– Уж постарайся, – сказала она сдавленным голосом, поглощенная вихрем красок, закружившимся в ее сознании.
   – Лежи спокойно и делай в точности то, что я скажу. Это будет для меня самым лучшим наказанием.
   Она посмотрела в его темные затуманенные глаза и увидела в них искорки задора. Она не знала, сколько еще продлится эта игра, но если она будет поступать по-своему (а она будет поступать по-своему), то предстоящее наказание будет сладостным, утонченным… и взаимным.
   – Раздвинь колени, – приказал он.
   Хотя за последние дни Джоанна отдавалась ему уже много раз, в моменты, подобные этому, ее щеки все еще заливал румянец. Но, видя непреклонное выражение его лица, она поняла, что у нее нет выбора. Поэтому очень медленно, предвкушая предстоящее удовольствие, она раскрылась для него.
   – Меня трясет от усердия, – произнес он охрипшим голосом, логружая язык и пробуя предлагаемое изысканное блюдо на вкус.
   Она чуть не упала с кровати.
   – Нет-нет, если ты хочешь, чтобы я действительно страдал, то должна лежать тихо.
   Она снова улеглась на простыни, стараясь в точности выполнять его указания.
   Голова Гэвина снова опустилась, а его язык начал ритмично постегивать набухший чувствительный бугорок. Джоанна застонала от удовольствия.
   – Подними бедра, – скомандовал он. – Скажи, что хочешь от меня большего, любовь моя.
   Она выгнула спину дугой и, подняв бедра, стала тереться своим мягким холмиком о его жадный рот. Балансируя на краю безумной пропасти приближающейся разрядки, она прошептала:
   – Еще.
   Он запустил под нее руки и, обхватив ягодицы, еще глубже погрузил язык в сокровенное лоно. В это мгновение Джоанна ощутила, что разгадала тайну жизни.
   Она не смогла сдержать крик, когда по телу прокатились сладостные судороги, и с наслаждением позволила волнам удовольствия унести ее в своих объятиях.
   Когда она открыла глаза, он уже поднялся и смотрел на нее так, как никогда раньше. На его губах играла удовлетворенная улыбка, а в черных глазах можно было прочитать выражение нежности и любви.
   – Значит, я прощен? – спросил он с ноткой нетерпения, покрывая медленными, дразнящими поцелуями ее веки, щеки и шею.
   Джоанна не стала отвечать, а просто подняла руку и провела ею по жестким линиям его чеканного лица. Она принадлежала ему, а он принадлежал ей, и она уже знала, что это навсегда. Наконец она может с легким сердцем предаться своей мечте! Наконец уничтожены все следы приготовлений, которые она вела последние месяцы, и можно спокойно обратить свой разум к жизни и любви!
   Медленно подняв голову, она поцеловала его в губы и с нежностью положила руки на его плечи, в то время как он приготовился войти в нее.
   – Не сейчас. Твое наказание еще не закончено.
   Со злодейской улыбкой на лице он пожирал глазами ее грудь, но прежде чем успел сделать что-либо еще, она заставила его перевернуться на спину.
   – Учти, дорогая, что я слишком закоренелый грешник, чтобы выдерживать столь длительное наказание, – прошептал он.
   Она пропустила его замечание мимо ушей и стала двигаться, предоставляя своей груди возможность чувственно поглаживать его грудь. С мучительной медлительностью она поцеловала его в губы и исследовала рот языком. Когда руки Гэвина попытались соскользнуть по ее спине к ягодицам, подталкивая ее лоно к трепещущему копью, она оттолкнула его и опустилась вниз по его упругому, мускулистому телу.
   – Нет, Джоанна, это… я… я больше не вынесу этого.
   Она только усмехнулась в ответ, позволив своему языку описать окружность возле его пупка, прежде чем опуститься еще ниже. Она чувствовала, как его тело напрягается под ее прикосновениями, и с удовольствием слушала, как он стал задыхаться, когда ее язык медленно прошелся по всей длине его полностью восставшего орудия.
   – А теперь раздвинь колени, любовь моя, – прошептала она.
   Его сдавленный приступ смеха вызвал улыбку на ее лице. Довольная произведенным эффектом, она опустила голову и почти полностью погрузила его мужское достоинство в свой рот.
   – Джоанна!
   Она подняла голову и посмотрела на него.
   – А теперь подними бедра, – приказала она, опять вызвав у него смех.
   Снова припав губами к его копью, она стала с неистовой силой сосать его.
   Гэвин так молниеносно принял сидячее положение, что она не успела даже пошевелиться. Обхватив ее лицо руками, Гэвин прижал Джоанну к себе и впился в ее губы. Слишком увлеченная требовательными ударами его языка, она вряд ли смогла бы выразить протест, когда он снова лег, удерживая ее на себе, а его разбухший от желания орган интимно прижался к ней.
   – Подожди, – прошептал он, на мгновение отрывая от нее губы. – Я прощен?
   Она слегка приподнялась и затем медленно опустилась, приняв его в себя.
   – Ты прощен, любовь моя. И у тебя впереди еще вся жизнь для покаяния.
   Их глаза встретились, и шутливое настроение растворилось в воздухе, а между ними возникло нечто нежное и глубокое.
   – Я люблю тебя, Гэвин.
   – Я не хочу потерять тебя.
   – Этого не случится. Я твоя навсегда.
   – Но ты должна знать, что у меня есть свои призраки из прошлого. И они преследуют меня.
   – Мы прогоним их вместе, – прошептала она, двигаясь как можно медленнее. – Так же, как прогнали моих.
   Гэвин крепко сжал ее ягодицы, и она поняла, что он с трудом сдерживается.
   – А ты уже одолела своих? – спросил он сквозь стиснутые зубы.
   – Мы одолели их, – ответила она. – Ты помог мне раскрыть глаза на многое.
   – Я хочу тебя, Джоанна.
   – Ты уже получил меня. Я твоя.
   – Навсегда?
   – Я всегда буду с тобой.
   – Но я боюсь, – хрипло произнес он. – Я боюсь потерять тебя.
   – Не нужно бояться, – ответила она. – Открой глаза, Гэвин, и посмотри на меня. Открой сердце, и я всегда буду с тобой.
   – Ты нужна мне, Джоанна.
   Она заморгала, пытаясь сдержать слезы.
   – Скажи это еще раз, Гэвин.
   – Я хочу тебя… – Он начал медленно двигаться в ее лоне. – Ты нужна мне.
   – Говори это, Гэвин, – приказала она, ощущая его глубоко внутри себя.
   – Я люблю тебя.

Глава 33

   Они лежали в постели Джоанны, тесно прижавшись друг к другу, и Гэвин начал свое повествование первым, рассказав ей о дряхлом священнике, который был близок к смерти из-за проказы, разъевшей его плоть и глазницы, но тем не менее оставался гордым горцем, презирающим жителей равнин. Гэвин сообщил ей, что если бы Этол не поехал с ними, то старик вряд ли соблаговолил бы поведать о страшных истоках проклятия замка Айронкросс. Когда он закончил, Джоанна пересказала ему все, что узнала от Матери о трагическом периоде ее жизни, связанном с Дунканом.
   – Да, старый священник знал о том, что Дункан надругался над Матерью. Но я не думаю, что он догадывался о ее тогдашней беременности. – Гэвин отвел прядь волос со лба Джоанны и стал вспоминать слова старика. – Когда Мать исчезла в первый раз, все подумали, что она решила уйти и присоединиться к женщинам в аббатстве. Но когда несколько позже она вернулась, то все обитатели замка стали свидетелями ее унижения. Все они слышали ее мучительные крики, когда она была изнасилована и выброшена во двор.
   – Матерь Божья, – прошептала она, перекатываясь на спину и глядя на балдахин над кроватью, – очисти ту кровь, которая течет в моих венах.
   – Немедленно прекрати это, Джоанна, – приказал он, поворачивая ее к себе. – Дункан забрал с собой в могилу все свое гнусное естество. Старый капеллан клялся, что, при всех их недостатках, сыновья Дункана всегда были добры к людям, живущим в замке Айронкросс.
   Гэвин взял Джоанну за подбородок и, приподняв его, встретился с ней взглядом.
   – Но было кое-что еще, что рассказал о Матери священник. Нечто такое, что она совершенно точно тебе не сообщила.
   Джоанна пристально смотрела в его глаза.
   – Когда Мать вернулась в Айронкросс в последний раз, Маргарет и Аллен были с ней в кухне.
   – Но ты ведь не хочешь сказать, что эти двое видели, как насиловали их сестру?
   – Это так. Они все видели, – ответил он тихо. – Аллен был тогда еще подростком, а Маргарет, самая младшая из троих, только вышла из младенческого возраста. Ей едва было три-четыре года.
   – Но как же он мог сотворить такое? Как мог он быть таким чудовищем?
   Гэвин крепко прижал ее к себе.
   – Священник сказал, что именно с той ночи Маргарет перестала говорить.
   – Ты хочешь сказать, что до этого она была нормальным ребенком?
   – Старый капеллан сказал, что до этого она ничем не отличалась от прочих детей, бегавших вокруг замка. Но с того дня, как ее нашли съежившейся и плачущей у стены в кухне, никто больше не слышал, как она говорит.
   – Это многое объясняет, – прошептала Джоанна.
   – Что ты этим хочешь сказать?
   – В тот день, когда я подслушала их разговор в склепе, Мать спросила у Маргарет, как же случилось, что она смогла уйти, когда та так страдала и продолжает мучиться, хотя прошло так много лет. – Джоанна посмотрела на Гэвина. – Так вот что это значило. Она говорила о том, что Маргарет стала свидетельницей жестокости Дункана!
   Гэвин кивнул.
   – Да. Тогда становится понятно, о чем шла речь.
   – Но что было с Алленом? – спросила она. – Как мог он, став взрослым, служить управляющим у Дункана и его сыновей? Ведь присутствие при таком страшном злодеянии должно было испепелить его душу!
   – Священник сообщил нам, что мальчик исчез той же ночью. Некоторые полагали, что, возможно, Мать взяла его с собой, хотя и оставила Маргарет. Однако примерно через две недели он вернулся, сильно похудевший, но внешне смирившийся с тем, чему стал свидетелем.
   Джоанна положила подбородок на грудь Гэвина и задумчиво посмотрела в сторону панели.
   – А священник сказал, где все это время находился Аллен?
   – Нет. А где?
   – В пещерах возле подземного озера. – Она перевела взгляд на него. – Там на стенах есть рисунки. Должно быть, их сделал ребенок. Поэтому я и предположила…
   – Так ты думаешь, что он нашел себе убежище в пещерах?
   – Очевидно, что он хорошо знал эти подземелья, – сказала она. – Если бы он убежал в аббатство к Матери, то она никогда не разрешила бы ему вернуться.
   Гэвин кивнул.
   – Ты проводишь меня туда?
   – К озеру?
   – Да! – Он снова кивнул, отбросил покрывало и соскочил с кровати. Подняв килт, он обернул его вокруг себя.
   – Сейчас? Посреди ночи?
   – Почему нет, дорогая? – Он повернулся и предложил ей руку, поднимая с постели. – Ты думаешь, я все забыл? А я помню, что для тебя это привычное время, чтобы рыскать по замку и красть вещи!
   Когда Джоанна привела Гэвина в большую пещеру возле подземного озера, он сразу же уловил характерный запах влажной земли. Проследив за ее взглядом, он увидел маленькую лежанку, наполовину скрытую за низким выступом скалы, и нахмурился.
   – Ты жила здесь? Столько месяцев на этой сырой и холодной земле? Ты могла умереть, и никто не…
   – Но я не умерла, – прервала она его горестные рассуждения и, взяв за руку, повела к стенам противоположной стороны пещеры. – К тому же большую часть времени после пожара я прожила в относительно комфортных условиях в башне южного крыла. Если бы по твоей милости мне не пришлось бежать оттуда, то…
   – Достаточно, любовь моя. Ты заставляешь меня снова ощущать свою вину.
   – Это тебе не помешает, – колко заметила она, подняв светильник над головой, когда они достигли самой дальней части стены. – Эти знаки находятся здесь, – сказала она, и ее голос опустился до шепота.
   Высоко подняв свой факел, Гэвин стал рассматривать грубо выполненные изображения. Исходя из их примитивности и высоты размещения на стене, можно было легко предположить, что рисунки сделаны подростком. Они оказались именно такими, как описывала их Джоанна. Крест, а под ним распростертая стилизованная фигурка женщины. Неподалеку находилась еще одна тощая фигура, державшая в одной руке голову за волосы, а в другой – большой нож или меч. Гэвин поднес светильник поближе и наклонился, чтобы лучше разглядеть изображение. У ног человека с мечом виднелось еще одно изображение, которое казалось почти стершимся от времени.
   – Это чаша, – тихо подсказала Джоанна.
   – Похоже, она предназначена для сбора крови, – отозвался он. Гэвин заметил, что Джоанна вздрогнула, когда подошла к нему.
   – Из отрубленной головы, – закончила она. Внезапно она показала рукой на чашу. – Смотри!
   Гэвин повернулся. От чаши по стене протянулась тонкая полоса меток, будто кто-то, проходя вдоль стены, отмечал на ней небольшие интервалы. Метки исчезали в темноте в самом углу пещеры. Взяв Джоанну за руку, он пошел вдоль зарубок.
   – Я никогда не замечала этого раньше. Правда, я никогда и не рассматривала эти рисунки вблизи.
   – Ясно, что они были здесь уже давно, – сказал он ей через плечо. – Они такие же расплывчатые, как и остальные знаки.
   Потолок пещеры стал быстро снижаться, и скоро Гэвину пришлось идти, низко наклонив голову. В боковой стене появилась узкая трещина, и, когда они вступили в тоннель, Гэвин, повернувшись к Джоанне, спросил:
   – Это что, еще один путь возвращения в замок?
   – Не знаю. – Она заколебалась. – Нет. Мы движемся в направлении склепа.
   Проход стал заметно выше, и Гэвин выпрямился. По мере их продвижения вперед он стал ощущать все возраставшую нерешительность Джоанны, особенно когда слегка обнял ее.
   Когда они прошли очередной поворот, девушка остановилась.
   – Мы не можем идти дальше.
   – Почему, Джоанна? Чем наша прогулка отличается от любого другого случая, когда ты бродила по этим пещерам?
   – Отличие есть, – умоляла она. – Сейчас со мной ты, и у меня ужасное ощущение, что здесь что-то не так.
   – Я отведу тебя наверх, чтобы…
   – Нет, – отрезала она. – Я беспокоюсь о твоей жизни. И хочу, чтобы ты держался подальше от этого склепа.
   – Джоанна, мы зашли слишком далеко, и я не собираюсь просто так повернуть назад и забыть обо всем этом только потому, что ты боишься. – Он знал, что груб с ней. – Если хочешь, я отведу тебя в замок. Я уверен, что смогу найти дорогу обратно и выяснить, куда ведет этот тоннель.
   – Тебе не удастся отправить меня назад, – сказала она упрямо, и ее глаза сверкнули, когда она проходила мимо него.
   Попробовав, насколько легко вынимается из ножен кинжал, Гэвин криво усмехнулся и, бросившись к ней, крепко схватил за руку.
   – Я хочу, чтобы ты знала, что я уже побывал в склепе…
   Ее удивление было очевидным, поскольку она отшатнулась и попыталась остановиться.
   Но он потянул ее за руку и продолжил:
   – И мне удалось вернуться обратно. – Он повернулся и улыбнулся ей. – Как видишь, несмотря на то, что все говорили, я не исчез и не умер ужасной смертью в тот же момент, когда вошел в священное помещение.
   – Ты… – она откашлялась. – Там было… что-нибудь?
   – Я нашел твою работу, Джоанна. Или то, что принял за нее. Камыш? Канавки на полу, прикрытые соломой? Ты думаешь, Мать их еще не обнаружила?
   – Так из-за этого ты был так груб со мной в тот день, когда мы отправились в аббатство?
   Гэвин остановился, крепко обнял ее за талию и привлек к себе.
   – Не думаю, что занятия любовью на склоне холма – это…
   – Я не о том, – быстро перебила она. – Я… несколько раньше… Ты просто жулик, Гэвин Керр.
   – А ты все еще собираешься продолжать начатое? Она покачала головой.
   – Нет, я не смогу. Я уже уничтожила все свои приготовления: После того как я узнала от Матери правду о своем деде, я просто не могу позволить себе причинить ей зло. Виновна она или нет, но я не могу.
   Гэвин снова остановился и страстно поцеловал ее в губы.
   – Я люблю тебя, Джоанна, – прошептал он. – Но хочу сказать, что если Мать окажется убийцей, то мы привлечем ее к суду независимо от перенесенных ею страданий.
   Джоанна внимательно посмотрела на него.
   – Тогда я буду молиться, чтобы она оказалась невиновной.

Глава 34

   Когда Гэвин открыл тяжелую дубовую дверь, зловоние, которое они почувствовали, вызвало у Джоанны приступ тошноты.
   Чувствуя отвращение, она осталась у входа, а он вошел в помещение. В комнате стоял запах смерти и тухлого мяса. Неподалеку от ее ног лежала обезглавленная туша овцы. Замерев, Джоанна бросила взгляд на Гэвина.
   Он тоже посмотрел на нее.
   – Только подумать, что ты провела зиму в башенной комнате, в то время как могла наслаждаться ароматами этого места!
   – Стой и не двигайся, Гэвин, – сказала она дрожащим голосом, глядя мимо него.
   Пол в дальнем конце комнаты, казалось, шевелился. Гэвин повернулся и высоко поднял факел. Она увидела, как он вздрогнул и сделал шаг назад.
   Джоанна подошла и посмотрела ему в лицо.
   – Что это такое?
   – Крысы, – прошептал он. Она увидела, что он вынимает кинжал. – Я ненавижу крыс!
   – Ты так спокойно вошел в эту скотобойню, но боишься такой маленькой твари, как крыса?
   – Это вовсе не одна маленькая тварь. Только посмотри, тут их, должно быть, сотни! И я не боюсь их, – произнес он устрашающим голосом. – Я их ненавижу!
   – Это одно и то же, – прошептала она, а затем опустила свой факел и помахала им, заставив крыс разбежаться по щелям.
   Джоанна с омерзением исследовала груду гниющих останков животных. Цыплята, овца, собаки, нечто похожее на корову.
   – Что… что это за место?
   – Бойня… я думаю. Но, судя по гниющему мясу, эти убийства совершались не для того, чтобы накормить голодных.
   – Я не хочу здесь оставаться, Гэвин, – сказала Джоанна, чувствуя, что панический страх начинает охватывать ее.
   – Я тоже, – согласился он. Джоанна развернулась и пошла к двери.
   – Но зачем кому-то понадобилось использовать помещение так глубоко под землей для убийства животных? Для чего?.. – Слова замерли на ее губах. – Чаша! – Она указала на украшенную резьбой чашу, стоявшую на маленьком деревянном столе. – Это та чаша!
   – Какая чаша? – спросил он, сделав шаг в ее сторону, но замешкался, увидев крысу, пробежавшую перед ним по полу.
   – Это та самая чаша, которую, как я видела, Мать использует в своих ритуалах каждое полнолуние.
   Он наклонился и поднял чашу, разглядывая ее при свете своего факела.
   – Во время обряда Мать плеснула в огонь немного жидкости из этой чаши.
   Гэвин разглядывал пустую чашу.
   – Кровь.
   – Они использовали это помещение для убийства! – Она отступила назад и, прежде чем вернуться к нему, вгляделась во тьму тоннеля. – Мы находимся не слишком далеко от склепа. Я столько раз проходила здесь, но даже не подозревала о существовании этой комнаты и никогда не ощущала запаха тухлятины.
   – Ладно, меня успокаивает уже то, что они используют для своих ритуалов только животных, – подытожил Гэвин, с любопытством глядя на кости и внушительную кучу останков. – Мне доводилось слышать о древних религиях, в которых человеческое жертвоприношение является частью ритуала.
   Холодный ветер внезапно вызвал волну холода, прокатившуюся по спине Джоанны. Она поежилась и оглянулась.
   – Пожалуйста, Гэвин, верни чашу на место, – взмолилась она. – Давай уйдем из этого ужасного места.
   – Боишься?
   – Я не позволю тебе насмехаться надо мной, – прошептала она, взяв его за руку. – Мы и так увидели слишком много для одной ночи. Пойдем скорее, уже близится утро!
   – Да, конечно! – Он поставил чашу на каменную скамью и выпрямился. – Завтра наступит полнолуние.
   – Полнолуние, – оцепенев, повторила она. – Мать попросила меня прийти на их собрание.
   Взяв Джоанну за руку, Гэвин вывел ее из комнаты.
   – Ты ничего не хочешь сказать по этому поводу? Ты не возражаешь? И не просишь меня не ходить туда?
   – Нет, я думаю, что тебе следует пойти. Собственно говоря, я тоже буду присутствовать, чтобы присмотреть за тобой.
   – Ты? – Она недоверчиво посмотрела на него. – Но ты не сможешь находиться там незаметно для других.
   – Ты месяцами следила за ними, – спокойно констатировал он. – Полагаю, что человек вроде меня сможет изыскать возможность остаться незамеченным на одну ночь.
 
   Нежное прикосновение ветерка к холодному лицу пробудило немую женщину.
   Маргарет открыла глаза и уставилась в темноту комнаты без окон. Отбросив одеяло в сторону, она села на постели и позволила дуновению ветра окутать себя. Она вспомнила, что наступило полнолуние, и медленно поднялась на ноги. Пришло время очищения, и ей предстояло многое сделать.
   Вытянув руки, она двинулась вдоль стены к панельной двери и широко распахнула ее. На пороге она сделала глубокий вдох и шагнула во мрак.
   Свет не был ей нужен.
   Она просто следовала за ветром.
   Наступило полнолуние, и впереди было так много дел…
 
   Солнце уже угасало в западной части небосвода, когда Джоанна, вздрогнув, очнулась от беспокойного сна. Она неуверенно села и непонимающим взглядом смотрела на длинные полосы золотого солнечного света, протянувшиеся по ее постели, пытаясь вспомнить, где находится.
   Внезапная паника охватила ее, когда она поняла, что, должно быть, крепко заснула. Она посмотрела на окна и догадалась, что проспала до вечера, хотя собиралась всего лишь прилечь, чтобы немного отдохнуть.
   Пока Джоанна, сидя на кровати, приходила в себя, к ней стали возвращаться ее сновидения. Во время беспокойного сна картинки того, что они увидели в подземелье, постоянно мелькали в ее сознании. Зарезанные животные, чаша, наполненная кровью, темные стены, смыкающиеся перед ними и преграждающие пути к спасению.
   Внезапно, вспомнив причину своего беспокойства, Джоанна откинула покрывала и быстро вскочила на ноги.
   Наступающая ночь была ночью полнолуния!
   Она не была до конца уверена в намерениях Гэвина спрятаться в склепе, чтобы стать свидетелем ритуального собрания женщин. Но если это так, то ей нужно отговорить его. Сама мысль о том, что он окажется внизу, среди тех, кто считает каждого мужчину воплощением зла, вызывала у нее страх.
   Она должна защитить его. Несмотря на всю свою физическую силу, он не способен состязаться с силой Их веры.
   Быстро одевшись, Джоанна открыла дверь и, кивнув воину, стоявшему снаружи, отправилась в Грейт Холл. Урчание в желудке напомнило ей, что она ничего не ела с прошлой ночи. Зная, что до ужина еще далеко, она изменила маршрут и направилась к кухне.
   Лохматый пес Макс приветствовал ее в коридоре возле кухонной двери. Дружески потрепав его по голове, Джоанна вошла в теплое помещение.
   – Вон! Вон отсюда, мерзкая дворняжка!
   Джоанна застыла на месте, когда грузная кухарка Гибби кинулась к ней, размахивая огромной деревянной поварешкой.
   – Я… – начала молодая женщина.
   – Простите, моя госпожа, – произнесла Гибби, стремительно проносясь мимо. – Прочь отсюда, вороватый негодный мошенник.
   Поджав хвост, Макс отпрыгнул к двери, оказавшись за пределами досягаемости кухарки.
   – Вот так-то! Лучше тебе держаться подальше от меня. – Гибби повернулась к Джоанне с покрасневшим от негодования лицом. – Добро пожаловать, госпожа. Что вам угодно?
   – Я знаю, что уже поздно, – снова начала Джоанна, внезапно ощутив робость перед этой женщиной, которая правила своими кухнями с такой же демонстративной властностью, с какой Гэвин командовал воинами. – Но я надеялась…
   – Пройдите и присядьте вот на эту скамью, – кратко распорядилась Гибби, махнув в сторону большого рабочего стола. Окинув взглядом своих кухонных помощников, она прикрикнула: – А ну за работу, вы, ленивые мартышки, или все останетесь без ужина!
   Джоанна сделала как было велено.
   – Это то же самое, что иметь дело с войском эльфов, работающим на вас. Нужно глядеть в оба! – проворчала кухарка, подходя к огромному очагу и доставая блюдо с едой, накрытое полотняной салфеткой. Вернувшись к Джоанне, она поставила его перед молодой женщиной. – Я думаю, вы проголодались, госпожа.
   Джоанна с удовольствием посмотрела на тарелку, наполненную хлебом и мясом. Пьянящий аромат пищи поднял ей настроение.
   – Гибби, это гораздо больше, чем я в состоянии съесть.
   – Кушайте сколько пожелаете, – сказала женщина, махнув рукой, и заняла свое место на массивном стуле возле очага. Перед ней стояла полная корзина овощей, и она продолжила работу по приготовлению ужина. – Мы должны позаботиться, чтобы на ваших косточках наросло побольше мяса. Эван, поверни тот вертел! Если мясо с этой стороны сгорит… Вы слишком худенькая, госпожа, клянусь всеми святыми! Мэри, принеси кувшин с вином для госпожи Джоанны. Да пошевеливайся!
   Джоанна в ответ только улыбнулась. Несмотря на всю шумиху, мальчик, вращавший вертел над открытым огнем, не казался особо запуганным, и Джоанна даже заметила, что, услышав грозные крики Гибби, некоторые из девушек украдкой обменялись удивленными взглядами. Принимаясь за еду, Джоанна вдруг осознала, что до этого ужасного пожара никогда не проводила много времени в женской компании. И еще она почувствовала, что за грубоватыми манерами кухарка скрывает доброе сердце.
   Когда дородная женщина заговорила снова, тарелка хозяйки была почти пуста.
   – Это очень мило с вашей стороны – заботиться о Маргарет, как вы это делаете.
   Джоанна посмотрела в круглое лицо Гибби.
   – Я… я очень удивлена тем, что никто из прислуги ничего для нее не сделал.