Страница:
– Никто не просит вас лгать ради поддержания беседы, – будто угадав его мысли, проговорил офицер. – Но нужно как бы, скажем, освежить вашу память. Увы, возможно, требуется вас немного поторопить. – Он оттолкнул стул от края стола и тяжело поднялся на ноги. Он оказался короче и жирнее, чем казался, когда встал. Обошел вокруг стола. – Ваше имя, пожалуйста.
– Я сказал вам... – Рейнольдс замолк на полуслове, застонав от боли, когда получил два сильных удара в лицо. Сначала тыльной стороной ладони, потом пощечину. Он тряхнул головой, чтобы прийти в себя, поднял скованные руки и вытер кровь, выступившую в уголке рта. Лицо его осталось беспристрастным.
– Когда подумаешь, то мысли становятся мудрее, – расплылся в улыбке коротышка. – Надеюсь, что уже вижу начало мудрости. Давайте расскажите нам еще что-нибудь, кроме тех глупостей, которые вы болтали тут раньше и с которыми невозможно согласиться.
Рейнольдс его обматерил. Лицо полицейского потемнело от прихлынувшей крови, будто внезапно врубили выключатель. Человек шагнул вперед, замахнулся и неожиданно рухнул на стол, тяжело хватая ртом воздух. Рейнольдс нанес ему сильнейший удар нотой. Некоторое время полицейский офицер не двигался, оставаясь там, куда упал. Он стонал и хватал ртом воздух, полулежа, полустоя на коленях перед собственным столом. Его людей будто парализовало: пораженные внезапностью происшедшего, они стояли неподвижно. Именно в этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался поток ледяного воздуха.
Рейнольдс повернулся на стуле. Человек, распахнувший дверь, стоял в проеме, и бледные, холодной голубизны глаза его вбирали каждую деталь открывшейся перед ним картины. Он был гибок, широкоплеч, очень высок. Его непокрытая голова с густыми каштановыми волосами почти доставала до притолоки. На нем была военная подпоясанная широким ремнем шинель с высоким воротником и погонами, неопределенно-зеленого цвета от растаявших снежинок. Шинель широкими складками закрывала голенища блестящих сапог. Лицо было под стать внимательным глазам. Кустистые брови, раздувающиеся ноздри над тонкой полоской усов, тонкие сжатые губы придавали жесткой, красивой его внешности неотъемлемую холодную властность, к которой человек, видимо, давно привык, но которая ото всех требовала немедленного и безусловного повиновения.
Ему хватило двух секунд, чтобы уяснить обстановку. Такому человеку всегда хватит двух секунд, удовлетворенно подумал Рейнольдс. Вошедший не задавал вопросов типа «Что здесь происходит?» или «Что, черт возьми, все это значит?». Он прошел в комнату, вытащил один из пальцев, засунутых под кожаный ремень, на котором висел пистолет рукояткой вперед, наклонился и поднял полицейского офицера на ноги, не обращая внимания на его побелевшее лицо и болезненные попытки схватить открытым ртом воздух.
– Идиот! – Голос вошедшего вполне соответствовал внешности: холодный, равнодушный, почти металлически. – В следующий раз, когда будете... э... допрашивать человека, держитесь на безопасном расстоянии от его ног. – Он коротко кивнул в сторону Рейнольдса. Кто этот человек? О чем вы его спрашивали и почему?
Полицейский офицер злобно взглянул на Рейнольдса, вздохнув еще раз, и хрипло пробормотал напряженным голосом:
– Его зовут Иоганн Буль, бизнесмен из Вены. Но я этому не верю. Он шпион. Грязный фашистский шпион. – Он в сердцах плюнул. – Грязный фашистский шпион.
– Естественно, – высокий мужчина улыбнулся, – все шпионы – грязные фашисты. Но я не нуждаюсь в вашем мнении. Мне нужны факты. Во-первых, как вы узнали его имя.
– Он сам так назвался. У него есть документы. Фальшивые, конечно.
– Дайте их мне.
Полицейский офицер кивнул на стол. Теперь он уже мог стоять почти прямо.
– Вот они.
– Дайте их мне. – По интонации это требование было точной копией высказанного ранее.
Полицейский офицер торопливо протянул руку, поморщившись от боли, возникшей в результате резкого движения, и передал документы.
– Отлично. Да. Отлично. – Незнакомец, как специалист, пролистал страницы. – Могут даже оказаться настоящими, но они не настоящие. Это наш человек. Тот, которого мы ищем.
Рейнольдсу пришлось сделать осознанное усилие, чтобы распрямить сжатые в кулаки пальцы. Этот человек определенно опасен. Опаснее дивизии глупых идиотов, вроде этого маленького полицейского. Попытка обмануть такого человека была бы пустой тратой времени.
– Ваш человек?.. Ваш человек?.. – Полицейский офицер совершенно растерялся и не знал, что делать, как вести себя в непривычной ситуации. – Что вы имеете в виду?
– Вопросы задаю я, коротышка! Вы сказали, что он шпион. Почему?
– Он говорит, что пересек границу этим вечером. – Коротышка на ходу усваивал уроки краткости изложения мысли. – А граница была закрыта.
– Действительно. – Незнакомец прислонился к стене, достал из плоского золотого портсигара русскую сигарету, закурил и задумчиво посмотрел на Рейнольдса.
Молчание прервал полицейский офицер, ему хватило времени прийти в себя и набраться мужества, чтобы продолжить разговор.
– Почему я должен выполнять ваши приказания? – заговорил он. – Я никогда в жизни прежде вас не видел. И здесь командую я. Кто вы, черт возьми?
Несколько секунд незнакомец изучал одежду и лицо Рейнольдса, потом лениво отвернулся и посмотрел сверху вниз на маленького полицейского офицера равнодушным, остекленелым взглядом без всякого выражения на лице. Полицейский под этим взглядом съежился, как бы пытаясь поглубже зарыться в свою одежду, прижался к столу, перед которым стоял. Незнакомец бросил:
– Я сейчас нахожусь в одном из редких приступов щедрости. Забудем, что вы только что сказали и каким тоном. – Он кивнул в сторону Рейнольдса и произнес чуть жестче: – У этого человека изо рта течет кровь. Возможно, он пытался сопротивляться аресту?
– Он не отвечал на мои вопросы, и...
– Кто уполномочил вас допрашивать или наносить раны задержанным? – спросил незнакомец так, будто выхлестал офицера кнутом. – Вы тупой идиот! Вы могли нанести непоправимый ущерб. Если еще раз выйдете за пределы своих полномочий, я лично прослежу, чтобы вы получили отдых от своих многосложных обязанностей. На морском побережье. Может быть, для начала в Константе.
Полицейский офицер попытался облизать пересохшие губы, глаза его наполнились болезненным страхом. Константа – район, через который проходил канал от Дуная до Черного моря, район трудовых лагерей, известных во всей Центральной Европе. Туда попадали многие, но еще никто никогда оттуда не возвращался.
– Я... я только думал...
– Оставьте возможность думать тем, кто способен к такой сложной работе. – Он ткнул пальцем в сторону Рейнольдса. – Пусть этого человека отведут к моей машине. Его, конечно, обыскивали?
– Конечно! – Полицейский офицер почти дрожал от желания услужить. – Тщательно, уверяю вас.
– Когда подобное заявление исходит от такого человека, как вы, делается настоятельно необходимым произвести повторный обыск, – сухо сказал высокий человек, посмотрел на Рейнольдса, и одна из его густых бровей слегка приподнялась. – Есть ли необходимость опускаться до такого взаимного неуважения... до того, чтобы мне лично вас обыскать, я имею в виду?
– Под моей шляпой нож.
– Благодарю. – Высокий человек поднял шляпу на голове Рейнольдса, забрал нож, вежливо вернул шляпу на место, нажав на кнопку, задумчиво осмотрел выскочившее лезвие, затем вернул его обратно в рукоятку, положил нож в карман своей шинели и посмотрел на полицейского офицера, у которого побелело лицо. – Нет никаких причин предполагать у вас способности подняться до самых высот вашей профессии. – Он взглянул на часы, бесспорно золотые, как и портсигар. – Давайте. Мне пора. Вижу, у вас здесь телефон. Дозвонитесь для меня до Андраши Ут. И побыстрее.
Андраши Ут. Офицеру все яснее становилась личность этого человека. Каждая новая секунда подтверждала его подозрения, но произнесенное название для него было ударом, и он почувствовал, как напряглось его лицо, хотя в эти минуты его внимательно рассматривал высокий незнакомец. Это же штаб-квартира АВО, венгерской секретной полиции, наводящей на всех ужас и считающейся в настоящее время самой жестокой и безупречно эффективной даже за «железным занавесом»! Андраши Ут было единственное место на земле, куда ему не хотелось бы попасть. Любой ценой!..
– А, вижу, это название вам знакомо. – Он улыбнулся. – Это не сулит ничего хорошего ни вам, мистер Буль, ни той личности, за которую вы себя выдаете. Андраши Ут вряд ли является названием организации, о которой знает каждый западный бизнесмен. – Он внезапно повернулся к полицейскому. – Ну?.. Что вы тут топчетесь?
– Те... телефон... – срываясь на визг от волнения, произнес офицер. Он так перепугался, что страх его уже был на грани ужаса. – Телефон не работает.
– Это неизбежно! Бесподобная эффективность повсюду. Пусть Господь поможет нашей несчастной стране. – Он вынул из кармана бумажник и распахнул его, давая возможность офицеру взглянуть. – Достаточно убедительное основание, чтобы забрать вашего пленника?
– Конечно, полковник, конечно, – запинаясь, согласился офицер. – Как прикажете, полковник.
– Хорошо. – Бумажник захлопнулся, незнакомец повернулся к Рейнольдсу и поклонился с иронической любезностью. – Полковник Жендрё, штаб-квартира венгерской секретной полиции, к вашим услугам, мистер Буль. И моя машина тоже к вашим услугам. Мы немедленно отправляемся в Будапешт. Мои коллеги и я ожидали вас уже несколько недель, и нам бы очень хотелось обсудить с вами некоторые вопросы.
Глава 2
– Я сказал вам... – Рейнольдс замолк на полуслове, застонав от боли, когда получил два сильных удара в лицо. Сначала тыльной стороной ладони, потом пощечину. Он тряхнул головой, чтобы прийти в себя, поднял скованные руки и вытер кровь, выступившую в уголке рта. Лицо его осталось беспристрастным.
– Когда подумаешь, то мысли становятся мудрее, – расплылся в улыбке коротышка. – Надеюсь, что уже вижу начало мудрости. Давайте расскажите нам еще что-нибудь, кроме тех глупостей, которые вы болтали тут раньше и с которыми невозможно согласиться.
Рейнольдс его обматерил. Лицо полицейского потемнело от прихлынувшей крови, будто внезапно врубили выключатель. Человек шагнул вперед, замахнулся и неожиданно рухнул на стол, тяжело хватая ртом воздух. Рейнольдс нанес ему сильнейший удар нотой. Некоторое время полицейский офицер не двигался, оставаясь там, куда упал. Он стонал и хватал ртом воздух, полулежа, полустоя на коленях перед собственным столом. Его людей будто парализовало: пораженные внезапностью происшедшего, они стояли неподвижно. Именно в этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату ворвался поток ледяного воздуха.
Рейнольдс повернулся на стуле. Человек, распахнувший дверь, стоял в проеме, и бледные, холодной голубизны глаза его вбирали каждую деталь открывшейся перед ним картины. Он был гибок, широкоплеч, очень высок. Его непокрытая голова с густыми каштановыми волосами почти доставала до притолоки. На нем была военная подпоясанная широким ремнем шинель с высоким воротником и погонами, неопределенно-зеленого цвета от растаявших снежинок. Шинель широкими складками закрывала голенища блестящих сапог. Лицо было под стать внимательным глазам. Кустистые брови, раздувающиеся ноздри над тонкой полоской усов, тонкие сжатые губы придавали жесткой, красивой его внешности неотъемлемую холодную властность, к которой человек, видимо, давно привык, но которая ото всех требовала немедленного и безусловного повиновения.
Ему хватило двух секунд, чтобы уяснить обстановку. Такому человеку всегда хватит двух секунд, удовлетворенно подумал Рейнольдс. Вошедший не задавал вопросов типа «Что здесь происходит?» или «Что, черт возьми, все это значит?». Он прошел в комнату, вытащил один из пальцев, засунутых под кожаный ремень, на котором висел пистолет рукояткой вперед, наклонился и поднял полицейского офицера на ноги, не обращая внимания на его побелевшее лицо и болезненные попытки схватить открытым ртом воздух.
– Идиот! – Голос вошедшего вполне соответствовал внешности: холодный, равнодушный, почти металлически. – В следующий раз, когда будете... э... допрашивать человека, держитесь на безопасном расстоянии от его ног. – Он коротко кивнул в сторону Рейнольдса. Кто этот человек? О чем вы его спрашивали и почему?
Полицейский офицер злобно взглянул на Рейнольдса, вздохнув еще раз, и хрипло пробормотал напряженным голосом:
– Его зовут Иоганн Буль, бизнесмен из Вены. Но я этому не верю. Он шпион. Грязный фашистский шпион. – Он в сердцах плюнул. – Грязный фашистский шпион.
– Естественно, – высокий мужчина улыбнулся, – все шпионы – грязные фашисты. Но я не нуждаюсь в вашем мнении. Мне нужны факты. Во-первых, как вы узнали его имя.
– Он сам так назвался. У него есть документы. Фальшивые, конечно.
– Дайте их мне.
Полицейский офицер кивнул на стол. Теперь он уже мог стоять почти прямо.
– Вот они.
– Дайте их мне. – По интонации это требование было точной копией высказанного ранее.
Полицейский офицер торопливо протянул руку, поморщившись от боли, возникшей в результате резкого движения, и передал документы.
– Отлично. Да. Отлично. – Незнакомец, как специалист, пролистал страницы. – Могут даже оказаться настоящими, но они не настоящие. Это наш человек. Тот, которого мы ищем.
Рейнольдсу пришлось сделать осознанное усилие, чтобы распрямить сжатые в кулаки пальцы. Этот человек определенно опасен. Опаснее дивизии глупых идиотов, вроде этого маленького полицейского. Попытка обмануть такого человека была бы пустой тратой времени.
– Ваш человек?.. Ваш человек?.. – Полицейский офицер совершенно растерялся и не знал, что делать, как вести себя в непривычной ситуации. – Что вы имеете в виду?
– Вопросы задаю я, коротышка! Вы сказали, что он шпион. Почему?
– Он говорит, что пересек границу этим вечером. – Коротышка на ходу усваивал уроки краткости изложения мысли. – А граница была закрыта.
– Действительно. – Незнакомец прислонился к стене, достал из плоского золотого портсигара русскую сигарету, закурил и задумчиво посмотрел на Рейнольдса.
Молчание прервал полицейский офицер, ему хватило времени прийти в себя и набраться мужества, чтобы продолжить разговор.
– Почему я должен выполнять ваши приказания? – заговорил он. – Я никогда в жизни прежде вас не видел. И здесь командую я. Кто вы, черт возьми?
Несколько секунд незнакомец изучал одежду и лицо Рейнольдса, потом лениво отвернулся и посмотрел сверху вниз на маленького полицейского офицера равнодушным, остекленелым взглядом без всякого выражения на лице. Полицейский под этим взглядом съежился, как бы пытаясь поглубже зарыться в свою одежду, прижался к столу, перед которым стоял. Незнакомец бросил:
– Я сейчас нахожусь в одном из редких приступов щедрости. Забудем, что вы только что сказали и каким тоном. – Он кивнул в сторону Рейнольдса и произнес чуть жестче: – У этого человека изо рта течет кровь. Возможно, он пытался сопротивляться аресту?
– Он не отвечал на мои вопросы, и...
– Кто уполномочил вас допрашивать или наносить раны задержанным? – спросил незнакомец так, будто выхлестал офицера кнутом. – Вы тупой идиот! Вы могли нанести непоправимый ущерб. Если еще раз выйдете за пределы своих полномочий, я лично прослежу, чтобы вы получили отдых от своих многосложных обязанностей. На морском побережье. Может быть, для начала в Константе.
Полицейский офицер попытался облизать пересохшие губы, глаза его наполнились болезненным страхом. Константа – район, через который проходил канал от Дуная до Черного моря, район трудовых лагерей, известных во всей Центральной Европе. Туда попадали многие, но еще никто никогда оттуда не возвращался.
– Я... я только думал...
– Оставьте возможность думать тем, кто способен к такой сложной работе. – Он ткнул пальцем в сторону Рейнольдса. – Пусть этого человека отведут к моей машине. Его, конечно, обыскивали?
– Конечно! – Полицейский офицер почти дрожал от желания услужить. – Тщательно, уверяю вас.
– Когда подобное заявление исходит от такого человека, как вы, делается настоятельно необходимым произвести повторный обыск, – сухо сказал высокий человек, посмотрел на Рейнольдса, и одна из его густых бровей слегка приподнялась. – Есть ли необходимость опускаться до такого взаимного неуважения... до того, чтобы мне лично вас обыскать, я имею в виду?
– Под моей шляпой нож.
– Благодарю. – Высокий человек поднял шляпу на голове Рейнольдса, забрал нож, вежливо вернул шляпу на место, нажав на кнопку, задумчиво осмотрел выскочившее лезвие, затем вернул его обратно в рукоятку, положил нож в карман своей шинели и посмотрел на полицейского офицера, у которого побелело лицо. – Нет никаких причин предполагать у вас способности подняться до самых высот вашей профессии. – Он взглянул на часы, бесспорно золотые, как и портсигар. – Давайте. Мне пора. Вижу, у вас здесь телефон. Дозвонитесь для меня до Андраши Ут. И побыстрее.
Андраши Ут. Офицеру все яснее становилась личность этого человека. Каждая новая секунда подтверждала его подозрения, но произнесенное название для него было ударом, и он почувствовал, как напряглось его лицо, хотя в эти минуты его внимательно рассматривал высокий незнакомец. Это же штаб-квартира АВО, венгерской секретной полиции, наводящей на всех ужас и считающейся в настоящее время самой жестокой и безупречно эффективной даже за «железным занавесом»! Андраши Ут было единственное место на земле, куда ему не хотелось бы попасть. Любой ценой!..
– А, вижу, это название вам знакомо. – Он улыбнулся. – Это не сулит ничего хорошего ни вам, мистер Буль, ни той личности, за которую вы себя выдаете. Андраши Ут вряд ли является названием организации, о которой знает каждый западный бизнесмен. – Он внезапно повернулся к полицейскому. – Ну?.. Что вы тут топчетесь?
– Те... телефон... – срываясь на визг от волнения, произнес офицер. Он так перепугался, что страх его уже был на грани ужаса. – Телефон не работает.
– Это неизбежно! Бесподобная эффективность повсюду. Пусть Господь поможет нашей несчастной стране. – Он вынул из кармана бумажник и распахнул его, давая возможность офицеру взглянуть. – Достаточно убедительное основание, чтобы забрать вашего пленника?
– Конечно, полковник, конечно, – запинаясь, согласился офицер. – Как прикажете, полковник.
– Хорошо. – Бумажник захлопнулся, незнакомец повернулся к Рейнольдсу и поклонился с иронической любезностью. – Полковник Жендрё, штаб-квартира венгерской секретной полиции, к вашим услугам, мистер Буль. И моя машина тоже к вашим услугам. Мы немедленно отправляемся в Будапешт. Мои коллеги и я ожидали вас уже несколько недель, и нам бы очень хотелось обсудить с вами некоторые вопросы.
Глава 2
На улице стало совершенно темно, но через открытую дверь и незашторенное окно домика проливалось достаточное количество света, чтобы увидеть машину полковника Жендрё, стоящую на противоположной стороне дороги, – черный «мерседес», уже изрядно занесенный снегом, только капот оставался черным, потому что снег сразу таял от тепла работавшего двигателя. На минуту замешкались, пока полковник приказывал освободить водителя грузовика и обыскать кузов в поисках вещей, которые там мог оставить Буль. Почти сразу они нашли там сумку с вещами, сунули в нее его пистолет. Жендрё открыл правую переднюю дверцу машины и жестом указал Рейнольдсу на сиденье.
Рейнольдс поклялся бы, что никто из находившихся за рулем не мог бы удержать его пленником пятьдесят миль пути, но убедился, что был не прав, еще до того, как машина тронулась. Пока солдат с карабином охранял Рейнольдса, стоя слева от него, Жендрё наклонился через другую дверь внутрь машины, открыл бардачок, достал оттуда две тонкие цепи и снова его захлопнул.
– В некотором роде необычная машина, мой дорогой Буль, – извиняясь, сказал полковник, – но вы понимаете. Иногда мне хочется создать моим пассажирам чувство... э... безопасности. – Он умело отстегнул один из наручников, протянул цепочку через кольцо на бардачке и закрепил другой конец цепи на втором наручнике. Второй цепью он прихватил ноги Рейнольдса повыше колена, захлопнул дверцу и через открытое окно приладил цепь к подлокотнику. Он немного откинулся назад, оценивая свою работу.
– Думаю, удовлетворительно. У вас будет достаточная свобода движений, но не настолько, чтобы дотянуться до меня. Заодно вы обнаружите, что вам трудно будет выбраться из машины, да и дверь еще не так-то просто будет открыть: внутри нет ручки. – Все это говорилось в тоне дружеской беседы, но Рейнольдса невозможно было обмануть. – Кроме того, воздержитесь от возможных травм, если вдруг захотите испытать прочность цепей и колец, к которым они крепятся. Они выдерживают около тонны нагрузки, подлокотники специально усилены, а кольцо на бардачке болтом крепится к переднему мосту... Ну?.. Что, черт возьми, вы теперь хотите? – обратился он к стоявшему около «мерседеса» коротышке.
– Я забыл сказать вам, полковник, – нервно и торопливо сказал офицер, – я направил сообщение в наше будапештское управление, чтобы прислали сюда машину за этим человеком.
– Да? – резко спросил Жендрё. – Когда?
– Десять – пятнадцать минут назад.
– Дурак. Нужно было сразу мне сказать об этом! Однако сейчас слишком поздно. Вреда никакого нет. Возможно, так даже лучше. Если они такие же тупые, как вы, а подобное нетрудно себе представить, то длительная поездка морозной ночью замечательно освежит их головы.
Полковник Жендрё захлопнул дверцу, включил внутри салона освещение, чтобы видеть своего пленника, и тронулся в сторону Будапешта. У «мерседеса» были специальные зимние покрышки на всех четырех колесах, и, несмотря на то, что дорогу занесло снегом, Жендрё ехал быстро. Он вел машину привычно и легко, как это делают опытные водители. Холодные голубые глаза время от времени косили направо, чтобы видеть Рейнольдса.
Рейнольдс сидел очень спокойно, глядя прямо перед собой. Несмотря на предупреждение полковника, он уже попробовал крепость цепей. Полковник не преувеличивал. Теперь он сосредоточился на конструктивном, холодном и ясном, насколько это возможно, размышлении. Его положение было почти безнадежным. И будет совсем безнадежным, когда машина придет в Будапешт. Чудеса случались. Но случался лишь определенный вид чудес. Никому еще не удавалось бежать из штаб-квартиры АВО, из пыточных камер на улице Сталина. Когда он окажется там, можно ставить крест на его судьбе – он погиб. Если он хочет бежать, то побег нужно совершать только из этой машины и в ближайший час.
На дверце не было ручки для поднимания и опускания стекла. Полковник предусмотрительно устранил все подобные искушения. Да если бы окно и было открыто, то невозможно дотянуться до ручки с наружной стороны дверцы. Он уже измерил и длину цепи: как ее ни натягивай, пальцы дюйма на два не дотянутся до руля. Он мог двигать ногами, но не был в состоянии поднять их достаточно высоко, чтобы ударить в ветровое стекло, разбить и вызвать таким образом аварию на большой скорости. Он мог бы упереться ногами в приборную доску и отъехать, как по рельсам, в кресле назад. Но в этой машине все дышало прочностью. Если он сделает такую заведомо неудачную попытку, то лишь заработает удар по голове, который успокоит его до конца пути на Андраши Ут. Все это время он намеренно старался не думать о том, что произойдет, когда там окажется. Такие мысли могли породить только слабость и в конечном итоге его уничтожение.
Карманы. Есть ли в его карманах что-то полезное, что-то достаточно твердое, что можно бросить в голову Жендрё, лишить его сознания на какой-то промежуток времени, достаточный, чтобы потерять управление и разбить автомобиль?.. Рейнольдс осознавал, что и сам он может быть серьезно ранен в такой аварии, как и полковник, хоть и воспользуется преимуществом подготовиться заранее. Но шанс пятьдесят на пятьдесят был лучше, чем один к миллиону, который у него имеется в конце пути. Он хорошо запомнил также, куда Жендрё положил ключ от наручников.
Однако быстрая оценка всех возможных ситуаций лишила его надежды. В карманах не было ничего тяжелее горстки алюминиевых форинтов. А ботинки?.. Может ли он снять ботинок и ударить им Жендрё в лицо прежде, чем полковник поймет его намерение? Тут же он признал и этот вариант никудышным. Со скованными запястьями он мог только опустить руку между ног, но ведь колени прочно связаны... Еще один отчаянный вариант, но с шансом на успех, только что пришел ему в голову, когда впервые за последние пятнадцать минут заговорил полковник.
– Вы опасный человек, мистер Буль, – непринужденно отметил тот. – Вы слишком много думаете. Кассий... Вы, конечно, знаете своего Шекспира?..
Рейнольдс промолчал. Каждое произносимое этим человеком слово казалось Рейнольдсу потенциальным капканом.
– Должен заметить, вы самый опасный человек из тех, кого я когда-либо возил в этой машине. Иногда на месте, которое занимаете сейчас вы, ездили отчаянные типы, – задумчиво продолжал Жендрё, словно вспоминая вслух. – Вы знаете, куда вас везут, а ведете себя так, словно вас это не интересует. Но, уверяю, это должно вас интересовать.
И опять Рейнольдс промолчал. План мог и сработать. Шанс на успех был вполне вероятным, чтобы оправдать риск.
– Молчание, как минимум, просто не компанейское поведение, – заметил полковник Жендрё и закурил сигарету, выбросив в окошко спичку. Рейнольдс напрягся: это было начало, которого он хотел. Полковник продолжал: – Надеюсь, вам вполне удобно?
– Вполне, – так же непринужденно, как и Жендрё, ответил Рейнольдс. – Но я бы хотел, чтобы вы и мне дали сигарету, если не возражаете.
– Ради Бога! – Жендрё был само радушие. – Нужно заботиться о своих гостях. Вы найдете полдесятка сигарет россыпью в бардачке. – Жаль, что это дешевая и неизвестная вам марка, но я всегда находил, что люди в вашем... э... положении не проявляют излишней капризности по поводу таких мелочей. Сигарета, любая сигарета, является большой поддержкой в период растерянности и стресса.
– Благодарю вас, – Рейнольдс кивнул на устройство над приборной доской со своей стороны. – Это зажигалка для сигарет, не так ли?
– Да, пожалуйста, используйте ее.
Рейнольдс вытянул вперед скованные руки, прижал сигарету на несколько секунд, отпустил, и вьющийся огонек заплясал перед ним легким светлячком, но тут его руки дрогнули. Он уронил несколько сигарет на пол, потянулся, чтобы их поднять, но цепь дернула его руки вверх в нескольких дюймах от пола. Он незлобиво выругался про себя.
Жендрё рассмеялся, и Рейнольдс, выпрямляясь, взглянул на него. В лице полковника не было злобы, скорее смесь желания чуть развлечься с восхищением, причем последнее преобладало.
– Очень, очень умно, мистер Буль! Я говорил, что вы опасный человек. И теперь в этом еще больше убедился. – Он глубоко затянулся. – Перед вами выбор из трех возможных линий поведения, не так ли? И ни одна из них, должен сказать, мне особенно не нравится.
– Не знаю, что вы имеете в виду.
– Снова замечательно. – Жендрё широко улыбнулся. – Вы так естественно изобразили озадаченность, что лучше и невозможно. Я говорил, что перед вами выбор из трех линий поведения. Первая: из вежливости я наклоняюсь поднять сигареты, а вы постараетесь изловчиться и ударить меня по затылку наручниками. Безусловно, вы меня оглушите. Вы хорошо запомнили, внешне никак не проявляя, куда я положил ключ от наручников...
Рейнольдс недоуменно посмотрел на полковника, но уже почувствовал во рту вкус горечи поражения.
– Во-вторых, я мог бы бросить вам коробку спичек. Вы зажгли бы одну из них, затем подожгли головки всех остальных в коробке, бросили бы мне в лицо... Почти наверняка машина была бы разбита. И кто знает, что из этого потом могло бы получиться... Или вы надеялись, что я дам вам прикурить от зажигалки или сигареты. А вы в тот миг захватите мой палец приемом дзюдо, сломаете пару пальцев, перейдете к захвату кисти, и в итоге ключ окажется в вашем распоряжении... Мистер Буль, вы заслуживаете, чтобы за вами внимательно присматривали.
– Не говорите чепуху! – грубо ответил Рейнольдс.
– Возможно, возможно. Я подозрителен, но это сохраняет мне жизнь. – Он бросил что-то Рейнольдсу на колени. – Там одна-единственная спичка. Можете зажечь ее о железную пластинку на крышке отделения для перчаток.
Рейнольдс сидел и молча курил. Все равно он не откажется от своих попыток. Не может от них отказаться. Хотя в глубине души понимал, что сидящий за рулем человек знает ответы на слишком многие вопросы, о которых он, Рейнольдс, даже не подозревал. Он мысленно перебрал еще с десяток различных планов, один фантастичнее другого, и каждый следующий заключал в себе все меньше шансов на успех. Он уже заканчивал курить вторую сигарету, прикурив ее от первого окурка, когда полковник переключил третью скорость, перестроился в крайний к обочине ряд, внезапно притормозил и съехал на небольшую дорожку, отходящую от главного шоссе. Через полминуты на дорожке, идущей параллельно, но скрытой от дороги кустами, Жендрё остановил машину и выключил зажигание, пригасил габаритные огни, опустил стекло, несмотря на сильный холод, и повернулся лицом к Рейнольдсу. В темноте горел лишь аварийный огонек на потолке салона.
Вот оно, вяло подумал Рейнольдс, до Будапешта еще тридцать миль, но Жендрё уже не терпится... Рейнольдс не строил иллюзий, не было у него и надежды. У него имелся доступ к секретным досье за год деятельности венгерской секретной полиции после кровавого Октябрьского восстания 1956 года, и эти материалы заставляли содрогаться. Было невозможно думать об АВО (или АВХ – под этим названием организация известна в настоящее время), ее членах как о людях, которые принадлежат к высшей расе – человеческой. Где бы они ни появлялись, они всюду сеяли террор, разрушение и смерть. Медленную смерть старикам в лагерях для депортированных, гибель молодым и лагерях рабского труда. Молниеносную гибель при массовых казнях с безумными предсмертными криками тех, кто подвергался нечеловеческим пыткам, таким, которые когда-либо придумывало Зло, взлелеянное глубоко в сердцах сатанинских извращенцев, проторивших себе путь в политические полиции диктатур всего мира. Ни одна секретная полиция современных государств не могла «соревноваться» с венгерской АВО в бесчисленных и разнообразных варварских жестокостях, антигуманном всеохватывающем терроре, против которых не в состоянии был бороться лишенный даже самой малой надежды народ. Службисты АВО не только учились у гитлеровского гестапо времен Второй мировой войны, но и «отшлифовывали» собственные методы с помощью хозяев – российского НКВД. Ученики превзошли учителей и достигли «совершенства» в методах физических пыток, эффективных приемах запугивания, которые другим палачам и не снились.
Полковник Жендрё пока не имел желания произнести хоть слово. Он повернулся, взял с заднего сиденья сумку Рейнольдса, положил к себе на колени и попытался открыть. Замок не поддавался.
– Ключ, – попросил Жендрё. – И не говорите мне, что ключа нет, что вы его потеряли. Мы с вами, мистер Буль, как я полагаю, давно вышли из стадии детсадовских игр.
Действительно, мрачно подумал Рейнольдс и объяснил:
– Ключ внутри кармашка для билетов моей куртки.
– Достаньте. И одновременно – ваши документы.
– Я не могу до них добраться.
– Позвольте мне.
Рейнольдс поморщился, когда ствол пистолета Жендрё сильно уперся в его губы и зубы, почувствовал, как полковник вынул документы из его нагрудного кармана с профессиональной ловкостью, оказавшей бы честь даже опытному карманнику. И вот Жендрё уже сидит на своем месте в машине с открытой сумкой. Почти не размышляя, он разрезал подкладку и извлек из-под нее небольшую пачку сложенных документов. Он внимательно сравнил их с вынутыми из кармана Рейнольдса.
– Ну, ну, ну, мистер Буль! Интересно. В высшей степени интересно. Вы, как хамелеон, изменяете свою личность в зависимости от того или иного момента. Имя, место рождения, профессия, даже ваша национальность – все меняется в одну минуту. Примечательное превращение... – Он изучил каждый из комплектов документов, держа каждый комплект в одной из рук. – Какому из них нужно верить?
– Австрийские бумаги фальшивые, – буркнул Рейнольдс. В первый раз он перестал говорить по-немецки и перешел на беглый разговорный венгерский. – Мне сообщили, что моя мать, жившая многие годы в Вене, умирает. Мне нужно было получить эти документы.
– А... Конечно! И ваша мать?..
– Ее больше нет. – Рейнольдс перекрестился. – Вы можете найти сообщение о ее смерти в газете за вторник. Мария Ракоши.
– Я сейчас нахожусь в таком состоянии, что был бы удивлен, не найдя этого сообщения, – Жендрё тоже заговорил по-венгерски, но говор у него был не будапештский.
В этом Рейнольдс был уверен. Он провел слишком много напряженных месяцев, изучая все оттенки венгерских диалектов, все идиомы и народные выражения на уроках у экс-профессора центральных европейских языков Будапештского университета.
Жендрё заговорил снова:
– Трагическая интермедия, я в этом уверен. Снимаю шляпу и молча преклоняюсь. То есть, вы понимаете, это сказано мной метафорически. Значит, вы утверждаете, что настоящее ваше имя Лайош Ракоши? Действительно, очень известное имя.
– Да, настоящее. И очень распространенное. Вы найдете в архивах мое имя, дату рождения, адрес, дату женитьбы, а также мои...
– Пощадите меня! – Жендрё протестующе поднял руку. – Я в этом не сомневаюсь. Я не сомневаюсь, что вы можете показать мне даже школьную парту, на которой вырезаны ваши инициалы, и показать женщину, которой, когда та была маленькой, вы носили домой из школы портфель. И это ни в малейшей степени меня не тронет. На меня производит впечатление не только ваша чрезвычайная тщательность, но и ваших начальников, которые так отлично подготовили вас для выполнения поставленной задачи. Не помню, чтобы я сталкивался прежде с чем-то подобным.
Рейнольдс поклялся бы, что никто из находившихся за рулем не мог бы удержать его пленником пятьдесят миль пути, но убедился, что был не прав, еще до того, как машина тронулась. Пока солдат с карабином охранял Рейнольдса, стоя слева от него, Жендрё наклонился через другую дверь внутрь машины, открыл бардачок, достал оттуда две тонкие цепи и снова его захлопнул.
– В некотором роде необычная машина, мой дорогой Буль, – извиняясь, сказал полковник, – но вы понимаете. Иногда мне хочется создать моим пассажирам чувство... э... безопасности. – Он умело отстегнул один из наручников, протянул цепочку через кольцо на бардачке и закрепил другой конец цепи на втором наручнике. Второй цепью он прихватил ноги Рейнольдса повыше колена, захлопнул дверцу и через открытое окно приладил цепь к подлокотнику. Он немного откинулся назад, оценивая свою работу.
– Думаю, удовлетворительно. У вас будет достаточная свобода движений, но не настолько, чтобы дотянуться до меня. Заодно вы обнаружите, что вам трудно будет выбраться из машины, да и дверь еще не так-то просто будет открыть: внутри нет ручки. – Все это говорилось в тоне дружеской беседы, но Рейнольдса невозможно было обмануть. – Кроме того, воздержитесь от возможных травм, если вдруг захотите испытать прочность цепей и колец, к которым они крепятся. Они выдерживают около тонны нагрузки, подлокотники специально усилены, а кольцо на бардачке болтом крепится к переднему мосту... Ну?.. Что, черт возьми, вы теперь хотите? – обратился он к стоявшему около «мерседеса» коротышке.
– Я забыл сказать вам, полковник, – нервно и торопливо сказал офицер, – я направил сообщение в наше будапештское управление, чтобы прислали сюда машину за этим человеком.
– Да? – резко спросил Жендрё. – Когда?
– Десять – пятнадцать минут назад.
– Дурак. Нужно было сразу мне сказать об этом! Однако сейчас слишком поздно. Вреда никакого нет. Возможно, так даже лучше. Если они такие же тупые, как вы, а подобное нетрудно себе представить, то длительная поездка морозной ночью замечательно освежит их головы.
Полковник Жендрё захлопнул дверцу, включил внутри салона освещение, чтобы видеть своего пленника, и тронулся в сторону Будапешта. У «мерседеса» были специальные зимние покрышки на всех четырех колесах, и, несмотря на то, что дорогу занесло снегом, Жендрё ехал быстро. Он вел машину привычно и легко, как это делают опытные водители. Холодные голубые глаза время от времени косили направо, чтобы видеть Рейнольдса.
Рейнольдс сидел очень спокойно, глядя прямо перед собой. Несмотря на предупреждение полковника, он уже попробовал крепость цепей. Полковник не преувеличивал. Теперь он сосредоточился на конструктивном, холодном и ясном, насколько это возможно, размышлении. Его положение было почти безнадежным. И будет совсем безнадежным, когда машина придет в Будапешт. Чудеса случались. Но случался лишь определенный вид чудес. Никому еще не удавалось бежать из штаб-квартиры АВО, из пыточных камер на улице Сталина. Когда он окажется там, можно ставить крест на его судьбе – он погиб. Если он хочет бежать, то побег нужно совершать только из этой машины и в ближайший час.
На дверце не было ручки для поднимания и опускания стекла. Полковник предусмотрительно устранил все подобные искушения. Да если бы окно и было открыто, то невозможно дотянуться до ручки с наружной стороны дверцы. Он уже измерил и длину цепи: как ее ни натягивай, пальцы дюйма на два не дотянутся до руля. Он мог двигать ногами, но не был в состоянии поднять их достаточно высоко, чтобы ударить в ветровое стекло, разбить и вызвать таким образом аварию на большой скорости. Он мог бы упереться ногами в приборную доску и отъехать, как по рельсам, в кресле назад. Но в этой машине все дышало прочностью. Если он сделает такую заведомо неудачную попытку, то лишь заработает удар по голове, который успокоит его до конца пути на Андраши Ут. Все это время он намеренно старался не думать о том, что произойдет, когда там окажется. Такие мысли могли породить только слабость и в конечном итоге его уничтожение.
Карманы. Есть ли в его карманах что-то полезное, что-то достаточно твердое, что можно бросить в голову Жендрё, лишить его сознания на какой-то промежуток времени, достаточный, чтобы потерять управление и разбить автомобиль?.. Рейнольдс осознавал, что и сам он может быть серьезно ранен в такой аварии, как и полковник, хоть и воспользуется преимуществом подготовиться заранее. Но шанс пятьдесят на пятьдесят был лучше, чем один к миллиону, который у него имеется в конце пути. Он хорошо запомнил также, куда Жендрё положил ключ от наручников.
Однако быстрая оценка всех возможных ситуаций лишила его надежды. В карманах не было ничего тяжелее горстки алюминиевых форинтов. А ботинки?.. Может ли он снять ботинок и ударить им Жендрё в лицо прежде, чем полковник поймет его намерение? Тут же он признал и этот вариант никудышным. Со скованными запястьями он мог только опустить руку между ног, но ведь колени прочно связаны... Еще один отчаянный вариант, но с шансом на успех, только что пришел ему в голову, когда впервые за последние пятнадцать минут заговорил полковник.
– Вы опасный человек, мистер Буль, – непринужденно отметил тот. – Вы слишком много думаете. Кассий... Вы, конечно, знаете своего Шекспира?..
Рейнольдс промолчал. Каждое произносимое этим человеком слово казалось Рейнольдсу потенциальным капканом.
– Должен заметить, вы самый опасный человек из тех, кого я когда-либо возил в этой машине. Иногда на месте, которое занимаете сейчас вы, ездили отчаянные типы, – задумчиво продолжал Жендрё, словно вспоминая вслух. – Вы знаете, куда вас везут, а ведете себя так, словно вас это не интересует. Но, уверяю, это должно вас интересовать.
И опять Рейнольдс промолчал. План мог и сработать. Шанс на успех был вполне вероятным, чтобы оправдать риск.
– Молчание, как минимум, просто не компанейское поведение, – заметил полковник Жендрё и закурил сигарету, выбросив в окошко спичку. Рейнольдс напрягся: это было начало, которого он хотел. Полковник продолжал: – Надеюсь, вам вполне удобно?
– Вполне, – так же непринужденно, как и Жендрё, ответил Рейнольдс. – Но я бы хотел, чтобы вы и мне дали сигарету, если не возражаете.
– Ради Бога! – Жендрё был само радушие. – Нужно заботиться о своих гостях. Вы найдете полдесятка сигарет россыпью в бардачке. – Жаль, что это дешевая и неизвестная вам марка, но я всегда находил, что люди в вашем... э... положении не проявляют излишней капризности по поводу таких мелочей. Сигарета, любая сигарета, является большой поддержкой в период растерянности и стресса.
– Благодарю вас, – Рейнольдс кивнул на устройство над приборной доской со своей стороны. – Это зажигалка для сигарет, не так ли?
– Да, пожалуйста, используйте ее.
Рейнольдс вытянул вперед скованные руки, прижал сигарету на несколько секунд, отпустил, и вьющийся огонек заплясал перед ним легким светлячком, но тут его руки дрогнули. Он уронил несколько сигарет на пол, потянулся, чтобы их поднять, но цепь дернула его руки вверх в нескольких дюймах от пола. Он незлобиво выругался про себя.
Жендрё рассмеялся, и Рейнольдс, выпрямляясь, взглянул на него. В лице полковника не было злобы, скорее смесь желания чуть развлечься с восхищением, причем последнее преобладало.
– Очень, очень умно, мистер Буль! Я говорил, что вы опасный человек. И теперь в этом еще больше убедился. – Он глубоко затянулся. – Перед вами выбор из трех возможных линий поведения, не так ли? И ни одна из них, должен сказать, мне особенно не нравится.
– Не знаю, что вы имеете в виду.
– Снова замечательно. – Жендрё широко улыбнулся. – Вы так естественно изобразили озадаченность, что лучше и невозможно. Я говорил, что перед вами выбор из трех линий поведения. Первая: из вежливости я наклоняюсь поднять сигареты, а вы постараетесь изловчиться и ударить меня по затылку наручниками. Безусловно, вы меня оглушите. Вы хорошо запомнили, внешне никак не проявляя, куда я положил ключ от наручников...
Рейнольдс недоуменно посмотрел на полковника, но уже почувствовал во рту вкус горечи поражения.
– Во-вторых, я мог бы бросить вам коробку спичек. Вы зажгли бы одну из них, затем подожгли головки всех остальных в коробке, бросили бы мне в лицо... Почти наверняка машина была бы разбита. И кто знает, что из этого потом могло бы получиться... Или вы надеялись, что я дам вам прикурить от зажигалки или сигареты. А вы в тот миг захватите мой палец приемом дзюдо, сломаете пару пальцев, перейдете к захвату кисти, и в итоге ключ окажется в вашем распоряжении... Мистер Буль, вы заслуживаете, чтобы за вами внимательно присматривали.
– Не говорите чепуху! – грубо ответил Рейнольдс.
– Возможно, возможно. Я подозрителен, но это сохраняет мне жизнь. – Он бросил что-то Рейнольдсу на колени. – Там одна-единственная спичка. Можете зажечь ее о железную пластинку на крышке отделения для перчаток.
Рейнольдс сидел и молча курил. Все равно он не откажется от своих попыток. Не может от них отказаться. Хотя в глубине души понимал, что сидящий за рулем человек знает ответы на слишком многие вопросы, о которых он, Рейнольдс, даже не подозревал. Он мысленно перебрал еще с десяток различных планов, один фантастичнее другого, и каждый следующий заключал в себе все меньше шансов на успех. Он уже заканчивал курить вторую сигарету, прикурив ее от первого окурка, когда полковник переключил третью скорость, перестроился в крайний к обочине ряд, внезапно притормозил и съехал на небольшую дорожку, отходящую от главного шоссе. Через полминуты на дорожке, идущей параллельно, но скрытой от дороги кустами, Жендрё остановил машину и выключил зажигание, пригасил габаритные огни, опустил стекло, несмотря на сильный холод, и повернулся лицом к Рейнольдсу. В темноте горел лишь аварийный огонек на потолке салона.
Вот оно, вяло подумал Рейнольдс, до Будапешта еще тридцать миль, но Жендрё уже не терпится... Рейнольдс не строил иллюзий, не было у него и надежды. У него имелся доступ к секретным досье за год деятельности венгерской секретной полиции после кровавого Октябрьского восстания 1956 года, и эти материалы заставляли содрогаться. Было невозможно думать об АВО (или АВХ – под этим названием организация известна в настоящее время), ее членах как о людях, которые принадлежат к высшей расе – человеческой. Где бы они ни появлялись, они всюду сеяли террор, разрушение и смерть. Медленную смерть старикам в лагерях для депортированных, гибель молодым и лагерях рабского труда. Молниеносную гибель при массовых казнях с безумными предсмертными криками тех, кто подвергался нечеловеческим пыткам, таким, которые когда-либо придумывало Зло, взлелеянное глубоко в сердцах сатанинских извращенцев, проторивших себе путь в политические полиции диктатур всего мира. Ни одна секретная полиция современных государств не могла «соревноваться» с венгерской АВО в бесчисленных и разнообразных варварских жестокостях, антигуманном всеохватывающем терроре, против которых не в состоянии был бороться лишенный даже самой малой надежды народ. Службисты АВО не только учились у гитлеровского гестапо времен Второй мировой войны, но и «отшлифовывали» собственные методы с помощью хозяев – российского НКВД. Ученики превзошли учителей и достигли «совершенства» в методах физических пыток, эффективных приемах запугивания, которые другим палачам и не снились.
Полковник Жендрё пока не имел желания произнести хоть слово. Он повернулся, взял с заднего сиденья сумку Рейнольдса, положил к себе на колени и попытался открыть. Замок не поддавался.
– Ключ, – попросил Жендрё. – И не говорите мне, что ключа нет, что вы его потеряли. Мы с вами, мистер Буль, как я полагаю, давно вышли из стадии детсадовских игр.
Действительно, мрачно подумал Рейнольдс и объяснил:
– Ключ внутри кармашка для билетов моей куртки.
– Достаньте. И одновременно – ваши документы.
– Я не могу до них добраться.
– Позвольте мне.
Рейнольдс поморщился, когда ствол пистолета Жендрё сильно уперся в его губы и зубы, почувствовал, как полковник вынул документы из его нагрудного кармана с профессиональной ловкостью, оказавшей бы честь даже опытному карманнику. И вот Жендрё уже сидит на своем месте в машине с открытой сумкой. Почти не размышляя, он разрезал подкладку и извлек из-под нее небольшую пачку сложенных документов. Он внимательно сравнил их с вынутыми из кармана Рейнольдса.
– Ну, ну, ну, мистер Буль! Интересно. В высшей степени интересно. Вы, как хамелеон, изменяете свою личность в зависимости от того или иного момента. Имя, место рождения, профессия, даже ваша национальность – все меняется в одну минуту. Примечательное превращение... – Он изучил каждый из комплектов документов, держа каждый комплект в одной из рук. – Какому из них нужно верить?
– Австрийские бумаги фальшивые, – буркнул Рейнольдс. В первый раз он перестал говорить по-немецки и перешел на беглый разговорный венгерский. – Мне сообщили, что моя мать, жившая многие годы в Вене, умирает. Мне нужно было получить эти документы.
– А... Конечно! И ваша мать?..
– Ее больше нет. – Рейнольдс перекрестился. – Вы можете найти сообщение о ее смерти в газете за вторник. Мария Ракоши.
– Я сейчас нахожусь в таком состоянии, что был бы удивлен, не найдя этого сообщения, – Жендрё тоже заговорил по-венгерски, но говор у него был не будапештский.
В этом Рейнольдс был уверен. Он провел слишком много напряженных месяцев, изучая все оттенки венгерских диалектов, все идиомы и народные выражения на уроках у экс-профессора центральных европейских языков Будапештского университета.
Жендрё заговорил снова:
– Трагическая интермедия, я в этом уверен. Снимаю шляпу и молча преклоняюсь. То есть, вы понимаете, это сказано мной метафорически. Значит, вы утверждаете, что настоящее ваше имя Лайош Ракоши? Действительно, очень известное имя.
– Да, настоящее. И очень распространенное. Вы найдете в архивах мое имя, дату рождения, адрес, дату женитьбы, а также мои...
– Пощадите меня! – Жендрё протестующе поднял руку. – Я в этом не сомневаюсь. Я не сомневаюсь, что вы можете показать мне даже школьную парту, на которой вырезаны ваши инициалы, и показать женщину, которой, когда та была маленькой, вы носили домой из школы портфель. И это ни в малейшей степени меня не тронет. На меня производит впечатление не только ваша чрезвычайная тщательность, но и ваших начальников, которые так отлично подготовили вас для выполнения поставленной задачи. Не помню, чтобы я сталкивался прежде с чем-то подобным.