Джим недоуменно пожал плечами:
   – Расскажи, что ты знаешь о нем?
   Хантер когда-то считалась очень талантливым физиком и специализировалась на энергетике поля. Но академическая жизнь была слишком спокойной для нее, и риск научного эксперимента она сменила на риск приключений. Однако окончательно забыть физику так и не смогла – следила за всеми достижениями, особенно в своей любимой области, энергии поля.
   – Итак, – начала она, – было две школы физической мысли, и никого не было посередине. Оговорюсь, что «школы» – весьма условное деление, можно их называть и направлениями, и лагерями. Так вот, представители одной школы считали Джорджа Мордро самым гениальным мыслителем со времен Бекеша, если даже не Эйнштейна… Послушай, Джим, ты хочешь пообедать на «Аэрфене» или мы подыщем местечко где-нибудь здесь? А не знаю, по какому графику работаешь ты, но по моему графику – уже позднее время, и я умираю с голоду.
   – Я надеялся, что ты прибудешь на «Энтерпрайз», и я смогу представить тебя своему экипажу… А что там насчет второй школы или лагеря?
   Она отвернулась в сторону, подумала.
   – Мне надо было знать, что отвлекающий маневр против тебя не сработает, – она пожала плечами. – Я не хотела обижать твоего Спока. Но другой лагерь, к которому принадлежал и Спок, в своем подавляющем большинстве считал, что Мордро был сумасшедшим.
   – Даже так?
   – Даже так. – Но Спок умолчал об этом.
   – Правильно сделал. Ты же знаешь, что если он пришел к какому-то мнению, то противоположное мнение считает оскорбительной для себя чепухой.
   – А почему ты говоришь о Мордро в прошедшем времени?
   – Да как сказать? Просто я так о нем думаю. Года два тому назад он издал пару работ, и отклики на них были… мягко говоря – отрицательные. И в последнее время он что-то издавал, но никто не знал, где он. Мне и в голову не приходило, что он может быть здесь.
   – Ты не считаешь возможным, что кто-то решил ему отомстить?
   – Не могу представить, зачем и кому это нужно и кто может пойти на это. Ведь он давно уже не представляет из себя какую-то величину в академических кругах. А кроме того, уголовное преследование – не тот путь, по которому идут профессора физики, чтобы дискредитировать своих оппонентов. Слава богу, что хоть это не стало присущей нашей цивилизации особенностью.
   – Твое личное мнение о нем?
   – Я никогда не встречалась с ним и у меня нет личного мнения о нем.
   – Ну а что касается его трудов? Ты полагаешь, что он сумасшедший?
   Хантер поиграла уголком своей жилетки, вздохнула.
   – Джим… я рассталась с фундаментальной физикой пятнадцать лет тому назад. Я по-прежнему выписываю кое-какие журналы – поддерживаю поверхностную осведомленность. Но я слишком далека от того, чтобы даже правильно угадать ответ на твой вопрос. Этот человек когда-то много и хорошо работал, но это было много лет назад. Что он сейчас – кто это знает?
   Какое-то время они прогуливались молча. Потом Хантер поставила точку над их долгим разговором:
   – Прости, я ничем не могу тебе помочь. Хотя бы потому, что нельзя сказать что-либо определенное о личности ученого, зная только его работы.
   – Да я все понимаю, но я, как утопающий, готов ухватиться и за соломинку, только бы выяснить, почему именно «Энтерпрайз» был выбран для этого дела? Оборвать Спока на завершающей стадии… Итак, капитан, я приглашаю вас на борт своего корабля и на прогулку, и на обед.
   – Звучит заманчиво, капитан.
   С другой стороны парка раздался слабый крик:
   – Эй, Джим!
   Леонард Маккой приветливо махал рукой. Он был не один, его сопровождал компаньон, скромно державшийся за спиной доктора. Тяжело ступая, Маккой направился к ним.
   – Кто это? – спросила Хантер.
   – Мой корабельный доктор, Леонард Маккой.
   Она молча наблюдала за приближающимися и вдруг сказала:
   – А он не чувствует боли.
   Джим засмеялся и вместе с Хантер пошел навстречу другу.
* * *
   Спок возвратился на «Энтерпрайз», вызвал на капитанский мостик лейтенанта Флин, командира службы безопасности, и занялся графиком увольнений, рассчитывая, как дать максимум свободы большему числу людей, чего от него потребовал капитан Кирк. Не успел он закончить работу над графиком, как двери лифта раскрылись, и на мостик вошла Флин:
   – Слушаю вас, мистер Спок. Он обратился к лейтенанту:
   – Командир Флин, как выяснилось, нашему визиту сюда мы обязаны вашей команде безопасности. Завтра утром на борт корабля прибудет доктор Джордж Мордро, и мы отконвоируем его в реабилитационную колонию 7.
   Она слегка нахмурила брови, задумалась. Рехаб 7 располагалась в этой же системе и, хоть и находилась на противоположной стороне, до нее было всего лишь две астрономических единицы расстояния – коротенький, почти оскорбительный, рейс для звездного корабля.
   – Если бы доктор Мордро был высокопоставленным лицом, вы вряд ли бы меня вызвали, – сказала она. – А это значит, что он заключенный?
   – Совершенно верно, – ответил Спок и увидел, что она, ждет несколько большей информации.
   Но что он мог ей сказать? Что капитан Кирк использует ее и всю ее команду в своей игре против Брайтвайта, и что он, старший помощник Спок, тоже участвует в этой игре, поддерживая капитана?
   – Мы получили приказ, командир Флин, – сказал он то, что мог сказать. – Обеспечьте, пожалуйста, надежную изоляцию отсека для гостей к прибытию Мордро.
   Он ожидал потока вопросов и возражений, как это было при прежнем командире безопасности, но новый командир повела себя совершенно иначе:
   – Приказ ясен, мистер Спок, – и все-таки не удержалась:
   – А за что осужден мистер Мордро?
   Споку труднее всего было ответить на этот вопрос, потому что он не верил обвинению, но отвечать надо было:
   – Недозволенные эксперименты на разумных субъектах и… убийство.
   – Мистер Спок, – осторожно проинформировала Флин, стараясь, чтобы информация не выглядела как критика полученного приказа» – камеры для ареста более надежны той клетки, которую могут сделать мои люди. К тому же камеры – не темницы, в них есть все бытовые удобства.
   – Я сознаю трудности, выпавшие на команду безопасности, так же, как сознает их капитан Кирк. Но я верю в ваши способности. Заключенный будет находиться в гостевом отсеке.
   – Тогда мне придется делать более прочную клетку, мистер Спок.
   – Я предоставил увольнения всему экипажу, за исключением вашей команды. А всю организацию берите на себя.
   Она сразу же глянула на терминал, на график дежурств и увольнений и выбрала из списка четверых офицеров для работы на энергетических кранах.
   – Все остальные могут отправляться на Алеф Прайм, – сказала она, – пока нас не вызовут по случаю широкосистемной аварии.
   – Аварии не будет. Нам предстоит всего лишь транспортировать доктора Мордро. Благодарю за сотрудничество, Флин. Если я смогу помочь вам в изготовлении…
   – Мои люди справятся с этим, мистер Спок. Но все же спасибо.
   Он разрешающе кивнул головой, и командир команды безопасности покинула мостик.
   Выйдя из лифта, Мандэла Флин услышала громкие радостные крики – на главном терминале корабля вместо графика аварийных работ появился график освобождения от дежурства. Командира службы безопасности, как и весь экипаж, радовало, что готовность к встрече с каким-либо бедствием обернулась несколькими часами свободы на крохотных просторах Алеф Прайма, но она не могла отделаться от досадной мысли, что лично для нее упущена еще одна возможность показать свои способности. Служба на «Энтерпрайзе» оказалась сплошной рутиной: за два месяца не произошло ничего серьезного.
   Ради такой службы не стоило переводиться из пограничного патруля, не стоило мечтать о межзвездном пространстве – какими бы узкими ни казались пределы Федерации, они позволяли беспрерывно метаться из одного конца в другой, сражаться в случайных стычках и давали шанс получить в конце концов такое ранение, которое примирило бы ее с прозябанием на какой-нибудь Звездной Базе.
   Добиваясь перевода на «Энтерпрайз», Мандэла мечтала о неизведанных путях первооткрывателя: о новых мирах, научных открытиях, даже если такое открытие требовало шести недель торчания возле какого-то аномального образования. И постигшая неудача не обескуражила ее – тот, кто хочет командовать кораблем, должен пройти и через опыт разочарований. Во всяком случае, четыре офицера, отобранных для работы, не должны знать о переживаниях своего командира. И в служебный кубрик Мандэла Флин вошла с деловым, спокойным видом.
* * *
   Оставшись один, Спок связался с коммуникационным каналом связи станции, чтобы заполучить информацию о Мордро – о его прошлом, о его настоящем и… Спока интересовало все, связанное с доктором Мордро.
   Прежде всего он запросил запись о судебном процессе над Мордро из банка данных Алеф Прайма и получил ответ: «Нет информации». Он запросил еще раз, подкрепляя запрос аттестацией своей благонадежности, которой вполне хватало для шкалы секретности, присвоенной станции. И снова ответ был отрицательным.
   Он запросил еще несколько банков данных о преступлениях, но и в них не нашел ничего. Служба новостей тоже не хранила никаких записей о докторе Мордро: в директории станции его дело не слушалось. Откинувшись на спинку кресла, Спок задумался над тем, что еще можно предпринять.
   Возможно, доктор жил под вымышленным именем, но это не объясняет отсутствие записей: на суде он фигурировал бы под своим настоящим именем. А если суда не было…
   Используя свои возможности, Спок немилосердно обманывал все компьютеры Алефа – их защита была слишком слабой, соответствующей местным возможностям, чтобы спрятать от него какую-либо информацию. Но нужной ему информации не было ни в одном компьютере.
   Значит, доктор Мордро или вовсе не был судим и содержится под стражей незаконно, или все записи о суде над ним стерты – и в том, и в другом случае нарушена конституция Федерации.
* * *
   Мандэла нашла Хикару в спортивном зале. Он приветствовал ее радостной улыбкой.
   – Я уж боялась, что и это занятие не состоится, – сказала она.
   – Это было бы еще большим нарушением графика, – отозвался Хикару. – И я тоже боялся, что ты не сможешь прийти.
   – Мне всего-навсего надо сменить несколько щитов, но все, что я могу делать, – это заглядывать через плечи моих офицеров и заставлять их нервничать. А тренировку мы закончим как раз к концу их работы. Затем все вместе спустимся на Алеф Прайм и развлечемся немного. Я позабочусь об этом. Не хочешь присоединиться к нам?
   С удовольствием. Спасибо за приглашение. Мандэла бросила ему небольшую кассету:
   – Держи! Он подхватил ее на лету и спросил:
   – Что это?
   – Книга. Что ты думаешь о старых земных романах? Я имею в виду докосмические времена.
   – Я люблю их, – не задумываясь, ответил Зулу. – «Три мушкетера» – мой любимый роман.
   – А моя любимая книга – «Граф Монте-Кристо» Дюма.
   – А «Виргиниану» ты читала?
   – Конечно, самое забавное и на древнем, и на современном английском языке. А как насчет «Машины времени»?
   – Очень хорошая вещь! А «Франкенштейн»?
   – Тоже. А «Исландия»?
   – Еще бы! И знаешь, я где-то прочитал, что они собираются собрать все, когда-то запрещенное, и издать факсимильный вариант.
   Мандэла засмеялась:
   – Сколько веков они говорят об этом? Хотелось бы дождаться и увидеть, как они сделают это.
   Хикару с любопытством разглядывал подаренную ему кассету, и она торжественно указала рапирой на кассету:
   – А это Бабель, одна из моих любимых книг. Издано Делани. Великолепно издано.
   – Я ничего не слышал об этой книге. А когда она издана?
   – 1966 год, старый календарь.
   – Тогда это – не докосмическая книга.
   – Нет, докосмическая.
   – А, ты ведешь отсчет от первого приземления на Луну. А я – от первого спутника.
   – Традиционалист. А это значит, что ты не читал «Сивилла преследует Синий» и готов отвергнуть множество книг только потому, что мы не можем прийти к согласию из-за каких-то двенадцати лет.
   – Ты что? Я принимаю книгу и благодарю тебя. По пути на ковер Мандэла импульсивно положила свою руку ему на талию, попыталась обнять его. Он не отстранился. Он был слишком воспитан, чтобы сделать это. Но все его тело непроизвольно напряглось. Удивленная, обиженная, пытающаяся понять, где и когда она совершила ошибку, она отдернула свою руку и быстро зашагала на край ковра, чтобы занять позицию.
   Он догнал ее, хотел было схватить за руку, но лишь дотронулся до ее локтя:
   – Мандэла, прости меня. Ты… не сердишься на меня?
   – Я неверно подумала о тебе, – ответила она.
   – Давай не будем говорить об этом, я не хочу за один и тот же день дважды оставаться в дураках.
   – Но это вовсе не так!
   – Не знаю, – она посмотрела ему прямо в глаза.
   – Я думала, вчера… Обычно я очень хорошо понимаю намеки… Прошу прощения – я поторопила тебя. Ты знаешь, что я имею в виду, но я не хотела оказывать на тебя давления. Извини, если я смутила тебя.
   – Нисколько! – воскликнул он. – Мне было очень приятно.
   – Тогда все в порядке – ты был намного вежливее, чем была бы я к тому, кто меня не интересует.
   Она не хотела навязываться и не могла признаться, что он был для нее самым привлекательным из всех мужчин. И не слепой же он, чтобы не видеть, к чему идет дело. А если он нашел ее привлекательной, – в чем Мандэла была уверена со вчерашнего дня, – то как объяснить его поведение?
   – Да пойми ты меня! Я все время думаю о том, что зародилось между нами. Но я добиваюсь перевода. Мы с тобой уже говорили об этом. И ты единственная, с кем я могу делиться самым сокровенным.
   – Я не забыла наш разговор. Ну и что с того? Никто из нас не знает, где он будет на следующей неделе, в следующем месяце.
   – Я не хочу быть несправедливым по отношению к тебе.
   Мандэла в упор смотрела на него, в ней боролись два чувства: удивление и раздражительность. Рапира с треском выпала из ее рук.
   – Какую, черт возьми, справедливость ты подразумеваешь? Что ты будешь верен своему решению и переведешься на другой корабль? Но если ты был откровенен со мной, то о какой несправедливости ты говоришь?
   Хикару стоял растерянный, подавленный. Мандэле хотелось крепко взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он снова стал самим собой. Но она знала, что не сможет остановиться на этом, а стеганые костюмы для фехтования, открытое пространство спортивного зала не предназначались для любовных ласк. Да и смущать его еще больше не хотелось.
   – Ну, как тебе сказать? – он помедлил, подыскивая нужные слова. – Мне кажется бессердечным использовать счастливый случай взаимности и тут же исчезнуть бесследно.
   Мандэла взяла его руку в свою, провела пальцем по ложбинкам его ладони.
   – Пойми, что прежде всего ты бессердечен к самому себе. Никто из нас во время службы на борту на берет на себя долговременных, обязательств. Это слишком рискованно и слишком больно. Мы привыкли говорить друг дружке: «На какое-то время». И к чему-то другому я не привыкла. Но ты… мне кажется, что ты хотел бы иметь при себе что-то такое, что длилось бы целую вечность.
   – Так было бы лучше, – ответил Зулу.
   – Наконец-то ты высказался! И хорошо сделал, теперь я все о тебе знаю. Ты был бог знает под каким прессом целых полтора месяца, и на тебя еще давила мысль о переводе с «Энтерпрайза». И я думаю, что ты прав, не усложняя себе жизнь еще одной проблемой.
   – Как видишь, все сошлось одно к одному.
   – Я тебя понимаю.
   – Благодарю тебя, – произнес он и обнял ее. Мандэла ответила на объятие, хоть была смущена его щепетильностью и поторопилась поднять с пола рапиру.
   – Давай, пора приступать к уроку. Они обменялись приветствиями рапирами, учитель сразу же опустил свою маску, а ученица попросила его:
   – Хикару, если ты изменишь свое мнение, дай мне знать, – и прикрыв лицо маской, заняла позицию «эн гарде».
* * *
   Спустя несколько часов бесплодного труда, Спок прервал связь с Алеф Праймом. Опробовав все мыслимые и немыслимые пути получения информации. И все попытки закончились безуспешно. Ничего нельзя добиться, находясь на борту «Энтерпрайза».
   Прежде чем отключить терминал, офицер по науке глянул на график, чтобы найти хоть кого то, знакомого с работой капитанского мостика. Имя Зулу было первым по списку.
   Рулевой отыскался в спортивном зале. Он появился на экране с потным лицом, с маской, откинутой на лоб.
   Как первый помощник капитана Спок давно уже пришел к выводу, что с Зулу ему легче работать, чем с кем бы то ни было другим, настолько тот был уравновешенным, спокойным во время работы. Но другую сторону характера молодого лейтенанта – его неожиданные вспышки романтизма, хотя бы и в свободное от службы время, – Спок не постигал.
   – Но вот Зулу вытер пот, отложил рапиру и маску и вновь стал похож на серьезного, умного, атлетически сложенного офицера Звездного Флота.
   – Слушаю, мистер Спок?
   – Мистер Зулу, вы можете прервать свои занятия?
   – Я только что закончил свой урок, сэр.
   – Мне надо ненадолго покинуть борт корабля, чтобы посетить Алеф Прайм. Но я не могу оставить пустым капитанский мостик.
   – Я буду там через десять минут, мистер Спок.
   – Благодарю вас, мистер Зулу. Конец связи, – но протягивая руку к переключателю, офицер по науке увидел, что рулевой сделал непроизвольный жест рукой, и спросил:
   – Да, мистер Зулу, что там у вас?
   – Мистер Спок, – молодой офицер вдруг замялся и спросил с каким-то отчаянием:
   – Капитан не сообщил вам… и вы думаете… что капитан Хантер прибудет к нам на борт?
   Спок невозмутимо глядел с экрана, а Зулу в этот момент готов был отдать все на свете, чтобы лицо офицера-ученого выразило бы хоть какое-нибудь чувство, ведь он был, пожалуй, единственным на корабле, кто не мог или не хотел понять, почему Зулу задал этот вопрос. Но насколько он знал Спока, от него можно было ждать лишь уважительного ответа и, скорее всего, неопределенного.
   А Зулу нужна была определенность. Половину своей сознательной жизни он прожил под звездой капитана Хантер. Она была для него всем: и первой детской любовью, и живой легендой, и ярким маяком на пути его жизни. А в его семье царил подлинный культ Хантер. И не мудрено.
   Отец и мать Зулу да и он сам были выходцами с Земли. Но его отец был поэтом, а мать – агрономом-консультантом, и они не нашли лучшего для себя места, чем сельскохозяйственная колония Федерации Ганьютцу, где и прошла большая часть детства Зулу. Большинство поселенцев на Ганьютцу были такими же, как и его родители, романтиками, выходцами из прошлого, для которых сельская идиллия была дороже всех прелестей цивилизации. Но на беду любителей сельской жизни, Ганьютцу была затеряна в далеком пограничье Федерации, и клингонские пираты облюбовали беззащитную планету для своих грабительских набегов.
   Ни отчаянное сопротивление ганьютцев, ни многоречивые ноты протеста правительства Федерации не могли спасти планету. Клингоны утверждали, что планета заселена ренегатами от цивилизации, которых нет никакого смысла защищать, к тому же им не известно, откуда появляются и куда исчезают пираты.
   И тогда над Ганыотцу, как сокол на охоте, появилась молодой офицер Хантер со своей боевой эскадрильей. Преследуя пиратов, она загнала их в клингоновское гнездо, и клингоны вынуждены были признать и своих пиратов, и свое поражение.
   Хантер избавила и Зулу, и всех ганьютцев от многолетнего кошмара, но он не знал, как объяснить это офицеру по науке, чтобы тот понял его состояние, как понял бы его капитан Кирк.
   Кажется, Спок не осуждал его за любопытство, но брови его насмешливо взлетели вверх, и он ответил:
   – Я не имею понятия о планах миссис Хантер, мистер Зулу, но не исключена возможность того, что она окажет честь «Энтерпрайзу», поднявшись на его борт, и будет встречена офицерами подобающим образом. Конец связи. Спок.
   Зулу оторопело наблюдал за аскетическим, лишенным какого бы то ни было выражения, лицом офицера по науке, исчезающим с экрана, и очень надеялся, что его собственное, с отвисшей челюстью, лицо не видно ему.
   «Когда, наконец, я научусь держаться перед Споком, как подобает офицеру, а не мальчишке?» – в который раз подумал он с досадой.
   – Очнись, – вывела его из оцепенения Мандэла. – Ты обещал ему прийти через десять минут, так что поторопись, – она подняла свою маску, обменялась с ним рукопожатием.
   – Ты думаешь, Хантер взойдет к нам на борт? Мандэла улыбнулась как-то странно.
   – Я надеюсь на это. Мне тоже хочется увидеть ее, – вытерев потное лицо рукавом, добавила:
   – Если тебя отпустят, просись сразу в эскадрилью Хантер – лучшего места не найдешь.
   Вместе они направились к раздевалке.
   – Эскадрилья Хантер! – воскликнул Зулу. Для него сама возможность служить под командой Хантер была такой же реальной, как призрачный сон. – Я не такой счастливчик, чтобы мечтать об этом.
   Мандэла резко шагнула вперед и, загородив ему дорогу, с неожиданной злостью спросила:
   – Ты кто – человек или мешок сомнений? Да где ты их набрался?
   Ее ладони с широко растопыренными пальцами едва не касались его унылой физиономии.
   – Боюсь, что если она откажет мне…
   – У тебя хорошая квалификация, у тебя целая куча смежных специальностей. И на твоей груди звезда Академии.
   – Но ты не видела моего аттестата.
   Стиснув зубы, она уставилась на него своими зелеными, мечущими бешеные искры, глазами:
   – Плевать на твой аттестат! Ты поступил в Академию и прошел полный курс – только это идет в расчет. Ни один самый всезнающий, самый всесильный бюрократ не сможет отклонить твою просьбу о переводе на том основании, что ты не доволен своим аттестатом.
   Хикару знал ее уже достаточно хорошо, чтобы под маской гнева различить плохо скрытую боль.
   – А с тобой это было? – как можно мягче спросил он и сразу же сообразил, что было, ведь Мандэла не заканчивала Академии, она в буквальном смысле слова сражалась, добывая себе звания.
   – Было, – не сразу ответила она. – И не раз. И всегда, когда это случалось, я чувствовала себя оскорбленной. Но ты единственный, кому я рассказала об этом. А больше никому не скажу. Он согласно кивнул головой:
   – И не надо.
   – Это мое первое первоклассное назначение, Хикару. Но Кирк не просил именно меня. Он просто подал запрос на любого, кто способен был заменить моего предшественника. И любого взял бы. И это бесит меня.
   Она мрачно усмехнулась.
   – Может быть, Кирк и считает, что заполучив меня, он взял то, что ему надо. Но мне это место досталось по чистой случайности. И я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Я не буду тратить время попусту: или звезда Академии, или… – она резко оборвала себя, осознав, что сказала слишком много, положила руку на плечо Хикару и закончила:
   – Усвой раз и навсегда: никто не поверит в тебя, если ты сам в себя не веришь.
   Хикару промолчал. Он не мог признаться, что не столько не верит в себя, сколько боится быть отвергнутым.
* * *
   Спок снова спустился на Алеф Прайм и направился в городскую тюрьму. Она располагалась в самом конце короткого коридора административной секции и производила гнетущее впечатление своим запущенным видом. Пластиковые стены сверху донизу были испещрены рубцами и царапинами, скрывавшими скабрезные надписи, а кое-где виднелись глубокие трещины, обнажавшие природный камень астероида. И все это, закрашенное и перекрашенное много раз, говорило о запущенности, о забытости этого заведения.
   Охрана из трех человек лениво развалилась на скамейке у входа, погруженная в созерцание ручных компьютеров. При появлении Спока все компьютеры исчезли в глубоких карманах мундиров, но Споку было плевать на то, чем занимается охрана, и он не сделал ей никакого замечания: на чепуховой работе всякий волен заниматься чепухой, хоть читая, хоть просматривая развлекательные фильмы.
   Старшей среди охранников была женщина. Она не спеша поднялась со скамейки и спросила:
   – Чем могу служить?
   – Я мистер Спок, первый офицер военного корабля «Энтерпрайз». И мне хотелось бы побеседовать с доктором Джорджем Мордро до того, как мы возьмем его на борт своего корабля.
   Охранница сдвинула брови, напрягая свою память:
   – Мордро… Это имя что-то напоминает мне, но я не уверена, что он здесь, – она повернулась к сенсорному микрофону приемного отделения. – Джордж Мордро есть среди арестованных?
   – Такого заключенного нет, – донеслось из сенсора.
   – Прошу прощения, – извинилась охранница. – И насколько мне известно, ни один из содержащихся под арестом не подлежит этапированию со станции. Здесь собраны одни хулиганы – вчера был день получки.
   – Мы столкнулись с явной неразберихой – должны взять на борт, не зная кого, не представляя степень его опасности. Какую-либо информацию о процессе Мордро не удалось отыскать. Возможно, что он здесь, но сопроводительные документы на него потеряны.
   – Я вспомнила Мордро. Он был обвинен в убийстве. Но его адвокат настаивала на тайном процессе, и суд был закрытым. И все это делалось со ссылкой на безумие обвиняемого.
   – Значит, он здесь?
   – Нет. Если они признали его безумным, то он находится не здесь, а в больнице. Но вы можете его посетить, если захотите.
   В подтверждение своих слов она указала ему на целый ряд экранов, дававших возможность увидеть всех обитателей тюрьмы. И Спок не нашел среди них того, кто напоминал бы ему его бывшего учителя. Тогда он решил воспользоваться советом охранницы и направился в больницу.