Уриэль кивнул в ответ и, охнув, поднялся на ноги. Боль снова пронзила его тело — мышцы Уриэля не желали слушаться своего хозяина. Напрасно Уриэль пренебрег простым правилом: завершив бег, растянуть их. Но теперь Уриэлю оставалось только проклинать себя за глупость.
   Новобранцы с Пазаниусом во главе двинулись в путь, поочередно помогая белому как мел Леаркусу, который с трудом ковылял, понемногу отходя от боли и запоздалого шока. Его запястье, раздувшись, увеличилось вдвое и приобрело жуткий лиловый цвет; несколько раз за время пути Леаркус чуть было не терял сознание. В один из таких моментов Уриэль предложил ему свою помощь, но, увидев в ответ сердитые взгляды товарищей, он решил не повторять это предложение.
   Уже в крепости Геры Леаркус сообщил Апотека-риям, что сломал запястье при падении. Казалось, ничего не произошло, но уже на следующий день Ури-эль почувствовал, что между ним и остальными новобранцами образовалась пропасть, причем пропасть эта увеличивалась с каждым днем. Изменить уже ничего было нельзя, и только Пазаниус оставался Уриэлю настоящим другом и в последующие годы.
   Уриэль открыл глаза и стряхнул с себя остатки воспоминаний. Он редко возвращался в мыслях к дням, когда был кадетом, и был удивлен тем, что это вдруг произошло сегодня. Уриэль выпрямился во весь рост — он снова был в Храме Исправления. Возможно, то, что память снова вернула его в дни молодости, было знамением, посланием, дарованным ему благословенным примархом. Капитан Вентрис поднял глаза и посмотрел в лицо Робауту Жиллиману в поисках ответа, но мертвый примарх оставался неподвижным на своем троне.
   И в этот момент Уриэль ощутил на плечах всю тяжесть своей должности. Прошагав через зал, он встал перед плитой с бронзовыми краями на изогнутой внутренней стене храмового святилища. Изнутри храм по окружности был выложен огромными пластинами из гладкого черного мрамора, и все они были испещрены строками. На этих плитах золотыми буквами были высечены имена всех Ультрамаринов, павших в сражениях за десятитысячелетнюю историю Ордена. Тысячи и тысячи имен окружали примарха, и Уриэль подумал: а сколько же еще имен героев будет к ним добавлено, прежде чем Робаут Жилли-ман вернется в это священное место? Будет ли одним из них его имя, имя Уриэля Вентриса?
   Глаза капитана Ультрамаринов пробежали по плите, что возвышалась перед ним, — это была плита, посвященная сотне воинов Первой роты, сражавшихся против кошмарных тиранидов у северных оборонительных фортов Макрэйджа порядка двух с половиной сотен лет назад.
   Взгляд Уриэля остановился на имени, высеченном прямо под посвящением командиру Первой роты капитану Инвиктусу:
    «Ветеран-сержант Люциан Вентрис».
   Палец Уриэля прошелся по изгибам высеченного в мраморе имени его предка. Уриэль Вентрис гордился тем, что носит его имя. Случайная родственная связь с героем Ордена дала Уриэлю право обучаться в престижных Казармах Аджизелуса, но он был избран Ультрамаринами за свое собственное мастерство и, главное, решительность и уверенность в грядущей победе.
   Уриэль поклонился, отдавая тем самым почести предку, затем, резко повернувшись на каблуках, вышел из храма.
   Ему нужно было подготовить к грядущим сражениям своюРоту.

3

   Шум, производимый сотнями нещадно вопящих глоток, был невыносимым. Арбитр из Адептус Арбитрес Павониса по имени Вирджил Ортега врезал своим щитом по физиономии первому подвернувшемуся крикуну, которым оказался мужчина в тяжелой робе, поднял булаву и описал ею широкую дугу. Ортега молотил направо и налево по напирающим со всех сторон телам. Огромное количество рук цеплялось за него, но он со своим отделением, как мог, противостоял напирающей толпе. В какой-то момент в черную униформу арбитра с криком вцепился какой-то человек, но тот резко опустил булаву на его голову, раскроив несчастному череп. Боковым зрением Ортега заметил, что один из людей, сопровождавших губернатора, тоже упал; воздух продолжали оглашать вопли боли и ярости, но у Вирд-жила Ортеги была лишь одна цель: не подпустить мятежников к губернатору Шонаи.
   Рядом с Ортегой билась судебный исполнитель Шарбен: уклонившись от удара, который неуклюже попытался нанести ей здоровенным гаечным ключом один из мятежников, Шарбен всадила свою булаву в живот нападавшему. Это впечатлило Ортегу, который многое повидал на своем веку. Будучи новобранцем, Шарбен держалась, как ветеран с десятилетним стажем. Вокруг Ортеги и Шарбен другие арбитры в черных панцирных доспехах ударами оттесняли орущую толпу мятежников от губернаторского помоста.
   Часть площади была уже полем настоящей битвы, когда на служителей закона ринулись разъяренные рабочие Врат Брэндона. Вопреки всем советам, вопреки даже самому здравому смыслу, губернатор Ми-кола Шонаи и старшие члены картеля решили заверить рабочих, что так называемая десятина была мерой исключительно временной, и не нашли ничего лучшего, чем обратиться к отделению Объединения Рабочих публично.
   Как и следовало ожидать, вспыхнули страсти и посыпались оскорбления. События развивались стремительно, и вскоре в сторону помоста полетели бутылки и камни. Люди Ортеги приняли основной удар на свои щиты, и тут внезапно прозвучал выстрел, поразив в ногу одного из оборонявшихся.
   Все смешалось. Снова зазвучали выстрелы, и Ортега увидел, как со снесенным затылком на землю рухнул один из членов картеля. Он упал вперед, увлекая за собой губернатора. Ортега не видел, ранена ли она, тем более он не мог заметить, откуда именно стреляли, а времени на выяснение у него не было. Ясно было одно: какой-то вооруженный ублюдок поднял ставки. Что ж, если эти люди решили играть по таким правилам, то у Ортеги было чем ответить.
   Личная охрана понемногу отступала, уводя из-под удара губернатора и членов картеля. Они уже отошли в более или менее безопасное место, но Ортега понимал, что они движутся в неверном направлении. Картель отступал к воротам Имперского дворца, но тупоголовые охранники не понимали — а видеть этого они просто не могли, — что их путь уже заблокирован мятежниками. Часть толпы, пытаясь окружить помост, уже обошла картель с флангов. Адептус Арбитрес пока сдерживали толпу — охранникам помогали водометы спецтранспортов, — но их шеренга прогибалась под натиском мятежников; так что рано или поздно это давление тел станет для них непомерным. Тем временем охрана губернатора продолжала удаляться от Адептус Арбитрес, но Ортега понимал, что только он и его люди могли вытащить губернатора из этой свалки.
   — Шарбен! — крикнул он. — Возьми одного человека и приведи спецтранспорт. Подхвати губернатора и доставь ее во дворец. Скорее!
   Ортега не мог разглядеть за зеркальным щитком шлема лица Шарбен, но он видел, как она кивнула и, прихватив с собой одного из арбитров, бросилась в направлении спецтранспортов. Арбитры в шеренге Ортеги постепенно отступали от толпы, но и мятежники, опасаясь шоковых булав, не горели желанием подходить к шеренге слишком близко.
   В общем, заварушка получилась еще та, но Ортеге доводилось усмирять бунты куда более серьезные, и он оставался спокоен, видя, что здесь насилие не зашло слишком далеко.
   Мятежникам в центре толпы было не на кого выплеснуть свой гнев, и они просто давили на впереди стоящих. Если Шарбен удастся быстро добраться до губернатора, ситуацию еще можно будет исправить. Ортега отыскал глазами в шеренге сержанта Кол-ликса и помахал ему:
   — Колликс, держи толпу здесь, а Шарбен и я попытаемся вытащить губернатора.
   — Есть, сэр! — отозвался Колликс.
   Ортега повернулся и вышел из шеренги, на ходу пристегивая шоковую булаву к поясу. Он не был до конца уверен в Колликсе, но Колликс — самый старший из арбитров, оставшихся в шеренге. Ортега вытянул микрофончик вокса и подключился к защищенной губернаторской сети:
   — Арбитр Ортега вызывает Примуса из наряда службы безопасности. Оставайтесь на месте. Вы движетесь в опасном направлении. Мы скоро будем у вас. Повторяю, оставайтесь на месте!
   Ортега убрал микрофон обратно в шлем, не дожидаясь подтверждения, что сообщение принято, и двинулся в сторону губернатора.
   Он услышал, как за его спиной Колликс выкрикивает какие-то команды, но какие именно, разобрать не мог. И вдруг его ухо уловило звуки, которые спутать с чем-то другим было невозможно: Ортега услышал, как дружно лязгнули передернутые затворы дробовиков. От неожиданности Ортега застыл на месте. Ужас сковал его — шеренга арбитров из огнестрельного оружия целилась в толпу! О Трон Императора, они собираются стрелять в штатских!
   — Прекратить!!! — закричал Ортега, но было уже слишком поздно: арбитры выстрелили в безоружных людей в упор. Толпа бунтовщиков содрогнулась, и десятки людей попадали замертво. Ружейный дым скрыл количество убитых и раненых, но, услышав ответный рев оставшихся в живых, Ортега проклял все на свете. Толпа объятых ужасом людей хлынула вперед, и дробовики выстрелили вновь. И снова люди упали, но бунтовщиков были тысячи, и они напирали. Мужчин и женщин давили ногами, когда те спотыкались о тела убитых и падали на булыжную мостовую. Крики толпы изменились: теперь это была не ярость, а паника.
   Арбитры с дробовиками у бедра сделали шаг вперед и, пока Ортега успел до них добраться, успели дать по толпе еще два залпа.
   — Прекратить огонь! Бросить оружие! Это приказ, мать вашу! Сейчас же!!! — Ортега буквально задыхался от ярости.
   Только эти слова заставили арбитров опустить оружие, вернее, вернуть их в исходное положение — за плечо. Пороховой дым начал понемногу рассеиваться, открывая взору Ортеги площадь, усеянную сотнями искалеченных тел. Булыжники мостовой — в лужах крови; охваченная паникой толпа вопила, заглушая стоны умирающих… Мятежники отступили, но Ортега понимал, что жажда крови может вспыхнуть в них в любую секунду и тогда они вернутся.
   — Отходим! — прокричал Ортега. — Всем в «Рино»! Мы уезжаем немедленно!
   Он принялся отводить своих людей с линии боя, некоторые из них лишь сейчас осознали, что совершили несколько минут назад. Воздух смердел кордитом, кровью и потом, и Ортега понимал, что у него остались считанные мгновения, прежде чем все окончательно полетит в тартарары. Арбитры быстро отступали к приземистым черным бронированным машинам — «Рино», мощные двигатели которых хрипло урчали, работая вхолостую. Некоторые из «Рино» были модифицированы — на их вращающихся куполах были установлены сверхмощные водометы, и Ортега прокричал, чтобы их пустили в ход, — над толпой уже нарастал гневный рев.
   И вот жаждущая мести толпа в едином порыве ринулась на арбитров. Заработали водометы, сбивая ближайших мятежников с ног мощными струями.
   Но мятежников было слишком много, а водометов — мало. Разъяренная толпа, размахивая кулаками и стуча подбитыми железом ботинками, неотвратимо наседала на арбитров. Однако справиться с арбитрами было не так-то просто: умело работая щитами и то и дело нанося мятежникам меткие удары шоковыми булавами, они расчистили достаточно пространства, чтобы пробраться к броневикам. И вот уже Ортега распахнул боковую дверь ближайшего «Рино», пропуская своих людей внутрь. Он вспрыгнул на подножку последним и сунул голову в кабину.
   — Мы готовы! Жми! — крикнул он водителю. — Выясни, где Шарбен, и свяжись с ней, губернатор у нее.
   «Рино» развернулись, и опытные водители направили их к базе Адептус Арбитрес, оставляя разъяренную толпу позади. Ортега поискал глазами Шарбен, и проклятие само сорвалось с его губ, когда неподалеку от бронированных ворот закрытой судейской территории он заметил объятый пламенем спецтранспорт, на котором та уехала. Арбитр, управлявший водометом, без движения лежал на полыхающей крыше машины. От взгляда Ортеги не укрылось, что левый гусеничный трак «Рино» бесполезно свисает с зубчатого колеса, а сама машина окружена бунтовщиками, стремящимися любой ценой попасть внутрь. В попытке перевернуть машину, они раскачивали ее из стороны в сторону.
   Ортега в сердцах ударил булавой по крыше своего «Рино» и указал в сторону обездвиженного спецавтомобиля Шарбен.
   — Дуй туда, встань рядом и жди моего сигнала. Потом жми на газ что есть мочи! — крикнул он водителю.
   Тот кивком подтвердил, что понял, и повернул к пораженному броневику. «Рино» дико мотало из стороны в сторону, так что Ортеге пришлось обеими руками вцепиться в его обшивку.
   — Шарбен! — прокричал он в микрофон вокса, едва приблизившись к полыхающему транспорту.
   — Шарбен на связи, сэр, — моментально отозвалась она, но Ортега все-таки уловил в голосе женщины напряженность. — Если вы где-нибудь поблизости, мы будем признательны, если вы нас вытащите отсюда.
   — Мы почти над вами, Шарбен. Держитесь. Губернатор у вас?
   — Ответ утвердительный.
   — Отлично. Готовьтесь к встрече.
   Арбитр Дженна Шарбен чувствовала, как по ее спине под черной кожаной формой и панцирным доспехом стекают струйки пота. Жара в машине с каждой минутой становилась все невыносимее, казалось, еще немного, и все они зажарятся здесь живьем. А если добавить к этому, что мятежники не переставали раскачивать «Рино», то нетрудно понять, почему штатские пассажиры были уже на грани истерики. Шарбен скороговоркой пробормотала слова благодарности Императору за то, что Вирджил Ортега уже рядом. Этот человек мог быть суровым, лишенным чувства юмора ублюдком, но он никогда не бросал своих людей.
   — Арбитр! — выпалил человек в черном костюме, имени которого Шарбен не знала. — Каковы ваши планы? Мы должны оказаться в безопасности. Я требую, чтобы вы немедленно доставили нас на базу!
   Заметив на лацкане пиджака говорившего значок картеля Верген, арбитр сдержала гнев. Сделав глубокий вдох, чтобы унять вспышку ярости, Дженна ответила:
   — Мой старший офицер на другом транспорте уже рядом, так что скоро мы уберемся отсюда.
   — Я уверена, что мы в полной безопасности, Лео-тас, — начала было губернатор Микола Шонаи, но тут правый борт броневика резко пошел вверх. Еще немного, и мятежникам наконец удастся его перевернуть.
   — Держитесь! — только и успела крикнуть Шарбен, хватаясь руками за стойку и цепляясь ногами за скамью экипажа. — Мы переворачиваемся!
   В тот же миг автомобиль со страшным грохотом завалился на бок. Дженна схватила губернатора Шонаи за мантию, когда та, размахивая руками, уже начала падать, и вовремя: если бы не она, губернатору вряд ли удалось бы удержаться на ногах. Арбитр услышала донесшиеся снаружи крики толпы, и на корпус автомобиля посыпался град ударов. Внутрь, конечно, мятежникам не попасть, но шум стоял просто оглушительный. Человек, которого губернатор называла Леотасом, лежал без движения, из глубокой рваной раны на его затылке лилась кровь. Да и остальные пассажиры подбитого «Рино» тоже были не в самом лучшем состоянии.
   Дженна отпустила стойку и, вытащив из шкафчика аптечку, присела на корточки рядом с неподвижным Леотасом. Однако с ним все было уже кончено: у Леотаса была сломана шея и разбит череп. Дженна увидела, как сквозь пропитанные кровью волосы Леотаса проблескивала белым кость.
   — Он… поправится? — спросила губернатор Шонаи дрожащим голосом.
   — Нет! — резко ответила Дженна. — Он мертв.
   Шонаи в ужасе широко раскрыла глаза и инстинктивно прикрыла руками рот — губернатор была потрясена.
   Дженна, услыхав снаружи рокот мощного двигателя и треск ружейного огня, отбросила бесполезную аптечку. Мощный удар сотряс обездвиженный «Рино», и армированные башмаки застучали по его борту, который теперь превратился в крышу броневика.
   Ожил вокс в ухе арбитра, и Дженна услышала суровый голос Вирджила Ортеги:
   — Шарбен! Открывай дверь, мы находимся рядом с вами.
   Дженна забралась на скамью и повернула запорное колесо, отодвигая дверные задвижки. Дверь распахнулась, и внутрь броневика проник слабый солнечный свет.
   Ортега швырнул свою булаву в сторону и крикнул:
   — Давай мне губернатора!
   Дженна ухватилась за мантию Шонаи и поставила женщину на ноги. Губернатор ойкнула от столь бесцеремонных действий арбитра, но все-таки позволила подтолкнуть себя к выходу. Ортега ухватился за протянутые руки Шонаи и извлек ее на поверхность. Тут же передал ее на попечение другому арбитру, ожидавшему губернатора у двери экипажа своего «Рино», и вернулся к броневику Шарбен. Залп из болтеров его транспорта разогнал толпу, собравшуюся у поверженного «Рино», но и Ортега, и остальные арбитры прекрасно понимали, что это было лишь временной передышкой.
   — Поторапливайся! — рявкнул он на Шарбен. — Давай мне остальных. Ну же, твою мать!
   Одного за другим Дженна подняла наверх всех пассажиров, и Ортега переправил их в свой броневик. Все это время болтерные залпы поверх толпы удерживали мятежников на расстоянии. Когда последний человек из картеля губернатора покинул перевернутый «Рино», Дженна Шарбен выбралась из обездвиженной машины и увидела, как «Рино» с губернатором уже въезжает в ворота Имперского дворца.
   — Пора отправляться и нам, Шарбен, — заметил Ортега. Толпа между тем уже вплотную подобралась к арбитрам. Мятежники, понимая, что их лишили законной добычи, буквально выла от разочарования.
   — Да, сэр, — согласилась Шарбен, спрыгнула на землю и что было сил припустила по направлению к базе Адептус Арбитрес, благо расстояние до нее было не столь велико. Мощные водометы, расположенные в бронированных башнях, обрушили потоки воды на их преследователей. Мощные струи сбивали мятежников с ног, ломая им конечности, В спину судьям летели вопли и проклятия, но оба арбитра уже вбежали, задыхаясь, на свою территорию и оказались вне опасности.
   Уцелевшие «Рино» Ортеги встали в центре двора, вокруг них выстроились изрядно помятые арбитры.
   Дженна Шарбен сняла зубчатый шлем и провела рукой в перчатке по коротким черным волосам и залитому потом лицу, а Ортега зашагал к угрюмым арбитрам. Дженна последовала за ним лишь после того, когда тот стянул свой шлем и подошел к Колликсу.
   Вирджил Ортега сейчас смахивал на пожарный гидрант: хоть он был невысоким и коренастым, но вся его фигура излучала силу и власть. Пот сверкал на его лысой голове и капал с аккуратно подстриженной бородки.
   — Сержант! Что за дьявольщина там случилась? Разве я давал тебе приказ открывать огонь?
   — Нет, сэр, — спокойно ответил Колликс. — Но в создавшихся обстоятельствах я почувствовал, что такой приказ был бы отдан, если бы вы лично присутствовали на линии фронта.
   — В таком случае я вижу, что ты очень плохо понимаешь своего старшего офицера.
   — Возможно, — невозмутимо ответил Колликс.
   — Сейчас речь не о возможностях, Колликс. Наша задача — проводить в жизнь законы Императора, а не устраивать бойню для его подданных. Хоть это тебе понятно?
   — Толпа совершала действия, противоречащие этим законам, сэр, — все так же спокойно ответил Колликс, упирая на местоимение «это».
   — Не строй из себя младенца, сержант. С этого дня я буду лично за тобой присматривать. — Ортега смерил Колликса долгим тяжелым взглядом и только после этого повернулся и проследовал к зданию. Не оборачиваясь, он крикнул: — Хорошо поработала там, судья Шарбен!
   Улыбаясь в ответ на эту похвалу, которую так редко можно было услышать из уст начальника, Дженна молча смотрела, как Ортега скрылся в доме.
   Она присела на трак одного из «Рино» и откинула назад голову, стараясь отвлечься от мрачных событий сегодняшнего утра. Ей понравилось, как она вела себя сегодня. Она понимала, что сражалась и поступала, как ветеран Адептус Арбитрес, а не как свежеиспеченный младший офицер, каковым она и была на самом деле. Дженна прокрутила в голове все свои действия и не нашла в них ни одной ошибки.
   Да, она справилась отлично.
   — Вам следовало бы показать рану дворцовому хирургу, мадам, — заметил Алмерз Чанда, при этом многозначительно надавив на распухающий лиловый кровоподтек на своем выбритом черепе.
   Чанду тоже несколько минут назад вытащили из «Рино», но он отделался лишь ударом по голове. Да и рана губернатора тоже оказалась неглубокой, и санитар Адептус Арбитрес закрыл ее синтеплотью. Впрочем, не рана печалила губернатора: сегодня ее племянник принял предназначенную ей пулю и близкий друг погиб в хаосе бунта.
   — Губернатор? — снова позвал ее Чанда, так и не дождавшись ответа Шонаи.
   — Со мной все в порядке, — наконец отозвалась она голосом более резким, чем намеревалась. Шонаи отвернулась от бронированного оконного стекла и слабо улыбнулась своему главному советнику. — Извини, Алмерз. Я просто…
   — Не нужно извиняться, мадам, это был кошмарный день.
   — Да, — согласилась Шонаи. — Бедные Думак и Леотас, не могу простить себе их смерть.
   Чанда кивнул:
   — Мы все остро ощущаем их утрату, мадам.
   — На месте Думака должна была быть я, эта пуля предназначалась мне, — задумчиво проговорила губернатор. — Думаку было всего двадцать. Через год, когда он достиг бы совершеннолетия, я собиралась провозгласить его своим преемником.
   — Он отдал свою жизнь, чтобы спасти вашу, — заметил Чанда. — Он до конца выполнил свой долг, как преданный представитель картеля Шонаи. Его будут помнить как героя.
   — А Леотаса, каким будут помнить его?
   — Дорогим другом, которого Император забрал от нас по своей воле.
   Губернатор Микола Шонаи благодарно улыбнулась главному советнику и произнесла:
   — Ты верный друг, Алмерз, но сейчас, прости, мне хотелось бы немного побыть одной.
   — Как вам будет угодно, мадам, — кивнул Чанда, закрывая за собой дверь и оставляя губернатора Павониса наедине с ее невеселыми мыслями.
   Микола Шонаи вновь повернулась к окну и в этот миг почувствовала, как железное самообладание оставляет ее. Ее друг и союзник Леотас Верген мертв. Ушел. Такие дела. Еще сегодня утром он возбужденно рассказывал всем о предстоящем браке своей дочери с сыном Талуна, рассуждал о начале нового века сотрудничества между картелями, но теперь он мертв, и картель Верген остался без лидера. Как ни ненавистна была для Шонаи эта мысль, губернатор понимала, что мечта Леотаса о сотрудничестве скорее всего умрет вместе с ним.
   Несомненно, Талун будет доволен и всеми силами постарается, несмотря ни на что, даже на смерть Бергена, добиться заключения этого брака. Оно и понятно: так его сын фактически станет главой картеля Бергена. Разумеется, картель Бергена предпримет теперь все возможное, чтобы воспрепятствовать этому союзу, но дочь Бергена славится своим упрямством, и только одному Императору известно, к чему может привести безвременная смерть Леотаса. Шонаи было жаль, что отношения молодых людей стали теперь политическим оружием, но такова жизнь на Павонисе…
   И она продолжается — Шонаи отбросила мысли о любви, которая после гибели Леотаса тоже была обречена на смерть, и выглянула в окно на площадь Освобождения.
   О Император, что творилось там! Пошел дождь, смывая лужи крови и прочие следы сражения в сточные трубы, но Шонаи понимала, что никакой дождь не сможет так запросто смыть ее тревоги. Булыжник площади был усеян телами, группы рыдающих людей толпились вокруг павших друзей и любимых. Как же вышло так, что день, начавшийся со столь благородных помыслов, вдруг обернулся кошмаром?
   Еще несколько лет назад Павонис был мирной планетой; борьба, которая велась по всей галактике, эту планету почти не затрагивала. Десятина выплачивалась вовремя, и время от времени, как и предписывал закон, молодые мужчины Павониса отправлялись на сборы в армии Императора. Во всех отношениях Павонис был образцом Имперского мира. Люди усердно работали, и их чтили за труд. Бунты происходили в других мирах.
   Но как же все изменилось!
   Сегодня стол губернатора был завален измятыми документами, и в них говорилось о волнениях по всей планете. В Алтемаксе рабочие взяли приступом Управление Имперских расходов и сожгли здание; бунтовщики в Пракседесе не позволили команде инопланетного торгового корабля занять места на судне и разграбили груз… Ходатайство о компенсации шло следом.
   А еще Церковь Старых Принципов опять применила зажигательные бомбы — убито тридцать человек и практически полностью уничтожены производственные площади двух предприятий картеля Верген. Член картеля Аброгас ранен в одном из гетто Джотусбурга, ему повезло, и он выжил, хотя что он там вообще делал, так и осталось неясным. Возле Каэрнуса IV пираты-эльдары, изводившие Павонис в последние шесть лет, из засады напали на очередной корабль снабжения. Корабль как раз перевозил материалы и товары, которые должны были несколько уменьшить огромный долг Павониса перед Империей в виде запаздывавшей десятины.
   Губернатор чувствовала, как невыносимо давит на нее тяжесть каждого провала, и размышляла, в чем же ее ошибка и что еще она может сделать. Она изо всех сил старалась обеспечить уплату десятины, которую требовал Администратум, но выжать из Павониса еще хоть что-нибудь уже не могла.
   Все производства были напряжены до предела, и лишь немногие из товаров, что они изготавливали, соответствовали требованиям. Ее «десятинный налог» был попыткой компенсировать дефицит до той поры, пока не разрешится кризис, но налог вызвал бунты почти во всех крупных городах планеты. Шонаи пыталась объяснить создавшееся положение своему народу, убедить людей, что они испытывают лишения во имя блага Павониса, но как бы она ни крутилась, что бы ни предпринимала — все это, казалось, шло только во вред и ситуация с каждым днем лишь ухудшалась.