Страница:
— Как только он начнет колебаться, сразу напоминайте ему о Правилах и Положениях. Ваша запись активизирует пленку в его санях.
— Вы… вы уверены, что Моксун соответствует…
— Для вашей цели, Килашандра, он единственный. — Тон Ланжеки не допускал возражений. — Но не доверяйте ему ни на грош. Он слишком давно режет кристалл и слишком давно поет один.
— Тогда почему?.. — Килашандра дошла уже до белого каления.
Ланжеки взял ее под локоть и почти поднял ее в сани.
— Его руки будут автоматически делать то, что вам нужно видеть. Следите, как он режет, что он делает, но не за тем, что он говорит. Слушайте ваш внутренний голос. Следите за метеосообщениями, как только будете вспоминать о них. К счастью, в первом путешествии вы будете достаточно часто думать об этом. Пассовер начнется через семь недель, но штормы могут разразиться немного раньше настоящего объединения лун. Да, я знаю, что все это вам известно, но повторение никогда не мешает. Ну, вот, он сел и пристегнулся. Поезжайте за ним. Карта ущелья постоянно будет перед вами. Не забывайте сразу же упаковать кристалл, как только вы его вырезали, Килашандра!
Как быстро он отправил меня, подумала Килашандра, чтобы не дать времени ни на сожаления, ни на прощание. Вчера она была сама собой, а он был Ланжеки-мужчиной: сегодня он — гильдмастер. Вполне честно.
Моксун вылетел как раз в тот самый миг, когда она включила двигатель своих саней.
Его сани перекосились даже в воздухе, как человек, у которого одно плечо выше другого. Несмотря на сильные сомнения в отношении Моксуна, Килашандра испытывала прилив энтузиазма, когда вывела свои сани из ангара. Наконец-то она едет резать кристалл! Наконец! Она была первой из класса 895. Она подумала о Ремболе и скорчила гримасу. Следовало хотя бы оставить ему записку с объяснением своего отсутствия. Но затем вспомнила, что вызывала, а он не ответил. Этого вполне достаточно!
Этот чокнутый Моксун мчится как наскипидаренный! Килашандра увеличила скорость своих саней. Чтобы удержать правильную дистанцию. Своеобразно сменив направления, Моксун направился теперь точно на север и спустился ниже, чуть не задевая первые склады Рядов Милки. Килашандра была над ним, когда увидела его на секунду, а затем он исчез в высокой складке, Килашандра подалась назад и отметила оба конца сдвига. Моксун парил над северным концом — она заметила солнечный блик на оранжевом. Она полетела к следующему ущелью, сделав вид, что не заметила Моксуна, и применила его тактику, пока он не показался в южном конце, как она и рассчитывала.
— Этот безголовый тупица забыл, что я должна следовать за ним, — сказала она и включила повторение записи. Прибор в его санях должен был тоже включиться. Она вздохнула, готовясь к долгому и трудному дню, но внезапно появились сани Моксуна, на этот раз он больше не пытался скрыться от нее.
Она отметила новый курс Моксуна, который и был его настоящим направлением. Килашандра задумалась, долго ли она сможет полагаться на помощь повторения. Она не знала, куда он ведет ее, но у нее было преимущество перед ним, выражавшееся в более скоростных и маневренных новых санях.
Даже на прямом курсе Моксун летел как-то беспорядочно. Здесь не было сильных воздушных течений, однако его сани прыгали и раскачивались. Может, он хотел, чтобы у нее закружилась голова?
И зачем Ланжеки выбрал этого человека? Из-за его дырявой памяти? Из-за того, что как только Моксун добьется желаемого отъезда с планеты, он, следуя манере старых хрустальных певцов, забудет, что провожал в Ряды некую Килашандру Ри? Ну что ж, это вполне логично со стороны Ланжеки, решившего, что она найдет заявку Киборгена раньше тех, кто уже ищет. Ланжеки явно поддерживал Килашандру.
Если певец хоть один раз резал определенный слой, потом ему достаточно появиться в общем районе, и он почувствует притяжение звука, — говорила Консера. Ваше усиленное зрение поможет вам различить цвет кристалла под нанесенной штормом пленкой, базовым камнем и трещинами. Следите, чтобы солнце было в правом углу, и хрустальный рез был ярко освещен.
Фразы и советы проплывали в мозгу Килашандры, когда она смотрела вниз на волнистые складки Милки-Рядов и сильно сомневалась, что она когда-нибудь что-нибудь найдет в этой однородной местности. На многие километры во всех направлениях тянулся монотонный ландшафт, испещренный складками, выступами, ущельями.
Неожиданный удар пронзительного света заставил ее взглянуть вниз. Она увидела оранжевый верх саней, почти скрытый под нависающим краем ущелья: только ее удачное местоположение и люминесцентная краска позволили ей обнаружить сани. На самом высоком из окружающих выступе был мазок краски, отмечавший заявку.
Эта хрустальная вспышка, так не похожая на все, что случалось с Килашандрой совсем недавно, уверила ее, что на Беллибране могут происходить самые невероятные вещи.
Черт побери, куда же делся Моксун? За короткий миг оранжевые сани старого певца скрылись из виду. Она поднялась выше и ухватила оранжевый блеск в глубоком ущелье. Не меняя высоты, она управляла скоростью, осторожно продвигаясь вперед, потом включила видеоэкран на увеличение. Поскольку Килашандра хорошо видела сани Моксуна, она не стала включать ленту: если она испугает его, он может врезаться в какую-нибудь из каменных опор, окаймляющих каньон.
Затем Моксун снова исчез. Похоже, он следовал курсом, на юг. Она не видела его в тени ущелья, но здесь не было другого места, куда он мог скрыться.
Длинное извилистое ущелье заканчивалось грудой обломков от эрозии. Там не было и признака Моксуна, но поскольку Килашандра уравняла скорость, она не могла обогнать его. Значит, он скрывался в тени. Затем она увидела потускневший заявочный маз на выступе. Вероятно, прошли десятилетия, чтобы краска побледнела до такого оттенка, так, во всяком случае, говорила Консера. Брошенная заявка всегда имела отметку цвета мочи, но ничего такого Килашандра не видела, пока преследовала Моксуна.
Осторожно спустившись в ущелье, она прибавила увеличение и вдруг увидела долину намного шире предыдущей: оранжевые сани были припаркованы справа, на затемненном уступе, который она не заметила бы никогда, если бы не вела поиск непосредственно в этом ущелье.
Она включила ленту на полную громкость, чтобы голос Ланжеки отражался от каменных стен, потому, что Моксун бросился к ней с поднятым над головой резцом.
— Захватчик участка! Захватчик! — вопил он, налетев на выступ, где Килашандра поставила свои сани. Он приближался к дверце ее саней, держа резец перед собой.
… В соответствии с разделом 53… — ревел аппарат.
— Ланжеки? Он с вами? — Моксун дико оглядывался в поиске других саней.
— Проигрыватель, — закричала Килашандра, покрывая слова Ланжеки. — Я не захватчица. Покажите мне, как резать. За это вы получите премию. — Ее хорошо поставленный голос использовал паузы в записи, чтобы сообщение дошло до Моксуна.
— Это я? — Моксун недоверчиво показал на ее сани — откуда послышался его собственный колеблющийся голос.
— Да, вы сделали запись сегодня утром. Вы обещали сопровождать меня за премию.
— Премия! — Моксун чуть опустил резец, хотя Килашандра ловко маневрировала, отстраняясь от его острия.
— Да, премия, согласно разделу 53… Помните?
— Да, помню, — не совсем уверенно сказал Моксун. — Это вы сейчас говорите, а потом обманите…
— Я обещаю выполнять раздел 49, параграфы 7, 9, 14. Я останусь с вами только два дня, только посмотреть, как эксперт режет кристалл. Ланжеки рекомендовал вас как одного из лучших.
— Ох, уж этот Ланжеки! Ему бы только резать кристалл! — фыркнул Моксун с угрюмым осуждением. Он явно не верил ей.
— Вы получите премию и уедете с планеты.
Резец опустился вниз: усталые пальцы старика так слабо держали рукоятку, что Килашандра опасалась, как бы Моксун не выронил резец. Ей достаточно часто повторяли, как легко портятся резцы.
— Я уеду с Беллибрана. Уеду. Поэтому я согласился стать «пастухом», — говорил сам себе Моксун, игнорируя утверждения проигрывателя. Внезапно он снова поднял резец и угрожающе шагнул к Килашандре. — Откуда я знаю, что вы не вернетесь сюда, резать на моем участке, как только я уеду с Беллибрана?
— Я не найду этого проклятого места снова! — взорвалась она, считая, что сдержанность совершенно лишнее в отношениях с этим фанатиком. — Я не имею понятия, где я. Я не спускала глаз с вас и моталась туда-сюда, то вверх, то вниз. Неужели вы забыли, как вести сани? Неужели вы забыли о своем согласии, которое вы дали всего пять часов назад?
Моксун подозрительно прищурился и чуть-чуть опустил резец.
— Вы знаете, где вы.
— Откуда мне знать все изгибы и повороты в этом проклятом ущелье? Знаю только, что где-то на севере. Да и какое, к дьяволу, это имеет значение? Покажите мне, как резать кристалл, и я через час уеду.
— За час вы не можете вырезать кристалл. Правильно вырезать. — Моксун задумался. — Вы не знаете, как взяться за это.
— Вот именно, черт возьми! Не знаю. А вы получите большую премию за то, что покажете мне. Научите меня, Моксун.
Комбинацией просьб, беззастенчивой лести, постоянного повторения слов «премия», «Ланжеки надеется», «уехать с планеты», «блестящий резчик» она, наконец, умиротворила Моксуна. Но посоветовала ему как следует поесть перед тем, как он станет показывать ей способ резки. И дала понять, что она дура и предлагает ему еду из собственных запасов. При всей своей щуплости он оказался весьма прожорлив.
Наевшись, отдохнув и наговорив ей, как она считала, кучу вздора про положение солнца, про утренние и вечерние экскурсии в темные овраги, чтобы «послушать», проснулся ли кристалл или собрался спать, Моксун так и не выказал склонности взять резец и выполнить свою часть сделки. Килашандра размышляла, как бы потактичнее намекнуть ему на это, как он вдруг вскочил, выбросил обе руки в приветствии солнечному лучу, спустившемуся под углом в овраг и осветившему их сторону как раз позади носа саней Моксуна.
Странный звук, вибрируя, проникал сквозь скалу, на которой сидела Килашандра. Моксун схватил резец и пошел, испуская радостное хихиканье, которое превратилось в прекрасное чисто звучащее ля резко ниже среднего до. Моксун пел в теноровом регистре.
И часть ущелья ответила!
Когда Килашандра подошла к Моксуну, он уже срезал фасад розового кварца, затемненный его санями. Зачем старик…
Затем она услышала крик кристалла. Несмотря на все свои недостатки, Моксун имел силу легких, поразительную для такого старого человека. Он держал точную ноту даже после того, как вырезал пентаэдр из неровной экструзии кварца, и тот вспыхнул в солнечном свете разными гранями. Диссонанс начался, когда Моксун врезался глубже в поверхность слоя, это была первобытная агония: и она потрясла Килашандру до корней зубов. Это было неизмеримо хуже настройки кристалла. Она замерла от неожиданной боли и инстинктивно вскрикнула, чтобы замаскировать звук. Агония перешла в две ноты, чистые и ясные.
— Пойте! — закричал Моксун. — Держите эту ноту! — он поднял резец и сделал второй срез, снял его, снова запел, настроил резец и сделал шесть аккуратных разрезов сверху вниз. Его тощее тело тряслось, но руки были на удивление устойчивы, когда он резал и резал, пока не дошел до края. С восторженной нотой он изогнулся в новой позе и сделал нижний срез для четырех сочетающихся кристаллов.
— Мои красавцы! Моя красавица! — напевал он, затем, осторожно положив резец, бросился к саням и возник оттуда с коробкой. Упаковывая кристалл, он все еще напевал. В его движениях было любопытное несоответствие поспешности и лени, потому что его пальцы ласкали грани кристаллов, когда он укладывал их.
Килашандра не шевелилась, пораженная увиденным до глубины души как переживаниями кристалла, так и быстрыми отточенными действиями Моксуна. Она вздохнула, чтобы снять напряжение. Моксун издал нечленораздельный звук и потянулся за своим резцом. Он едва не отрезал ей руку, но споткнулся о короб: она шагнула назад, к его саням, влезла в них и нажала кнопку репродуктора, еще не успев захлопнуть дверцу, которая прижала кончик резца.
Как мог Ланжеки послать ее со свихнувшимся маньяком? Голос Ланжеки раскатился вокруг и заставил резонировать часть каменной стены над санями.
— Я извиняюсь, Килашандра Ри, — сказал Моксун с нотой искреннего раскаяния в голосе, — не закрывайте дверь, а то сломаете мой резец.
— Как я могу верить вам, Моксун? Вы сегодня два раза чуть не убили меня.
— Я забыл. Я забыл, — рыдающим тоном сказал Моксун. — Вы напоминайте мне, когда я режу. Кристалл убивает мою память. Он поет — и я забываю… забываю…
Килашандра закрыла глаза и попыталась отдышаться. Этот человек был так жалок.
— Я покажу вам, как резать. Честное слово, покажу, — бормотал он.
Записанный голос Моксуна подтверждал его согласие «пасти» ее в соответствии с разделом 53. Она могла сломать его резец, придвинув дверцу еще на сантиметр. В ее ушах звучал собственный голос: он обещал придерживаться разделов и параграфов.
Покажите мне в резке то, чему я не могла научиться.
— Я покажу вам, как отыскать песню в утесах. Я покажу вам, как найти кристалл. Вырезать его может всякой дурак. Главное — найти его. Только не закрывайте дверь!
— Как я удержу вас от попытки убить меня?
— Просто разговаривайте со мной. Оставьте ленту включенной. Говорите со мной, пока я режу. Отдайте мне мой резец.
— Я говорю с вами. Моксун, и я открываю дверь. Я не испортила резец.
Как только она освободила резец, Моксун первым делом осмотрел его.
— Ну, Моксун, теперь покажите мне, как найти песню в утесах, — напомнила Килашандра.
— Вот сюда… — он полез на выступ. — Смотрите… — он провел пальцем неровную, едва заметную линию. — И здесь. — Теперь блеск кристалла был ясно виден сквозь покрывавшую его пыль. Моксун стер ее, и солнечный свет заиграл на кристалле. — Солнечный свет подскажет вам, где, но вы должны видеть. Смотреть и видеть! Кристалл лежит плоскими слоями, вот здесь, здесь, иногда он сложен гармошкой, иногда находится под прямым углом. Вы уверены, что не найдете дороги сюда? — он нервно взглянул на нее.
— Абсолютно уверена!
— Розовый всегда спускается к югу. — Он слегка провел пальцем вниз, к обрыву. — Я не замечал этого раньше. Почему я не видел?
— Наверное, вы просто не смотрели, Моксун.
Он не обратил на Килашандру внимания. Она вдруг подумала, что подул ветер, что было маловероятно в таком глубоком ущелье, но затем услышала слабое эхо и поняла, что это напевает Моксун. Он приложил ухо к каменной стене.
— Ага, здесь. Я могу резать здесь!
Он начал резать. На этот раз крик кристалла ожидался, поэтому дело спорилось. Килашандра не спускала глаз с Моксуна, в особенности, когда он комплектовал свои разрезы. Она принесла ему короб, унесла обратно и уложила в сани, не переставая разговаривать с Моксуном и заставляя его отвечать ей. Он действительно умел резать кристалл. И знал, как найти его. Ущелье слоилось к югу и содержало полосы розового кварца. Моксун мог резать здесь до конца своих дней.
Когда солнце спустилось за восточный край ущелья, Моксун резко прекратил работу и сказал, что проголодался. Килашандра кормила его и слушала, как он бормочет что-то насчет трещин и резов, а также про захватчиков, под которыми он подразумевал нехрустальный камень, обычно рассеянный в хрустальной жиле.
Поскольку Килашандра помнила невысокий отзыв Интора о розовых кристаллах, она спросила Моксуна, режет ли он другие цвета. Это был глупый вопрос, потому, что Моксун обозлился и отметил, что режет розовый всю свою рабочую жизнь, а жизнь эта больше, чем прожила она, ее родители и деды, и что ей следует думать о собственных делах. И он направился к своим саням.
Тщательно заперев дверь, Килашандра устроилась поудобнее. Она не была уверена, что выдержит или вообще переживет еще один день с этим параноиком. Она ни минуты не сомневалась, что неустойчивые отношения, которых она в конце концов добилась, за ночь завянут в его закристаллизировавшейся черепушке.
В холодной тьме ущелья, когда ночь заставляла скалы трещать и звякать, Килашандра думала о Ланжеки. Он говорил, что хотел узнать ее до того, как она станет петь кристаллу. Теперь эта фраза не выходила у нее из головы. Неужели одно путешествие в Хрустальные Ряды так сильно изменит ее? Может, две ночи и день, проведенные с Ланжеки, создали какую-то связь между ними? Если так, Ланжеки в следующие несколько недель будет очень занят, укрепляя связи между Джезри, Ремболом… Затем здравый смысл восторжествовал. Ланжеки хитер, но не настолько же бесчестен! А впрочем, кто знает?
Кроме того, никто из остальных не получили Милки-перехода и не почувствовал черный кристалл. И Ланжеки сказал, что ему нравится ее общество. Ему, Ланжеки-мужчине, приятна ее компания, но в то же время Ланжеки-гильдмастер послал ее с этим сумасшедшим Моксуном.
Килашандра решительно поставила будильник на восход солнца, чтобы успеть уехать из ущелья, пока Моксун не проснулся.
Глава 9
— Вы… вы уверены, что Моксун соответствует…
— Для вашей цели, Килашандра, он единственный. — Тон Ланжеки не допускал возражений. — Но не доверяйте ему ни на грош. Он слишком давно режет кристалл и слишком давно поет один.
— Тогда почему?.. — Килашандра дошла уже до белого каления.
Ланжеки взял ее под локоть и почти поднял ее в сани.
— Его руки будут автоматически делать то, что вам нужно видеть. Следите, как он режет, что он делает, но не за тем, что он говорит. Слушайте ваш внутренний голос. Следите за метеосообщениями, как только будете вспоминать о них. К счастью, в первом путешествии вы будете достаточно часто думать об этом. Пассовер начнется через семь недель, но штормы могут разразиться немного раньше настоящего объединения лун. Да, я знаю, что все это вам известно, но повторение никогда не мешает. Ну, вот, он сел и пристегнулся. Поезжайте за ним. Карта ущелья постоянно будет перед вами. Не забывайте сразу же упаковать кристалл, как только вы его вырезали, Килашандра!
Как быстро он отправил меня, подумала Килашандра, чтобы не дать времени ни на сожаления, ни на прощание. Вчера она была сама собой, а он был Ланжеки-мужчиной: сегодня он — гильдмастер. Вполне честно.
Моксун вылетел как раз в тот самый миг, когда она включила двигатель своих саней.
Его сани перекосились даже в воздухе, как человек, у которого одно плечо выше другого. Несмотря на сильные сомнения в отношении Моксуна, Килашандра испытывала прилив энтузиазма, когда вывела свои сани из ангара. Наконец-то она едет резать кристалл! Наконец! Она была первой из класса 895. Она подумала о Ремболе и скорчила гримасу. Следовало хотя бы оставить ему записку с объяснением своего отсутствия. Но затем вспомнила, что вызывала, а он не ответил. Этого вполне достаточно!
Этот чокнутый Моксун мчится как наскипидаренный! Килашандра увеличила скорость своих саней. Чтобы удержать правильную дистанцию. Своеобразно сменив направления, Моксун направился теперь точно на север и спустился ниже, чуть не задевая первые склады Рядов Милки. Килашандра была над ним, когда увидела его на секунду, а затем он исчез в высокой складке, Килашандра подалась назад и отметила оба конца сдвига. Моксун парил над северным концом — она заметила солнечный блик на оранжевом. Она полетела к следующему ущелью, сделав вид, что не заметила Моксуна, и применила его тактику, пока он не показался в южном конце, как она и рассчитывала.
— Этот безголовый тупица забыл, что я должна следовать за ним, — сказала она и включила повторение записи. Прибор в его санях должен был тоже включиться. Она вздохнула, готовясь к долгому и трудному дню, но внезапно появились сани Моксуна, на этот раз он больше не пытался скрыться от нее.
Она отметила новый курс Моксуна, который и был его настоящим направлением. Килашандра задумалась, долго ли она сможет полагаться на помощь повторения. Она не знала, куда он ведет ее, но у нее было преимущество перед ним, выражавшееся в более скоростных и маневренных новых санях.
Даже на прямом курсе Моксун летел как-то беспорядочно. Здесь не было сильных воздушных течений, однако его сани прыгали и раскачивались. Может, он хотел, чтобы у нее закружилась голова?
И зачем Ланжеки выбрал этого человека? Из-за его дырявой памяти? Из-за того, что как только Моксун добьется желаемого отъезда с планеты, он, следуя манере старых хрустальных певцов, забудет, что провожал в Ряды некую Килашандру Ри? Ну что ж, это вполне логично со стороны Ланжеки, решившего, что она найдет заявку Киборгена раньше тех, кто уже ищет. Ланжеки явно поддерживал Килашандру.
Если певец хоть один раз резал определенный слой, потом ему достаточно появиться в общем районе, и он почувствует притяжение звука, — говорила Консера. Ваше усиленное зрение поможет вам различить цвет кристалла под нанесенной штормом пленкой, базовым камнем и трещинами. Следите, чтобы солнце было в правом углу, и хрустальный рез был ярко освещен.
Фразы и советы проплывали в мозгу Килашандры, когда она смотрела вниз на волнистые складки Милки-Рядов и сильно сомневалась, что она когда-нибудь что-нибудь найдет в этой однородной местности. На многие километры во всех направлениях тянулся монотонный ландшафт, испещренный складками, выступами, ущельями.
Неожиданный удар пронзительного света заставил ее взглянуть вниз. Она увидела оранжевый верх саней, почти скрытый под нависающим краем ущелья: только ее удачное местоположение и люминесцентная краска позволили ей обнаружить сани. На самом высоком из окружающих выступе был мазок краски, отмечавший заявку.
Эта хрустальная вспышка, так не похожая на все, что случалось с Килашандрой совсем недавно, уверила ее, что на Беллибране могут происходить самые невероятные вещи.
Черт побери, куда же делся Моксун? За короткий миг оранжевые сани старого певца скрылись из виду. Она поднялась выше и ухватила оранжевый блеск в глубоком ущелье. Не меняя высоты, она управляла скоростью, осторожно продвигаясь вперед, потом включила видеоэкран на увеличение. Поскольку Килашандра хорошо видела сани Моксуна, она не стала включать ленту: если она испугает его, он может врезаться в какую-нибудь из каменных опор, окаймляющих каньон.
Затем Моксун снова исчез. Похоже, он следовал курсом, на юг. Она не видела его в тени ущелья, но здесь не было другого места, куда он мог скрыться.
Длинное извилистое ущелье заканчивалось грудой обломков от эрозии. Там не было и признака Моксуна, но поскольку Килашандра уравняла скорость, она не могла обогнать его. Значит, он скрывался в тени. Затем она увидела потускневший заявочный маз на выступе. Вероятно, прошли десятилетия, чтобы краска побледнела до такого оттенка, так, во всяком случае, говорила Консера. Брошенная заявка всегда имела отметку цвета мочи, но ничего такого Килашандра не видела, пока преследовала Моксуна.
Осторожно спустившись в ущелье, она прибавила увеличение и вдруг увидела долину намного шире предыдущей: оранжевые сани были припаркованы справа, на затемненном уступе, который она не заметила бы никогда, если бы не вела поиск непосредственно в этом ущелье.
Она включила ленту на полную громкость, чтобы голос Ланжеки отражался от каменных стен, потому, что Моксун бросился к ней с поднятым над головой резцом.
— Захватчик участка! Захватчик! — вопил он, налетев на выступ, где Килашандра поставила свои сани. Он приближался к дверце ее саней, держа резец перед собой.
… В соответствии с разделом 53… — ревел аппарат.
— Ланжеки? Он с вами? — Моксун дико оглядывался в поиске других саней.
— Проигрыватель, — закричала Килашандра, покрывая слова Ланжеки. — Я не захватчица. Покажите мне, как резать. За это вы получите премию. — Ее хорошо поставленный голос использовал паузы в записи, чтобы сообщение дошло до Моксуна.
— Это я? — Моксун недоверчиво показал на ее сани — откуда послышался его собственный колеблющийся голос.
— Да, вы сделали запись сегодня утром. Вы обещали сопровождать меня за премию.
— Премия! — Моксун чуть опустил резец, хотя Килашандра ловко маневрировала, отстраняясь от его острия.
— Да, премия, согласно разделу 53… Помните?
— Да, помню, — не совсем уверенно сказал Моксун. — Это вы сейчас говорите, а потом обманите…
— Я обещаю выполнять раздел 49, параграфы 7, 9, 14. Я останусь с вами только два дня, только посмотреть, как эксперт режет кристалл. Ланжеки рекомендовал вас как одного из лучших.
— Ох, уж этот Ланжеки! Ему бы только резать кристалл! — фыркнул Моксун с угрюмым осуждением. Он явно не верил ей.
— Вы получите премию и уедете с планеты.
Резец опустился вниз: усталые пальцы старика так слабо держали рукоятку, что Килашандра опасалась, как бы Моксун не выронил резец. Ей достаточно часто повторяли, как легко портятся резцы.
— Я уеду с Беллибрана. Уеду. Поэтому я согласился стать «пастухом», — говорил сам себе Моксун, игнорируя утверждения проигрывателя. Внезапно он снова поднял резец и угрожающе шагнул к Килашандре. — Откуда я знаю, что вы не вернетесь сюда, резать на моем участке, как только я уеду с Беллибрана?
— Я не найду этого проклятого места снова! — взорвалась она, считая, что сдержанность совершенно лишнее в отношениях с этим фанатиком. — Я не имею понятия, где я. Я не спускала глаз с вас и моталась туда-сюда, то вверх, то вниз. Неужели вы забыли, как вести сани? Неужели вы забыли о своем согласии, которое вы дали всего пять часов назад?
Моксун подозрительно прищурился и чуть-чуть опустил резец.
— Вы знаете, где вы.
— Откуда мне знать все изгибы и повороты в этом проклятом ущелье? Знаю только, что где-то на севере. Да и какое, к дьяволу, это имеет значение? Покажите мне, как резать кристалл, и я через час уеду.
— За час вы не можете вырезать кристалл. Правильно вырезать. — Моксун задумался. — Вы не знаете, как взяться за это.
— Вот именно, черт возьми! Не знаю. А вы получите большую премию за то, что покажете мне. Научите меня, Моксун.
Комбинацией просьб, беззастенчивой лести, постоянного повторения слов «премия», «Ланжеки надеется», «уехать с планеты», «блестящий резчик» она, наконец, умиротворила Моксуна. Но посоветовала ему как следует поесть перед тем, как он станет показывать ей способ резки. И дала понять, что она дура и предлагает ему еду из собственных запасов. При всей своей щуплости он оказался весьма прожорлив.
Наевшись, отдохнув и наговорив ей, как она считала, кучу вздора про положение солнца, про утренние и вечерние экскурсии в темные овраги, чтобы «послушать», проснулся ли кристалл или собрался спать, Моксун так и не выказал склонности взять резец и выполнить свою часть сделки. Килашандра размышляла, как бы потактичнее намекнуть ему на это, как он вдруг вскочил, выбросил обе руки в приветствии солнечному лучу, спустившемуся под углом в овраг и осветившему их сторону как раз позади носа саней Моксуна.
Странный звук, вибрируя, проникал сквозь скалу, на которой сидела Килашандра. Моксун схватил резец и пошел, испуская радостное хихиканье, которое превратилось в прекрасное чисто звучащее ля резко ниже среднего до. Моксун пел в теноровом регистре.
И часть ущелья ответила!
Когда Килашандра подошла к Моксуну, он уже срезал фасад розового кварца, затемненный его санями. Зачем старик…
Затем она услышала крик кристалла. Несмотря на все свои недостатки, Моксун имел силу легких, поразительную для такого старого человека. Он держал точную ноту даже после того, как вырезал пентаэдр из неровной экструзии кварца, и тот вспыхнул в солнечном свете разными гранями. Диссонанс начался, когда Моксун врезался глубже в поверхность слоя, это была первобытная агония: и она потрясла Килашандру до корней зубов. Это было неизмеримо хуже настройки кристалла. Она замерла от неожиданной боли и инстинктивно вскрикнула, чтобы замаскировать звук. Агония перешла в две ноты, чистые и ясные.
— Пойте! — закричал Моксун. — Держите эту ноту! — он поднял резец и сделал второй срез, снял его, снова запел, настроил резец и сделал шесть аккуратных разрезов сверху вниз. Его тощее тело тряслось, но руки были на удивление устойчивы, когда он резал и резал, пока не дошел до края. С восторженной нотой он изогнулся в новой позе и сделал нижний срез для четырех сочетающихся кристаллов.
— Мои красавцы! Моя красавица! — напевал он, затем, осторожно положив резец, бросился к саням и возник оттуда с коробкой. Упаковывая кристалл, он все еще напевал. В его движениях было любопытное несоответствие поспешности и лени, потому что его пальцы ласкали грани кристаллов, когда он укладывал их.
Килашандра не шевелилась, пораженная увиденным до глубины души как переживаниями кристалла, так и быстрыми отточенными действиями Моксуна. Она вздохнула, чтобы снять напряжение. Моксун издал нечленораздельный звук и потянулся за своим резцом. Он едва не отрезал ей руку, но споткнулся о короб: она шагнула назад, к его саням, влезла в них и нажала кнопку репродуктора, еще не успев захлопнуть дверцу, которая прижала кончик резца.
Как мог Ланжеки послать ее со свихнувшимся маньяком? Голос Ланжеки раскатился вокруг и заставил резонировать часть каменной стены над санями.
— Я извиняюсь, Килашандра Ри, — сказал Моксун с нотой искреннего раскаяния в голосе, — не закрывайте дверь, а то сломаете мой резец.
— Как я могу верить вам, Моксун? Вы сегодня два раза чуть не убили меня.
— Я забыл. Я забыл, — рыдающим тоном сказал Моксун. — Вы напоминайте мне, когда я режу. Кристалл убивает мою память. Он поет — и я забываю… забываю…
Килашандра закрыла глаза и попыталась отдышаться. Этот человек был так жалок.
— Я покажу вам, как резать. Честное слово, покажу, — бормотал он.
Записанный голос Моксуна подтверждал его согласие «пасти» ее в соответствии с разделом 53. Она могла сломать его резец, придвинув дверцу еще на сантиметр. В ее ушах звучал собственный голос: он обещал придерживаться разделов и параграфов.
Покажите мне в резке то, чему я не могла научиться.
— Я покажу вам, как отыскать песню в утесах. Я покажу вам, как найти кристалл. Вырезать его может всякой дурак. Главное — найти его. Только не закрывайте дверь!
— Как я удержу вас от попытки убить меня?
— Просто разговаривайте со мной. Оставьте ленту включенной. Говорите со мной, пока я режу. Отдайте мне мой резец.
— Я говорю с вами. Моксун, и я открываю дверь. Я не испортила резец.
Как только она освободила резец, Моксун первым делом осмотрел его.
— Ну, Моксун, теперь покажите мне, как найти песню в утесах, — напомнила Килашандра.
— Вот сюда… — он полез на выступ. — Смотрите… — он провел пальцем неровную, едва заметную линию. — И здесь. — Теперь блеск кристалла был ясно виден сквозь покрывавшую его пыль. Моксун стер ее, и солнечный свет заиграл на кристалле. — Солнечный свет подскажет вам, где, но вы должны видеть. Смотреть и видеть! Кристалл лежит плоскими слоями, вот здесь, здесь, иногда он сложен гармошкой, иногда находится под прямым углом. Вы уверены, что не найдете дороги сюда? — он нервно взглянул на нее.
— Абсолютно уверена!
— Розовый всегда спускается к югу. — Он слегка провел пальцем вниз, к обрыву. — Я не замечал этого раньше. Почему я не видел?
— Наверное, вы просто не смотрели, Моксун.
Он не обратил на Килашандру внимания. Она вдруг подумала, что подул ветер, что было маловероятно в таком глубоком ущелье, но затем услышала слабое эхо и поняла, что это напевает Моксун. Он приложил ухо к каменной стене.
— Ага, здесь. Я могу резать здесь!
Он начал резать. На этот раз крик кристалла ожидался, поэтому дело спорилось. Килашандра не спускала глаз с Моксуна, в особенности, когда он комплектовал свои разрезы. Она принесла ему короб, унесла обратно и уложила в сани, не переставая разговаривать с Моксуном и заставляя его отвечать ей. Он действительно умел резать кристалл. И знал, как найти его. Ущелье слоилось к югу и содержало полосы розового кварца. Моксун мог резать здесь до конца своих дней.
Когда солнце спустилось за восточный край ущелья, Моксун резко прекратил работу и сказал, что проголодался. Килашандра кормила его и слушала, как он бормочет что-то насчет трещин и резов, а также про захватчиков, под которыми он подразумевал нехрустальный камень, обычно рассеянный в хрустальной жиле.
Поскольку Килашандра помнила невысокий отзыв Интора о розовых кристаллах, она спросила Моксуна, режет ли он другие цвета. Это был глупый вопрос, потому, что Моксун обозлился и отметил, что режет розовый всю свою рабочую жизнь, а жизнь эта больше, чем прожила она, ее родители и деды, и что ей следует думать о собственных делах. И он направился к своим саням.
Тщательно заперев дверь, Килашандра устроилась поудобнее. Она не была уверена, что выдержит или вообще переживет еще один день с этим параноиком. Она ни минуты не сомневалась, что неустойчивые отношения, которых она в конце концов добилась, за ночь завянут в его закристаллизировавшейся черепушке.
В холодной тьме ущелья, когда ночь заставляла скалы трещать и звякать, Килашандра думала о Ланжеки. Он говорил, что хотел узнать ее до того, как она станет петь кристаллу. Теперь эта фраза не выходила у нее из головы. Неужели одно путешествие в Хрустальные Ряды так сильно изменит ее? Может, две ночи и день, проведенные с Ланжеки, создали какую-то связь между ними? Если так, Ланжеки в следующие несколько недель будет очень занят, укрепляя связи между Джезри, Ремболом… Затем здравый смысл восторжествовал. Ланжеки хитер, но не настолько же бесчестен! А впрочем, кто знает?
Кроме того, никто из остальных не получили Милки-перехода и не почувствовал черный кристалл. И Ланжеки сказал, что ему нравится ее общество. Ему, Ланжеки-мужчине, приятна ее компания, но в то же время Ланжеки-гильдмастер послал ее с этим сумасшедшим Моксуном.
Килашандра решительно поставила будильник на восход солнца, чтобы успеть уехать из ущелья, пока Моксун не проснулся.
Глава 9
Килашандра проснулась в темноте от странного шума. Она осторожно высунула голову из двери и первым делом посмотрела на сани Моксуна. Там не было признаков жизни. Она взглянула на светлеющее небо. После вчерашних поисков Моксуна она поняла, что в полутьме возможны любые навигационные случайности. Но она не желала быть поблизости, когда старый хрустальный певец встанет.
Девушка машинально проверила, все ли ее замки надежно заперты — автоматическое действие после многих тренировок. К счастью, она делала «темную» посадку и взлет в воображаемых каньонах и голубых долинах. Теперь она лишь жалела, что обратила мало внимания на местность непосредственно за участком Моксуна. Она не могла рисковать повторить вчерашний кругооборот в воздушных потоках.
Она пристегнулась к сиденью, включила двигатель на минимальную мощность. Небо уже достаточно посветлело для ее целей, но солнца еще не было. Она медленно и осторожно взлетела, не спуская глаз со сканера для уверенности, что не наткнется на какой-нибудь выступ.
Поднявшись над ущельем, она быстро включила экран внизу и увеличение. Ее отъезд не разбудил Моксуна. Скорей всего, он забудет, что она вообще была с ним, до тех пор, пока не получит свою патронажную премию. А как она поработала для этого!
Ей пришла в голову мысль, что и она когда-нибудь станет такой же, как Моксун, но она была твердо уверена, что это случиться очень и очень не скоро. И она постарается отдалить это будущее, насколько возможно.
Килашандра быстро летела к тому месту, где пять старых мазков краски составляли неправильный узор на карте Ланжеки. Солнце взошло: оно всегда выглядело величественным, а сейчас, когда позолотило восточные складки и высоты Милки-Ряда, было поистине великолепным. Она посадила сани на выветрившуюся плоскость, чтобы во время завтрака полюбоваться зрелищем зарождающего утра. Оно было чистое, приятное, с моря дул легкий бриз. Она проверила метеосводки: на ближайшие шесть часов предполагалось чистая, сухая погода.
Килашандра должна была пройти над Ф42 до Ф43 на высоте, чтобы получить полное изображение объекта. Если интуиция ее не подведет, а закрытая для остальных информация Ланжеки только подтвердила это, то одна из этих пяти заявок имела киборгенский черный кристалл.
С высоты район выглядел покинутым, овраги и ущелья, слепые каньоны, некоторые с водой, и только иногда в утреннем солнце блеснет кристалл.
Но что это? Одна из отметок была новее остальных: солнце отражалось от нее. Неужели кто-то из певцов уже обнаружил заявку Киборгена? Она сурово напомнила себе, что никто из певцов не собирался забираться так далеко на север. Одна новая метка из пяти. Но на воздушной карте Ланжеки было показано только пять старых меток.
Килашандра затаила дыхание. Киборген не был на этой заявке девять лет. Потому ли, что не мог вспомнить, где она? Он запасся полезными осколками и триадой, целым состоянием в кредитах. Не мог ли он использовать время между штормовым предупреждением и отъездом и подновить свою заявочную метку, чтобы было ее легче найти после шторма?
Килашандра стала вспоминать все насчет заявок и их захватчиков. Ничто не запрещало ей проверить обозначенное место, но поднять или резать кристалл считалось уголовным преступлением.
Она снизилась и сделала круг над участком, начиная от ярко окрашенной метки. Она не видела других саней, хотя парила для уверенности над несколькими темными ущельями, где угрожающе нависали края утесов. Она также не видела ни искорки, ни блеска освещенного солнцем кристалла. Тогда она приземлилась на выступ. Краска была свежая, толсто наложенная и только кое-где стертая последним штормом. Килашандра увидела края старой краски там, где новая была наложена в спешке. И она нашла банку с краской, заклиненную в камнях, куда ее либо бросили, либо занес ветер. Она взяла ее с восторженной улыбкой. Да, Киборген не хотел забыть эту заявку и потратил время, чтобы сохранить ее.
Она огляделась вокруг и задумалась. Поскольку Киборген явно собирал хрустальные обломки со своего участка, не было никаких указаний, где именно он работал. Но он должен был спрятать сани от наблюдения с воздуха, как это делал Моксун.
Поэтому Килашандра потратила все утро, облетая круг за кругом. Она обнаружила пять мест и отметила на своей карте особыми отличительными контурами скалу или угол, под которым летела, когда заметила место.
Погода ей больше не помогала: часам к трем дня пошел мелкий дождь. Не было солнечных бликов, чтобы вести ее, нагретый солнцем кристалл не издавал ни звука. Но нельзя было и сидеть на краю заявки: другие певцы тоже ищут киборгенский участок, и нет смысла торчать на виду.
— Ина, мина, питса, типа, — запищала она детскую считалку, указывая на каждое место при каждом слове — яву рина, ища, гоша, бамбироша, сто девяносто и одна!
«Одна» попала на западную четвертую зарубку.
Когда девушка приближалась с юга, она заметила, что выступ как-то странно наклонен. Поскольку он был со всех сторон защищен более высокими складками, эрозия не могла быть вызвана воздействием ветра. Килашандра посадила сани на неровной почве рядом с навесом и заметила, что с каждой стороны выступа были обломки — значит, место для саней было выбрано правильно.
Ободренная, она осторожно обошла кругом. Камни валялись давно и уже успели покрыться песком и пылью. Полоска оранжевой краски с внутренней стороны стены придала Килашандре окончательную уверенность. Сани припарковывались точно.
Она влезла на самую высокую точку над ущельем и вгляделась. Долина имела форму полумесяца с тупиковыми концами, в любую часть которого легко было идти от зарубки. Хрустальные певцы старались только резать кристалл, но не таскать его на расстояние. Киборгенский участок должен находиться где-то в этом ущелье.
Вернувшись к саням, она сверилась с метеосводкой. Завтра облачный покров рассеется, если только холодный фронт не двинется с южного полюса слишком быстро, так что у нее будет, по всей вероятности, светлое послеобеденное время и солнце на южном краю ущелья. Дождь или не дождь, сказала она себе, при первом солнечном луче она будет в ущелье. Киборген сделал две явные ошибки: оставил свежую метку и старый санный след.
Киборгенская резка ускользала от нее все дождливое серое утро, пока она искала в полумесяце хоть какие-нибудь следы и стирала до крови руки о камень. Совсем измученная, она вернулась к саням, чтобы поесть. С таким же успехом она могла остаться еще на день с Моксуном.
Внезапный свет привлек ее внимание к окну. Облака шли к северу, и девушка увидела участки голубого неба. Она вышла из саней. Легкий ветер подул ей в лицо. Из облаков пробивались лучи солнца.
При солнце ей, может быть, посчастливится заметить хрустальный блеск — если она в нужный момент повернется в нужную сторону. После короткого шторма киборгенский рез не мог слишком сильно покрыться пылью.
Солнце находилось ближе к западу. У нее будет шанс, если она повернется туда лицом. Она поднялась на гребень, повернулась и при солнечном свете увидела то, что дождь скрыл от нее вчера: ясную, хотя и неровную, петляющую тропу на слежавшейся пыли, проложенную парой длинных ног. Килашандра пошла по ней, где подтягиваясь, где прыгая. Она так увлеклась ходьбой, что чуть не пропустила внизу, в двух метрах от края, плоское место. Как раз тут человек мог ставить коробки. Возможно от возбуждения, но Килашандра почувствовала покалывание в ногах. Затем она услышала мягкий вздох, более громкий, чем от слабого ветра. Словно кто-то далекий жужжал, а ветер донес до нее звук, который шел спереди. Дрожа, она сделала последние два шага и увидела борозду в форме вилки, спускающуюся ко дну ущелья. Из основания развилки брызгала грязная вода и собиралась в круглую лужу ниже по неровному склону. Спустившись вниз, Килашандра почувствовала, что ее окружает черный кристалл. Она встала на колени возле симметрической лужи и ощупала ее края. В пальцах пульсировало.
Она встала и огляделась. Развилка раскинулась в ширину метра на четыре. Она достала из кармана тряпку и стерла грязь и воду. Стал виден тусклый блеск холодного черного кристалла. Киборгенская триада была вырезана правильно, но она была сама по себе, а не под углом к жиле, и оставила этот маленький клинышек, который вбирал в себя воду. Нет, этот кусочек был с трещиной, скорее всего, поврежден штормом. Она стала лихорадочно очищать пласт, чтобы обнаружить, где трещина заканчивается, где есть хороший черный кристалл. Ага, вот здесь: как раз тут Киборген перестал резать, когда разразился шторм.
Девушка машинально проверила, все ли ее замки надежно заперты — автоматическое действие после многих тренировок. К счастью, она делала «темную» посадку и взлет в воображаемых каньонах и голубых долинах. Теперь она лишь жалела, что обратила мало внимания на местность непосредственно за участком Моксуна. Она не могла рисковать повторить вчерашний кругооборот в воздушных потоках.
Она пристегнулась к сиденью, включила двигатель на минимальную мощность. Небо уже достаточно посветлело для ее целей, но солнца еще не было. Она медленно и осторожно взлетела, не спуская глаз со сканера для уверенности, что не наткнется на какой-нибудь выступ.
Поднявшись над ущельем, она быстро включила экран внизу и увеличение. Ее отъезд не разбудил Моксуна. Скорей всего, он забудет, что она вообще была с ним, до тех пор, пока не получит свою патронажную премию. А как она поработала для этого!
Ей пришла в голову мысль, что и она когда-нибудь станет такой же, как Моксун, но она была твердо уверена, что это случиться очень и очень не скоро. И она постарается отдалить это будущее, насколько возможно.
Килашандра быстро летела к тому месту, где пять старых мазков краски составляли неправильный узор на карте Ланжеки. Солнце взошло: оно всегда выглядело величественным, а сейчас, когда позолотило восточные складки и высоты Милки-Ряда, было поистине великолепным. Она посадила сани на выветрившуюся плоскость, чтобы во время завтрака полюбоваться зрелищем зарождающего утра. Оно было чистое, приятное, с моря дул легкий бриз. Она проверила метеосводки: на ближайшие шесть часов предполагалось чистая, сухая погода.
Килашандра должна была пройти над Ф42 до Ф43 на высоте, чтобы получить полное изображение объекта. Если интуиция ее не подведет, а закрытая для остальных информация Ланжеки только подтвердила это, то одна из этих пяти заявок имела киборгенский черный кристалл.
С высоты район выглядел покинутым, овраги и ущелья, слепые каньоны, некоторые с водой, и только иногда в утреннем солнце блеснет кристалл.
Но что это? Одна из отметок была новее остальных: солнце отражалось от нее. Неужели кто-то из певцов уже обнаружил заявку Киборгена? Она сурово напомнила себе, что никто из певцов не собирался забираться так далеко на север. Одна новая метка из пяти. Но на воздушной карте Ланжеки было показано только пять старых меток.
Килашандра затаила дыхание. Киборген не был на этой заявке девять лет. Потому ли, что не мог вспомнить, где она? Он запасся полезными осколками и триадой, целым состоянием в кредитах. Не мог ли он использовать время между штормовым предупреждением и отъездом и подновить свою заявочную метку, чтобы было ее легче найти после шторма?
Килашандра стала вспоминать все насчет заявок и их захватчиков. Ничто не запрещало ей проверить обозначенное место, но поднять или резать кристалл считалось уголовным преступлением.
Она снизилась и сделала круг над участком, начиная от ярко окрашенной метки. Она не видела других саней, хотя парила для уверенности над несколькими темными ущельями, где угрожающе нависали края утесов. Она также не видела ни искорки, ни блеска освещенного солнцем кристалла. Тогда она приземлилась на выступ. Краска была свежая, толсто наложенная и только кое-где стертая последним штормом. Килашандра увидела края старой краски там, где новая была наложена в спешке. И она нашла банку с краской, заклиненную в камнях, куда ее либо бросили, либо занес ветер. Она взяла ее с восторженной улыбкой. Да, Киборген не хотел забыть эту заявку и потратил время, чтобы сохранить ее.
Она огляделась вокруг и задумалась. Поскольку Киборген явно собирал хрустальные обломки со своего участка, не было никаких указаний, где именно он работал. Но он должен был спрятать сани от наблюдения с воздуха, как это делал Моксун.
Поэтому Килашандра потратила все утро, облетая круг за кругом. Она обнаружила пять мест и отметила на своей карте особыми отличительными контурами скалу или угол, под которым летела, когда заметила место.
Погода ей больше не помогала: часам к трем дня пошел мелкий дождь. Не было солнечных бликов, чтобы вести ее, нагретый солнцем кристалл не издавал ни звука. Но нельзя было и сидеть на краю заявки: другие певцы тоже ищут киборгенский участок, и нет смысла торчать на виду.
— Ина, мина, питса, типа, — запищала она детскую считалку, указывая на каждое место при каждом слове — яву рина, ища, гоша, бамбироша, сто девяносто и одна!
«Одна» попала на западную четвертую зарубку.
Когда девушка приближалась с юга, она заметила, что выступ как-то странно наклонен. Поскольку он был со всех сторон защищен более высокими складками, эрозия не могла быть вызвана воздействием ветра. Килашандра посадила сани на неровной почве рядом с навесом и заметила, что с каждой стороны выступа были обломки — значит, место для саней было выбрано правильно.
Ободренная, она осторожно обошла кругом. Камни валялись давно и уже успели покрыться песком и пылью. Полоска оранжевой краски с внутренней стороны стены придала Килашандре окончательную уверенность. Сани припарковывались точно.
Она влезла на самую высокую точку над ущельем и вгляделась. Долина имела форму полумесяца с тупиковыми концами, в любую часть которого легко было идти от зарубки. Хрустальные певцы старались только резать кристалл, но не таскать его на расстояние. Киборгенский участок должен находиться где-то в этом ущелье.
Вернувшись к саням, она сверилась с метеосводкой. Завтра облачный покров рассеется, если только холодный фронт не двинется с южного полюса слишком быстро, так что у нее будет, по всей вероятности, светлое послеобеденное время и солнце на южном краю ущелья. Дождь или не дождь, сказала она себе, при первом солнечном луче она будет в ущелье. Киборген сделал две явные ошибки: оставил свежую метку и старый санный след.
Киборгенская резка ускользала от нее все дождливое серое утро, пока она искала в полумесяце хоть какие-нибудь следы и стирала до крови руки о камень. Совсем измученная, она вернулась к саням, чтобы поесть. С таким же успехом она могла остаться еще на день с Моксуном.
Внезапный свет привлек ее внимание к окну. Облака шли к северу, и девушка увидела участки голубого неба. Она вышла из саней. Легкий ветер подул ей в лицо. Из облаков пробивались лучи солнца.
При солнце ей, может быть, посчастливится заметить хрустальный блеск — если она в нужный момент повернется в нужную сторону. После короткого шторма киборгенский рез не мог слишком сильно покрыться пылью.
Солнце находилось ближе к западу. У нее будет шанс, если она повернется туда лицом. Она поднялась на гребень, повернулась и при солнечном свете увидела то, что дождь скрыл от нее вчера: ясную, хотя и неровную, петляющую тропу на слежавшейся пыли, проложенную парой длинных ног. Килашандра пошла по ней, где подтягиваясь, где прыгая. Она так увлеклась ходьбой, что чуть не пропустила внизу, в двух метрах от края, плоское место. Как раз тут человек мог ставить коробки. Возможно от возбуждения, но Килашандра почувствовала покалывание в ногах. Затем она услышала мягкий вздох, более громкий, чем от слабого ветра. Словно кто-то далекий жужжал, а ветер донес до нее звук, который шел спереди. Дрожа, она сделала последние два шага и увидела борозду в форме вилки, спускающуюся ко дну ущелья. Из основания развилки брызгала грязная вода и собиралась в круглую лужу ниже по неровному склону. Спустившись вниз, Килашандра почувствовала, что ее окружает черный кристалл. Она встала на колени возле симметрической лужи и ощупала ее края. В пальцах пульсировало.
Она встала и огляделась. Развилка раскинулась в ширину метра на четыре. Она достала из кармана тряпку и стерла грязь и воду. Стал виден тусклый блеск холодного черного кристалла. Киборгенская триада была вырезана правильно, но она была сама по себе, а не под углом к жиле, и оставила этот маленький клинышек, который вбирал в себя воду. Нет, этот кусочек был с трещиной, скорее всего, поврежден штормом. Она стала лихорадочно очищать пласт, чтобы обнаружить, где трещина заканчивается, где есть хороший черный кристалл. Ага, вот здесь: как раз тут Киборген перестал резать, когда разразился шторм.