Страница:
Ричард застыл и даже затаил дыхание в предвкушении откровения.
— Я купил себе… бессмертие, — тихо произнес Бернард-Хауз, посмотрев на внука, как тому показалось, с иронической улыбкой.
«Спятил, — мелькнуло у Ричарда в голове. — Все-таки девяносто лет старику».
— Не беспокойся, я в здравом уме и твердой памяти. А бессмертие — тот же товар, только дороже прочих. Теперь я могу купить и с т о р и юи сделать с ней все, что хочу, — с расстановкой проговорил старик, пристально глядя на внука, но выражения его лица за начавшим запотевать стеклом скафандра различить не смог.
«Нет, все-таки он окончательно рехнулся, — подумал Ричард. — Что же теперь делать?»
— Еще десять лет назад я приказал своим медицинским институтам решить проблему пересадки моего мозга в молодое, здоровое, сильное мужское тело, — доносился до Ричарда голос деда, ворочавшегося в кресле. — Пять лет спустя врачи заявили, что такая операция пока полностью невозможна. И я уволил всех, кто работал по этой программе, нанял других ученых. К счастью для себя, — Бернард Хауз зловеще улыбнулся, — они отнеслись к моим приказаниям более серьезно. Медикам на основе всех собранных научных сведений удалось составить программу для головного компьютера моего вычислительного центра. Затем компьютеру задали вопрос: когда станет возможной пересадка мозга? Ответ был неутешительным для меня: только через двадцать пять лет, то есть в 2020 году.
Ричард крикнул в скафандре:
— Да, но ведь…
— Совершенно верно, — кивнул старик. — Двадцать пять лет — срок весьма долгий для моего возраста. Поэтому я и вызвал тебя сюда. В тебе течет моя кровь, кровь Хаузов. Ты сделаешь все, что я прикажу. За это будешь щедро вознагражден. Ну, а если же ты ослушаешься… — Пауза была красноречивее слов. Старик устало вздохнул. — Сейчас я нажму кнопку, и кресло, в котором ты находишься, опустится этажом ниже. Там найдешь на столике папку. Прочтешь все бумаги, лежащие в ней. А я тем временем немного отдохну. Через два часа я верну кресло вместе с тобой обратно сюда, и тогда мы продолжим…
Через несколько мгновений Ричард сидел в том же кресле, но уже за столом в небольшой комнатке без окон, в которой ничего, кроме этого стола, и не было. Подняв стекло шлема и утерев пот с лица ладонью, Ричард открыл лежащую перед ним черную кожаную папку и принялся за изучение подшитых и пронумерованных листов, на которых была запечатлена история «империи» Хауза…
А началось все с того, что нюх опытного воротилы уловил интересную тенденцию среди мафиози — старые «семейства», накопившие немалые средства налетами на банки, торговлей спиртным в годы «сухого закона», содержанием публичных и игорных домов, пытались обрести респектабельность. Им необходимо было легализовать миллионы, «выйти на поверхность», и они входили в союзы с промышленниками, банкирами, политиками.
Но после того как первые биржевые начинания мафии довольно быстро лопнули, встретив глухую оппозицию капиталов Хауза, «крестные отцы» поняли, что здесь конкуренции им не выдержать, что разбой и в подметки не годится деловой хватке «честного бизнеса». Приходилось перестраиваться и, отчасти сохраняя свое, работать все же на Хауза. Однако понимание этой необходимости пришло к ним не сразу. Поначалу Вено Джакомо, король мафии Нью-Йорка, решил «проучить» Бернарда Хауза. Полсотни отборных головорезов готовились штурмовать поместье в Неваде, где, по данным его разведки, находился в то время Хауз. Велико же было изумление Джакомо, когда всего за день до операции ФБР накрыло его резиденцию под Нью-Йорком. Ближайший помощник и друг с детских лет, Марио Косой, прежде чем застрелить Джакомо, сказал:
— Ты извини, Вено, но нет другого выхода. Или я тебя, или же они меня. Не удивляйся, я ведь теперь работаю у Хауза.
И Джакомо было чему удивляться в свой предсмертный миг. ФБР терпело его пятнадцать лет и исправно получало за молчание мзду. Но терпение ФБР лопнуло тут же, как только Джакомо захотел поднять руку на самого Хауза. Акции фирмы Хауза стоили куда больше, чем наличные мафии.
Этот урок пошел впрок гангстерам, конечно, а не банкирам. Одно «семейство» за другим начало капитулировать перед императором. А бравые молодцы Джакомо, отобранные в свое время для нападения на поместье Бернарда Хауза в Неваде, стали его гвардией. И тогда-то в руки Хауза перешла изрядная доля организованной торговли наркотиками. Но даже среди самых высопоставленных чиновников его империи мало кто был ознакомлен с информацией, переданной Хаузу Марио Косым. Он поведал миллиардеру, что в операциях Джакомо, охватывающих и Азию, и Африку, и Европу, и Америку, активно участвовали люди нацистского подполья. Они старались прибрать к рукам контроль над сетью в Европе и в Азии и уже замахивались на Америку.
Так перед Бернардом Хаузом встала проблема, требующая неотложного решения…
Н-да, трудно сразу переварить такую информацию. Практически новость для Ричарда состояла только в одном: что Марио использовал в своих операциях нацистское подполье. Но она стоила всех остальных фактов, вместе взятых, тем более если учесть, как Бернард Хауз с ним управился.
Именно сейчас Ричарду не помешал бы добрый глоток бурбона… Он с досадой пнул носком облаченной в ненавистный скафандр ноги стол. Закурить и то нельзя, зажигалка и сигареты остались в пиджаке.
Человек сугубо деловой, старый Хауз презирал нацистов. Одобряя в принципе их методы и цели, он все же считал большинство из них, особенно вождей, бездарными истеричными людьми, демагогами, авантюристами. Из всей нацистской своры он видел цену разве что только в эсэсовцах. От таких кадров, как Скорцени, Бернард Хауз в любое время не отказался бы. Для черной, естественно, работы.
Из документов в черной папке Ричард узнал, что нацистское подполье семидесятых годов интересовало деда потому, что где-то отсиживались главари, хранящие ключи к несметным тайным вкладам «третьего рейха» в швейцарских банках. Но, кроме интереса к нацистским деньгам, думать о них заставляла и необходимость. Он понимал, что наци было просто не по зубам «семейству» Джакомо, чего покойный никак по своей самонадеянности осознать не мог. И поэтому наци могли спокойно копить силы, чтобы захватить охотничьи угодья Джакомо в самих Соединенных Штатах и этим полностью поставить под контроль торговлю наркотиками. Добившись этого, они получили бы в свои руки огромный источник доходов, а дальше — мощное оружие политического влияния.
Люди Хауза разрабатывали сложную операцию несколько лет. Тайно собирали информацию, устанавливали адреса, решали, кого оставить в живых и взять в дальнейшем на службу. Так что дел им хватало с лихвой, всЁ они готовили тщательно и кропотливо.
Потом решительно, быстро и эффективно, как и всегда, провели эту операцию, которую сам старик иронически назвал «Неделей длинных ножей». «Ножи» работали одновременно и в Европе, и в Азии, и в Америке, и в Австралии. Главарей перерезали, остальных прочно, как и требовал Хауз, взяли под контроль, заставив работать на нового хозяина…
Много над чем мог еще поразмышлять Ричард Хауз, продолжая листать «Историю» Бернарда Хауза. Тут на стене вспыхнул красный сигнал, и внук, чертыхнувшись, еле успел опустить стекло шлема, прежде чем снова предстал перед дедом.
КОННИ ПАРКЕР
КОРОНАЦИЯ
— Я купил себе… бессмертие, — тихо произнес Бернард-Хауз, посмотрев на внука, как тому показалось, с иронической улыбкой.
«Спятил, — мелькнуло у Ричарда в голове. — Все-таки девяносто лет старику».
— Не беспокойся, я в здравом уме и твердой памяти. А бессмертие — тот же товар, только дороже прочих. Теперь я могу купить и с т о р и юи сделать с ней все, что хочу, — с расстановкой проговорил старик, пристально глядя на внука, но выражения его лица за начавшим запотевать стеклом скафандра различить не смог.
«Нет, все-таки он окончательно рехнулся, — подумал Ричард. — Что же теперь делать?»
— Еще десять лет назад я приказал своим медицинским институтам решить проблему пересадки моего мозга в молодое, здоровое, сильное мужское тело, — доносился до Ричарда голос деда, ворочавшегося в кресле. — Пять лет спустя врачи заявили, что такая операция пока полностью невозможна. И я уволил всех, кто работал по этой программе, нанял других ученых. К счастью для себя, — Бернард Хауз зловеще улыбнулся, — они отнеслись к моим приказаниям более серьезно. Медикам на основе всех собранных научных сведений удалось составить программу для головного компьютера моего вычислительного центра. Затем компьютеру задали вопрос: когда станет возможной пересадка мозга? Ответ был неутешительным для меня: только через двадцать пять лет, то есть в 2020 году.
Ричард крикнул в скафандре:
— Да, но ведь…
— Совершенно верно, — кивнул старик. — Двадцать пять лет — срок весьма долгий для моего возраста. Поэтому я и вызвал тебя сюда. В тебе течет моя кровь, кровь Хаузов. Ты сделаешь все, что я прикажу. За это будешь щедро вознагражден. Ну, а если же ты ослушаешься… — Пауза была красноречивее слов. Старик устало вздохнул. — Сейчас я нажму кнопку, и кресло, в котором ты находишься, опустится этажом ниже. Там найдешь на столике папку. Прочтешь все бумаги, лежащие в ней. А я тем временем немного отдохну. Через два часа я верну кресло вместе с тобой обратно сюда, и тогда мы продолжим…
Через несколько мгновений Ричард сидел в том же кресле, но уже за столом в небольшой комнатке без окон, в которой ничего, кроме этого стола, и не было. Подняв стекло шлема и утерев пот с лица ладонью, Ричард открыл лежащую перед ним черную кожаную папку и принялся за изучение подшитых и пронумерованных листов, на которых была запечатлена история «империи» Хауза…
А началось все с того, что нюх опытного воротилы уловил интересную тенденцию среди мафиози — старые «семейства», накопившие немалые средства налетами на банки, торговлей спиртным в годы «сухого закона», содержанием публичных и игорных домов, пытались обрести респектабельность. Им необходимо было легализовать миллионы, «выйти на поверхность», и они входили в союзы с промышленниками, банкирами, политиками.
Но после того как первые биржевые начинания мафии довольно быстро лопнули, встретив глухую оппозицию капиталов Хауза, «крестные отцы» поняли, что здесь конкуренции им не выдержать, что разбой и в подметки не годится деловой хватке «честного бизнеса». Приходилось перестраиваться и, отчасти сохраняя свое, работать все же на Хауза. Однако понимание этой необходимости пришло к ним не сразу. Поначалу Вено Джакомо, король мафии Нью-Йорка, решил «проучить» Бернарда Хауза. Полсотни отборных головорезов готовились штурмовать поместье в Неваде, где, по данным его разведки, находился в то время Хауз. Велико же было изумление Джакомо, когда всего за день до операции ФБР накрыло его резиденцию под Нью-Йорком. Ближайший помощник и друг с детских лет, Марио Косой, прежде чем застрелить Джакомо, сказал:
— Ты извини, Вено, но нет другого выхода. Или я тебя, или же они меня. Не удивляйся, я ведь теперь работаю у Хауза.
И Джакомо было чему удивляться в свой предсмертный миг. ФБР терпело его пятнадцать лет и исправно получало за молчание мзду. Но терпение ФБР лопнуло тут же, как только Джакомо захотел поднять руку на самого Хауза. Акции фирмы Хауза стоили куда больше, чем наличные мафии.
Этот урок пошел впрок гангстерам, конечно, а не банкирам. Одно «семейство» за другим начало капитулировать перед императором. А бравые молодцы Джакомо, отобранные в свое время для нападения на поместье Бернарда Хауза в Неваде, стали его гвардией. И тогда-то в руки Хауза перешла изрядная доля организованной торговли наркотиками. Но даже среди самых высопоставленных чиновников его империи мало кто был ознакомлен с информацией, переданной Хаузу Марио Косым. Он поведал миллиардеру, что в операциях Джакомо, охватывающих и Азию, и Африку, и Европу, и Америку, активно участвовали люди нацистского подполья. Они старались прибрать к рукам контроль над сетью в Европе и в Азии и уже замахивались на Америку.
Так перед Бернардом Хаузом встала проблема, требующая неотложного решения…
Н-да, трудно сразу переварить такую информацию. Практически новость для Ричарда состояла только в одном: что Марио использовал в своих операциях нацистское подполье. Но она стоила всех остальных фактов, вместе взятых, тем более если учесть, как Бернард Хауз с ним управился.
Именно сейчас Ричарду не помешал бы добрый глоток бурбона… Он с досадой пнул носком облаченной в ненавистный скафандр ноги стол. Закурить и то нельзя, зажигалка и сигареты остались в пиджаке.
Человек сугубо деловой, старый Хауз презирал нацистов. Одобряя в принципе их методы и цели, он все же считал большинство из них, особенно вождей, бездарными истеричными людьми, демагогами, авантюристами. Из всей нацистской своры он видел цену разве что только в эсэсовцах. От таких кадров, как Скорцени, Бернард Хауз в любое время не отказался бы. Для черной, естественно, работы.
Из документов в черной папке Ричард узнал, что нацистское подполье семидесятых годов интересовало деда потому, что где-то отсиживались главари, хранящие ключи к несметным тайным вкладам «третьего рейха» в швейцарских банках. Но, кроме интереса к нацистским деньгам, думать о них заставляла и необходимость. Он понимал, что наци было просто не по зубам «семейству» Джакомо, чего покойный никак по своей самонадеянности осознать не мог. И поэтому наци могли спокойно копить силы, чтобы захватить охотничьи угодья Джакомо в самих Соединенных Штатах и этим полностью поставить под контроль торговлю наркотиками. Добившись этого, они получили бы в свои руки огромный источник доходов, а дальше — мощное оружие политического влияния.
Люди Хауза разрабатывали сложную операцию несколько лет. Тайно собирали информацию, устанавливали адреса, решали, кого оставить в живых и взять в дальнейшем на службу. Так что дел им хватало с лихвой, всЁ они готовили тщательно и кропотливо.
Потом решительно, быстро и эффективно, как и всегда, провели эту операцию, которую сам старик иронически назвал «Неделей длинных ножей». «Ножи» работали одновременно и в Европе, и в Азии, и в Америке, и в Австралии. Главарей перерезали, остальных прочно, как и требовал Хауз, взяли под контроль, заставив работать на нового хозяина…
Много над чем мог еще поразмышлять Ричард Хауз, продолжая листать «Историю» Бернарда Хауза. Тут на стене вспыхнул красный сигнал, и внук, чертыхнувшись, еле успел опустить стекло шлема, прежде чем снова предстал перед дедом.
КОННИ ПАРКЕР
(7.5.2005 г.)
Вдруг поймала себя на том, что жду звонка Сергея Карпова. Странно, я недавно знакома с этим русским парнем, а уже привыкла к нему и его частым звонкам. Сказать по правде, когда после своих неудачных попыток встретиться с «Его величеством» он вдруг подкараулил меня на улице и пригласил на представление гастролирующего в Нью-Йорке Московского цирка, я отнеслась к этому как к обычной попытке репортера разработать источник и получить необходимую информацию. Кого же еще в таком случае окрутить, если не молоденькую дурочку секретаршу! Что же, вроде бы самый подходящий вариант. Я ведь все уловки этих газетчиков знаю настолько хорошо, что просто вспоминать не хочется…
Именно поэтому-то я сначала резко и холодно отказалась. Ведь в данном случае я была на улице, и значит — сама себе хозяйка и не обязана мило улыбаться журналистам и клиентам фирмы. Но в глазах у этого крупного уверенного парня вдруг появилось такое детское выражение боли и обиды, что я даже растерялась.
— Как вам удалось достать билеты? — спросила я, когда мы уже ехали в такси. — Весь город просто с ума сошел, только о цирке и говорят… Билеты на представления перекупают за бешеные деньги…
— Мне очень хотелось провести с вами вечер, — улыбаясь, ответил он. — Зашел к директору труппы и сказал: «Помогите соотечественнику, совсем пропадаю на чужбине! Встретил американку, которую ничем не проймешь и не удивишь».
— А вы советский?
— Да, я представляю в нашем «Вестнике» Советский Союз, — улыбнулся он.
«Наверное, именно поэтому босс и отказался его принять!» — подумала я.
Мелькнула у меня тогда мысль, не лучше ли сообщить о своей неожиданной встрече с советским журналистом мистеру Джонсону, начальнику службы нашей внутренней безопасности, но я передумала.
Я сидела в гостиной и смотрела на молчащий телефон. Что же он не звонит? Как он может?
Да что же это я? Неужто опять, как зеленая девчонка, влюбилась в журналиста! И это после истории с Моррисом!
Моррис был предупредителен и настырен. «Ах, Конни, вы просто прелесть!» И приглашал в бар, а потом и в свою квартиру. Я догадывалась, чем может все кончиться, когда он в загородном мотеле стал подробно расспрашивать меня о Хаузе, о его делах, о персонале, о порядках в конторе. И это ночью, под самое утро… Но я так любила его, что, хоть и поняла, что он из меня просто-напросто информацию выкачивает, пыталась убедить себя не верить в это. Он журналист, у него работа такая, он должен уметь в любых условиях необходимую информацию добывать. Иначе кто же его в газете будет держать?
И я уверяла себя, что сначала он просто видел во мне удобный подход к Хаузу, при котором можно еще и совместить приятное с полезным, но потом по-настоящему полюбил меня. Я хотела помочь Моррису в его работе. Но Моррис, выведав, что надо было, перестал мне звонить. Я все еще надеялась на что-то, верила, что можно вернуть того, прежнего Морриса. Я преследовала его звонками, пока не поняла: все кончено…
Шесть больших очерков Морриса о Хаузе уничтожили мои иллюзии. К счастью, босс не догадался, от кого узнал Моррис подробности о его персоне. Хауз в целом был даже доволен этой публикацией. Я ничего плохого о нем не рассказала.
Сергей сильный, умный, добрый и открытый, неловко подозревать его в нечестности. Мне хорошо с ним. По газетам и кино я представляла себе русских совсем другими. Вечно насупленными, подозрительными, холодными… И по моим прежним представлениям, они должны были сторониться американских девушек, а не ухаживать за ними. А нравлюсь я ему совершенно определенно. Хотя опять привычное слово тут не подходит.
Нравлюсь-то я многим, мужские взгляды ловлю на себе часто. На меня даже сам босс поглядывает, хотя романы с сотрудницами не в его правилах. А человек он привлекательный, всегда аккуратный, подтянутый. Прямо с рекламы или из фильма. Разговаривает-то как — голоса никогда не повысит. Сплошная вежливость, хотя и проглядывает сквозь нее жесткость и властность. Недаром все у нас за глаза называют Ричарда Хауза «Его Величеством», что ему, разумеется, давно известно. Но он молчит. А раз молчит, значит, нравится ему это. И ведь действительно, что ни говори, «Его Величество» — и богатства хоть отбавляй, и внешность в самый раз.
Богатство… богатство… Конечно, меня не во все посвящают, но я знаю достаточно, чтобы понимать: не все дела чисты у босса, не все деньги — от честного бизнеса. Слишком много у него тайн, и от многих. Хотя, кто его знает, может быть, мне все это только кажется. Да и кто выживет в нашем мире, не сохраняя своих тайн — коммерческих в том числе.
Вспомнить страшно те бесконечно долгие месяцы безуспешных поисков места после коммерческой школы. А ведь закончила я ее блестяще и никак не думала, что основным источником пропитания станет знание стенографии и абсолютная память, не раз выручавшая меня во время учебы. Когда мной вдруг заинтересовался Хауз и предложил через своего сотрудника стать его личной секретаршей, я согласилась почти не раздумывая. И дело было вовсе не в магии имени. Десятки отказов от фирм, куда я посылала свои предложения, лишили меня многих надежд, но уверенность в собственных силах не уменьшилась, и справиться с работой секретарши для меня не составляло труда. Ну еще, может быть, решение подстегнуло любопытство — фигура Хауза манила своей загадочностью.
Но вот кого я здесь терпеть не могу, так это Реймонда Сандерса — начальника личной канцелярии и любимца Ричарда Хауза, — это он тогда и приходил меня нанимать. Противный человек. Весь какой-то скользкий, явно себе на уме. Я даже иногда думаю, что все дела вершит за спиной «Его величества» именно он. И этот самый Сандерс еще и неравнодушен ко мне.
«Ах, Конни, Конни, Конни… Не хотите ли провести со мной уик-энд в Париже? Или в Венеции? Или вас больше устроит сафари в Африке?…» Нужен он мне со своим сафари!
Пришлось мне ему несколько пощечин влепить, чтобы в себя пришел, остыл. Подействовало, из приемной пулей вылетел, хотя и пообещал перед уходом, что так просто этого не оставит.
Да, это вам не тихоня Сергей. А ведь мы с ним ездили уже на пикник в Нью-Джерси, да и дома он у меня был, вспомнить только! Два дня назад, провожая меня из театра, он дошел со мной до самой двери в квартиру и начал вежливо раскланиваться, убедившись, что все в порядке и меня не ждут грабители.
Я предложила ему зайти ко мне выпить кофе, и он так робко согласился, что я чуть не расхохоталась. Что им, операцию, что ли, делают, прежде чем отправлять за границу? Он просидел битый час на ковре подле моей тахты, смотрел на меня грустными преданными глазами и — можете себе только представить — читал стихи! Да их мне в жизни никогда никто не читал! А знаете, сказать начистоту, мне это понравилось. Это очень даже хорошо, когда женщине читают стихи.
Что же он не звонит, черт его возьми! Ну а что будет, когда он позвонит? А тогда… да один только бог знает, чем все это может кончиться. В одном лишь я уверена: что бы ни случилось — я никогда об этом не пожалею.
Почему же все-таки Хауз так упорно уклоняется от встречи с ним? Босс, конечно, не девушка, у него другие критерии, но… Но раньше я такого за ним не замечала, он всегда охотно принимал журналистов.
Наконец-то телефон зазвонил. Я не подошла, а просто рванулась к телефону, как будто после одного или двух звонков Сергей мог повесить трубку, решив, что меня нет дома.
— Что же ты так поздно?
— В редакции задержался, — виновато звучал его голос. — Получал очередной нагоняй от редактора.
— Ну ладно, потом расскажешь. Что ты предлагаешь предпринять сегодня?
— Честно говоря, еще не знаю, — признался Сергей. — Как-то не было времени подумать.
— И не надо думать, — уверенно сказала я. — Все уже решено за тебя. Ты сейчас, просто немедленно, приедешь ко мне в гости. И не вздумай отказываться. Надо было звонить раньше, тогда, может, что-нибудь бы и придумали. А теперь уж слушайся меня.
Если бы он позвонил и на три часа раньше, все равно я ничего изобретать бы не стала. Но ему-то совершенно необязательно знать об этом.
— Да я и не собираюсь возражать, — смущенно ответил он. — Жди, сейчас приеду!
Приготовить что-нибудь на скорую руку, когда полон холодильник, труда не составляло. Руки резали овощи, терли сыр, накрывали на стол, мысли же вертелись вокруг одного — сказать или не сказать Сергею, что через день я поеду на неделю, если не больше, на Остров, принадлежащий Хаузу. С одной стороны, вроде бы можно признаться. Но завтра-то я еще буду здесь. Так что, пожалуй, успею.
Остров… И зачем я там понадобилась? Сказали мне только, что там будет какое-то совещание, и я могу потребоваться — обычного штата секретарш не хватает. Кто его знает, может быть, это и так. Но я не очень-то люблю туда ездить, хотя там все шикарно, по высшему разряду.
И яхты, и пляж, и большая вилла для гостей, и теннисный корт, и зверинец, и все, что угодно. Главное же — это гигантский вычислительный центр, электронный мозг всего хаузовского бизнеса. Мозг, который наверняка знает то, о чем я даже и не догадываюсь. Мозг, без которого, как я думаю, Хауз никогда не стал бы столь могущественным. Мозг, на который босс израсходовал просто огромные деньги, но никогда не пожалел и не пожалеет об этом.
И все-таки не из-за этого электронного монстра я не люблю Остров. Просто там везде чувствуется хозяин. Да, да, именно хозяин-властитель. Там, и только там, наш милый миллиардер-плейбой позволяет себе быть тем, что он представляет собой на самом деле — «Его величеством». Посторонним на Остров въезд запрещен. И охраняется Остров военными катерами.
И этот мерзкий старый козел Сандерс обязательно там опять начнет приставать ко мне…
Рассказать про Сандерса Сереже? Он бы его взял за воротник двумя пальцами и… Я встала с тахты и пошла на кухню, чтобы взять из холодильника бутылку «Пепси». И в это время раздался звонок в дверь. Ну наконец-то… Наконец… Наконец…
Вдруг поймала себя на том, что жду звонка Сергея Карпова. Странно, я недавно знакома с этим русским парнем, а уже привыкла к нему и его частым звонкам. Сказать по правде, когда после своих неудачных попыток встретиться с «Его величеством» он вдруг подкараулил меня на улице и пригласил на представление гастролирующего в Нью-Йорке Московского цирка, я отнеслась к этому как к обычной попытке репортера разработать источник и получить необходимую информацию. Кого же еще в таком случае окрутить, если не молоденькую дурочку секретаршу! Что же, вроде бы самый подходящий вариант. Я ведь все уловки этих газетчиков знаю настолько хорошо, что просто вспоминать не хочется…
Именно поэтому-то я сначала резко и холодно отказалась. Ведь в данном случае я была на улице, и значит — сама себе хозяйка и не обязана мило улыбаться журналистам и клиентам фирмы. Но в глазах у этого крупного уверенного парня вдруг появилось такое детское выражение боли и обиды, что я даже растерялась.
— Как вам удалось достать билеты? — спросила я, когда мы уже ехали в такси. — Весь город просто с ума сошел, только о цирке и говорят… Билеты на представления перекупают за бешеные деньги…
— Мне очень хотелось провести с вами вечер, — улыбаясь, ответил он. — Зашел к директору труппы и сказал: «Помогите соотечественнику, совсем пропадаю на чужбине! Встретил американку, которую ничем не проймешь и не удивишь».
— А вы советский?
— Да, я представляю в нашем «Вестнике» Советский Союз, — улыбнулся он.
«Наверное, именно поэтому босс и отказался его принять!» — подумала я.
Мелькнула у меня тогда мысль, не лучше ли сообщить о своей неожиданной встрече с советским журналистом мистеру Джонсону, начальнику службы нашей внутренней безопасности, но я передумала.
Я сидела в гостиной и смотрела на молчащий телефон. Что же он не звонит? Как он может?
Да что же это я? Неужто опять, как зеленая девчонка, влюбилась в журналиста! И это после истории с Моррисом!
Моррис был предупредителен и настырен. «Ах, Конни, вы просто прелесть!» И приглашал в бар, а потом и в свою квартиру. Я догадывалась, чем может все кончиться, когда он в загородном мотеле стал подробно расспрашивать меня о Хаузе, о его делах, о персонале, о порядках в конторе. И это ночью, под самое утро… Но я так любила его, что, хоть и поняла, что он из меня просто-напросто информацию выкачивает, пыталась убедить себя не верить в это. Он журналист, у него работа такая, он должен уметь в любых условиях необходимую информацию добывать. Иначе кто же его в газете будет держать?
И я уверяла себя, что сначала он просто видел во мне удобный подход к Хаузу, при котором можно еще и совместить приятное с полезным, но потом по-настоящему полюбил меня. Я хотела помочь Моррису в его работе. Но Моррис, выведав, что надо было, перестал мне звонить. Я все еще надеялась на что-то, верила, что можно вернуть того, прежнего Морриса. Я преследовала его звонками, пока не поняла: все кончено…
Шесть больших очерков Морриса о Хаузе уничтожили мои иллюзии. К счастью, босс не догадался, от кого узнал Моррис подробности о его персоне. Хауз в целом был даже доволен этой публикацией. Я ничего плохого о нем не рассказала.
Сергей сильный, умный, добрый и открытый, неловко подозревать его в нечестности. Мне хорошо с ним. По газетам и кино я представляла себе русских совсем другими. Вечно насупленными, подозрительными, холодными… И по моим прежним представлениям, они должны были сторониться американских девушек, а не ухаживать за ними. А нравлюсь я ему совершенно определенно. Хотя опять привычное слово тут не подходит.
Нравлюсь-то я многим, мужские взгляды ловлю на себе часто. На меня даже сам босс поглядывает, хотя романы с сотрудницами не в его правилах. А человек он привлекательный, всегда аккуратный, подтянутый. Прямо с рекламы или из фильма. Разговаривает-то как — голоса никогда не повысит. Сплошная вежливость, хотя и проглядывает сквозь нее жесткость и властность. Недаром все у нас за глаза называют Ричарда Хауза «Его Величеством», что ему, разумеется, давно известно. Но он молчит. А раз молчит, значит, нравится ему это. И ведь действительно, что ни говори, «Его Величество» — и богатства хоть отбавляй, и внешность в самый раз.
Богатство… богатство… Конечно, меня не во все посвящают, но я знаю достаточно, чтобы понимать: не все дела чисты у босса, не все деньги — от честного бизнеса. Слишком много у него тайн, и от многих. Хотя, кто его знает, может быть, мне все это только кажется. Да и кто выживет в нашем мире, не сохраняя своих тайн — коммерческих в том числе.
Вспомнить страшно те бесконечно долгие месяцы безуспешных поисков места после коммерческой школы. А ведь закончила я ее блестяще и никак не думала, что основным источником пропитания станет знание стенографии и абсолютная память, не раз выручавшая меня во время учебы. Когда мной вдруг заинтересовался Хауз и предложил через своего сотрудника стать его личной секретаршей, я согласилась почти не раздумывая. И дело было вовсе не в магии имени. Десятки отказов от фирм, куда я посылала свои предложения, лишили меня многих надежд, но уверенность в собственных силах не уменьшилась, и справиться с работой секретарши для меня не составляло труда. Ну еще, может быть, решение подстегнуло любопытство — фигура Хауза манила своей загадочностью.
Но вот кого я здесь терпеть не могу, так это Реймонда Сандерса — начальника личной канцелярии и любимца Ричарда Хауза, — это он тогда и приходил меня нанимать. Противный человек. Весь какой-то скользкий, явно себе на уме. Я даже иногда думаю, что все дела вершит за спиной «Его величества» именно он. И этот самый Сандерс еще и неравнодушен ко мне.
«Ах, Конни, Конни, Конни… Не хотите ли провести со мной уик-энд в Париже? Или в Венеции? Или вас больше устроит сафари в Африке?…» Нужен он мне со своим сафари!
Пришлось мне ему несколько пощечин влепить, чтобы в себя пришел, остыл. Подействовало, из приемной пулей вылетел, хотя и пообещал перед уходом, что так просто этого не оставит.
Да, это вам не тихоня Сергей. А ведь мы с ним ездили уже на пикник в Нью-Джерси, да и дома он у меня был, вспомнить только! Два дня назад, провожая меня из театра, он дошел со мной до самой двери в квартиру и начал вежливо раскланиваться, убедившись, что все в порядке и меня не ждут грабители.
Я предложила ему зайти ко мне выпить кофе, и он так робко согласился, что я чуть не расхохоталась. Что им, операцию, что ли, делают, прежде чем отправлять за границу? Он просидел битый час на ковре подле моей тахты, смотрел на меня грустными преданными глазами и — можете себе только представить — читал стихи! Да их мне в жизни никогда никто не читал! А знаете, сказать начистоту, мне это понравилось. Это очень даже хорошо, когда женщине читают стихи.
Что же он не звонит, черт его возьми! Ну а что будет, когда он позвонит? А тогда… да один только бог знает, чем все это может кончиться. В одном лишь я уверена: что бы ни случилось — я никогда об этом не пожалею.
Почему же все-таки Хауз так упорно уклоняется от встречи с ним? Босс, конечно, не девушка, у него другие критерии, но… Но раньше я такого за ним не замечала, он всегда охотно принимал журналистов.
Наконец-то телефон зазвонил. Я не подошла, а просто рванулась к телефону, как будто после одного или двух звонков Сергей мог повесить трубку, решив, что меня нет дома.
— Что же ты так поздно?
— В редакции задержался, — виновато звучал его голос. — Получал очередной нагоняй от редактора.
— Ну ладно, потом расскажешь. Что ты предлагаешь предпринять сегодня?
— Честно говоря, еще не знаю, — признался Сергей. — Как-то не было времени подумать.
— И не надо думать, — уверенно сказала я. — Все уже решено за тебя. Ты сейчас, просто немедленно, приедешь ко мне в гости. И не вздумай отказываться. Надо было звонить раньше, тогда, может, что-нибудь бы и придумали. А теперь уж слушайся меня.
Если бы он позвонил и на три часа раньше, все равно я ничего изобретать бы не стала. Но ему-то совершенно необязательно знать об этом.
— Да я и не собираюсь возражать, — смущенно ответил он. — Жди, сейчас приеду!
Приготовить что-нибудь на скорую руку, когда полон холодильник, труда не составляло. Руки резали овощи, терли сыр, накрывали на стол, мысли же вертелись вокруг одного — сказать или не сказать Сергею, что через день я поеду на неделю, если не больше, на Остров, принадлежащий Хаузу. С одной стороны, вроде бы можно признаться. Но завтра-то я еще буду здесь. Так что, пожалуй, успею.
Остров… И зачем я там понадобилась? Сказали мне только, что там будет какое-то совещание, и я могу потребоваться — обычного штата секретарш не хватает. Кто его знает, может быть, это и так. Но я не очень-то люблю туда ездить, хотя там все шикарно, по высшему разряду.
И яхты, и пляж, и большая вилла для гостей, и теннисный корт, и зверинец, и все, что угодно. Главное же — это гигантский вычислительный центр, электронный мозг всего хаузовского бизнеса. Мозг, который наверняка знает то, о чем я даже и не догадываюсь. Мозг, без которого, как я думаю, Хауз никогда не стал бы столь могущественным. Мозг, на который босс израсходовал просто огромные деньги, но никогда не пожалел и не пожалеет об этом.
И все-таки не из-за этого электронного монстра я не люблю Остров. Просто там везде чувствуется хозяин. Да, да, именно хозяин-властитель. Там, и только там, наш милый миллиардер-плейбой позволяет себе быть тем, что он представляет собой на самом деле — «Его величеством». Посторонним на Остров въезд запрещен. И охраняется Остров военными катерами.
И этот мерзкий старый козел Сандерс обязательно там опять начнет приставать ко мне…
Рассказать про Сандерса Сереже? Он бы его взял за воротник двумя пальцами и… Я встала с тахты и пошла на кухню, чтобы взять из холодильника бутылку «Пепси». И в это время раздался звонок в дверь. Ну наконец-то… Наконец… Наконец…
КОРОНАЦИЯ
(1.4.1996 г.)
Подруливая к стоянке, Ричард Хауз глянул на циферблат электронного календаря, установленного над приборной доской. «1 апреля 1996 года». Всего лишь год с небольшим понадобился деду Бернарду, чтобы привести в порядок свои дела, поставить Ричарда под надежный, по его мнению, контроль и уйти дожидаться 2020 года, нового тела и вожделенного бессмертия.
«Спи спокойно, дорогой дедуля! — с улыбкой подумал Ричард. — Наверное, от старости стал ты таким наивным, что вознамерился управлять мною из-под земли. Отгородился стеклянными стенками не только от микробов, но и от нас грешных. Роскошь, непозволительная даже императору».
Захлопнув дверцу машины, Ричард неторопливо огляделся по сторонам. У подъезда мрачного серого дома, в котором с 1935 года размещалась известнейшая в стране респектабельная юридическая фирма, лениво прохаживались двое парней из его личной охраны.
«Да, дедушка, не подозревал ты, что у меня уже четыре года существует своя разведка и своя личная охрана, — посмеялся про себя Ричард. — Впрочем, ты многого не знал. В том числе и того, сколько причитающихся тебе миллионов уплыло в мои карманы…»
Согласно плану операции внутри дома находится еще шестеро его людей. Под видом посетителей, почтальонов, рассыльных. Если переговоры не увенчаются успехом и стороны не поймут друг друга, то делом займутся его ребята. Реймонд Сандерс — младший совладелец конторы, не единожды оказывавший Ричарду тайные и весьма высокооплачиваемые услуги, — выполнил задание и на этот раз, сумев вовремя ознакомиться с секретными инструкциями старого Хауза и принять кое-какие меры, не поставив о них в известность главу компании.
«Сегодня ведь первое апреля! — осенило вдруг Ричарда. — Вот выйдет шутка на славу! Жаль, рассказать некому. Однако пора и на коронацию. На второй этаж, где почтенные юристы сейчас вложат мне в руки скипетр, хотя сами пока и не подозревают об этом…»
Грузный седовласый джентльмен восьмидесяти лет, глава фирмы Дэвид Томз, вежливо, но без должного, как счел Ричард, почтения указал ему на кресло перед своим столом:
— Прошу, мистер Хауз.
По сторонам стола сидели брат хозяина Джордж и младший совладелец фирмы Реймонд Сандерс.
— Мистер Хауз, — продолжал Дэвид Томз, дождавшись, пока секретарша расставит чашки с кофе и выйдет, — я имел честь пригласить вас сюда для того, чтобы огласить письмо-инструкцию вашего деда Бернарда Хауза, одного из самых уважаемых клиентов нашей фирмы. Попутно хотелось бы отметить, что иметь дело с мистером Бернардом Хаузом всегда было приятно. И я, и мои партнеры восхищены мудростью, прозорливостью и великодушием этого замечательного человека, согласившегося на рискованный эксперимент во имя прогресса науки и общественного блага.
Ричард удержался от усмешки. Если девяностолетний миллиардер пытается купить себе новую жизнь, это теперь называется «радеть прогрессу человечества»!
— Мы польщены, — монотонно продолжал Томз, — что он избрал именно нашу фирму, чтобы следить за неуклонным соблюдением своей воли. Здесь, — он поднял пухлый, запечатанный сургучом пакет, — лежат тщательно продуманные и, смею вам заметить, с моей помощью подготовленные инструкции. Прежде чем зачитать их полностью, я хотел бы изложить вам суть в нескольких простых фразах, лишенных нашего юридического крючкотворства.
Содержание инструкций вашего деда сводится к следующему: ученые его медицинских фондов и институтов разработали технику искусственного летаргического сна. Благородный Бернард Хауз решил подвергнуть риску самого себя и лично провести практический эксперимент. Не сомневаюсь, что когда-нибудь человечество по достоинству оценит величие его души.
Ваш дед приказал своим ученым поместить себя в специальную камеру жизнеобеспечения и разбудить в 2020 году. Вас, внука Бернарда Хауза, он назначает управляющим своими делами на период отсутствия. Бумаги, которые я намерен сейчас огласить, излагают все это юридическим языком с соблюдением определенных мер предосторожности, рассчитанных, позвольте сказать откровенно, на то, чтобы интересы Бернарда Хауза к 2020 году никак не пострадали и чтобы, воспрянув от сна, он без помех и каких бы там ни было препятствий сумел бы вновь принять бразды правления.
«Да, яснее не скажешь, — подумал Ричард. — Все продумано до мелочей для того, чтобы я не смог узурпировать власть. Не предупреди меня вовремя Сандерс…»
— Бернард Хауз, достойный гражданин и глубоко порядочный член общества, — нудно гудел Томз, — всю жизнь чтил общественное мнение. Хорошо известно, что свои предприятия он рассматривал как общественное достояние и поэтому всегда охотно информировал о своих планах и замыслах как держателей акций — совладельцев, так и широкую общественность. Исходя из этой принципиальной политики, мистер Хауз распорядился разослать в редакции ведущих газет сообщение о задуманном эксперименте. Нет сомнения, что миллионы читателей во всем мире будут с нетерпением ждать 2020 года и приветствовать возвращение героя, послужившего науке, а следовательно, и им всем…
«Попробовал бы я хоть пальцем пошевельнуть, — снова подумал Ричард, — публика разорвала бы меня на куски. Ну ничего, покажу же я им сейчас».
— Выполняя волю Бернарда Хауза, — со скучной торжественностью бубнил Томз, — мы отправили сообщение в газеты в ту минуту, как вы вошли в этот кабинет. Когда вы — управляющий делами Хауза и его внук — покинете кабинет после нашей беседы, вас с энтузиазмом встретит толпа репортеров, жаждущих подробностей. А сейчас позвольте мне взломать печати и огласить официальные документы.
— Не трудитесь, мистер Томз, — добродушно сказал Ричард, доставая сигареты.
«Теперь придется, пожалуй, перейти на сигары, — ухмыльнулся про себя Хауз. — Или, может, императору больше пойдет трубка от Данхилла? Подумать только, какая чушь лезет в голову в самые серьезные минуты!»
— Простите? — недоуменно поднял брови Томз. Его брат встрепенулся в кресле. Лишь Реймонд Сандерс, стоя за спиной Томза, сохранял спокойствие.
Ричард неторопливо прикурил от настольного «ронсона» и с удовольствием затянулся. Нет, все-таки к сигаретам он привык больше, а для сигар нужны спички, вечно они теряются…
— Мистер Томз, надеюсь, вы обратили внимание, что я в трауре? Мой любимый дед Бернард Хауз, которому я стольким обязан, неожиданно скончался на своем острове в Атлантическом океане и незамедлительно был кремирован согласно письменной инструкции, давно переданной им своему персоналу на случай внезапной смерти. Я прилетел в Нью-Йорк сегодня утром из Испании, где проводил свой отпуск и откуда меня вызвали в связи со смертью деда. — Ричард раскрыл плоский портфель-«дипломат», извлек из него пухлый, запечатанный сургучом пакет и передал его по-прежнему невозмутимому Сандерсу.
— Здесь, — продолжил Ричард, — с удовольствием передразнивая оторопевшего Томза-старшего, — лежит тщательно продуманное и, смею заметить, с моей помощью составленное завещание, которое мой предусмотрительный дед Бернард Хауз передал вашей фирме на хранение еще пять лет назад, будучи в здравом уме и твердой памяти. Не так ли, мистер Сандерс?
— Что?! — выдохнул Томз.
— Совершенно верно, — прогудел младший совладелец. — Вы, мистер Томз, показали мне этот пакет сегодня утром, достав его на моих глазах из сейфа, и поручили пригласить мистера Ричарда Хауза сюда, чтобы сообщить ему последнюю волю его почившего деда. Поэтому я и позволил себе несколько подредактировать текст сообщения, отправленного по вашему приказанию в газеты, как только мистер Ричард Хауз переступил порог этого кабинета. Боюсь, что мистер Хауз так потрясен смертью своего горячо любимого деда, что вряд ли будет в состоянии отвечать на вопросы репортеров. Щадя его чувства, я предложил бы ему покинуть здание через черный ход и воспользоваться моим автомобилем.
Оба Томза лишились дара речи. Они смотрели вытаращенными глазами то друг на друга, то на Сандерса, то на Ричарда Хауза.
Подруливая к стоянке, Ричард Хауз глянул на циферблат электронного календаря, установленного над приборной доской. «1 апреля 1996 года». Всего лишь год с небольшим понадобился деду Бернарду, чтобы привести в порядок свои дела, поставить Ричарда под надежный, по его мнению, контроль и уйти дожидаться 2020 года, нового тела и вожделенного бессмертия.
«Спи спокойно, дорогой дедуля! — с улыбкой подумал Ричард. — Наверное, от старости стал ты таким наивным, что вознамерился управлять мною из-под земли. Отгородился стеклянными стенками не только от микробов, но и от нас грешных. Роскошь, непозволительная даже императору».
Захлопнув дверцу машины, Ричард неторопливо огляделся по сторонам. У подъезда мрачного серого дома, в котором с 1935 года размещалась известнейшая в стране респектабельная юридическая фирма, лениво прохаживались двое парней из его личной охраны.
«Да, дедушка, не подозревал ты, что у меня уже четыре года существует своя разведка и своя личная охрана, — посмеялся про себя Ричард. — Впрочем, ты многого не знал. В том числе и того, сколько причитающихся тебе миллионов уплыло в мои карманы…»
Согласно плану операции внутри дома находится еще шестеро его людей. Под видом посетителей, почтальонов, рассыльных. Если переговоры не увенчаются успехом и стороны не поймут друг друга, то делом займутся его ребята. Реймонд Сандерс — младший совладелец конторы, не единожды оказывавший Ричарду тайные и весьма высокооплачиваемые услуги, — выполнил задание и на этот раз, сумев вовремя ознакомиться с секретными инструкциями старого Хауза и принять кое-какие меры, не поставив о них в известность главу компании.
«Сегодня ведь первое апреля! — осенило вдруг Ричарда. — Вот выйдет шутка на славу! Жаль, рассказать некому. Однако пора и на коронацию. На второй этаж, где почтенные юристы сейчас вложат мне в руки скипетр, хотя сами пока и не подозревают об этом…»
Грузный седовласый джентльмен восьмидесяти лет, глава фирмы Дэвид Томз, вежливо, но без должного, как счел Ричард, почтения указал ему на кресло перед своим столом:
— Прошу, мистер Хауз.
По сторонам стола сидели брат хозяина Джордж и младший совладелец фирмы Реймонд Сандерс.
— Мистер Хауз, — продолжал Дэвид Томз, дождавшись, пока секретарша расставит чашки с кофе и выйдет, — я имел честь пригласить вас сюда для того, чтобы огласить письмо-инструкцию вашего деда Бернарда Хауза, одного из самых уважаемых клиентов нашей фирмы. Попутно хотелось бы отметить, что иметь дело с мистером Бернардом Хаузом всегда было приятно. И я, и мои партнеры восхищены мудростью, прозорливостью и великодушием этого замечательного человека, согласившегося на рискованный эксперимент во имя прогресса науки и общественного блага.
Ричард удержался от усмешки. Если девяностолетний миллиардер пытается купить себе новую жизнь, это теперь называется «радеть прогрессу человечества»!
— Мы польщены, — монотонно продолжал Томз, — что он избрал именно нашу фирму, чтобы следить за неуклонным соблюдением своей воли. Здесь, — он поднял пухлый, запечатанный сургучом пакет, — лежат тщательно продуманные и, смею вам заметить, с моей помощью подготовленные инструкции. Прежде чем зачитать их полностью, я хотел бы изложить вам суть в нескольких простых фразах, лишенных нашего юридического крючкотворства.
Содержание инструкций вашего деда сводится к следующему: ученые его медицинских фондов и институтов разработали технику искусственного летаргического сна. Благородный Бернард Хауз решил подвергнуть риску самого себя и лично провести практический эксперимент. Не сомневаюсь, что когда-нибудь человечество по достоинству оценит величие его души.
Ваш дед приказал своим ученым поместить себя в специальную камеру жизнеобеспечения и разбудить в 2020 году. Вас, внука Бернарда Хауза, он назначает управляющим своими делами на период отсутствия. Бумаги, которые я намерен сейчас огласить, излагают все это юридическим языком с соблюдением определенных мер предосторожности, рассчитанных, позвольте сказать откровенно, на то, чтобы интересы Бернарда Хауза к 2020 году никак не пострадали и чтобы, воспрянув от сна, он без помех и каких бы там ни было препятствий сумел бы вновь принять бразды правления.
«Да, яснее не скажешь, — подумал Ричард. — Все продумано до мелочей для того, чтобы я не смог узурпировать власть. Не предупреди меня вовремя Сандерс…»
— Бернард Хауз, достойный гражданин и глубоко порядочный член общества, — нудно гудел Томз, — всю жизнь чтил общественное мнение. Хорошо известно, что свои предприятия он рассматривал как общественное достояние и поэтому всегда охотно информировал о своих планах и замыслах как держателей акций — совладельцев, так и широкую общественность. Исходя из этой принципиальной политики, мистер Хауз распорядился разослать в редакции ведущих газет сообщение о задуманном эксперименте. Нет сомнения, что миллионы читателей во всем мире будут с нетерпением ждать 2020 года и приветствовать возвращение героя, послужившего науке, а следовательно, и им всем…
«Попробовал бы я хоть пальцем пошевельнуть, — снова подумал Ричард, — публика разорвала бы меня на куски. Ну ничего, покажу же я им сейчас».
— Выполняя волю Бернарда Хауза, — со скучной торжественностью бубнил Томз, — мы отправили сообщение в газеты в ту минуту, как вы вошли в этот кабинет. Когда вы — управляющий делами Хауза и его внук — покинете кабинет после нашей беседы, вас с энтузиазмом встретит толпа репортеров, жаждущих подробностей. А сейчас позвольте мне взломать печати и огласить официальные документы.
— Не трудитесь, мистер Томз, — добродушно сказал Ричард, доставая сигареты.
«Теперь придется, пожалуй, перейти на сигары, — ухмыльнулся про себя Хауз. — Или, может, императору больше пойдет трубка от Данхилла? Подумать только, какая чушь лезет в голову в самые серьезные минуты!»
— Простите? — недоуменно поднял брови Томз. Его брат встрепенулся в кресле. Лишь Реймонд Сандерс, стоя за спиной Томза, сохранял спокойствие.
Ричард неторопливо прикурил от настольного «ронсона» и с удовольствием затянулся. Нет, все-таки к сигаретам он привык больше, а для сигар нужны спички, вечно они теряются…
— Мистер Томз, надеюсь, вы обратили внимание, что я в трауре? Мой любимый дед Бернард Хауз, которому я стольким обязан, неожиданно скончался на своем острове в Атлантическом океане и незамедлительно был кремирован согласно письменной инструкции, давно переданной им своему персоналу на случай внезапной смерти. Я прилетел в Нью-Йорк сегодня утром из Испании, где проводил свой отпуск и откуда меня вызвали в связи со смертью деда. — Ричард раскрыл плоский портфель-«дипломат», извлек из него пухлый, запечатанный сургучом пакет и передал его по-прежнему невозмутимому Сандерсу.
— Здесь, — продолжил Ричард, — с удовольствием передразнивая оторопевшего Томза-старшего, — лежит тщательно продуманное и, смею заметить, с моей помощью составленное завещание, которое мой предусмотрительный дед Бернард Хауз передал вашей фирме на хранение еще пять лет назад, будучи в здравом уме и твердой памяти. Не так ли, мистер Сандерс?
— Что?! — выдохнул Томз.
— Совершенно верно, — прогудел младший совладелец. — Вы, мистер Томз, показали мне этот пакет сегодня утром, достав его на моих глазах из сейфа, и поручили пригласить мистера Ричарда Хауза сюда, чтобы сообщить ему последнюю волю его почившего деда. Поэтому я и позволил себе несколько подредактировать текст сообщения, отправленного по вашему приказанию в газеты, как только мистер Ричард Хауз переступил порог этого кабинета. Боюсь, что мистер Хауз так потрясен смертью своего горячо любимого деда, что вряд ли будет в состоянии отвечать на вопросы репортеров. Щадя его чувства, я предложил бы ему покинуть здание через черный ход и воспользоваться моим автомобилем.
Оба Томза лишились дара речи. Они смотрели вытаращенными глазами то друг на друга, то на Сандерса, то на Ричарда Хауза.