– Не буду я зеленую смородину есть. У меня до сих пор от нее живот болит. Я пойду.
   – У меня завтра день рождения.
   Все-таки сказал. Сумел!
   – Ты это… приходи.
   – А подарок?
   Остановилась, а у самой в глазах искры сверкают. Какой от Аленки может быть подарок? Она сама как подарок.
   – На велосипеде дашь покататься?
   – И все?
   Встала напротив солнца так, что лица не видно, только кудряшки золотом сияют вокруг, и в бинокль не разглядишь, глаза слезятся.
   – Ты красивая.
   – Приду!

03

   – Нет, ну вроде взрослый парень!
   Не любит мамка, когда Генка играет за едой. Когда телевизор смотрит, книжку прижимает за тарелкой к банке с чайным грибом или, как теперь, расставляет костяшки домино, которые так замечательно падают друг за другом. А что еще делать, если картошка уже съедена, а стол стоит в саду, и вокруг порхают бабочки и пахнет яблоками? Жаль, что уйти нельзя, пока мама не выговорится. Пока не расскажет дяде Саше, что Генка отбился от рук. Что их сосед – председатель мотоклуба Коля Иванович Рыжков – хоть каждую субботу может устраивать мотопарады для ребятни, никакого скутера у Генки не будет.
   – Что тебе подарить? – спросила мамка Генку, наверное, уже в третий раз. – Ты хорошо слышишь? Пропадаешь куда-то. Дядя Саша спрашивает, что тебе подарить?
   – Скутер точно нельзя? – на всякий случай спросил Генка.
   – Точнее не бывает, – отрезала мамка. – Мне еще компьютер тебе к школе покупать. Старый ремонтировать – себе дороже выйдет.
   – Ладно, Анют, – повернулся к Генке дядя Саша. – Но если не скутер, что тогда?
   – Может, велосипед? – подала голос мамка.
   – Нет, – мотнул головой Генка. – Надо что-то с мотором. Коля Иванович сказал, хоть пылесос. Надо проехать большой круг. Всего пятьсот метров. Тогда могут взять в мотоклуб.
   – Ни-за-что! – отчеканила мама.
   – А щенка? – подмигнул Генке дядя Саша. – У нас на карьере овчарка таких щенков принесла!
   – Саша! – недовольно зашипела мамка.
   – У меня была собака, – налил глаза слезами Генка. – Она под машину попала. Другой собаки мне не надо. Собака может быть только одна.
   Мамка отчего-то сразу раскраснелась, а дядя Саша запыхтел, как паровоз, и даже расстегнул пуговицу на рубашке и спросил Генку совсем уже жалобно:
   – Ну, ни скутер, ни велосипед, ни щенок, но что же тогда?
   – Что-нибудь непонятное, – ни с того, ни с сего ляпнул Генка.
   Просто так. Чтобы отвязались. Все равно толку не будет.
   – Это как же? – не поняла мамка. – Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?
   – Подожди-подожди, – отчего-то оживился дядя Саша. – Ни игру, ни головоломку, а что-то непонятное?
   – Чтобы я удивился, – подвел итог разговору Генка. – Мама, ну я пойду уже?
   – Гостей пригласи, – разрешила мамка. – Аленку уже пригласил? Молодец. Кого еще хочешь? Котенкина Игоря? Давай. Отличный парень, хоть и старше Генки, полпоселка у него чайники чинит. Братьев Мажуга не забудь! Пусть приходят. Тортик и газировка будут!

04

   К сожалению, Генка соседствовал не только с Аленкой и ее бабой Марусей. С другой стороны его дома то и дело порыкивали мотоциклы братьев Рыжковых. Мотоцикл, конечно, был только у Егора, которому уже исполнилось шестнадцать лет. Двенадцатилетний Матвей обходился скутером, а ровесник Генки Семен ходил пешком. Но, в отличие от сверстников, в клубе он катался на настоящем мотоцикле и даже переезжал на нем через невысокие горки, что было причиной отчаянной зависти поселковых мальчишек. По этой или еще по какой причине Семен и его старшие братья источали легкое презрение по отношению к «безмоторным» землякам. А вот Генку, особенно когда он мелькал возле их двора в одиночестве, еще и обижали.
   – Малина! – заорал Егор, заметив крадущегося вдоль забора соседа. – Иди сюда!
   – Подгребай! – подал голос Матвей.
   – Оглох, что ли? – присоединился Семен.
   Братья с утра были не в духе. За их спинами стоял изрядно проржавевший мотоцикл «Урал» с коляской, но на сегодня забота у них была другая. Отцовский квадроцикл не заводился.
   – Слушай, Малина! – прошипел Егор. – Дуй к Котенкину. Скажи, что опять отец какую-то ерунду выкрутил, завести не можем. Да быстро, а то разжалует нас батя… по самое не балуйся. Бегом. Считаю до пятидесяти. Сорок восемь!
   Побежал Генка. Бежал и проклинал сам себя, и даже поплакал на ходу, хотя никто и пальцем его не тронул, но слово противное словно само в уши лезло – «трус, трус, трус».
 
   – Ну чего там? – спросил его Игорь Котенкин, который, как и обычно, сидел у себя в гараже, откусывал от батона, разрезанного вдоль и намазанного вареньем, хлебал горячий чай из литровой кружки и дышал канифольным дымом, поднимающимся от паяльника. – Опять, что ли, посыльным трудишься?
   Всякий раз, когда Генка попадал к приятелю в гараж, Малинин застывал с открытым ртом. Почти все стены в обители Котенкина были заняты стеллажами, на которых смиренно ожидали ремонтной участи чайники, утюги, приемники и телевизоры. Слева стоял огромный верстак-стол, справа продавленный диван и остовы двух мопедов, а в центре высилась гордость Котенкина – ярко-красный, украшенный хромированными дугами мотоцикл «Минск». Раритет, как говорил хозяин ремонтного логова.
   – Ага, – вздохнул Генка.
   – Вот у тебя бинокль на шее, – точно так же вздохнул Котенкин, – сколько раз его у тебя пытались отнять?
   – Не помню, – буркнул Генка.
   – Раз пять, не меньше, – напомнил Котенкин. – И сколько раз получилось? Ни разу. А почему?
   – Так он папкин, – снова вздохнул Генка. – От него только и осталось, что фотокарточки, бинокль и машина.
   – Нет, Малинин, – не согласился Котенкин. – Машины нет. Кузов в гармошку, движок чуть ли не вдребезги. Даже на запчасти нечего взять. Уж на что у участкового «УАЗ» еле живой, и то машина все еще. И «Волга» ржавая у твоего дяди Саши – тоже машина, а то, что у тебя под брезентом – это уже не машина.
   – Дядя Саша не мой, – почему-то обиделся Генка. – Он мамкин. Наверное…
   – Не трусь, Генка, – попросил Котенкин.
   – Я стараюсь, – поник головой Генка.
   – Плохо стараешься, – огорчился Котенкин. – Представь себе, что ты сам вот как этот бинокль. Держись сам за себя! Понял? Что там опять у Рыжковых? Батя все-таки заставил ржавым «Уралом» заниматься?
   – Квадроцикл не заводится, – вспомнил Генка. – Егор говорит, что Коля Иванович приедет и разжалует всех по это самое… по самое не балуйся. А они найти не могут, что он выкрутил.
   – Вкрутил он, – недовольно поднялся Котенкин. – Вкрутил! Опять, наверное, жиклер затянул. Ладно. Там дел на пару минут. Ты сам-то куда теперь?
   – Я к Мажугам, – вспомнил Генка. – У меня завтра день рождения! Ты хочешь тортика поесть?
   – Ну, ты дал парень, – улыбнулся Котенкин. – Чтобы я да отказался от тортика? Тебе чего подарить-то?
   – Ничего, – с тоской посмотрел на остовы мопедов Генка.
   – Брось ты это, – поморщился Котенкин. – Все равно запчастей нет. Если только у капитана на «Вторчермете», да и то вряд ли. Да и капитан, как «Вторчермет» закрылся, совсем тронулся. То марширует, то военные песни поет. К нему лучше не подходить. Если только с утра.
   – Так сейчас утро? – загорелись надеждой Генкины глаза.
   – Ну, попробуй, – пожал плечами Котенкин. – Только железку приволоки какую-нибудь. Он только на вес меняет. И это еще, если будет что менять.

05

   Отставного капитана, который охранял закрытый по весне «Вторчермет», боялись все окрестные мальчишки. Нрав он имел строгий, вверенное ему хозяйство охранял рьяно, и даже, как говорили некоторые смельчаки, грозился отметить задние места наиболее отчаянных воришек зарядом крупной соли из настоящего ружья. Генка в ружье не верил, но знал точно, что в дальнем углу заповедной территории хранится под брезентом и железным хламом настоящий, пусть и разобранный танк, гусеницы во всяком случае из-под брезента виднелись. Зачем бывшему танкисту танк, никто из мальчишек точно не знал, но священный трепет перед образом отставного капитана гусеничный великан умножал на порядок. Так или иначе, но уже через час Генка вместе с двумя одинаково растрепанными и вымазанными в зеленой траве братьями Мажуга тащил к «Вторчермету» украденную от дома бабы Веры чугунную батарею. Батарея тащилась плохо, зарывалась в землю, проволока, которой мальчишки ее прихватили, резала ладони, поэтому начальственный рык капитана у ворот «Вторчермета» прозвучал неожиданно и заставил взопревших мальчишек присесть от страха.
   – Стой! Равняйсь! Смирно! Откуда железка?
   Испугаться капитана мог кто угодно: в пыльной фуражке, потертом кителе, штанах с выцветшими лампасами и застиранной гимнастерке он напоминал только что вышедшего из-под огня вояку, и азарт боя все еще светился у него в глазах.
   – Вот, – собрался с духом Генка. – Нашли, товарищ капитан, на обмен. Игорь Котенкин посоветовал к вам обратиться, сказал, что кроме вас никто нам не поможет.
   – Значит, помощь нужна гражданскому населению? – приосанился капитан.
   – Нам бы какой-нибудь моторчик, – сделал жалобное лицо Генка. – Маленький. Вот за эту тяжелую батарею. Или ржавый мопед. Или нержавый. У вас… есть что-нибудь?
   – Моторчик, значит, – холодно улыбнулся капитан. – А приятелям твоим что?
   – А ничего, – почти хором ответили братья Мажуга. – Мы забесплатно.
   – И за тортик, – на всякий случай добавил один из братьев. – У Малинина день рождения завтра!
   – Тортик, это серьезно, – устремил взгляд куда-то вдаль седой капитан. – А сам-то Котенкин где?
   – А у Рыжковых, – нашелся Генка. – У них квадроцикл не заводится. Помогает.
   – Помогает, значит, – подкрутил седой ус капитан. – Что ж, гражданскому населению помочь не грех… Короче, пехота! Затаскивайте вашу батарею внутрь. Только Котенку, Малинин, передай, что забарахлил мой погрузчик. Пусть придет и починит!
   Последние двести метров были самыми тяжелыми. Батарея гремела по плитам бетонки и цеплялась за каждую выбоину, пока не уперлась в ржавую рельсу.
   – Все! – сказал Вадик или Владик Мажуга. – Больше не могу. Хватит!
   Генка отпустил проволоку, с гримасой посмотрел на изрезанные ею ладони, даже носовой платок не помог, оглянулся. Два крана стояли над ржавым железом словно гигантские роботы. Дальний воткнул в металлолом стальную клешню, а ближний опустил на него магнитную блямбу.
   – Магнитище! – восхищенно пропел Вадик или Владик и полез по доскам с набитыми рейками к выкрашенному голубой эмалью чуду.
   Вскоре все трое трогали, гладили, ощупывали, только что не лизали таинственное устройство, да еще и прикладывали к нему пряжки ремней, раздумывая – притянет их магнитная сила или не притянет, а если притянет, то поднимет вместе с ремнем второклассника среднего роста, или не сможет? Генка оглянулся на деревенские улицы и уже почти как на собственной крыше раскинул руки и зажмурил глаза, когда один из братьев хрюкнул, как поросенок, а второй завизжал, и Генке пришлось глаза открыть, мало ли какие трансформации происходят в двух шагах?
   – Смотри! – радостно завопил Вадик или Владик. – Смотри туда!
   Пригляделся Генка, да и сам рот разинул. За бетонным забором «Вторчермета», где располагалась, о чем знал каждый мальчишка, воинская часть, проходило построение солдат. Но самым интересным было не построение, а то, что за шеренгами воинов замерли самые настоящие танки или танкетки, или боевые машины, или что-то еще похожее, но именно то самое, что заставляет учащенно биться сердце в груди почти каждого мальчишки.
   – Танки! – выдохнул Владик или Вадик.
   – Молокососы! – раздалось ворчанье капитана от основания кучи. – Разве это танки? Вот будь у меня башня, да кое-какие запчасти, я бы уж показал бы вам танк. Настоящий танк – это стальная неотвратимость! Это бог войны! Танки… А ну, быстро вниз, пехота, пока я не вытурил вас отсюда вместе с вашей батареей.
   Мальчишки слетели с кучи мгновенно. Слетели и как-то сами собой вдруг построились по росту, хотя, что там было строить, Мажуги и в классе вставали в конце строя, а Малинин был еще мельче.
   – Равняйсь! – поднял усы торчком капитан. – Смирно! Вольно, пехота. Вот, – он протянул Генке крохотный, в полтора мужских кулака, моторчик. – Больше ничего нет, и этот крановщик припрятал, да не забрал. Отнеси Котенкину. Если кто и починит, так только он. А теперь слушай мою команду! Наряд! Равняйсь! Смирно! Кругом! Шагом марш!

06

   – Нет, Генка, – сказал Котенкин, выбивая из моторчика грязь. – Тут никто тебе не поможет. Не заведется эта рухлядь. И запчастей под этот аппарат у меня нет.
   – Совсем ничего нельзя сделать? – на всякий случай спросил Генка.
   – Совсем ничего, – вздохнул Котенкин. – Но ты нос-то не вешай. Сдаваться нельзя никогда. Понимаешь?
   – Понимаю, – наморщил лоб Генка и на всякий случай признался. – Я трушу иногда, но не сдаюсь!
   – Ты это, – поинтересовался Котенкин, – насчет тортика ведь не передумал?
   – Нет еще, – успокоил старшего приятеля Генка. – Только я моторчик заберу.
   – Можешь положить его под брезент к машине, – посоветовал Котенкин, намазывая вареньем очередной батон. – Железо – к железу. Выбрасывать потом будет проще.

07

   Домой Генка пришел если еще не в сумерках, то в их предвестии. Послушно поужинал, так же послушно вымыл ноги и даже постоял под теплым душем. Чтобы быстрее дождаться дня рождения, отправился в постель. Но как только мамка вышла из комнаты, тут же выскользнул из-под одеяла, уложил на свое место плюшевого медведя и полез под кровать, где уже стояла настольная лампа и лежал набор инструментов. Позвякивая ключами, Генка приступил к разборке двигателя, потому как тот же Котенкин не единожды говорил, что когда не знаешь, что делать, делай хоть что-то, вдруг сделаешь то, что надо? Вскоре двигатель разделился на части, и Генка, поняв, что он уже сделал все, что мог, положил голову на руки и уснул прямо под кроватью.
   Мама его еще не спала. Она ждала у калитки дядю Сашу. Но вместо него на уазике подъехал участковый. Глеб Глебыч вылез из машины, подошел к калитке, кивнул Генкиной матери, словно потерял голос, но потом все-таки стал говорить какие-то непонятные слова:
   – Все, значит? Определилась?
   – Выходит, что так, – так же непонятно ответила Генкина мама.
   – А как же… – растерялся Глеб Глебыч. – Как же все?
   – Что все? – в свою очередь растерялась мамка. – Вы о чем заладили-то? То ты, то Араян? Как же так… Как же все… А что все? Не было же ничего! Даже за руку не подержались! Ни с тобой, ни с ним!
   – Ну, так ты же сама не захотела! – вовсе оторопел участковый.
   – Да, – кивнула мамка. – Все сама. Уже больше пяти лет, как отца Генкиного не стало, все сама.
   – Так чего ж ты тогда? – возмутился Глеб Глебыч. – И что тебе этот экскаваторщик? Что ты в нем нашла?
   – Себя, – сказала с улыбкой мамка, потому что к дому подъехала «Волга» дяди Саши. – Себя.
   – Анют! – выскочил дядя Саша из кабины. – Я все решил. Все как Генка просил. Есть непонятное!
   – Ну ладно, – козырнул участковый. – Не буду мешать празднику. Я вот насчет чего: тут на соседней улице у бабы Веры батарею с лужайки уволокли. На ней куриная поилка стояла, а баба Вера – это же оружие массового поражения. Так что, привет вашему Генке и его приятелям. Видели их с этой батареей.
   Сказал и пошел.
   – Ну, Генка! – восхищенно покачал головой дядя Саша. – А зачем ему батарея-то? Да и может, не он это затеял?
   – Он затеял, – уверенно сказала мамка. – Будь уверен, если что-то где-то происходит, то затеял это Генка.

08

   Генка не просто так залезал по утрам на крышу. Ни птицей, ни самолетом он становиться не собирался, но повторить ощущение полета – мечтал. То самое ощущение, которое приходило к нему во сне. Точно как и в эту ночь. Ему снился полигон мотоклуба, братья Рыжковы, Котенкин, куча народа. Играла музыка. Ревели моторы. Коля Иванович палил из стартового пистолета, и Генка, который начинал гонку в последних рядах, вдруг прибавлял газу и на том самом оранжевом велосипеде с приляпанным к раме моторчиком обгонял всех, заезжал на горку, чтобы выполнить удивительный трюк, но вместо трюка устремлялся в небо. Хорошим должен был оказаться день после такого сна.
 
   На столе лежали два подарка. Генку словно пружина подбросила с кровати. Пальцы запутались в завитках упаковок, но коробка с надписью «От мамы» не заинтересовала, внимание приковала коробка с надписью «Непонятное». Лента соскочила с уголка, зашуршала фольга, показался картон, снова коробки. На первой написано – «Этим покрасить». Что внутри? Краски, кисть. Вторая коробка – «На этом подвесить». Что подвесить? Что внутри? Новенький, только что из магазина, изогнутый подковой красно-синий тяжелый магнит. Понятно. Или непонятно? Вот же третья коробка и снова надпись. «Непонятное». Сейчас-сейчас. Завязка, фольга, картон, а внутри…
   Генка вылетел из дверей пулей. Мамка возилась в саду у стола, а он – в трусах, босой, захлебываясь слезами, взгромоздил на стол подарки, закричал:
   – Мама! Что это?
   – Ну, во-первых, с праздником!
   Поймала, подняла, закружила, поцеловала, прижала к груди и только потом поставила в успевшую высохнуть от ночной росы траву протестующего ребенка – «Я уже большой»!
   – Не очень большой. И мой подарок даже не открыл. Что ж ты так? А ведь там и кроссовки, и футболка, и джинсы!
   – Хорошо! Это что? Что это? «Этим покрасить», «На это повесить», «Непонятное»? Чего тут непонятного?
   На стол выпали, зазвенели обычные, только стальные, без рисунков кубики.
   – Мама! Чего тут непонятного? Это подарок?
   Мама снова поймала, притянула к себе Генку, начала говорить на ухо, потому что главное непременно нужно говорить на ухо:
   – А ты разве не знаешь, что волшебная палочка внешне ничем не выделяется?
   – Ну, мам!
   – Это не простые кубики. Дядя Саша сказал, что ничего более непонятного и таинственного он в своей жизни не встречал.
   – На них даже картинок нет!
   – Не спеши, – засмеялась мама, но засмеялась с беспокойством. – Сделай, как написано. Раскрась кубики, потом прилепи к магниту и посмотри, что получится. Да поторопись. Скоро гости придут, а ты не умылся, не переоделся. Мой-то подарок будешь распаковывать?
 
   День рождения не задался с самого начала. Нет, кроссовки, джинсы и футболка от мамы оказались впору. Почти новый мотоциклетный шлем от Котенкина с предложением проехаться на мотопараде за его спиной – тоже подошел. И Аленка с великом, бабой Марусей и корзинкой пирогов с черникой оказалась к месту. Особенно удачно совпали пироги и Котенкин. И блюдо клубники от братьев Мажуга так же удачно совпало с Аленкой. И тортик оказался большим и вкусным и совпал сразу со всеми, и восемь свечек погасли с одного выдоха, но вместо главного подарка за спиной дяди Саши висели прилепленные к магниту девять кое-как раскрашенных кубиков. Так что Генка ел торт, слушал дядю Сашу и едва сдерживал слезы.
   – Ты, главное, не волнуйся, – виновато бормотал дядя Саша. – Я и с бабой Верой все уладил. Я ей под ее куриную поилку известняковую плиту с карьера привез. У нее теперь не поилка, а памятник! Но главное, конечно, вот эти самые кубики. Они особенные. Последние полгода, правда, они сейф подпирали в конторе, но я там чурбачок поставил, а кубики вытащил.
   – Это железные кубики для железных мальчиков? – подмигнул Котенкин Генке.
   – Может и для железных, – уклончиво ответил дядя Саша, – а может быть и для настоящих. Это как посмотреть. Эти же кубики не из магазина. Их в камне нашли. Под карьерной дробилкой.
   – На ней мой папка работает! – тут же подал голос Владик Мажуга.
   – Мой папка на ней работает! – закричал Вадик Мажуга.
   – Точно так, – отозвался дядя Саша. – Ну, мы сначала подумали, что это какие-то запчасти отвалились, но вскоре поняли, что ошиблись. И то ведь, они же по первости в известке были.
   – Запылились, понятное дело, – объяснила баба Маруся. – Карьер! Мой дед, когда на карьере работал, весь в известковой пыли приходил!
   – Нет, – не согласился дядя Саша. – Они словно в камень вросли.
   – В известняк? – поразился Котенкин.
   – В он самый, – расплылся в улыбке дядя Саша.
   – Да ладно, – отмахнулась баба Маруся, которая в молодые годы преподавала в поселковой школе биологию, как раз до прихода туда директором Карена Давидовича. – Динозавры что ли в эти кубики играли? Повалялись железки в известковой луже, да закаменели.
   – Не спеши соседка, – продолжил дядя Саша. – Я и сам так думал. А потом и вовсе забыл об этой диковине. А вот как Генка непонятного попросил, вспомнил. Пару недель назад один из кубиков из-под сейфа вылетел. Уборщица его шваброй выбила. Выбила, подняла, повертела в руках, да и прицепила к магниту. У нее магнит в подсобке, так вот она к нему всякую железную мелочь лепит, чтобы не потерять. Ключи, защелки, щеколды, болты. Чего только под ногами не попадается. А потом вся эта стальная борода у нее рухнула на пол. Стала она поднимать железки, а они к магниту не пристают. Испортился он. Магнитить перестал.
   – Так не бывает, – не согласился Котенкин. – Как это перестал? Без нагрева? Без магнитного поля?
   – Не бывает, – кивнул дядя Саша. – Я справлялся. Сам удивился, когда она жаловаться ко мне пришла, я ж там еще и вроде механика. Но вот вчера я выкрутил динамик на своей «Волге» и в качестве последней проверки приложил кубик к магниту. А сегодня с утра уже езжу без музыки.
   – А красить зачем их было? – не понял Генка.
   – Так их вначале тоже пронумеровали на всякий случай, – объяснил дядя Саша, – а после, ну, я же еще потренировался на других магнитах, и краска, и следы известняка с них слезли. Как новые кубики стали. Ну, ты скоро сам все увидишь. Надеюсь.
   Обернулся к магниту, а кубики словно взгляда его и ждали – скользнули вниз, да загремели в подставленном тазу. Генка, Аленка и Мажуги чудом стол не снесли. Столпились над тазом, глазам своим поверить не могут – лежат кубики ровным квадратом, на гранях – ни пятнышка, вся краска осыпалась. И такие они чистые, что Генке их погладить захотелось.
   – Не тронь! – заволновалась мамка.
   – Да ладно, Анюта, – успокоил ее дядя Саша. – Я дозиметром проверял. Нет там ничего.
   – Не может быть, – пробормотал Котенкин, безуспешно прикладывая к испорченному магниту связку ключей. – Загадка мироздания. Однако, Малинин, это круче скутера. Намного круче!
   – Клево! Круто! Прикольно! – друг за другом прошептали Аленка, Владик и Вадик.
   – Игорек, – шмыгнул носом, собирая кубики, Генка, – а можем мы их как-то еще проверить?
   – Можем, – почесал затылок Котенкин. – Только, чай допьем и пироги доедим. А то я что-то проголодался с утра.

09

   Через час Генка, Аленка и Мажуги сидели на старом диване в гараже Котенкина. Тот возился с приборами на верстаке.
   – Нечего не понимаю, – пробормотал он через полчаса. – Имеем девять кубиков предположительно из черного металла.
   – Из серого! – поправили его братья Мажуга.
   – Неважно, – продолжил Котенкин. – Объем каждого чуть больше двадцати семи кубических сантиметров, вес около тридцати граммов. То есть, можем предположить, что они пустотелые либо заполнены чем-то почти невесомым.
   – И еще размагничивают магниты! – добавил Генка.
   – Да, – озадаченно громыхнул еще одним испорченным магнитом Котенкин. – Чего в принципе быть не может. Аномалия какая-то. Но сами не меняются. От нагрева – почти не нагреваются. Свет поглощают. При этом сами кубики, насколько я могу понять, ничего не излучают. Хотя, сверло с алмазным напылением царапину на грани оставляет…
   – Игорек! – воскликнул Генка. – Я же просил не царапать!
   – Да успокойся, – поморщился Котенкин. – Нет уже той царапины. Пропала куда-то. Так что, непонятного много, но вопрос только один. Что это такое вообще?
   – Волшебные кубики! – закричал Вадик.
   – Ага, – криво усмехнулся Котенкин. – Крибле, крабле, бумс.
   – Инопланетные? – предположил Владик.
   – А вот в обувных коробках бывают такие пакетики от сырости, – вспомнила Аленка. – Может быть, эти кубики вроде тех пакетиков? Только не от сырости, а от этого…
   – От магнетизма? – подсказал Котенкин.
   – Ага! – обрадовалась Аленка. – Или игрушки динозавров.
   – И что теперь делать? – повернулся Котенкин к Генке. – Малинин! Кубики-то твои?
   – Продолжить проверку! – нашелся Генка.
   – В какую сторону? – не понял Котенкин.
   – Насчет динозавров!

10

   Директор поселковой школы Карен Давидович Араян тоже был особенным человеком. Его аккуратность и подтянутость настолько поражали учеников, что среди младших классов даже ходили слухи, что директор так и родился – в костюме, белой рубашке, галстуке и начищенных до блеска ботинках. Кстати сказать, уроки географии и биологии, которые преподавал Карен Давидович, в школе никто не прогуливал. А вот, чтобы ученики не услышали звонок на перемену, случалось.
   Сейчас, в середине лета, Карен Давидович не ходил в галстуке, но его тонкая белоснежная футболка, летние брюки и белые туфли выглядели едва ли не блистательнее его же костюма. Во всяком случае, Аленка, отправленная мальчишками к директору, увидев Араяна в таком виде, даже недоуменно оглянулась – не следует ли ей, Аленке Комаровой, убраться восвояси, чтобы помыться да надеть бальное платье?
   – Здравствуйте, мадемуазель, – нарушил возникшую паузу Карен Давидович. – Прошу прощения, что я без галстука. Чем могу служить? Вы кто?
   – Я Аленка Комарова, – вовсе потерялась Аленка и даже попыталась спрятаться за своим велосипедиком. – Я к бабушке на лето приехала. Мне не нужно служить. Мне нужно помочь. Нам…
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента