Маккиллип Патриция
Наследница моря и огня (Мастер загадок - 2)
Патриция Маккиллип
Наследница моря и огня
(Мастер загадок-2)
Перевод с англ. (C) Г. Усовой
1
Каждую весну три события происходили неизменно в доме королей Ана: прибывал первый в этом году груз херунского вина; собирались на весенний совет владетели Трех Уделов, и вспыхивал спор.
Весной, последовавшей за странным исчезновением князя Хедского, словно туман на Исигском перевале, испарившегося вместе с арфистом Высшего, славный дом с семью воротами и семью белыми башнями, казалось, трещал, точно сухой гороховый стручок после горестной долгой зимы безмолвия и скорби. Весна распылила в воздухе зеленое крошево, бросила на холодные каменные полы прихотливую, но четкую мозаику света и, словно соки в растениях, пробудила глубоко в сердцевине Ана беспокойство - и вот уже Рэдерле Анская, стоя в саду Кионе, куда никто не вступал в течение шести месяцев после её смерти, почувствовала, что даже мертвые Ана, кости которых оплетены травяными корнями, наверняка нервно барабанят пальцами в своих могилах.
Немного погодя она тронулась с места, покинула путаницу сорняков и садовых растений, которые угасли, не пережив зиму, и вернулась в королевский зал, двери которого были распахнуты навстречу свету. Слуги под присмотром управляющего развернули стяги владетелей, не без риска для себя свешивая их с высоких балок. Владетели ожидались в любой день, и все в доме стояли на ушах, готовясь их принять. Уже стали прибывать их дары для Рэдерле: молочно-белый сокол, взращенный на диких вершинах Остерланда, - от владетеля Хела; похожая на золотую вафлю наплечная пряжка - от Мапа Хвиллиона, который был слишком беден, чтобы такое себе позволить; и полированная деревянная флейта, инкрустированная серебром - без имени дарителя, - которая смутила Рэдерле, ибо, кто бы ни прислал её, знал, что она любит. Она следила за тем, как разворачивают знамя Хела: голова древнего вепря с клыками, словно черные полумесяцы на зелено-дубовом поле, рывками поднялась вверх и принялась оглядывать обширный зал крохотными огненными глазками. Сложив руки на груди, Рэдерле взглянула в эти глазки, затем внезапно повернулась и отправилась искать отца.
Она обнаружила его в покоях. Король спорил с земленаследником. Их голоса звучали неясно, и оба умолкли, когда она вошла, но Рэдерле заметила слабый румянец на щеках Дуака. В линии его бровей и морском оттенке глаз чувствовалась бурная кровь Илона, но его терпение по отношению к Мэтому, в спорах с которым иссякало терпение любого собеседника, было исключительным. Уму непостижимо, что сказал Мэтом, чтобы даже его вывести из себя. Король устремил на вошедшую суровый вороний взгляд; она учтиво - ибо его настроение по утрам было непредсказуемо - сказала:
- Я бы хотела погостить в Ауме у Мары Крэг недели две, с твоего дозволения. Я бы могла собраться и выехать прямо завтра. Я провела в Ануйне всю зиму и чувствую... Словом, я хочу ненадолго сменить обстановку.
В его взгляде ничто не изменилась. Он просто сказал: "Нет" - и, отвернувшись, поднял свой кубок с вином.
С досадой взирая на спину отца, Рэдерле отбросила вежливость, словно старый башмак.
- Но я не собираюсь оставаться здесь и слушать, как из-за меня спорят, слоено из-за племенной аумской коровы. Знаешь, кто прислал мне дар? Мая Хвиллион. Только вчера он смеялся надо мной, когда я упала с груши, а теперь у него наконец выросла борода, и ему достался дом с дырявой крышей, которому всего-то восемьсот лет, и тут он вообразил, что не прочь на мне жениться. Ведь это ты, кажется, обещал меня князю Хедскому? Так не можешь ли ты все это и прекратить? Я лучше буду слушать вопли хедских свиней во время грезы, чем споры о том, что делать со мной, ещё на одном весеннем совете.
- Я тоже, - пробурчал Дуак. Мэтом наблюдал за обоими. Его волосы стали седыми, как сталь, буквально за одну ночь; от скорби, вызванной смертью Кионе, его лицо осунулось, но горе не смягчило его нрав, хотя, пожалуй, и не ожесточило.
- А что я, по-вашему, должен им говорить, - спросил он, - если не то, что я твержу уже девятнадцать лет? Я дал обет, связал себя словом выдать тебя за того, кто победит в игре Певена. И если ты хочешь бежать из дому и жить с Мапом Хвиллионом под его дырявой крышей, я не в силах тебя остановить, и все это знают.
- Да не хочу я замуж за Мапа Хвиллиона! - воскликнула Рэдерле в раздражении. - И вовсе не прочь стать женой князя Хедского. Вот только теперь я не знаю, кто он, и никто кругом не знает, где он. И мне постыло ждать, мне постыл этот дом, мне постыло слушать, как владетель Хела твердит, будто князь Хедский меня оскорбил и наплевал на меня. И вот я хочу навестить Мару Крэг в Ауме и не понимаю, как ты можешь отказывать в таком пустяке.
Воцарилось недолгое молчание, во время которого Мэтом созерцал вино в своем кубке. Когда лицо у него стало совершенно отсутствующим, он внезапно поставил кубок и сказал:
- Если хочешь, отправляйся в Кэйтнард. Ее губы раскрылись в изумлении.
- Правда? Навестить Руда. И корабль... Тут Дуак хлопнул ладонью по столу так, что загремели кубки.
- Нет.
Она воззрилась на него в изумлении, и он сжал пальцы. Чуть сузившимися глазами он глянул на Мэтома.
- Он уже просил меня туда съездить, но я отказался. Руд нужен ему здесь.
- Руд? Я не понимаю...
Мэтом неожиданно отстранился от окна, раздраженно взмахнув рукавом:
- Вы двое галдите прямо как целый совет. И оба сразу. Мне нужно, чтобы Руд прервал ненадолго занятия и приехал в Ануйн. А уговорить его сделать это проще всего кому-нибудь из вас двоих.
- Так сам ему об этом и скажи, - упрямо произнес Дуак. Под королевским взглядом он притих и сел, ухватившись за подлокотники, как если бы от них он пополнял запасы своего терпения. - Может быть, ты все-таки объяснишь так, чтобы я понял? Руд только что получил Красную Степень, и если там останется, то получит Черную куда более молодым, нежели любой из ныне живущих Мастеров. Он сделал немалые успехи и заслуживает гораздо большего.
- В мире куда больше загадок, чем в книгах, укрытых за стенами училища в Кэйтнарде.
- Да. Я не обучался искусству загадок, но мне сдается, что и ты не сумеешь с ходу разгадать любую из них. Так чего же ты от него хочешь? Чтобы он наудачу, точно князь Хеда, отправился к горе Эрленстар?
- Нет. Он нужен мне здесь.
- Зачем, во имя Хела? Ты собрался умереть или что-то еще?
- Дуак, - прошелестела Рэдерле, но брат упорно ждал ответа короля. Затем Дуак поднялся - Мэтом продолжал хранить молчание - и, прежде чем захлопнуть за собой дверь, рявкнул, да так, что, казалось, загромыхали камни:
- Клянусь костями Мадир, хотел бы я заглянуть в торфяное болото, которое ты называешь разумом!
Рэдерле вздохнула. Она взглянула на Мэтома, который и в своем богатом одеянии казался непроницаемо-черным, словно проклятие волшебника под лучами солнца.
- Я готова возненавидеть весну. Я не требую, чтобы ты объяснил мне все на свете, но почему я не могу навестить Мару Крэг, пока Кин Крэг здесь, на совете?
- Кто был Танет Росс и почему он играл на арфе без струн?
С мгновение она стояла, силясь выудить разгадку из полузабытых часов состязаний в хитрости. Затем повернулась и, прежде чем ещё раз хлопнула дверь, снова услышала голос отца:
- И держись подальше от Хела.
Рэдерле нашла Дуака в библиотеке, тот глядел в окно. Она встала рядом, опершись о подоконник и глядя вниз на город, который плавно сбегал по склону и рассыпался у гавани. Туда с утренним приливом входили торговые корабли, их цветные паруса никли на мачтах, точно усталые вздохи. Рэдерле увидела белые с зеленым паруса кораблей Данана Исига, привозивших всевозможные диковинные вещи с горы Исиг; и в ней пробудилась надежда, что из северного королевства пришли вести куда более ценные, чем корабельный груз. Рядом с ней шевельнулся Дуак: покой древней библиотеки с запахами кожи, воска и железа старых щитов вернул ему самообладание. Он тихо сказал:
- Он самый упрямый, своевольный и невыносимый человек в Трех Уделах Ана.
- Знаю.
- Что-то творится в его голове: что-то клокочет за его взглядом, точно недоброе колдовское зелье... Меня это тревожит. Ибо если бы дело дошло до выбора между шагом в бездонный колодец вместе с ним и прогулкой по яблоневым садам с Владетелями Ана в лучшую его пору, я бы закрыл глаза и шагнул. Но что он думает?
- Не знаю. - Она уткнула подбородок в ладони. - Не знаю, но почему-то он хочет, чтобы все мы сейчас были дома. Я его не понимаю. Я спросила, почему мне нельзя уехать, а вместо ответа услышала: "Почему Танет, Росс играл на арфе без струн?"
- Кто? - Дуак взглянул на сестру. - Как могло... А почему он играл на арфе без струн?
- По той же причине, по которой он ходил пятясь и брил голову вместо бороды. Без всяких причин, не считая того, что не было никакой причины. Он был печальным человеком и умер пятясь.
- О...
- Он шел пятясь без всякой причины и упал в реку. Никто никогда его больше не видел, но предполагалось, что он умер, так как не было причин...
- Хватит, - кротко запротестовал Дуак. - Ну ты и горазда плести.
Она улыбнулась:
- Вот видишь, чего тебя лишили, ибо тебе не предназначен брак со Мастером Загадок. - Тут её улыбка угасла; она склонила голову и принялась исследовать трещину в старой штукатурке. - Я чувствую, как если бы ждала, что некое чудо явится с севера, вырвавшись с вешними водами из-под власти зимы... Затем я вспоминаю сына земледельца, который, бывало, подносил раковины к моим ушам, так что я слышала голос моря, и, Дуак, тут-то я и начинаю за него бояться. Он так давно исчез. Целый год от него не приходило ни весточки, и никто в Обитаемом Мире не слышал даже обрывка песенки, сыгранной арфистом Высшего. Разумеется, Высший ни за что не стал бы так долго удерживать Моргона вдали от его земель. Думаю, с ними что-то случилось на Исигском перевале. Дуак попытался утешить ее:
- Насколько известно, землеправление ни к кому от Моргона не перешло. - Но Рэдерле лишь беспокойно вздрогнула.
- Но тогда где он? Мог хотя бы послать вести на Хед. Торговцы говорят, что всякий раз, когда они заходят в Тол, Тристан и Элиард там, у причала, ждут новостей, надеются. Ведь даже из Исига, где чего только с ним ни случалось, ему удавалось писать. Еще говорят, у него на руках шрамы, точно следы рогов тура, и он научился превращаться в деревья...
Дуак взглянул на свои руки, как будто ожидал, что увидит на них белые полумесяцы шрамов.
- Я знаю... Проще всего было бы отправиться к горе Эрленстар и вопросить Высшего, где он. Сейчас весна. Перевал должен быть открыт. Элиард мог бы туда податься.
- И покинуть Хед? Он земленаследник Моргона, его никто не отпустит.
- Возможно. Но говорят, что упрямство жителей Хеда велико, как носы ведьм. Ему бы удалось... - Внезапно он перегнулся через подоконник и повернул голову в сторону далекой двойной колонны всадников, скакавших лугами. - А вот и они. При полном параде.
- Кто это?
- Не могу... голубое. Голубое с черным у свиты. Значит, это Кип Крэг. И похоже, он повстречал кого-то в зеленом...
- Людей из Хела.
- Нет. Зеленое с кремовым. И свита очень маленькая. Рэдерле вздохнула:
- Мап Хвиллион.
Когда брат ушел, она осталась у окна, следя, как всадники рассеиваются среди ореховых садов, мельтеша в кружеве нагих черных ветвей. Они вновь появились близ старой городской стены, чтобы въехать в город по главной дороге, которая извивалась и петляла через рынок меж высоких старых домов и лавочек, окна которых походили на вылупленные глаза и были полны любопытствующих. Ко времени, когда всадники скрылись в городских воротах, девушка приняла решение.
Три дня спустя она сидела подле свинарки владетеля Хела под дубом, плетя сеть из травы. День был безмятежен, повсюду раздавалось фырканье и брюзжанье огромного хедского свиного стада, бродившего среди перепутанных корней и теней дубравы. Свинарка, которую никто и никогда не затруднялся называть по имени, в раздумье курила трубку. Это была высокая костлявая раздражительная тетка с длинными спутанными седыми волосами и темно - серыми глазами. Она ухаживала за свиньями с незапамятных времен. Насколько им удалось определить, они с Рэдерле приходились друг другу родней через колдунью Мадир. Великий дар свинарки касался её занятия и питомцев; с людьми она была резка и застенчива, но прекрасная пылкая Кионе унаследовала от Мадир тягу к свиньям и подружилась с этой неразговорчивой свинаркой. Впрочем, даже Кионе не открылось то, что познала Рэдерле: мудрость, которую свинарка также унаследовала от Мадир.
Рэдерле подобрала новый тугой пучок травы и пустила его змейкой туда-сюда по небольшому квадратику основы.
- У меня правильно выходит?
Свинарка прикоснулась к плотному плетению и кивнула.
- Хоть воду носи, - сказала она своим ровным грубым голосом. - Ну, так я думаю, у короля Эна в Ануйне был свинопас, который понравился бы Мадир.
- А я думала, ей понравился бы Эн. Лицо свинарки выразило изумление.
- После того, как он выстроил башню, чтобы её поймать? Ты мне об этом рассказывала. Кроме того, он был женат. - Она отмахнулась от дыма своей трубки. - Не думаю.
- Ни один из королей, о которых я слышала, не женился на Мадир, скривившись, сказала Рэдерле. - И все же каким-то образом её кровь смешалась с королевской. Погоди-ка: она прожила почти двести лет, и, полагаю, при семи королях; вероятно, можно отбросить Фенела: он был слишком занят войной и чуть не позабыл обзавестись наследником, ну его, ублюдка. Не знаю даже, держал ли он свиней. Возможно, - добавила она, пораженная, - что ты потомок ребенка Мадир и одного из королей.
Свинарка сдержанно заквохтала:
- О, сомневаюсь. Это я-то, босоногая? Мадир любила свинопасов не меньше, чем королей.
- Это правда. - Рэдерле закончила возиться с очередной травинкой и рассеянно и хмуро оглядывала свое творение. - Возможно также, что Эн привязался к Мадир после того, как понял, что она не враг ему. Но это, пожалуй, сомнительно, поскольку именно через него кровь Илона попала в королевский род. Эн был просто в ярости.
- Илон?
- Ты должна знать эту повесть. Свинарка покачала головой:
- Имя мне знакомо, но никто и никогда не рассказывал мне эту повесть.
- Ладно. - Рэдерле села спиной к стволу, и солнце замерцало у неё в глазах. Башмаки её были сброшены, волосы распущены, маленький паучок в удивлении стал взбираться по одной из прядей. Она смахнула его, не заметив. Это первая загадка, которую я выучила. Наследник земель Эна не был его родным сыном, а был сыном некоего неведомого морского владыки, который лег в постель Эна под видом самого короля. Девять месяцев спустя жена Эна родила Илона, кожа которого была как морская пена, а глаза зелены, точно водоросли. Тогда Эн в гневе выстроил башню у моря для этого морского дитяти и приказал, чтобы того никогда из башни не выпускали. Однажды ночью через пятнадцать лет Илон услыхал доносящуюся из моря необычную музыку арфы, и столь велика была его любовь к ней и желание найти её источник, что он руками сломал оконную решетку, прыгнул в море и пропал. Десять лет спустя Эн умер, и, к изумлению прочих его сыновей, землеправление перешло к Илону. Он правил достаточно долго лишь для того, чтобы жениться и породить сына, который оказался столь же смугл и трезв, сколь Эн, а затем Илон сам удалился в башню, которую выстроил для него Эн, и прыгнул навстречу смерти из окна на скалы. - Она коснулась крохотной сети и поправила угол. - Это печальная повесть. - Тень заблудилась в её глазах, рассеянных и смущенных, как если бы она стала что-то припоминать, но не могла вспомнить как следует. - Так или иначе, но лик Илона является раз или два в столетие, а порой - и его неистовство, но никогда - его ужасная мука, ибо никто, соприродный ему, с тех пор не наследовал землеправление. И это - к счастью.
- Что правда, то правда. - Свинарка взглянула на трубку у себя в руке; та перестала дымиться, пока её хозяйка слушала. Свинарка рассеянно постучала трубкой о древесный корень. Рэдерле между тем наблюдала, как огромная черная свинья топает через полянку впереди, чтобы, тяжко дыша, развалиться в тени.
- Срок у Дие уже почти подошел. Свинарка кивнула.
- Малыши все будут черненькие, как горшочки, ведь их отец - Темный Полдень.
Рэдерле отыскала взглядом роющегося в прошлогодней листве борова-отца, здоровенного потомка Полуденного Хегдиса. - Может, она и говорящего принесет.
- Может. Я все ещё надеюсь. Но, наверное, волшебство ушло из их крови, и они теперь рождаются молчаливыми.
- Неплохо было бы, если бы некоторые анские владетели родились молчаливыми.
Брови свинарки шевельнулись, выражая внезапное понимание.
- А, началось!
- Что?
Свинарка оробела и отстранилась:
- Весенний совет. Не мое это дело, но не думаю, что ты ехала сюда верхом три дня лишь затем, чтобы установить, двоюродные мы с тобой или четвероюродные.
Рэдерле улыбнулась:
- Нет. Я сбежала из дому.
- Ты... Отец знает, где ты?
- Я предполагаю, что он знает все обо всем. - Она потянулась за новым стебельком. Странная осторожная тень вновь появилась у неё на лице; неожиданно она подняла глаза и встретилась с глазами свинарки. С мгновение серый взгляд в упор казался взглядом кого-то чужого - любопытствующим, оценивающим, таящим тот же вопрос, который она едва ли облекла в слова. Затем голова свинарки склонилась, она потянулась, чтобы подобрать желудь из развилки двух корней, и метнула его черной свинье.
Рэдерле негромко сказала:
- Илон...
- В нем причина того, что у тебя так хорошо выходят все пустячки, которым я тебя учу. В нем и в Мадир. И в твоем отце с его башкой.
- Может быть. Но... - Она отбросила от себя эту мысль я опять откинулась назад, вдыхая мирный воздух. - Мой отец способен увидеть тень в кургане, но мне не нравится, что у него рот, точно у моллюска. Лучше держаться подальше от этого дома. Зимой в нем было так тихо, что представлялось, как любые слова, которые мы произносим, тут же замерзают в воздухе. Казалось, зима никогда не кончится...
- Скверная была зима. Владетелю пришлось посылать за припасами в Аум, да ещё и платить вдвойне, так как в Ауме тоже не шибко уродился хлеб. И стадо наше поубавилось; один из самых здоровенных боровов, Алойл...
- Алойл?
Свинарка вдруг слегка забеспокоилась.
- Ну да, Руд как-то упомянул о нем, и я подумала... Мне понравилось это имя.
- Ты назвала борова в честь волшебника?
- Он был волшебником? Я не... Руд не говорил. В любом случае он умер, как я о нем ни заботилась, а ведь сам владетель приходил и собственными руками помогал.
Лицо Рэдерле немного смягчилось.
- Да. Это то, чем Райт хорош.
- Это у него в крови. Он был очень огорчен из-за... из-за Алойла. - Она бросила взгляд на рукоделье собеседницы. - Может быть, тебе захочется сделать это чуть пошире, но понадобится оставить краешек, чтобы держать, когда будешь бросать.
Рэдерле уставилась на свою сеточку, мысленно представила, как та растет, а затем вновь уменьшается. Она снова потянулась за травой, и рука, едва коснувшись земли, ощутила ровный топот коней. Девушка вздрогнула и бросила взгляд в сторону деревьев.
- Кто это? Райт ещё не уехал в Ануйн?
- Нет, он ещё здесь. А ты не?.. - Она умолкла, видя, что Рэдерле поднимается, коротко выругавшись, - и тут владетель Хела и вся его свита выехали на поляну, распугав свиней.
Райт остановил своего скакуна перед носом у Рэдерле; вскоре подтянулись и его люди в бледно-зеленом с черным, удивленные неожиданной остановкой. Владетель воззрился на Рэдерле, его золотые брови тут же сложились в знак неодобрения, рот приоткрылся; Рэдерле заметила:
- Ты можешь опоздать на совет.
- Мне надо было подождать Элийу. Почему, во имя Хела, ты бегаешь в одних чулках среди моих свиней? Где твоя свита? Где...
- Элийу! - крикнула Рэдерле русобородому незнакомцу, который уже спешивался; счастливая улыбка, чуть только девушка побежала, чтобы его обнять, сделала его лицо опять знакомым.
- Ты получила флейту, которую я тебе послал? - спросил он, как только сна повисла у него на плечах; смеясь, она кивнула.
- Так это ты её послал? Ты сам её смастерил? Она такая красивая, что я даже испугалась.
- Я хотел порадовать тебя и увидеть, но не...
- Я и не узнала тебя с этой бородой. Ты три года пропадал в Исиге. Тебе уже вот-вот пора... - Внезапно она остановилась, её объятия стали крепче. Элийу, ты принес какие-нибудь вести о князе Хедском?
- Прости, - ласково отвечал он. - Но его никто не видел. Я плыл от Краала вниз по реке на торговом судне; по пути оно раз пять останавливалось, и я потерял счет, сколько раз меня об этом спрашивали. Впрочем, есть кое-что, о чем я должен сообщить твоему отцу. - Он улыбнулся, прикоснувшись к её лицу. Ты всегда такая красивая. Как сам Ан. Но что ты делаешь одна среди свиней Райта?
- Я пришла побеседовать с его свинаркой. Она весьма мудрая и примечательная женщина.
- Она? - Элийу покосился на свинарку, которая глядела себе под ноги.
Райт мрачно заметил:
- Я думал, ты уже выросла и образумилась. Что за безрассудство - ехать сюда одной из Ануйна. Поразительно, как только твой отец... А он-то хоть знает, где ты?
- Вероятно, он об этом догадывается.
- Ты хочешь сказать...
- О Райт, если я веду себя как дурочка, это мое дело.
- Да ты взгляни на себя! У тебя такие волосы, что в них могли бы гнездиться птицы!
Ее рука невольно приподнялась, чтобы поправить волосы, затем упала.
- Это, - ледяным тоном сказала она, - тоже мое дело.
- Ты роняешь свое достоинство, приятельствуя с моей свинаркой, точно... точно...
- Ну, Райт, мы же с ней родственницы. Насколько мне известно, у неё столько же прав при ануйнском дворе, сколько и у меня.
- Я не знал, что вы в родстве, - с любопытством сказал Элийу. - А как это?
- Через Мадир. Она была бойкой женщиной. Райт протяжно вобрал носом воздух.
- Тебе, - нудно произнес он, - пора замуж. - Он резко дернул поводья, поворачивая своего скакуна; вид его прямой грозной спины и суровая посадка вызвали у Рэдерле тревогу и стеснение. И тут же ей на плечо легла рука Элийу.
- Не огорчайся, - приветливо сказал он. - Хочешь поехать с нами? Я бы с удовольствием послушал, как ты играешь на той флейте.
- Отлично. - Ее плечи поникли. - Отлично. Если ты готов слушать. Но сперва скажи мне, что за вести ты привез от самого Исига, чтобы сообщить моему отцу?
- О! - В его голосе она внезапно расслышала благоговение. - Они касаются князя... Звездоносца.
Рэдерле проглотила комок. Можно было подумать, что даже свиньи расслышали это имя, их мощное фырканье сменилось затишьем. Свинарка подняла глаза.
- Ну так что?
- Мне кое-что рассказал Бере, внук Данана. Ты наверняка слышала повесть о Моргоне - о ночи, когда он достал меч из исигского тайника, о ночи, когда убил этим мечом трех Меняющих Обличье и спас себя и Бере. Мы с Бере одно время вместе работали, и он спросил у меня, кто такие были Властелины Земли. Я рассказал ему все, что знаю, и спросил, почему это его занимает. И тогда он объяснил мне, что слышал, как Моргон рассказывает Данану и Дету, что в Пещере Потерянных, куда кроме Ирта никто и никогда не входил, Моргон отыскал меч со звездами и меч этот вручили ему мертвые дети Властелинов Земли.
Свинарка выронила трубку. Неясным и скорым движением она поднялась, ошеломив Рэдерле. Отрешенность соскользнула с её лица, словно маска, обнаружив силу и скорбь - свидетелей знания, не предполагаемого обычно в свинопасах. Она испустила вздох и крикнула: "Что?!"
Ее крик был подобен трескучей вспышке молнии в ясном небе. Рэдерле, тщетно зажимая уши руками, слышала, как этот крик пропал в пронзительном ржании перепуганных лошадей, вставших на дыбы, и возгласах сбившихся с дыхания мужчин, пытающихся совладать со скакунами. Затем раздался звук, не менее неожиданный и жуткий, чем крик свинарки: отчаянный и яростный протестующий вопль всего хелского свиного поголовья.
Рэдерле открыла глаза. Свинарка исчезла, как если бы её сдуло с земли собственным криком. Громадное неповоротливое свиное стадо, визжа от боли и удивления, вставало на ноги, вслепую куда-то поворачивало, вздымалось, точно мощный вал; паника, точно рябь по воде, распространилась до самого дальнего его края, отсюда едва заметного. Рэдерле видела, как, закрыв глаза, вертятся колесом могучие боровы, как лес ощетинившихся спин поглощает маленьких поросят; как свиноматки, которым вот-вот предстоит опороситься, качаются из стороны в сторону. Лошади, напуганные внезапным шумом и натиском свиней, перестали слушаться всадников. Одна из них наступила на маленькую свинку, и вопль ужаса, испущенный обоими животными, разнесся по поляне, точно зов боевой трубы. Били копыта, звенели и хрипели голоса; стадо, девять сотен лет бывшее гордостью Хела, хлынуло вперед, увлекая с собой беспомощных коней и всадников. Рэдерле, вовремя отыскавшая неподобающее её сану укрытие высоко на старом дубе, видела, как Райт тщетно пытается развернуть своего скакуна и добраться до её дерева. Но его унесло с остальными. Заходившийся от смеха Элийу мчался в хвосте. Стадо схлынуло с поляны и пропало за дальними деревьями. Хотя шум понемногу стихал, у Рэдерле разыгралась головная боль. Оседлав толстый сук, она думала о том, что свиньи, чего доброго, добегут с Владетелем Хела и до самого Ануйна и ввалятся в Зал Совета. И смеялась до слез.
Три дня спустя, прискакав в сумерках, усталая, на отцовский двор, она обнаружила, что кое-кто из свиней и впрямь здесь. Внутренняя сторона стен была украшена знаменами всех прибывших владетелей; под знаменем Хела, поникшим в вечернем воздухе, сидело в загончике семь измученных боровов. Ее опять разобрал смех, и пришлось остановиться, но веселья у неё поубавилось при мысли, что сейчас ей придется предстать перед Мэтомом. Когда конюх подбежал, чтобы принять её лошадь, она поразилась, отчего в доме, где должно быть столько народу, такая тишина.
Наследница моря и огня
(Мастер загадок-2)
Перевод с англ. (C) Г. Усовой
1
Каждую весну три события происходили неизменно в доме королей Ана: прибывал первый в этом году груз херунского вина; собирались на весенний совет владетели Трех Уделов, и вспыхивал спор.
Весной, последовавшей за странным исчезновением князя Хедского, словно туман на Исигском перевале, испарившегося вместе с арфистом Высшего, славный дом с семью воротами и семью белыми башнями, казалось, трещал, точно сухой гороховый стручок после горестной долгой зимы безмолвия и скорби. Весна распылила в воздухе зеленое крошево, бросила на холодные каменные полы прихотливую, но четкую мозаику света и, словно соки в растениях, пробудила глубоко в сердцевине Ана беспокойство - и вот уже Рэдерле Анская, стоя в саду Кионе, куда никто не вступал в течение шести месяцев после её смерти, почувствовала, что даже мертвые Ана, кости которых оплетены травяными корнями, наверняка нервно барабанят пальцами в своих могилах.
Немного погодя она тронулась с места, покинула путаницу сорняков и садовых растений, которые угасли, не пережив зиму, и вернулась в королевский зал, двери которого были распахнуты навстречу свету. Слуги под присмотром управляющего развернули стяги владетелей, не без риска для себя свешивая их с высоких балок. Владетели ожидались в любой день, и все в доме стояли на ушах, готовясь их принять. Уже стали прибывать их дары для Рэдерле: молочно-белый сокол, взращенный на диких вершинах Остерланда, - от владетеля Хела; похожая на золотую вафлю наплечная пряжка - от Мапа Хвиллиона, который был слишком беден, чтобы такое себе позволить; и полированная деревянная флейта, инкрустированная серебром - без имени дарителя, - которая смутила Рэдерле, ибо, кто бы ни прислал её, знал, что она любит. Она следила за тем, как разворачивают знамя Хела: голова древнего вепря с клыками, словно черные полумесяцы на зелено-дубовом поле, рывками поднялась вверх и принялась оглядывать обширный зал крохотными огненными глазками. Сложив руки на груди, Рэдерле взглянула в эти глазки, затем внезапно повернулась и отправилась искать отца.
Она обнаружила его в покоях. Король спорил с земленаследником. Их голоса звучали неясно, и оба умолкли, когда она вошла, но Рэдерле заметила слабый румянец на щеках Дуака. В линии его бровей и морском оттенке глаз чувствовалась бурная кровь Илона, но его терпение по отношению к Мэтому, в спорах с которым иссякало терпение любого собеседника, было исключительным. Уму непостижимо, что сказал Мэтом, чтобы даже его вывести из себя. Король устремил на вошедшую суровый вороний взгляд; она учтиво - ибо его настроение по утрам было непредсказуемо - сказала:
- Я бы хотела погостить в Ауме у Мары Крэг недели две, с твоего дозволения. Я бы могла собраться и выехать прямо завтра. Я провела в Ануйне всю зиму и чувствую... Словом, я хочу ненадолго сменить обстановку.
В его взгляде ничто не изменилась. Он просто сказал: "Нет" - и, отвернувшись, поднял свой кубок с вином.
С досадой взирая на спину отца, Рэдерле отбросила вежливость, словно старый башмак.
- Но я не собираюсь оставаться здесь и слушать, как из-за меня спорят, слоено из-за племенной аумской коровы. Знаешь, кто прислал мне дар? Мая Хвиллион. Только вчера он смеялся надо мной, когда я упала с груши, а теперь у него наконец выросла борода, и ему достался дом с дырявой крышей, которому всего-то восемьсот лет, и тут он вообразил, что не прочь на мне жениться. Ведь это ты, кажется, обещал меня князю Хедскому? Так не можешь ли ты все это и прекратить? Я лучше буду слушать вопли хедских свиней во время грезы, чем споры о том, что делать со мной, ещё на одном весеннем совете.
- Я тоже, - пробурчал Дуак. Мэтом наблюдал за обоими. Его волосы стали седыми, как сталь, буквально за одну ночь; от скорби, вызванной смертью Кионе, его лицо осунулось, но горе не смягчило его нрав, хотя, пожалуй, и не ожесточило.
- А что я, по-вашему, должен им говорить, - спросил он, - если не то, что я твержу уже девятнадцать лет? Я дал обет, связал себя словом выдать тебя за того, кто победит в игре Певена. И если ты хочешь бежать из дому и жить с Мапом Хвиллионом под его дырявой крышей, я не в силах тебя остановить, и все это знают.
- Да не хочу я замуж за Мапа Хвиллиона! - воскликнула Рэдерле в раздражении. - И вовсе не прочь стать женой князя Хедского. Вот только теперь я не знаю, кто он, и никто кругом не знает, где он. И мне постыло ждать, мне постыл этот дом, мне постыло слушать, как владетель Хела твердит, будто князь Хедский меня оскорбил и наплевал на меня. И вот я хочу навестить Мару Крэг в Ауме и не понимаю, как ты можешь отказывать в таком пустяке.
Воцарилось недолгое молчание, во время которого Мэтом созерцал вино в своем кубке. Когда лицо у него стало совершенно отсутствующим, он внезапно поставил кубок и сказал:
- Если хочешь, отправляйся в Кэйтнард. Ее губы раскрылись в изумлении.
- Правда? Навестить Руда. И корабль... Тут Дуак хлопнул ладонью по столу так, что загремели кубки.
- Нет.
Она воззрилась на него в изумлении, и он сжал пальцы. Чуть сузившимися глазами он глянул на Мэтома.
- Он уже просил меня туда съездить, но я отказался. Руд нужен ему здесь.
- Руд? Я не понимаю...
Мэтом неожиданно отстранился от окна, раздраженно взмахнув рукавом:
- Вы двое галдите прямо как целый совет. И оба сразу. Мне нужно, чтобы Руд прервал ненадолго занятия и приехал в Ануйн. А уговорить его сделать это проще всего кому-нибудь из вас двоих.
- Так сам ему об этом и скажи, - упрямо произнес Дуак. Под королевским взглядом он притих и сел, ухватившись за подлокотники, как если бы от них он пополнял запасы своего терпения. - Может быть, ты все-таки объяснишь так, чтобы я понял? Руд только что получил Красную Степень, и если там останется, то получит Черную куда более молодым, нежели любой из ныне живущих Мастеров. Он сделал немалые успехи и заслуживает гораздо большего.
- В мире куда больше загадок, чем в книгах, укрытых за стенами училища в Кэйтнарде.
- Да. Я не обучался искусству загадок, но мне сдается, что и ты не сумеешь с ходу разгадать любую из них. Так чего же ты от него хочешь? Чтобы он наудачу, точно князь Хеда, отправился к горе Эрленстар?
- Нет. Он нужен мне здесь.
- Зачем, во имя Хела? Ты собрался умереть или что-то еще?
- Дуак, - прошелестела Рэдерле, но брат упорно ждал ответа короля. Затем Дуак поднялся - Мэтом продолжал хранить молчание - и, прежде чем захлопнуть за собой дверь, рявкнул, да так, что, казалось, загромыхали камни:
- Клянусь костями Мадир, хотел бы я заглянуть в торфяное болото, которое ты называешь разумом!
Рэдерле вздохнула. Она взглянула на Мэтома, который и в своем богатом одеянии казался непроницаемо-черным, словно проклятие волшебника под лучами солнца.
- Я готова возненавидеть весну. Я не требую, чтобы ты объяснил мне все на свете, но почему я не могу навестить Мару Крэг, пока Кин Крэг здесь, на совете?
- Кто был Танет Росс и почему он играл на арфе без струн?
С мгновение она стояла, силясь выудить разгадку из полузабытых часов состязаний в хитрости. Затем повернулась и, прежде чем ещё раз хлопнула дверь, снова услышала голос отца:
- И держись подальше от Хела.
Рэдерле нашла Дуака в библиотеке, тот глядел в окно. Она встала рядом, опершись о подоконник и глядя вниз на город, который плавно сбегал по склону и рассыпался у гавани. Туда с утренним приливом входили торговые корабли, их цветные паруса никли на мачтах, точно усталые вздохи. Рэдерле увидела белые с зеленым паруса кораблей Данана Исига, привозивших всевозможные диковинные вещи с горы Исиг; и в ней пробудилась надежда, что из северного королевства пришли вести куда более ценные, чем корабельный груз. Рядом с ней шевельнулся Дуак: покой древней библиотеки с запахами кожи, воска и железа старых щитов вернул ему самообладание. Он тихо сказал:
- Он самый упрямый, своевольный и невыносимый человек в Трех Уделах Ана.
- Знаю.
- Что-то творится в его голове: что-то клокочет за его взглядом, точно недоброе колдовское зелье... Меня это тревожит. Ибо если бы дело дошло до выбора между шагом в бездонный колодец вместе с ним и прогулкой по яблоневым садам с Владетелями Ана в лучшую его пору, я бы закрыл глаза и шагнул. Но что он думает?
- Не знаю. - Она уткнула подбородок в ладони. - Не знаю, но почему-то он хочет, чтобы все мы сейчас были дома. Я его не понимаю. Я спросила, почему мне нельзя уехать, а вместо ответа услышала: "Почему Танет, Росс играл на арфе без струн?"
- Кто? - Дуак взглянул на сестру. - Как могло... А почему он играл на арфе без струн?
- По той же причине, по которой он ходил пятясь и брил голову вместо бороды. Без всяких причин, не считая того, что не было никакой причины. Он был печальным человеком и умер пятясь.
- О...
- Он шел пятясь без всякой причины и упал в реку. Никто никогда его больше не видел, но предполагалось, что он умер, так как не было причин...
- Хватит, - кротко запротестовал Дуак. - Ну ты и горазда плести.
Она улыбнулась:
- Вот видишь, чего тебя лишили, ибо тебе не предназначен брак со Мастером Загадок. - Тут её улыбка угасла; она склонила голову и принялась исследовать трещину в старой штукатурке. - Я чувствую, как если бы ждала, что некое чудо явится с севера, вырвавшись с вешними водами из-под власти зимы... Затем я вспоминаю сына земледельца, который, бывало, подносил раковины к моим ушам, так что я слышала голос моря, и, Дуак, тут-то я и начинаю за него бояться. Он так давно исчез. Целый год от него не приходило ни весточки, и никто в Обитаемом Мире не слышал даже обрывка песенки, сыгранной арфистом Высшего. Разумеется, Высший ни за что не стал бы так долго удерживать Моргона вдали от его земель. Думаю, с ними что-то случилось на Исигском перевале. Дуак попытался утешить ее:
- Насколько известно, землеправление ни к кому от Моргона не перешло. - Но Рэдерле лишь беспокойно вздрогнула.
- Но тогда где он? Мог хотя бы послать вести на Хед. Торговцы говорят, что всякий раз, когда они заходят в Тол, Тристан и Элиард там, у причала, ждут новостей, надеются. Ведь даже из Исига, где чего только с ним ни случалось, ему удавалось писать. Еще говорят, у него на руках шрамы, точно следы рогов тура, и он научился превращаться в деревья...
Дуак взглянул на свои руки, как будто ожидал, что увидит на них белые полумесяцы шрамов.
- Я знаю... Проще всего было бы отправиться к горе Эрленстар и вопросить Высшего, где он. Сейчас весна. Перевал должен быть открыт. Элиард мог бы туда податься.
- И покинуть Хед? Он земленаследник Моргона, его никто не отпустит.
- Возможно. Но говорят, что упрямство жителей Хеда велико, как носы ведьм. Ему бы удалось... - Внезапно он перегнулся через подоконник и повернул голову в сторону далекой двойной колонны всадников, скакавших лугами. - А вот и они. При полном параде.
- Кто это?
- Не могу... голубое. Голубое с черным у свиты. Значит, это Кип Крэг. И похоже, он повстречал кого-то в зеленом...
- Людей из Хела.
- Нет. Зеленое с кремовым. И свита очень маленькая. Рэдерле вздохнула:
- Мап Хвиллион.
Когда брат ушел, она осталась у окна, следя, как всадники рассеиваются среди ореховых садов, мельтеша в кружеве нагих черных ветвей. Они вновь появились близ старой городской стены, чтобы въехать в город по главной дороге, которая извивалась и петляла через рынок меж высоких старых домов и лавочек, окна которых походили на вылупленные глаза и были полны любопытствующих. Ко времени, когда всадники скрылись в городских воротах, девушка приняла решение.
Три дня спустя она сидела подле свинарки владетеля Хела под дубом, плетя сеть из травы. День был безмятежен, повсюду раздавалось фырканье и брюзжанье огромного хедского свиного стада, бродившего среди перепутанных корней и теней дубравы. Свинарка, которую никто и никогда не затруднялся называть по имени, в раздумье курила трубку. Это была высокая костлявая раздражительная тетка с длинными спутанными седыми волосами и темно - серыми глазами. Она ухаживала за свиньями с незапамятных времен. Насколько им удалось определить, они с Рэдерле приходились друг другу родней через колдунью Мадир. Великий дар свинарки касался её занятия и питомцев; с людьми она была резка и застенчива, но прекрасная пылкая Кионе унаследовала от Мадир тягу к свиньям и подружилась с этой неразговорчивой свинаркой. Впрочем, даже Кионе не открылось то, что познала Рэдерле: мудрость, которую свинарка также унаследовала от Мадир.
Рэдерле подобрала новый тугой пучок травы и пустила его змейкой туда-сюда по небольшому квадратику основы.
- У меня правильно выходит?
Свинарка прикоснулась к плотному плетению и кивнула.
- Хоть воду носи, - сказала она своим ровным грубым голосом. - Ну, так я думаю, у короля Эна в Ануйне был свинопас, который понравился бы Мадир.
- А я думала, ей понравился бы Эн. Лицо свинарки выразило изумление.
- После того, как он выстроил башню, чтобы её поймать? Ты мне об этом рассказывала. Кроме того, он был женат. - Она отмахнулась от дыма своей трубки. - Не думаю.
- Ни один из королей, о которых я слышала, не женился на Мадир, скривившись, сказала Рэдерле. - И все же каким-то образом её кровь смешалась с королевской. Погоди-ка: она прожила почти двести лет, и, полагаю, при семи королях; вероятно, можно отбросить Фенела: он был слишком занят войной и чуть не позабыл обзавестись наследником, ну его, ублюдка. Не знаю даже, держал ли он свиней. Возможно, - добавила она, пораженная, - что ты потомок ребенка Мадир и одного из королей.
Свинарка сдержанно заквохтала:
- О, сомневаюсь. Это я-то, босоногая? Мадир любила свинопасов не меньше, чем королей.
- Это правда. - Рэдерле закончила возиться с очередной травинкой и рассеянно и хмуро оглядывала свое творение. - Возможно также, что Эн привязался к Мадир после того, как понял, что она не враг ему. Но это, пожалуй, сомнительно, поскольку именно через него кровь Илона попала в королевский род. Эн был просто в ярости.
- Илон?
- Ты должна знать эту повесть. Свинарка покачала головой:
- Имя мне знакомо, но никто и никогда не рассказывал мне эту повесть.
- Ладно. - Рэдерле села спиной к стволу, и солнце замерцало у неё в глазах. Башмаки её были сброшены, волосы распущены, маленький паучок в удивлении стал взбираться по одной из прядей. Она смахнула его, не заметив. Это первая загадка, которую я выучила. Наследник земель Эна не был его родным сыном, а был сыном некоего неведомого морского владыки, который лег в постель Эна под видом самого короля. Девять месяцев спустя жена Эна родила Илона, кожа которого была как морская пена, а глаза зелены, точно водоросли. Тогда Эн в гневе выстроил башню у моря для этого морского дитяти и приказал, чтобы того никогда из башни не выпускали. Однажды ночью через пятнадцать лет Илон услыхал доносящуюся из моря необычную музыку арфы, и столь велика была его любовь к ней и желание найти её источник, что он руками сломал оконную решетку, прыгнул в море и пропал. Десять лет спустя Эн умер, и, к изумлению прочих его сыновей, землеправление перешло к Илону. Он правил достаточно долго лишь для того, чтобы жениться и породить сына, который оказался столь же смугл и трезв, сколь Эн, а затем Илон сам удалился в башню, которую выстроил для него Эн, и прыгнул навстречу смерти из окна на скалы. - Она коснулась крохотной сети и поправила угол. - Это печальная повесть. - Тень заблудилась в её глазах, рассеянных и смущенных, как если бы она стала что-то припоминать, но не могла вспомнить как следует. - Так или иначе, но лик Илона является раз или два в столетие, а порой - и его неистовство, но никогда - его ужасная мука, ибо никто, соприродный ему, с тех пор не наследовал землеправление. И это - к счастью.
- Что правда, то правда. - Свинарка взглянула на трубку у себя в руке; та перестала дымиться, пока её хозяйка слушала. Свинарка рассеянно постучала трубкой о древесный корень. Рэдерле между тем наблюдала, как огромная черная свинья топает через полянку впереди, чтобы, тяжко дыша, развалиться в тени.
- Срок у Дие уже почти подошел. Свинарка кивнула.
- Малыши все будут черненькие, как горшочки, ведь их отец - Темный Полдень.
Рэдерле отыскала взглядом роющегося в прошлогодней листве борова-отца, здоровенного потомка Полуденного Хегдиса. - Может, она и говорящего принесет.
- Может. Я все ещё надеюсь. Но, наверное, волшебство ушло из их крови, и они теперь рождаются молчаливыми.
- Неплохо было бы, если бы некоторые анские владетели родились молчаливыми.
Брови свинарки шевельнулись, выражая внезапное понимание.
- А, началось!
- Что?
Свинарка оробела и отстранилась:
- Весенний совет. Не мое это дело, но не думаю, что ты ехала сюда верхом три дня лишь затем, чтобы установить, двоюродные мы с тобой или четвероюродные.
Рэдерле улыбнулась:
- Нет. Я сбежала из дому.
- Ты... Отец знает, где ты?
- Я предполагаю, что он знает все обо всем. - Она потянулась за новым стебельком. Странная осторожная тень вновь появилась у неё на лице; неожиданно она подняла глаза и встретилась с глазами свинарки. С мгновение серый взгляд в упор казался взглядом кого-то чужого - любопытствующим, оценивающим, таящим тот же вопрос, который она едва ли облекла в слова. Затем голова свинарки склонилась, она потянулась, чтобы подобрать желудь из развилки двух корней, и метнула его черной свинье.
Рэдерле негромко сказала:
- Илон...
- В нем причина того, что у тебя так хорошо выходят все пустячки, которым я тебя учу. В нем и в Мадир. И в твоем отце с его башкой.
- Может быть. Но... - Она отбросила от себя эту мысль я опять откинулась назад, вдыхая мирный воздух. - Мой отец способен увидеть тень в кургане, но мне не нравится, что у него рот, точно у моллюска. Лучше держаться подальше от этого дома. Зимой в нем было так тихо, что представлялось, как любые слова, которые мы произносим, тут же замерзают в воздухе. Казалось, зима никогда не кончится...
- Скверная была зима. Владетелю пришлось посылать за припасами в Аум, да ещё и платить вдвойне, так как в Ауме тоже не шибко уродился хлеб. И стадо наше поубавилось; один из самых здоровенных боровов, Алойл...
- Алойл?
Свинарка вдруг слегка забеспокоилась.
- Ну да, Руд как-то упомянул о нем, и я подумала... Мне понравилось это имя.
- Ты назвала борова в честь волшебника?
- Он был волшебником? Я не... Руд не говорил. В любом случае он умер, как я о нем ни заботилась, а ведь сам владетель приходил и собственными руками помогал.
Лицо Рэдерле немного смягчилось.
- Да. Это то, чем Райт хорош.
- Это у него в крови. Он был очень огорчен из-за... из-за Алойла. - Она бросила взгляд на рукоделье собеседницы. - Может быть, тебе захочется сделать это чуть пошире, но понадобится оставить краешек, чтобы держать, когда будешь бросать.
Рэдерле уставилась на свою сеточку, мысленно представила, как та растет, а затем вновь уменьшается. Она снова потянулась за травой, и рука, едва коснувшись земли, ощутила ровный топот коней. Девушка вздрогнула и бросила взгляд в сторону деревьев.
- Кто это? Райт ещё не уехал в Ануйн?
- Нет, он ещё здесь. А ты не?.. - Она умолкла, видя, что Рэдерле поднимается, коротко выругавшись, - и тут владетель Хела и вся его свита выехали на поляну, распугав свиней.
Райт остановил своего скакуна перед носом у Рэдерле; вскоре подтянулись и его люди в бледно-зеленом с черным, удивленные неожиданной остановкой. Владетель воззрился на Рэдерле, его золотые брови тут же сложились в знак неодобрения, рот приоткрылся; Рэдерле заметила:
- Ты можешь опоздать на совет.
- Мне надо было подождать Элийу. Почему, во имя Хела, ты бегаешь в одних чулках среди моих свиней? Где твоя свита? Где...
- Элийу! - крикнула Рэдерле русобородому незнакомцу, который уже спешивался; счастливая улыбка, чуть только девушка побежала, чтобы его обнять, сделала его лицо опять знакомым.
- Ты получила флейту, которую я тебе послал? - спросил он, как только сна повисла у него на плечах; смеясь, она кивнула.
- Так это ты её послал? Ты сам её смастерил? Она такая красивая, что я даже испугалась.
- Я хотел порадовать тебя и увидеть, но не...
- Я и не узнала тебя с этой бородой. Ты три года пропадал в Исиге. Тебе уже вот-вот пора... - Внезапно она остановилась, её объятия стали крепче. Элийу, ты принес какие-нибудь вести о князе Хедском?
- Прости, - ласково отвечал он. - Но его никто не видел. Я плыл от Краала вниз по реке на торговом судне; по пути оно раз пять останавливалось, и я потерял счет, сколько раз меня об этом спрашивали. Впрочем, есть кое-что, о чем я должен сообщить твоему отцу. - Он улыбнулся, прикоснувшись к её лицу. Ты всегда такая красивая. Как сам Ан. Но что ты делаешь одна среди свиней Райта?
- Я пришла побеседовать с его свинаркой. Она весьма мудрая и примечательная женщина.
- Она? - Элийу покосился на свинарку, которая глядела себе под ноги.
Райт мрачно заметил:
- Я думал, ты уже выросла и образумилась. Что за безрассудство - ехать сюда одной из Ануйна. Поразительно, как только твой отец... А он-то хоть знает, где ты?
- Вероятно, он об этом догадывается.
- Ты хочешь сказать...
- О Райт, если я веду себя как дурочка, это мое дело.
- Да ты взгляни на себя! У тебя такие волосы, что в них могли бы гнездиться птицы!
Ее рука невольно приподнялась, чтобы поправить волосы, затем упала.
- Это, - ледяным тоном сказала она, - тоже мое дело.
- Ты роняешь свое достоинство, приятельствуя с моей свинаркой, точно... точно...
- Ну, Райт, мы же с ней родственницы. Насколько мне известно, у неё столько же прав при ануйнском дворе, сколько и у меня.
- Я не знал, что вы в родстве, - с любопытством сказал Элийу. - А как это?
- Через Мадир. Она была бойкой женщиной. Райт протяжно вобрал носом воздух.
- Тебе, - нудно произнес он, - пора замуж. - Он резко дернул поводья, поворачивая своего скакуна; вид его прямой грозной спины и суровая посадка вызвали у Рэдерле тревогу и стеснение. И тут же ей на плечо легла рука Элийу.
- Не огорчайся, - приветливо сказал он. - Хочешь поехать с нами? Я бы с удовольствием послушал, как ты играешь на той флейте.
- Отлично. - Ее плечи поникли. - Отлично. Если ты готов слушать. Но сперва скажи мне, что за вести ты привез от самого Исига, чтобы сообщить моему отцу?
- О! - В его голосе она внезапно расслышала благоговение. - Они касаются князя... Звездоносца.
Рэдерле проглотила комок. Можно было подумать, что даже свиньи расслышали это имя, их мощное фырканье сменилось затишьем. Свинарка подняла глаза.
- Ну так что?
- Мне кое-что рассказал Бере, внук Данана. Ты наверняка слышала повесть о Моргоне - о ночи, когда он достал меч из исигского тайника, о ночи, когда убил этим мечом трех Меняющих Обличье и спас себя и Бере. Мы с Бере одно время вместе работали, и он спросил у меня, кто такие были Властелины Земли. Я рассказал ему все, что знаю, и спросил, почему это его занимает. И тогда он объяснил мне, что слышал, как Моргон рассказывает Данану и Дету, что в Пещере Потерянных, куда кроме Ирта никто и никогда не входил, Моргон отыскал меч со звездами и меч этот вручили ему мертвые дети Властелинов Земли.
Свинарка выронила трубку. Неясным и скорым движением она поднялась, ошеломив Рэдерле. Отрешенность соскользнула с её лица, словно маска, обнаружив силу и скорбь - свидетелей знания, не предполагаемого обычно в свинопасах. Она испустила вздох и крикнула: "Что?!"
Ее крик был подобен трескучей вспышке молнии в ясном небе. Рэдерле, тщетно зажимая уши руками, слышала, как этот крик пропал в пронзительном ржании перепуганных лошадей, вставших на дыбы, и возгласах сбившихся с дыхания мужчин, пытающихся совладать со скакунами. Затем раздался звук, не менее неожиданный и жуткий, чем крик свинарки: отчаянный и яростный протестующий вопль всего хелского свиного поголовья.
Рэдерле открыла глаза. Свинарка исчезла, как если бы её сдуло с земли собственным криком. Громадное неповоротливое свиное стадо, визжа от боли и удивления, вставало на ноги, вслепую куда-то поворачивало, вздымалось, точно мощный вал; паника, точно рябь по воде, распространилась до самого дальнего его края, отсюда едва заметного. Рэдерле видела, как, закрыв глаза, вертятся колесом могучие боровы, как лес ощетинившихся спин поглощает маленьких поросят; как свиноматки, которым вот-вот предстоит опороситься, качаются из стороны в сторону. Лошади, напуганные внезапным шумом и натиском свиней, перестали слушаться всадников. Одна из них наступила на маленькую свинку, и вопль ужаса, испущенный обоими животными, разнесся по поляне, точно зов боевой трубы. Били копыта, звенели и хрипели голоса; стадо, девять сотен лет бывшее гордостью Хела, хлынуло вперед, увлекая с собой беспомощных коней и всадников. Рэдерле, вовремя отыскавшая неподобающее её сану укрытие высоко на старом дубе, видела, как Райт тщетно пытается развернуть своего скакуна и добраться до её дерева. Но его унесло с остальными. Заходившийся от смеха Элийу мчался в хвосте. Стадо схлынуло с поляны и пропало за дальними деревьями. Хотя шум понемногу стихал, у Рэдерле разыгралась головная боль. Оседлав толстый сук, она думала о том, что свиньи, чего доброго, добегут с Владетелем Хела и до самого Ануйна и ввалятся в Зал Совета. И смеялась до слез.
Три дня спустя, прискакав в сумерках, усталая, на отцовский двор, она обнаружила, что кое-кто из свиней и впрямь здесь. Внутренняя сторона стен была украшена знаменами всех прибывших владетелей; под знаменем Хела, поникшим в вечернем воздухе, сидело в загончике семь измученных боровов. Ее опять разобрал смех, и пришлось остановиться, но веселья у неё поубавилось при мысли, что сейчас ей придется предстать перед Мэтомом. Когда конюх подбежал, чтобы принять её лошадь, она поразилась, отчего в доме, где должно быть столько народу, такая тишина.