Маккена Шеннон. За закрытой дверью

   Ближе к концу дня Клейборн вбежал в комнату.
   — Рейн, иди в библиотеку, пожалуйста, — сказал он важным голосом. — У мистера Лазара накопилась корреспонденция, которую нужно отправить федеральной почтой, как только мы попадем на большую землю.
   Она прихватила ноутбук и отправилась в путь и, только пройдя половину, поняла, что не спросила дорогу. Глупый просчет, но сейчас было уже поздно что-либо предпринимать.
   Странно, но она уже и забыла, как пустынно и холодно бывает на Стоун-Айленде. Единственным теплым и ярким пятном был Виктор. В отличие от меланхоличного отца и эгоистичной матери Виктор казался сверкающим сгустком энергии и опасности. Рейн стояла перед дверью библиотеки и не решалась войти. Руки ее дрожали.
   Слишком много энергии и опасности. Она толкнула дверь.
   Знакомая комната, словно в кинофильме, наехала на нее, затягивая внутрь. Всюду от пола до потолка стояли полки с книгами. Между ними тянулись вверх длинные окна. Витражи стекол сияли вечерним светом.
   Она медленно вошла в комнату, ее взгляд упал на полку с фотографиями, похожую на алтарь. Здесь она увидела фотографию, где Виктор стоял рядом с ее отцом, худощавым мальчишкой лет двенадцати. Виктору тогда было восемнадцать. Его мускулистая рука обнимала брата за шею, а во рту дымилась сигарета. Тут же стоял карандашный портрет ее бабушки, темноволосой девчушки со светлыми глазами. А еще здесь были ее фотографии. Она посмотрела на себя семиклассницу. Как она ненавидела колючий воротник этого зеленого вельветового платья!
   Последней шла фотография парусной лодки ее отца. Возле лодки стояла сама Рейн, а еще там были Виктор, ее мама и какой-то незнакомый мужчина. Мужчина этот был темноволос и красив. Он улыбался. Что-то в его усатом лице вызвало в ней странную тревогу. Но она так и не вспомнила, кто он. Мысль ускользнула, словно серебристая рыба в темной воде, оставив лишь шлейф беспокойства. Она взяла фотографию в руки и стала внимательно ее рассматривать.
   На фотографии стояла солнечная погода — большая редкость в здешних местах, ее мать была просто красавицей в светлом солнечном платье, с темными волосами, откинутыми назад и перехваченными платком. Виктор одной рукой обнимал ее за плечи, а другой трепал волосы Рейн. Она хорошо помнила этот купальный костюм с лягушками на нем. И солнцезащитные очки с такими же зелеными лягушками. Она вспомнила, что Виктор слишком сильно дернул ее за косу, и она едва не расплакалась. Затем как наяву услышала его холодный голос: «Ах, Бога ради, Катя, соберись. Не будь плаксой. Мир не любит плакс».
   Она тогда сморгнула слезы, радуясь, что на ней очки с лягушками. Она по крайней мере могла сделать вид, что не плачет.
   Рядом с фотографией лежали те самые очки. Рейн протянулась к ним, уверенная, что рука пройдет сквозь них, как сквозь голограмму. Но они были настоящими. Холодный твердый пластик. Она уставилась на них, удивляясь, какие же они маленькие.
   Она почувствовала, как в ней поднимается страх. Нужно бежать отсюда. Волна паники захлестнула ее.
   — Катя.
   Она обернулась, боясь вздохнуть. Очки упали на пол, глухо стукнувшись о ковер. Кроме матери, никто не знал ее настоящего имени. И никто не обращался к ней так уже семнадцать лет.
   Виктор Лазар стоял в дверях, держа руки в карманах шерстяных брюк.
   — Извините, я не хотел вас напугать. Похоже, у меня это вошло в привычку.
   — Да уж. — Она вздохнула, изо всех сил стараясь унять дрожь.
   Виктор заметил фотографию в ее руках.
   — Я говорил о фотографии. Девочка — моя племянница. Катя.
   — А-а… — Рейн поставила фото обратно на полку. По логике нужно было вежливо осведомиться о здоровье его племянницы. Она не хотела привлекать внимание к фотографии, но ее молчание становилось еще красноречивее.
   — Она… она красивая девочка. Где она сейчас?
   Виктор взял с полки фотографию и внимательно посмотрел на нее.
   — Боюсь, что не знаю этого. Мы не общаемся уже много лет.
   — Жаль.
   Он кивнул на очки, которые все еще лежали на ковре.
   — Я хранил их как память о ней. Это в них она на фотографии.
   Рейн наклонилась, подняла их с пола и положила на место.
   — Извините, я не хотела…
   — Не берите в голову. — Он улыбнулся ей. — Кстати, об очках, вы все еще носите свои.
   Она была готова к этому вопросу.
   — Боюсь, я все же плохо вижу без них. Они нужны мне для работы.
   — Жаль, — пробормотал он.
   Она наклеила на губы деловую улыбку.
   — Итак, начнем? Я должна поторопиться, если вы хотите, чтобы я отправила письма федеральной почтой…
   — Как ваш роман с нашим загадочным консультантом? Она сжала задрожавшие вдруг губы.
   — Я думала, что достаточно ясно все сказала по этому поводу прошлой ночью. Больше мне добавить нечего…
   — Да ладно вам. Прошлой ночью вы сказали мне, что не желаете меня больше видеть. Наверное, он произвел на вас неизгладимое впечатление.
   — Я не собираюсь обсуждать Сета Маккея. Ни сейчас, ни потом.
   — Между прочим, он тоже вас использует, вы знали об этом? — спросил Виктор. — А если и нет, то скоро начнет — таков уж мир. Так стоит ли он такой преданности только потому, что смог довести вас до оргазма?
   Ну вот, снова он за старое. Опять он заставляет мир вращаться вокруг себя, как черная дыра. Все из-за его вкрадчивого голоса. Это заставляет ее сомневаться в своих словах.
   — Го, что вы говорите, неподобающе. Я не желаю продолжать этот разговор.
   Смех Виктора был прекрасен. Такой полный и сочный. На его фоне ее голос звучал жалко и неубедительно. Она чувствовала себя полной дурой без чувства юмора.
   Он указал на фотографии.
   — Посмотрите сюда, милочка, — слабый оттенок русского произношения проявился в его голосе. — Видите это? Это моя мать. А этот мальчик — мой младший брат, Питер. Почти сорок лет назад я сбежал из советской России. Я работал, откладывая деньги на взятки и документы для того, чтобы привезти мать и брата сюда. Я построил весь свой бизнес ради них. Чтобы добиться всего, я шел на много компромиссов в жизни. И я делал много неподобающего. Человек вынужден идти по этому пути, потому что мир несовершенен. И человек привыкает к этому, если, конечно, он хочет хоть чего-то добиться. Если он хочет быть игроком. Вы ведь хотите быть игроком?
   Она сглотнула.
   — На своих собственных условиях. Виктор покачал головой.
   — Вы еще не достигли того уровня, чтобы диктовать условия, детка. Первый шаг к власти — это принять реальность такой, какая она есть. Смотрите правде в глаза, и вы поймете свое истинное место в этой жизни.
   Что-то сжалась у нее внутри. Она почувствовала, что может сопротивляться его харизме.
   — О чем вы, мистер Лазар? — Голос ее был четким и твердым.
   Он моргнул, на его лице заиграла уважительная улыбка.
   — А-а… Глас истины. Я слишком много болтаю, верно? Она не поддалась на провокацию. Черта с два! На такой дешевый трюк она не купится. Она держала рот на замке, пока он сам не заговорил.
   Виктор усмехнулся и поставил фотографию на место.
   — Никто не смел говорить мне подобных вещей уже много лет. Должен признать, это освежает.
   — Мистер Лазар… письма, — напомнила она. — Паром скоро придет и…
   — Если хотите, можете остаться здесь на ночь.
   У нее мурашки побежали по спине, когда она подумала о том, чтобы остаться на острове вместе с Виктором Лазаром.
   — Я бы не хотела… м-м… быть причиной лишних беспокойств для вашего персонала.
   Он пожал плечами:
   — Персонал для того и существует, чтобы его беспокоить время от времени.
   «Твое слово против его». Она повторяла это себе снова и снова.
   — И все же я предпочту поехать домой. Он кивнул:
   — Что ж, тогда спокойной ночи. Рейн была в замешательстве.
   — А как же письма? Он улыбнулся:
   — В другой раз.
   Ей вдруг вспомнился человек на пристани.
   — Ах да, мистер Лазар, сегодня утром я встретила человека, который попросил передать вам сообщение.
   Улыбка сошла с его губ.
   — Да?
   — Это был хорошо одетый блондин лет около тридцати. Он не сказал, как его зовут. У него не хватало пальца на правой руке.
   — Я знаю, кто это, — сказал Виктор сдержанно. — Сообщение?
   — Он просил передать, что первоначальная ставка удвоена. Веселость слетела с лица Виктора. Осталась лишь холодная напряженная маска.
   — Что-нибудь еще? Она покачала головой.
   — А кто это был? — рискнула спросить она.
   — Меньше знаешь, крепче спишь. — В полумраке он показался ей старше. — Не давайте надежды этому человеку, Рейн. Избегайте встреч с ним любым способом.
   — Да я и сама поняла, — сказала она пылко.
   — Это хорошо, значит, у вас хорошее чутье. — Он похлопал ее по плечу. — Доверяйте своему чутью. Тогда оно станет сильнее. — Он взял с полки очки с лягушками. — И вот еще что. Возьмите их.
   — Ой нет, прошу вас. — Рейн попятилась, встревожившись. — Они напоминают вам о племяннице, я не могу…
   Он вложил очки в ее руку и сжал ее пальцы.
   — Я настаиваю. Жизнь идет своим ходом, и нет никакой возможности остановить ее. Очень важно позволить прошлому остаться в прошлом, разве нет?
   — Э-э-э… да, наверное, да, — пробормотала она и посмотрела на часы, боясь, что паника снова овладеет ею.
   Очки лежали в ее руке. Холодный, безжизненный пластик.
   — Спокойной ночи, Рейн.
   Было ясно, что она может идти. Она поспешила из комнаты. Бог не позволит остаться ей здесь наедине с призраками прошлого.
   Прошлое. «Важно позволить прошлому остаться в прошлом». Ха! Она засунула руку в карман и потрогала очки. Как будто она не пыталась. Как будто так вот все просто. Ее жизнь становилась все сложнее и сложнее. Сейчас она вынуждена опасаться не только Виктора, но и этого непонятного блондина.
   И Сет Маккей тоже никуда не делся. Она едва не поскользнулась, когда поднималась по трапу. Не стоило ей сближаться с Сетом. Он был неуправляем. Из-за него она может наделать глупостей. Но он один мог оградить ее от печали и одиночества, которые навеял на нее Стоун-Айленд. Он был живительным огнем. И она тянула к нему руки, пусть он и обжигал ее.
   Ее сердце сжалось, когда она вспомнила его душераздирающую историю о своей матери. Она видела всю боль, которую он неумело пытался скрыть от нее. Она хотела защитить его, защитить того маленького искреннего мальчика, которым он когда-то был. На глаза навернулись слезы. Ей вспомнились слова Виктора, сказанные много лет назад: «Соберись. Не будь плаксой. Мир не любит плакс».
   Всю свою жизнь она следовала этому совету. И наконец она поняла правду. Мир не любит не только плакс, мир вообще никого не любит.
   Ветер сдувал слезы с уголков ее глаз. На кой черт нужна была вся эта внутренняя дисциплина, вся эта выдержка и железная воля? Огни берега размылись в цветную акварель. И внутри ее, где-то в груди, что-то размылось, что-то ссохшееся с годами. И она радовалась этому. Слезы все текли и текли по щекам, и она не вытирала их, позволяя ветру уносить их прочь. Теперь уже можно плакать. Это ведь не значило, что она проявила слабость. Это всего лишь значило, что ее сердце еще не умерло.
   А это уже были хорошие новости.
   Он собирался их убить. Их обоих. А потом он сам себе надерет задницу за то, что был тупоголовым бараном, согласившись сотрудничать с Макклаудом и его братьями.
   Коннор перестал бегать взад-вперед по комнате и плюхнулся в кресло, презрительно сплюнув.
   — Да ладно, успокойся, Маккей. Она идеальная наживка. Лучше нам не найти. Ты же сам видел пленку. Мы свернем дело быстрее, чем надеялись…
   — Она же его отшила. Он никогда к ней больше не подойдет.
   Дэйв Макклауд хрюкнул и закинул ногу на ногу.
   — Ага. Только не Новак. Уверен, что сейчас он захочет ее проучить.
   — Поэтому она и уедет из города. Первым же самолетом подальше отсюда.
   Два брата понимающе переглянулись.
   — Серьезно? — спросил Дэйв. — Ты собираешься ей все рассказать?
   Сет устало потер глаза. Он думал о том, что сделал этот ужасный человек перед тем, как убил Джесси. Он не мог отогнать страшные образы, не мог остановить их. Не мог позволить Новаку дотронуться до Рейн грязными руками. Просто не мог.
   — Посмотри на это с другой стороны, — сказал Коннор голосом, каким обычно пытаются успокоить лунатиков. — Она в любом случае наживка, будем мы ее использовать или нет. А так у тебя будет моральное право не отходить от этого мерзавца ни на шаг. Ведь ты мечтал об этом так долго. Так не упускай свой шанс.
   — Нет, я хочу, чтобы она вышла из дела, — снова повторил Сет. — Это слишком опасно.
   Коннор покачал головой.
   — Ты не сможешь вытащить ее из этого, Сет, не причинив ей боль, — возразил он мягко. — Не бросай нас сейчас, мне нужен твой технический гений, чтобы прижать мерзавцев.
   — Не надо говорить со мной таким снисходительным тоном, Макклауд.
   Но Коннор продолжал спокойно смотреть на него.
   Сет терпеть не мог признавать свою неправоту, но сейчас он был вынужден это сделать. От этого у него сводило челюсти. Он закрыл глаза и постарался собраться с мыслями.
   — Я должен быть все время рядом с ней. Охранять ее, — сказал он, — не просто следить.
   Двое братьев опять переглянулись. Ах, как это напоминало Сету о Джесси. Впрочем, когда Джесси был жив, то тишины не было вовсе. Он никогда не закрывал рта.
   Боже, как он зол. На Макклаудов за то, что они есть друг у друга, а его брат мертв. На Джесси за то, что тот попался как идиот. На Рейн за то, что она влезла в эту змеиную яму, не понимая, во что впутывается.
   Он открыл один из двух черных чемоданов, в которых хранил свое оборудование. Он взял сотовый телефон, включил его и стал возиться с меню.
   — Что ты делаешь? — спросил Дэйв.
   Он порылся среди передатчиков и вытащил один.
   — Собираю подарок для своей новой подружки, — ответил он. — Сотовый телефон с радиомаяком. Я помечу еще несколько из ее вещей. Я должен следить за каждым ее шагом, когда не смогу быть рядом. Но я постараюсь сделать так, чтобы такое случалось нечасто.
   Дэйв задумался.
   — Новак вряд ли станет предпринимать что-либо, если ты все время будешь крутиться поблизости.
   — Нечем крыть, — признал он. — Поэтому, когда меня не будет рядом, один из вас, парни, должен быть поблизости. При оружии и наготове. Все понятно? А теперь проваливайте. Я не могу сосредоточиться, когда вы дышите мне в затылок.
   Дэйв кивнул на прощание и исчез за дверью. Коннор пошел за ним, но обернулся на пороге.
   — Есть и положительная сторона в этой истории, — заметил он. — Чем раньше мы закончим все это, тем скорее ты сможешь завести с ней штук десять ребятишек.
   — Иди к черту, Макклауд. — Слова автоматически вылетели из его рта.
   Впервые он задумался, почему он все время грубит Коннору. Коннор кивнул, как будто Сет сказал ему «до свидания» или «до скорого, старик».
   — Не думай об этом, — сказал он. — И будь на связи. Сет вернулся к работе, но мысли так и лезли в его голову.
   Он никогда не думал о себе как об отце. По сути, он был ярким примером того, каким не должен быть настоящий отец. Он был грубым, невоспитанным, с пошатнувшимися моральными устоями, и это еще мягко сказано, и неразвитыми навыками общения. В его жизни не было никакого примера, кроме Хэнка. А Митча он даже и не считал.
   То, в чем он преуспел, можно пересчитать по пальцам: шпионаж, воровство, секс… Еще он хорошо дрался и умел делать деньги. Не самые лучшие качества для воспитания ребенка.
   Он вырос в полной уверенности, что его жизнь никогда не станет похожей на сериалы и рекламные ролики. Слишком рано повзрослев, он быстро понял, что мир рекламы и телешоу для него не существует вообще. Его вполне устраивало его темное готическое подземелье. Он знал его правила наизусть, видел все ямы и ловушки. Он не жаждал сказок о счастливых браках и уютном домашнем очаге.
   Мало-мальски он с этим справлялся. В конце концов, у него было право голоса на выборах, он служил своей стране в вооруженных силах, он платил налоги. Но он не контачил с миром. Хэнк и Джесси были его послами в мире нормальных людей. Без них он оказался потерян в виртуальном пространстве.
   Теперь же он сидел и на полном серьезе думал о беременной от него Рейн. О том, как она держит на руках его ребенка. Эти мысли напугали его. Страх. Страх из-за того, каким уязвимым это делало его. Злость. Злость потому, что она всегда идет нога в ногу со страхом.
   Злость и страх были той еще мотивацией отцовства. Уж лучше бить лица и зашибать деньги. Так он принесет меньше вреда миру. Он заставил себя сконцентрироваться. Что он делал? Ах да, собирал технику, чтобы отнести ее на Темплтон-стрит. Верно. Месть и разрушение. Сейчас ему было чем занять свои мысли. Здесь он чувствовал под ногами почву. Он вышел из комнаты, бросил сумку на заднее сиденье «шевроле» и поехал по улицам города, стараясь не думать о Рейн и Джесси.
   Лучше думать о мести и разрушении. Холодной, методичной и аккуратной мести. Новаку нужна Рейн. Сету нужен Новак. Формула была простой. Она была наживкой. Как только он убьет Новака, руки у него будут развязаны, чтобы добраться до Лазара. И все. И дело в шляпе. Если только какой-нибудь мерзавец не засудит его за это. При таком раскладе он проведет остаток дней вдали от цивилизованного общества. Впрочем, это его мало пугало. Один черт, полжизни он провел почти в тех же условиях. Правила что там, что здесь почти не различаются. Он уже подготовил на всякий пожарный несколько комплектов документов: паспорта, кредитки и прочая дребедень. Деньги были разбросаны по разным банкам. А если они и кончатся, то невелика беда. В готическом подземелье, где он жил, работа для его рук найдется.
   Вот только женщину с собой в это подземелье не потащишь. Во всяком случае, не любую. Содержать женщину — все равно что сидеть в клетке. Ей нужны семейные ценности. Рождественские открытки, дети.
   Он только сейчас понял, что был не таким уж плохим братом для Джесси. Может, он и не помнил дней рождений и прочих праздников, зато всегда готов был прикрыть его спину, будь то деньги или кулаки.
   Боже. О чем он думает?! Парень не становится семьянином из-за того, что умеет бить по лицу. Любой идиот с улицы может бить по лицу.
   Нет, было что-то большее, что-то мистическое. Когда он подъехал к дому Рейн, он решил, что в список этого большего и мистического не входили ни подглядывание за женщинами, ни уж тем более насаживание их на крючок для более крупной рыбки. Скорее, все вертелось вокруг извечных и всем наскучивших истин: верность, честность и прочая бойскаутская ерунда.
   Плохо. Правду говорить нельзя, слишком опасно. Придется смириться с невесть откуда взявшимися угрызениями совести. Ну вот и все. Он улыбнулся мрачно и вставил ключ в замок. Он исцелен от приступа порядочности. Аллилуйя.
   Он прокрался в дом, не включая свет. Она так и не оставила признаков своего пребывания в этом месте, кроме запахов. Холодильник пуст, как и шкафы. Он не был здесь с тех пор, как она уехала. Он чувствовал ее запахи повсюду: ее мыло, лосьон для тела, духи. Он встал на колени перед ее кроватью и зарылся лицом в подушку.
   Он открыл кейс, включил ноутбук и дезактивировал все средства наблюдения. Ему нужно было полное уединение для того, что он собирался сделать. Никаких свидетелей, никаких записей.
   Лучше всего было выйти, сесть в машину, дождаться ее прихода, а затем позвонить в дверь. Дзинь-дзинь. Добрый вечер. Как ты чудно сегодня выглядишь. Как вам мои навыки общения? Еще одна ложь поверх большой кучи мусора под названием «жизнь Сета Маккея».
   К черту! К чему притворство? Она слишком дорога ему. Она знала, что он за человек, она спала с ним. И ему нравилось, что она знала его. Страшная мысль. Но ему действительно нравилось, что хоть один человек знал его как облупленного.
   Он включил спутниковый канал и смотрел, как к причалу подходит катер со Стоун-Айленда. Он прикинул, сколько ей понадобится времени, чтобы добраться до дома. Нужно приготовиться. Он еще никогда не вымогал информацию из женщины с помощью секса. Но, черт возьми, Коннор был прав: все когда-нибудь случается в первый раз.

Глава 12

   Рейн откинулась на спинку сиденья такси, она очень устала. Ее тело начинало протестовать против такого длительного голодания. Но в голове творился такой бедлам, что она не могла подумать ни о магазине, ни о кухонной плите, ни о ресторане. Даже мысль о том, чтобы просмотреть меню, казалась ей невыносимой.
   Нужно лучше заботиться о себе. Нельзя же жить на одних нервах без крошки пищи. Каждый новый день был еще безумнее предыдущего. В конце этой дорожки маячила камера в психушке с ватными стенами.
   Придя домой, она скинула плащ и туфли и пошла внутрь. Она даже не потрудилась включить свет. Яростная атака голода ослабла, и сейчас ей просто лень было готовить что-либо. Она направилась в спальню. Сначала душ, затем мягкая фланелевая пижама и…
   — Где тебя черти носили?
   Она выскочила в коридор и прижалась к стене. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Свет от монитора ноутбука просачивался из спальни.
   Ну Конечно, Сет. Кто же еще это может быть? Она вошла в комнату и включила лампу.
   Кресло, в котором он вальяжно развалился, казалось слишком маленьким для его длинного жилистого тела. Он был весь в черном, словно воришка, кем он, собственно, и являлся. Черные джинсы, черная водолазка, черные волосы, которые топорщились в разные стороны, как будто он ерошил их весь день. Его глаза выглядели уставшими, но смотрели на нее довольно требовательно.
   — Ты меня напугал практически до смерти.
   Он ткнул в пару клавиш и закрыл ноутбук. Затем он убрал его в сумку и снова посмотрел на нее. В его взгляде не было ни толики раскаяния. Как будто это она в чем-то провинилась. Жестокий бесцеремонный мерзавец.
   — Вы меня достали, — заявила она, проходя в комнату. — Следующий мужчина, который напугает меня до такого состояния, — покойник. Слышишь меня? И никаких отговорок, никакой жалости. И я не фигурально выражаюсь. Ты понял меня. Сет?
   Он даже глазом не моргнул.
   — Да.
   — Да? — Она еще сильнее разозлилась. — И это все, что ты можешь мне сказать? Просто ода»?
   Он встал на ноги.
   — Да, я тебя понял. А сейчас давай перейдем к моему вопросу и узнаем, какого черта ты делала последние шестнадцать часов. Она была на взводе, она уже не могла остановиться.
   — А каким таким образом это тебя касается? Ты ни малейшего права не имеешь спрашивать об этом. Ты даже не имеешь права находиться в этой комнате. Я могу позвонить в полицию.
   — После вчерашнего у меня на все есть право.
   Его холодный голос сводил ее с ума. Она пожалела, что скинула туфли. Ей не хватало сантиметров пяти роста, чтобы посмотреть ему в лицо.
   — Позволь-ка мне тебе кое-что объяснить, Сет, поскольку мы не очень-то понимаем друг друга. Если у меня есть парень, то я посвящаю его во все аспекты своей жизни. Я ставлю его в известность, когда со мной что-то происходит. Я звоню ему, отправляю SMS-сообщения…
   — Вот именно. Поэтому…
   — Но у меня нет парня, Сет! — закричала она. — У меня нет номера твоего телефона, у меня нет даже твоего э-мэйла. Я понятия не имею, как с тобой связаться! Зато у меня есть проблема. Большая и наглая проблема, которая врывается ко мне в дом, когда заблагорассудится, и появляется из темноты, как чертов монстр из фильмов! Мужик, который думает, что я его собственность, только потому, что мы переспали!
   — Справедливости ради, мы не только переспали.
   — Ах нет? А что же это, по-твоему, было? Уж просвети меня, неразумную. Если помнишь, у меня по этой части опыта поменьше, чем у тебя будет.
   — Это было… это было больше, чем секс. — Он провел пятерней по волосам и потряс головой. — У меня башню снесло. Я с тех пор, как тебя встретил, еще и не спал вовсе.
   — Я тебя умоляю. Не преувеличивай. Что, я так хороша в постели, что ты не можешь ничего с собой поделать? Недосыпание завело тебя так далеко, что ты вламываешься ко мне в дом? Сет, скажи мне, что со мной не так? Почему все думают, что обычные нормы цивилизованного общения ко мне не подходят? У меня что, на спине висит табличка: «Делай что хочешь»?
   — Боже мой, Рейн. Я здесь схожу с ума, думая, что этот подонок мог с тобой сделать, а ты злишься на меня из-за того, что я забыл дать тебе свой номер телефона?
   Она уставилась на него.
   — Откуда ты знаешь, что я была на острове?
   — Я звонил в офис. Если бы ты была на месте, я бы пригласил тебя пообедать. Но тебя там не было. Ты была на личном острове Лазара.
   Она села на кровать и впилась пальцами ног в мягкий ковер.
   — А с чего ты решил, что Виктор может причинить мне вред? — спросила она мягко.
   — А, так он уже Виктор, а не мистер Лазар? Она отмахнулась от его слов.
   — Да ладно тебе. Просто ответь на вопрос.
   — Не далее как вчера он предложил тебя мне, Рейн, как будто ты матерая профессионалка. Он бросил тебя на съедение волкам. И он сделал это смеха ради. Так почему ты думаешь, что он не сделает этого снова, если ему того захочется?