Малицкий Сергей. Треба

 
   Не прошло и нескольких минут, как почти вдвое увеличившийся отряд двинулся в глубь ущелья. Малла по-прежнему держался впереди, не снимая руку с меча, за ним следовали Сарлата и Тарх, затем понукали животных остальные. Узкая тропа вынудила путников вытянуть караван. Покрытые зеленой порослью каменные осыпи поднимались к окрестным скалам, в двух шагах между камнями журчал ручей. Высоченные снежные пики, перегородившие половину неба, прятали за собой солнце и казались серыми на желтоватом фоне. Тару то и дело крутил головой, оборачивался на свою башню, пока она не скрылась за скалами.
   – Что, приятель, – окликнул его Эша, – думаешь, что не вернешься уже назад?
   – Кто его знает? – проскрипел Тару. – Может, вернусь. А может, и нет.
   – Вряд ли, – усомнился Эша. – Я когда из Гимы выезжал, точно знал, что не вернусь. И теперь так же думаю.
   – Зачем же ты тогда отправился в путь? – удивился Тару.
   – Затем же, зачем и ты, – хмыкнул Эша. – Чтобы перед смертью не досадовать на самого себя.
   – Надейся на внезапную смерть, тогда и досадовать не придется! – расхохотался, обернувшись, Сарлата.
   На этом разговор оборвался, только Тарх, который так и не проронил ни слова, принялся вполголоса хихикать, прижимаясь к лошадиной шее.
 
   Тропа постепенно поднималась вверх и через час достигла развилки. Одна ее часть узкой, заросшей сухими прошлогодними колючками тропкой уходила круто вверх к заброшенному перевалу, другая, минуя гору свежевывороченных валунов, протискивалась между скалами в темное узкое ущелье.
   – Однако, – удивился Сарлата. – Кто-то на самом деле не так давно потрудился у этого прохода. Похоже, тут ворочало камни целое стойбище кусатара. Или два стойбища лами?
   – Плохое соседство – плохая дорога, – покачал головой Тару. – И место плохое. Смотри, зеленоглазый, видишь? Шерсть на камне видишь? Мейкк заходил в ущелье, недавно заходил. Свежая шерсть.
   – И что же? – придержал коня Кай.
   – У мейкков нет шерсти, – не согласился малла.
   – Жилеты они носят из овчины, – объяснил Тару. – Четыре овцы уходит на один жилет.
   – С мейкком я слажу, если что, – заметил Кай и обернулся к Сарлате: – Я обещал тебе дорогу? Вот она. Что остановился? Теперь ты иди с дружком первым. Пара лиг осталась до твоего… логова.
   – Знаешь эти места? – скривился седой.
   – Я все в Салпе знаю, – ответил Кай. – Или почти все. Кроме Запретной долины, если поглубже заглянуть, и нашего с тобой дела.
   – Вот как выходит, – ухмыльнулся Сарлата. – Одно с другим прикинуть несложно. Что ж ты ушел от ответа тогда? А ведь ты и есть тот самый охотник.
   – Я всего лишь сказал правду, – ответил Кай. – Во время Пагубы я еще был ребенком.
   – Ребенком? – поднял одну бровь Сарлата. – Что ж, ребенком так ребенком. Но пошумел ты когда-то, пошумел. Хотел бы я сразиться с тобой, дай только войти в силу. Говоришь, все в Салпе знаешь? Ну что же, скоро будешь знать и вправду все. Крути головой, да надейся, что шея не переломится. Тарх! Не медли, давай за мной.
 
   За скалами верхнее ущелье отвесными стенами разбегалось в стороны на четверть лиги. В отличие от ущелья, в котором стояла башня Тару, тут не было ни травы, ни деревьев, только колючие кусты цеплялись корнями за голый камень, да в русле сухого ручья кости трещали под копытами лошадей. Среди них попадались и человеческие.
   – Волки, – объяснил Тару. – Сейчас их тут нет, но зимой и летом здесь их логово. Наступит жара, тут тоже появится ручей. Вода с ледников пойдет. Всякая живность приходит сюда на водопой, тут волки и пируют.
   – Обычно на водопое зверь друг друга не бьет, – заметил Эша.
   – Тут особенный зверь, – покачал головой Тару.
   – Всякий зверь станет особенным, если о нем позаботиться, – рассмеялся Сарлата, который с каждой минутой словно раздавался в плечах. – Достаточно раз в неделю подстреливать у водопоя горного козла, и от запаха крови любой зверь забудет о приличиях.
   – Волк волка кормит, – зло проскрипел Тару. – Это твое логово, седой?
   То, что от начала ущелья виделось каменной осыпью, оказалось развалинами крепости. Сложенная в незапамятные времена умельцами кусатара, она полностью скрывалась в монолите скалы, снаружи оставались лишь две граненые башни и кусок стены между ними. Теперь же от одной башни почти ничего не осталось, вторая осыпалась до половины. Стена, однако, сохранилась, даже стрельчатая арка высилась над проходом, из которого пробивалась струйка дыма. Каменная тропа поднималась вдоль скал со дна ущелья к заваленной обломками площадке у входа в крепость и такой же полосой спускалась с противоположной стороны.
   – А ну-ка! – заметил Тару. – А ведь кто-то приглядывает за твоим домом, Сарлата!
   – Это точно, – заметил разбойник, правя коня на тропу. – Дом без пригляда оставлять нельзя. Тарх, проверь!
   Подручный Сарлаты кивнул, пригнулся и поторопил коня в обгон хозяина, послал его наверх, к развалинам. Кай поднял руку, останавливая спутников.
   – Уйдет же! – прошипел малла, выдергивая из ножен короткий меч.
   – Пусть уходит, – негромко бросил Кай. – Нужно, чтобы ушел.
   – А нож? – заныл малла.
   – Ты видишь дым? – спросил Кай. – Нож уже у нас, на что я не надеялся, впрочем. Но он у нас. Дым – это знак. Иначе я бы сейчас поднимался следом за разбойником. Но мне нужно, чтобы он ушел.
   – Все равно, – скрипнул зубами малла, – Сарлата должен умереть! Даже если вылить из него всю кровь и на каждого убитого малла выделить по капле, всем не хватит!
   – Всему свое время, – твердо сказал Кай.
   Тарх спешился возле входа в крепость, Сарлата тоже почти добрался до площадки. Обернувшись от самой крепости, он радостно прокричал:
   – А тебе не откажешь в осторожности, Меченый! Или ты что-то знаешь о магии шаманов лапани? Мои воины ждут меня в крепости. Благодаря древнему колдовству я чувствую дыхание каждого! И все они словно дышат в одну глотку! Их здесь больше дюжины! И вот что я тебе скажу, доблестный Кай, ты еще можешь спастись! Если, конечно, повернешь лошадей да заново завалишь проход из ущелья. Тогда башня Тару примет тебя. Но старику Эше не поздоровится. Его осел не лучшая животина для гонок.
   – Их нет! – крикнул ему в ответ Кай.
   – Кого нет? – не понял Сарлата.
   – Нет твоих воинов. Твоих полутора десятков воинов нет. Я убил их всех!
   – Убил? – растянул губы в холодной улыбке Сарлата. – Ты бредишь, Меченый!
   – Спроси его, – протянул руку Кай.
   Из темного прохода вылетел Тарх, вскочил в седло и с воплем погнал лошадь прочь от крепости. Через мгновение, разразившись проклятиями, Сарлата последовал за ним. Тьма в проходе шевельнулась, и сначала под стрельчатой притолокой показалась низкопосаженная, огромная голова, а потом на площадку перед крепостью выбрался и молодой, но тем не менее превышающий ростом обычного человека раза в полтора мейкк. Он неторопливо огляделся, увидел замерших спутников и тут же довольно заухал, заковылял на коротких ногах навстречу отряду, замахал ручищей, на запястье которой мотались снятые с разбойников ожерелья.
   – Кай! Кай! Я нашел! Нашел! Нашел я!
   – В одну глотку, – пробормотала Арма. – Вместо пятнадцати разбойников и их пятнадцати глоток – глотка одного здоровенного мейкка. И пятнадцать зачарованных ожерелий у него на запястье. Зеленоглазый! Малла, мейкк, два старика и женщина, которая некоторым кажется похожей на шлюху. Не слишком ли веселый караван для похода до Ледяного ущелья?
   – Мы не будем до него добираться, – ответил Кай. – В Запретную долину есть и другой путь. Но для этого нам придется перейти через перевал.
   – Но это невозможно! – воскликнул Эша. – Мейкки никого не пропускают!
   – У меня есть ключ, – отрезал Кай и повернулся к малла, который шипел и кусал губы. – Успокойся, Мекиш. Так надо. У Сарлаты осталось еще больше трех десятков разбойников. Мы еще столкнемся с ними в Запретной долине. Чем больше искателей приключений соберется в Ледяном ущелье и двинется в сторону Анды, тем вероятнее, что и мы достигнем цели.
   – Но с тобой пойдем только мы? – спросил Тару.
   – Не только, – задумался Кай.
   – Эй! – послышался со стороны выхода к перевалу слабый голос.
   Отряд обернулся. Одинокий всадник торопил измученную лошадь. Когда он приблизился, Арма разглядела соглядатая из Гимы. Шалигай был растрепан и истерзан долгим путем. Его щеки ввалились, губы потрескались.
   – Я шел по ее следам, – ткнул рукою остроносый в Арму. – Но она не виновата. Я далеко шел. В паре лиг, не ближе. Таился. Чуть не упустил ее в Асане. Я из Хилана, Кир Харти. Или Кай. Как там тебя теперь зовут? Меня зовут Шалигай. Я послан самим молодым ишей! Его матушка Тупи передала ему твое письмо, и он повелел мне отправиться в Запретную долину вместе с тобой.
   – Зачем? – спросил Кай.
   – Он хочет, чтобы я все запоминал и потом рассказал ему о твоих подвигах. К тому же он молод, но умен. Он сказал, что кое-кто в Текане хочет твоей смерти и за тобой посланы убийцы. Я должен защитить тебя.
   – Почему я не должен думать, что убийца это ты? – спросил Кай.
   – Потому что я не убийца, – пожал плечами Шалигай, с ужасом покосившись на приблизившегося мейкка. – Точнее, не убийца для тебя. Еще он сказал, что я должен буду прочитать тебе его послание, когда мы доберемся до Храма Двенадцати Престолов в Анде.
   – Давай прочтем его сейчас? – предложил Кай.
   – Оно зашито под кожу, – побледнел Шалигай и потянул к локтю рукав на левой руке. – Иша не велел вскрывать письмо раньше времени. Всякое слово дорого к нужному часу.
   – Что скажешь? – повернулся к Арме Кай.
   – У него сильные обереги, – заметила она.
   – Сейчас, – заторопился Шалигай, рванул ворот, потянул через голову пучок ожерелий с камнями, деревяшками и раковинами. – Иша поручил мне охранять, сберегать тебя, Кай, запоминать все и зачитать его послание в нужный час.
   – Он не лжет, – согласилась Арма.
   – Ну что же, – задумался Кай и вновь повернулся к спутнице: – Твое послание тоже зашито под кожу?
   – Нет. – Она стиснула зубы. – Послание от моей матушки я выучила наизусть.
   – Ладно, – кивнул Кай и посмотрел на Тару. – Я говорил не об этом спутнике. Наш отряд еще… увеличится.
   Затем Кай повернулся к мейкку:
   – Я рад тебя видеть, Шувай. Давай нож. И рассказывай, друг, где же ты его отыскал? Мы же вроде перевернули тогда все это логово?

Глава 4
Перевал мейкков

   Он был и впрямь необычным, этот нож, напоминавший скорее маленький каменный серп. Кай снял его с огромной ладони мейкка осторожно, словно вытаскивал из-под камня ядовитую змею, но никто не спросил зеленоглазого, что это за нож и почему его поиски привели отряд так далеко на север. Наверное, каждого из тех, кто стоял рядом с ним, Кай расспрашивал об этом ноже. Его рукоять и лезвие были выточены из одного куска камня, да таким образом, что белое вкрапление в нем напоминало язык пламени, бегущий к острию. Гарда между лезвием и рукоятью не сохранилась. От нее осталась только желтоватая полоска окаменевшей кости, и только по ней можно было предположить, что ножу многие сотни, если не тысячи лет. На самом камне не было ни единой выбоины.
   Пока Шувай, с трудом выговаривая хиланские слова, рассказывал о том, как разобрал изнутри чуть ли не все помещения крепости, пока не отыскал диковинку на выступе над самой аркой выхода, а потом несколько ночей ходил к башне Тару, так ему не терпелось поделиться радостью, нож подержали в руках почти все. Разве только Эша побледнел до цвета вершин Северного Рога и отдернул руку, да Шалигай, который крутил головой чуть в стороне, не решился подойти ближе. Арме показалось, что странный камень тяжелее свинца и холоден словно лед. Она держала нож в руках последней, и когда их спутники разошлись, чтобы приготовиться к походу, показала Каю едва различимые матовые потеки на черном. Именно эти места на камне были особенно холодны.
   – Кровь, – объяснил Кай Арме среди невольной суеты, возникшей из-за того, что малла, забравшись на осла, обряжал погрустневшего Шувая в странные доспехи, изготовленные из дубовой коры. – Кровь, которой, наверное, столько же лет, сколько и этому ножу. Но не спрашивай пока меня, чья эта кровь и почему ее след не растворился за тысячи лет. Не время. Хотя я и знаю чья…
   Он помолчал, потом выудил из мешка за спиной выделанный из телячьей кожи и покрытый причудливой вязью кисет, убрал в него нож и повесил его на шею.
   – Да, – ответил он на незаданный вопрос Арме. – На кисете те же самые узоры, что и у тебя на руках, ногах, на поясе, на горле. Мне нужно, чтобы никто не мог почувствовать его. А ведь я помню, как ты еще сопливой девчонкой прикусывала губу, когда тебе накалывали этот же орнамент. Я все помню… Больно было?
   – Тебе больно, – прошептала Арма.
   – Мне? – не понял он и тут же стиснул зубы, прищурил глаза.
   – Я вижу, – продолжила она. – У тебя зрачки такие, словно ночь вокруг. Тебя мучит боль?
   Он долго смотрел на нее. Так долго, что ей начало казаться, что земля уходит из-под ног.
   – Не мучит, – наконец процедил Кай сквозь зубы. – Пока помнил, каково жить без боли, – мучила. А теперь уже не мучит. Меченым меня зовут, слышала?
   – Слышала, – кивнула Арма. – У тебя серый лоскут на спине. Говорят, что это отметина Пустоты. Она и болит?
   Он прикрыл глаза, словно собрался с дыханием, и заговорил вновь об орнаменте:
   – Именно из-за этих узоров… на твоей коже Эша не чувствует в тебе колдунью.
   – Я не колдунья, – качнула головой Арма.
   – Ты больше чем колдунья, – ответил Кай. – Ты дочь богини, пусть даже она сама считала себя пеплом былого величия. Пусть даже она и была пеплом. Если семя, выношенное ею, взошло, оно возьмет силу дерева, пусть даже само дерево сожжено и развеяно. Но ты не только рождена богиней, ты и воспитана ею. Это дорогого стоит.
   – Я всего лишь человек, – не согласилась Арма.
   – Я тоже, – кивнул Кай.
   – Ты из-за этого ножа откладывал поход в Анду? – спросила Арма.
   – А ты хочешь, чтобы я ответил, что ждал тебя? – поинтересовался он.
   – Нет, – твердо сказала она.
   – Я был в доме у твоих приемных родителей, – сказал он. – Не застал их. Узнал, что они умерли, но умерли уже после твоего ухода. Ведь ты ушла, когда тебе едва исполнилось пятнадцать лет? Почему?
   – Мама сказала, что я должна уйти, – ответила Арма. – Она разговаривала со мной все мое детство и все мое детство учила меня всему, что я могла понять. А может быть, даже большему. Она сказала, куда я должна пойти, когда стану старше, и я туда пошла. Я находила названных ею людей, конечно, только тех, кого заставала в живых, и училась у них всему. Грамоте, целительству, бою, рукоделию, языкам, заклинаниям, охоте, обману, хитрости, убийству – всему, что могло пригодиться не самой хорошей девочке. Когда я не находила назначенных учителей, я находила других. И училась всему.
   – Зачем? – спросил он.
   – Чтобы дойти с тобой до Анды, – ответила она. – Это главное – дойти с тобой до Анды. У одного у тебя ничего не получится. Или получится не так.
   – Ну, не скажу, что я огорчен тем, что ты идешь со мной, – он задумался на мгновение, – но радоваться тоже пока обожду. Помни, что ты пообещала слушаться моих приказов.
   – Я помню, – сказала она.
   – Знай, что каждый из тех, кто идет со мной, должен быть готов к смерти, – добавил он.
   – И ты? – спросила она.
   – И я, – кивнул он. – Но с одной поправкой. Я не должен умереть. Я должен дойти до Анды. Чтобы все получилось.
   Он произнес эти слова с такой убежденностью, что Арма в секунду уверилась, что если успех его путешествия будет зависеть от ее смерти, она тут же захлебнется кровью.
   – И что же дальше? – Она расправила плечи. – Ты хочешь знать, готова ли к смерти я?
   – Я хочу знать, откроешь ли ты мне то, что передала тебе твоя мать, если окажешься на пороге смерти далеко от Анды? – спросил он.
   – Нет. – Она побледнела. – Но не потому, что рассчитываю, будто ты будешь оберегать меня. Во всяком случае, насколько я знаю, двоих спутниц ты не уберег?
   На этих ее словах он тоже залился бледностью и, наверное, стал холоднее каменного ножа.
   – Не потому, – твердо продолжила она. – Если я произнесу послание раньше, оно не подействует. Поэтому тебе все-таки придется меня оберегать.
   Бледность медленно сходила с его лица. Наконец он совладал с собою и глухо произнес:
   – В таком случае не делай мою задачу слишком сложной.
 
   После того как отряд покинул верхнее ущелье, дорога начала забирать круто вверх, словно спешила подняться на одну из нависающих над ней холодных вершин. Поначалу она ничем не отличалась от обычной горной тропы, разве только не знающие ног путников зеленые мхи покрывали ее, да горные склоны вокруг выглядели так, словно ни один взгляд не останавливался на них сотни лет, затем стала чуть шире, обнаруживая кое-где среди обломков камней куски каменных плит. Но древний путь дремал под грузом тысячелетий, не желая ни единым словом рассказать о себе. Над гребнями скал чуть слышно посвистывал неожиданно холодный ветер, заставляя путников поднимать воротники. В желтом небе парили силуэты стервятников. Если не каждый шаг, то каждая сотня шагов возвращала путников к зиме. Сначала изо рта стал вырываться парок. Потом к самой тропе вытянулись языки снега. А за ними и захрустел под копытами лед. День близился к завершению.
   Лошади, еще не натруженные долгой дорогой, бодро фыркали. Осел Эша тоже нес старика без особых усилий, хотя мотал головой, словно возмущался крутизной подъема, но ставил копыта сначала на мох, а потом и на снег почти неслышно. Если бы не мейкк, который утробно пыхтел и гремел странными деревянными доспехами, отряд вовсе двигался бы бесшумно. На второй час пути, когда тропа перестала подниматься, Кай, который двигался первым, оглянулся, наткнулся на взгляд Армы, нахмурился, но тут же отыскал глазами Мекиша, который получил в надзор нового подопечного – Шалигая, и крикнул малла:
   – Мелкий! Успеваем вроде до темноты. В деревне обгоните с хиланцем Шувая и следите, чтобы между вами и ним было не меньше двух десятков шагов, понял?
   – Понял, – буркнул в ответ малла и под напряженный смех спутников добавил: – Но я не мелкий. Для малла так я даже верзила.
   – Можешь тогда называть меня мелким, верзила, – разрешил Кай. – Для мейкков любой из нас мелкий.
   – А ты, Мекиш, так вовсе крошка, – гыкнул из-под деревянного шлема Шувай.
   – Я еще подрасту, – под новый взрыв смеха пообещал Мекиш.
   – А что, приятель, – обернулся к следовавшему за ним Тару Эша, – кто-то еще пользуется этим перевалом, кроме мейкков? Ведь их деревня стоит у заставы?
   – Ты, похоже, знаешь об этом перевале больше меня, – заметил Тару. – Я всего лишь слышал, что удобнее пути из Холодных песков в Гиблые земли нет, по сути, перевал этот – ущелье поперек всего Северного Рога. Трещина. След ножа на бараньей печенке. Это все, что я знаю. Ну и то, что перевал под тати уже две или три Пагубы. А кто им владеет – мейкки, палхи, кусатара или лами, – мне неведомо. До сего дня меня они не беспокоили, и то ладно. Во всяком случае, до моей башни мейкки не доходили, если не считать, как выяснилось, набегов нашего любопытного спутника. А я сам сюда не совался, делать мне больше нечего.
   – Как раз теперь нечего, как видно, – хмыкнул Эша и подмигнул из-под косматых седых бровей оглянувшейся Арме. – Тут все просто. Палхи в горах не живут, их деревни в лесах и на равнине. Они и штольни там устраивают. А лами и кусатара все южнее. Их здесь и вовсе нет. Вот и остаются мейкки. Я знаю, что не все их считают разумными…
   – Ты громче говори, – пробубнил пыхтящий позади Шувай. – Что ты там про мейкков?
   – Говорю, что живут они, как и прочие тати, в домах, точнее, в больших шатрах, и носят одежду, – повысил голос Эша.
   – Не все, – не согласился Шувай. – Кто-то и носит, но если волос на теле густой, то летом можно и не носить. Да и шатер зачем нужен? В снегу лучше. Лег, нагреб на себя и спи. Снег в горах чистый. Его можно есть, пить, на нем можно спать, сидеть, даже подтираться им можно. Главное, не в одном месте это всё делать.
   – Ты его не слушай, Эша, – обернулся Кай. – Поверь мне, Шувай только прикидывается дурачком, и если он не все слова хорошо выговаривает, это не значит, что он не сможет над тобой посмеяться.
   – Да я и не слушаю, – буркнул Эша под довольное уханье великана. – Долго еще до заставы-то?
   – Да уж почти пришли, – ответил Кай. – Видишь белую скалу впереди?
 
   «Почти пришли» обернулись еще почти часом пути. Странным образом тропа вдруг выбралась на каменистый гребень, по обе стороны которого если и не зияли ущелья, то уж, во всяком случае, щетинились из-подо льда острыми камнями крутые склоны. За ними по-прежнему вздымались к небу громады снежных пиков. Гребень тянулся с лигу, потом пошел вниз, и тропа пошла вниз к той самой белой скале, которая на фоне гигантов Северного Рога могла бы прозываться песчинкой, но чем ближе подбирался к ней отряд, тем менее справедливым казалось это сравнение. Вместе с бурой соседкой скала вновь загоняла тропу в теснину, не сойдясь с подругой на какую-то пару десятков шагов. Проход было перегорожен мощным частоколом, собранным из толстых стволов зрелых сосен, судя по которым никто из мейкков не спускался на восточную сторону Северного Рога десятилетиями. Солнце уже клонилось к горизонту и било путникам в глаза, так что брошенный над частоколом ствол столетнего дуба словно служил ему нашестом. Тропа вильнула чуть правее, скала прикрыла вечернее светило, и Арма разглядела, что торчащая из-за ограждения уродливая голова не насажена на один из колов, а приделана к туловищу мейкка, который с немалым изумлением разглядывал нежданных гостей.
   – Шувай, – обернулся к собственному великану Кай. – А ну-ка, скажи этому красавцу, что я требую старосту деревни. Пусть передадут ему, что зеленоглазый охотник принес обещанное и просит оказать ответную услугу.
   Шувай выкрикнул что-то нечленораздельное, его адресат еще мгновение хлопал глазами, потом разразился какими-то столь же непонятными проклятиями и исчез. Шувай же чихнул, отошел в сторону и сел на камень, повернувшись спиной к спутникам. Плечи его изредка подрагивали, отчего деревянные доспехи ударялись друг о друга.
   – Что с ним? – спросила Арма.
   – Плачет, – пожал плечами Кай. – Его выгнали из похожей деревни, только на пару сотен лиг севернее. Родители погибли под лавиной, остался ребенок, но зимой голодно, особенно на севере, своих бы прокормить. На крайнем севере мейкки живут в пещерах, он бродил между ними, стучался то в одни ворота, то в другие, ему никто не открыл. А теперь, когда он почти вырос, он считается порченым, потому что вырос с людьми. Теперь он изгой. Впрочем, сама увидишь.
   – Но как же он выжил тогда, зимой? – спросила Арма.
   – Я его встретил, – ответил Кай. И добавил в ответ на ее недоуменный взгляд: – Он еще молод. Ему всего пятнадцать лет.
 
   Вскоре над частоколом появились сразу десятка два огромных голов, да еще какая-то возня и визг послышались из-за ограды. Кай обратился к седому старику:
   – Здравствуй, отец.
   – Здорово, сынок, – шевельнулись огромные, изрезанные морщинами губы.
   – Помнишь меня? – продолжал Кай.
   – Помню, – кивнул староста, зацепив каменным подбородком частокол, отчего вся ограда загудела, как деревянный бубен. – Только ты, малой, с другой стороны являлся. С мугайской. Два года назад. Так было?
   – Так, – согласился Кай. – Откуда бы ни являлся. О переходе речь шла, а в какую сторону переходить, разговора не было. Так вот, прошу пропустить мой отряд.
   – Нет, – тяжело опустил веки старик. – Нет хода людям через мейккское ущелье. Тысячу лет назад захватили его люди, ограбили мейкков, убили всех и стали править здесь. Но потом пришла одна из Пагуб, и мейкки вернулись обратно. И теперь нет хода людям через ущелье. Всякий, кто перейдет, найдет свою смерть. Уходи.
   – Что ты сказал, отец? – спросил Кай. – Что ты сказал, отец, два года назад?
   – То, что и теперь говорю, – ответил старик. – Скорее каменный бог мейкков вернется на свое место, чем люди пройдут через мое ущелье. Но всякий, кто перейдет, найдет свою смерть.
   – Дело за малым? – переспросил Кай. – Вернуть каменного бога?
   – Верни, тогда поговорим, – буркнул старик и уже собрался уходить.
   – Я готов вернуть, – проговорил Кай. – Я добыл для мейкков их каменного бога.
   – Покажи, – в мгновение растерялся, напрягся, сдвинул косматые брови староста.
   – Смотри, – пожал плечами Кай, сбросил с плеч мешок, распустил шнуровку и выудил оттуда каменного истукана размером в локоть. – Он?
   – Почем мне знать? – протянул, прищурившись, старый великан. – Дай его сюда, я проверю. Там и поговорим.
   – Не могу пробиться, – прошептала, наморщив лоб, Арма. – Не могу пробиться к его мыслям. Словно огромные жернова медленно движутся в его голове. Не могу.
   – Шувай! – крикнул Кай, да так, что разом вздрогнули и снова обернулись к путникам все головы за оградой. – Иди сюда, друг.
   Застучали деревянные доспехи, великан поднялся и, не глядя на частокол, подошел к зеленоглазому.
   – Сейчас проверим. – Кай протянул истукана мейкку. – Ты знаешь, что надо делать.
   Шувай кивнул, сдвинул к локтю дубовый наруч, блеснул крохотным лезвием в другой руке и вдруг рассек толстую кожу запястья. Тяжелая капля крови повисла на ладони, сползла по большому пальцу к ногтю и упала на затылок истукана. И тут же зашипела, подернулась дымком каменная плоть, словно масло упало на раскаленную болванку, а вслед за этим сначала голова, потом плечи, а потом уже и вся фигурка покрылась огненной паутиной и засветилась, как выуженная из горна подкова!