Страница:
— Да, я знала, чем занимались мои братья. Но мне казалось это вполне безобидным. — Она сердито посмотрела на Брейдера. — Тебе легко судить. Если бы у тебя были такие родители, как у нас, ты бы, возможно, тоже уподобился моим братьям.
— Даже если бы мне нечем было заняться в жизни, я вряд ли принял бы Гарри в качестве образца для подражания.
Она ответила с горькой усмешкой.
— Многие из тех, кто спорил с братьями и проиграл пари, похожи на Гарри, хотя и имеют деньги. Их честолюбие подсказывало им, что я окажусь легкой добычей. Что случилось е людьми? Они уверены, что денег и громкого титула достаточно, чтобы покорить сердце женщины.
Брейдер от души рассмеялся.
— А разве не так? Разве ты не искала этого?
Разозлившись, она бросила.
— Во всем виноват мой отец. Я была тем, чем хотел сделать меня отец. А я хотела, чтобы кто-нибудь меня любил. Меня! А не лицо или тело.
Джулия незаметно смахнула навернувшиеся слезы. Она и так уже была слишком откровенной с этим торговцем. Она подавила эмоции и монотонным, насколько возможно, голосом продолжала:
— Я поверила в любовь Лоренса. Мы были похожи друг на друга. У него ничего не было, и у меня ничего не было. В нашем браке ни для него, ни для меня не было никакой выгоды. Можешь думать обо мне, что угодно, но признаюсь честно, когда он предложил мне выйти за него замуж…
— Он предложил убежать вместе с ним.
Вздрогнув, как от удара, Джулия резко бросила.
— Он предложил убежать, чтобы тайно обвенчаться. У нас не было времени, чтобы получить благословение родителей, так как Лоренс торопился вернуться в полк, который срочно отправлялся на Пиренеи[14].
На лице Брейдера появилось выражение недоверия.
Джулию это оскорбило. Гнев, который она так старательно подавляла, мгновенно заклокотал в груди. Она вскочила на ноги, в запале оставив сползшую с плеч шаль в кресле.
— Ну хорошо! Я действительно верила, что мы направились в Шотландию. Я не знала, что в гостинице недалеко от Поуст Роуд он собирался встретиться со своими сообщниками и выиграть пари. — Она подняла голову. — И я действительно провела ночь в его объятиях. Но я любила его! И не догадывалась, что для него это всего лишь выгодная сделка!
Джулия пересекла комнату и подошла к зияющей темноте окна. Та ночь, те ласкающие слух слова Лоренса снова всплыли в ее сознании. А затем ранним утром дверь с грохотом распахнулась и в номер ввалилась лавина людей. Они бесцеремонно смотрели на Джулию и цинично смеялись, показывая на нее пальцем. Многих из этих людей она знала. Все они принадлежали к ее классу. Большинство присутствующих мужчин не раз делали ей предложение и получали отказ. Они смеялись над ней. Она беззащитно сидела перед ними, одетая лишь в тонкую ночную сорочку. Джулия непроизвольно вздрогнула: в ушах стоял шум, громкие вульгарные выкрики, хриплые пьяные голоса. Ей показалось, что в эту самую минуту все снова повторяется.
— Джулия?
Она повернулась к Брейдеру, стоящему у кресла. Ее глаза, к счастью, были сухи. Она не плакала и тогда, когда Лоренс так бесчестно поступил с ней.
— Тебя когда-нибудь продавали, Брейдер? Предательство человека, которого любишь, ранит глубже самого острого ножа. А я любила Лоренса.
— Действительно любила?
В глазах Джулии вспыхнул огонь: как он смеет сомневаться в ее словах?
— Да, — резко сказала она.
Брейдер легким шагом приблизился к девушке.
— Ты его любила? Насколько я помню, он умер через три недели после происшествия в гостинице. Ты оплакивала его? Ты молилась за него?
Джулия замерла.
Лоренс заболел лихорадкой и умер, так и не повидав Пиренеи. Джеффри проклинал злой рок, так как им с Гарри пришлось, согласно условию пари, расплатиться с Лоренсом до его отъезда из Англии.
— Так ты оплакиваешь его? — суровым голосом повторил Брейдер.
Джулия повернулась кругом и стала лицом к своему мучителю.
— Нет, — призналась она. — Я не оплакивала Лоренса. Он воспользовался мной. И когда я услышала известие о его смерти, то почувствовала облегчение. Мне показалось, гора упала с плеч. Я освободилась от него и от ему подобных, которые обманывали меня.
— Обмануть тебя? — Брейдер медленно, словно взвешивая и просчитывая каждый шаг, двинулся к Джулии. — Как можно обмануть такую хладнокровную и расчетливую женщину, как Джулия Маркхем? — Он остановился перед ней, его глаза горели гневом, причины которого Джулия не могла понять.
— Не понимаю…
— Все было для тебя игрой. Ни одна женщина не способна забавляться бесчисленным множеством предложений руки и сердца, которые получала леди Джулия Маркхем, не превратив это все в игру. Даже пари в «Уайтсе» — тоже игра. Ты говоришь, что полюбила и тебя предали, разрушив твою жизнь? — Брейдер неопределенно передернул плечами. — Я сочувствую мужчине, который влюбился в тебя. Сочувствую даже» мужчине, который разделил с тобой постель. Он умер, а ты не проронила по нему ни слезинки.
— Но он обманул меня!
— Во всем мире мужчины и женщины каждый день обманывают друг друга. Что различает правду и благородство от лжи и предательства? Лишь наша глубокая убежденность в своих чувствах. Ты говорила, что любила своего гусара, и тем не менее после его смерти испытала лишь чувство удовлетворения от того, что он ушел из твоей жизни, и от того, что он наказан за предательство.
Джулией овладело желание ударить Брейдера. Но, усилием воли подавив порыв, она развернулась и направилась к двери. Она была глупой и наивной, полагая, что можно найти понимание со стороны Брейдера.
Но не успела она сделать и двух шагов, как его сильные и дерзкие руки перехватили ее. Притянув девушку к себе, Вульф спросил:
— А как насчет меня, Джулия? Будешь ли ты оплакивать меня, когда я уйду из твоей жизни? — Его голос дразнил ее, но гнев, горевший в ее глазах, уступил место какому-то другому чувству. — Ты сама пришла в мою комнату. Иначе говоря, Ева предложила яблоко соблазна Адаму. Но ради чего? Ты ведь не видишь во мне мужчину, не так ли? Я лишь представляю очередную цепь в тщательно продуманной твоим аристократическим мозгом схеме.
Объятия Брейдера сжались, его огромные руки скользнули вниз по телу Джулии, обхватив ладонями ее округлые ягодицы. Тело вспыхнуло в ответ, словно он дотронулся до обнаженной плоти. Она не решалась прикоснуться к Брейдеру, боясь ощущения его волнующей оголенной кожи.
— Что вы вместе с братьями затеяли по поводу меня, а? Тебе бы очень хотелось вскружить мне голову, правда? Это они тебе посоветовали? А эти глупости о ребенке от меня? Это чтобы после моего ухода получить право на мое состояние?
Его жаркое дыхание опалило щеку. Девушка попыталась отпрянуть от него, но ее отчаянные движения привели к прямо противоположному результату: она оказалась еще более непристойно прижатой к мужу. Джулию обволакивал жар, исходящий от его могучего тела. Брейдер прижал девушку еще крепче, их тела слились воедино. Ее окутало опьяняющее благоухание горячего мужского дыхания. У Джулии закружилась голова. Он желал ее! И хотя словами он отрицал это, не подчиняющееся его воле тело не скрывало желания. Не успела она почувствовать торжество, как Брейдер склонил голову и его губы жадно и требовательно припали к ее губам.
Джулия была не в состоянии сопротивляться. Снова и снова он страстными поцелуями одурманивал ее.
Он мог бы овладеть ею прямо сейчас, и она не сказала бы «нет». Что бы он ни подумал о ней, она желала его. Она вытянула руки, чтобы обнять его, чтобы почувствовать кончиками пальцев трепетную упругость его кожи…
Прохладная струя воздуха ворвалась между их горячими телами. Ошеломленная, Джулия открыла глаза и смущенно посмотрела в темные сверкающие глаза мужа. Ужас наполнил ее душу, когда она осознала, что вела себя именно так, как он и предполагал.
Джулия подняла голову и ладонью стерла поцелуй со своих губ.
Брейдер всем телом дернулся, словно от удара. Лицо его напряглось, глаза зловеще заблестели, но в голосе прозвучала искренняя горечь.
— Оставь меня в покое, Джулия. Уйди из моей жизни. Я получил Кимбервуд. Ты получила столько денег, сколько хотела. Испытывай свои фокусы на более легковерных мужчинах. Но будь осторожна. Смотри, чтобы я не узнал, что ты причастна к одной из проделок твоих братьев.
— Ты ошибаешься, Брейдер. Я не испорченная злодейка, как ты считаешь.
В его глазах засветилось недоверие. Затем он быстро, но насмешливо поклонился.
— Как вам будет угодно, мадам.
Ей захотелось наброситься и ногтями содрать издевку с его лица. Но вместо этого она собрала чувства собственного достоинства и спокойно парировала:
— Так вы презираете и ненавидите только меня или все мое сословие? — Не дожидаясь ответа, Джулия открыла дверь и изо всех сил захлопнула ее за собой.
Но, оказавшись одна в тиши своей спальни, она, осознав, как много только что потеряла, не сумев завоевать доверие Брейдера, упала духом. Все, что он говорил, было чистой правдой, вынуждена была признать Джулия.
Эмма и Честер думали, что смерть Лоренса довела Джулию до отчаяния. Но Брейдер оказался прав. Предательство Лоренса глубоко задело ее чувство гордости, но сердце осталось равнодушным.
Именно аристократическая гордость толкнула Джулию на попытку самоубийства. Чувство гордости и потеря надежды на то, что в ее жизни появится что-нибудь, кроме бесконечных жульничеств и уловок братьев.
Все обвинения, которые Брейдер бросил в адрес ее семьи, были справедливы.
Но она помнит и других людей, помогавших ей шаг за шагом вернуться к жизни. И спустя три года после злополучного события Джулия обнаружила в себе силы и жгучее желание получить и узнать в жизни гораздо больше, чем она узнала и получила в своей семье.
Она жаждала любви, любви без сомнений и условий. Любви, за которую не нужно было торговаться или стыдиться. Такую любовь мог ей дать ребенок. А она в свою очередь готова была защищать его ото всех невзгод, страданий, боли и лжи, от которых страдала сама. Защищать так, как защищали ее, Джулию, Эмма и Честер.
Первым шагом было получить ребенка от законного мужа, Брейдера Вульфа.
Джулия в ярости металась по спальне. Брейдер обрушит на ее голову еще много обвинений, если она будет носить под сердцем ребенка от другого мужчины. Брейдер Вульф не считается с моральными нормами, принятыми в свете. И он, случись такое, немедленно разведется с ней.
Но Джулия не собиралась давать ему возможность избавиться от нее. Как только он станет отцом ее ребенка, у нее появится свой собственный дом, свой семейный очаг. Она станет респектабельной хозяйкой и докажет ему, что он заблуждался.
Конечно, ей придется предпринять более решительные меры, чем попытки заманить Брейдера в постель, как делала она сейчас. Джулия нахмурилась. Она никогда не испытывала трудностей в том, чтобы привлечь внимание мужчин, независимо от того, кого касалось дело — коронованного принца или конюха. Сейчас же она пыталась вскружить голову мужчине, мужу, а он не поддавался ее чарам!
Внезапно ее охватил вихрь эмоций, похожих на ревность. Джулия вдруг вспомнила описание, данное лордом Бархемом любовнице Брейдера. Одной из любовниц Брейдера!
Завтра, решила она. Завтра же она преподаст ему урок. А пока ее планы потерпели крах. Она, полностью погруженная в раздумья, медленно взобралась на кровать. Очевидно, хорошенького личика и платья с глубоким вырезом недостаточно, чтобы пленить Брейдера Вульфа, подумала девушка.
В один прекрасный день он пожалеет об оскорблениях, которые нанес ей сегодня вечером! С этой клятвой Джулия уснула.
На следующее утро она встала отдохнувшая и одухотворенная. Прислушиваясь к стуку молотков и шуму, доносившемуся с нижнего этажа, Джулия подумала, что Брейдер, вероятно, суровый хозяин, который не потерпит нерадивых работников. Она надела изысканное нарядное платье и, прежде чем выйти из комнаты, задержалась у зеркала и одобрительно кивнула головой своему отражению. Итак, она была готова завоевать своего мужа.
Но стоило ей дойти до двери гостиной, как все планы полетели кувырком. Фишер, как всегда с непроницаемым лицом, сообщил, что хозяин и мистер Хардвелл отбыли в Лондон. Хозяина, монотонно добавил Фишер, ждали срочные дела и он не сказал, когда вернется. Лорд Бархем и другие гости находились в гостиной.
Джулия решила не срывать злость на Фишере. Она не пошла прощаться с гостями, а, расспросив дворецкого о саде и парке, распахнула парадную дверь и выбежала из дома. Ноги торопливо зашагали по холодной земле. Ей хотелось вдохнуть свежего, обжигающего, морозного воздуха. Ей нужно было увидеть друзей. Ей нужно было место, где можно было бы излить боль и обиду на Брейдера Вульфа, человека, который снова очень умело ускользнул из ее рук.
Почему он убегает каждый раз, когда она предпринимает попытку сделать их брак действительным?
Осененная внезапной догадкой, Джулия остановилась как вкопанная. Неужели Брейдер убегает от нее?
Она продолжала путь неторопливым, задумчивым шагом, пока не подошла к маленькому домику, в котором Брейдер разрешил поселиться Эмме и Честеру. Джулия живо представила, как будет выглядеть домик весной, окруженный цветами и согретый любовью, которую престарелая чета питала друг к другу. Девушка почувствовала укол зависти.
Завидев Джулию, Эмма оживилась и засветилась радостью.
— Мы очень ждали вас. И не знали, когда вы придете навестить нас. Моя госпожа, мы никогда не сможем отблагодарить вас за все, что вы сделали для нас.
Голос Эммы дрожал и прерывался от переполнявших ее эмоций, но она пыталась спрятать волнение за шумливостью.
— Ой, что же это я держу вас на холоде. Проходите же! Честер поковылял в овчарню. — Она доверительно приглушила голос и добавила. — Ему всегда больше нравилась жизнь на свежем воздухе, чем в огромном доме. И теперь он притворяется, что до мозга костей — фермер. Входите, садитесь. Сейчас я угощу вас чаем.
Несмотря на многочисленные различия, между двумя женщинами не было чопорности и притворства. Именно Эмма выходила Джулию после скандала и вернула молодой женщине желание жить. И только Эмме Джулия доверяла настолько, чтобы откровенно поговорить о своих отношениях с Брейдером.
Внутреннее убранство домика было простым, но уютным и вполне подходило для удалившейся от дел престарелой четы.
— Да, не откажусь от чашки чая. Знаешь, Эмма, я даже рада, что Честера нет дома.
Эмма, снимая с плиты раскаленный чайник, выжидающе посмотрела на Джулию.
И девушка не заставила ее долго ждать.
— Мне нужно задать тебе несколько вопросов. Ты — единственный человек, к кому я могу обратиться.
Глаза Эммы увлажнились и заблестели.
— Не хочу злоупотреблять вашим доверием и выходить за рамки дозволенного, но иногда, моя леди, особенно в последние годы, мне начинает казаться, что я воспитала и вырастила вас. Мы с Честером всегда просили Бога благословить нас и подарить больше детей, чем наш единственный дорогой Вений.
Она отогнала навернувшуюся было слезу, придя в привычное радостное настроение.
Наливая кипяток в заварной чайник, старушка добавила:
— Не знаю, чем могу быть полезной. Но вы можете задавать мне любые вопросы, какие бы задали матери, моя госпожа, и бедная провинциалка, каковой я являюсь, покорно ответит на все.
Пальцами, пораженными артритом, Эмма осторожно взяла две чайные пары китайского фарфора, которые были предметом ее гордости.
Джулия смущенно опустила глаза на цветастый потертый коврик под ногами, затем глубоко вздохнула и откровенно спросила:
— Эмма, как мне соблазнить моего мужа?
В ответ раздался звон бьющейся посуды: чашки и блюдца выпали из рук изумленной экономки.
Глава VII
— Даже если бы мне нечем было заняться в жизни, я вряд ли принял бы Гарри в качестве образца для подражания.
Она ответила с горькой усмешкой.
— Многие из тех, кто спорил с братьями и проиграл пари, похожи на Гарри, хотя и имеют деньги. Их честолюбие подсказывало им, что я окажусь легкой добычей. Что случилось е людьми? Они уверены, что денег и громкого титула достаточно, чтобы покорить сердце женщины.
Брейдер от души рассмеялся.
— А разве не так? Разве ты не искала этого?
Разозлившись, она бросила.
— Во всем виноват мой отец. Я была тем, чем хотел сделать меня отец. А я хотела, чтобы кто-нибудь меня любил. Меня! А не лицо или тело.
Джулия незаметно смахнула навернувшиеся слезы. Она и так уже была слишком откровенной с этим торговцем. Она подавила эмоции и монотонным, насколько возможно, голосом продолжала:
— Я поверила в любовь Лоренса. Мы были похожи друг на друга. У него ничего не было, и у меня ничего не было. В нашем браке ни для него, ни для меня не было никакой выгоды. Можешь думать обо мне, что угодно, но признаюсь честно, когда он предложил мне выйти за него замуж…
— Он предложил убежать вместе с ним.
Вздрогнув, как от удара, Джулия резко бросила.
— Он предложил убежать, чтобы тайно обвенчаться. У нас не было времени, чтобы получить благословение родителей, так как Лоренс торопился вернуться в полк, который срочно отправлялся на Пиренеи[14].
На лице Брейдера появилось выражение недоверия.
Джулию это оскорбило. Гнев, который она так старательно подавляла, мгновенно заклокотал в груди. Она вскочила на ноги, в запале оставив сползшую с плеч шаль в кресле.
— Ну хорошо! Я действительно верила, что мы направились в Шотландию. Я не знала, что в гостинице недалеко от Поуст Роуд он собирался встретиться со своими сообщниками и выиграть пари. — Она подняла голову. — И я действительно провела ночь в его объятиях. Но я любила его! И не догадывалась, что для него это всего лишь выгодная сделка!
Джулия пересекла комнату и подошла к зияющей темноте окна. Та ночь, те ласкающие слух слова Лоренса снова всплыли в ее сознании. А затем ранним утром дверь с грохотом распахнулась и в номер ввалилась лавина людей. Они бесцеремонно смотрели на Джулию и цинично смеялись, показывая на нее пальцем. Многих из этих людей она знала. Все они принадлежали к ее классу. Большинство присутствующих мужчин не раз делали ей предложение и получали отказ. Они смеялись над ней. Она беззащитно сидела перед ними, одетая лишь в тонкую ночную сорочку. Джулия непроизвольно вздрогнула: в ушах стоял шум, громкие вульгарные выкрики, хриплые пьяные голоса. Ей показалось, что в эту самую минуту все снова повторяется.
— Джулия?
Она повернулась к Брейдеру, стоящему у кресла. Ее глаза, к счастью, были сухи. Она не плакала и тогда, когда Лоренс так бесчестно поступил с ней.
— Тебя когда-нибудь продавали, Брейдер? Предательство человека, которого любишь, ранит глубже самого острого ножа. А я любила Лоренса.
— Действительно любила?
В глазах Джулии вспыхнул огонь: как он смеет сомневаться в ее словах?
— Да, — резко сказала она.
Брейдер легким шагом приблизился к девушке.
— Ты его любила? Насколько я помню, он умер через три недели после происшествия в гостинице. Ты оплакивала его? Ты молилась за него?
Джулия замерла.
Лоренс заболел лихорадкой и умер, так и не повидав Пиренеи. Джеффри проклинал злой рок, так как им с Гарри пришлось, согласно условию пари, расплатиться с Лоренсом до его отъезда из Англии.
— Так ты оплакиваешь его? — суровым голосом повторил Брейдер.
Джулия повернулась кругом и стала лицом к своему мучителю.
— Нет, — призналась она. — Я не оплакивала Лоренса. Он воспользовался мной. И когда я услышала известие о его смерти, то почувствовала облегчение. Мне показалось, гора упала с плеч. Я освободилась от него и от ему подобных, которые обманывали меня.
— Обмануть тебя? — Брейдер медленно, словно взвешивая и просчитывая каждый шаг, двинулся к Джулии. — Как можно обмануть такую хладнокровную и расчетливую женщину, как Джулия Маркхем? — Он остановился перед ней, его глаза горели гневом, причины которого Джулия не могла понять.
— Не понимаю…
— Все было для тебя игрой. Ни одна женщина не способна забавляться бесчисленным множеством предложений руки и сердца, которые получала леди Джулия Маркхем, не превратив это все в игру. Даже пари в «Уайтсе» — тоже игра. Ты говоришь, что полюбила и тебя предали, разрушив твою жизнь? — Брейдер неопределенно передернул плечами. — Я сочувствую мужчине, который влюбился в тебя. Сочувствую даже» мужчине, который разделил с тобой постель. Он умер, а ты не проронила по нему ни слезинки.
— Но он обманул меня!
— Во всем мире мужчины и женщины каждый день обманывают друг друга. Что различает правду и благородство от лжи и предательства? Лишь наша глубокая убежденность в своих чувствах. Ты говорила, что любила своего гусара, и тем не менее после его смерти испытала лишь чувство удовлетворения от того, что он ушел из твоей жизни, и от того, что он наказан за предательство.
Джулией овладело желание ударить Брейдера. Но, усилием воли подавив порыв, она развернулась и направилась к двери. Она была глупой и наивной, полагая, что можно найти понимание со стороны Брейдера.
Но не успела она сделать и двух шагов, как его сильные и дерзкие руки перехватили ее. Притянув девушку к себе, Вульф спросил:
— А как насчет меня, Джулия? Будешь ли ты оплакивать меня, когда я уйду из твоей жизни? — Его голос дразнил ее, но гнев, горевший в ее глазах, уступил место какому-то другому чувству. — Ты сама пришла в мою комнату. Иначе говоря, Ева предложила яблоко соблазна Адаму. Но ради чего? Ты ведь не видишь во мне мужчину, не так ли? Я лишь представляю очередную цепь в тщательно продуманной твоим аристократическим мозгом схеме.
Объятия Брейдера сжались, его огромные руки скользнули вниз по телу Джулии, обхватив ладонями ее округлые ягодицы. Тело вспыхнуло в ответ, словно он дотронулся до обнаженной плоти. Она не решалась прикоснуться к Брейдеру, боясь ощущения его волнующей оголенной кожи.
— Что вы вместе с братьями затеяли по поводу меня, а? Тебе бы очень хотелось вскружить мне голову, правда? Это они тебе посоветовали? А эти глупости о ребенке от меня? Это чтобы после моего ухода получить право на мое состояние?
Его жаркое дыхание опалило щеку. Девушка попыталась отпрянуть от него, но ее отчаянные движения привели к прямо противоположному результату: она оказалась еще более непристойно прижатой к мужу. Джулию обволакивал жар, исходящий от его могучего тела. Брейдер прижал девушку еще крепче, их тела слились воедино. Ее окутало опьяняющее благоухание горячего мужского дыхания. У Джулии закружилась голова. Он желал ее! И хотя словами он отрицал это, не подчиняющееся его воле тело не скрывало желания. Не успела она почувствовать торжество, как Брейдер склонил голову и его губы жадно и требовательно припали к ее губам.
Джулия была не в состоянии сопротивляться. Снова и снова он страстными поцелуями одурманивал ее.
Он мог бы овладеть ею прямо сейчас, и она не сказала бы «нет». Что бы он ни подумал о ней, она желала его. Она вытянула руки, чтобы обнять его, чтобы почувствовать кончиками пальцев трепетную упругость его кожи…
Прохладная струя воздуха ворвалась между их горячими телами. Ошеломленная, Джулия открыла глаза и смущенно посмотрела в темные сверкающие глаза мужа. Ужас наполнил ее душу, когда она осознала, что вела себя именно так, как он и предполагал.
Джулия подняла голову и ладонью стерла поцелуй со своих губ.
Брейдер всем телом дернулся, словно от удара. Лицо его напряглось, глаза зловеще заблестели, но в голосе прозвучала искренняя горечь.
— Оставь меня в покое, Джулия. Уйди из моей жизни. Я получил Кимбервуд. Ты получила столько денег, сколько хотела. Испытывай свои фокусы на более легковерных мужчинах. Но будь осторожна. Смотри, чтобы я не узнал, что ты причастна к одной из проделок твоих братьев.
— Ты ошибаешься, Брейдер. Я не испорченная злодейка, как ты считаешь.
В его глазах засветилось недоверие. Затем он быстро, но насмешливо поклонился.
— Как вам будет угодно, мадам.
Ей захотелось наброситься и ногтями содрать издевку с его лица. Но вместо этого она собрала чувства собственного достоинства и спокойно парировала:
— Так вы презираете и ненавидите только меня или все мое сословие? — Не дожидаясь ответа, Джулия открыла дверь и изо всех сил захлопнула ее за собой.
Но, оказавшись одна в тиши своей спальни, она, осознав, как много только что потеряла, не сумев завоевать доверие Брейдера, упала духом. Все, что он говорил, было чистой правдой, вынуждена была признать Джулия.
Эмма и Честер думали, что смерть Лоренса довела Джулию до отчаяния. Но Брейдер оказался прав. Предательство Лоренса глубоко задело ее чувство гордости, но сердце осталось равнодушным.
Именно аристократическая гордость толкнула Джулию на попытку самоубийства. Чувство гордости и потеря надежды на то, что в ее жизни появится что-нибудь, кроме бесконечных жульничеств и уловок братьев.
Все обвинения, которые Брейдер бросил в адрес ее семьи, были справедливы.
Но она помнит и других людей, помогавших ей шаг за шагом вернуться к жизни. И спустя три года после злополучного события Джулия обнаружила в себе силы и жгучее желание получить и узнать в жизни гораздо больше, чем она узнала и получила в своей семье.
Она жаждала любви, любви без сомнений и условий. Любви, за которую не нужно было торговаться или стыдиться. Такую любовь мог ей дать ребенок. А она в свою очередь готова была защищать его ото всех невзгод, страданий, боли и лжи, от которых страдала сама. Защищать так, как защищали ее, Джулию, Эмма и Честер.
Первым шагом было получить ребенка от законного мужа, Брейдера Вульфа.
Джулия в ярости металась по спальне. Брейдер обрушит на ее голову еще много обвинений, если она будет носить под сердцем ребенка от другого мужчины. Брейдер Вульф не считается с моральными нормами, принятыми в свете. И он, случись такое, немедленно разведется с ней.
Но Джулия не собиралась давать ему возможность избавиться от нее. Как только он станет отцом ее ребенка, у нее появится свой собственный дом, свой семейный очаг. Она станет респектабельной хозяйкой и докажет ему, что он заблуждался.
Конечно, ей придется предпринять более решительные меры, чем попытки заманить Брейдера в постель, как делала она сейчас. Джулия нахмурилась. Она никогда не испытывала трудностей в том, чтобы привлечь внимание мужчин, независимо от того, кого касалось дело — коронованного принца или конюха. Сейчас же она пыталась вскружить голову мужчине, мужу, а он не поддавался ее чарам!
Внезапно ее охватил вихрь эмоций, похожих на ревность. Джулия вдруг вспомнила описание, данное лордом Бархемом любовнице Брейдера. Одной из любовниц Брейдера!
Завтра, решила она. Завтра же она преподаст ему урок. А пока ее планы потерпели крах. Она, полностью погруженная в раздумья, медленно взобралась на кровать. Очевидно, хорошенького личика и платья с глубоким вырезом недостаточно, чтобы пленить Брейдера Вульфа, подумала девушка.
В один прекрасный день он пожалеет об оскорблениях, которые нанес ей сегодня вечером! С этой клятвой Джулия уснула.
На следующее утро она встала отдохнувшая и одухотворенная. Прислушиваясь к стуку молотков и шуму, доносившемуся с нижнего этажа, Джулия подумала, что Брейдер, вероятно, суровый хозяин, который не потерпит нерадивых работников. Она надела изысканное нарядное платье и, прежде чем выйти из комнаты, задержалась у зеркала и одобрительно кивнула головой своему отражению. Итак, она была готова завоевать своего мужа.
Но стоило ей дойти до двери гостиной, как все планы полетели кувырком. Фишер, как всегда с непроницаемым лицом, сообщил, что хозяин и мистер Хардвелл отбыли в Лондон. Хозяина, монотонно добавил Фишер, ждали срочные дела и он не сказал, когда вернется. Лорд Бархем и другие гости находились в гостиной.
Джулия решила не срывать злость на Фишере. Она не пошла прощаться с гостями, а, расспросив дворецкого о саде и парке, распахнула парадную дверь и выбежала из дома. Ноги торопливо зашагали по холодной земле. Ей хотелось вдохнуть свежего, обжигающего, морозного воздуха. Ей нужно было увидеть друзей. Ей нужно было место, где можно было бы излить боль и обиду на Брейдера Вульфа, человека, который снова очень умело ускользнул из ее рук.
Почему он убегает каждый раз, когда она предпринимает попытку сделать их брак действительным?
Осененная внезапной догадкой, Джулия остановилась как вкопанная. Неужели Брейдер убегает от нее?
Она продолжала путь неторопливым, задумчивым шагом, пока не подошла к маленькому домику, в котором Брейдер разрешил поселиться Эмме и Честеру. Джулия живо представила, как будет выглядеть домик весной, окруженный цветами и согретый любовью, которую престарелая чета питала друг к другу. Девушка почувствовала укол зависти.
Завидев Джулию, Эмма оживилась и засветилась радостью.
— Мы очень ждали вас. И не знали, когда вы придете навестить нас. Моя госпожа, мы никогда не сможем отблагодарить вас за все, что вы сделали для нас.
Голос Эммы дрожал и прерывался от переполнявших ее эмоций, но она пыталась спрятать волнение за шумливостью.
— Ой, что же это я держу вас на холоде. Проходите же! Честер поковылял в овчарню. — Она доверительно приглушила голос и добавила. — Ему всегда больше нравилась жизнь на свежем воздухе, чем в огромном доме. И теперь он притворяется, что до мозга костей — фермер. Входите, садитесь. Сейчас я угощу вас чаем.
Несмотря на многочисленные различия, между двумя женщинами не было чопорности и притворства. Именно Эмма выходила Джулию после скандала и вернула молодой женщине желание жить. И только Эмме Джулия доверяла настолько, чтобы откровенно поговорить о своих отношениях с Брейдером.
Внутреннее убранство домика было простым, но уютным и вполне подходило для удалившейся от дел престарелой четы.
— Да, не откажусь от чашки чая. Знаешь, Эмма, я даже рада, что Честера нет дома.
Эмма, снимая с плиты раскаленный чайник, выжидающе посмотрела на Джулию.
И девушка не заставила ее долго ждать.
— Мне нужно задать тебе несколько вопросов. Ты — единственный человек, к кому я могу обратиться.
Глаза Эммы увлажнились и заблестели.
— Не хочу злоупотреблять вашим доверием и выходить за рамки дозволенного, но иногда, моя леди, особенно в последние годы, мне начинает казаться, что я воспитала и вырастила вас. Мы с Честером всегда просили Бога благословить нас и подарить больше детей, чем наш единственный дорогой Вений.
Она отогнала навернувшуюся было слезу, придя в привычное радостное настроение.
Наливая кипяток в заварной чайник, старушка добавила:
— Не знаю, чем могу быть полезной. Но вы можете задавать мне любые вопросы, какие бы задали матери, моя госпожа, и бедная провинциалка, каковой я являюсь, покорно ответит на все.
Пальцами, пораженными артритом, Эмма осторожно взяла две чайные пары китайского фарфора, которые были предметом ее гордости.
Джулия смущенно опустила глаза на цветастый потертый коврик под ногами, затем глубоко вздохнула и откровенно спросила:
— Эмма, как мне соблазнить моего мужа?
В ответ раздался звон бьющейся посуды: чашки и блюдца выпали из рук изумленной экономки.
Глава VII
— Джулия? Джулия, это ты?
— Да, Нэн, это я. Вы не возражаете, если я посижу с вами немножко? — Блики огня в камине освещали террасу, а стеклянные абажуры ламп отражали теплые отблески пламени. В комнате было непривычно тихо по сравнению с шумом и гамом, который издавали штукатуры и плотники в других частях дома.
— Буду только рада, дорогая, Ты уже знакома с моей приятельницей, Лаурой Эллиот. А это, — Нэн повернулась направо, в сторону рыжеволосой дамы, которая сидела по правую руку от нее, — моя сиделка Алиса Браун.
— Вы медсестра, миссис Браун? — переспросила Джулия, с удивлением глядя на женщину, имеющую такую профессию.
— Ее отец был врачом, и она помогала ему лечить пациентов, — пояснила Нэн. — Брейдер требует, чтобы она сопровождала меня повсюду. Я пыталась спорить с ним, но без особого успеха. Хотя мне очень нравится общество миссис Браун, я не хочу, чтобы он бросал деньги на ветер, тратя их на женщину в моем возрасте.
Джулия села в кресло рядом с Нэн.
— Ты была на прогулке, — заметила Нэн. В ее голосе прозвучали нотки удивления. — Я чувствую запах свежего воздуха и тумана на твоей одежде.
Джулия с улыбкой взяла протянутую исхудавшую руку Нэн.
— Я люблю немного прогуляться. Мне всегда нравилась умиротворенность и чистота сельской жизни. Кроме того, мне нужно было нанести визит вежливости друзьям.
— А я и не знала, что у тебя здесь есть друзья!
Джулия рассматривала Нэн, размышляя о том, что именно сказал Брейдер матери о браке и ее прошлом. Вены отчетливо проступали под просвечивающейся тонкой кожей руки, и Джулия вынуждена была предположить, что мать Брейдера серьезно больна. Она быстро перевела взгляд на изможденное лицо женщины, впервые заметив болезненно впалые щеки.
— Ты сжала мою руку, Джулия. О чем ты думаешь?
— Просто немного замерзла. — Она попыталась скрыть тревожные мысли, возобновив разговор. — Здесь неподалеку живут двое моих друзей. Они были слугами в поместье родителей. А теперь Брейдер назначил им пожизненное содержание.
Нэн просияла от удовольствия.
— Это очень похоже на моего сына!
Джулия прикусила язык, чтобы не сказать лишнего, и переменила тему разговора.
— Я ведь прожила четыре года в Кимбервуде.
— Неужели? — воскликнула удивленно Нэн. — Я тоже.
— Как?
— Мой муж был здесь приходским священником.
Пораженная до глубины души, Джулия углубилась в воспоминания и попыталась припомнить Нэн. Несомненно, в детстве она должны была встречаться с Брейдером.
— Но я не помню…
Нэн всплеснула безжизненной рукой.
— Я уверена, что покинула эти места задолго до твоего появления здесь. — Она склонилась вперед, в сторону Джулии. — Мой муж похоронен на кладбище, которое прилегает к маленькой церкви. Брейдер возил меня туда, как только мы приехали в Кимбервуд. — Ее глаза наполнились слезами. — Прошло тридцать восемь лет с того дня, когда я последний раз посещала могилу моего Томаса.
— Отца Брейдера? — Джулия проклинала себя за любопытство и готова была откусить свой язык, особенно когда миссис Эллиот и миссис Браун, как по команде, повернули головы к ней и укоризненно посмотрели на нее. Девушка виновато потупилась.
Не ведая о напряженной немой беседе, происходящей между ее компаньонками, Нэн ответила.
— Нет, Томас был отцом двух других детей. Они родились здесь, в Кимбервуде.
— А другие ваши дети тоже живут где-то поблизости? У меня нет возможности познакомиться с ними?
Невидящие глаза Нэн подернулись задумчивой пеленой. За окном ясный день плавно переходил в дождливые сумерки.
— Нэн, не нужно говорить о… — вступила было в разговор миссис Эллиот, но Нэн предостерегающе подняла руку, и женщина замолчала.
— Нужно говорить. Я хочу говорить о них. Я намного сильнее, чем думаете вы обе и Брейдер. И Джулия должна узнать. Она теперь одна из нас, член нашей семьи! Ты хочешь услышать историю моей жизни, Джулия?
Джулия не посмела возразить.
Впрочем, Нэн не стала дожидаться ответа невестки.
— Мой муж был погребен на земле Кимбервуда. Хозяин Кимбервуда, лорд Райли…
— Мой дедушка, — пробормотала Джулия.
— Да, твой дедушка. Он управлял Кимбервудом как беспощадный средневековый феодал. Мой Томас, который был богобоязненным англичанином, восстал против него. От их словесных баталий сотрясались стены и своды церкви. Их противостояние расшатывало устои приходской жизни.
На Джулию нахлынули воспоминания о ее аристократическом дедушке. Он обожал внучку и баловал ее. Но сейчас Джулия поняла, каким безжалостным и жестоким он мог быть к людям более низкого сословия. Даже она, его любимица, только тогда вызывала одобрение с его стороны, когда поступала согласно его желанию. Дед презирал мать Джулии, свою собственную дочь, за многочисленные слабости и пороки. Много раз леди Маркхем впадала в отчаяние после ядовитых замечаний.
— У них обоих в запасе было достаточно веских аргументов, доказывающих правоту каждого. — Нэн устало закрыла безжизненные глаза, словно хотела удержать, вернуть прошлое. — Я очень боялась, что лорд Райли выгонит нас со своей земли. Женщины всегда склонны думать о практической стороне жизни. Но не мужчины! — Нэн передернула худенькими плечами. — Томас говорил правду, невзирая на то, что ему грозила опасность. Ради истины и добра он готов был пожертвовать собой. Приход Кимбервуда принадлежал Нифордам более ста лет, еще до появления там предков лорда Райли. Думаю, Томас был уверен в том, что имел больше прав жить здесь, чем лорд Райли.
— И лорд выгнал вас? — Для ее деда ничего не стоило выгнать из дома семью только потому, что один из членов семьи не соглашался с ним в каких-то вопросах. Живя в Кимбервуде, Джулия не раз наблюдала подобные сцены. Но тогда ее мало волновали проблемы и беды других людей. И лишь три года тому назад Джулия научилась видеть в людях низшего ранга людей.
Нэн застыла безмолвно и молчала так долго, что девушке показалось, будто мысли женщины блуждают далеко отсюда. Когда наконец Нэн начала говорить, ее голос был настолько слаб, что Джулии пришлось склониться к ней.
— Нет, до тех пор, пока был жив Томас, он не посмел тронуть нас… У Томаса всегда было слабое здоровье. Он умер от лихорадки. — Руки Нэн, лежащие на коленях, судорожно сжались. — Мой бедный Томас!
— Мой дедушка выгнал вас из дома, выгнал женщину с маленькими детьми? — лицо Джулии вспыхнуло от унижения.
Словно желая спасти, защитить девушку от стыда, Нэн потянулась к Джулии, пошарила рукой, пока не нашла ее дрожащий локоть и утешающе пожала его.
— Ты не виновата, дитя мое. Мне хотелось свести счеты с твоим дедом, но не с тобой. Ты знала свою бабушку?
Джулии потребовалось несколько минут, чтобы обрести дар речи.
— Да, именно она оставила мне в наследство Кимбервуд.
— Так, значит, вот как Брейдер получил его. — Нэн кивнула головой. — И вот почему он женился. В приданое он получил после свадьбы Кимбервуд, не так ли? А мне Брейдер сказал, что с первого взгляда безумно влюбился в тебя. — Нэн склонила голову набок, словно стараясь разг-лядеть свою невестку. — Он объяснил мне, что потерял голову, как только увидел тебя. И говорил, что любой мужчина с радостью согласился бы взять тебя в жены. Но он никогда не видел и не знал тебя раньше, да, Джулия? Как легкомысленно с моей стороны было поверить, что Брейдер способен поддаться порыву чувств. — Она тяжело вздохнула. — Теперь я понимаю, что слова, которые он тогда говорил мне, были неправедны.
Джулия никак не могла представить Брейдера, расхваливающим ее достоинства, пусть даже притворно! Нэн выглядела погруженной в свои мысли. Миссис Эллиот и миссис Браун, чувствуя себя непричастными к разговору, молча рассматривали свои чашки.
И только ветер, завывающий за окнами, да стук дождя по стеклам нарушали тишину комнаты.
Наконец, Джулия, не в состоянии больше молчать, заговорила:
— Прошу вас, расскажите мне, почему Кимбервуд так важен для Брейдера, пожалуйста.
Брови Нэн поднялись в удивлении.
— Почему? Из-за меня. С тех самых времен, когда он был совсем крошкой, я рассказывала ему истории о Кимбервуде, о покрытых густыми лесами холмах, о широких просторах, где могли в безопасности резвиться дети. Для ребенка, росшего на грязных и опасных улицах Лондона, Кимбервуд звучал как рай. Я часами рассказывала эти истории детям, особенно когда нам нечего было есть. — Ее руки отчаянно сжали подлокотники кресла. — И Брейдер знал, что я всегда хотела находиться рядом с моим Томасом.
— А другие ваши дети?
Нэн, казалось, выдохнула ответ, который смешался с шумом дождя.
— Они умерли. Выжил только Брейдер. Мой несгибаемый под ударами судьбы, сильный Брейдер, так похожий на своего отца.
После паузы Нэн продолжила:
— У меня были еще сын и дочь. Сына звали Джоном, а дочь Мэри. Христианские имена. Но после того как Брейдер пропал, они прожили недолго… — по ее щекам заструились слезы.
— Миссис Вульф, думаю не очень разумно с вашей стороны продолжать этот разговор. — Взгляд миссис Браун был более красноречив, чем слова.
Джулию пронзила вспышка раздражения, и в то же время чувство вины угнетало ее. Она не хотела причинять страдания Нэн и одновременно горела желанием узнать побольше о Брейдере.
— Да, Нэн, это я. Вы не возражаете, если я посижу с вами немножко? — Блики огня в камине освещали террасу, а стеклянные абажуры ламп отражали теплые отблески пламени. В комнате было непривычно тихо по сравнению с шумом и гамом, который издавали штукатуры и плотники в других частях дома.
— Буду только рада, дорогая, Ты уже знакома с моей приятельницей, Лаурой Эллиот. А это, — Нэн повернулась направо, в сторону рыжеволосой дамы, которая сидела по правую руку от нее, — моя сиделка Алиса Браун.
— Вы медсестра, миссис Браун? — переспросила Джулия, с удивлением глядя на женщину, имеющую такую профессию.
— Ее отец был врачом, и она помогала ему лечить пациентов, — пояснила Нэн. — Брейдер требует, чтобы она сопровождала меня повсюду. Я пыталась спорить с ним, но без особого успеха. Хотя мне очень нравится общество миссис Браун, я не хочу, чтобы он бросал деньги на ветер, тратя их на женщину в моем возрасте.
Джулия села в кресло рядом с Нэн.
— Ты была на прогулке, — заметила Нэн. В ее голосе прозвучали нотки удивления. — Я чувствую запах свежего воздуха и тумана на твоей одежде.
Джулия с улыбкой взяла протянутую исхудавшую руку Нэн.
— Я люблю немного прогуляться. Мне всегда нравилась умиротворенность и чистота сельской жизни. Кроме того, мне нужно было нанести визит вежливости друзьям.
— А я и не знала, что у тебя здесь есть друзья!
Джулия рассматривала Нэн, размышляя о том, что именно сказал Брейдер матери о браке и ее прошлом. Вены отчетливо проступали под просвечивающейся тонкой кожей руки, и Джулия вынуждена была предположить, что мать Брейдера серьезно больна. Она быстро перевела взгляд на изможденное лицо женщины, впервые заметив болезненно впалые щеки.
— Ты сжала мою руку, Джулия. О чем ты думаешь?
— Просто немного замерзла. — Она попыталась скрыть тревожные мысли, возобновив разговор. — Здесь неподалеку живут двое моих друзей. Они были слугами в поместье родителей. А теперь Брейдер назначил им пожизненное содержание.
Нэн просияла от удовольствия.
— Это очень похоже на моего сына!
Джулия прикусила язык, чтобы не сказать лишнего, и переменила тему разговора.
— Я ведь прожила четыре года в Кимбервуде.
— Неужели? — воскликнула удивленно Нэн. — Я тоже.
— Как?
— Мой муж был здесь приходским священником.
Пораженная до глубины души, Джулия углубилась в воспоминания и попыталась припомнить Нэн. Несомненно, в детстве она должны была встречаться с Брейдером.
— Но я не помню…
Нэн всплеснула безжизненной рукой.
— Я уверена, что покинула эти места задолго до твоего появления здесь. — Она склонилась вперед, в сторону Джулии. — Мой муж похоронен на кладбище, которое прилегает к маленькой церкви. Брейдер возил меня туда, как только мы приехали в Кимбервуд. — Ее глаза наполнились слезами. — Прошло тридцать восемь лет с того дня, когда я последний раз посещала могилу моего Томаса.
— Отца Брейдера? — Джулия проклинала себя за любопытство и готова была откусить свой язык, особенно когда миссис Эллиот и миссис Браун, как по команде, повернули головы к ней и укоризненно посмотрели на нее. Девушка виновато потупилась.
Не ведая о напряженной немой беседе, происходящей между ее компаньонками, Нэн ответила.
— Нет, Томас был отцом двух других детей. Они родились здесь, в Кимбервуде.
— А другие ваши дети тоже живут где-то поблизости? У меня нет возможности познакомиться с ними?
Невидящие глаза Нэн подернулись задумчивой пеленой. За окном ясный день плавно переходил в дождливые сумерки.
— Нэн, не нужно говорить о… — вступила было в разговор миссис Эллиот, но Нэн предостерегающе подняла руку, и женщина замолчала.
— Нужно говорить. Я хочу говорить о них. Я намного сильнее, чем думаете вы обе и Брейдер. И Джулия должна узнать. Она теперь одна из нас, член нашей семьи! Ты хочешь услышать историю моей жизни, Джулия?
Джулия не посмела возразить.
Впрочем, Нэн не стала дожидаться ответа невестки.
— Мой муж был погребен на земле Кимбервуда. Хозяин Кимбервуда, лорд Райли…
— Мой дедушка, — пробормотала Джулия.
— Да, твой дедушка. Он управлял Кимбервудом как беспощадный средневековый феодал. Мой Томас, который был богобоязненным англичанином, восстал против него. От их словесных баталий сотрясались стены и своды церкви. Их противостояние расшатывало устои приходской жизни.
На Джулию нахлынули воспоминания о ее аристократическом дедушке. Он обожал внучку и баловал ее. Но сейчас Джулия поняла, каким безжалостным и жестоким он мог быть к людям более низкого сословия. Даже она, его любимица, только тогда вызывала одобрение с его стороны, когда поступала согласно его желанию. Дед презирал мать Джулии, свою собственную дочь, за многочисленные слабости и пороки. Много раз леди Маркхем впадала в отчаяние после ядовитых замечаний.
— У них обоих в запасе было достаточно веских аргументов, доказывающих правоту каждого. — Нэн устало закрыла безжизненные глаза, словно хотела удержать, вернуть прошлое. — Я очень боялась, что лорд Райли выгонит нас со своей земли. Женщины всегда склонны думать о практической стороне жизни. Но не мужчины! — Нэн передернула худенькими плечами. — Томас говорил правду, невзирая на то, что ему грозила опасность. Ради истины и добра он готов был пожертвовать собой. Приход Кимбервуда принадлежал Нифордам более ста лет, еще до появления там предков лорда Райли. Думаю, Томас был уверен в том, что имел больше прав жить здесь, чем лорд Райли.
— И лорд выгнал вас? — Для ее деда ничего не стоило выгнать из дома семью только потому, что один из членов семьи не соглашался с ним в каких-то вопросах. Живя в Кимбервуде, Джулия не раз наблюдала подобные сцены. Но тогда ее мало волновали проблемы и беды других людей. И лишь три года тому назад Джулия научилась видеть в людях низшего ранга людей.
Нэн застыла безмолвно и молчала так долго, что девушке показалось, будто мысли женщины блуждают далеко отсюда. Когда наконец Нэн начала говорить, ее голос был настолько слаб, что Джулии пришлось склониться к ней.
— Нет, до тех пор, пока был жив Томас, он не посмел тронуть нас… У Томаса всегда было слабое здоровье. Он умер от лихорадки. — Руки Нэн, лежащие на коленях, судорожно сжались. — Мой бедный Томас!
— Мой дедушка выгнал вас из дома, выгнал женщину с маленькими детьми? — лицо Джулии вспыхнуло от унижения.
Словно желая спасти, защитить девушку от стыда, Нэн потянулась к Джулии, пошарила рукой, пока не нашла ее дрожащий локоть и утешающе пожала его.
— Ты не виновата, дитя мое. Мне хотелось свести счеты с твоим дедом, но не с тобой. Ты знала свою бабушку?
Джулии потребовалось несколько минут, чтобы обрести дар речи.
— Да, именно она оставила мне в наследство Кимбервуд.
— Так, значит, вот как Брейдер получил его. — Нэн кивнула головой. — И вот почему он женился. В приданое он получил после свадьбы Кимбервуд, не так ли? А мне Брейдер сказал, что с первого взгляда безумно влюбился в тебя. — Нэн склонила голову набок, словно стараясь разг-лядеть свою невестку. — Он объяснил мне, что потерял голову, как только увидел тебя. И говорил, что любой мужчина с радостью согласился бы взять тебя в жены. Но он никогда не видел и не знал тебя раньше, да, Джулия? Как легкомысленно с моей стороны было поверить, что Брейдер способен поддаться порыву чувств. — Она тяжело вздохнула. — Теперь я понимаю, что слова, которые он тогда говорил мне, были неправедны.
Джулия никак не могла представить Брейдера, расхваливающим ее достоинства, пусть даже притворно! Нэн выглядела погруженной в свои мысли. Миссис Эллиот и миссис Браун, чувствуя себя непричастными к разговору, молча рассматривали свои чашки.
И только ветер, завывающий за окнами, да стук дождя по стеклам нарушали тишину комнаты.
Наконец, Джулия, не в состоянии больше молчать, заговорила:
— Прошу вас, расскажите мне, почему Кимбервуд так важен для Брейдера, пожалуйста.
Брови Нэн поднялись в удивлении.
— Почему? Из-за меня. С тех самых времен, когда он был совсем крошкой, я рассказывала ему истории о Кимбервуде, о покрытых густыми лесами холмах, о широких просторах, где могли в безопасности резвиться дети. Для ребенка, росшего на грязных и опасных улицах Лондона, Кимбервуд звучал как рай. Я часами рассказывала эти истории детям, особенно когда нам нечего было есть. — Ее руки отчаянно сжали подлокотники кресла. — И Брейдер знал, что я всегда хотела находиться рядом с моим Томасом.
— А другие ваши дети?
Нэн, казалось, выдохнула ответ, который смешался с шумом дождя.
— Они умерли. Выжил только Брейдер. Мой несгибаемый под ударами судьбы, сильный Брейдер, так похожий на своего отца.
После паузы Нэн продолжила:
— У меня были еще сын и дочь. Сына звали Джоном, а дочь Мэри. Христианские имена. Но после того как Брейдер пропал, они прожили недолго… — по ее щекам заструились слезы.
— Миссис Вульф, думаю не очень разумно с вашей стороны продолжать этот разговор. — Взгляд миссис Браун был более красноречив, чем слова.
Джулию пронзила вспышка раздражения, и в то же время чувство вины угнетало ее. Она не хотела причинять страдания Нэн и одновременно горела желанием узнать побольше о Брейдере.