Страница:
Дядя Зои – император Иоанн VIII Палеолог был инициатором и горячим сторонником решений, принятых на Флорентийском соборе. Опять же им руководило благое, хотя и недостижимое намерение спасти империю, заручившись поддержкой католического Запада. Но был ли мучительным для него этот выбор? Иоанн и его придворные, патриарх и византийские епископы несколько лет, пока шли заседания собора сначала в Ферраре, а потом во Флоренции, жили на Апеннинах на содержании Ватикана, тесно сойдясь с католическими прелатами.
В 1465 году Фома вызвал в Рим своих детей и через несколько дней после их прибытия умер. Мы не знаем, кто занимался их воспитанием после смерти матери, возможно, дети деспота соблюдали православные обряды. Существует предание, что, когда во время первой церковной службы, на которой они присутствовали в Риме, провозгласили долголетие понтифику, дети Фомы вышли из собора. Возможно, они в действительности смутились, но скорее это легенда, призванная продемонстрировать верность Зои и ее братьев греческой вере. Известно, что Андрей Палеолог стал католиком. Точных сведений о Зое нет, но она воспитывалась при папском дворе католическим кардиналом – было бы очень странно, если бы ватиканское окружение Деспины поддерживало в ней приверженность к православию.
Сохранилось любопытное письмо Виссариона, в котором он начертал программу занятий и воспитания детей византийского деспота. Из этого письма узнаем, что папа по-прежнему будет отпускать определенную сумму на их нужды, в том числе на покрытие расходов по содержанию скромного двора. Среди придворных Виссарион упоминает одного медика, одного профессора греческого языка, одного профессора латыни, переводчика и одного или двух латинских священников.
По вопросу о религии он указывает на волю их отца, деспота Фомы, который просил воспитать детей в лоне западной церкви, а потому они должны жить и одеваться, как «латины», посещать латинскую церковь и вести себя смиренно и покорно перед папой. У вас будет все, заключает Виссарион, если вы станете подражать латинам; в противном случае вы не получите ничего. Зоя вполне подчинилась этому требованию и с того времени жила в Риме и называлась на официальном языке возлюбленной дочерью римской церкви, питомицей апостольского престола.
Существует еще одно обстоятельство, весьма определенно указывающее на конфессиональную принадлежность Зои Палеолог. Как известно, в Москве византийскую принцессу стали называть Софьей. Вызывает удивление и сам этот факт, и индифферентное отношение к нему исследователей. Что за странная и дерзновенная прихоть?! При таинстве крещения ребенок нарекается в честь кого-либо из святых угодников Божиих, который считается небесным покровителем человека, к которому он будет прибегать за молитвенной помощью в течение всей своей жизни. Следовательно, при смене имени человек пренебрегает еще и своим святым, в честь которого он назван.
Православный человек и тогда, и сейчас может изменить имя в трех случаях: при крещении, при постриге и при принятии схимы. Наша героиня ни монашкой, ни схимницей не была. Значит, Зою в Москве накануне венчания окрестили Софьей – очевидно, в честь бабки великого князя Софьи Витовтовны. Значит ли это, что Зоя была католичкой? У нас нет достаточных оснований, чтобы делать столь категоричный вывод. На Руси бытовал обычай перемены имени невесты при венчании. Можно вспомнить, что княжна Екатерина Буйносова-Ростовская, на которой женился царь Василий Шуйский, получила в царицах имя Мария, а девица Мария Хлопова, взятая на царский двор в качестве невесты для царя Михаила Федоровича, была переименована в Анастасию (возможно, в память царицы Анастасии Романовой), когда же брак не состоялся, она снова стала Марией.
И все-таки эти случаи хотя и отстоят от брака Деспины и Ивана III «всего» на сотню с лишним лет, но относятся к другой исторической эпохе, насыщенной многоликим самозванчеством, да и невесты не относились к императорской династии. Более традиционным, характерным для середины XV века стоит признать иное отношение к перемене имени: если бы дочь деспота Фомы крестили по православному обряду и в святом крещении ей было дано имя Зоя, то москвичи вряд ли замыслили называть ее по-другому.
Повторное же крещение для православного христианина невозможно ни при каких обстоятельствах. Это спасительное таинство совершается раз в жизни и является рождением для духовной жизни во Христе. И совершенно иначе обстояло бы дело в случае принадлежности Зои к римо-католикам, либо униатам. Равным образом иностранные принцессы, выходя замуж за византийского императора, в ряде случаев получали новое имя; так, Берта Зульцбахская, первая жена Мануила I Комнина, становится Ириной; такое же имя получает и Аделаида Брунсвикская, жена Андроника III. Возможен и такой вариант: Деспину крестили по православному обряду, но униатские священники – если бы в Москве прознали про это обстоятельство, подобное крещение в глазах русского духовенства опять же выглядело бы «недействительным».
Многие византийские богословы не принимали католическое крещение. Св. Афанасий Париос пишет, что «возвращающимся от латинян нужно безоговорочно, обязательно и необходимо креститься». Также Св. Никодим говорит: «Крещение латинян является лжеименным, а потому неприемлемым…» С ними соглашается и Евстратий: «Западные, приходящие в Православие, должны быть перекрещиваемы. Это действие не является перекрещиванием, так как мы не крестим их из-за того, что они были плохо крещены, но потому что они были совершенно не крещены. Потому что то, что они называют "крещением", называется так ложно и является лжекрещением». При этом ложное крещение, не совершенное православным священником по учению Церкви, считалось не только не очищающим человека от греха, но, напротив, оскверняющим его.
Можно предположить, где и когда крестили Деспину. Когда утром 12 ноября 1472 года она въехала в Москву, то проследовала в церковь, где митрополит Филипп благословил «царевну» и ее спутников крестом. Затем Зоя вместе с преосвященным направилась к матери великого князя Марии, позже к ним присоединился государь. Об этом в летописи следует не совсем ясная фраза: митрополит «тогда обручалъ ту царевну по обычаю, яко же достоит государьству ихъ». И уже потом новобрачные отправились на литургию, после которой митрополит совершил обряд венчания.
В чем состоял смысл странного обручения? Иван III и Зоя Палеолог уже обручались заочно в Риме, когда роль жениха исполнял посланец великого князя Иван Фрязин. Если в Москве сочли нужным устроить очное обручение накануне венчания, то почему в нем участвовала одна Зоя – уже второй раз? Обручение имело юридический смысл договора, не более того – и этот договор был заключен. И по какому такому «обычаю» данное действие производилось? Скорее всего, посещение палат вдовствующей государыни на самом деле понадобилось, чтобы в камерной, «семейной» обстановке, вдали от посторонних совершить крещение, для пущей конспирации замаскировав его таинственным обручением.
По прибытии в Москву мессир Антонио резко потерял интерес к происходящему, оставил свои прозелитические потуги, и даже когда, обрадованный возможностью схлестнуться с «папежником», митрополит Филипп вызвал его на диспут, посланец Святого престола вяло отбивался от нападок православного иерарха, отговариваясь отсутствием под рукой надлежащей литературы. Е.Е. Голубинский объясняет пассивное поведение легата «благоразумной осторожностью». Возможно. Только куда же исчезли его благоразумие и осторожность, когда он не без вызова демонстрировал в пределах незнакомой иноверной страны свой латинский крест?! Видимо, все это время его преосвященство сопровождал верную дочь Римско-католической церкви, которая в Москве обернулась православной царевной, не нуждавшейся в его услугах.
Сирота, бесприданница, дурнушка
Ошибка резидента
Император Иоанн VIII Палеолог
Католичкой была мать Зои, как, кстати, и обе супруги последнего византийского императора Константина. Не факт, что замужество сопровождалось обязательным переходом в православие – в 418 году папа Мартин V официально разрешил латинским принцессам выходить замуж за Палеологов при условии сохранения ими католической веры. Отец будущей московской государыни деспот Фома официально принял католичество. В марте 1461 года его с почестями приняли в Риме, папа наградил беглого деспота орденом Золотой Розы и назначил содержание в 300 дукатов, к которым позже прибавилось еще 500 дукатов.В 1465 году Фома вызвал в Рим своих детей и через несколько дней после их прибытия умер. Мы не знаем, кто занимался их воспитанием после смерти матери, возможно, дети деспота соблюдали православные обряды. Существует предание, что, когда во время первой церковной службы, на которой они присутствовали в Риме, провозгласили долголетие понтифику, дети Фомы вышли из собора. Возможно, они в действительности смутились, но скорее это легенда, призванная продемонстрировать верность Зои и ее братьев греческой вере. Известно, что Андрей Палеолог стал католиком. Точных сведений о Зое нет, но она воспитывалась при папском дворе католическим кардиналом – было бы очень странно, если бы ватиканское окружение Деспины поддерживало в ней приверженность к православию.
Сохранилось любопытное письмо Виссариона, в котором он начертал программу занятий и воспитания детей византийского деспота. Из этого письма узнаем, что папа по-прежнему будет отпускать определенную сумму на их нужды, в том числе на покрытие расходов по содержанию скромного двора. Среди придворных Виссарион упоминает одного медика, одного профессора греческого языка, одного профессора латыни, переводчика и одного или двух латинских священников.
По вопросу о религии он указывает на волю их отца, деспота Фомы, который просил воспитать детей в лоне западной церкви, а потому они должны жить и одеваться, как «латины», посещать латинскую церковь и вести себя смиренно и покорно перед папой. У вас будет все, заключает Виссарион, если вы станете подражать латинам; в противном случае вы не получите ничего. Зоя вполне подчинилась этому требованию и с того времени жила в Риме и называлась на официальном языке возлюбленной дочерью римской церкви, питомицей апостольского престола.
Существует еще одно обстоятельство, весьма определенно указывающее на конфессиональную принадлежность Зои Палеолог. Как известно, в Москве византийскую принцессу стали называть Софьей. Вызывает удивление и сам этот факт, и индифферентное отношение к нему исследователей. Что за странная и дерзновенная прихоть?! При таинстве крещения ребенок нарекается в честь кого-либо из святых угодников Божиих, который считается небесным покровителем человека, к которому он будет прибегать за молитвенной помощью в течение всей своей жизни. Следовательно, при смене имени человек пренебрегает еще и своим святым, в честь которого он назван.
Православный человек и тогда, и сейчас может изменить имя в трех случаях: при крещении, при постриге и при принятии схимы. Наша героиня ни монашкой, ни схимницей не была. Значит, Зою в Москве накануне венчания окрестили Софьей – очевидно, в честь бабки великого князя Софьи Витовтовны. Значит ли это, что Зоя была католичкой? У нас нет достаточных оснований, чтобы делать столь категоричный вывод. На Руси бытовал обычай перемены имени невесты при венчании. Можно вспомнить, что княжна Екатерина Буйносова-Ростовская, на которой женился царь Василий Шуйский, получила в царицах имя Мария, а девица Мария Хлопова, взятая на царский двор в качестве невесты для царя Михаила Федоровича, была переименована в Анастасию (возможно, в память царицы Анастасии Романовой), когда же брак не состоялся, она снова стала Марией.
И все-таки эти случаи хотя и отстоят от брака Деспины и Ивана III «всего» на сотню с лишним лет, но относятся к другой исторической эпохе, насыщенной многоликим самозванчеством, да и невесты не относились к императорской династии. Более традиционным, характерным для середины XV века стоит признать иное отношение к перемене имени: если бы дочь деспота Фомы крестили по православному обряду и в святом крещении ей было дано имя Зоя, то москвичи вряд ли замыслили называть ее по-другому.
Повторное же крещение для православного христианина невозможно ни при каких обстоятельствах. Это спасительное таинство совершается раз в жизни и является рождением для духовной жизни во Христе. И совершенно иначе обстояло бы дело в случае принадлежности Зои к римо-католикам, либо униатам. Равным образом иностранные принцессы, выходя замуж за византийского императора, в ряде случаев получали новое имя; так, Берта Зульцбахская, первая жена Мануила I Комнина, становится Ириной; такое же имя получает и Аделаида Брунсвикская, жена Андроника III. Возможен и такой вариант: Деспину крестили по православному обряду, но униатские священники – если бы в Москве прознали про это обстоятельство, подобное крещение в глазах русского духовенства опять же выглядело бы «недействительным».
Многие византийские богословы не принимали католическое крещение. Св. Афанасий Париос пишет, что «возвращающимся от латинян нужно безоговорочно, обязательно и необходимо креститься». Также Св. Никодим говорит: «Крещение латинян является лжеименным, а потому неприемлемым…» С ними соглашается и Евстратий: «Западные, приходящие в Православие, должны быть перекрещиваемы. Это действие не является перекрещиванием, так как мы не крестим их из-за того, что они были плохо крещены, но потому что они были совершенно не крещены. Потому что то, что они называют "крещением", называется так ложно и является лжекрещением». При этом ложное крещение, не совершенное православным священником по учению Церкви, считалось не только не очищающим человека от греха, но, напротив, оскверняющим его.
Посол Иван Фрязин вручает великому князю Иоанну III Васильевичу портрет Софьи Палеолог. Художник В. Муйжель
Вместе с тем на сей счет в Византии существовали и другие взгляды. Как следствие, до падения Константинополя в Восточной Церкви не было специальных постановлений относительно способов принятия в православие обращающихся латинян. К XV веку практика изменилась. Св. Марк Эфесский пишет, что в его время латинян принимали через миропомазание. Константинопольский собор 1484 года узаконил практику миропомазания вместе с отречением от заблуждений и исповеданием веры. Что касается Русской церкви, то, по свидетельству кандидата богословия Сергея Говоруна, здесь практика развивалась по-другому: до середины XV века существовала та же неопределенность, что и в Византии: католиков принимали иногда через крещение, но чаще через миропомазание или исповедание веры. Однако после Ферраро-Флорентийского собора (1438–1439 гг.) случаи перекрещивания становились все более и более частыми.Можно предположить, где и когда крестили Деспину. Когда утром 12 ноября 1472 года она въехала в Москву, то проследовала в церковь, где митрополит Филипп благословил «царевну» и ее спутников крестом. Затем Зоя вместе с преосвященным направилась к матери великого князя Марии, позже к ним присоединился государь. Об этом в летописи следует не совсем ясная фраза: митрополит «тогда обручалъ ту царевну по обычаю, яко же достоит государьству ихъ». И уже потом новобрачные отправились на литургию, после которой митрополит совершил обряд венчания.
В чем состоял смысл странного обручения? Иван III и Зоя Палеолог уже обручались заочно в Риме, когда роль жениха исполнял посланец великого князя Иван Фрязин. Если в Москве сочли нужным устроить очное обручение накануне венчания, то почему в нем участвовала одна Зоя – уже второй раз? Обручение имело юридический смысл договора, не более того – и этот договор был заключен. И по какому такому «обычаю» данное действие производилось? Скорее всего, посещение палат вдовствующей государыни на самом деле понадобилось, чтобы в камерной, «семейной» обстановке, вдали от посторонних совершить крещение, для пущей конспирации замаскировав его таинственным обручением.
Венчание Ивана III с Софьей Палеолог в 1472 г. Гравюра XIX в.
В свете католичества (или униатства) Зои-Софьи более понятным становится появление в ее свите папского легата Антонио Бонумбре, епископа Аччии. Точнее, даже не появление, а его вызывающее поведение – весь путь от Пскова римский эмиссар вез во главе процессии латинский крест, водруженный на длинный шест, пока ему не указали на недопустимость подобной демонстрации в пределах православного государства и за 15 верст до Москвы попросту отобрали означенный «крыж».По прибытии в Москву мессир Антонио резко потерял интерес к происходящему, оставил свои прозелитические потуги, и даже когда, обрадованный возможностью схлестнуться с «папежником», митрополит Филипп вызвал его на диспут, посланец Святого престола вяло отбивался от нападок православного иерарха, отговариваясь отсутствием под рукой надлежащей литературы. Е.Е. Голубинский объясняет пассивное поведение легата «благоразумной осторожностью». Возможно. Только куда же исчезли его благоразумие и осторожность, когда он не без вызова демонстрировал в пределах незнакомой иноверной страны свой латинский крест?! Видимо, все это время его преосвященство сопровождал верную дочь Римско-католической церкви, которая в Москве обернулась православной царевной, не нуждавшейся в его услугах.
Сирота, бесприданница, дурнушка
Впрочем, если бы даже Зоя была ярой католичкой, доводы в пользу «прозелитической» версии о первенстве Святого престола в деле замужества византийской принцессы утрачивают свою весомость при сопоставлении со следующими фактами. Известны, по крайней мере, три попытки выдать бесприданницу Зою замуж. В 1466 году – то есть уже в то время, когда московский великий князь был вдовцом – состоялась ее помолвка с некиим «архонтом Каракиолом». Е.Ч. Скржинская полагает, что речь идет о представителе неаполитанского рода Карачиолли. Помолвка, однако, не привела к свадьбе. Между тем современный британский византолог Стивен Рансимен, ссылаясь на записки секретаря императора Константина IX Георгия Франдзиса, сообщает, что Зоя в июне 1466 года вышла замуж «еще девочкой» за римского аристократа из дома Караччоло, но вскоре овдовела. Более того, Франдзис самолично ездил в 1466 году в Рим на свадьбу принцессы и «архонта».
Франдзису нет резона выдумывать, если только издатели или переводчики не перепутали свадьбу с помолвкой. (Рансимен полагает, что Зоя родилась в 1456 году, но в таком случае в 1466 году ей было всего десять лет и речь, скорее всего, могла идти о помолвке.) Если же Зоя на самом деле оказалась юной вдовицей, то резонно, что московские книжники постарались обойти этот щекотливый момент, низведя свадьбу до помолвки. Во всяком случае, сиротку безуспешно пытались выдать замуж еще дважды: за герцога Мантуанского и короля осаждаемого турками Кипра. В Москве, когда дело дошло до сватовства, прознали про эти случаи, но сделали вид, что вполне удовлетворены версией о том, что женихи не подошли Зое из-за «латынства».
Значит ли это, что идея брака эта пришла из Москвы? Падение Византии вызвало острую реакцию в русском обществе и породило напряженные раздумья об исторической судьбе двух государств, общности и преемственности культур и веры, будущем греко-славянской цивилизации. Эти размышления пока не выкристаллизовались в концепцию «Москва – Третий Рим», но очертили круг проблем, которые столь занимали умы московских книжников два последующих столетия. Эти пока не вполне ясные настроения могли послужить благоприятной средой для возникновения планов в отношении выбора будущей супруги московского государя. И что совершенно очевидно – брак с представительницей византийской императорской фамилией поднимал статус великого князя московского и во внутрирусских и в международных сношениях.
Тем более опыт брачного союза представителей Палеологов и Рюриковичей имелся в самом недавнем прошлом. Тетка Ивана III, дочь Василия I Дмитриевича Анна, была первой женой императора Иоанна VIII Палеолога. Юная русская княжна прожила в замужестве всего три года, успев за этот короткий срок сделаться любимицей жителей Константинополя, и стала жертвой морового поветрия. Семейный союз оказался бездетным, впрочем, как и последующие два брака императора Иоанна Палеолога, который царствовал с 1425 по 1448 год.
На сохранившемся до наших дней саккосе, присланном из Византии митрополиту Фотию, находится портретное изображение великого князя Василия Дмитриевича, его супруги Софьи Витовтовны, их дочери Анны и ее порфироносного супруга, причем Иоанн и императрица Анна изображены в византийском царском облачении, с нимбом вокруг голов. Этим саккосом мог вполне пользоваться и митрополит Филипп, и в таком случае пример этого супружества мог буквально маячить перед глазами великого князя и его придворных во время праздничных богослужений.
Вопрос в другом: слышали ли в Москве о существовании Зои Палеолог, ее судьбе и ее местонахождении? Очевидно, обо всем этом в Кремле узнали только 11 февраля 1468 года, когда «прииде из Рима от кардинала Висариона Грек, Юрий именем с “листом”», в котором было написано, что «есть в Риму деспота Аморийскаго Фомы Ветхословца от царства Констянтинаграда дщи его, именем Софиа, православнаа христианка; аще восхочещи поняти еа, то азъ учиню еа в твоем государстве».
Примечательно, что посольство прибыло не от папы, а от кардинала Виссариона, который действовал не в интересах Ватикана, или, вернее, не только в его интересах. Можно назвать другое государство, где хорошо знали о судьбе морейского деспота и его семьи и где с великой охотой заручились бы расположением московского великого князя. Это город-государство Венеция, морская республика, переживавшая период величайшего подъема. В середине XV века венецианский патриций Бернардо Джустиниани горделиво заявлял, что тремя самыми могущественными правителями мира были император, папа и дож. И действительно, Венеция оставалась самым цветущим и богатым городом на всем Апеннинском полуострове вплоть до XVI столетия. А когда сенат республики Св. Марка в 1459 году заявил, что «наша золотая монета… превыше всех золотых монет других народов», это не было безудержным хвастовством.
Фома Палеолог стал налаживать отношения с Венецией, давней соперницей византийцев, почти одновременно с захватом турками Константинополя. После падения Мореи Фома с семьей бежали на остров Корфу (Керкиру) в Ионическом море, который с 1386 года принадлежал Венеции. Благодаря венецианцам, Керкира осталась единственной частью Греции, не попавшей под власть Османской империи. Оттуда изгнанник переправляется в Анкону – порт под контролем республики Св. Марка. Не приходится сомневаться, что в 1463 году Фома Палеолог вместе с папско-венецианской флотилией собирался выступить в поход против османов. Семья его в это время находилась под опекой венецианцев на Корфу, они же переправили Зою и ее братьев в Рим, прослышав о болезни отца, но, очевидно, и после этого венецианский сенат не прерывал связи с высокородными беженцами.
В этой связи стоит вернуться к несостоявшимся бракам Зои Палеолог и побольше узнать о ее женихах. Если о ее муже (или суженном) – «архонте Каракиоле» мы не знаем ничего путного, то два других претендента на руку и сердце Зои идентифицируются без труда, известны даже имена счастливых соперниц византийской принцессы. «Герцог Мантуанский» – Федериго Гонзаго, старший сын маркиза Мантуи Лодовико. (Герцогский титул Гонзаго получат от императора Священной Римской империи в XVI веке.) В 1464 году разразилась война между Венецией и Флоренцией, на стороне республики Св. Марка выступила Модена, а флорентийцев поддерживала Мантуя. В мае 1468 года соперники заключили мир при посредничестве папы Павла II. Венеция в этот момент была явно заинтересована в восстановлении мирных отношений с соседями из Мантуи и могла при содействии понтифика сосватать за Федериго Зою, которую в венецианском сенате, очевидно, рассматривали как своего рода «агента влияния».
Теперь перенесемся на остров Афродиты. В 1458 году скончался король Кипра Иоанн (Жан) II из династии франкских крестоносцев Лузиньянов. Иоанн оставил престол своей законной наследнице Шарлотте. Таким поворотом событий оказался недоволен внебрачный сын короля Иаков (Жак). Он бежал в Египет и, заручившись поддержкой султана, в сопровождении войска вернулся на родину. После многолетней борьбы с сестрой за престол энергичный бастард в 1464 году становится королем Кипра. В этой войне Иакову активно помогали венецианцы, и в первую очередь знатный вельможа Марко Корнаро. Корнаро имел красавицу дочь Катарину. Облик очаровательной венецианки в разные годы запечатлели на своих полотнах Тициан, Беллини, Веронезе и другие известные художники эпохи Возрождения. Один из портретов девушки предусмотрительно прислали Иакову.
Куда было соперничать бесприданнице и сироте с богатой красавицей-аристократкой. Но случилась загвоздка. В то время (шел 1468 год) Катарине Корнаро исполнилось всего четырнадцать лет. Вероятно, поэтому венецианцы на всякий случай предложили кипрскому королю альтернативу в виде Деспины Зои. Однако Иаков выказал готовность ждать совершеннолетия Катарины. Обручение состоялось в Венеции, где вместо жениха присутствовало его доверенное лицо. На церемонию, которая проходила во Дворце дожей, невесту сопровождали сорок представительниц знатнейших венецианских фамилий.
Впрочем, автор «Хроники острова Кипр» XVI века Флорио Бустрон утверждал, что Иаков первоначально пытался убедить Пия II короновать его королем Кипра, а также посодействовать ему в сватовстве к дочери деспота Мореи. Однако понтифик соглашался пожаловать ему корону при условии, что он возьмет в жены его племянницу. Иаков же, увидев портрет оной и прознав про ее нравы, отказался от коронации на сих условиях.
Как бы то ни было, свадьба кипрского короля и венецианки последовала четыре года спустя – на Кипре. При этом Сеньориссима получила право на владение королевством в случае, если Иаков и Катарина умрут, не оставив потомства. Кипр попал под покровительство Венеции. Свергнутая Шарлотта, между прочим, приходившаяся Зое Палеолог кузиной, умерла в Риме после двадцати лет безуспешных попыток получить помощь от европейских королевских дворов и папы. А Катарина Корнаро после смерти короля Иакова в июне 1489 года отреклась от власти в пользу Венеции.
Франдзису нет резона выдумывать, если только издатели или переводчики не перепутали свадьбу с помолвкой. (Рансимен полагает, что Зоя родилась в 1456 году, но в таком случае в 1466 году ей было всего десять лет и речь, скорее всего, могла идти о помолвке.) Если же Зоя на самом деле оказалась юной вдовицей, то резонно, что московские книжники постарались обойти этот щекотливый момент, низведя свадьбу до помолвки. Во всяком случае, сиротку безуспешно пытались выдать замуж еще дважды: за герцога Мантуанского и короля осаждаемого турками Кипра. В Москве, когда дело дошло до сватовства, прознали про эти случаи, но сделали вид, что вполне удовлетворены версией о том, что женихи не подошли Зое из-за «латынства».
Прием у Сикста IV. Художник Мелоццо да Форли
Разумеется, вовсе не это обстоятельство привело к расстройству матримониальных планов. Сами неоднократные попытки сосватать Зою Палеолог исключают версию о том, что Ватикан каким-то образом пытался использовать фактор византийско-православного происхождения невесты в своих далеко идущих экспансионистских планах. Девушку откровенно сбывали с рук, и, казалось бы, лежащая на поверхности счастливая идея превратить Деспину в проводника католического влияния в России не приходила в светлые головы кардинала Виссариона и его коллег по той простой причине, что заняты они были совсем иными заботами. Во всяком случае, если бы одна из предшествующих попыток выдать Зою замуж увенчалась успехом, рассуждения о коварных планах римской курии в отношении Руси говорить потеряли бы всякий смысл.Значит ли это, что идея брака эта пришла из Москвы? Падение Византии вызвало острую реакцию в русском обществе и породило напряженные раздумья об исторической судьбе двух государств, общности и преемственности культур и веры, будущем греко-славянской цивилизации. Эти размышления пока не выкристаллизовались в концепцию «Москва – Третий Рим», но очертили круг проблем, которые столь занимали умы московских книжников два последующих столетия. Эти пока не вполне ясные настроения могли послужить благоприятной средой для возникновения планов в отношении выбора будущей супруги московского государя. И что совершенно очевидно – брак с представительницей византийской императорской фамилией поднимал статус великого князя московского и во внутрирусских и в международных сношениях.
Тем более опыт брачного союза представителей Палеологов и Рюриковичей имелся в самом недавнем прошлом. Тетка Ивана III, дочь Василия I Дмитриевича Анна, была первой женой императора Иоанна VIII Палеолога. Юная русская княжна прожила в замужестве всего три года, успев за этот короткий срок сделаться любимицей жителей Константинополя, и стала жертвой морового поветрия. Семейный союз оказался бездетным, впрочем, как и последующие два брака императора Иоанна Палеолога, который царствовал с 1425 по 1448 год.
На сохранившемся до наших дней саккосе, присланном из Византии митрополиту Фотию, находится портретное изображение великого князя Василия Дмитриевича, его супруги Софьи Витовтовны, их дочери Анны и ее порфироносного супруга, причем Иоанн и императрица Анна изображены в византийском царском облачении, с нимбом вокруг голов. Этим саккосом мог вполне пользоваться и митрополит Филипп, и в таком случае пример этого супружества мог буквально маячить перед глазами великого князя и его придворных во время праздничных богослужений.
Вопрос в другом: слышали ли в Москве о существовании Зои Палеолог, ее судьбе и ее местонахождении? Очевидно, обо всем этом в Кремле узнали только 11 февраля 1468 года, когда «прииде из Рима от кардинала Висариона Грек, Юрий именем с “листом”», в котором было написано, что «есть в Риму деспота Аморийскаго Фомы Ветхословца от царства Констянтинаграда дщи его, именем Софиа, православнаа христианка; аще восхочещи поняти еа, то азъ учиню еа в твоем государстве».
Примечательно, что посольство прибыло не от папы, а от кардинала Виссариона, который действовал не в интересах Ватикана, или, вернее, не только в его интересах. Можно назвать другое государство, где хорошо знали о судьбе морейского деспота и его семьи и где с великой охотой заручились бы расположением московского великого князя. Это город-государство Венеция, морская республика, переживавшая период величайшего подъема. В середине XV века венецианский патриций Бернардо Джустиниани горделиво заявлял, что тремя самыми могущественными правителями мира были император, папа и дож. И действительно, Венеция оставалась самым цветущим и богатым городом на всем Апеннинском полуострове вплоть до XVI столетия. А когда сенат республики Св. Марка в 1459 году заявил, что «наша золотая монета… превыше всех золотых монет других народов», это не было безудержным хвастовством.
Фома Палеолог стал налаживать отношения с Венецией, давней соперницей византийцев, почти одновременно с захватом турками Константинополя. После падения Мореи Фома с семьей бежали на остров Корфу (Керкиру) в Ионическом море, который с 1386 года принадлежал Венеции. Благодаря венецианцам, Керкира осталась единственной частью Греции, не попавшей под власть Османской империи. Оттуда изгнанник переправляется в Анкону – порт под контролем республики Св. Марка. Не приходится сомневаться, что в 1463 году Фома Палеолог вместе с папско-венецианской флотилией собирался выступить в поход против османов. Семья его в это время находилась под опекой венецианцев на Корфу, они же переправили Зою и ее братьев в Рим, прослышав о болезни отца, но, очевидно, и после этого венецианский сенат не прерывал связи с высокородными беженцами.
В этой связи стоит вернуться к несостоявшимся бракам Зои Палеолог и побольше узнать о ее женихах. Если о ее муже (или суженном) – «архонте Каракиоле» мы не знаем ничего путного, то два других претендента на руку и сердце Зои идентифицируются без труда, известны даже имена счастливых соперниц византийской принцессы. «Герцог Мантуанский» – Федериго Гонзаго, старший сын маркиза Мантуи Лодовико. (Герцогский титул Гонзаго получат от императора Священной Римской империи в XVI веке.) В 1464 году разразилась война между Венецией и Флоренцией, на стороне республики Св. Марка выступила Модена, а флорентийцев поддерживала Мантуя. В мае 1468 года соперники заключили мир при посредничестве папы Павла II. Венеция в этот момент была явно заинтересована в восстановлении мирных отношений с соседями из Мантуи и могла при содействии понтифика сосватать за Федериго Зою, которую в венецианском сенате, очевидно, рассматривали как своего рода «агента влияния».
Софья Палеолог. Антропологическая реконструкция
Но венецианская кандидатура по каким-то причинам не удовлетворила Лодовико Гонзаго, который позже решил женить сына на баварской принцессе Маргарите. Исторический анекдот сообщает, что молодой принц пришел в ужас от грубых манер баварцев, а прослышав о непрезентабельной внешности Маргариты, бросился наутек. В итоге Федериго всё-таки пришлось жениться на дурнушке Маргарите: очевидно, мать принца – немка по происхождению – покровительствовала соотечественнице.Теперь перенесемся на остров Афродиты. В 1458 году скончался король Кипра Иоанн (Жан) II из династии франкских крестоносцев Лузиньянов. Иоанн оставил престол своей законной наследнице Шарлотте. Таким поворотом событий оказался недоволен внебрачный сын короля Иаков (Жак). Он бежал в Египет и, заручившись поддержкой султана, в сопровождении войска вернулся на родину. После многолетней борьбы с сестрой за престол энергичный бастард в 1464 году становится королем Кипра. В этой войне Иакову активно помогали венецианцы, и в первую очередь знатный вельможа Марко Корнаро. Корнаро имел красавицу дочь Катарину. Облик очаровательной венецианки в разные годы запечатлели на своих полотнах Тициан, Беллини, Веронезе и другие известные художники эпохи Возрождения. Один из портретов девушки предусмотрительно прислали Иакову.
Катарина Корнаро. Художник Тициан
Зоя Палеолог и в юные годы не могла похвастать обаянием и привлекательностью. Поэт Пульчи в 1472 году карикатурно изобразил невесту русского государя в весьма неприглядном виде. В глазах ренессансного пиита это – гора жира, жирная масляница, «два турецких литавра на груди, отвратительный подбородок, лицо – вспухшее, пара свиных щек, шея, ушедшая в эти литавры, два глаза, стоющие четырех». Синьор Пульчи если и приврал, то не сильно покривил против истины, о чем можно с уверенностью судить по реконструкции внешности Деспины, произведенной С.А. Никитиным в 1994 году. Несмотря на то что перед нами явно не дряхлая старуха (Софья умерла в 55 лет), никаких следов былой красоты обнаружить не удается.Куда было соперничать бесприданнице и сироте с богатой красавицей-аристократкой. Но случилась загвоздка. В то время (шел 1468 год) Катарине Корнаро исполнилось всего четырнадцать лет. Вероятно, поэтому венецианцы на всякий случай предложили кипрскому королю альтернативу в виде Деспины Зои. Однако Иаков выказал готовность ждать совершеннолетия Катарины. Обручение состоялось в Венеции, где вместо жениха присутствовало его доверенное лицо. На церемонию, которая проходила во Дворце дожей, невесту сопровождали сорок представительниц знатнейших венецианских фамилий.
Впрочем, автор «Хроники острова Кипр» XVI века Флорио Бустрон утверждал, что Иаков первоначально пытался убедить Пия II короновать его королем Кипра, а также посодействовать ему в сватовстве к дочери деспота Мореи. Однако понтифик соглашался пожаловать ему корону при условии, что он возьмет в жены его племянницу. Иаков же, увидев портрет оной и прознав про ее нравы, отказался от коронации на сих условиях.
Как бы то ни было, свадьба кипрского короля и венецианки последовала четыре года спустя – на Кипре. При этом Сеньориссима получила право на владение королевством в случае, если Иаков и Катарина умрут, не оставив потомства. Кипр попал под покровительство Венеции. Свергнутая Шарлотта, между прочим, приходившаяся Зое Палеолог кузиной, умерла в Риме после двадцати лет безуспешных попыток получить помощь от европейских королевских дворов и папы. А Катарина Корнаро после смерти короля Иакова в июне 1489 года отреклась от власти в пользу Венеции.
Ошибка резидента
Кардинал Виссарион вполне подходит на роль прилежного помощника венецианцев в деле приобретения надежных партнеров по борьбе с османским натиском. Энергичный и последовательный сторонник удара католического Запада по турецкой экспансии, он изо всех сил пытался помочь своей обреченной родине и тем самым загладить свою вину перед ней, которую в глубине души, похоже, осознавал. Во время попытки организации морского похода из Анконы Виссарион на свои средства даже снарядил галеру. В июле 1453 года, рассказывая в письме дожу Франческо Фоскари о падении Константинополя, он взывал к помощи венецианцев, отмечая, что нужно остановить турок в Греции, пока они не напали на Италию.
В 1458 году Виссарион произносит речь на съезде представителей западных монархов в Мантуе, призывая их к новому крестовому походу. Летом 1463 года папа отправляет Виссариона в Венецию, чтобы побудить республику к войне с турками. Венецианцы не только оказали кардиналу воистину королевские почести, но и действительно выступили против султана. После своего последнего посещения Венеции в 1464 году Виссарион завещал передать Сеньориссиме свою библиотеку, превышавшую фонды папского книгохранилища. В акте дарения, заверенном Сенатом, говорилось, что библиотека посвящается Св. Марку, а ее здание должно быть построено на площади имени святого евангелиста. В ответ благодарные венецианцы внесли греческого эмигранта в знаменитую «золотую книгу», в которую обычно попадались знатные сеньоры, чьи предки заседали в составе Большого Совета.
Разумеется, все брачные планы в отношении Зои получали благословение ее попечителя Виссариона, который сохранил в сердце признательность к морской республике и проддерживал тесные связи с ее элитой. У Виссариона и правителей Республики Св. Марка были одни враги – турки. Венецианцы настойчиво искали союзников для борьбы с ними. Во время первого венецианско-турецкого конфликта 1415 года Сеньориссима пыталась организовать два антитурецких альянса – на юге во главе с сельджкуским князем из Малой Азии, а на севере – с воеводой Валахии. В июле 1463 года Венеция снова вступила в войну, причем ее целью стало освобождение от турок бывшей вотчины Фомы Палеолога – Мореи. Венеция в очередной раз озаботилась поиском союзников. «Блокостроительство» стало жизненно важным для венецианцев после захвата турками в 1470 году Негропонте (Эвбеи) – эта потеря оказалась крайне болезненной для морской республики.
В этих условиях Москва не могла не попасть в сферу интересов Венеции. Виссарион рад был помочь старым друзьям, но загадочная Русь находилась слишком далеко от Ватикана. Однако он мог рассчитывать на человека, в руках которого находились все ниточки, тянущиеся к Москве, Риму и Венеции, и способного связать их воедино. Его звали Джованни Делла Вольпе.
Этот ловкий интриган вполне оправдывал свою фамилию: «volpe» – лиса. Этот гибрид Лоуренса Аравийского и Хлестакова, по происхождению дворянин из Виченцы, города, находившегося под управлением Венеции с 1404 года. Первоначально он жил в Золотой Орде, в 1459 году перешел на службу в Москву в качестве монетного мастера и стал зваться Иваном Фрязиным. И в Орде, и в Москве он оказывался, вероятно, по воле своих венецианских патронов.
Проект брака родился в голове ушлого денежника, либо авторство замысла принадлежит Виссариону, а реализацию плана венецианцы поручили своему резиденту в Москве. Именно Вольпе направил в 1468 году в Италию Джисларди и Траханиота, которые, вероятно, зондировали почву относительно возможности матримониального союза и получили положительный ответ от папы Павла II, кстати, венецианца по рождению. Вместе с посольством 11 февраля 1469 года в Москву «…приидоша и Фрязи: Карло, имянемъ, Ивану Фрязину Московскому денежнику брат большой, да братанич, старейшаго их брата сын, Антон». То есть с посланником Виссариона прибыли брат и племянник «московского» Делла Вольпе (Никон. С.120) Их появление в Москве подтверждает, что великокняжеский денежник имел связь с Апеннинами и теми лицами, от которых получал важные поручения, в том числе и относительно сватовства Зои Палеолог.
В 1458 году Виссарион произносит речь на съезде представителей западных монархов в Мантуе, призывая их к новому крестовому походу. Летом 1463 года папа отправляет Виссариона в Венецию, чтобы побудить республику к войне с турками. Венецианцы не только оказали кардиналу воистину королевские почести, но и действительно выступили против султана. После своего последнего посещения Венеции в 1464 году Виссарион завещал передать Сеньориссиме свою библиотеку, превышавшую фонды папского книгохранилища. В акте дарения, заверенном Сенатом, говорилось, что библиотека посвящается Св. Марку, а ее здание должно быть построено на площади имени святого евангелиста. В ответ благодарные венецианцы внесли греческого эмигранта в знаменитую «золотую книгу», в которую обычно попадались знатные сеньоры, чьи предки заседали в составе Большого Совета.
Разумеется, все брачные планы в отношении Зои получали благословение ее попечителя Виссариона, который сохранил в сердце признательность к морской республике и проддерживал тесные связи с ее элитой. У Виссариона и правителей Республики Св. Марка были одни враги – турки. Венецианцы настойчиво искали союзников для борьбы с ними. Во время первого венецианско-турецкого конфликта 1415 года Сеньориссима пыталась организовать два антитурецких альянса – на юге во главе с сельджкуским князем из Малой Азии, а на севере – с воеводой Валахии. В июле 1463 года Венеция снова вступила в войну, причем ее целью стало освобождение от турок бывшей вотчины Фомы Палеолога – Мореи. Венеция в очередной раз озаботилась поиском союзников. «Блокостроительство» стало жизненно важным для венецианцев после захвата турками в 1470 году Негропонте (Эвбеи) – эта потеря оказалась крайне болезненной для морской республики.
В этих условиях Москва не могла не попасть в сферу интересов Венеции. Виссарион рад был помочь старым друзьям, но загадочная Русь находилась слишком далеко от Ватикана. Однако он мог рассчитывать на человека, в руках которого находились все ниточки, тянущиеся к Москве, Риму и Венеции, и способного связать их воедино. Его звали Джованни Делла Вольпе.
Этот ловкий интриган вполне оправдывал свою фамилию: «volpe» – лиса. Этот гибрид Лоуренса Аравийского и Хлестакова, по происхождению дворянин из Виченцы, города, находившегося под управлением Венеции с 1404 года. Первоначально он жил в Золотой Орде, в 1459 году перешел на службу в Москву в качестве монетного мастера и стал зваться Иваном Фрязиным. И в Орде, и в Москве он оказывался, вероятно, по воле своих венецианских патронов.
Проект брака родился в голове ушлого денежника, либо авторство замысла принадлежит Виссариону, а реализацию плана венецианцы поручили своему резиденту в Москве. Именно Вольпе направил в 1468 году в Италию Джисларди и Траханиота, которые, вероятно, зондировали почву относительно возможности матримониального союза и получили положительный ответ от папы Павла II, кстати, венецианца по рождению. Вместе с посольством 11 февраля 1469 года в Москву «…приидоша и Фрязи: Карло, имянемъ, Ивану Фрязину Московскому денежнику брат большой, да братанич, старейшаго их брата сын, Антон». То есть с посланником Виссариона прибыли брат и племянник «московского» Делла Вольпе (Никон. С.120) Их появление в Москве подтверждает, что великокняжеский денежник имел связь с Апеннинами и теми лицами, от которых получал важные поручения, в том числе и относительно сватовства Зои Палеолог.