Страница:
Кажется, Рембол говорил, что запрет делает предмет более желанным? Это правда: обвинения маэстро против Каррика и хрустальных певцов только усилили ее желание. Конечно, она была в таком восторге от интерлюдии с Карриком: роскошная жизнь и развлечения, которые он показал ей, были настоящей приманкой для девушки, имевшей всего лишь скудное содержание и студенческий кредит. Очарование личности Каррика смутило ее, и она безрассудно отшвырнула все ограничения десятилетней никем невознагражденной дисциплины.
Теперь, когда она стояла физически близко к хрустальному источнику, чувствовала эту феноменальную вибрацию в костях и нервах, призыв к самой ее сердцевине, чего никогда не было при общении с музыкой, она укрепилась в своем решении.
Когда она вернулась, одинокая фигура появилась из секции скиммеров. Она заметила, что восемь гнезд пусты. Фигура махнула ей, чтобы она оставалась в скиммере, и быстро забралась к ней. Килашандра вежливо ждала, но человек первым делом проверил регистр скиммера, затем провел руками по бокам машины, ощупал верхний тент, почти не глядя на девушку. Делая заметки в своем блокноте, он что-то бормотал. Дисплей встревожил его, и он, открыв тент, впервые взглянул на Килашандру.
— Вы недолго отсутствовали. Вас вылетело девять человек. Ни с кем ничего не случилось?
— Нет, ничего такого.
Он успокоился.
— Вообще-то я не должен был давать рекрутам сразу девять скиммеров, но больше никто их не требовал.
Килашандра вылезла из скиммера, а служащий ангара задержался на секунду, проведя пальцами по приборной доске, по рычагу, словно одно физическое присутствие Килашандры могло что-то испортить.
— Я пользовалась им очень аккуратно, — сказала она, но он и виду не подал, что слышал.
— Вы Килашандра? — спросил он, закончив осмотр.
Он проворчал что-то и снова посмотрел в блокнот.
— Вы всегда так осматриваете машину после использования? — спросила Килашандра.
Он не ответил. Не из-за ее ли низкого ранга-рекрута? Внезапное возмущение заслонило безмятежную ясность, которую она получила в Ряду. Она тронула его за плечо и повторила вопрос.
— Всегда. Это моя работа. Некоторые из вас чертовски небрежны и задают мне лишнюю работу. Не обижайтесь, таковы мои обязанности, и они необходимы.
Громкий вой из служебных отделов испугал Килашандру, но человек из ангара и ухом не повел. Только тогда она поняла, что он глух. Второй душераздирающий вой заставил ее поморщиться, но человек никак не отреагировал. В данном случае глухота была благословением.
Последний раз погладив вернувшийся скиммер, человек полез проверять другой, не обращая более внимания на Килашандру, словно она перестала существовать. Она смотрела на него. Неужели его работа, его преданность сохранению скиммеров подавила интерес к людям? Если она получит от симбионта глухоту, неужели и она станет настолько равнодушной к ним?
Килашандра пошла по ангару, все время опасаясь, что ремонтируемая машина опять взвоет. Она отказалась от музыки как карьеры, но никогда не услышать ее снова? Она содрогнулась от одной такой мысли.
На Фьюерте она была так уверена, что у нее будет блестящая карьера солистки: не лучше ли не быть так дьявольски уверенной, что она станет хрустальной певицей, и подумать об альтернативной профессии? Ведь все может случиться, чем черт не шутит.
Ей почему-то не захотелось идти в рекрутскую гостиную, не хотелось слышать отчеты тех восьми, кто вылетел на скиммерах из гильдейского комплекса. Она хотела остаться одна. Уйти в себя, вспомнить край Ряда было полезно после встречи с человеком из ангара.
Девушка быстро вышла из ангара в ветер. Небо на западе стало темнеть. Она остановилась, полюбовалась закатом и поспешила дальше. Она не хотела, чтобы ее увидели вернувшиеся после полета на скиммерах. Дойдя до конца длинной стороны комплекса, она поднялась на низкий холм, где от кустиков поднимался теплый пряный запах. Она прислушалась к поднявшемуся ветру не только ушами, но и всем телом, надеясь снова почувствовать ту связь тело-ощущение-звук. Ветер нес примесь соли и холода, но проходил мимо Килашандры к востоку совершенно беззвучно.
Небо уже стало совсем темным, появились первые звезды. Надо изучить астрономию Беллибрана, подумала Килашандра. Странно, что об этом не упоминалось в лекциях по метеорологии. Может, было намеренно опущено, поскольку это знание не могло быть немедленно применено к тренировке рекрутов.
На севере-востоке поднялась Шагналах, средняя луна медового цвета. Она как бы отползла от более мощной Шанкилы и словно стараясь избежать беспорядочных посягательств Шилмора. Килашандра усмехнулась: Шанкил символизировал Рембола, а Шиллаун, стало быть, Шилмор. Шанганах был лишним и избегал двух других до тех пор, пока неумолимая сила не толкала его между них и Пассоверу.
Шанганах, бледно-серебристый, поднялся выше и освещал путь Килашандре, пока она поднималась на гребень холма и думала, что могла бы бесцельно брести так всю ночь. В Музыкальном Центре на Фьюерте к студенческим выходкам относились терпимо, но здесь — дело другое, здесь старый глухой служитель ангара гораздо больше заботится о машинах, чем о людях, пользующихся ими.
Она повернулась, поглядела на приземистый корпус Гильдии. Она не представляла, насколько велик комплекс, и что на поверхность лишь малая его часть, но сделала вывод, что самые лучшие квартиры находятся глубоко под землей.
Чувство изолированности, полного одиночества, высшего уединения нравилось ей, как и различные запахи, приносимые ветром. На Фьюерте всегда создавалось впечатление, что вокруг люди, которые смотрят, если не открыто наблюдают, вторгаются в ее сознание, посягают на ее право быть одной. И она вдруг поняла ярость Кариганы. Если эта женщина работала в космосе, она наслаждалась таким же чувством уединения. Ей не нужно было учиться избегать нежелательных контактов. Но даже и поняв кое-что насчет нелюдимого характера Кариганы, Килашандре все равно не хотелось бы подружиться с ней.
Приятно сознавать, что здесь, на Беллибране можно гулять ночью в полной безопасности. Это возможно лишь на очень немногих мирах Федерации Планет.
Она встала, отряхнула брюки и пошла вокруг громадного комплекса Гильдии. Наконец она достигла переднего фасада здания. Величественный входной холл нес щит Седьмой Гильдии в кристалле, сверкающем в темноте. Высокие узкие окна, выходящие на юг, не отражались на первом уровне и казались совершенно темными. Интересно, подумала она, чьи ставки так низки, чтобы жить над землей? Работников питания?
Она уже начала жалеть о своей эксцентричной прогулке вдоль длинной стены здания. Аппарели, идущие то вверх, то вниз, иногда пронзали плоскость стены, но лекция Токолома напоминала Килашандре, что эти аппарели ведут к складам и не имеют выхода к жилым помещениям, так что ей пришлось тащиться вокруг всего здания, пока она не вернулась в обширную утробу ангара.
Она очень устала, когда, наконец, добралась до аппарели, ведущей к ее квартире. Царила тишина, в гостиной было темно и пусто. Дверь Рембола была освещена зеленым, но Килашандра быстро пошла к своей. Быть с кем-то, даже с таким приятным парнем как Рембол, можно и завтра. Она улеглась спать, довольная бесспорной выгодой уединения, полагающегося члену Седьмой Гильдии.
Глава 4
Теперь, когда она стояла физически близко к хрустальному источнику, чувствовала эту феноменальную вибрацию в костях и нервах, призыв к самой ее сердцевине, чего никогда не было при общении с музыкой, она укрепилась в своем решении.
Когда она вернулась, одинокая фигура появилась из секции скиммеров. Она заметила, что восемь гнезд пусты. Фигура махнула ей, чтобы она оставалась в скиммере, и быстро забралась к ней. Килашандра вежливо ждала, но человек первым делом проверил регистр скиммера, затем провел руками по бокам машины, ощупал верхний тент, почти не глядя на девушку. Делая заметки в своем блокноте, он что-то бормотал. Дисплей встревожил его, и он, открыв тент, впервые взглянул на Килашандру.
— Вы недолго отсутствовали. Вас вылетело девять человек. Ни с кем ничего не случилось?
— Нет, ничего такого.
Он успокоился.
— Вообще-то я не должен был давать рекрутам сразу девять скиммеров, но больше никто их не требовал.
Килашандра вылезла из скиммера, а служащий ангара задержался на секунду, проведя пальцами по приборной доске, по рычагу, словно одно физическое присутствие Килашандры могло что-то испортить.
— Я пользовалась им очень аккуратно, — сказала она, но он и виду не подал, что слышал.
— Вы Килашандра? — спросил он, закончив осмотр.
Он проворчал что-то и снова посмотрел в блокнот.
— Вы всегда так осматриваете машину после использования? — спросила Килашандра.
Он не ответил. Не из-за ее ли низкого ранга-рекрута? Внезапное возмущение заслонило безмятежную ясность, которую она получила в Ряду. Она тронула его за плечо и повторила вопрос.
— Всегда. Это моя работа. Некоторые из вас чертовски небрежны и задают мне лишнюю работу. Не обижайтесь, таковы мои обязанности, и они необходимы.
Громкий вой из служебных отделов испугал Килашандру, но человек из ангара и ухом не повел. Только тогда она поняла, что он глух. Второй душераздирающий вой заставил ее поморщиться, но человек никак не отреагировал. В данном случае глухота была благословением.
Последний раз погладив вернувшийся скиммер, человек полез проверять другой, не обращая более внимания на Килашандру, словно она перестала существовать. Она смотрела на него. Неужели его работа, его преданность сохранению скиммеров подавила интерес к людям? Если она получит от симбионта глухоту, неужели и она станет настолько равнодушной к ним?
Килашандра пошла по ангару, все время опасаясь, что ремонтируемая машина опять взвоет. Она отказалась от музыки как карьеры, но никогда не услышать ее снова? Она содрогнулась от одной такой мысли.
На Фьюерте она была так уверена, что у нее будет блестящая карьера солистки: не лучше ли не быть так дьявольски уверенной, что она станет хрустальной певицей, и подумать об альтернативной профессии? Ведь все может случиться, чем черт не шутит.
Ей почему-то не захотелось идти в рекрутскую гостиную, не хотелось слышать отчеты тех восьми, кто вылетел на скиммерах из гильдейского комплекса. Она хотела остаться одна. Уйти в себя, вспомнить край Ряда было полезно после встречи с человеком из ангара.
Девушка быстро вышла из ангара в ветер. Небо на западе стало темнеть. Она остановилась, полюбовалась закатом и поспешила дальше. Она не хотела, чтобы ее увидели вернувшиеся после полета на скиммерах. Дойдя до конца длинной стороны комплекса, она поднялась на низкий холм, где от кустиков поднимался теплый пряный запах. Она прислушалась к поднявшемуся ветру не только ушами, но и всем телом, надеясь снова почувствовать ту связь тело-ощущение-звук. Ветер нес примесь соли и холода, но проходил мимо Килашандры к востоку совершенно беззвучно.
Небо уже стало совсем темным, появились первые звезды. Надо изучить астрономию Беллибрана, подумала Килашандра. Странно, что об этом не упоминалось в лекциях по метеорологии. Может, было намеренно опущено, поскольку это знание не могло быть немедленно применено к тренировке рекрутов.
На севере-востоке поднялась Шагналах, средняя луна медового цвета. Она как бы отползла от более мощной Шанкилы и словно стараясь избежать беспорядочных посягательств Шилмора. Килашандра усмехнулась: Шанкил символизировал Рембола, а Шиллаун, стало быть, Шилмор. Шанганах был лишним и избегал двух других до тех пор, пока неумолимая сила не толкала его между них и Пассоверу.
Шанганах, бледно-серебристый, поднялся выше и освещал путь Килашандре, пока она поднималась на гребень холма и думала, что могла бы бесцельно брести так всю ночь. В Музыкальном Центре на Фьюерте к студенческим выходкам относились терпимо, но здесь — дело другое, здесь старый глухой служитель ангара гораздо больше заботится о машинах, чем о людях, пользующихся ими.
Она повернулась, поглядела на приземистый корпус Гильдии. Она не представляла, насколько велик комплекс, и что на поверхность лишь малая его часть, но сделала вывод, что самые лучшие квартиры находятся глубоко под землей.
Чувство изолированности, полного одиночества, высшего уединения нравилось ей, как и различные запахи, приносимые ветром. На Фьюерте всегда создавалось впечатление, что вокруг люди, которые смотрят, если не открыто наблюдают, вторгаются в ее сознание, посягают на ее право быть одной. И она вдруг поняла ярость Кариганы. Если эта женщина работала в космосе, она наслаждалась таким же чувством уединения. Ей не нужно было учиться избегать нежелательных контактов. Но даже и поняв кое-что насчет нелюдимого характера Кариганы, Килашандре все равно не хотелось бы подружиться с ней.
Приятно сознавать, что здесь, на Беллибране можно гулять ночью в полной безопасности. Это возможно лишь на очень немногих мирах Федерации Планет.
Она встала, отряхнула брюки и пошла вокруг громадного комплекса Гильдии. Наконец она достигла переднего фасада здания. Величественный входной холл нес щит Седьмой Гильдии в кристалле, сверкающем в темноте. Высокие узкие окна, выходящие на юг, не отражались на первом уровне и казались совершенно темными. Интересно, подумала она, чьи ставки так низки, чтобы жить над землей? Работников питания?
Она уже начала жалеть о своей эксцентричной прогулке вдоль длинной стены здания. Аппарели, идущие то вверх, то вниз, иногда пронзали плоскость стены, но лекция Токолома напоминала Килашандре, что эти аппарели ведут к складам и не имеют выхода к жилым помещениям, так что ей пришлось тащиться вокруг всего здания, пока она не вернулась в обширную утробу ангара.
Она очень устала, когда, наконец, добралась до аппарели, ведущей к ее квартире. Царила тишина, в гостиной было темно и пусто. Дверь Рембола была освещена зеленым, но Килашандра быстро пошла к своей. Быть с кем-то, даже с таким приятным парнем как Рембол, можно и завтра. Она улеглась спать, довольная бесспорной выгодой уединения, полагающегося члену Седьмой Гильдии.
Глава 4
На следующий день Килашандра была уже не так самоуверенна, когда боролась за сохранение равновесия при порывах ветра и, что более важно, за то, чтобы не уронить упаковку с кристаллами.
Компьютер поднял рекрутов на заре. Небо глубокого мрачного серого цвета со штормовыми тучами нависло над комплексом так низко, словно пыталось окутать верхний уровень. Рекрутам велели быстро поесть горячего и явиться к карго-офицеру в ангар. Они поступали в ее распоряжение, пока она не отпустит их.
Через все нутро ангара тянулись двенадцатиметровые экраны для защиты от ветра. Они опускались при приближении аэросаней и оберегали работающих, чтобы их не вытянуло сильнейшей контртягой.
Карго-офицер Малейн не хотела, чтобы ее инструкции были неправильно поняты или недослышаны: она держала в руке рупор, а кроме того, ее приказы появлялись на дисплеях экранов, расположенных вокруг. Рекрутов предупредили, что в случае каких-либо сомнений во время разгрузки они должны обратиться к человеку в зеленой униформе. Основные инструкции остались на экране: модернизированные сообщения, оранжевые на зеленом дисплее.
— Ваша главная работа — выгружать — очень, очень осторожно — картонные коробки с вырезанными кристаллами. По одному за раз. Пусть вас не вводит в заблуждение тот факт, что у коробок крепкие ручки: ветер очень скоро заставит вас пожалеть, что у вас не четыре руки. — Карго-офицер Малейн улыбнулась. — Вы поймете, когда наденете на голову прибор — плотно пригнанную шапку с подбитыми мягкими ушами и экраном для глаз. Итак, — она сделала жест в сторону прозрачной стены помещения перед ангаром, — сани прибывают туда. Следите за действиями персонала ангара. Первым делом проверяется хрустальный певец, затем выгружается груз. Вы будете выгружать его, а также отвечать за безопасную доставку коробок внутрь. Любая коробка, поступающая сюда, ценнее вас! Не обижайтесь, рекруты, это основная экономика Гильдии. Я также предупреждаю вас при вашей первой разгрузке, что настроение хрустальных певцов, только что побывавших в Рядах, совершенно непредсказуемо. Вам повезло: они были там довольно долго, так что, возможно, сделали хорошие резки. Но только не уроните коробку! На вас навалятся певец, гильдмастер Ланжеки и я. Певец будет первым и самым худшим!
— Это несправедливо, — проворчал женский голос.
— Килашандра была далеко от Кариганы и не знала, она ли сказала это, но Малейн только прищурилась.
— Справедливость тут ни причем, — твердо сказала она. Эти пенопластовые коробки уже выгружены, — она указала на шеренгу работников ангара, спешащих к грузовой нише и крепко прижимающих к груди белые коробки. Никто не получит ни одного кредита, пока этот груз не будет доставлен в целости в здание, взвешен и оценен. Я распределяю вас по три человека. Постройтесь и будьте готовы идти, когда позовут. Если услышите клаксон — это означает, что сани потеряли управление. Ныряйте, но не падайте!
Килашандра попала в группу с Бартоном и еще одним мужчиной, имени которого не знала. Рекруты по трое встали перед окном и следили за работой.
— Похоже, это не трудно, — сказал мужчина Бартону. — Эти коробки вряд ли тяжелые, — он показал на хилого человека, быстро бегущего с грузом.
— Вообще-то, может, и нет, Сили, — ответил Бартон, — но когда встречный ветер…
— Ну, вы достаточно сильны, чтобы помочь нашей напарнице, если понадобиться, — сказал Сили снисходительно улыбнувшись Килашандре.
— Я ближе к земле, — сказала она, глядя на него снизу вверх с предупреждающим блеском в глазах. — Центр тяжести ниже и не так далеко падать.
— Задай ему, Шандра, — сказал Бартон, подмигнув ей и ткнув в бок Сили.
Сили указал на ангар, и они увидели накренившиеся сани, потерявшие выпуклую крышу: они беспорядочно ныряли к полу, лыжи свернулись в сторону, борт едва не ударился о внутреннюю стену ангара. Зазвучал клаксон: его пронзительный звук заставил всех троих зажать уши. Когда они снова взглянули наверх, аэросани кое-как выпрямились и остановились носом к стене. Как ни странно, из переднего люка возник невредимый певец в оранжевом с черными полосами комбинезоне. Он пнул сани ногой, сделал неприличный жест ветру и прошествовал в грузовую нишу. Затем Килашандру, Бартона и Сили позвали разгружать разбитую машину.
Когда она вытащила свою первую коробку из машины певца, то крепко прижала ее к груди, потому что она была легкой и ее вполне мог вырвать из рук сильный ветер, гулявший в ангаре. Со вздохом облегчения Килашандра вошла в грузовую нишу и поразилась видом хрустального певца, привалившегося к стене и рычавшего на медтехника, который пытался стереть кровь, стекавшую по лицу певца. Пока последняя коробка не была выгружена из саней, певец оставался на своем наблюдательном посту.
— Клянусь рогатыми пальцами болотного медведя, — сказал Сили Килашандре, когда они поспешили за следующими коробками, — этот мужик знает каждую кроху своего груза и носом чует, как мы делаем выгрузку. А проклятый ветер усиливается! Следи за ним, Килашандра.
— Там осталось только два, — крикнул Бартон, проходя мимо них. — Сани хотят убрать с дороги!
Сили и Килашандра устремились за грузом, остерегаясь лебедки, которая уже повисла над беспомощными санями. Но она захватила верхушку саней лишь после того, как Килашандра и Сили сняли последние две коробки. Движение воздуха, образованное быстрым подъемом саней, заставило Килашандру покачнуться. В этот момент она нерешительно оглянулась вокруг и увидела еще пять саней, кружившихся в ангаре, но, к счастью, управляемых, семь уже разгруженных машин направлялись в свои гнезда на склад.
Когда ангар заполнился, разгрузка пошла медленнее. Проходить между санями и грузовой нишей стало намного трудней. Килашандра заметила, как три человека налетели на сани, а одного сильно качнуло в сторону порывом ветра. Появившиеся сани захватило боковым ветром и отбросило назад. Килашандра затрясла головой от громкого воя — не то ветра, не то покалеченного певца. Она заставила себя думать только о разгрузке и сохранении равновесия.
Она шла за очередной коробкой, когда кто-то схватил ее за волосы. Она испуганно оглянулась и увидела карго-офицера Малейн. Женщина сдернула с пояса Килашандры шлем и напялила ей на голову. Стыдясь своей забывчивости, Килашандра, укрепила защитное приспособление. Малейн усмехнулась и одобрительно подняла большой палец.
Какое облегчение — уменьшить шум ветра и давление ветра на уши! Килашандра, привыкшая к большому хору и электронному усилению оркестровых инструментов, раньше не думала, что «шум» может быть опасным. Быть глухим на Беллибране, похоже, не является таким уж нестерпимым бедствием. Она слышала вой ветра, но теперь он был приглушен, и это облегчение придало ей сил. А она в них нуждалась, потому что мощь ветра защитный прибор не понижал. Килашандра бросилась к следующим саням.
Во время ее последующих сражений с ветром позади нее начали убирать разгруженные сани, а вновь прибывшие занимали свободное место. Стало немного легче бороться с ветром, пробегая между одних саней к другим: на открытом месте было много хуже, потому что ветер так и хлестал вокруг, стараясь свалить зазевавшихся.
Почему никто не был убит, почему лишь немногие сани были повреждены внутри ангара и почему ни один пенопластовый контейнер не упал — Килашандра не знала. Она почему-то была уверена, что столкнулась тут чуть ли не со всеми девятью тысячами членов Гильдии, размещенных в штаб-квартирах Плато Джаслин. Позднее она узнала, что ее предположение было ошибочным: все, кто мог, оставались внутри.
Коробки не были тяжелыми, но груз в них распределялся неравномерно, и тяжелый конец всегда приходился ей на левую руку. Завтра эта сторона тела наверняка будет болеть. Один раз она едва не уронила драгоценный контейнер: она только что достала его из саней, и порыв ветра чуть не вырвал его из рук. После этого она стала защищать груз от ветра своим телом.
Если не считать упорной борьбы с ветром, в мозгу Килашандры запечатлелось кое-какое наблюдение, отражающее обратную сторону хрустальных певцов: куда девалось их обаяние, когда они выскакивали из своих саней? Большинство выглядело так, словно они неделю не умывались: у многих были свежие раны, у некоторых темный застарелый загар. Когда она нагибалась в грузовой отсек за последними коробками, то чувствовала тяжелый застоявшийся запах из главного отделения саней, и даже была рада мощному запасу свежего воздуха за спиной.
Сани все еще прибывали, сражаясь с ветром, и умудрялись приземляться в нужном пространстве. Ветер был слышен даже сквозь мягкие наушники и бил по телу как кулаком.
— РЕКРУТЫ, РЕКРУТЫ! — сквозь усталость услышала приказ Килашандра. — Все рекруты отправляются в сортировочную! Все рекруты в сортировочную!
Ошеломленная, Килашандра повернулась проверить сообщение на дисплее экрана, но кто-то схватил ее за руку, и они побежали к сортировочной.
Очутившись в здании, Килашандра чуть не упала от изнеможения, едва не потеряв равновесия, привыкнув наклоняться под ветром. Она хваталась то за одного, то за другого и, наконец, села на стул. С нее сняли шлем, сунули в руки тяжелый бокал. Здесь почти не было шума, кроме тяжелых вздохов и иногда чего-то вроде стона, да звука ног, шаркающих по пластоцементу.
Килашандра кое-как справилась с дрожью в руках, сделала глоток горячего чистого бульона и облегченно вздохнула. Восстанавливающее питье имело отличный вкус, и его тепло приятно растекалась в ее желудке, постепенно согревая холодные конечности, которых она не чувствовала, пока была на ветру. Нижняя часть лица, подвергавшаяся укусам ветра, словно застыла и болела. Сделав второй глоток, она подняла глаза и увидела ряд людей. Узнала лица Рембола и Бартона, чуть подальше — Сили. У многих были поцарапаны щеки — четверо выглядели так, словно их волочили лицами по гравию. Потрогав собственное лицо, она убедилась, что пострадала не меньше, потому что онемевшие пальцы оказались в пятнах крови.
Громкое шипение заставило ее повернуть голову: медик шел к Ремболу, Сили и Картону.
— Кто-нибудь пострадал? — спросил новый голос, который Килашандра, несмотря на свое оцепенение, узнала: Ланжеки.
Она с удивлением повернулась. Он стоял в дверях. Его одетая в черное фигура резко выделялась на фоне кучи белых коробок.
— Немного, сэр, — ответил один из медиков, почтительно поклонившись гильдмастеру.
— Класс 895 оказал сегодня неоценимую помощь, — сказал Ланжеки, и его глаза задержались на каждом из тридцати трех. — Я, ваш гильдмастер, благодарю вас. Благодарит также и карго-офицер Малейн. Больше никто. — На лице его не было и следа улыбки, показывающей, что он пошутил. — На ужин заказывайте что хотите: он не будет записан на ваш счет. Завтра явитесь в сортировочную, где узнаете, что сможете, о привезенных сегодня кристаллах. А сейчас вы свободны.
Он ушел, подумала Килашандра. Взял да слинял со сцены. Как-то необычно. Но, значит, он не певец: чувствовалось, нет величавого выхода на сцену, как у Каррика или у тех певцов на Шанкиле, и такого же ухода, как у Бореллы. Она еще отпила бульона, чтобы он помог ее уставшему телу подняться наверх для хорошего бесплатного ужина. Подумать только, ее последняя бесплатная еда тоже была, в общем-то, оплачена Гильдией. Килашандра одной из последних вышла из сортировочной. Где-то позади открылась дверь.
— Много еще не вернулось, Малейн? — услышала она голос Ланжеки.
— Еще пятеро только что ударились о пол ангара. Один буквально. И полетный сказал, что еще двое, возможно, пропали.
— Значит, двадцать два необъяснимых…
— Если бы мы могли заставить певцов регистрировать резки, у нас был бы хоть какой-то способ выследить недостачу, и по меньшей мере вернуть груз…
Дверь плотно закрылась, и конец фразы Килашандра не услышала, но тон встревожил ее. «Вернуть груз». Груз? Неужели он беспокоил Малейн и Ланжеки? Конечно. Малейн переживала за груз, который был ценнее разгружавших его рекрутов; но ведь хрустальные певцы сами по себе тоже были ценны. Сани можно заменить… Еще один вычет со счета Гильдии… Но певцы-то были ценным товаром!
Исцарапанный ветром мозг Килашандры не мог справиться с услышанным, пока она добиралась до верха аппарели. Она оперлась рукой на дверь для устойчивости. Слабый стон сорвался с ее губ. Дверь Рембола открылась.
— Ты в порядке, Шандра?
Лицо его было испещрено тонкими линиями и каплями свежей крови. На нем было одето только полотенце.
— Вряд ли.
— Ванна из трав делает чудеса. И еда.
— Попробую. В конце концов, это за счет Гильдии. — Она хотела улыбнуться, но не смогла из-за нестерпимой боли.
После долгого отмокания в воде с отваром из трав часть усталости прошла, сменившись сильным искушением завалиться спать.
Настойчивое жужжание компьютера разбудило ее на следующее утро. Она уставилась в темноту за постелью и только тогда сообразила, что окна закрыты ставнями, а ветер снаружи все еще буйствует.
Компьютер сказал, что сейчас 8:30, а желудок жаловался на голод. Когда она сбросила с себя одеяло, каждый мускул тела известил о своей неготовности к каким-либо действиям. Ругаясь сквозь зубы, Килашандра приподнялась на локте, но прежде чем она положила пальцы на блок питания, в отверстии появился стаканчик шипучей желтоватой жидкости.
— Лекарство для мускульного расслабления, — сообщил компьютер, — с добавкой слабого болеутоляющего, чтобы успокоить симптомы мускульного дискомфорта. Действие временное.
Килашандра снова ругнулась: это показалось ей вторжением в ее личные дела, но лекарство выпила, поморщилась от его приторного вкуса. Через несколько секунд она почувствовала себя менее скованной. Она быстро приняла душ, попеременно горячий и холодный, потому что кожу еще кололо от вчерашних суровых ударов. Она съела высокопротеиновый завтрак и понадеялась, что сегодня им дадут время для еды. Она сомневалась, что целые ряды хрустальных контейнеров можно рассортировать и снова упаковать за один день. А такую работу нельзя делать впопыхах, как вчерашнюю.
Сортировка заняла четыре дня. Работа была столь же интенсивной, как и борьба с ветром, только менее опасной физически. Рекруты, каждый у квалифицированного сортировщика, узнали многое насчет того, как не надо резать кристалл и паковать его, и какие формы кристалла более выгодны и ценны. Таких было немного, и большинство сортировщиков то и дело ругали певцов, которые гонятся лишь за количеством товара и создают лишний запас.
— У нас три склада этих, — бормотал Интор, с которым работала Килашандра, — а нам нужны голубые. И черные, конечно. Нет, нет, не той стороной. Вам надо научиться, — говорил он, беря коробку, которую Килашандра только что подняла на сортировочный стол. — Первым делом необходимо уточнить личный код певца. — Он повернул короб так, чтобы полоску, намертво выгравированную на боку, можно было зарегистрировать. — Без этой формальности начнется черт знает что, все коробки перепутаются и дело даже может дойти до убийства.
Когда личный номер появился на дисплее, коробка была распакована и каждый кристалл осторожно помещен в шкалу, учитывающую цвет, размер, форму и качество. Некоторые кристаллы Интор тут же ставил на движущиеся полосы, которые отвозили их на нужный уровень для отгрузки или на склад, другие же он сам заботливо закутывал в пластиковую паутину.
Процесс сортировки казался до скуки простым. Иной раз нелегко было обнаружить мелкие кристаллы, засунутые в угол в защитной пене. Килашандра чуть не пропустила маленький голубой восьмиугольник, но Интор схватил коробку, которую она уже собиралась убрать.
— Ваше счастье, — проворчал он, быстро оглянувшись вокруг, — что тут нет певца, который это резал. Я видел, как человека чуть не убили за такую небрежность.
— За этот? — Килашандра подняла восьмиугольник не более восьми сантиметров в длину.
— За этот. Он без пороков. — Интор быстро поставил кристалл на шкалу и проверил качество. — Слушайте, — он взял кристалл двумя пальцами и легонько щелкнул по нему.
Даже в общем шелесте, шуме шагов и негромкого инструктажа Килашандра услышала нежный, чистый звук кристалла. Нота как бы задержалась в ее горле и прошла вниз по костям в пятки.
— Нелегко вырезать такой маленький и правильный. Сейчас этот кусочек стоит пару сотен кредитов.
Килашандра была потрясена и стала куда более тщательно и усердно, рискуя поранить пальцы, обыскивать коробку, которая казалась тяжелее пустой. Интор выругал ее за это и хлопнул по щеке ее же перчаткой, а потом снял свою и показал пальцы, испещренные крест-накрест тонкими белыми шрамами.
— Это делает кристалл. Даже сквози перчатки и с симбиозом. Ваши будут гноиться. Меня однажды наказали за неосторожность.
— Наказали?
— Потеря рабочего времени, вызванная неадекватными мерами предосторожности, предусматривает денежное удержание. Вам тоже грозит такое, хоть вы и рекрут.
— Но разве нам платят за работу?
— А как же! — Интор был возмущен ее неведением. — И вам добавили плату за опасность при вчерашней разгрузке. Разве вы не знаете?
Килашандра изумленно уставилась на него.
— Все новые рекруты такие. — Интор хихикнул над ее смущением. — Не оправились от шока, а? Утром получили стакан сока? Думаю, да. Каждый, кто работал на ветру. И не беспокойтесь об этом, — он снова хихикнул, — все медицинское обслуживание бесплатно.
— Но вы говорили, что вас наказали…
— За небрежность, за то, что не принял мер предосторожности, — он пошевелил пальцами в туго натянутых перчатках. — Нет, не берите эту коробку. Возьмите следующий, а этот я сам возьму. Фагасти как раз вошел сюда, а нам не надо, чтобы он дышал нам в затылок. Он дьявол, но на меня никогда не обижался!
Компьютер поднял рекрутов на заре. Небо глубокого мрачного серого цвета со штормовыми тучами нависло над комплексом так низко, словно пыталось окутать верхний уровень. Рекрутам велели быстро поесть горячего и явиться к карго-офицеру в ангар. Они поступали в ее распоряжение, пока она не отпустит их.
Через все нутро ангара тянулись двенадцатиметровые экраны для защиты от ветра. Они опускались при приближении аэросаней и оберегали работающих, чтобы их не вытянуло сильнейшей контртягой.
Карго-офицер Малейн не хотела, чтобы ее инструкции были неправильно поняты или недослышаны: она держала в руке рупор, а кроме того, ее приказы появлялись на дисплеях экранов, расположенных вокруг. Рекрутов предупредили, что в случае каких-либо сомнений во время разгрузки они должны обратиться к человеку в зеленой униформе. Основные инструкции остались на экране: модернизированные сообщения, оранжевые на зеленом дисплее.
— Ваша главная работа — выгружать — очень, очень осторожно — картонные коробки с вырезанными кристаллами. По одному за раз. Пусть вас не вводит в заблуждение тот факт, что у коробок крепкие ручки: ветер очень скоро заставит вас пожалеть, что у вас не четыре руки. — Карго-офицер Малейн улыбнулась. — Вы поймете, когда наденете на голову прибор — плотно пригнанную шапку с подбитыми мягкими ушами и экраном для глаз. Итак, — она сделала жест в сторону прозрачной стены помещения перед ангаром, — сани прибывают туда. Следите за действиями персонала ангара. Первым делом проверяется хрустальный певец, затем выгружается груз. Вы будете выгружать его, а также отвечать за безопасную доставку коробок внутрь. Любая коробка, поступающая сюда, ценнее вас! Не обижайтесь, рекруты, это основная экономика Гильдии. Я также предупреждаю вас при вашей первой разгрузке, что настроение хрустальных певцов, только что побывавших в Рядах, совершенно непредсказуемо. Вам повезло: они были там довольно долго, так что, возможно, сделали хорошие резки. Но только не уроните коробку! На вас навалятся певец, гильдмастер Ланжеки и я. Певец будет первым и самым худшим!
— Это несправедливо, — проворчал женский голос.
— Килашандра была далеко от Кариганы и не знала, она ли сказала это, но Малейн только прищурилась.
— Справедливость тут ни причем, — твердо сказала она. Эти пенопластовые коробки уже выгружены, — она указала на шеренгу работников ангара, спешащих к грузовой нише и крепко прижимающих к груди белые коробки. Никто не получит ни одного кредита, пока этот груз не будет доставлен в целости в здание, взвешен и оценен. Я распределяю вас по три человека. Постройтесь и будьте готовы идти, когда позовут. Если услышите клаксон — это означает, что сани потеряли управление. Ныряйте, но не падайте!
Килашандра попала в группу с Бартоном и еще одним мужчиной, имени которого не знала. Рекруты по трое встали перед окном и следили за работой.
— Похоже, это не трудно, — сказал мужчина Бартону. — Эти коробки вряд ли тяжелые, — он показал на хилого человека, быстро бегущего с грузом.
— Вообще-то, может, и нет, Сили, — ответил Бартон, — но когда встречный ветер…
— Ну, вы достаточно сильны, чтобы помочь нашей напарнице, если понадобиться, — сказал Сили снисходительно улыбнувшись Килашандре.
— Я ближе к земле, — сказала она, глядя на него снизу вверх с предупреждающим блеском в глазах. — Центр тяжести ниже и не так далеко падать.
— Задай ему, Шандра, — сказал Бартон, подмигнув ей и ткнув в бок Сили.
Сили указал на ангар, и они увидели накренившиеся сани, потерявшие выпуклую крышу: они беспорядочно ныряли к полу, лыжи свернулись в сторону, борт едва не ударился о внутреннюю стену ангара. Зазвучал клаксон: его пронзительный звук заставил всех троих зажать уши. Когда они снова взглянули наверх, аэросани кое-как выпрямились и остановились носом к стене. Как ни странно, из переднего люка возник невредимый певец в оранжевом с черными полосами комбинезоне. Он пнул сани ногой, сделал неприличный жест ветру и прошествовал в грузовую нишу. Затем Килашандру, Бартона и Сили позвали разгружать разбитую машину.
Когда она вытащила свою первую коробку из машины певца, то крепко прижала ее к груди, потому что она была легкой и ее вполне мог вырвать из рук сильный ветер, гулявший в ангаре. Со вздохом облегчения Килашандра вошла в грузовую нишу и поразилась видом хрустального певца, привалившегося к стене и рычавшего на медтехника, который пытался стереть кровь, стекавшую по лицу певца. Пока последняя коробка не была выгружена из саней, певец оставался на своем наблюдательном посту.
— Клянусь рогатыми пальцами болотного медведя, — сказал Сили Килашандре, когда они поспешили за следующими коробками, — этот мужик знает каждую кроху своего груза и носом чует, как мы делаем выгрузку. А проклятый ветер усиливается! Следи за ним, Килашандра.
— Там осталось только два, — крикнул Бартон, проходя мимо них. — Сани хотят убрать с дороги!
Сили и Килашандра устремились за грузом, остерегаясь лебедки, которая уже повисла над беспомощными санями. Но она захватила верхушку саней лишь после того, как Килашандра и Сили сняли последние две коробки. Движение воздуха, образованное быстрым подъемом саней, заставило Килашандру покачнуться. В этот момент она нерешительно оглянулась вокруг и увидела еще пять саней, кружившихся в ангаре, но, к счастью, управляемых, семь уже разгруженных машин направлялись в свои гнезда на склад.
Когда ангар заполнился, разгрузка пошла медленнее. Проходить между санями и грузовой нишей стало намного трудней. Килашандра заметила, как три человека налетели на сани, а одного сильно качнуло в сторону порывом ветра. Появившиеся сани захватило боковым ветром и отбросило назад. Килашандра затрясла головой от громкого воя — не то ветра, не то покалеченного певца. Она заставила себя думать только о разгрузке и сохранении равновесия.
Она шла за очередной коробкой, когда кто-то схватил ее за волосы. Она испуганно оглянулась и увидела карго-офицера Малейн. Женщина сдернула с пояса Килашандры шлем и напялила ей на голову. Стыдясь своей забывчивости, Килашандра, укрепила защитное приспособление. Малейн усмехнулась и одобрительно подняла большой палец.
Какое облегчение — уменьшить шум ветра и давление ветра на уши! Килашандра, привыкшая к большому хору и электронному усилению оркестровых инструментов, раньше не думала, что «шум» может быть опасным. Быть глухим на Беллибране, похоже, не является таким уж нестерпимым бедствием. Она слышала вой ветра, но теперь он был приглушен, и это облегчение придало ей сил. А она в них нуждалась, потому что мощь ветра защитный прибор не понижал. Килашандра бросилась к следующим саням.
Во время ее последующих сражений с ветром позади нее начали убирать разгруженные сани, а вновь прибывшие занимали свободное место. Стало немного легче бороться с ветром, пробегая между одних саней к другим: на открытом месте было много хуже, потому что ветер так и хлестал вокруг, стараясь свалить зазевавшихся.
Почему никто не был убит, почему лишь немногие сани были повреждены внутри ангара и почему ни один пенопластовый контейнер не упал — Килашандра не знала. Она почему-то была уверена, что столкнулась тут чуть ли не со всеми девятью тысячами членов Гильдии, размещенных в штаб-квартирах Плато Джаслин. Позднее она узнала, что ее предположение было ошибочным: все, кто мог, оставались внутри.
Коробки не были тяжелыми, но груз в них распределялся неравномерно, и тяжелый конец всегда приходился ей на левую руку. Завтра эта сторона тела наверняка будет болеть. Один раз она едва не уронила драгоценный контейнер: она только что достала его из саней, и порыв ветра чуть не вырвал его из рук. После этого она стала защищать груз от ветра своим телом.
Если не считать упорной борьбы с ветром, в мозгу Килашандры запечатлелось кое-какое наблюдение, отражающее обратную сторону хрустальных певцов: куда девалось их обаяние, когда они выскакивали из своих саней? Большинство выглядело так, словно они неделю не умывались: у многих были свежие раны, у некоторых темный застарелый загар. Когда она нагибалась в грузовой отсек за последними коробками, то чувствовала тяжелый застоявшийся запах из главного отделения саней, и даже была рада мощному запасу свежего воздуха за спиной.
Сани все еще прибывали, сражаясь с ветром, и умудрялись приземляться в нужном пространстве. Ветер был слышен даже сквозь мягкие наушники и бил по телу как кулаком.
— РЕКРУТЫ, РЕКРУТЫ! — сквозь усталость услышала приказ Килашандра. — Все рекруты отправляются в сортировочную! Все рекруты в сортировочную!
Ошеломленная, Килашандра повернулась проверить сообщение на дисплее экрана, но кто-то схватил ее за руку, и они побежали к сортировочной.
Очутившись в здании, Килашандра чуть не упала от изнеможения, едва не потеряв равновесия, привыкнув наклоняться под ветром. Она хваталась то за одного, то за другого и, наконец, села на стул. С нее сняли шлем, сунули в руки тяжелый бокал. Здесь почти не было шума, кроме тяжелых вздохов и иногда чего-то вроде стона, да звука ног, шаркающих по пластоцементу.
Килашандра кое-как справилась с дрожью в руках, сделала глоток горячего чистого бульона и облегченно вздохнула. Восстанавливающее питье имело отличный вкус, и его тепло приятно растекалась в ее желудке, постепенно согревая холодные конечности, которых она не чувствовала, пока была на ветру. Нижняя часть лица, подвергавшаяся укусам ветра, словно застыла и болела. Сделав второй глоток, она подняла глаза и увидела ряд людей. Узнала лица Рембола и Бартона, чуть подальше — Сили. У многих были поцарапаны щеки — четверо выглядели так, словно их волочили лицами по гравию. Потрогав собственное лицо, она убедилась, что пострадала не меньше, потому что онемевшие пальцы оказались в пятнах крови.
Громкое шипение заставило ее повернуть голову: медик шел к Ремболу, Сили и Картону.
— Кто-нибудь пострадал? — спросил новый голос, который Килашандра, несмотря на свое оцепенение, узнала: Ланжеки.
Она с удивлением повернулась. Он стоял в дверях. Его одетая в черное фигура резко выделялась на фоне кучи белых коробок.
— Немного, сэр, — ответил один из медиков, почтительно поклонившись гильдмастеру.
— Класс 895 оказал сегодня неоценимую помощь, — сказал Ланжеки, и его глаза задержались на каждом из тридцати трех. — Я, ваш гильдмастер, благодарю вас. Благодарит также и карго-офицер Малейн. Больше никто. — На лице его не было и следа улыбки, показывающей, что он пошутил. — На ужин заказывайте что хотите: он не будет записан на ваш счет. Завтра явитесь в сортировочную, где узнаете, что сможете, о привезенных сегодня кристаллах. А сейчас вы свободны.
Он ушел, подумала Килашандра. Взял да слинял со сцены. Как-то необычно. Но, значит, он не певец: чувствовалось, нет величавого выхода на сцену, как у Каррика или у тех певцов на Шанкиле, и такого же ухода, как у Бореллы. Она еще отпила бульона, чтобы он помог ее уставшему телу подняться наверх для хорошего бесплатного ужина. Подумать только, ее последняя бесплатная еда тоже была, в общем-то, оплачена Гильдией. Килашандра одной из последних вышла из сортировочной. Где-то позади открылась дверь.
— Много еще не вернулось, Малейн? — услышала она голос Ланжеки.
— Еще пятеро только что ударились о пол ангара. Один буквально. И полетный сказал, что еще двое, возможно, пропали.
— Значит, двадцать два необъяснимых…
— Если бы мы могли заставить певцов регистрировать резки, у нас был бы хоть какой-то способ выследить недостачу, и по меньшей мере вернуть груз…
Дверь плотно закрылась, и конец фразы Килашандра не услышала, но тон встревожил ее. «Вернуть груз». Груз? Неужели он беспокоил Малейн и Ланжеки? Конечно. Малейн переживала за груз, который был ценнее разгружавших его рекрутов; но ведь хрустальные певцы сами по себе тоже были ценны. Сани можно заменить… Еще один вычет со счета Гильдии… Но певцы-то были ценным товаром!
Исцарапанный ветром мозг Килашандры не мог справиться с услышанным, пока она добиралась до верха аппарели. Она оперлась рукой на дверь для устойчивости. Слабый стон сорвался с ее губ. Дверь Рембола открылась.
— Ты в порядке, Шандра?
Лицо его было испещрено тонкими линиями и каплями свежей крови. На нем было одето только полотенце.
— Вряд ли.
— Ванна из трав делает чудеса. И еда.
— Попробую. В конце концов, это за счет Гильдии. — Она хотела улыбнуться, но не смогла из-за нестерпимой боли.
После долгого отмокания в воде с отваром из трав часть усталости прошла, сменившись сильным искушением завалиться спать.
Настойчивое жужжание компьютера разбудило ее на следующее утро. Она уставилась в темноту за постелью и только тогда сообразила, что окна закрыты ставнями, а ветер снаружи все еще буйствует.
Компьютер сказал, что сейчас 8:30, а желудок жаловался на голод. Когда она сбросила с себя одеяло, каждый мускул тела известил о своей неготовности к каким-либо действиям. Ругаясь сквозь зубы, Килашандра приподнялась на локте, но прежде чем она положила пальцы на блок питания, в отверстии появился стаканчик шипучей желтоватой жидкости.
— Лекарство для мускульного расслабления, — сообщил компьютер, — с добавкой слабого болеутоляющего, чтобы успокоить симптомы мускульного дискомфорта. Действие временное.
Килашандра снова ругнулась: это показалось ей вторжением в ее личные дела, но лекарство выпила, поморщилась от его приторного вкуса. Через несколько секунд она почувствовала себя менее скованной. Она быстро приняла душ, попеременно горячий и холодный, потому что кожу еще кололо от вчерашних суровых ударов. Она съела высокопротеиновый завтрак и понадеялась, что сегодня им дадут время для еды. Она сомневалась, что целые ряды хрустальных контейнеров можно рассортировать и снова упаковать за один день. А такую работу нельзя делать впопыхах, как вчерашнюю.
Сортировка заняла четыре дня. Работа была столь же интенсивной, как и борьба с ветром, только менее опасной физически. Рекруты, каждый у квалифицированного сортировщика, узнали многое насчет того, как не надо резать кристалл и паковать его, и какие формы кристалла более выгодны и ценны. Таких было немного, и большинство сортировщиков то и дело ругали певцов, которые гонятся лишь за количеством товара и создают лишний запас.
— У нас три склада этих, — бормотал Интор, с которым работала Килашандра, — а нам нужны голубые. И черные, конечно. Нет, нет, не той стороной. Вам надо научиться, — говорил он, беря коробку, которую Килашандра только что подняла на сортировочный стол. — Первым делом необходимо уточнить личный код певца. — Он повернул короб так, чтобы полоску, намертво выгравированную на боку, можно было зарегистрировать. — Без этой формальности начнется черт знает что, все коробки перепутаются и дело даже может дойти до убийства.
Когда личный номер появился на дисплее, коробка была распакована и каждый кристалл осторожно помещен в шкалу, учитывающую цвет, размер, форму и качество. Некоторые кристаллы Интор тут же ставил на движущиеся полосы, которые отвозили их на нужный уровень для отгрузки или на склад, другие же он сам заботливо закутывал в пластиковую паутину.
Процесс сортировки казался до скуки простым. Иной раз нелегко было обнаружить мелкие кристаллы, засунутые в угол в защитной пене. Килашандра чуть не пропустила маленький голубой восьмиугольник, но Интор схватил коробку, которую она уже собиралась убрать.
— Ваше счастье, — проворчал он, быстро оглянувшись вокруг, — что тут нет певца, который это резал. Я видел, как человека чуть не убили за такую небрежность.
— За этот? — Килашандра подняла восьмиугольник не более восьми сантиметров в длину.
— За этот. Он без пороков. — Интор быстро поставил кристалл на шкалу и проверил качество. — Слушайте, — он взял кристалл двумя пальцами и легонько щелкнул по нему.
Даже в общем шелесте, шуме шагов и негромкого инструктажа Килашандра услышала нежный, чистый звук кристалла. Нота как бы задержалась в ее горле и прошла вниз по костям в пятки.
— Нелегко вырезать такой маленький и правильный. Сейчас этот кусочек стоит пару сотен кредитов.
Килашандра была потрясена и стала куда более тщательно и усердно, рискуя поранить пальцы, обыскивать коробку, которая казалась тяжелее пустой. Интор выругал ее за это и хлопнул по щеке ее же перчаткой, а потом снял свою и показал пальцы, испещренные крест-накрест тонкими белыми шрамами.
— Это делает кристалл. Даже сквози перчатки и с симбиозом. Ваши будут гноиться. Меня однажды наказали за неосторожность.
— Наказали?
— Потеря рабочего времени, вызванная неадекватными мерами предосторожности, предусматривает денежное удержание. Вам тоже грозит такое, хоть вы и рекрут.
— Но разве нам платят за работу?
— А как же! — Интор был возмущен ее неведением. — И вам добавили плату за опасность при вчерашней разгрузке. Разве вы не знаете?
Килашандра изумленно уставилась на него.
— Все новые рекруты такие. — Интор хихикнул над ее смущением. — Не оправились от шока, а? Утром получили стакан сока? Думаю, да. Каждый, кто работал на ветру. И не беспокойтесь об этом, — он снова хихикнул, — все медицинское обслуживание бесплатно.
— Но вы говорили, что вас наказали…
— За небрежность, за то, что не принял мер предосторожности, — он пошевелил пальцами в туго натянутых перчатках. — Нет, не берите эту коробку. Возьмите следующий, а этот я сам возьму. Фагасти как раз вошел сюда, а нам не надо, чтобы он дышал нам в затылок. Он дьявол, но на меня никогда не обижался!