Страница:
- Именно это мы и должны сделать здесь, Рурк. Леди рассказала нам, что бедной девочке настолько промыли мозги, что она отвергла счастье: счастье было для нее чем-то совершенно новым и неизвестным, а потому она испугалась.
- О! - Лонсиана яростно закивала. - Вы это очень верно сказали. Но входите, входите. Ужин готов, и вам надо поесть. Вы не сможете найти то тайное место, откуда она пришла, в темноте. А еще вы должны рассказать нам всем, зачем такой дерьмовый кровосос, оскверняющий землю, как этот Лузон, прилетел к нам; потом мы должны спеть вместе.
- Отлично, ребята, - проговорила Яна, пытаясь бравадой хотя бы немного развеять уныние. - Думаю, мы можем спеть друг другу пару песен. Кто-нибудь из этого поселения был в Бремпорте?
Внезапно в глазах Лонси блеснули слезы. В этот момент Яна поняла в полной мере, что значит "скорбящая". Подбородок женщины задрожал, губы скривились в гримасе горя. Яна хотела было коснуться ее руки, однако Пабло опередил ее: несмотря на свой невысокий рост, сейчас он был более чем надежной опорой жене.
- Наш второй сын, Алехандро.
По подсчетам Яны, это был последний человек с Сурса, погибший в этой катастрофе. Она вздохнула с облегчением и позволила проводить себя в дом.
- О, гитара! - сорвалось с губ Диего. Он тут же покраснел и смутился, понимая, что его восхищение было неуместным сейчас, после упоминания о погибших в Бремпорте.
- Тебе нравится гитара? - просветлев, спросила Лонсиана.
- Нравится? Я пытался сделать гитару сам. - Диего полез в заплечный мешок и извлек оттуда гриф, который он так терпеливо вырезал.
- Que hombre! - Лонсиана обняла его так, словно он был ее потерянным и вновь обретенным другом. Диего, утонувший в ее объятиях, улыбнулся - больше потому, что разделял ее энтузиазм, а не от смущения.
Конечно, сперва они поели, а потом юные Онделаси-Гхомпесы разбежались по всему поселению, оповещая всех, что сегодня будут особые песни. Конечно, настоящего праздника не получится, но кое-что устроить будет можно: и "варево" найдется, и кое-что перекусить.
- Я думала, "варево" - фирменный напиток Клодах, - заметила Яна.
- Не все хорошее, что есть на рынке, идет с севера, - усмехнулся Джонни. Если бы ты вышла из низов, а не училась в офицерской академии, где так мало кадетов с Сурса, ты бы кое-что знала о "вареве" и о совместных празднествах. Каждый раз, возвращаясь из увольнительной, Лонси кое-что с собой привозила; ее рецепт мы назвали "Старый Броненосец", поскольку он давал нам настоящую броню против ударов судьбы. Ее напиток бодрит больше, чем то подобие сидра, которое вы пьете на севере.
Банни, наблюдавшая за тем, как Пабло демонстрирует совершенно очарованному Диего приемы игры на гитаре, а потом звучание волынки, заметила:
- Здесь есть много вещей, которых нет у нас на севере.
Лонсиана сделала с бобами что-то невероятное:
Яна отдала бы большой палец правой ноги за то, чтобы выяснить рецепт. Блюдо было потрясающе вкусным; хотя они сильно проголодались, вскоре они уже почувствовали себя сытыми.
Сразу после ужина стол разобрали и вынесли из комнаты, а по стенам расставили стулья, кресла, скамьи и сундуки. Гитару снова сняли со стены, а еще откуда-то извлекли круглый инструмент с закрепленными на нем звенящими кусочками металла, в котором Яна опознала тамбурин.
Лонсиана со старшими дочерьми отправилась на кухню готовить "варево", а Пабло, Джонни и старшие сыновья Онделаси принимали начавших собираться гостей.
Яна снова поразилась тому, как маленький сурский дом может вместить такое количество людей. Вскоре только в центре комнаты осталось свободное место, где стоял стул для певцов, одним из которых, и, возможно, первым, должна была стать сама Яна. Банни и Джонни следили за тем, чтобы ее кружка не была пустой, как и кружка Диего, который объявил, что у него тоже есть песня.
Яне страшно недоставало Шона, но Джонни подвел ее к стулу, усадил и забрал уже пустую кружку из ее рук.
- Это майор Яна Мэддок, которая была в Бремпорте, а теперь стала одной из нас, - просто сказал он. - У нее есть для вас песня.
Тишина бывает разной, и Яна хорошо знала это: от абсолютной тишины, которую она не слышала во время пребывания в космосе, до тишины ожидания, наполненной надеждой или радостью, или злой тишины, словно бы говорящей: "Ну, показывай, чего ты там можешь!". Эта тишина была тишиной ожидания, тишиной почти священной. Яна была так потрясена этим, что начала петь, чтобы оборвать это молчание.
После того, как она одолела первые две строки, сам процесс пения начал доставлять ей удовольствие - хотя получить подлинное удовольствие от этой песни она навряд ли смогла бы. Может быть, когда-нибудь наступит тот день, о котором говорил Шон, - день, когда она будет слагать песни с радостью...
Меня послали сюда умирать - сюда, где живут снега,
Где воды живут, где звери живут, где трава и деревья живут,
Где живете вы. И теперь живу я.
Она пропела последние слова, прежде чем поняла, что только что добавила их к песне.
Лонсиана и Пабло подошли к ней, взяли ее за руки и поднесли ее руки к своим мокрым от слез щекам. И дети Онделаси со смущенными улыбками подходили к ней, чтобы тоже коснуться ее рук.
Раздались голоса, хвалившие ее песню; только тогда Яна смогла подняться со своего места без посторонней помощи.
Банни подвел к стулу Диего. Сейчас молодой человек смотрел по-новому упорно и твердо; такого в нем раньше не было. Он постепенно становился мужчиной, а то, что произошло в Проходе Мак-Ги, закалило его.
- Это Диего Метаксос, который был вместе со мной в Проходе Мак-Ги и рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня, - сказала Банни, пожимая руку Диего. - У него есть песня, которую должны слышать все.
Диего запрокинул голову, прикрыл глаза и положил руки на бедра, ногами зацепившись за нижнюю перекладину стула.
Глубоко Место Единения,
Где теплы и туман, и камень, и лед
Теплотою того, что больше, чем дружба,
Больше любви материнской
И отцовской любви,
Теплотой восприятия и понимания.
Наше сокровище - Место Единения.
Это наше место, наш дом, наш дом...
Его баритон поднялся до самых высоких своих нот и стал громче и сильнее, когда он повторял последнюю фразу. Потом тон Диего изменился: теперь он говорил, как рассказчик, который вынужден говорить правду, тревожащую и ранящую его:
Есть другие, не верящие, что это место
Наше и нашим было с тех пор,
Как мужчины и женщины пришли сюда.
Когда-то они были с нами и знали Единение.
Но они ушли и познали многое
О зле и своекорыстии, жадности, небрежении, безразличии,
О том, как искать себя, помогать себе - и жить для себя.
Для себя.
Со знанием тех вещей, что сковывают, ранят и скрывают,
Они возвратились, чтоб во зло обратить то, что было добром.
И снова его голос изменился: теперь в нем звучала горечь, от которой Яну охватил озноб, горечь, которая передавалась его слушателям.
Зачем красть то, что наше, чтобы оно принадлежало
Только одному?
Зачем во времена тревог лишать многих Единения,
Надежды и мира?
Зачем хоронить правду?
Зачем хоронить планету заживо?
Эти слова вызвали у слушателей судорожный вздох ужаса, но Диего продолжал:
Ибо ее заживо погребли, не слушая крика ее,
В проходе Мак-Ги.
Камни сдавлены,
Корни скованы,
Земля задушена белой смертью, похожей
На снежный покров,
Дар того, кто сын и не сын ей.
Ибо кто из сынов желает смерти отцу?
Ибо кто из сынов требует почестей,
Которых он недостоин?
Женщин силой берут; и селения в страхе,
Лишенные мест Единения,
И туманов ласковых - тех, что лечат,
Что приносят покой,
И духа, что питает нас. Всех нас!
Песня Диего вызвала негодование у всех, кто слышал ее в эту ночь. Банни так гордилась его песней и тем, как он пел, что дрожала от возбуждения. После того, как он отдохнул, они вместе с Банни рассказали о том, что произошло в Проходе Мак-Ги, и о предательстве Сатока.
Яна, выпившая довольно много "варева", слушала разговоры, затянувшиеся далеко за полночь, под аккомпанемент гитары, свирели, флейты, тамбурина, маракасов и кастаньет. Однако она, Лонси и Джонни, а, возможно, в какой-то момент и Банни, решили, что самое важное, что они могут сделать сейчас, - это спасти Побрекиту из рук Пастыря Вопиющего.
По описанию Лонсианы выходило, что этот человек был даже хуже Сатока, если он хотел жениться на несовершеннолетней девочке, когда у него уже было четыре или пять жен. Яна была научена терпимо относиться к любым законам и обычаям туземцев, но она сама была цивилизованной женщиной, для которой брак по принуждению был отвратителен. В эту ночь они припомнили и сложили вместе все, что говорила Побрекита, и примерно выяснили, где находится Долина Слез, исходя из того, где нашли девочку, сколько, по ее словам, она была в пути и откуда шла. По оценке Джонни, это место должно было находиться в горах Сьерра-Падре, где-то неподалеку от истока реки Лакримас. Если погода будет хорошей, не должно быть проблем с тем, чтобы долететь прямо до места. А если они встретят Лузона, по крайней мере, двое из них смогут поехать на небольшом снегоходе, который Джонни предусмотрительно погрузил в вертолет.
Глава 12
Доктор Фиске принимал сообщения от Дженни Грина с озабоченностью и немалой обеспокоенностью - в особенности второе, то, которое Джонни послал ему, вернувшись на север. Он сразу одобрил план пилота и предоставил ему всю необходимую помощь. Задействовав некоторые личные связи и пообещав сержанту по хозяйственной части работу на любой планете с тропическим климатом по ее выбору, он добился того, что весь петрасил, принадлежащий космобазе на планете, был реквизирован. По предложению Джонни из бочек петрасил был перелит в одну цистерну, готовую к отправке, а в пустые контейнеры с надписью "петрасил" была перелита белая краска, использовавшаяся на Сурсе довольно редко и только в целях маскировки. Однако, поскольку, кроме осуществления плана, предложенного Джонни, Виту необходимо было работать на космобазе, у него не было времени прийти к Клодах и предупредить ее о том, что произошло в Проходе Мак-Ги.
Его беспокоило то, как Клодах воспримет это. Она была потрясающей женщиной, необыкновенно красивой, мудрой и доброй, но все, что происходило с Сурсом, принимала очень близко к сердцу. Возможно, не было бы никаких проблем, если бы все чувствовали так же, как она, но даже после того, что произошло с ним в пещере. Вит ощущал некоторую отстраненность, не позволявшую ему связать себя такого рода узами. Однако он ощущал и связь с Клодах, связь более тесную и прочную, чем с кем бы то ни было за долгие, долгие годы, включая, возможно, и его собственного сына.
Доктор Фиске пришел в Килкул на следующее утро после того, как Грин снова покинул космобазу. Уровень воды в реке уже спал, но все-таки река все еще была полноводной.
Он узнал, что Клодах нет дома, еще до того, как постучал в дверь. Не было ее кошек - ни на окнах, ни на крыше, ни во дворе. Через приоткрытую дверь он заглянул в аккуратный, но пустой дом, потом оглядел улицу Килкула, покрытую весенней грязью. Поселок казался покинутым. Он несколько раз позвал Клодах по имени и, не получив ответа, направился к дому Яны Мэддок. На крыше дома сидел ее кот Мадрук, который немедленно спрыгнул вниз, словно бы ждал Фиске. Что ж, зная этих кошек, можно было предположить, что так оно и есть...
В этот момент дверь дома, стоявшего напротив, распахнулась и Франсиско Метаксос высунул на улицу свою рано поседевшую голову. Он по-прежнему говорил чуть замедленно, но по сравнению с тем, как он выглядел несколько недель назад, казался совершенно здоровым.
- Как дела, Фрэнк? - поинтересовался Вит.
- До смерти надоело здесь торчать, - пожаловался Фрэнк. - Ты ничего не слышал о моем мальчике?
- По чести сказать, слышал, - тепло откликнулся Вит. - Он прекрасно справляется. Здорово всем помог. Скажи, ты, часом, не видел Клодах?
- Думаю, она пошла к источникам. Мадрук, - Фрэнк кивнул в сторону кота, знает дорогу. Правда, тебе придется идти пешком. Всех лошадей разобрали те, кто поехал навестить соседей.
Когда люди Килкула говорили, что отправились "навестить соседей", они имели в виду, что отправились в соседние поселения с каким-либо заданием.
Вита это не особенно удивляло. В конце концов, они были потомками ирландцев, которые описывали свою многовековую партизанскую войну как "проблемы", а войну между государствами - как "непредвиденный случай".
Фиске последовал за Мадруком, раздвигая стебли травы, прежде прятавшиеся под снегом в ожидании оттепели.
Над его головой порхали и пели маленькие певчие птички, кружили с карканьем вороны. В кустах копошилась мелкая живность; дорогу стремительно перебежала рыжая лисица. Мадрук при этом взлетел на дерево и оттуда плевался и шипел до тех пор, пока лисица не исчезла в отдалении, оставляя за собой в высокой траве серебрящийся след.
Вит нашел Клодах у источников; ее окружали не только кошки, но и разные звери, среди которых был и большой кудряш, покрытый длинной темной шерстью. Они стояли, лежали или сидели, наблюдая за Клодах, которая выдергивала и разбирала какие-то растения, бурно разросшиеся на берегах горячих источников. Прекрасные волнистые черные волосы Клодах были заплетены в косы и уложены на макушке в высокую башню, пот тек по ее лицу и шее.
- Slainte, Виттэйкер, - не поднимая глаз, поздоровалась она.
- Slainte, дорогая. Что, черт возьми, ты пытаешься сделать?
- Выпалываю сорняки.
- Это я вижу, - суховато сказал он. - Ты их выпалываешь только здесь, у источников, или намерена в одиночку расчистить все пространство отсюда и до Килкула?
Клодах поднялась, положив ладони на поясницу.
- Только здесь, - улыбнулась она. - Мне бы пригодилась лишняя пара рук. Я в некотором роде тороплюсь.
- Я буду рад помочь. К сожалению, я пришел с плохими вестями.
- Хочешь рассказать мне о том типе, который запечатал некоторые из мест Единения? Заставил планету замолчать и одурачил тех людей, которые живут в Проходе Мак-Ги?
- Именно так.
- Да, я уже об этом слышала.
- Слышала?.. - удивился было Фиске, но потом кивнул:
- Разумеется. Полагаю, твои информаторы уже все тебе рассказали.
- Вроде того. Кошкам пришлось долго выяснять, в чем дело, потому что там он убил всех, кроме одной. Но эта одна говорила с моими, а они рассказали мне. Они говорят, он покрыл внутреннюю часть пещеры каким-то белым составом, который использовался для укрепления стен в шахтах.
- Да. Это петрасил. Джонни Грин мне рассказал о нем. Это очень скверные новости, Клодах. Если наши противники в Интергале узнают, что есть способ прервать нашу связь с планетой, они сделают все, чтобы им воспользоваться.
- Да, - серьезно кивнула Клодах. - Именно так я и думала. Я тоже очень тревожилась из-за этого, а потому пришла сюда, чтобы говорить с Сурсом.
- Не думаю, что ему все это нравится.
- Конечно, нет.
- И есть у него какие-нибудь мысли на этот счет?
- Если так можно сказать. Я вдруг задумалась: а что, если этот состав не всегда срабатывает? Если есть что-то, что способно пробиться через него? И, знаешь, совершенно случайно я огляделась по сторонам и заметила, что эта шипастая ежевика пустила корни сквозь пол пещеры, - заметила то, чего раньше не замечала. Знаешь, как это бывает?
- Да, - кивнул Вит.
- Как бы то ни было, прежде здесь у нас никогда не было проблем с шипастой ежевикой. А шипастая ежевика - это проблема. Ее почти невозможно уничтожить, а корни ее прорастают через все, что угодно. Понимаешь, о чем я говорю?
- Думаю, да. Ты полагаешь, это сработает? Клодах пожала плечами, потом показала Виту, как выдергивать кусты. У ежевики были очень острые шипы.
- После того, как надергаем достаточно, завернем их в листья и те наши друзья, которые быстрее и больше, чем мы, проследят за тем, чтобы рассада была доставлена, куда надо. - Клодах кивнула в сторону животных.
Вит пожал плечами, закатал рукава и принялся за ежевику.
***
Сатоку не составило большого труда уйти от преследователей из Прохода Мак-Ги. С одной стороны, он был хитер, у него было предостаточно друзей и запасов. С другой стороны, среди этих запасов был "шаттл", припрятанный в получасе езды на лошади от селения - весьма близко для того, чтобы при необходимости быстро добраться туда, и в удаленном от основных дорог месте, чтобы его никто не нашел.
Сперва он полетел в Мертвый Конь, затем в Веллингтон и Савой. В этих поселениях его бывшие сослуживцы, которые заняли места недавно умерших шаначи, постепенно обращали людей в свою веру, по-своему объясняя им, "чего хочет планета".
- Не вижу, в чем проблема, - говорил Рейли, новый глава поселения Савой, когда они сидели и пили с Сатоком. - Эти люди верят во все, что им говорят. Просто скажи им, что люди в Проходе Мак-Ги посходили с ума или что-то в этом роде.
- Твоя проблема в том, что ты не пытаешься заглянуть в будущее, Рейли, ответил Саток. - Эти стервецы удрали. Народ из Прохода Мак-Ги расползся по многим поселениям. Они знают о пещере. Теперь проблема не в том, что они о нас думают, а в приоритете. Это я придумал притащить в пещеру петрасил и это я выяснил, как его использовать, чтобы планета не заставила нас свихнуться. Я хочу, чтобы мне были за это благодарны, и я хочу получить свою долю прибыли. Твои парни, конечно, тоже получат свое. Но если эта комиссия, которая проводит тут расследование, увидит петрасил до того, как мы получим свою долю, Интергал захапает все и больше никому ничего не достанется.
- И что тебе от нас надо?
- Разумеется, образцы руды и чтобы тут все было схвачено, пока я не встречусь с какой-нибудь большой шишкой в Компании и пока нам не заплатят за наш метод.
Он щелкнул пальцами, подав знак растрепанной девчонке, которая подавала питье, чтобы она снова наполнила стаканы. Эта выпивка была покрепче, чем "варево", даже с учетом того, как эта дурацкая планета умела нейтрализовать токсичные вещества, содержавшиеся в здешней еде и питье. Девица казалась знакомой - наверняка она была одной из тех, с кем он когда-то имел дело. Выглядела она не слишком хорошо: глаза книзу, бесформенная уродливая одежда, сальные волосы, болезненный цвет лица, синяки... Некоторые женщины попросту не уважают себя. Если бы в первый раз, когда он приехал в деревню, она выглядела так, он бы и пальцем к ней не прикоснулся.
- Хорошо, и когда тебе нужны образцы?
- Сейчас! - прорычал Саток. - Ты что, не слушал меня? Я хочу, чтобы "шаттл" нагрузили самым лучшим, что у вас есть!
- Откуда нам знать, может, ты попросту прихватишь все это и улетишь?
- Здесь этого всего гораздо больше, чем мы можем откопать своими силами. Не будь мелочным. Кроме того, мне нужен кто-нибудь из твоих, кто помог бы мне разгрузиться.
- И куда ты это все повезешь? Саток пожал плечами:
- Для начала на космобазу...
***
Терпеть ледяной холод было труднее, чем обычно: слишком тепло было Шону рядом с Яной. Те части тела, с которых начиналось погружение, всегда страдали больше всего; однако, несмотря на почти непереносимый холод, он заставил себя броситься в замерзающую темную воду. Изменение произошло быстрее, чем обычно, - высочайший уровень самосохранения.
Как только вода сомкнулась над его головой, он немедленно услышал множество звуков и сигналов, послал свой сигнал и ощутил вибрацию воды, когда кит ответил ему. Если бы огромное млекопитающее потерлось о него, когда он был в облике человека, это закончилось бы печально, но тюлень-селки был менее уязвим. Погладив кита плавником, Шон-селки поплыл вперед, пока не добрался до небольшого (разумеется, в сравнении с размерами тела) глаза кита. Положив руку-плавник на голову кита, Шон объяснил ему, что ему нужно.
- Ты помнишь это место до того, как оно обрушилось?
- Да.
- Проводи меня на другую сторону.
- Как хочешь.
Шону-селки хватило времени для того, чтобы ухватиться за боковой плавник, и его повлекло вперед с поразительной скоростью. Казалось, это продолжалось целую вечность - стремительное движение во мраке и безвременье. Наконец кит остановился так резко, что Шон пролетел вперед мимо головы кита, мимо его яркого немигающего глаза и проскользнул вверх по ледяному склону в туннель.
- Ты очень помог мне; я благодарен тебе.
- О тебе знают и заботятся.
И кит уплыл, на прощание пропев свою странную песню. Шон-селки услышал, как вдалеке кто-то отвечает ему. Кит направился в ту сторону, откуда доносился призыв. Шон-селки следил за ним взглядом до тех пор, пока кит не растворился во тьме, а потом выбрался в туннель с люминесцирующими стенами и туманной дымкой, стелющейся над полом.
Он продвинулся не более чем на несколько сот метров, когда понял, что Эйфа и ее кот-следопыт сумели сюда добраться. В маленькой ямке лежала кучка замерзшего помета, следы когтей вокруг нее показывали, что кот не утратил чувства собственного достоинства, несмотря на то, что засыпать ямку было невозможно. Шагах в четырех обнаружилась кучка человеческих испражнений. Шон-селки вздохнул с облегчением и продолжил подъем по склону через огромные пещеры и по еще более крутым коридорам, ведущим все вверх и вверх. Он замечал и другие следы - рыбьи скелеты на берегах озер - и, ныряя в глубину, сам находил себе пищу: ему нужны были силы для долгого и трудного пути. Кое-где он видел смятые пакеты сухпайка.
Сколько он прошел и сколько времени это заняло, Шон-селки не смог бы сказать. Безопаснее и удобнее было путешествовать в облике тюленя: человеческому телу требовалась одежда, а одежды у Шона не было.
Когда в конце концов Шон выбрался на солнце, он несколько растерялся и потому не сразу понял, что ему грозит серьезная опасность. В ходе изменения он всегда был особенно уязвим, поскольку менялись и его чувства, в особенности зрение и слух. Первая стрела впилась ему в бедро, как раз когда его хвост превращался в ноги и был еще покрыт пятнистым мехом; вторая могла стать и последней, если бы не кошка, оттолкнувшая его в сторону. Скалясь и рыча, кошка замерла рядом с ним, впившись взглядом в оборванных людей, окруживших выход из пещеры, подняв лапу в угрожающем жесте и выпустив когти.
- Благодарю, туманная. Я обязан тебе жизнью.
- Ты можешь бежать со мной?
- Сначала нужно завершить преображение. Сейчас я не могу ни бежать, ни плыть; к тому же я ранен в ногу. Иди. В тебя целятся из ружья. Уходи скорее. Они думают, что я беззащитен.
Кошка прыгнула вперед - оборванцы с криками отшатнулись, однако тот, что был с ружьем, не пошевелился, тогда она развернулась и бросилась назад в пещеру, почти мгновенно скрывшись из глаз.
- Не обращайте внимания на кошку! Они идут по дюжине на полкредита. Поймайте этого монстра! Он не должен сбежать!
Шону-селки, который в этот момент не был ни человеком, ни зверем, пришлось стерпеть то, что его связали и выдернули из раны стрелу. Боль была чудовищной. Оказывается, и тюлень может потерять сознание...
Придя в себя, Шон немедленно пожалел об этом, поскольку, как обнаружилось, он лежал в луже холодной нечистой воды в дурно пахнущей темноте. Обостренное зрение селки подсказало ему, что он валяется среди свертков и ящиков в палатке, сделанной из плохо выделанных шкур. Воздух был сырым и кислым и пах шкурами и плесенью. Шон был совершенно беспомощен; к тому же рана сильно беспокоила его.
Шон понял, что трансформироваться в человека сейчас будет неразумно: его тюленьи конечности были тоньше человеческих; превратись он в человека - и веревки немилосердно вопьются в его запястья и щиколотки. Он завозился в воде, стараясь хорошенько намокнуть, что позволило бы ему полностью превратиться в тюленя, несмотря на рану, но все его усилия были тщетны. Подтаявшего снега было слишком мало, дальше середины трансформация не пошла: выше локтей и колен он был человеком, ниже - тюленем.
Звуки извне начали проникать в его пробудившееся сознание. Он чувствовал запах костра, большого костра - у него возникло ужасное предчувствие. Что может такой костер значить для монстра, каковым его считают?.. Он слышал голоса множества людей, несколько вяло ходивших вокруг, и два мужских голоса, перекрывавшие общий шум и отдававшие приказы. Слов распоряжений разобрать он не мог.
Но пока Шон пытался прийти в себя и понять, что происходит, он услышал тихий шорох совсем рядом: кто-то начал перепиливать веревку, стягивавшую его ноги.
- Я тебя сейчас освобожу, чудовище, - прошептал испуганный голосок. Коакстл сказала, что я должна тебя освободить. Что ты на самом деле не чудовище, а истинное существо и что ты можешь меня спасти. Коакстл была моим другом, она была добра ко мне. Здесь ко мне недобры... - послышался судорожный вздох, потом всхлип, но тут усилия обладателя испуганного голоса были вознаграждены: веревка подалась и лопнула. Дрожащие пальцы размотали мокрые кожаные путы на ногах Шона-селки.
- Пожалуйста, не ешь меня, чудовище. Я должна тебе помочь.
- Яне съем тебя, малышка, - сказал Шон: если она разговаривала с Коакстл (насколько понимал Шон, это и был тот дымчатый леопард, который его спас), то и его услышит. - Я благодарен Коакстл. И я не чудовище: я не причиняю зла тому, кто меня спасает.
- Пастырь Вопиющий говорит, что они собираются поджарить тебя на огне. Девочка еще раз жалостно всхлипнула и подползла ближе к лицу Шона, чтобы заняться его руками. - А доктор Лузон пытается уговорить его отдать тебя для научных исследований. Я думаю, это значит, что он тебя разрежет и вскроет. Доктор Лузон говорил, что удочерит меня, а вместо этого отдал меня Пастырю Вопиющему. Когда доктор Лузон уедет, меня накажут, а потом на мне женятся. Если Пастырь переспорит доктора, ты будешь моим свадебным ужином. А я не хочу видеть, как ты страдаешь. Коакстл говорит, что, если ты умрешь, другие чудовища отомстят за тебя и будет страдать мой народ. Я знаю, что жизнь есть страдание, но мы уже и без того очень страдаем, и мне кажется, этого довольно... Если мы будем страдать еще больше, это будет уже слишком.
- О! - Лонсиана яростно закивала. - Вы это очень верно сказали. Но входите, входите. Ужин готов, и вам надо поесть. Вы не сможете найти то тайное место, откуда она пришла, в темноте. А еще вы должны рассказать нам всем, зачем такой дерьмовый кровосос, оскверняющий землю, как этот Лузон, прилетел к нам; потом мы должны спеть вместе.
- Отлично, ребята, - проговорила Яна, пытаясь бравадой хотя бы немного развеять уныние. - Думаю, мы можем спеть друг другу пару песен. Кто-нибудь из этого поселения был в Бремпорте?
Внезапно в глазах Лонси блеснули слезы. В этот момент Яна поняла в полной мере, что значит "скорбящая". Подбородок женщины задрожал, губы скривились в гримасе горя. Яна хотела было коснуться ее руки, однако Пабло опередил ее: несмотря на свой невысокий рост, сейчас он был более чем надежной опорой жене.
- Наш второй сын, Алехандро.
По подсчетам Яны, это был последний человек с Сурса, погибший в этой катастрофе. Она вздохнула с облегчением и позволила проводить себя в дом.
- О, гитара! - сорвалось с губ Диего. Он тут же покраснел и смутился, понимая, что его восхищение было неуместным сейчас, после упоминания о погибших в Бремпорте.
- Тебе нравится гитара? - просветлев, спросила Лонсиана.
- Нравится? Я пытался сделать гитару сам. - Диего полез в заплечный мешок и извлек оттуда гриф, который он так терпеливо вырезал.
- Que hombre! - Лонсиана обняла его так, словно он был ее потерянным и вновь обретенным другом. Диего, утонувший в ее объятиях, улыбнулся - больше потому, что разделял ее энтузиазм, а не от смущения.
Конечно, сперва они поели, а потом юные Онделаси-Гхомпесы разбежались по всему поселению, оповещая всех, что сегодня будут особые песни. Конечно, настоящего праздника не получится, но кое-что устроить будет можно: и "варево" найдется, и кое-что перекусить.
- Я думала, "варево" - фирменный напиток Клодах, - заметила Яна.
- Не все хорошее, что есть на рынке, идет с севера, - усмехнулся Джонни. Если бы ты вышла из низов, а не училась в офицерской академии, где так мало кадетов с Сурса, ты бы кое-что знала о "вареве" и о совместных празднествах. Каждый раз, возвращаясь из увольнительной, Лонси кое-что с собой привозила; ее рецепт мы назвали "Старый Броненосец", поскольку он давал нам настоящую броню против ударов судьбы. Ее напиток бодрит больше, чем то подобие сидра, которое вы пьете на севере.
Банни, наблюдавшая за тем, как Пабло демонстрирует совершенно очарованному Диего приемы игры на гитаре, а потом звучание волынки, заметила:
- Здесь есть много вещей, которых нет у нас на севере.
Лонсиана сделала с бобами что-то невероятное:
Яна отдала бы большой палец правой ноги за то, чтобы выяснить рецепт. Блюдо было потрясающе вкусным; хотя они сильно проголодались, вскоре они уже почувствовали себя сытыми.
Сразу после ужина стол разобрали и вынесли из комнаты, а по стенам расставили стулья, кресла, скамьи и сундуки. Гитару снова сняли со стены, а еще откуда-то извлекли круглый инструмент с закрепленными на нем звенящими кусочками металла, в котором Яна опознала тамбурин.
Лонсиана со старшими дочерьми отправилась на кухню готовить "варево", а Пабло, Джонни и старшие сыновья Онделаси принимали начавших собираться гостей.
Яна снова поразилась тому, как маленький сурский дом может вместить такое количество людей. Вскоре только в центре комнаты осталось свободное место, где стоял стул для певцов, одним из которых, и, возможно, первым, должна была стать сама Яна. Банни и Джонни следили за тем, чтобы ее кружка не была пустой, как и кружка Диего, который объявил, что у него тоже есть песня.
Яне страшно недоставало Шона, но Джонни подвел ее к стулу, усадил и забрал уже пустую кружку из ее рук.
- Это майор Яна Мэддок, которая была в Бремпорте, а теперь стала одной из нас, - просто сказал он. - У нее есть для вас песня.
Тишина бывает разной, и Яна хорошо знала это: от абсолютной тишины, которую она не слышала во время пребывания в космосе, до тишины ожидания, наполненной надеждой или радостью, или злой тишины, словно бы говорящей: "Ну, показывай, чего ты там можешь!". Эта тишина была тишиной ожидания, тишиной почти священной. Яна была так потрясена этим, что начала петь, чтобы оборвать это молчание.
После того, как она одолела первые две строки, сам процесс пения начал доставлять ей удовольствие - хотя получить подлинное удовольствие от этой песни она навряд ли смогла бы. Может быть, когда-нибудь наступит тот день, о котором говорил Шон, - день, когда она будет слагать песни с радостью...
Меня послали сюда умирать - сюда, где живут снега,
Где воды живут, где звери живут, где трава и деревья живут,
Где живете вы. И теперь живу я.
Она пропела последние слова, прежде чем поняла, что только что добавила их к песне.
Лонсиана и Пабло подошли к ней, взяли ее за руки и поднесли ее руки к своим мокрым от слез щекам. И дети Онделаси со смущенными улыбками подходили к ней, чтобы тоже коснуться ее рук.
Раздались голоса, хвалившие ее песню; только тогда Яна смогла подняться со своего места без посторонней помощи.
Банни подвел к стулу Диего. Сейчас молодой человек смотрел по-новому упорно и твердо; такого в нем раньше не было. Он постепенно становился мужчиной, а то, что произошло в Проходе Мак-Ги, закалило его.
- Это Диего Метаксос, который был вместе со мной в Проходе Мак-Ги и рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня, - сказала Банни, пожимая руку Диего. - У него есть песня, которую должны слышать все.
Диего запрокинул голову, прикрыл глаза и положил руки на бедра, ногами зацепившись за нижнюю перекладину стула.
Глубоко Место Единения,
Где теплы и туман, и камень, и лед
Теплотою того, что больше, чем дружба,
Больше любви материнской
И отцовской любви,
Теплотой восприятия и понимания.
Наше сокровище - Место Единения.
Это наше место, наш дом, наш дом...
Его баритон поднялся до самых высоких своих нот и стал громче и сильнее, когда он повторял последнюю фразу. Потом тон Диего изменился: теперь он говорил, как рассказчик, который вынужден говорить правду, тревожащую и ранящую его:
Есть другие, не верящие, что это место
Наше и нашим было с тех пор,
Как мужчины и женщины пришли сюда.
Когда-то они были с нами и знали Единение.
Но они ушли и познали многое
О зле и своекорыстии, жадности, небрежении, безразличии,
О том, как искать себя, помогать себе - и жить для себя.
Для себя.
Со знанием тех вещей, что сковывают, ранят и скрывают,
Они возвратились, чтоб во зло обратить то, что было добром.
И снова его голос изменился: теперь в нем звучала горечь, от которой Яну охватил озноб, горечь, которая передавалась его слушателям.
Зачем красть то, что наше, чтобы оно принадлежало
Только одному?
Зачем во времена тревог лишать многих Единения,
Надежды и мира?
Зачем хоронить правду?
Зачем хоронить планету заживо?
Эти слова вызвали у слушателей судорожный вздох ужаса, но Диего продолжал:
Ибо ее заживо погребли, не слушая крика ее,
В проходе Мак-Ги.
Камни сдавлены,
Корни скованы,
Земля задушена белой смертью, похожей
На снежный покров,
Дар того, кто сын и не сын ей.
Ибо кто из сынов желает смерти отцу?
Ибо кто из сынов требует почестей,
Которых он недостоин?
Женщин силой берут; и селения в страхе,
Лишенные мест Единения,
И туманов ласковых - тех, что лечат,
Что приносят покой,
И духа, что питает нас. Всех нас!
Песня Диего вызвала негодование у всех, кто слышал ее в эту ночь. Банни так гордилась его песней и тем, как он пел, что дрожала от возбуждения. После того, как он отдохнул, они вместе с Банни рассказали о том, что произошло в Проходе Мак-Ги, и о предательстве Сатока.
Яна, выпившая довольно много "варева", слушала разговоры, затянувшиеся далеко за полночь, под аккомпанемент гитары, свирели, флейты, тамбурина, маракасов и кастаньет. Однако она, Лонси и Джонни, а, возможно, в какой-то момент и Банни, решили, что самое важное, что они могут сделать сейчас, - это спасти Побрекиту из рук Пастыря Вопиющего.
По описанию Лонсианы выходило, что этот человек был даже хуже Сатока, если он хотел жениться на несовершеннолетней девочке, когда у него уже было четыре или пять жен. Яна была научена терпимо относиться к любым законам и обычаям туземцев, но она сама была цивилизованной женщиной, для которой брак по принуждению был отвратителен. В эту ночь они припомнили и сложили вместе все, что говорила Побрекита, и примерно выяснили, где находится Долина Слез, исходя из того, где нашли девочку, сколько, по ее словам, она была в пути и откуда шла. По оценке Джонни, это место должно было находиться в горах Сьерра-Падре, где-то неподалеку от истока реки Лакримас. Если погода будет хорошей, не должно быть проблем с тем, чтобы долететь прямо до места. А если они встретят Лузона, по крайней мере, двое из них смогут поехать на небольшом снегоходе, который Джонни предусмотрительно погрузил в вертолет.
Глава 12
Доктор Фиске принимал сообщения от Дженни Грина с озабоченностью и немалой обеспокоенностью - в особенности второе, то, которое Джонни послал ему, вернувшись на север. Он сразу одобрил план пилота и предоставил ему всю необходимую помощь. Задействовав некоторые личные связи и пообещав сержанту по хозяйственной части работу на любой планете с тропическим климатом по ее выбору, он добился того, что весь петрасил, принадлежащий космобазе на планете, был реквизирован. По предложению Джонни из бочек петрасил был перелит в одну цистерну, готовую к отправке, а в пустые контейнеры с надписью "петрасил" была перелита белая краска, использовавшаяся на Сурсе довольно редко и только в целях маскировки. Однако, поскольку, кроме осуществления плана, предложенного Джонни, Виту необходимо было работать на космобазе, у него не было времени прийти к Клодах и предупредить ее о том, что произошло в Проходе Мак-Ги.
Его беспокоило то, как Клодах воспримет это. Она была потрясающей женщиной, необыкновенно красивой, мудрой и доброй, но все, что происходило с Сурсом, принимала очень близко к сердцу. Возможно, не было бы никаких проблем, если бы все чувствовали так же, как она, но даже после того, что произошло с ним в пещере. Вит ощущал некоторую отстраненность, не позволявшую ему связать себя такого рода узами. Однако он ощущал и связь с Клодах, связь более тесную и прочную, чем с кем бы то ни было за долгие, долгие годы, включая, возможно, и его собственного сына.
Доктор Фиске пришел в Килкул на следующее утро после того, как Грин снова покинул космобазу. Уровень воды в реке уже спал, но все-таки река все еще была полноводной.
Он узнал, что Клодах нет дома, еще до того, как постучал в дверь. Не было ее кошек - ни на окнах, ни на крыше, ни во дворе. Через приоткрытую дверь он заглянул в аккуратный, но пустой дом, потом оглядел улицу Килкула, покрытую весенней грязью. Поселок казался покинутым. Он несколько раз позвал Клодах по имени и, не получив ответа, направился к дому Яны Мэддок. На крыше дома сидел ее кот Мадрук, который немедленно спрыгнул вниз, словно бы ждал Фиске. Что ж, зная этих кошек, можно было предположить, что так оно и есть...
В этот момент дверь дома, стоявшего напротив, распахнулась и Франсиско Метаксос высунул на улицу свою рано поседевшую голову. Он по-прежнему говорил чуть замедленно, но по сравнению с тем, как он выглядел несколько недель назад, казался совершенно здоровым.
- Как дела, Фрэнк? - поинтересовался Вит.
- До смерти надоело здесь торчать, - пожаловался Фрэнк. - Ты ничего не слышал о моем мальчике?
- По чести сказать, слышал, - тепло откликнулся Вит. - Он прекрасно справляется. Здорово всем помог. Скажи, ты, часом, не видел Клодах?
- Думаю, она пошла к источникам. Мадрук, - Фрэнк кивнул в сторону кота, знает дорогу. Правда, тебе придется идти пешком. Всех лошадей разобрали те, кто поехал навестить соседей.
Когда люди Килкула говорили, что отправились "навестить соседей", они имели в виду, что отправились в соседние поселения с каким-либо заданием.
Вита это не особенно удивляло. В конце концов, они были потомками ирландцев, которые описывали свою многовековую партизанскую войну как "проблемы", а войну между государствами - как "непредвиденный случай".
Фиске последовал за Мадруком, раздвигая стебли травы, прежде прятавшиеся под снегом в ожидании оттепели.
Над его головой порхали и пели маленькие певчие птички, кружили с карканьем вороны. В кустах копошилась мелкая живность; дорогу стремительно перебежала рыжая лисица. Мадрук при этом взлетел на дерево и оттуда плевался и шипел до тех пор, пока лисица не исчезла в отдалении, оставляя за собой в высокой траве серебрящийся след.
Вит нашел Клодах у источников; ее окружали не только кошки, но и разные звери, среди которых был и большой кудряш, покрытый длинной темной шерстью. Они стояли, лежали или сидели, наблюдая за Клодах, которая выдергивала и разбирала какие-то растения, бурно разросшиеся на берегах горячих источников. Прекрасные волнистые черные волосы Клодах были заплетены в косы и уложены на макушке в высокую башню, пот тек по ее лицу и шее.
- Slainte, Виттэйкер, - не поднимая глаз, поздоровалась она.
- Slainte, дорогая. Что, черт возьми, ты пытаешься сделать?
- Выпалываю сорняки.
- Это я вижу, - суховато сказал он. - Ты их выпалываешь только здесь, у источников, или намерена в одиночку расчистить все пространство отсюда и до Килкула?
Клодах поднялась, положив ладони на поясницу.
- Только здесь, - улыбнулась она. - Мне бы пригодилась лишняя пара рук. Я в некотором роде тороплюсь.
- Я буду рад помочь. К сожалению, я пришел с плохими вестями.
- Хочешь рассказать мне о том типе, который запечатал некоторые из мест Единения? Заставил планету замолчать и одурачил тех людей, которые живут в Проходе Мак-Ги?
- Именно так.
- Да, я уже об этом слышала.
- Слышала?.. - удивился было Фиске, но потом кивнул:
- Разумеется. Полагаю, твои информаторы уже все тебе рассказали.
- Вроде того. Кошкам пришлось долго выяснять, в чем дело, потому что там он убил всех, кроме одной. Но эта одна говорила с моими, а они рассказали мне. Они говорят, он покрыл внутреннюю часть пещеры каким-то белым составом, который использовался для укрепления стен в шахтах.
- Да. Это петрасил. Джонни Грин мне рассказал о нем. Это очень скверные новости, Клодах. Если наши противники в Интергале узнают, что есть способ прервать нашу связь с планетой, они сделают все, чтобы им воспользоваться.
- Да, - серьезно кивнула Клодах. - Именно так я и думала. Я тоже очень тревожилась из-за этого, а потому пришла сюда, чтобы говорить с Сурсом.
- Не думаю, что ему все это нравится.
- Конечно, нет.
- И есть у него какие-нибудь мысли на этот счет?
- Если так можно сказать. Я вдруг задумалась: а что, если этот состав не всегда срабатывает? Если есть что-то, что способно пробиться через него? И, знаешь, совершенно случайно я огляделась по сторонам и заметила, что эта шипастая ежевика пустила корни сквозь пол пещеры, - заметила то, чего раньше не замечала. Знаешь, как это бывает?
- Да, - кивнул Вит.
- Как бы то ни было, прежде здесь у нас никогда не было проблем с шипастой ежевикой. А шипастая ежевика - это проблема. Ее почти невозможно уничтожить, а корни ее прорастают через все, что угодно. Понимаешь, о чем я говорю?
- Думаю, да. Ты полагаешь, это сработает? Клодах пожала плечами, потом показала Виту, как выдергивать кусты. У ежевики были очень острые шипы.
- После того, как надергаем достаточно, завернем их в листья и те наши друзья, которые быстрее и больше, чем мы, проследят за тем, чтобы рассада была доставлена, куда надо. - Клодах кивнула в сторону животных.
Вит пожал плечами, закатал рукава и принялся за ежевику.
***
Сатоку не составило большого труда уйти от преследователей из Прохода Мак-Ги. С одной стороны, он был хитер, у него было предостаточно друзей и запасов. С другой стороны, среди этих запасов был "шаттл", припрятанный в получасе езды на лошади от селения - весьма близко для того, чтобы при необходимости быстро добраться туда, и в удаленном от основных дорог месте, чтобы его никто не нашел.
Сперва он полетел в Мертвый Конь, затем в Веллингтон и Савой. В этих поселениях его бывшие сослуживцы, которые заняли места недавно умерших шаначи, постепенно обращали людей в свою веру, по-своему объясняя им, "чего хочет планета".
- Не вижу, в чем проблема, - говорил Рейли, новый глава поселения Савой, когда они сидели и пили с Сатоком. - Эти люди верят во все, что им говорят. Просто скажи им, что люди в Проходе Мак-Ги посходили с ума или что-то в этом роде.
- Твоя проблема в том, что ты не пытаешься заглянуть в будущее, Рейли, ответил Саток. - Эти стервецы удрали. Народ из Прохода Мак-Ги расползся по многим поселениям. Они знают о пещере. Теперь проблема не в том, что они о нас думают, а в приоритете. Это я придумал притащить в пещеру петрасил и это я выяснил, как его использовать, чтобы планета не заставила нас свихнуться. Я хочу, чтобы мне были за это благодарны, и я хочу получить свою долю прибыли. Твои парни, конечно, тоже получат свое. Но если эта комиссия, которая проводит тут расследование, увидит петрасил до того, как мы получим свою долю, Интергал захапает все и больше никому ничего не достанется.
- И что тебе от нас надо?
- Разумеется, образцы руды и чтобы тут все было схвачено, пока я не встречусь с какой-нибудь большой шишкой в Компании и пока нам не заплатят за наш метод.
Он щелкнул пальцами, подав знак растрепанной девчонке, которая подавала питье, чтобы она снова наполнила стаканы. Эта выпивка была покрепче, чем "варево", даже с учетом того, как эта дурацкая планета умела нейтрализовать токсичные вещества, содержавшиеся в здешней еде и питье. Девица казалась знакомой - наверняка она была одной из тех, с кем он когда-то имел дело. Выглядела она не слишком хорошо: глаза книзу, бесформенная уродливая одежда, сальные волосы, болезненный цвет лица, синяки... Некоторые женщины попросту не уважают себя. Если бы в первый раз, когда он приехал в деревню, она выглядела так, он бы и пальцем к ней не прикоснулся.
- Хорошо, и когда тебе нужны образцы?
- Сейчас! - прорычал Саток. - Ты что, не слушал меня? Я хочу, чтобы "шаттл" нагрузили самым лучшим, что у вас есть!
- Откуда нам знать, может, ты попросту прихватишь все это и улетишь?
- Здесь этого всего гораздо больше, чем мы можем откопать своими силами. Не будь мелочным. Кроме того, мне нужен кто-нибудь из твоих, кто помог бы мне разгрузиться.
- И куда ты это все повезешь? Саток пожал плечами:
- Для начала на космобазу...
***
Терпеть ледяной холод было труднее, чем обычно: слишком тепло было Шону рядом с Яной. Те части тела, с которых начиналось погружение, всегда страдали больше всего; однако, несмотря на почти непереносимый холод, он заставил себя броситься в замерзающую темную воду. Изменение произошло быстрее, чем обычно, - высочайший уровень самосохранения.
Как только вода сомкнулась над его головой, он немедленно услышал множество звуков и сигналов, послал свой сигнал и ощутил вибрацию воды, когда кит ответил ему. Если бы огромное млекопитающее потерлось о него, когда он был в облике человека, это закончилось бы печально, но тюлень-селки был менее уязвим. Погладив кита плавником, Шон-селки поплыл вперед, пока не добрался до небольшого (разумеется, в сравнении с размерами тела) глаза кита. Положив руку-плавник на голову кита, Шон объяснил ему, что ему нужно.
- Ты помнишь это место до того, как оно обрушилось?
- Да.
- Проводи меня на другую сторону.
- Как хочешь.
Шону-селки хватило времени для того, чтобы ухватиться за боковой плавник, и его повлекло вперед с поразительной скоростью. Казалось, это продолжалось целую вечность - стремительное движение во мраке и безвременье. Наконец кит остановился так резко, что Шон пролетел вперед мимо головы кита, мимо его яркого немигающего глаза и проскользнул вверх по ледяному склону в туннель.
- Ты очень помог мне; я благодарен тебе.
- О тебе знают и заботятся.
И кит уплыл, на прощание пропев свою странную песню. Шон-селки услышал, как вдалеке кто-то отвечает ему. Кит направился в ту сторону, откуда доносился призыв. Шон-селки следил за ним взглядом до тех пор, пока кит не растворился во тьме, а потом выбрался в туннель с люминесцирующими стенами и туманной дымкой, стелющейся над полом.
Он продвинулся не более чем на несколько сот метров, когда понял, что Эйфа и ее кот-следопыт сумели сюда добраться. В маленькой ямке лежала кучка замерзшего помета, следы когтей вокруг нее показывали, что кот не утратил чувства собственного достоинства, несмотря на то, что засыпать ямку было невозможно. Шагах в четырех обнаружилась кучка человеческих испражнений. Шон-селки вздохнул с облегчением и продолжил подъем по склону через огромные пещеры и по еще более крутым коридорам, ведущим все вверх и вверх. Он замечал и другие следы - рыбьи скелеты на берегах озер - и, ныряя в глубину, сам находил себе пищу: ему нужны были силы для долгого и трудного пути. Кое-где он видел смятые пакеты сухпайка.
Сколько он прошел и сколько времени это заняло, Шон-селки не смог бы сказать. Безопаснее и удобнее было путешествовать в облике тюленя: человеческому телу требовалась одежда, а одежды у Шона не было.
Когда в конце концов Шон выбрался на солнце, он несколько растерялся и потому не сразу понял, что ему грозит серьезная опасность. В ходе изменения он всегда был особенно уязвим, поскольку менялись и его чувства, в особенности зрение и слух. Первая стрела впилась ему в бедро, как раз когда его хвост превращался в ноги и был еще покрыт пятнистым мехом; вторая могла стать и последней, если бы не кошка, оттолкнувшая его в сторону. Скалясь и рыча, кошка замерла рядом с ним, впившись взглядом в оборванных людей, окруживших выход из пещеры, подняв лапу в угрожающем жесте и выпустив когти.
- Благодарю, туманная. Я обязан тебе жизнью.
- Ты можешь бежать со мной?
- Сначала нужно завершить преображение. Сейчас я не могу ни бежать, ни плыть; к тому же я ранен в ногу. Иди. В тебя целятся из ружья. Уходи скорее. Они думают, что я беззащитен.
Кошка прыгнула вперед - оборванцы с криками отшатнулись, однако тот, что был с ружьем, не пошевелился, тогда она развернулась и бросилась назад в пещеру, почти мгновенно скрывшись из глаз.
- Не обращайте внимания на кошку! Они идут по дюжине на полкредита. Поймайте этого монстра! Он не должен сбежать!
Шону-селки, который в этот момент не был ни человеком, ни зверем, пришлось стерпеть то, что его связали и выдернули из раны стрелу. Боль была чудовищной. Оказывается, и тюлень может потерять сознание...
Придя в себя, Шон немедленно пожалел об этом, поскольку, как обнаружилось, он лежал в луже холодной нечистой воды в дурно пахнущей темноте. Обостренное зрение селки подсказало ему, что он валяется среди свертков и ящиков в палатке, сделанной из плохо выделанных шкур. Воздух был сырым и кислым и пах шкурами и плесенью. Шон был совершенно беспомощен; к тому же рана сильно беспокоила его.
Шон понял, что трансформироваться в человека сейчас будет неразумно: его тюленьи конечности были тоньше человеческих; превратись он в человека - и веревки немилосердно вопьются в его запястья и щиколотки. Он завозился в воде, стараясь хорошенько намокнуть, что позволило бы ему полностью превратиться в тюленя, несмотря на рану, но все его усилия были тщетны. Подтаявшего снега было слишком мало, дальше середины трансформация не пошла: выше локтей и колен он был человеком, ниже - тюленем.
Звуки извне начали проникать в его пробудившееся сознание. Он чувствовал запах костра, большого костра - у него возникло ужасное предчувствие. Что может такой костер значить для монстра, каковым его считают?.. Он слышал голоса множества людей, несколько вяло ходивших вокруг, и два мужских голоса, перекрывавшие общий шум и отдававшие приказы. Слов распоряжений разобрать он не мог.
Но пока Шон пытался прийти в себя и понять, что происходит, он услышал тихий шорох совсем рядом: кто-то начал перепиливать веревку, стягивавшую его ноги.
- Я тебя сейчас освобожу, чудовище, - прошептал испуганный голосок. Коакстл сказала, что я должна тебя освободить. Что ты на самом деле не чудовище, а истинное существо и что ты можешь меня спасти. Коакстл была моим другом, она была добра ко мне. Здесь ко мне недобры... - послышался судорожный вздох, потом всхлип, но тут усилия обладателя испуганного голоса были вознаграждены: веревка подалась и лопнула. Дрожащие пальцы размотали мокрые кожаные путы на ногах Шона-селки.
- Пожалуйста, не ешь меня, чудовище. Я должна тебе помочь.
- Яне съем тебя, малышка, - сказал Шон: если она разговаривала с Коакстл (насколько понимал Шон, это и был тот дымчатый леопард, который его спас), то и его услышит. - Я благодарен Коакстл. И я не чудовище: я не причиняю зла тому, кто меня спасает.
- Пастырь Вопиющий говорит, что они собираются поджарить тебя на огне. Девочка еще раз жалостно всхлипнула и подползла ближе к лицу Шона, чтобы заняться его руками. - А доктор Лузон пытается уговорить его отдать тебя для научных исследований. Я думаю, это значит, что он тебя разрежет и вскроет. Доктор Лузон говорил, что удочерит меня, а вместо этого отдал меня Пастырю Вопиющему. Когда доктор Лузон уедет, меня накажут, а потом на мне женятся. Если Пастырь переспорит доктора, ты будешь моим свадебным ужином. А я не хочу видеть, как ты страдаешь. Коакстл говорит, что, если ты умрешь, другие чудовища отомстят за тебя и будет страдать мой народ. Я знаю, что жизнь есть страдание, но мы уже и без того очень страдаем, и мне кажется, этого довольно... Если мы будем страдать еще больше, это будет уже слишком.