения ради адвокатов Слейда и Нельсона?
- Все как обычно - ничего выдающегося.
Он похлопал дочь по плечу.
- Ну что же, по-моему, прекрасный вечер, чтобы завалиться на диван и отдохнуть.
Она покосилась на отца.
- Совершенно верно.
Затем проскользнула мимо к буфету за рюмками и бутылкой виски.
Шериф уселся за кухонный стол и принялся раскуривать трубку. Дождь стучал по стенам, струйки воды бежали по оконным стеклам и сливались в медленные потоки. Он опять подумал, что сегодня самый подходящий вечер, чтобы расслабиться. Совершенно невинное замечание, но оно рассердило дочь. Откуда он мог знать, что так получится?
Она добавила в виски немного воды и поставила рюмку перед ним.
- А ты? - спросил он.
- Мне ничего не хочется.
- Тогда я выпью один. Большинство симпатичных девушек избавляет мужчину от такой необходимости.
Дочь отбросила прядь белокурых волос со лба и спросила:
- А как у тебя прошел день?
- Думаю, так же как твой, обычная рутина. - Он не мог оценить, в самом деле интересуется дочь или спрашивает ради приличия; она мешала подливку и голос повторял ритм движения руки. - Сегодня утром пришлось столкнуться с любителем быстрой езды. Какой-то идиот-торговец с такими планами, что реактивный самолет и то бы не помог. Он к десяти собрался быть в Вашингтоне, а до того сначала позвонить по трем телефонам здесь в Кроссроуде.
Она снова ушла в кладовую и шериф медленно выцедил свое виски, чувствуя, как тепло разливается по всему телу.
Когда дочь вернулась, он попытался придумать, о чем ещё бы поговорить, но это всегда становилось для него нелегкой задачей; шериф не был мастером делиться пикантными новостями, а его случайные шутки, казалось, никогда не производили на дочь впечатления. И его мысли вновь вернулись к собственным проблемам. Эти двое приезжих... Интересно, что они делают? Он дал негру адрес пансиона миссис Бейкер. Тот уже должен быть там. Если действительно ему нужна комната.
- Ну и что же случилось с твоим любителем быстрой езды?
- А, с ним... Ну, я предъявил ему все мыслимые обвинения. Его комиссионные не стоят жизни ребенка. - Покончив с виски, он сказал: Извини, дорогая, я на секунду. Нужно позвонить.
Пройдя в гостиную, он позвонил в пансион.
- Это шериф Бернс, миссис Бейкер. Надеюсь, я не оторвал вас от ужина?
Она рассмеялась.
- Если бы и так, я не стала бы особенно возражать. Что случилось, шериф?
- Недавно я послал к вам одного человека. И просто интересуюсь, появился ли он.
- Нет, пока нет. А как его зовут?
- Джон Ингрэм.
- Я присмотрю за ним и оставлю чего-нибудь поесть. Весьма признательна, шериф, что вы рекомендуете мое заведение.
- Не стоит благодарности. Спокойной ночи, миссис Бейкер.
Повесив трубку, шериф понял, что его смутное беспокойство усиливается и переходит в подозрение. Он хорошо знал город и обычно доверял своему чутью; когда ему казалось, что-то идет не так, он настораживался. Его представление о городке складывалось из осознанных и неосознанных впечатлений, эмоциональных ощущений и интуиции. Город же производил на него двоякое впечатление, и когда что-то было не так, он не мог успокоиться до тех пор, пока не разбирался до конца. Зато когда все шло хорошо, он воспринимал город как нечто цельное и совершенное; запах горящих листьев или дыма с фабрики, звуки уличного движения или возня собак, кошек и маленьких детей, - все это создавало у него ощущение гармонии и здравого смысла.
Теперь что-то происходило не так; картина была ещё нечеткой, но в мозгу уже звучали тревожные сигналы.
- Дорогая, мне придется ненадолго вернуться в контору, - сказал он, застегивая пиджак.
- Прямо сейчас? Без ужина?
- Боюсь, что да, дорогая. - Он увидел, как тень разочарования промелькнула по её лицу, и это его смутило и задело. Почему его не может понять даже собственная дочь?
Бернс чувствовал, что ей надоело вечно оставаться одной. Дочь хотела поужинать вместе, и ради этого не пожалела труда: вместо отбивных и омлета решила приготовить ростбиф и весь этот сложный гарнир. Значит в обеденный перерыв ей пришлось побегать за покупками, возможно, даже съездить к Пирсу за вырезкой...
- Я скоро вернусь, - сказал он, чувствуя себя весьма неловко. - Ужин может подождать полчаса?
- Не имеет смысла. Я могу поесть и одна.
С некоторой горечью он подумал, что любой ребенок в городе идет к нему своими проблемами, доверяет ему и с надеждой выслушивает его советы и предложения. То же самое и со взрослыми. Мужчины свои проблемы в делах или семейные неурядицы обсуждают с ним, зная, что его суждения обычно остроумны и отличаются здравым смыслом. Он не мог блеснуть образованием, зато обладал умением видеть суть дела, не отвлекаясь на эмоции.
Все в городе полагались на него; все, кроме собственной дочери.
И за это он постоянно упрекал себя с тех пор, как десять лет назад умерла жена. Когда Ненси была ещё ребенком, он страшно изумлялся своей неспособности её понять; иногда дочь часами проводила время, удобно устроившись у него на руках, а потом он не мог у неё вызвать даже тени улыбки. Когда жена была жива, это не казалось ему слишком существенным. Жена обычно успокаивала:" - Она живая девочка, а не маленькая игрушка. Просто предоставь ей возможность жить, дай спокойно расти. Отпусти и позволь идти, она вернется, не беспокойся."
Но после того, как жена умерла, он куда острее стал ощущать свое неумение. Как же он хотел, чтобы Ненси вышла замуж, - это могло решить большую часть проблем. Мечтал о том, как будет ходить на охоту с будущим зятем, как семья соберется на семейных обедах по воскресеньям, как станет учить внуков всему, что знал сам об окрестных лесах и полях. Это не были мечты эгоиста; он хотел счастья для нее, а не для себя. Настоящий мужчина соединил бы все её противоречивые настроения со своей собственной силой, дети потребовали бы её ума и внимания, высвободили бы способность сочувствия и сострадания, которая, как он знал, скрывалась под её холодной сдержанностью.
"- Если бы только мы смогли поговорить об этом, - подумал он. - Сесть рядом с чашкой кофе в руках и почувствовать себя легко и свободно друг с другом." Он не хотел направлять её жизнь, но страстно желал быть её частью. Когда пару лет назад она захотела работать в Нью-Йорке, он с улыбкой отпустил её - хотя знал, что дом без неё превратится в могилу. Но он отпустил её, позволил ей уйти, как и обещал жене.
Казалось, в Нью-Йорке она была счастлива. Ее письма были полны восторга. Новая работа, новые друзья, множество развлечений. Он несколько раз навещал её, надевая лучший костюм и стараясь не выглядеть деревенщиной перед её друзьями. Она жила вместе с веселой глазастой девушкой, которая что-то делала с женской одеждой в большом универсальном магазине. Стены были увешаны странными картинами и открытками с изображениями боя быков. Они сидели на маленьких стульчиках высотой восемь дюймов и ели нечто приготовленное из вина со сливками.
Ради неё он старался делать вид, что все это одобряет. Ее друзья трещали, как сороки, но он и не рассчитывал, что она разделит его симпатии к людям, которые могли проохотиться с ним целую неделю, за все время обменявшись какой-нибудь дюжиной слов. Некий молодой человек спросил, скольких бандитов ему пришлось убить, но он был слишком стар, чтобы попасться в ловушку. Чувствовал он себя превосходно. Ненси его не стыдилась; если бы она его стыдилась, он бы не выдержал. Не из-за себя, из-за нее.
А потом без всякого предупреждения дочь вернулась в Кроссроуд. Он понимал, что-то случилось, но не находил способа навести мосты через пропасть неловкости, возникшую между ними; они оба пытались это сделать, но попытки оказались тщетными.
Теперь, ощущая колючую боль в её молчании, Бернс понимал, как много они потеряли. В его глазах она оставалась милым веселым ребенком, вот только фигура и грудь принадлежали взрослой женщине, да ещё тонкие, изящные и сильные запястья и щиколотки. Она уже давно созрела для радостей и боли своего дома и детей, но здесь она вела дом своего отца, который не мог даже представить, какие мысли проносились в её голове. Несмотря на свою зрелость, она по-прежнему оставалась маленькой девочкой, скрывавшей от него свои секреты, вынужденной таить в душе свои неприятности, потому что не могла просить его о помощи. И это была его вина, а не её.
"- Чертовски неприятно", - устало подумал он, и сказал, касаясь её плеча: - Мне нужно уйти. Очень жаль, дорогая. Ужин пахнет так изумительно.
- Я оставлю его на плите, - вздохнула она.
- Хорошо. Спасибо. - Какое-то мгновение он поколебался, потом улыбнулся ей, отвернулся и вышел в прихожую. Дождь перестал, но он все равно накинул непромокаемый плащ: в это время года совершенно невозможно угадать, какая будет погода. Бернс поправил шляпу, по старой привычке проверил револьвер и шагнул в вечернюю тьму.
Глава десятая
К восьми вечера последние клиенты торопливо покидали банк. Плотный пожилой охранник с улыбкой пожелал каждому из них доброй ночи перед тем, как войти внутрь, закрыть большие двойные двери и укрыться от дождя и ветра.
Один за другим гасли витрины магазинов на главной улице, поток покупателей на блестящих от дождя тротуарах быстро иссякал. Дождь перестал, но ветер продолжал биться о стены зданий, гремел мусорными баками и закручивал водовороты в мутной воде, бежавшей по сточным канавам.
Пробило восемь. Эрл с Ингрэмом стояли у окна в номере и смотрели на закрытые двери банка. Лица их почти вплотную прижались к шторам, глаза мягко светились в полутьме. Эрл взглянул вдоль улицы в сторону аптеки.
- Я пойду сразу за тобой, - прошептал он прямо в ухо Ингрэму. - И учти, стану следить.
- Ты будешь следить за мной, и охранник оторвет тебе голову, - сухо отрезал Ингрэм. Страх ещё не окончательно его покинул, но в изрядной степени сменился яростью; его не слишком волновало, что Эрл его презирает, но он не мог остаться равнодушен к его глупости - тот готов был обречь их всех на провал из-за глупых подозрений и ненависти. Вместо того, чтобы сосредоточиться на предстоящем деле, тот пестовал свое предубеждение как избалованный ребенок.
- Следи лучше за собой, - негромко проворчал Ингрэм. - Ведешь себя так, словно тебе за всю жизнь ничего не приходилось делать, кроме как дергать за цепочку в туалете.
Но Эрл его не слушал; он внимательно смотрел на двери аптеки, пальцы его крепко впились в плечо Ингрэма.
- Началось, - хриплым от напряжения голосом сказал он.
Негр в белой куртке, балансируя подносом с сэндвичами и кофе, распахнул двери аптеки. Когда он вошел в круг света, отбрасываемый неоновой вывеской, из темноты переулка к нему шагнул крупный мужчина в темном плаще. Негр шагнул к обочине, но прежде чем успел сделать пару шагов, мужчина в плаще наткнулся на него, навалившись всем телом, и выбил из рук поднос.
Со стороны все это выглядело простой случайностью. Постороннему наблюдателю и в голову бы не пришло...
- Сделано, - резко бросил Эрл. Он видел, как Барк только усилил замешательство, начав извиняться перед посыльным, а затем нагнулся в безуспешной попытке спасти размокшие сендвичи и сплющенные стаканчики с кофе. Парень уныло смотрел на остатки еды, валявшиеся на тротуаре. Барк ободряюще похлопал его по плечу и достал бумажник из заднего кармана. Парень быстро покачал головой, подобрал поднос и торопливо вернулся в аптеку. Пожилая пара остановилась и любезно улыбнулась Барку перед тем, как продолжить свой путь. Небольшое происшествие, которое и забудется так же быстро, как произошло... Барк пожал плечами и перешел через улицу, направляясь к зданию банка, его плотная темная фигура почти исчезла в тени.
Эрл последний раз взглянул на часы. В их распоряжении было около восьми минут; столько времени понадобится буфетчику, чтобы собрать новый заказ для банка.
- Все в порядке, - сказал он Ингрэму. - Забирай свой поднос.
Забирать другие вещи из номера нужды не было. Вещи Эрла оставались в машине, а пальто и шляпу Ингрэма безопаснее оставить здесь; они были совершенно стандартными, купленными в магазине подержанных вещей, и полиции не удалось бы ничего по ним узнать.
Эрл быстро спустился по лестнице и открыл дверь на улицу. Выйдя наружу, он поднял воротник плаща и небрежно осмотрелся по сторонам. В плане Новака был один опасный момент: если бы перед отелем остановился случайный прохожий, он мог задержать их. А вся схема была четко выверена по времени. Но пустые тротуары блестели в свете уличных фонарей.
Эрл помахал Ингрэму.
- Выходи.
В команде нужды не было: Ингрэм уже шел, профессионально балансируя подносом в правой руке, через улицу наискосок ко входу в банк.
Эрл наблюдал за фигурой Ингрэма в белой куртке, отчетливо видной в полумраке, и Барком, двигавшимся навстречу небрежным шагом. Все складывалось идеально: тротуары пусты, в городе все спокойно, а они шагали, глубоко засунув руки в карманы плащей и спрятав лица под низко надвинутыми шляпами. Они не разговаривали и не смотрели друг на друга, но Эрл чувствовал возбуждение, охватившее Барка; тот торопливо и глубоко дышал, слегка посвистывая носом.
В двадцати метрах перед ними Ингрэм поднялся по ступеням банка и резко постучал в стеклянную панель большой, окованной бронзой двери. Стук отчетливо разнесся по тихой улице.
"- Город в нашем распоряжении", - подумал Эрл, оглядываясь через плечо. Лишь какая-то случайная машина или грузовик ехала вдали, светились желтые противотуманные фары, шины шелестели по мокрому асфальту.
Ингрэм постучал ещё раз и повернулся, чтобы взглянуть на них, его белки испуганно светились в темноте.
- Черт возьми, - выругался Барк, чей голос сорвался на высокий пронзительный шепот. - В чем дело?
- Помедленнее, - сказал Эрл. Они слишком быстро прошли свой участок пути. Пришлось положить руку на плечо Барку, заставляя того приноровиться к его размеренному шагу.
Затем они услышали металлический щелчок замка и увидели свет, мелькнувший, когда дверь приоткрылась. Чей-то голос произнес:
- Ты сегодня задержался, Чарли. Заходи, люди не могут работать на пустой желудок.
Это был голос пожилого человека, высокий и скрипучий, но добродушный.
Ингрэм что-то пробормотал, прикрывая подносом лицо. Охранник подался в сторону, чтобы пропустить его.
Ингрэм слышал, как Эрл с Барком приближаются, каблуки их четко стучали по тротуару. Он быстро шагнул в теплое и залитое светом помещение банка, увидел перед собой женщин - кассиров, восседавших за перегородкой, и нескольких мужчин, работавших за столами за невысоким деревянным барьером. Никто не обратил на него внимания; мужчины за столами не подняли голов, а кассиры были заняты своими подсчетами.
Он стоял в этом ярко освещенном пространстве, ощущая на лице теплый воздух и чувствуя, что вокруг него идет большая серьезная работа - это было все, что он знал, и ещё страх, растекавшийся по его телу, подгоняемый отчаянным биением его сердца.
Ингрэм слышал, как охранник сказал:
- Простите, джентльмены, но мы уже закрылись, так как... - Тут последовал резкий вскрик от боли.
Дверь с мягким щелчком захлопнулась и Эрл стремительно проскочил мимо Ингрэма. Он выглядел большим и опасным, когда перепрыгнул деревянный барьер и направил пистолет на изумленных мужчин за столами.
- Сохраняйте спокойствие, - сказал он, не повышая голоса. - Просто сидите тихо и спокойно.
Девушка у телефонной стойки возле боковой двери в ужасе взглянула на него, лицо её исказила судорожная гримаса.
- Сними наушники, - грубо крикнул Эрл. - Встань и веди себя спокойно. Если закричишь, я начну стрелять.
Девушка поспешно вскочила на ноги, зажав руками рот.
- Очень хорошо, не нужно корчить из себя героев, - сказал Эрл, слегка поведя пистолетом в сторону четверых мужчин, сидевших за столами. - Все должны вести себя тихо и спокойно. Тогда никто не пострадает.
Барк толкнул охранника перед собой к кассирам, упершись стволом пистолета ему в спину.