Стараясь двигаться по дому как можно тише, она разогрела плиту и поставила кипятить воду в чайнике. Но, конечно, он проснулся от этого, встал с кровати, совершенно забыв о своей наготе, дав Мисси уникальную возможность изучить физические различия в анатомии мужчины и женщины.
Но еще более приятной для Мисси была его реакция на ее присутствие. Он быстро подошел к ней, взял ее на руки и стоя, стал нежно покачивать ее, сам еще не до конца проснувшись. Его борода царапала ей шею.
— Доброе утро, — прошептала она, ее улыбающиеся губы целовали его в плечо.
— Доброе утро, — пробормотал он, очевидно, довольный ее реакцией.
Конечно, она умирала с голоду, за два дня практически не съев ни крошки.
— Я приготовлю завтрак, — сказала она.
— Как насчет ванны? — Смит казался уже проснувшимся, но не пытался выпустить ее.
Он почувствовал запах Незабудки, бедняга! И уже забыл о голоде.
— Да, пожалуйста, и уборная.
— Надень туфли.
Пока она обувалась, оставляя шнурки не завязанными, он порылся в большом сундуке и извлек два полотенца. Они были старые и грубые, но чистые.
После ночных заморозков полянка блестела. Здесь все еще было сумрачно, но когда Мисси подняла глаза, она увидела, что огромные песчаные насыпи в долине были уже освещены пламенем восходящего солнца, а небо приобретало приглушенный жемчужный оттенок. Повсюду чирикали и пели птицы, особенно голосистые на заре.
— Уборная слегка примитивна, — предупредил он, показывая ей место, где он выкопал глубокую яму и установил несколько булыжников вокруг в качестве сидения, вытирать которое можно было газетой, засунутой в коробку рядом. Никакого навеса или стен он не соорудил.
— Это самая лучшая уборная, какую я когда-либо видела, — сказала она весело.
Он хмыкнул:
— По-большому или по-маленькому?
— По-маленькому, спасибо.
— Тогда я подожду тебя вон там, — он указал на противоположную сторону поляны.
Когда Мисси спустя минуту присоединилась к нему, ее уже била дрожь в предчувствии купания в ледяной воде реки. По его виду можно было предположить, что он с удовольствием принимает ледяные ванны. Может быть, думала она, я попадусь в собственную ловушку и утону, зацепившись за какой-нибудь камень.
Но вместо того, чтобы направиться к реке, Джон Смит повел ее в заросли папоротника и ломоноса, усыпанного белыми цветами. И тут она увидела ванную. Самую великолепную на свете. Теплый родничок струился из расщелины в скале, венчавшей уступ каменного склона, и падал миниатюрным каскадом в широкий и заросший водорослями пруд.
Мисси скинула платье в мгновение ока и вступила в кристально чистый водоем. Вода была теплой, завитки водорослей только поднимались на поверхность в промозглый воздух. Пруд был около четырех метров глубиной, с чистым каменистым дном. И никаких пиявок.
— Не очень-то пользуйся мылом, — посоветовал Джон Смит, указывая на большой кусок, лежавший в маленькой нише у водоема. — Эта вода, очевидно, уйдет, потому что уровень ее в водоеме не поднимается и родничок обновляет пруд, но не испытывай судьбу.
— Теперь я понимаю, почему ты такой чистый, — сказала она, думая о ваннах в Миссалонги: полметра воды в ржавеющем тазу, горячая — из чайника, холодная — из ведра. И это мизерное количество воды было рассчитано на трех дам, причем Мисси мылась последней.
Не осознавая, как соблазнительно она выглядит, Мисси улыбнулась ему и подняла руки, так что маленькие желтоватые соски ее небольшой груди оказались над водой.
— Ты разве не заходишь? — спросила она тоном профессиональной соблазнительницы. — Тут много места.
Его не потребовалось упрашивать. Он, казалось, забыл свою суровую критику мыльной пены — с таким усердием он исследовал каждую часть ее тела с мылом в руке. А она и не думала, что эта тщательность была связана с Незабудкой. Она подчинилась, мурлыкая от удовольствия, но затем настояла на ответной услуге. Так что на купание ушла добрая половина часа.
Однако после завтрака он приступил к делу.
— В Катумбе должна быть регистрационная контора, нам нужно туда сходить и получить разрешение на брак, — сказал он.
— Если мы с тобой дойдем до Миссалонги и затем я сяду на поезд в Байроне, думаю, что буду в Катумбе почти одновременно с тобой, если ты поедешь на телеге, — сказала Мисси. — Я должна повидаться с мамой, кроме того, хочу кое-что купить в магазине и должна вернуть книгу в библиотеку.
Он внезапно встревожился.
— Ты случайно не собираешься праздновать по-настоящему?
Она рассмеялась:
— Нет, лишь ты да я, и того достаточно. Я оставила маме записку и хочу убедиться, что она не очень расстроилась. И мой самый близкий друг работает в библиотеке — ты не против, если она придет на нашу свадьбу?
— Нет, если ты этого хочешь. Но я предупреждаю тебя, если мне удастся уговорить власти, я хотел бы покончить с этим сегодня.
— В Катумбе?
— Да.
— Венчаться в коричневом, — Мисси вздохнула. — Хорошо, если ты выполнишь мою просьбу.
— Какую? — спросил он осторожно.
— Когда я умру, похорони меня в алом кружевном платье. Или, если ты не сможешь найти такое, любого цвета, кроме коричневого!
Он казался удивленным.
— Ты не любишь коричневый? Я никогда не видел тебя в платьях другого цвета.
— Я ношу коричневое, потому что я бедна, но не легкомысленна. Коричневый скрывает грязные пятна, не подвержен капризам моды, не линяет, он не выглядит дешевым, заурядным или неряшливым.
Это его рассмешило, но затем он опять заговорил о деле.
— У тебя есть свидетельство о рождении?
— Да, в сумке.
— Как звучит твое настоящее имя?
Ее реакция была необычной, она покраснела, заерзала на стуле и сжала зубы.
— Не мог бы ты называть меня просто Мисси? Так меня всегда называли, правда.
— Раньше или позже твое настоящее имя узнают, — он ухмыльнулся. — Давай, чистосердечно признавайся. Не может быть, чтоб оно было очень страшным.
— Миссалонги.
Он расхохотался.
— Ты шутишь?
— Хотела бы я шутить.
— Так же, как и твой дом?
— Точно так же. Мой отец думал, что это слово — самое прекрасное в мире, и он ненавидел привычку Хэрлингфордов давать латинские имена. Мама хотела назвать меня Камиллой, но он настоял на Мисси.
— Бедняжка!
Глава 10
Глава 11
Но еще более приятной для Мисси была его реакция на ее присутствие. Он быстро подошел к ней, взял ее на руки и стоя, стал нежно покачивать ее, сам еще не до конца проснувшись. Его борода царапала ей шею.
— Доброе утро, — прошептала она, ее улыбающиеся губы целовали его в плечо.
— Доброе утро, — пробормотал он, очевидно, довольный ее реакцией.
Конечно, она умирала с голоду, за два дня практически не съев ни крошки.
— Я приготовлю завтрак, — сказала она.
— Как насчет ванны? — Смит казался уже проснувшимся, но не пытался выпустить ее.
Он почувствовал запах Незабудки, бедняга! И уже забыл о голоде.
— Да, пожалуйста, и уборная.
— Надень туфли.
Пока она обувалась, оставляя шнурки не завязанными, он порылся в большом сундуке и извлек два полотенца. Они были старые и грубые, но чистые.
После ночных заморозков полянка блестела. Здесь все еще было сумрачно, но когда Мисси подняла глаза, она увидела, что огромные песчаные насыпи в долине были уже освещены пламенем восходящего солнца, а небо приобретало приглушенный жемчужный оттенок. Повсюду чирикали и пели птицы, особенно голосистые на заре.
— Уборная слегка примитивна, — предупредил он, показывая ей место, где он выкопал глубокую яму и установил несколько булыжников вокруг в качестве сидения, вытирать которое можно было газетой, засунутой в коробку рядом. Никакого навеса или стен он не соорудил.
— Это самая лучшая уборная, какую я когда-либо видела, — сказала она весело.
Он хмыкнул:
— По-большому или по-маленькому?
— По-маленькому, спасибо.
— Тогда я подожду тебя вон там, — он указал на противоположную сторону поляны.
Когда Мисси спустя минуту присоединилась к нему, ее уже била дрожь в предчувствии купания в ледяной воде реки. По его виду можно было предположить, что он с удовольствием принимает ледяные ванны. Может быть, думала она, я попадусь в собственную ловушку и утону, зацепившись за какой-нибудь камень.
Но вместо того, чтобы направиться к реке, Джон Смит повел ее в заросли папоротника и ломоноса, усыпанного белыми цветами. И тут она увидела ванную. Самую великолепную на свете. Теплый родничок струился из расщелины в скале, венчавшей уступ каменного склона, и падал миниатюрным каскадом в широкий и заросший водорослями пруд.
Мисси скинула платье в мгновение ока и вступила в кристально чистый водоем. Вода была теплой, завитки водорослей только поднимались на поверхность в промозглый воздух. Пруд был около четырех метров глубиной, с чистым каменистым дном. И никаких пиявок.
— Не очень-то пользуйся мылом, — посоветовал Джон Смит, указывая на большой кусок, лежавший в маленькой нише у водоема. — Эта вода, очевидно, уйдет, потому что уровень ее в водоеме не поднимается и родничок обновляет пруд, но не испытывай судьбу.
— Теперь я понимаю, почему ты такой чистый, — сказала она, думая о ваннах в Миссалонги: полметра воды в ржавеющем тазу, горячая — из чайника, холодная — из ведра. И это мизерное количество воды было рассчитано на трех дам, причем Мисси мылась последней.
Не осознавая, как соблазнительно она выглядит, Мисси улыбнулась ему и подняла руки, так что маленькие желтоватые соски ее небольшой груди оказались над водой.
— Ты разве не заходишь? — спросила она тоном профессиональной соблазнительницы. — Тут много места.
Его не потребовалось упрашивать. Он, казалось, забыл свою суровую критику мыльной пены — с таким усердием он исследовал каждую часть ее тела с мылом в руке. А она и не думала, что эта тщательность была связана с Незабудкой. Она подчинилась, мурлыкая от удовольствия, но затем настояла на ответной услуге. Так что на купание ушла добрая половина часа.
Однако после завтрака он приступил к делу.
— В Катумбе должна быть регистрационная контора, нам нужно туда сходить и получить разрешение на брак, — сказал он.
— Если мы с тобой дойдем до Миссалонги и затем я сяду на поезд в Байроне, думаю, что буду в Катумбе почти одновременно с тобой, если ты поедешь на телеге, — сказала Мисси. — Я должна повидаться с мамой, кроме того, хочу кое-что купить в магазине и должна вернуть книгу в библиотеку.
Он внезапно встревожился.
— Ты случайно не собираешься праздновать по-настоящему?
Она рассмеялась:
— Нет, лишь ты да я, и того достаточно. Я оставила маме записку и хочу убедиться, что она не очень расстроилась. И мой самый близкий друг работает в библиотеке — ты не против, если она придет на нашу свадьбу?
— Нет, если ты этого хочешь. Но я предупреждаю тебя, если мне удастся уговорить власти, я хотел бы покончить с этим сегодня.
— В Катумбе?
— Да.
— Венчаться в коричневом, — Мисси вздохнула. — Хорошо, если ты выполнишь мою просьбу.
— Какую? — спросил он осторожно.
— Когда я умру, похорони меня в алом кружевном платье. Или, если ты не сможешь найти такое, любого цвета, кроме коричневого!
Он казался удивленным.
— Ты не любишь коричневый? Я никогда не видел тебя в платьях другого цвета.
— Я ношу коричневое, потому что я бедна, но не легкомысленна. Коричневый скрывает грязные пятна, не подвержен капризам моды, не линяет, он не выглядит дешевым, заурядным или неряшливым.
Это его рассмешило, но затем он опять заговорил о деле.
— У тебя есть свидетельство о рождении?
— Да, в сумке.
— Как звучит твое настоящее имя?
Ее реакция была необычной, она покраснела, заерзала на стуле и сжала зубы.
— Не мог бы ты называть меня просто Мисси? Так меня всегда называли, правда.
— Раньше или позже твое настоящее имя узнают, — он ухмыльнулся. — Давай, чистосердечно признавайся. Не может быть, чтоб оно было очень страшным.
— Миссалонги.
Он расхохотался.
— Ты шутишь?
— Хотела бы я шутить.
— Так же, как и твой дом?
— Точно так же. Мой отец думал, что это слово — самое прекрасное в мире, и он ненавидел привычку Хэрлингфордов давать латинские имена. Мама хотела назвать меня Камиллой, но он настоял на Мисси.
— Бедняжка!
Глава 10
На этот раз Мисси без труда поднялась по ступенькам веранды в Миссалонги, но постучала в дверь, как чужая.
Друсилла отворила и посмотрела на дочь, как будто та действительно была ей чужой. С ней определенно не случилось ничего плохого. Наоборот, она выглядела так хорошо, как никогда.
— Я знаю, что с тобой произошло, моя девочка, — сказала она, когда они шли через коридор на кухню. — Как бы мне хотелось, чтобы ты только читала об этом в книгах, но, смею предположить, что сделанное уже не исправить, а? Ты вернулась насовсем?
— Нет.
Подошла, ковыляя, Октавия. Мисси поцеловала ее в обе щеки.
— С тобой все в порядке? — спросила тетушка прерывающимся голосом, судорожно схватив Мисси за руку.
— Ну конечно, с ней все в порядке, — бодро сказала Друсилла. — Посмотри на нее, ради Бога!
Мисси нежно улыбнулась матери; как странно, что только теперь, когда узы, связывающие ее с Миссалонги, были порваны, она действительно поняла всю глубину своей любви к Друсилле. Но, может быть, теперь у нее была возможность со стороны видеть все тревоги, трудности и волнения Друсиллы.
— Я благодарю тебя, мама, — сказала она, — что ты соблаговолила признать, что я знаю, что делаю.
— Мисси, если ты не знаешь, что делаешь, тебе больше не на что надеяться. Ты шла нашим путем довольно долго, и кто скажет, что твой путь не будет лучше?
— Совершенно верно. Но то, что ты сейчас говоришь, так не похоже на твои предписания по поводу книг, которые мне следует читать, и цвета моей одежды.
— Ты мирилась с этим довольно покорно.
— Да, кажется, так.
— У тебя было правительство, которое ты заслуживала, Мисси.
— Сознайся, мама, что ты, тетушка и все остальные одинокие женщины Хэрлингфорд не раз объединялись, чтобы как-то воспротивиться тому ущемлению прав и тем вопиющим несправедливостям, которые происходят в этой семье.
— С того момента, как ты рассказала, что Билли солгал нам, Мисси, я думаю примерно так же, я уверяю тебя. И я говорила с Джулией и с Корнелией тоже. Но не существует закона, по которому мужчина или женщина обязаны поровну разделить собственность между сыновьями, и дочерьми. В моей книге самыми худшими преступниками были женщины семьи Хэрлингфорд, которые ничего, не оставляли своим дочерям: ни денег, ни даже дома с пятью акрами земли. Поэтому я всегда чувствовала, что для нас нет никакого шанса, ибо женщины нашей породы прочно задвинуты за спины мужчин Хэрлингфорд. Это печально, но это так.
— Ты говоришь о женщинах Хэрлингфорд, которые много потеряют, если ты выиграешь. Я говорю о наших товарищах по несчастью, и я знаю, что ты можешь их раскачать, если постараешься. У тебя на самом деле есть законные основания требовать компенсацию за невыплаченные дивиденды; я думаю, тебе следует начать дело против дяди Херберта и заставить его раскрыть все подробности, связанные с его различными инвестиционными проектами. — Мисси скромно посмотрела из-под ресниц на Друсиллу. — В конце концов, мама. ты сама сказала — ты имеешь то правительство, которое заслуживаешь.
Она шла из Миссалонги в Байрон. Какой прекрасный день! Впервые в жизни Мисси чувствовала себя хорошо, ей казалось, что сердце выпрыгивает из груди, — это было состояние, о котором она читала, но, которое сама никогда прежде не испытывала; и впервые в жизни ей страшно хотелось жить долго-долго. Так было до тех пор, пока она не вспомнила, что ее счастье целиком зависит от одного Джона Смита и что Джон Смит надеется, что с ней придется мириться не больше года. Она лгала, обманывала и крала для того, чтобы чувствовать себя счастливой, и совсем не сожалела об этом. Все Алисии в мире могли ломать руки и выдумывать идеальных мужчин, но что толку притворяться, что такой мужчина, как Джон Смит, искоса посмотрит на некую Мисси Райт. Тут уж, ломай ни ломай. И тем не менее она знала, что может сделать Джона Смита счастливейшим человеком — если не в мире, то по крайней мере в Байроне. Потому что, когда ее год подойдет к концу, он будет так сильно желать, чтобы она продолжала жить, что будет готовым простить ей, и воровство, и ложь.
Время шло, и она хотела быть уверенной, что успеет на одиннадцатичасовой поезд до Катумбы, где Джон Смит обещал ждать ее на станции. Бакалея могла подождать до завтра, но почему-то у нее было чувство, что встречу с Юной нельзя откладывать. Тогда — вперед, в библиотеку.
Великолепный автомобиль важно катил по Байрон-стрит, в то время как Мисси, ни о чем не подозревая, поспешно шла, одетая в свое коричневое льняное платье. Л это был не простой автомобиль. Тоже коричневый, он притягивал восхищенные взгляды прохожих по обе стороны дороги, как местных, так и приезжих. Взглянув изумленно на него, Мисси решила, что шофер машины даст сто очков вперед обоим пассажирам, судя по его высокомерному и равнодушному виду. Шофера она знала понаслышке; красавчик, которому было больше по душе выставлять себя напоказ, чем заниматься тяжелой работой. Он снискал себе репутацию тем, что жестоко обращался со своими многочисленными поклонницами. Тех, кто сидел в кузове, она знала по горькому опыту — Алисия и дядя Билли.
Глаза Алисии встретились с ее глазами. В следующую минуту роскошное авто съехало в: кювет, и Алисия с дядей Билли вывалилась из машины раньше, чем ошеломленный шофер смог открыть им дверь.
— Чего ты хочешь добиться, Мисси Райт, распродавая акции тети Корнелии на наших глазах? — без вступления начала Алисия. На ее алебастровых щеках пылали два ярких красных пятна.
— Почему бы и нет? — холодно спросила Мисси.
— Потому что это не твоего ума дело! — рыкнул сэр Вильям в ярости.
— Это моего ума дело так же, как и твоего, дядя Билли. Я знала, где я могла получить десять фунтов за акцию тети Корнелии. И какая в них была польза, если вы уверили ее, что акции эти абсолютно бесполезны. Тетя Корнелия очень нуждается в операции ноги, которую она не могла позволить себе, потому что ты, Алисия, как я догадываюсь, отказала ей не только в отпуске, но и в небольшой добавочной сумме денег. Поэтому я продала ее акции за сто фунтов, и теперь она сможет лечь на операцию. Если вы захотите ее уволить, по крайней мере у нее есть деньги в банке, которые позволят ей продержаться, пока она не найдет другое место. Я уверена, что в Катумбе найдутся магазины, которые с радостью наймут людей такого калибра как она. Может, вы желаете знать, что я также продала акции тети Джулии, и тети Октавии, и мамины?
— Что? — завизжал сэр Вильям.
— Все? Ты продала их все? — запинаясь, пропищала Алисия. Красные пятна мгновенно исчезли с ее щек.
— Да, все, — Мисси смотрела на свою кузину со злостью, которой она в себе и не подозревала. — Ладно уж, Алисия, не говори мне, что сорок небольших акций в огромной компании «Байрон Ботл» могли создать перевес.
Алисия была в замешательстве, на секунду ей показалось, что у Мисси выросли рога и копыта.
— Что с тобой? — закричала она. — Ты что, рехнулась? Пачкает мне платье, оскорбляет меня в присутствии членов моей семьи! И теперь разоряет эту семью! Тебя нужно упрятать в сумасшедший дом.
— Единственное мое желание, чтобы после того, что я сделала, ты бы оказалась в сумасшедшем доме. Теперь, если вы мне позволите, я должна бежать. У меня дела, связанные с моим замужеством. — И Мисси пошла дальше, высоко задрав голову.
— Мне кажется, я сейчас упаду в обморок, — объявила Алисия и в подтверждение своих слов рухнула на витрину магазина дяди Херберта, где была выставлена рабочая одежда.
Сэр Вильям воспользовался моментом и обхватил ее за талию, одновременно призывая на помощь шофера , но как-то вышло, что помогая Алисии добраться до машины, шофер, поддерживая ее, руками касался груди Алисии. К этому времени толпа увеличилась за счет всех сыновей и внуков дяди Херберта, поэтому сэр Вильям бесцеремонно забросил Алисию на сидение и приказал шоферу немедленно отъехать.
Когда будущий свекор Алисии попытался ослабить шнуровку ее корсета и, подняв платье, стал ощупывать тонкие батистовые панталоны, Алисия быстро очнулась.
— Прекратите это, вы, распутный старикашка! — выпалила она, забыв о вежливости, и, подавшись вперед, приложила ладони к своим щекам. — Боже, я чувствую себя ужасно!
— Нам уже нет необходимости ехать в Миссалонги, так не отправиться ли нам домой? — спросил раскрасневшийся сэр Вильям.
— Да, пожалуй. — Алисия откинулась на спинку сиденья и подставила лицо прохладному ветру. Наконец, немного расслабившись, она вздохнула. Слава Богу, ей уже получше.
Прямо напротив нее по ту сторону стекла, отделявшего кузов от открытой водительской кабины, вырисовывалась голова шофера на сильной и гладкой шее: какие — у него были красивые уши, маленькие и прижатые к черепу. Он был красив, такой же темнокожий, как Мисси, и такой же чужой. Нужно быть сильным парнем, чтобы с такой легкостью приподнять ее; и его руки на ее груди — при мысли об этом она почувствовала, как напряглись ее соски, и смущенно заерзала на сидении. Как его звать? Фрэнк? Да, Фрэнк. Фрэнк Пенлагрино. Он работал на бутылочной фабрике, пока не получил место шофера у дяди Билли.
Взглянув искоса на сэра Вильяма, державшегося на сидении прямо как стрела, она заметила, что тот все еще беспокоится.
— Так ли важны для нас эти сорок акций?
— Чрезвычайно важны, учитывая, что сделал месяц назад Ричард Хэрлингфорд. — Сэр Вильям вздохнул. — И эти объясняет, почему таинственный покупатель считает, что у него достаточно влияния, чтобы устроить чрезвычайное собрание завтра.
— Дурочка! — прорычала Алисия. — Ах! Какая же она дурочка.
— Я думаю, что дураки мы с тобой, Алисия. Я, например, даже не замечал Мисси Райт и вижу теперь, что зря, — нужно было быть более внимательным ко всем дамам Миссалонги. Ты обратила внимание, как она выглядела этим утром? Как кошка, успевшая раньше всех съесть все сливки. Ока же сказала, что у нее встреча по поводу замужества, Или мне почудилось?
Алисия фыркнула:
— О, она это сказала, но я подозреваю, что это ей почудилось.
Были и большие основания для недовольства.
— Глупая тетушка Корни, — яростно пробормотала она. — О, как бы мне хотелось расплатиться с ней за все и выставить ее за дверь сегодня же утром, когда она лепетала мне что-то о своих акциях и о том, что ей скоро придется уйти с работы из-за операции!
— Ну и почему же ты ее не уволила?
— Потому что не могу, вот почему! Мой шляпный магазин может стать моим единственным источником дохода, если дела на фабрике будут продолжать ухудшаться. И я никогда не найду человека, который делал бы для салона хотя бы половину того, что делает она, даже если я буду платить ему в десять раз больше, чем тетушке Корни. Она незаменима.
— Молись, чтобы ей не пришла в голову эта мысль, или она запросит в десять раз больше, чем ты сейчас ей платишь.
В его голосе послышались нотки удовлетворения, когда он добавил:
— И потом, моя дорогая, если тебе это не по карману, придется самой стать продавщицей в своем магазине. Ты будешь работать лучше Корни.
— Я не могу это сделать, — выпалила Алисия. — Это разрушит мою репутацию в обществе. Одно дело — осуществлять руководство подобным предприятием, и совсем другое — самой продавать свой товар. — Она рывком оправила воротник своего бледно-розового пальто. Ее красивое лицо помрачнело от неудовольствия. — О, дядя Билли, мне вдруг показалось, что я иду по тонкому льду, который может в любую минуту проломиться подо мной, и тогда я утону.
— Да, ситуация довольно неприятная. Но не надо сдаваться, еще не все потеряно. Десять к одному, что когда таинственный покупатель заявится на свое чрезвычайное собрание завтра, он окажется каким-нибудь мужиком, за которым стоит более крупная птица. И при таком повороте событий ты окажешься очень полезной.
Алисия не ответила, просто взглянула на него со смешанным выражением сомнения и неприязни; затем ее взгляд обратился на затылок шофера, что было намного приятнее для глаз, чем желчная физиономия сэра Вильяма.
Когда Мисси входила в библиотеку, она не сомневалась, что найдет Юну, даже если по расписанию та была выходной. И действительно, Юна оказалась на месте.
— О, Мисси, я так рада тебя видеть! — воскликнула она, вскакивая с места. — У меня для тебя сюрприз.
— У меня для тебя тоже, и не один, — сказала Мисси.
— Подожди меня здесь. Я вернусь в две секунды. — Юна исчезла в комнате, где пили чай, и появилась вновь, неся большую белую коробку, и поменьше — со шляпой; обе были перевязаны белыми лентами.
Они улыбнулись друг другу с нежностью и пониманием.
— Это алое кружевное платье и шляпка, — сказала Мисси.
— Это алое кружевное платье и шляпка, — подтвердила Юна.
— Я буду в нем на свадьбе.
— Джон Смит! Ты выбрала того, кого нужно.
— Мне пришлось пойти на уловки и обман, чтобы завоевать его.
— Если не было другого способа, почему бы и нет.
— Я ему сказала, что у меня неизлечимая болезнь сердца.
— Мы все неизлечимо больны.
— Это все такие мелочи, — сказала Мисси. — Ты придешь на свадьбу?
— Я бы очень хотела, но нет.
— Почему?
— Я неподходящий гость.
— Потому что разведена? Но мы венчаемся не в церкви, кто же будет возражать?
— Это не имеет отношения к моему разводу, дорогая. Я думаю, Джону Смиту на своей свадьбе будет неприятно видеть лицо человека, напоминающего ему о прошлом.
Это было правдой, поэтому Мисси оставила эту тему. Больше, в общем-то, и не было о чем говорить; ее благодарность не знала границ, и такой же большой была потребность быстро уйти. Юна стояла и с болью смотрела на нее, как будто Мисси уносила с собой что-то столь ценное, чего будет вечно недоставать Юне впоследствии, и что было не столь осязаемо, как алое кружевное платье и шляпка.
Повинуясь какому-то неосознанному порыву, Мисси вернулась к столу. Перегнувшись через него, она положила руки Юне на плечи и поцеловала ее в щеку.
— До свидания, Юна.
— До свидания, мой самый лучший и дорогой друг. Будь счастлива.
Друсилла отворила и посмотрела на дочь, как будто та действительно была ей чужой. С ней определенно не случилось ничего плохого. Наоборот, она выглядела так хорошо, как никогда.
— Я знаю, что с тобой произошло, моя девочка, — сказала она, когда они шли через коридор на кухню. — Как бы мне хотелось, чтобы ты только читала об этом в книгах, но, смею предположить, что сделанное уже не исправить, а? Ты вернулась насовсем?
— Нет.
Подошла, ковыляя, Октавия. Мисси поцеловала ее в обе щеки.
— С тобой все в порядке? — спросила тетушка прерывающимся голосом, судорожно схватив Мисси за руку.
— Ну конечно, с ней все в порядке, — бодро сказала Друсилла. — Посмотри на нее, ради Бога!
Мисси нежно улыбнулась матери; как странно, что только теперь, когда узы, связывающие ее с Миссалонги, были порваны, она действительно поняла всю глубину своей любви к Друсилле. Но, может быть, теперь у нее была возможность со стороны видеть все тревоги, трудности и волнения Друсиллы.
— Я благодарю тебя, мама, — сказала она, — что ты соблаговолила признать, что я знаю, что делаю.
— Мисси, если ты не знаешь, что делаешь, тебе больше не на что надеяться. Ты шла нашим путем довольно долго, и кто скажет, что твой путь не будет лучше?
— Совершенно верно. Но то, что ты сейчас говоришь, так не похоже на твои предписания по поводу книг, которые мне следует читать, и цвета моей одежды.
— Ты мирилась с этим довольно покорно.
— Да, кажется, так.
— У тебя было правительство, которое ты заслуживала, Мисси.
— Сознайся, мама, что ты, тетушка и все остальные одинокие женщины Хэрлингфорд не раз объединялись, чтобы как-то воспротивиться тому ущемлению прав и тем вопиющим несправедливостям, которые происходят в этой семье.
— С того момента, как ты рассказала, что Билли солгал нам, Мисси, я думаю примерно так же, я уверяю тебя. И я говорила с Джулией и с Корнелией тоже. Но не существует закона, по которому мужчина или женщина обязаны поровну разделить собственность между сыновьями, и дочерьми. В моей книге самыми худшими преступниками были женщины семьи Хэрлингфорд, которые ничего, не оставляли своим дочерям: ни денег, ни даже дома с пятью акрами земли. Поэтому я всегда чувствовала, что для нас нет никакого шанса, ибо женщины нашей породы прочно задвинуты за спины мужчин Хэрлингфорд. Это печально, но это так.
— Ты говоришь о женщинах Хэрлингфорд, которые много потеряют, если ты выиграешь. Я говорю о наших товарищах по несчастью, и я знаю, что ты можешь их раскачать, если постараешься. У тебя на самом деле есть законные основания требовать компенсацию за невыплаченные дивиденды; я думаю, тебе следует начать дело против дяди Херберта и заставить его раскрыть все подробности, связанные с его различными инвестиционными проектами. — Мисси скромно посмотрела из-под ресниц на Друсиллу. — В конце концов, мама. ты сама сказала — ты имеешь то правительство, которое заслуживаешь.
Она шла из Миссалонги в Байрон. Какой прекрасный день! Впервые в жизни Мисси чувствовала себя хорошо, ей казалось, что сердце выпрыгивает из груди, — это было состояние, о котором она читала, но, которое сама никогда прежде не испытывала; и впервые в жизни ей страшно хотелось жить долго-долго. Так было до тех пор, пока она не вспомнила, что ее счастье целиком зависит от одного Джона Смита и что Джон Смит надеется, что с ней придется мириться не больше года. Она лгала, обманывала и крала для того, чтобы чувствовать себя счастливой, и совсем не сожалела об этом. Все Алисии в мире могли ломать руки и выдумывать идеальных мужчин, но что толку притворяться, что такой мужчина, как Джон Смит, искоса посмотрит на некую Мисси Райт. Тут уж, ломай ни ломай. И тем не менее она знала, что может сделать Джона Смита счастливейшим человеком — если не в мире, то по крайней мере в Байроне. Потому что, когда ее год подойдет к концу, он будет так сильно желать, чтобы она продолжала жить, что будет готовым простить ей, и воровство, и ложь.
Время шло, и она хотела быть уверенной, что успеет на одиннадцатичасовой поезд до Катумбы, где Джон Смит обещал ждать ее на станции. Бакалея могла подождать до завтра, но почему-то у нее было чувство, что встречу с Юной нельзя откладывать. Тогда — вперед, в библиотеку.
Великолепный автомобиль важно катил по Байрон-стрит, в то время как Мисси, ни о чем не подозревая, поспешно шла, одетая в свое коричневое льняное платье. Л это был не простой автомобиль. Тоже коричневый, он притягивал восхищенные взгляды прохожих по обе стороны дороги, как местных, так и приезжих. Взглянув изумленно на него, Мисси решила, что шофер машины даст сто очков вперед обоим пассажирам, судя по его высокомерному и равнодушному виду. Шофера она знала понаслышке; красавчик, которому было больше по душе выставлять себя напоказ, чем заниматься тяжелой работой. Он снискал себе репутацию тем, что жестоко обращался со своими многочисленными поклонницами. Тех, кто сидел в кузове, она знала по горькому опыту — Алисия и дядя Билли.
Глаза Алисии встретились с ее глазами. В следующую минуту роскошное авто съехало в: кювет, и Алисия с дядей Билли вывалилась из машины раньше, чем ошеломленный шофер смог открыть им дверь.
— Чего ты хочешь добиться, Мисси Райт, распродавая акции тети Корнелии на наших глазах? — без вступления начала Алисия. На ее алебастровых щеках пылали два ярких красных пятна.
— Почему бы и нет? — холодно спросила Мисси.
— Потому что это не твоего ума дело! — рыкнул сэр Вильям в ярости.
— Это моего ума дело так же, как и твоего, дядя Билли. Я знала, где я могла получить десять фунтов за акцию тети Корнелии. И какая в них была польза, если вы уверили ее, что акции эти абсолютно бесполезны. Тетя Корнелия очень нуждается в операции ноги, которую она не могла позволить себе, потому что ты, Алисия, как я догадываюсь, отказала ей не только в отпуске, но и в небольшой добавочной сумме денег. Поэтому я продала ее акции за сто фунтов, и теперь она сможет лечь на операцию. Если вы захотите ее уволить, по крайней мере у нее есть деньги в банке, которые позволят ей продержаться, пока она не найдет другое место. Я уверена, что в Катумбе найдутся магазины, которые с радостью наймут людей такого калибра как она. Может, вы желаете знать, что я также продала акции тети Джулии, и тети Октавии, и мамины?
— Что? — завизжал сэр Вильям.
— Все? Ты продала их все? — запинаясь, пропищала Алисия. Красные пятна мгновенно исчезли с ее щек.
— Да, все, — Мисси смотрела на свою кузину со злостью, которой она в себе и не подозревала. — Ладно уж, Алисия, не говори мне, что сорок небольших акций в огромной компании «Байрон Ботл» могли создать перевес.
Алисия была в замешательстве, на секунду ей показалось, что у Мисси выросли рога и копыта.
— Что с тобой? — закричала она. — Ты что, рехнулась? Пачкает мне платье, оскорбляет меня в присутствии членов моей семьи! И теперь разоряет эту семью! Тебя нужно упрятать в сумасшедший дом.
— Единственное мое желание, чтобы после того, что я сделала, ты бы оказалась в сумасшедшем доме. Теперь, если вы мне позволите, я должна бежать. У меня дела, связанные с моим замужеством. — И Мисси пошла дальше, высоко задрав голову.
— Мне кажется, я сейчас упаду в обморок, — объявила Алисия и в подтверждение своих слов рухнула на витрину магазина дяди Херберта, где была выставлена рабочая одежда.
Сэр Вильям воспользовался моментом и обхватил ее за талию, одновременно призывая на помощь шофера , но как-то вышло, что помогая Алисии добраться до машины, шофер, поддерживая ее, руками касался груди Алисии. К этому времени толпа увеличилась за счет всех сыновей и внуков дяди Херберта, поэтому сэр Вильям бесцеремонно забросил Алисию на сидение и приказал шоферу немедленно отъехать.
Когда будущий свекор Алисии попытался ослабить шнуровку ее корсета и, подняв платье, стал ощупывать тонкие батистовые панталоны, Алисия быстро очнулась.
— Прекратите это, вы, распутный старикашка! — выпалила она, забыв о вежливости, и, подавшись вперед, приложила ладони к своим щекам. — Боже, я чувствую себя ужасно!
— Нам уже нет необходимости ехать в Миссалонги, так не отправиться ли нам домой? — спросил раскрасневшийся сэр Вильям.
— Да, пожалуй. — Алисия откинулась на спинку сиденья и подставила лицо прохладному ветру. Наконец, немного расслабившись, она вздохнула. Слава Богу, ей уже получше.
Прямо напротив нее по ту сторону стекла, отделявшего кузов от открытой водительской кабины, вырисовывалась голова шофера на сильной и гладкой шее: какие — у него были красивые уши, маленькие и прижатые к черепу. Он был красив, такой же темнокожий, как Мисси, и такой же чужой. Нужно быть сильным парнем, чтобы с такой легкостью приподнять ее; и его руки на ее груди — при мысли об этом она почувствовала, как напряглись ее соски, и смущенно заерзала на сидении. Как его звать? Фрэнк? Да, Фрэнк. Фрэнк Пенлагрино. Он работал на бутылочной фабрике, пока не получил место шофера у дяди Билли.
Взглянув искоса на сэра Вильяма, державшегося на сидении прямо как стрела, она заметила, что тот все еще беспокоится.
— Так ли важны для нас эти сорок акций?
— Чрезвычайно важны, учитывая, что сделал месяц назад Ричард Хэрлингфорд. — Сэр Вильям вздохнул. — И эти объясняет, почему таинственный покупатель считает, что у него достаточно влияния, чтобы устроить чрезвычайное собрание завтра.
— Дурочка! — прорычала Алисия. — Ах! Какая же она дурочка.
— Я думаю, что дураки мы с тобой, Алисия. Я, например, даже не замечал Мисси Райт и вижу теперь, что зря, — нужно было быть более внимательным ко всем дамам Миссалонги. Ты обратила внимание, как она выглядела этим утром? Как кошка, успевшая раньше всех съесть все сливки. Ока же сказала, что у нее встреча по поводу замужества, Или мне почудилось?
Алисия фыркнула:
— О, она это сказала, но я подозреваю, что это ей почудилось.
Были и большие основания для недовольства.
— Глупая тетушка Корни, — яростно пробормотала она. — О, как бы мне хотелось расплатиться с ней за все и выставить ее за дверь сегодня же утром, когда она лепетала мне что-то о своих акциях и о том, что ей скоро придется уйти с работы из-за операции!
— Ну и почему же ты ее не уволила?
— Потому что не могу, вот почему! Мой шляпный магазин может стать моим единственным источником дохода, если дела на фабрике будут продолжать ухудшаться. И я никогда не найду человека, который делал бы для салона хотя бы половину того, что делает она, даже если я буду платить ему в десять раз больше, чем тетушке Корни. Она незаменима.
— Молись, чтобы ей не пришла в голову эта мысль, или она запросит в десять раз больше, чем ты сейчас ей платишь.
В его голосе послышались нотки удовлетворения, когда он добавил:
— И потом, моя дорогая, если тебе это не по карману, придется самой стать продавщицей в своем магазине. Ты будешь работать лучше Корни.
— Я не могу это сделать, — выпалила Алисия. — Это разрушит мою репутацию в обществе. Одно дело — осуществлять руководство подобным предприятием, и совсем другое — самой продавать свой товар. — Она рывком оправила воротник своего бледно-розового пальто. Ее красивое лицо помрачнело от неудовольствия. — О, дядя Билли, мне вдруг показалось, что я иду по тонкому льду, который может в любую минуту проломиться подо мной, и тогда я утону.
— Да, ситуация довольно неприятная. Но не надо сдаваться, еще не все потеряно. Десять к одному, что когда таинственный покупатель заявится на свое чрезвычайное собрание завтра, он окажется каким-нибудь мужиком, за которым стоит более крупная птица. И при таком повороте событий ты окажешься очень полезной.
Алисия не ответила, просто взглянула на него со смешанным выражением сомнения и неприязни; затем ее взгляд обратился на затылок шофера, что было намного приятнее для глаз, чем желчная физиономия сэра Вильяма.
Когда Мисси входила в библиотеку, она не сомневалась, что найдет Юну, даже если по расписанию та была выходной. И действительно, Юна оказалась на месте.
— О, Мисси, я так рада тебя видеть! — воскликнула она, вскакивая с места. — У меня для тебя сюрприз.
— У меня для тебя тоже, и не один, — сказала Мисси.
— Подожди меня здесь. Я вернусь в две секунды. — Юна исчезла в комнате, где пили чай, и появилась вновь, неся большую белую коробку, и поменьше — со шляпой; обе были перевязаны белыми лентами.
Они улыбнулись друг другу с нежностью и пониманием.
— Это алое кружевное платье и шляпка, — сказала Мисси.
— Это алое кружевное платье и шляпка, — подтвердила Юна.
— Я буду в нем на свадьбе.
— Джон Смит! Ты выбрала того, кого нужно.
— Мне пришлось пойти на уловки и обман, чтобы завоевать его.
— Если не было другого способа, почему бы и нет.
— Я ему сказала, что у меня неизлечимая болезнь сердца.
— Мы все неизлечимо больны.
— Это все такие мелочи, — сказала Мисси. — Ты придешь на свадьбу?
— Я бы очень хотела, но нет.
— Почему?
— Я неподходящий гость.
— Потому что разведена? Но мы венчаемся не в церкви, кто же будет возражать?
— Это не имеет отношения к моему разводу, дорогая. Я думаю, Джону Смиту на своей свадьбе будет неприятно видеть лицо человека, напоминающего ему о прошлом.
Это было правдой, поэтому Мисси оставила эту тему. Больше, в общем-то, и не было о чем говорить; ее благодарность не знала границ, и такой же большой была потребность быстро уйти. Юна стояла и с болью смотрела на нее, как будто Мисси уносила с собой что-то столь ценное, чего будет вечно недоставать Юне впоследствии, и что было не столь осязаемо, как алое кружевное платье и шляпка.
Повинуясь какому-то неосознанному порыву, Мисси вернулась к столу. Перегнувшись через него, она положила руки Юне на плечи и поцеловала ее в щеку.
— До свидания, Юна.
— До свидания, мой самый лучший и дорогой друг. Будь счастлива.
Глава 11
Мисси вскочила в вагон за минуту до отхода поезда, и еще до полной остановки в Катумбе она заметила Джона Смита, стоящего на платформе. Слава Богу. Он не передумал за то время, пока его лошадь медленно трусила по главной проезжей дороге, ведущей в город. И правда, когда он увидел ее, выходящую из вагона, он казался радостным.
— Они дадут нам разрешение и обвенчают сегодня же, — сказал он, забирая у Мисси коробки.
— А мне не придется венчаться в коричневом, — сказала Мисси, отбирая у него коробки назад. — Если ты позволишь, я заскочу в уборную и переоденусь в мое подвенечное платье.
— Подвенечное платье? — он посмотрел на свою серую фланелевую рабочую рубашку и старые молескиновые брюки с притворным отчаянием.
Она засмеялась:
— Не беспокойся. Это не обязательно. Я тебе гарантирую, что твой наряд будет гораздо более подходящим , чем мой.
Платье на ней сидело отлично. Юна выбрала как раз ее размер. И что за цвет! Прямо голова идет кругом, когда смотришь на него. Где, черт возьми, Юне удалось достать платье столь элегантное и такого насыщенного дерзкого алого цвета!
Зеркало на стене, казалось, было чуть-чуть волшебным: оно преображало всех, кто бы в него ни смотрелся. Надев свою нелепую алую шляпку, Мисси решила, что выглядит прекрасно. Темный цвет кожи делал ее очень привлекательной, худоба казалась стройностью. Да, великолепно! И теперь уж точно ничего не напоминало о перезрелой девице.
Оправившись от потрясения, которое он испытал при виде цвета платья, Джон Смит тоже согласился, что Мисси выглядит прекрасно.
— Теперь все как надо. Я выгляжу как неотесанный мужлан, а ты как леди, — он весело взял ее под руку. — Ну, женщина, пошли. Надо покончить с этим делом, пока я не передумал.
Они прошествовали по Катусибо-стрит, привлекая к себе внимание прохожих и явно наслаждаясь производимым эффектом.
— Как это было просто, — сказала Мисси, когда все было закончено, и они вместе сидели в повозке Джона Смита. Она вытянула руку и посмотрела на кольцо.
— Теперь я миссис Смит. Как это хорошо звучит!
— Должен сказать, что эта свадьба была намного лучше моей предыдущей.
— Та была настоящим торжеством?
— Скорее, ее можно было назвать цирком. Двести пятьдесят гостей, шлейф у невесты в тридцать футов длиной и несет его целый полк сопливых мальчишек; все мужчины затянуты во фраки, двенадцать или четырнадцать подружек невесты, архиепископ такой-то, председательствующий, церковный хор — Господи Иисусе, это был кошмар! Но в сравнении с тем, что произошло дальше, свадьба казалась райской идиллией. — Он искоса посмотрел на нее, приподняв бровь: — Ты хочешь послушать дальше?
— Да, пожалуйста. Говорят, что вторая жена всегда должна бороться с духом первой, а дух гораздо труднее одолеть, чем живого человека. — Мисси замолчала, собираясь с силами. — Она была дорога тебе?
— Вероятно, да, когда я женился на ней. Я, честно, не могу вспомнить. Я не знал ее, понимаешь. Я только знал кое-что о ней. Она, должно быть, хотела стать моей женой, потому что я уверен, что сам я не делал предложения. Я такой парень, которому женщины сами делают предложение. Я не против таких действий, как твои, по крайней мере, это было честно и прямо: А она — сейчас она тебе на шею вешается, а минуту спустя смотрит на тебя как на чумного. Как говорится, то любит, то хулит. Я думаю, что по женскому разумению это как раз то, что мужчины и ждут от них, и что если они так не делают то, им кажется, что жизнь для мужчин будет слишком легкой.
Вот почему ты мне и нравишься, миссис Смит. Ты ведешь себя совсем не так.
— Спасибо, — сказала скромно Мисси. — И что же случилось потом?
Он пожал плечами.
— О, она решила, что имеет право делать все, что ей захочется. И что только ее желания имеют значение. Что раз она получила меня в сети, то со мной можно не считаться. Я был при ней, чтобы показывать, что она хороший ловец, я придавал ее жизни респектабельность, я был своего рода ее пажем. У нее не было любовников в прямом смысле слова. У нее были чичисбеи, как она их называла, женоподобные негодяи с жасмином в петлице и с волосами, напомаженными больше, чем их кожаные ботинки. Если для кого и верна пословица «с кем поведешься — от того и наберешься», так это для моей жены. Ее подруги были бесчувственны как гвозди, а ее приятели мягки как воск. Она любила высмеивать меня. Перед всеми и каждым. Я был тупым. Я был скучным. Она не делала секрета из нашей семейной жизни. Она постоянно была настроена на скандал, где бы мы ни находились. Короче говоря, я для нее был человеком второго сорта, и она презирала меня.
— А ты? Как ты к ней относился?
— Они дадут нам разрешение и обвенчают сегодня же, — сказал он, забирая у Мисси коробки.
— А мне не придется венчаться в коричневом, — сказала Мисси, отбирая у него коробки назад. — Если ты позволишь, я заскочу в уборную и переоденусь в мое подвенечное платье.
— Подвенечное платье? — он посмотрел на свою серую фланелевую рабочую рубашку и старые молескиновые брюки с притворным отчаянием.
Она засмеялась:
— Не беспокойся. Это не обязательно. Я тебе гарантирую, что твой наряд будет гораздо более подходящим , чем мой.
Платье на ней сидело отлично. Юна выбрала как раз ее размер. И что за цвет! Прямо голова идет кругом, когда смотришь на него. Где, черт возьми, Юне удалось достать платье столь элегантное и такого насыщенного дерзкого алого цвета!
Зеркало на стене, казалось, было чуть-чуть волшебным: оно преображало всех, кто бы в него ни смотрелся. Надев свою нелепую алую шляпку, Мисси решила, что выглядит прекрасно. Темный цвет кожи делал ее очень привлекательной, худоба казалась стройностью. Да, великолепно! И теперь уж точно ничего не напоминало о перезрелой девице.
Оправившись от потрясения, которое он испытал при виде цвета платья, Джон Смит тоже согласился, что Мисси выглядит прекрасно.
— Теперь все как надо. Я выгляжу как неотесанный мужлан, а ты как леди, — он весело взял ее под руку. — Ну, женщина, пошли. Надо покончить с этим делом, пока я не передумал.
Они прошествовали по Катусибо-стрит, привлекая к себе внимание прохожих и явно наслаждаясь производимым эффектом.
— Как это было просто, — сказала Мисси, когда все было закончено, и они вместе сидели в повозке Джона Смита. Она вытянула руку и посмотрела на кольцо.
— Теперь я миссис Смит. Как это хорошо звучит!
— Должен сказать, что эта свадьба была намного лучше моей предыдущей.
— Та была настоящим торжеством?
— Скорее, ее можно было назвать цирком. Двести пятьдесят гостей, шлейф у невесты в тридцать футов длиной и несет его целый полк сопливых мальчишек; все мужчины затянуты во фраки, двенадцать или четырнадцать подружек невесты, архиепископ такой-то, председательствующий, церковный хор — Господи Иисусе, это был кошмар! Но в сравнении с тем, что произошло дальше, свадьба казалась райской идиллией. — Он искоса посмотрел на нее, приподняв бровь: — Ты хочешь послушать дальше?
— Да, пожалуйста. Говорят, что вторая жена всегда должна бороться с духом первой, а дух гораздо труднее одолеть, чем живого человека. — Мисси замолчала, собираясь с силами. — Она была дорога тебе?
— Вероятно, да, когда я женился на ней. Я, честно, не могу вспомнить. Я не знал ее, понимаешь. Я только знал кое-что о ней. Она, должно быть, хотела стать моей женой, потому что я уверен, что сам я не делал предложения. Я такой парень, которому женщины сами делают предложение. Я не против таких действий, как твои, по крайней мере, это было честно и прямо: А она — сейчас она тебе на шею вешается, а минуту спустя смотрит на тебя как на чумного. Как говорится, то любит, то хулит. Я думаю, что по женскому разумению это как раз то, что мужчины и ждут от них, и что если они так не делают то, им кажется, что жизнь для мужчин будет слишком легкой.
Вот почему ты мне и нравишься, миссис Смит. Ты ведешь себя совсем не так.
— Спасибо, — сказала скромно Мисси. — И что же случилось потом?
Он пожал плечами.
— О, она решила, что имеет право делать все, что ей захочется. И что только ее желания имеют значение. Что раз она получила меня в сети, то со мной можно не считаться. Я был при ней, чтобы показывать, что она хороший ловец, я придавал ее жизни респектабельность, я был своего рода ее пажем. У нее не было любовников в прямом смысле слова. У нее были чичисбеи, как она их называла, женоподобные негодяи с жасмином в петлице и с волосами, напомаженными больше, чем их кожаные ботинки. Если для кого и верна пословица «с кем поведешься — от того и наберешься», так это для моей жены. Ее подруги были бесчувственны как гвозди, а ее приятели мягки как воск. Она любила высмеивать меня. Перед всеми и каждым. Я был тупым. Я был скучным. Она не делала секрета из нашей семейной жизни. Она постоянно была настроена на скандал, где бы мы ни находились. Короче говоря, я для нее был человеком второго сорта, и она презирала меня.
— А ты? Как ты к ней относился?