Страница:
Шив был напряжен до предела, и я поняла, слабый звук, долетающий до меня, – это скрежет его зубов. Он действовал мне на нервы, как скрежет ножа по глиняной посуде. Я вся съежилась и уже стала думать, что больше не выдержу, как вдруг Райшед поманил нас, и я облегченно выдохнула.
Мы пробрались через заросли на склоне холма, защищавшего деревню, и Райшед повел нас к кольцу стоячих камней. Последний отрезок мы ползли на животе, но, оказавшись в кромлехе, мы получили какое-то укрытие и, что важнее, могли видеть всю деревню, путь, которым мы пришли, и другую дорогу из нее. Айтен удалился прикрывать дальний подступ, а Райшед лег рядом со мной.
– Сделаешь снова ту карту, а? Может, они потеряют нас на время, но нам надо знать, куда идти.
– Нужно идти к береговому поселению, когда стемнеет, – оглянувшись со своей позиции, тихо сказал Шив. – Если украдем китобойную лодку, я доставлю нас домой.
– А просто магией ты не можешь нас отсюда вытащить? – Молящая нотка проскользнула в моем голосе, и я задумалась над картой, которую нацарапала на дерне.
– Можешь? – тотчас оглянулся Айтен, но Шив с сожалением покачал головой.
– Если до сумерек мне не придется творить других заклинаний, я смогу отправить назад только одного из нас.
Айтен вопросительно посмотрел на Райшеда. Тот пожал плечами.
– Лучше бы это была Ливак.
– Нет! – неосмотрительно воскликнула я и покраснела от ярости на себя, когда остальные зашикали.
– У тебя одной та информация, что нужна Планиру.
Райшед устремил на меня суровый взгляд, и я проглотила свое деликатное возражение. По правде говоря, я, привыкшая всегда заботиться сначала о себе, испытала животную радость от неожиданной возможности убраться из этой переделки. Но тут новая привычка работать в этой команде вероломно пнула меня в голени. Я еще не могла решить, кем тогда стану: бессердечной скотиной или надежным агентом Планира, – но я поняла, что мне ненавистна мысль оставить эту троицу Полдрион его знает какой участи.
Однако у меня еще будет время об этом беспокоиться, когда Шив достаточно отдохнет и восстановит силы для магии, на что лично я не слишком бы рассчитывала. Так ничего и не ответив им, я переместилась, чтобы видеть деревню меж двух огромных камней. Напряжение спало, однако расслабляться было не только глупо, но и опасно. И чтобы не терять бдительности, я стала внимательно изучать все, что меня окружало.
Заметив на камне вырезанные письмена, я невольно подумала: а какое значение имеет этот каменный круг? Почему такая хорошая земля пропадает без дела в такой бедной стране? Разбирая буквы в перерывах между слежкой за деревней, я пришла к выводу, что это – список имен.
Ужасное подозрение зародилось в моей голове и неумолимо крепло. Не в силах больше им пренебрегать, я пощупала дерн, на котором сидела, провела пальцами под сплетением сухой летней поросли, а затем поползла вокруг на коленях. Так и есть, вот она – ровная граница, где дерн вырезали и подняли. Граница, которая дает закругленный контур примерно с человеческий рост и в половину его ширины. Я помолилась Мизаену в надежде, что ни у кого из обитателей деревни не возникнет вдруг желания пойти и пообщаться с предками.
Райшед следил за мной с откровенным недоумением. Я подползла к нему и тихо сказала:
– Мы в могильном круге.
Он ошеломленно мигнул, и я вспомнила, что последователи Дастеннина хоронят своих мертвых в море, а не сжигают, как это принято у нас.
– Странный народ.
Его лицо отразило мое собственное отвращение. О Сэдрин, дай мне умереть где-нибудь в цивилизованном месте и получить приличный, горяченький погребальный костер и миленькую урну в усыпальнице, пока я не узнаю, что может предложить мне Иной мир!
Глава 9
Острова эльетиммов, 2-е предзимы
Мы пробрались через заросли на склоне холма, защищавшего деревню, и Райшед повел нас к кольцу стоячих камней. Последний отрезок мы ползли на животе, но, оказавшись в кромлехе, мы получили какое-то укрытие и, что важнее, могли видеть всю деревню, путь, которым мы пришли, и другую дорогу из нее. Айтен удалился прикрывать дальний подступ, а Райшед лег рядом со мной.
– Сделаешь снова ту карту, а? Может, они потеряют нас на время, но нам надо знать, куда идти.
– Нужно идти к береговому поселению, когда стемнеет, – оглянувшись со своей позиции, тихо сказал Шив. – Если украдем китобойную лодку, я доставлю нас домой.
– А просто магией ты не можешь нас отсюда вытащить? – Молящая нотка проскользнула в моем голосе, и я задумалась над картой, которую нацарапала на дерне.
– Можешь? – тотчас оглянулся Айтен, но Шив с сожалением покачал головой.
– Если до сумерек мне не придется творить других заклинаний, я смогу отправить назад только одного из нас.
Айтен вопросительно посмотрел на Райшеда. Тот пожал плечами.
– Лучше бы это была Ливак.
– Нет! – неосмотрительно воскликнула я и покраснела от ярости на себя, когда остальные зашикали.
– У тебя одной та информация, что нужна Планиру.
Райшед устремил на меня суровый взгляд, и я проглотила свое деликатное возражение. По правде говоря, я, привыкшая всегда заботиться сначала о себе, испытала животную радость от неожиданной возможности убраться из этой переделки. Но тут новая привычка работать в этой команде вероломно пнула меня в голени. Я еще не могла решить, кем тогда стану: бессердечной скотиной или надежным агентом Планира, – но я поняла, что мне ненавистна мысль оставить эту троицу Полдрион его знает какой участи.
Однако у меня еще будет время об этом беспокоиться, когда Шив достаточно отдохнет и восстановит силы для магии, на что лично я не слишком бы рассчитывала. Так ничего и не ответив им, я переместилась, чтобы видеть деревню меж двух огромных камней. Напряжение спало, однако расслабляться было не только глупо, но и опасно. И чтобы не терять бдительности, я стала внимательно изучать все, что меня окружало.
Заметив на камне вырезанные письмена, я невольно подумала: а какое значение имеет этот каменный круг? Почему такая хорошая земля пропадает без дела в такой бедной стране? Разбирая буквы в перерывах между слежкой за деревней, я пришла к выводу, что это – список имен.
Ужасное подозрение зародилось в моей голове и неумолимо крепло. Не в силах больше им пренебрегать, я пощупала дерн, на котором сидела, провела пальцами под сплетением сухой летней поросли, а затем поползла вокруг на коленях. Так и есть, вот она – ровная граница, где дерн вырезали и подняли. Граница, которая дает закругленный контур примерно с человеческий рост и в половину его ширины. Я помолилась Мизаену в надежде, что ни у кого из обитателей деревни не возникнет вдруг желания пойти и пообщаться с предками.
Райшед следил за мной с откровенным недоумением. Я подползла к нему и тихо сказала:
– Мы в могильном круге.
Он ошеломленно мигнул, и я вспомнила, что последователи Дастеннина хоронят своих мертвых в море, а не сжигают, как это принято у нас.
– Странный народ.
Его лицо отразило мое собственное отвращение. О Сэдрин, дай мне умереть где-нибудь в цивилизованном месте и получить приличный, горяченький погребальный костер и миленькую урну в усыпальнице, пока я не узнаю, что может предложить мне Иной мир!
Глава 9
ЖРЕЧЕСКАЯ МАГИЯ
До того, как падение Дома Немита привело Темные Поколения в наш несчастный мир, колдовские искусства тормалинских жрецов были многочисленны и удивительны. Хотя мы можем сетовать об утрате многого из того, что внесло изящество и красоту в жизнь погибшей Империи, таким искусствам, как эти, лучше навсегда остаться скрытыми в темноте Хаоса.
Говорят, жрецы могли заглянуть в разум человека и прочитать его мысли. Большинство могли делать это лицом к лицу, но, что еще ужаснее, некоторые адепты способны были делать это, находясь за несколько комнат от своей жертвы или даже, хотя в это трудно поверить, за много лиг от нее. Что именно читали жрецы – сие зависело от их опыта. Послушник улавливал лишь настроение своей жертвы, ее страх или наслаждение. Более искусный жрец мог увидеть, куда направлены эти эмоции, и определить объект ужаса или вожделения. Самым искушенным удавалось выбирать слова из голов несчастных субъектов, чтобы рассказать им их сокровенные мысли и тайны. Некоторые умели вторгаться даже в сны человека, похищая его воспоминания и желания, оставляя свои жертвы страдающими от боли.
С помощью таких методов власть и влияние жрецов, особенно жрецов Полдриона и Рэпонина, росли и распространялись. Приведенные отвечать на обвинения в некоем преступлении, не многие имели смелость отрицать свидетельства, предоставленные жрецами, а если кто-то отрицал, то как ему могли поверить, когда все присутствующие знали силу их магии? Можем ли мы поверить, что этой силой никогда не злоупотребляли, что ложное свидетельство никогда не давалось, если ни одному человеку, противоречившему жрецу, не могли поверить? Увы, подверженность ошибкам человеческой натуры – это единственное, что не изменилось за поколения.
Когда юноша вступал в касту, он жил согласно приказам высших жрецов. Страшные клятвы давались в обрядах теперь утраченных для нас, но, несомненно, настолько ужасных, что никакие записи не сохранялись, дабы не быть открыты непосвященным глазам. Пост и лишения использовались, чтобы очистить тело и сломить дух, склоняя волю прислужника к повелениям его господина. Если юноша сожалел о своем решении и пытался бежать, магия помогала жрецам сплести сеть вокруг него.
Известно, что они обладали способностью говорить друг с другом за много лиг, от усыпальницы до усыпальницы. То, что видел один жрец, могло открыться другому, и лицо человека, разыскиваемого кастой, переносилось через Империю за считанные дни. Сами его шаги могли быть выслежены колдовством, невосприимчивым к капризам погоды или попыткам обмана. Эманация, оставленная его душой, бывала обнаружена таинственными средствами – непрерываемый след. И неудивительно, что так мало людей оставляли жречество в те дни.
Аргулеммин Озера Таннат,
«Утраченные искусства Тормалина», глава 7
Говорят, жрецы могли заглянуть в разум человека и прочитать его мысли. Большинство могли делать это лицом к лицу, но, что еще ужаснее, некоторые адепты способны были делать это, находясь за несколько комнат от своей жертвы или даже, хотя в это трудно поверить, за много лиг от нее. Что именно читали жрецы – сие зависело от их опыта. Послушник улавливал лишь настроение своей жертвы, ее страх или наслаждение. Более искусный жрец мог увидеть, куда направлены эти эмоции, и определить объект ужаса или вожделения. Самым искушенным удавалось выбирать слова из голов несчастных субъектов, чтобы рассказать им их сокровенные мысли и тайны. Некоторые умели вторгаться даже в сны человека, похищая его воспоминания и желания, оставляя свои жертвы страдающими от боли.
С помощью таких методов власть и влияние жрецов, особенно жрецов Полдриона и Рэпонина, росли и распространялись. Приведенные отвечать на обвинения в некоем преступлении, не многие имели смелость отрицать свидетельства, предоставленные жрецами, а если кто-то отрицал, то как ему могли поверить, когда все присутствующие знали силу их магии? Можем ли мы поверить, что этой силой никогда не злоупотребляли, что ложное свидетельство никогда не давалось, если ни одному человеку, противоречившему жрецу, не могли поверить? Увы, подверженность ошибкам человеческой натуры – это единственное, что не изменилось за поколения.
Когда юноша вступал в касту, он жил согласно приказам высших жрецов. Страшные клятвы давались в обрядах теперь утраченных для нас, но, несомненно, настолько ужасных, что никакие записи не сохранялись, дабы не быть открыты непосвященным глазам. Пост и лишения использовались, чтобы очистить тело и сломить дух, склоняя волю прислужника к повелениям его господина. Если юноша сожалел о своем решении и пытался бежать, магия помогала жрецам сплести сеть вокруг него.
Известно, что они обладали способностью говорить друг с другом за много лиг, от усыпальницы до усыпальницы. То, что видел один жрец, могло открыться другому, и лицо человека, разыскиваемого кастой, переносилось через Империю за считанные дни. Сами его шаги могли быть выслежены колдовством, невосприимчивым к капризам погоды или попыткам обмана. Эманация, оставленная его душой, бывала обнаружена таинственными средствами – непрерываемый след. И неудивительно, что так мало людей оставляли жречество в те дни.
Аргулеммин Озера Таннат,
«Утраченные искусства Тормалина», глава 7
Острова эльетиммов, 2-е предзимы
Солнце поднялось выше, а преследователей нигде не было видно. Хорошо, но немного загадочно. Деревня жужжала активностью и, к счастью, нужды живых в этом месте перевешивали почитание мертвых. Так близко к Солнцестоянию и так далеко на севере дни оказались короче, чем где бы то ни было. Когда полдень пришел и ушел с невероятной скоростью, я начала подумывать, что, пожалуй, мы сможем дождаться сумерек и отправиться на поиски лодки. Мы сидели и смотрели, как мужчины в упряжках тащат плуги по неподатливой земле за деревней, и я поняла, что нигде не видела животных, крупнее коз. Пожалуй, неспроста люди, напавшие на нас в Далазаре, не имели лошадей. Сбившиеся в группы женщины собирали траву, весьма напоминавшую крапиву, и, не обращая внимания на жалящие листья, сваливали ее в длинный каменный лоток. Другие опорожняли этот лоток и принимались мочить ее, как мы дома мочим лен для полотна. Было как-то странно и чуть тревожно видеть подобное усердие, направленное на изготовление ткани из травы, которую у нас дома просто игнорируют или скашивают как сорняк.
Дети, даже самые маленькие, тоже не сидели без дела – убирались, что-то приносили или уносили. Я видела опрятные дворики позади одного скопления домов, и в каждом был загон для неких пушистых зверушек – не кроликов, но примерно такого же размера и с длинными пушистыми хвостами. Дети же очищали от опавших листьев резервуары для дождевой воды, и у каждого дома имелся пятачок двора, где девочки и мальчики постарше ухаживали за зеленью. Эти огородики примыкали друг к другу толстыми стенами с выложенными внутри дымоходами; струйки голубого дыма поднимались в укрытый от ветра воздух ленивыми завитками. Не буду биться об заклад, но они не выращивали экзотические цветы, как неистово соперничающие ботаники Ванама. Эти люди не тратили топливо, чтобы багрецы расцвели на неделю раньше, чем у всех остальных, здесь это направлено на выживание.
Мысль о Ванаме всколыхнула мое безотлучное беспокойство о Джерисе, и наше бездействие начало давить на меня еще сильнее; но тем более досадно становилось оттого, что я знала: сейчас бездействие – самое разумное, что нам оставалось. Солнце неумолимо маршировало по небу, и я заволновалась, что меня заставят в конце концов вернуться в одиночестве.
Должно быть, Райшед заметил мое ерзанье и подсел ко мне.
– Все при деле, не так ли? – прошептал он, кивнув на деревню.
– Есть тут что-то странное, вот только не пойму – что.
Мы вновь уставились на склон, и тут до меня дошло.
– Где старики?
Хотя мы видели тут и там несколько лысых голов, пару седых и совсем белых, таких же занятых, как все другие, не было нигде пожилых людей, судачащих на скамейках, каких вы найдете в самой маленькой деревушке у нас дома.
– Если на то пошло, где калеки и нищие?
Теперь Райшед наклонился вперед, хмуро глядя на людскую суету. Он передал мне трубу, и я увидела, что он прав. Не было никаких искривленных конечностей, никаких уродств от старой болезни или несчастного случая, никакого признака повседневного несчастья, которое Мизаен вкладывает в столько рун рождения.
– Или у них очень хорошая медицина, или очень плохая.
Активность обитателей привлекла мой взгляд, и я повернула трубу к группе, занятой вокруг навозной кучи. Что-то белело в навозе, и я заприметила косточки, ужасно похожие на маленькую кисть. Смысл этого открытия был так неприятен, что появление на вершине холма людей в коричневых мундирах оказалось желанным отвлечением.
– Не двигайтесь! – предупредил Шив.
Мы присели в высокой траве, как зайчата, напуганные охотниками.
Вся деятельность прекратилась, когда охотничья группа вошла в деревню. Главари с медальонами что-то крикнули, и жители собрались, не протестуя, но и не обмирая от страха: никто не снимал шапок и не дергал чубов, как было бы там, дома. Главари что-то коротко спросили, и я с облегчением вздохнула, когда жители стали в ответ пожимать плечами и качать головами. Отряд постоял минуту в напряженной нерешительности, затем, по команде главарей, все разошлись среди жителей деревни – видимо, они расслаблялись каким-то питьем из предложенных кружек. Лучше б они не делали этого, так как я немедленно ощутила зверскую жажду.
– Пора уходить, – прошептал Райшед, и мы поползли на животе к дальней стороне круга.
Шив первым достиг щели, глядящей на прибрежную дорогу, которую мы приметили раньше, но белый огонь вдруг полыхнул между камнями. Проклятые штуковины зазвенели, как храмовые колокола – мощный, гулкий звук, словно удар молота Мизаена. Шив с проклятием отскочил, обхватив себя руками, лицо его скривилось от боли.
– Засранцы!
Айтен с разбега бросился на щель, будто собирался вышибить дверь, и неожиданно исчез за краем холма, не встретив никакого сопротивления.
Наступило минутное замешательство, когда мы с Райшедом вознамерились схватить Шива за плечо и затем остановились, чтобы дать это сделать другому.
– Да шевелитесь вы! – прикрикнул Шив, и мы все вместе побежали вниз по тропинке.
Под холмом скатившийся кубарем Айтен стряхивал с себя пыль. Он был на ногах и в сознании – это все, что мне нужно было знать, – поэтому я пробежала мимо него и помчалась впереди всех по прибрежной дороге. Звуки погони замерли позади, но я знала, очень скоро эти собаки снова будут у нас на хвосте.
– Как это случилось? – бормотал на бегу Шив. – Там не было никакой магии, те камни так же мертвы, как кости, что лежат под ними. Я, конечно, не адепт земли, но это-то могу определить. Что они сделали?
– А тебе не все равно? – бросила я через плечо неожиданно визгливым голосом. – Просто беги.
Мы повернули за бугор, и я едва не налетела на козу – мы столкнулись с еще одним из тех неудобных пастушков.
Айтен выхватил меч.
– Не трать времени.
– Забудь. Они и так знают, где мы, – одновременно крикнули мы с Райшедом, и Айтен удовольствовался тем, что обругал мальчишку и толкнул его в колючий куст.
Бросив на него взгляд, я поняла: Айтен по крайней мере решил, что пришло время всерьез перетрухнуть. С этим было трудно не согласиться, но я видела, Шив все еще переживает в большей степени из-за своих обожженных рук и ущемленной гордости, а Райшед ухитряется сохранять свою обычную маску хладнокровия, хоть и немного обтрепанную по краям. Я решила, что могу подождать, пока паника не овладеет большинством, прежде чем бросать мой жребий.
Трава уступила место песку и гальке, и мы выбежали на открытый берег, где закатное солнце золотило мели широкого пролива, разделенного на несколько протоков песчаными наносами. Самый конец отлива; должно быть, Дастеннин решил послать Райшеду или Айтену счастливый бросок.
– Подождите. – Я огляделась, тщетно выискивая межевые знаки в пейзаже, на первый взгляд столь же разнообразном, как поле пшеницы. Проклятие, я же видела карту! Я вынудила себя замедлить дыхание, игнорировать бешено колотившееся сердце и сосредоточиться. Ага, вот они – шеренга сложенных из камней пирамидок, марширующих вниз с неприветливых холмов напротив, и массивное каменное нечто в середине пролива.
– Трубу! – потребовала я и стала изучать камни.
Все верно, символ уже другой.
– Если перейдем пролив, то окажемся в другом владении, – объяснила я.
Райшед понял и тотчас кивнул.
– Нарушение границы – это, вероятно, не то, что делается легко. Даже если они не повернут назад, им понадобится послать сообщение или получить приказ, ведь так?
Мы переговаривались на бегу, и Шив первым вошел в ледяную морскую воду, внимательно всматриваясь под поверхность, чтобы найти безопасный путь.
– Засранцы!
К занявшему тыл Айтену вернулась частица его обычного самообладания, поэтому я подавила улыбку, когда мои спутники на миг остановились, задохнувшись, – студеная вода достигла паха.
Мы спешили. Вперив взгляд меж лопаток мага, я шагала по мягкому невидимому дну, стараясь игнорировать ползущие страхи, предупреждавшие об опасности внезапного рывка течения. Вскоре уровень воды понизился, но намного лучше нам от этого не стало, так как вечерний бриз обдувал мокрую одежду и охлаждал нас, как завернутое в муслин мясо в леднике. Однако как только выбрались на песчаную отмель, мы обрели способность бежать, неуклюжие в мокрых сапогах и одежде, но, по крайней мере, это хорошенько взбодрило кровь.
Раздался топот сапог по гальке. Я оглянулась: так и есть – удача нам изменила. Крики грянули над водой. Главарь с медальоном и его помощник посылали людей за нами в воду. Ненавистное торжество светилось на вражеских физиономиях, вызывая желание двинуть ногой в их ухмыляющиеся зубы, как вдруг первые двое исчезли, затянутые под воду, даже не успев ойкнуть.
– Шив! – завопила я.
Но маг не смотрел в мою сторону, его руки безвольно повисли по бокам. Немой ужас застыл на его лице, и, проследив за его взглядом, я поняла почему. Передовой отряд в блестящих черных кожах поднялся на вершину гряды на той стороне пролива, и беловолосый человек с черным жезлом стоял впереди. Его руки были воздеты над головой и, когда ветер переменился, до нас донеслось нестройное звучное скандирование. Страх камнем упал в желудок – я вспомнила столкновение в Инглизе и узнала усеянные заклепками мундиры.
Всякая паника в наших первоначальных преследователях испарилась в мгновение ока. Я вздрогнула: словно из ниоткуда, над головой зашипели стрелы. Некоторые попали, но остальные отскочили, не причинив вреда, от какого-то невидимого полога. Те, что в кожах, ответили из собственных луков и на удивление эффективных пращей, но после второго залпа они были рассеяны, так как горсть упала на землю, будто зарезанный скот, из ушей и носов текла кровь.
Человек с жезлом что-то крикнул, и некий прислужник присоединился к скандированию. Внезапно группа его людей исчезла, а сзади раздались крики. Я оглянулась. Каким-то чудом они оказались на другой стороне пролива и врубались в личную охрану вокруг Главаря с медальоном. Несколько нападавших упали с кровавым месивом вместо лиц, но Главарь был вынужден совершить свой собственный легкий прыжок далеко назад, на холм. Теперь, когда он оказался незащищенным, обладатель жезла послал заряды силы прямо на него. Земля и камни взлетели в воздух, и одного несчастного солдата буквально разорвало на куски. Казалось, Беловолосый не обращает внимания на судьбу своего отряда; они вдруг застыли, и их резали прямо на месте. Разделавшись с отрядом, Главарь ответил врагу стрелами бело-голубого огня. Они ударились о невидимый щит вокруг Беловолосого, ярко вспыхнули и разлетелись во все стороны, легко ранив несколько человек, и прямо на моих глазах эти порезы и царапины превратились в глубокие рваные раны. Еще один прислужник шагнул вперед и присоединился к скандированию – голос его был гибельный и резкий.
– Уходим.
Выхватив меч, Райшед покинул отмель. Я питала слабую надежду, что наступающие с обеих сторон отряды будут больше интересоваться друг другом, чем нами. Возможно, мы ошиблись, начав двигаться, нас определенно заметили.
Невидимые руки вдруг потянули меня вверх, и я закричала от испуга. Когда ноги оторвались от земли, Райшед схватил меня за бедро, а я вцепилась в его плечи и курчавую голову. Бело-голубые искры затрещали в моих волосах, но ледяной порыв ветра сбил меня обратно на песок. Странные ломаные лучи света заметались из стороны в сторону, они отражались на каждом проходе сверкающим голубым огнем из ладоней Шива. Зеленые проблески вокруг нас настигли наступающих солдат; куда бы они ни шагнули, песок становился жидким и ненадежным под их сапогами.
– Ну давай, пробуй свою старую книжную магию, – свирепо бормотал Шив. – Я в своей стихии.
Чувствуя необъяснимое головокружение, я уцепилась за Райшеда. Мы прижались друг к другу, когда Шив плел мерцающую сеть силы вокруг нас, и Айтен выхватил меч вызывающим жестом. Люди в коричневом и черном наступали теперь с двух сторон. Тогда Шив начал метать в них копья молний, и их обугленная плоть шипела в лужах воды. Слезы досады послышались вскоре в проклятиях Шива – вместо каждого, отправленного им Сэдрину, эфирные чары переносили через пролив еще двоих. Обе стороны отказались атаковать друг друга в пользу настоящего приза. Поняв это, я спросила себя, не настала ли пора для малодушного ужаса, но почему-то он не казался стоящим того.
Мы отступили, плечом к плечу, глядя в лицо надвигающейся смерти, – мечи обнажены и руки тверды. Кишки выворачивались наизнанку внутри меня, и крик пытался вырваться прямо из груди, но я ощутила сумасшедший прилив гордости.
Шив на мгновение ослабил атаку, и в этот миг некто невидимый сбил его с ног. Огромный багровеющий кровоподтек выступил на лбу, и маг рухнул навзничь, словно тряпичная кукла, на россыпь камней, спрятанных в песке. Вода за его головой покраснела; я шагнула к нему, но так и не дошла.
Ноги заскользили и увязли. Я бешено изогнулась и повисла в немыслимой позе в пустом воздухе, пригвожденная как рыба, выпотрошенная и подвешенная для копчения. Я беспомощно замахала руками, было такое ощущение, будто я барахтаюсь в густом меду; вскоре я вообще утратила всякую способность двигаться. Из последних сил повернула голову, чтобы увидеть Райшеда и Айтена. Они также были пойманы и удерживались в неподвижности на полпути между шагом и падением. Голова Айтена висела над самой водой; я видела на поверхности рябь от его дыхания.
Боевые кличи зазвучали вокруг нас, и теперь, когда мы были абсолютно беспомощны, завязалось настоящее сражение. Пески заалели, пролив наполнился запахом бойни, смешанным с соленым запахом моря и пота обезумевших от крови людей. Высоко над головой закричали морские птицы, привлеченные нежданным пиром. Какая бы там магия ни поразила мои ноги, она ползла вверх по телу; я чувствовала, что все более и более отдаляюсь от жестокой схватки вокруг меня. Однажды мать дала мне дозу алдабрешского болеутоляющего сиропа, после того как лекарь вскрыл нарыв у меня на спине. Глубокой ночью я проснулась и увидела ее у моей кровати. С искаженным лицом она следила за каждым моим вздохом, но я была так же далека от ее страдания тогда, как теперь от людей, умирающих вокруг меня.
Я смутно осознавала, что крики меняются, слова теряют всякий смысл и связность. Вот один в коричневом набросился на своего соседа и, забыв про меч, атаковал подобно зверю зубами и ногтями. Когда ему было заметить, что они вместе тонут в пене прилива! Небольшие волны прокатили труп мимо меня, его руки крепко сжимали кинжал, которым этот человек проткнул собственное горло. Двое, пошатываясь, прошли перед моим осоловелым взглядом; они истекали кровью от горсти смертельных ран, но безумие в глазах гнало их сражаться дальше.
Грубые руки схватили меня и перебросили через одетое в кожу плечо. Голова моя беспомощно подпрыгивала, заклепки царапали щеку. В тот момент, когда меня передавали кому-то другому, я увидела путь, по которому мы шли так недавно. Трупы в коричневых мундирах лежали на гальке, и Главарь с медальоном ходил среди раненых. Некоторым помогал встать, но, подойдя к своему помощнику, только качнул головой и кинжалом в глаз отправил его в какой бы там ни было Иной мир, ждавший этих людей. Простирая окровавленные руки, он выкрикнул проклятие, которое охладило даже мой оцепеневший и ничего не понимающий ум, но шаг одетых в черное людей, несущих нас, даже не дрогнул. Повернувшись спиной к побежденным врагам, они уходили, пиная их, мертвых, с явным презрением.
В голове промелькнула смутная мысль, что это должно испугать меня, но, когда я попыталась разобраться почему, ползущее онемение захватило мой ум целиком, и все растворилось в черноте.
Прошло немало времени, прежде чем до меня дошло, что я в сознании. Я не могла двигаться – даже глаза не двигались – и не сразу поняла, что невыразительная белизна, которую я вижу, на самом деле оштукатуренный потолок. По мере того как мой ум медленно просыпался, я начала замечать крошечные трещины, недостающие слои, паутину, оптимистично цеплявшуюся за недоступный угол. Я как раз начала интересоваться структурой потолка, когда поняла, что и слух возвращается, а я и не понимала, что до сих пор его не было. Быстрые шаги протопали по половицам, по-видимому, сбоку от меня, и непонятный грохот донесся откуда-то снизу. Я силилась определить, что могут означать эти звуки, хотя мои мозги были так же бесполезны, как мозги пьяницы после трехдневного запоя, но вдруг неистовый вопль разорвал тишину, оборвавшись с ужасающей внезапностью.
Он разбудил меня основательнее, чем ведро ледяной воды. Это был не крик негодования, но пронзительный человеческий вопль беспредельного ужаса. Тревога за моих спутников пронзила меня, но тут же исчезла в страхе за себя; мысленно я подпрыгнула от того крика на два моих роста, но в действительности не шевельнула ни единым мускулом. Я была такой же беспомощной, как оглушенный боров, ждущий ножа мясника.
В этот самый миг, словно моя мысль послужила сигналом, дверь отворилась, и сапоги тихо заскрипели по половицам. Я тщетно пыталась повернуть голову, но могла не утруждать себя: человек подошел ко мне и наклонился, чтобы я увидела его лицо.
Это был тот, Беловолосый, обладатель жезла. По-своему он был даже красив. Гладко натянутую кожу угловатого лица украшал узор крошечных морщинок и несколько шрамиков. Его глаза, темно-карие, почти черные, были столь же безжалостны и столь же чужды мне, как глаза орла, бесстрастно взирающего на свою добычу.
Он заговорил, но его слова ничего не значили. По интонации и звучанию они слегка напоминали горную речь, но он произносил их так быстро, что я ничего не могла понять. Я без всякой надежды пожимала плечами, распахивала глаза, оттопыривала губу, стараясь выразить мое непонимание. Неприятное веселье заискрилось в глазах моего тюремщика, и он проговорил более медленную тарабарщину с неуловимо знакомым ритмом.
Чувствительность вернулась к рукам и ногам. Я ощутила тугие ремни на лодыжках и запястьях, пристегнувшие меня к жесткому столу. Скрученные мускулы немедленно запротестовали, и я обнаружила, что могу теперь гримасничать от боли. Смятение внутри черепа начало проходить, оставляя привкус худшего в моей жизни похмелья, и мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы меня не вырвало: рвота – плохое занятие, когда лежишь на спине. Беловолосый все еще склонялся надо мной, надменное веселье плясало в его глазах, и я решила, если меня вырвет, то уж постараюсь попасть ему в лицо.
– Итак, я должен приветствовать тебя в моем доме. Надеюсь, мы сможем достичь соглашения относительно твоего визита сюда.
Он говорил на тормалинском, но не на Старом Языке книг и пергаментов, который мог бы почерпнуть из первоисточников, а на повседневном наречии той страны – безупречный южный акцент, диалект торгового сословия. Идея о мелочном жесте вызова показалась мне вдруг нелепой.
Дети, даже самые маленькие, тоже не сидели без дела – убирались, что-то приносили или уносили. Я видела опрятные дворики позади одного скопления домов, и в каждом был загон для неких пушистых зверушек – не кроликов, но примерно такого же размера и с длинными пушистыми хвостами. Дети же очищали от опавших листьев резервуары для дождевой воды, и у каждого дома имелся пятачок двора, где девочки и мальчики постарше ухаживали за зеленью. Эти огородики примыкали друг к другу толстыми стенами с выложенными внутри дымоходами; струйки голубого дыма поднимались в укрытый от ветра воздух ленивыми завитками. Не буду биться об заклад, но они не выращивали экзотические цветы, как неистово соперничающие ботаники Ванама. Эти люди не тратили топливо, чтобы багрецы расцвели на неделю раньше, чем у всех остальных, здесь это направлено на выживание.
Мысль о Ванаме всколыхнула мое безотлучное беспокойство о Джерисе, и наше бездействие начало давить на меня еще сильнее; но тем более досадно становилось оттого, что я знала: сейчас бездействие – самое разумное, что нам оставалось. Солнце неумолимо маршировало по небу, и я заволновалась, что меня заставят в конце концов вернуться в одиночестве.
Должно быть, Райшед заметил мое ерзанье и подсел ко мне.
– Все при деле, не так ли? – прошептал он, кивнув на деревню.
– Есть тут что-то странное, вот только не пойму – что.
Мы вновь уставились на склон, и тут до меня дошло.
– Где старики?
Хотя мы видели тут и там несколько лысых голов, пару седых и совсем белых, таких же занятых, как все другие, не было нигде пожилых людей, судачащих на скамейках, каких вы найдете в самой маленькой деревушке у нас дома.
– Если на то пошло, где калеки и нищие?
Теперь Райшед наклонился вперед, хмуро глядя на людскую суету. Он передал мне трубу, и я увидела, что он прав. Не было никаких искривленных конечностей, никаких уродств от старой болезни или несчастного случая, никакого признака повседневного несчастья, которое Мизаен вкладывает в столько рун рождения.
– Или у них очень хорошая медицина, или очень плохая.
Активность обитателей привлекла мой взгляд, и я повернула трубу к группе, занятой вокруг навозной кучи. Что-то белело в навозе, и я заприметила косточки, ужасно похожие на маленькую кисть. Смысл этого открытия был так неприятен, что появление на вершине холма людей в коричневых мундирах оказалось желанным отвлечением.
– Не двигайтесь! – предупредил Шив.
Мы присели в высокой траве, как зайчата, напуганные охотниками.
Вся деятельность прекратилась, когда охотничья группа вошла в деревню. Главари с медальонами что-то крикнули, и жители собрались, не протестуя, но и не обмирая от страха: никто не снимал шапок и не дергал чубов, как было бы там, дома. Главари что-то коротко спросили, и я с облегчением вздохнула, когда жители стали в ответ пожимать плечами и качать головами. Отряд постоял минуту в напряженной нерешительности, затем, по команде главарей, все разошлись среди жителей деревни – видимо, они расслаблялись каким-то питьем из предложенных кружек. Лучше б они не делали этого, так как я немедленно ощутила зверскую жажду.
– Пора уходить, – прошептал Райшед, и мы поползли на животе к дальней стороне круга.
Шив первым достиг щели, глядящей на прибрежную дорогу, которую мы приметили раньше, но белый огонь вдруг полыхнул между камнями. Проклятые штуковины зазвенели, как храмовые колокола – мощный, гулкий звук, словно удар молота Мизаена. Шив с проклятием отскочил, обхватив себя руками, лицо его скривилось от боли.
– Засранцы!
Айтен с разбега бросился на щель, будто собирался вышибить дверь, и неожиданно исчез за краем холма, не встретив никакого сопротивления.
Наступило минутное замешательство, когда мы с Райшедом вознамерились схватить Шива за плечо и затем остановились, чтобы дать это сделать другому.
– Да шевелитесь вы! – прикрикнул Шив, и мы все вместе побежали вниз по тропинке.
Под холмом скатившийся кубарем Айтен стряхивал с себя пыль. Он был на ногах и в сознании – это все, что мне нужно было знать, – поэтому я пробежала мимо него и помчалась впереди всех по прибрежной дороге. Звуки погони замерли позади, но я знала, очень скоро эти собаки снова будут у нас на хвосте.
– Как это случилось? – бормотал на бегу Шив. – Там не было никакой магии, те камни так же мертвы, как кости, что лежат под ними. Я, конечно, не адепт земли, но это-то могу определить. Что они сделали?
– А тебе не все равно? – бросила я через плечо неожиданно визгливым голосом. – Просто беги.
Мы повернули за бугор, и я едва не налетела на козу – мы столкнулись с еще одним из тех неудобных пастушков.
Айтен выхватил меч.
– Не трать времени.
– Забудь. Они и так знают, где мы, – одновременно крикнули мы с Райшедом, и Айтен удовольствовался тем, что обругал мальчишку и толкнул его в колючий куст.
Бросив на него взгляд, я поняла: Айтен по крайней мере решил, что пришло время всерьез перетрухнуть. С этим было трудно не согласиться, но я видела, Шив все еще переживает в большей степени из-за своих обожженных рук и ущемленной гордости, а Райшед ухитряется сохранять свою обычную маску хладнокровия, хоть и немного обтрепанную по краям. Я решила, что могу подождать, пока паника не овладеет большинством, прежде чем бросать мой жребий.
Трава уступила место песку и гальке, и мы выбежали на открытый берег, где закатное солнце золотило мели широкого пролива, разделенного на несколько протоков песчаными наносами. Самый конец отлива; должно быть, Дастеннин решил послать Райшеду или Айтену счастливый бросок.
– Подождите. – Я огляделась, тщетно выискивая межевые знаки в пейзаже, на первый взгляд столь же разнообразном, как поле пшеницы. Проклятие, я же видела карту! Я вынудила себя замедлить дыхание, игнорировать бешено колотившееся сердце и сосредоточиться. Ага, вот они – шеренга сложенных из камней пирамидок, марширующих вниз с неприветливых холмов напротив, и массивное каменное нечто в середине пролива.
– Трубу! – потребовала я и стала изучать камни.
Все верно, символ уже другой.
– Если перейдем пролив, то окажемся в другом владении, – объяснила я.
Райшед понял и тотчас кивнул.
– Нарушение границы – это, вероятно, не то, что делается легко. Даже если они не повернут назад, им понадобится послать сообщение или получить приказ, ведь так?
Мы переговаривались на бегу, и Шив первым вошел в ледяную морскую воду, внимательно всматриваясь под поверхность, чтобы найти безопасный путь.
– Засранцы!
К занявшему тыл Айтену вернулась частица его обычного самообладания, поэтому я подавила улыбку, когда мои спутники на миг остановились, задохнувшись, – студеная вода достигла паха.
Мы спешили. Вперив взгляд меж лопаток мага, я шагала по мягкому невидимому дну, стараясь игнорировать ползущие страхи, предупреждавшие об опасности внезапного рывка течения. Вскоре уровень воды понизился, но намного лучше нам от этого не стало, так как вечерний бриз обдувал мокрую одежду и охлаждал нас, как завернутое в муслин мясо в леднике. Однако как только выбрались на песчаную отмель, мы обрели способность бежать, неуклюжие в мокрых сапогах и одежде, но, по крайней мере, это хорошенько взбодрило кровь.
Раздался топот сапог по гальке. Я оглянулась: так и есть – удача нам изменила. Крики грянули над водой. Главарь с медальоном и его помощник посылали людей за нами в воду. Ненавистное торжество светилось на вражеских физиономиях, вызывая желание двинуть ногой в их ухмыляющиеся зубы, как вдруг первые двое исчезли, затянутые под воду, даже не успев ойкнуть.
– Шив! – завопила я.
Но маг не смотрел в мою сторону, его руки безвольно повисли по бокам. Немой ужас застыл на его лице, и, проследив за его взглядом, я поняла почему. Передовой отряд в блестящих черных кожах поднялся на вершину гряды на той стороне пролива, и беловолосый человек с черным жезлом стоял впереди. Его руки были воздеты над головой и, когда ветер переменился, до нас донеслось нестройное звучное скандирование. Страх камнем упал в желудок – я вспомнила столкновение в Инглизе и узнала усеянные заклепками мундиры.
Всякая паника в наших первоначальных преследователях испарилась в мгновение ока. Я вздрогнула: словно из ниоткуда, над головой зашипели стрелы. Некоторые попали, но остальные отскочили, не причинив вреда, от какого-то невидимого полога. Те, что в кожах, ответили из собственных луков и на удивление эффективных пращей, но после второго залпа они были рассеяны, так как горсть упала на землю, будто зарезанный скот, из ушей и носов текла кровь.
Человек с жезлом что-то крикнул, и некий прислужник присоединился к скандированию. Внезапно группа его людей исчезла, а сзади раздались крики. Я оглянулась. Каким-то чудом они оказались на другой стороне пролива и врубались в личную охрану вокруг Главаря с медальоном. Несколько нападавших упали с кровавым месивом вместо лиц, но Главарь был вынужден совершить свой собственный легкий прыжок далеко назад, на холм. Теперь, когда он оказался незащищенным, обладатель жезла послал заряды силы прямо на него. Земля и камни взлетели в воздух, и одного несчастного солдата буквально разорвало на куски. Казалось, Беловолосый не обращает внимания на судьбу своего отряда; они вдруг застыли, и их резали прямо на месте. Разделавшись с отрядом, Главарь ответил врагу стрелами бело-голубого огня. Они ударились о невидимый щит вокруг Беловолосого, ярко вспыхнули и разлетелись во все стороны, легко ранив несколько человек, и прямо на моих глазах эти порезы и царапины превратились в глубокие рваные раны. Еще один прислужник шагнул вперед и присоединился к скандированию – голос его был гибельный и резкий.
– Уходим.
Выхватив меч, Райшед покинул отмель. Я питала слабую надежду, что наступающие с обеих сторон отряды будут больше интересоваться друг другом, чем нами. Возможно, мы ошиблись, начав двигаться, нас определенно заметили.
Невидимые руки вдруг потянули меня вверх, и я закричала от испуга. Когда ноги оторвались от земли, Райшед схватил меня за бедро, а я вцепилась в его плечи и курчавую голову. Бело-голубые искры затрещали в моих волосах, но ледяной порыв ветра сбил меня обратно на песок. Странные ломаные лучи света заметались из стороны в сторону, они отражались на каждом проходе сверкающим голубым огнем из ладоней Шива. Зеленые проблески вокруг нас настигли наступающих солдат; куда бы они ни шагнули, песок становился жидким и ненадежным под их сапогами.
– Ну давай, пробуй свою старую книжную магию, – свирепо бормотал Шив. – Я в своей стихии.
Чувствуя необъяснимое головокружение, я уцепилась за Райшеда. Мы прижались друг к другу, когда Шив плел мерцающую сеть силы вокруг нас, и Айтен выхватил меч вызывающим жестом. Люди в коричневом и черном наступали теперь с двух сторон. Тогда Шив начал метать в них копья молний, и их обугленная плоть шипела в лужах воды. Слезы досады послышались вскоре в проклятиях Шива – вместо каждого, отправленного им Сэдрину, эфирные чары переносили через пролив еще двоих. Обе стороны отказались атаковать друг друга в пользу настоящего приза. Поняв это, я спросила себя, не настала ли пора для малодушного ужаса, но почему-то он не казался стоящим того.
Мы отступили, плечом к плечу, глядя в лицо надвигающейся смерти, – мечи обнажены и руки тверды. Кишки выворачивались наизнанку внутри меня, и крик пытался вырваться прямо из груди, но я ощутила сумасшедший прилив гордости.
Шив на мгновение ослабил атаку, и в этот миг некто невидимый сбил его с ног. Огромный багровеющий кровоподтек выступил на лбу, и маг рухнул навзничь, словно тряпичная кукла, на россыпь камней, спрятанных в песке. Вода за его головой покраснела; я шагнула к нему, но так и не дошла.
Ноги заскользили и увязли. Я бешено изогнулась и повисла в немыслимой позе в пустом воздухе, пригвожденная как рыба, выпотрошенная и подвешенная для копчения. Я беспомощно замахала руками, было такое ощущение, будто я барахтаюсь в густом меду; вскоре я вообще утратила всякую способность двигаться. Из последних сил повернула голову, чтобы увидеть Райшеда и Айтена. Они также были пойманы и удерживались в неподвижности на полпути между шагом и падением. Голова Айтена висела над самой водой; я видела на поверхности рябь от его дыхания.
Боевые кличи зазвучали вокруг нас, и теперь, когда мы были абсолютно беспомощны, завязалось настоящее сражение. Пески заалели, пролив наполнился запахом бойни, смешанным с соленым запахом моря и пота обезумевших от крови людей. Высоко над головой закричали морские птицы, привлеченные нежданным пиром. Какая бы там магия ни поразила мои ноги, она ползла вверх по телу; я чувствовала, что все более и более отдаляюсь от жестокой схватки вокруг меня. Однажды мать дала мне дозу алдабрешского болеутоляющего сиропа, после того как лекарь вскрыл нарыв у меня на спине. Глубокой ночью я проснулась и увидела ее у моей кровати. С искаженным лицом она следила за каждым моим вздохом, но я была так же далека от ее страдания тогда, как теперь от людей, умирающих вокруг меня.
Я смутно осознавала, что крики меняются, слова теряют всякий смысл и связность. Вот один в коричневом набросился на своего соседа и, забыв про меч, атаковал подобно зверю зубами и ногтями. Когда ему было заметить, что они вместе тонут в пене прилива! Небольшие волны прокатили труп мимо меня, его руки крепко сжимали кинжал, которым этот человек проткнул собственное горло. Двое, пошатываясь, прошли перед моим осоловелым взглядом; они истекали кровью от горсти смертельных ран, но безумие в глазах гнало их сражаться дальше.
Грубые руки схватили меня и перебросили через одетое в кожу плечо. Голова моя беспомощно подпрыгивала, заклепки царапали щеку. В тот момент, когда меня передавали кому-то другому, я увидела путь, по которому мы шли так недавно. Трупы в коричневых мундирах лежали на гальке, и Главарь с медальоном ходил среди раненых. Некоторым помогал встать, но, подойдя к своему помощнику, только качнул головой и кинжалом в глаз отправил его в какой бы там ни было Иной мир, ждавший этих людей. Простирая окровавленные руки, он выкрикнул проклятие, которое охладило даже мой оцепеневший и ничего не понимающий ум, но шаг одетых в черное людей, несущих нас, даже не дрогнул. Повернувшись спиной к побежденным врагам, они уходили, пиная их, мертвых, с явным презрением.
В голове промелькнула смутная мысль, что это должно испугать меня, но, когда я попыталась разобраться почему, ползущее онемение захватило мой ум целиком, и все растворилось в черноте.
Прошло немало времени, прежде чем до меня дошло, что я в сознании. Я не могла двигаться – даже глаза не двигались – и не сразу поняла, что невыразительная белизна, которую я вижу, на самом деле оштукатуренный потолок. По мере того как мой ум медленно просыпался, я начала замечать крошечные трещины, недостающие слои, паутину, оптимистично цеплявшуюся за недоступный угол. Я как раз начала интересоваться структурой потолка, когда поняла, что и слух возвращается, а я и не понимала, что до сих пор его не было. Быстрые шаги протопали по половицам, по-видимому, сбоку от меня, и непонятный грохот донесся откуда-то снизу. Я силилась определить, что могут означать эти звуки, хотя мои мозги были так же бесполезны, как мозги пьяницы после трехдневного запоя, но вдруг неистовый вопль разорвал тишину, оборвавшись с ужасающей внезапностью.
Он разбудил меня основательнее, чем ведро ледяной воды. Это был не крик негодования, но пронзительный человеческий вопль беспредельного ужаса. Тревога за моих спутников пронзила меня, но тут же исчезла в страхе за себя; мысленно я подпрыгнула от того крика на два моих роста, но в действительности не шевельнула ни единым мускулом. Я была такой же беспомощной, как оглушенный боров, ждущий ножа мясника.
В этот самый миг, словно моя мысль послужила сигналом, дверь отворилась, и сапоги тихо заскрипели по половицам. Я тщетно пыталась повернуть голову, но могла не утруждать себя: человек подошел ко мне и наклонился, чтобы я увидела его лицо.
Это был тот, Беловолосый, обладатель жезла. По-своему он был даже красив. Гладко натянутую кожу угловатого лица украшал узор крошечных морщинок и несколько шрамиков. Его глаза, темно-карие, почти черные, были столь же безжалостны и столь же чужды мне, как глаза орла, бесстрастно взирающего на свою добычу.
Он заговорил, но его слова ничего не значили. По интонации и звучанию они слегка напоминали горную речь, но он произносил их так быстро, что я ничего не могла понять. Я без всякой надежды пожимала плечами, распахивала глаза, оттопыривала губу, стараясь выразить мое непонимание. Неприятное веселье заискрилось в глазах моего тюремщика, и он проговорил более медленную тарабарщину с неуловимо знакомым ритмом.
Чувствительность вернулась к рукам и ногам. Я ощутила тугие ремни на лодыжках и запястьях, пристегнувшие меня к жесткому столу. Скрученные мускулы немедленно запротестовали, и я обнаружила, что могу теперь гримасничать от боли. Смятение внутри черепа начало проходить, оставляя привкус худшего в моей жизни похмелья, и мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы меня не вырвало: рвота – плохое занятие, когда лежишь на спине. Беловолосый все еще склонялся надо мной, надменное веселье плясало в его глазах, и я решила, если меня вырвет, то уж постараюсь попасть ему в лицо.
– Итак, я должен приветствовать тебя в моем доме. Надеюсь, мы сможем достичь соглашения относительно твоего визита сюда.
Он говорил на тормалинском, но не на Старом Языке книг и пергаментов, который мог бы почерпнуть из первоисточников, а на повседневном наречии той страны – безупречный южный акцент, диалект торгового сословия. Идея о мелочном жесте вызова показалась мне вдруг нелепой.