Малицкий Сергей. Треба

Сергей Малицкий
Треба

Пролог

   Весна в горах – та же, что и на равнине. Не только ущелья окутываются туманами, и склоны гор покрываются зеленым налетом чуть ли не под самые ледники, но и ветер становится влажным и теплым, а под крышей уютного трактирчика на восемь столов вдруг обнаруживается какая-нибудь ошалевшая от счастья пичуга, которая разливается трелями, словно добиралась к родному гнезду с края света.
   Милая, еще далеко не старая женщина стояла за стойкой, шевелила лопаткой в печи лепешки по-лапаньски, поглядывала на рвущую горло птицу, бросала взгляд в зал, свет в который падал из четырех больших окон, и улыбалась. Прошедшая зима оказалась не слишком суровой, монеты, сообразно количеству прикормленных завсегдатаев, водились, муж не огорчал, а скорее радовал, да и дети росли на загляденье – крепкие, шустрые, сообразительные, а что еще нужно матери для счастья? Тем более что и в эту минуту все трое были рядом: младшая дочь, прикусив от старания язык, месила начинку для лепешек, средняя раскатывала тесто, а старший сын только что принес охапку дров для печи и ухватился за ручки ведер, чтобы наносить еще и воды из колодца.
   – Обожди с водой, – продолжая улыбаться, но пряча в глазах беспокойство, бросила негромко мать. – Две кадушки полны. Сбегай-ка к отцу да подмени его. Скажи, срочно нужен в трактире. Гость у нас.
   – Кто? – прошептал черноволосый парень, не поворачивая головы в сторону зала.
   – Кто-то, – ответила мать. – Иди через двор. Отец пусть заходит с улицы да бирку повернет. Как раз утренние посетители разойдутся.
   Парень кивнул, громыхнул ведрами и вышел на задний двор, а уже оттуда выскочил в узкий проулок, в котором еще лежал в тени лед, перемахнул через низкую каменную ограду, вылетел на площадь перед крепостными воротами, где шумело торжище, и, лавируя между рядами, палатками, тентами и коробейниками, подбежал к самым воротам крепости.
   – Отец! – окликнул он кудрявого, с легкой проседью, улыбчивого торговца, который продавал горячие намешские пирожки.
   – Что за оказия? – поинтересовался тот, не стирая с лица улыбку, хотя его глаза наполнились тревогой.
   – Мать зовет, срочно, – понизил голос парень. – Велела подменить тебя да сказать, что ты нужен в трактире. Заходи с улицы, не забудь повернуть бирку. Гость у нас.
   – Кто? – тут же начал снимать с плеча корзину торговец.
   – Не знаю, – ответил парень. – Я не разглядывал.
   – Менять меня не нужно, – сунул сыну в руки корзину торговец. – Ешь. Один пирог остался. Неси корзину в трактир, но через двор. Потом тихо, тайком, подай матери за стойкой лук и десяток стрел. Лук держи над стрелами. Понял?
   – Понял, – пробубнил парень с набитым ртом.
   – Так не медли, – похлопал его по плечу торговец. – И пригляди, нет ли подозрительных зевак возле трактира.
 
   В первые весенние дни, едва в городке при крепости Гима – обители вольных мудрецов, или, как о том любили позлословить где-нибудь в богатых домах Хилана, убежище сумасшедших изгоев со всей Салпы, – с мостовых сходил лед, колокол в надвратной башне давал сигнал к началу окраинного торжища. Всю площадь, которая и в обычные дни даже зимой не оставалась без торговцев, купеческий люд заполнял в сотню раз плотнее обычного. Поднимались шатры и палатки, тянулись тенты, ставились в ряд крытые и открытые повозки, сколачивались да расставлялись столы и прилавки. Весь не слишком большой городок разом превращался в ярмарку, которая, конечно, не могла спорить размерами со знаменитой водяной ярмаркой Хилана, но для изрядного количества обитателей Салпы была главным торжищем на целый год. Вольные хлебопашцы именно здесь могли взять лучшую цену за зерно, кожу, гончарные и ткацкие изделия. Мугаи именно сюда тайными тропами да с немалыми ухищрениями провозили олово и драгоценные камни. Лапани именно здесь и больше нигде делились с прочими обитателями Салпы верблюжьим молоком и сыром, войлоком и, что влекло на гимскую ярмарку прощелыг со всего Текана, – золотым песком. Даже торговцы из-за Хапы, несмотря на недовольство вновь избранного правителя всего Текана – молодого иши, – умудрялись добираться до вожделенного торжища. Немногочисленные после пережитой Пагубы гиенцы хвастались лошадьми и овчиной, еще более немногочисленные, заново отстраивающие свой город кетцы – орехом и шерстью, хиланцы – стальными и бронзовыми штуковинами, редкие гости – туварсинцы – шелком, и прочая, и прочая, и прочая. Только тати, в отличие от допагубных лет, на ярмарке почти не показывались. Нет, упрямые малла перекатывали со своих крохотных повозок к торговым местам бочонки с медом, а вот лами и кусатара старались до времени не появляться на Гимском перевале, искали для себя других торжищ и других перевалов. Впрочем, как говорили старцы в самой крепости, путь им на ярмарку был не заказан, и рано или поздно они должны были на нее вернуться, тем более что стражники Гимы порядок на площади и во всем городе поддерживали неукоснительно.
   Пробираясь между многочисленными торговцами, их товаром и еще более многочисленными покупателями, недавний пирожник улыбался незнакомым ему людям, при этом незаметно поправляя ножи на поясе. Так, с улыбкой на лице, он и добрался до дверей собственного трактира, который стоял не на площади, а на соседней улочке, что не мешало ему благодаря добрым отзывам довольных караванщиков славиться на все окрестные земли не слишком высокой ценой и изрядным качеством еды.
   Подойдя к трактиру, торговец перевернул бирку, на которой были написаны два слова – одновременно и по-хилански и по-лапаньски, той стороной, что извещала – трактир закрыт, приметил скучающую у коновязи невысокую, но выносливую лошадку и вошел внутрь. Хозяйка стояла за стойкой, девчонки возились рядом, в зале оставался один человек. Торговец подмигнул хозяйке, шумно поздоровался, словно за столами сидели не меньше десятка его дружков, сел через стол напротив незнакомца и столь же шумно потребовал себе кубок вина и кусок пирога.
 
   Незнакомец оказался незнакомкой. Просто одетая женщина лет двадцати – двадцати пяти ела поданное ей кушанье, а именно все тот же пирог с мясом и овощами, окуная его время от времени в миску с соусом, да запивала все это великолепие слабым вином, разбавляя его водой. Лицо и волосы ее скрывал капюшон зеленовато-серого шерстяного бурнуса, но выглядывающие из-под него завитки черных волос, строгая линия носа, подбородка, цвет кожи и временами посверкивающий необычный, темно-синий взгляд позволяли предположить, что незнакомка довольно привлекательна, а может быть, даже и очень красива. Рядом с нею на столе лежал мешок, в котором, судя по очертаниям, могла быть укрыта как небольшая прялка, так и самострел с наложенной на него стрелой. Торговец скосил взгляд под стол и разглядел прислоненный к лавке посох. Простенький, с удобной, оплетенной кожей рукоятью, но уж больно громоздкий сам по себе.
   – Брось, Харк, – проговорила женщина низким приятным голосом, отпив очередной глоток разведенного вина. – Не хотела показываться, но уж больно ты резок, а женушка твоя глазаста. Оставь в покое ножи на поясе и в рукавах. Не устраивай представление. Ведь ты не для этого перевернул бирку у входа и задвинул щеколду изнутри? Ты же хозяин трактира? Оставь пироги и вино посетителям. Тебе же гораздо милее домашняя похлебка, печеная курочка и салатик из ранней редиски. Разве не так?
   Торговец едва не поперхнулся вином из кубка, который он уже поднес ко рту, а стоявшая у печи женщина выронила лопатку на угли.
   – Не волнуйся, Хасми, – продолжила незнакомка. – Твоего кудрявого муженька я вижу впервые. Просто есть некоторые хитрости, которые позволяют определять… пристрастия собеседников. Ты можешь не беспокоиться. У тебя замечательный и верный муж, если он и может изменить тебе, то только с миской все той же похлебки. Да и то сердце его останется с тобою.
   – Кто ты? – только и смогла вымолвить Хасми, сбивая огонь с лопатки. – Что тебе нужно?
   – Ну, уж стрела в живот мне без надобности, – улыбнулась незнакомка, отодвигая блюдо и смахивая с пальцев крошки платком. – Поэтому не трогай лук да отправь куда-нибудь дочек и сына, который спрятался под стойкой. Раз уж между нами завязался разговор, будет лучше, если они не услышат лишнего.
   Хасми прошипела что-то негромко, дождалась, когда шлепанье босых ног по дощатому полу затихнет, выложила на стол лук, стрелы, несколько ножей, что могли служить и для кухни и для боя, и приготовилась слушать.
   – Мое имя вам ничего не скажет, – не торопясь, начала незнакомка. – И знать вам про меня ничего не нужно, кроме того, что я ищу человека, которому я обязана и который в небольшой степени обязан и мне.
   – О ком идет речь? – неуверенно вернул улыбку на лицо Харк.
   – О некоем Кире Харти, а так же Луке, Луккае, Кае-Весельчаке и зеленоглазом охотнике, – проговорила незнакомка. – В песках он иногда появлялся под кличкой Меченый, из-за пятна на спине. Пока что я знаю только об этих его именах.
   – А почему мы должны знать о нем? – удивилась Хасми.
   – Действительно, – рассмеялась незнакомка, – с чего это вы должны знать о человеке, чью внешность помните так же хорошо, как и свою собственную? Кстати, ваши дети не слишком болтливы? Я не подвела вас, назвав настоящими именами?
   – Не подвела, – успокоил незнакомку Харк. – Они знают наши настоящие имена. И они нисколько не болтливы.
   – Достойно восхищения, – стала серьезной незнакомка. – Нет большей гордости, чем гордость за собственных детей. Надеюсь, и у меня когда-нибудь будут дети.
   Она словно задумалась на мгновение.
   – Но вернемся к главному. Вы знаете об этом человеке, хотя никому и ничего не должны. Я не буду пересказывать, как каждый из вас познакомился с Киром Харти. Могу ведь и упустить что-то, да и даже мне подобные воспоминания показались бы тяжелыми. Лучше я расскажу, как нашла вас. Чтобы вы не слишком уж волновались.
   – Мы вовсе не волнуемся, – оглянулся на Хасми Харк. – Пагуба закончилась более десяти лет назад, чего нам волноваться? Даже если бы мы что-то знали об этом человеке? Здесь правят старцы, а с ними у нас хорошие отношения. И Текан все еще слишком слаб, чтобы воевать с Вольными землями. Только-только очистил леса от последних пустотных тварей. Кроме того, никогда войска иши не добирались до Гимы. Да и счеты с тати у Текана таковы, что о нас иша может и вовсе не вспомнить. Хилану не до нас.
   – Тати это касается тоже, – подала голос Хасми. – Им тоже не до нас. Если даже тати не строят планов уничтожения Хилана, то уж, во всяком случае, опасаются мести с его стороны.
   – Тем не менее, – проговорила незнакомка, – за последние годы я объездила весь Текан, выбиралась даже за его пределы. Я была в Хастерзе, где о зеленоглазом знает всякий, но легенды, которыми окружено его имя, таковы, что до истины докопаться сложно. Если он и бывал там недавно, то под чужим именем, потому остался неузнанным. Я была в Гиене, в которой теперь жителей немногим больше, чем в Гиме в зимнее время, да и то половина из них одолженные ураем Хилана гвардейцы. Я была в Харкисе, который, как и Араи, восстанавливается по волеизъявлению молодого иши в десятке лиг от старого места. В Кете, которой до подлинного восстановления еще десятки лет. Но ткацкие станки на Высоте уже стучат. Была в Туварсе, в Аке, в Ламене, в Хурнае, в Зене, в Хилане, в Намеши. Я даже добралась до развалин в том самом месте, где некогда стояла крепость Сакхар и обитал ныне исчезнувший клан Смерти. И везде, где бы я ни встречала живых людей, я собирала любые сведения о зеленоглазом охотнике, хотя и нигде не могла его застать. Но я знаю о нем многое. А прошлым летом в Хилане я наткнулась на седого обрюзгшего старика, который сидел босым в садике у собственного дома, радовался еще нестарой жене и никого не боялся, потому что был готов отправиться на встречу с Пустотой в любой миг. Его звали Эпп. Ничего не говорит это имя? Вы ведь сталкивались с ним в Хурнае? Недолго, но сталкивались?
   И Харк и Хасми промолчали.
   – Дело не в вас, конечно, – заскучала незнакомка. – Я, как вы уже поняли, имею некоторые способности. Скажем так, я угадываю то, о чем думают люди рядом со мной. Не всегда ясно, но, если я смотрю им в глаза, лишь немногие могут утаить от меня свои мысли.
   Она скинула капюшон и уставилась в глаза Харку.
   – Закрой глаза! – прошипела за стойкой Хасми.
   – Поздно, – промолвила женщина, которая и в самом деле оказалась красавицей. – Я уже все знаю. Ну, или то, что мне нужно. Теперь, собственно, можно и уходить. Но вам нечего беспокоиться. Я друг Кира Харти.
   – Друг? – недоверчиво протянул Харк и нервно глотнул вина.
   – Друг, – кивнула незнакомка. – Правда, не уверена: друг ли он мне? Может быть, он вовсе не захочет знаться со мной? Но я должна… попытаться.
   – Как ты нашла нас? – спросила Хасми. – Я так и не поняла…
   – Легко, – кивнула незнакомка, вновь опуская на лицо капюшон. – Едва я назвала Эппу имя Кира Харти, как он тут же вспомнил ваши имена. В сердце этого старого хиланского воина таится много боли, и она всплывает, стоит лишь слегка потревожить его память. Корни этой боли, несомненно, и в окровавленном Харкисе, и в том, в чем Эпп не участвовал, но о чем он прекрасно осведомлен. Я имею в виду историю семейства Куранта, а именно его троих приемных детей – Хараса, Неги и самого зеленоглазого, а также Лалы, дочери кузнеца Палтанаса, изготовившего меч для Кира Харти. Нет, Эпп не называл этих имен. Он только о них вспомнил. Мне этого было достаточно. Вслух он не сказал мне ни слова.
   – Ты опасный человек, – процедила сквозь зубы Хасми.
   – Да, но не для добрых людей, – медленно проговорила незнакомка. – Это… как легкое усилие. Если я его не делаю, я ничем не отличаюсь от кого бы то ни было. Я – обычный человек.
   – Хочется верить, – осторожно заметил Харк.
   – Эпп не знал, где нас искать, – добавила Хасми.
   – Верно, – кивнула незнакомка. – Но Харас наведывался к Эппу. Под чужим именем, но наведывался. Справлялся о возможности Лале вернуться в Хилан, востребовать кусок земли за городской стеной, где некогда стоял дом ее отца. Эпп не смог ему помочь, но не забыл об этом случае. Дальше было уже не так сложно. Я нашла лодочника, который перевозил Хараса через Хапу. Нашла струг, на котором рыжебородый спустился к устью Блестянки. А вскоре отыскала и дом за болотами на окраине Дикого леса, где Харас, Лала и их четверо детей вполне счастливы.
   – Уже четверо? – удивился Харк.
   – Они живут обособленно, – пожала плечами незнакомка. – Держат кузню и маленькую пекарню, коптят рыбу. Обслуживают лесорубов и сборщиков ягод. А долгие вечера там так тихи и безмятежны, что я удивляюсь лишь четверым детям. Боюсь, что я бы рожала каждый год по одному.
   – Но и они не знали, где нас искать! – воскликнула Хасми.
   – Да, – кивнула незнакомка. – Но мне хватило для поисков того, о чем они вспомнили. О том, что ты, Харк, собирался отправиться туда, куда не забредают хиланские ловчие, да хотел заниматься тем, что тебе знакомо, то есть трактиром. И о том, что на милом лице Хасми все еще остаются едва различимые точки на губах после страшных пыток.
   Хасми побледнела и прикрыла губы ладонями.
   – Не так уж много трактирщиков, чьи жены несут такие следы на лице, – добавила незнакомка.
   – Ей зашивали рот! – процедил сквозь стиснутые зубы Харк.
   – Я знаю, – вымолвила незнакомка и поднялась. – Мужество, с которым твоя жена приняла выпавшие на ее долю испытания, достойно преклонения. Я бы не хотела оказаться на ее месте. Не уверена в собственной стойкости.
   – И ты ходила по Текану и Вольным землям и расспрашивала обо мне? – помрачнела Хасми.
   – Я даже не заводила разговоров о вас, – покачала головой незнакомка. – Я нарисовала на своем лице похожие шрамы и притворилась обычной путницей, торговкой лентами и стеклянными бусами. Они у меня и теперь есть. Уже в пятом трактире я услышала, как один из торговцев думает о том, что нет прощения пустотной мерзости и слугам ее, если они не только убивали людей, но и издевались над ними. И о том, что уже вторая женщина с такими отметинами – слишком много для одной дороги. Дальше все было просто. Еще раз прошу прощения, Хасми, что заставила тебя вернуться к нелегким испытаниям даже в мыслях.
   – Мне кажется… – Хасми говорила медленно. – Я не читаю чужих мыслей, но мне кажется, что и ты готова к некоторым испытаниям?
   – Надеюсь на это, – после долгой паузы ответила незнакомка. – И чтобы развеять ваши сомнения, я скажу, что вызнала у вас. Кир Харти сейчас находится в лапаньской темнице. И он отправился туда по собственной воле. Во всяком случае, собирался туда. Но вы не знаете зачем. Он предупредил вас, чтобы вы не слишком беспокоились. Но вы считаете его сумасшедшим. Особенно теперь, когда Пагуба отступила. Где находится эта тюрьма? Примерно три сотни лиг на северо-восток. По пустыне. Спасибо. Вот уж не знала, что у лапани не только стойбища, но есть и город. Или это не город? Не их город? Значит, тюрьма есть, а города нет? Странно, зачем тюрьма кому бы то ни было, если нет города?
   Харк и Хасми потрясенно молчали.
   – Палхи обходятся ямами, в которых откармливают мугаев, – продолжила говорить незнакомка. – Но если не хотят жирной человечины, заставляют мугаев работать в штольнях.
   – Ты думал слишком подробно! – прошипела на ухо Харку Хасми.
   – Не обижайтесь, – проговорила незнакомка.
   Она сделала несколько шагов к выходу и остановилась уже у самой двери.
   – Я должна его найти. Он для меня то же самое, кем был для тебя, Хасми, сначала твой друг Намувай и кем стал на остаток жизни твой Харк, да будете вы живы и здоровы еще много-много лет. Раньше я думала, что давняя встреча с Киром Харти сотрется из моей памяти, но время оказалось не властно над нею. Но есть и другие причины, почему я ищу его. Вам о них знать не нужно.
   – Это все? – хрипло спросила Хасми.
   – Почти, – вздохнула незнакомка. – Но не думайте, что ваше пребывание здесь – тайна. У вашего трактира меня ждал соглядатай. Шустрый, остроносый воин. Он прикидывается нищим странником. Думаю, что он приглядывал за каждым, кто входит сюда, так что для кого-то ваше пребывание здесь не тайна. Но я постараюсь его заинтересовать, чтобы увести от вас. Если он не зацепится и останется, да еще будет расспрашивать обо мне, можете сказать, что я справлялась о каком-то зеленоглазом охотнике. Думаю, что это посланник иши Текана. Кто-то из ловчих или даже из тайной службы. Скорее всего, он пойдет за мной.
   – Зачем Кир ише? – не выдержал Харк. – И почему ты не убьешь этого ловчего?
   – Зачем убивать соглядатая, которого знаешь? – удивилась незнакомка. – Ведь тогда может появиться кто-то другой, о ком ты догадаешься не сразу. А что касается того, зачем Кира Харти ищет иша, секрета в этом нет. В Хилане многие говорят об этом. Насколько мне известно, с год назад Кир Харти отправил через воеводу Тарпа письмо урайке Хилана Тупи, матери нынешнего иши. В этом письме он сказал, что собирается открыть Салпу миру. Снять огненные границы, которые считаются границами Пустоты, и доказать, что мир бесконечен и Салпа лишь малая часть его. Я уж не говорю о слухах, что в первый день третьего месяца весны зеленоглазый охотник через Ледяное ущелье вскроет несметные богатства Запретной долины. До назначенного им срока остались считаные недели.
   – Зачем? – не поняла Хасми. – Зачем он написал это ише?
   – Он беспокоится о людской участи, – предположила незнакомка. – Считает, что, когда границы падут, Текан окажется в окружении бесчисленного количества тати, потому что это их мир. Во всяком случае, когда-то так было. Уж не знаю, как к этому письму отнеслась Тупи, но именно после него ураи Текана собрали Большую Тулию и избрали нового ишу. Думаю, Салпа и в самом деле может освободиться от власти Пустоты. Или вы сомневаетесь в зеленоглазом?
   – И соглядатай должен не допустить этого? – прошептал Харк. – Или только наблюдать за Киром Харти?
   – Не знаю, – задумалась незнакомка. – У него сильные амулеты, мне не удалось покопаться в его голове и уж тем более заглянуть ему в глаза. Может быть, он должен убить Кира Харти, может быть, следить за ним, но как лазутчик он неплох. Я прибыла в Гиму вчера, нашла ваш трактир, задержалась у входа на минуту, и с тех пор он от меня не отставал. Даже на торжище. Наверное, я показалась ему подозрительной. Но не волнуйся, Хасми. Я не допущу смерти Кира Харти. Даже если он не захочет иметь со мной дела. Прощайте.
   – Минуту, – подала голос Хасми, останавливая незнакомку в дверях. – Ответь. Ответь мне как женщине… Ты ведь слышишь, о чем думают мужчины, когда видят тебя?
   – Да, – кивнула незнакомка. – Почти каждый из них, даже тот, кто верен собственной жене и в чьем сердце живет нежность к ней, обязательно раздевает меня в своих мыслях и порою даже овладевает мной. Некоторым удается фантазировать довольно мило, не скрою. Некоторые ничем не отличаются от хиланских псов.
   – И как же ты… – пробормотала Хасми.
   – Привыкла, – рассмеялась незнакомка. – Конечно, хочется порой обрезать неуемные фантазии, но боюсь, что в таком случае мне лучше вообще не встречать на дорогах мужчин, а то я покалечу каждого, исключая слепцов. Так что скорее я даже удивляюсь, когда кто-то не представляет меня без одежды и не придумывает… разного. К тому же так думают о большинстве женщин. Уверяю тебя, Хасми. В твой трактир приходят не только за вкусной едой, но и полюбоваться на тебя. Когда ты улыбаешься, словно солнце заглядывает в его окна.
   – А как же Кир… – начал Харк.
   – Он непрогляден для меня, – ответила незнакомка. – И это тоже важно. Очень. Простите меня за излишнюю болтливость. Редко удается поговорить с теми, кому можно довериться. Прощайте.
   Дверь хлопнула. Хасми с интересом посмотрела на мужа. Харк покраснел и начал сбивчиво бормотать:
   – Да как ты могла подумать? Да ничего такого. Все мысли только о тебе. Да брось ты…
   – Расскажешь мне об этом вечером, – пообещала ему Хасми. – И ночью.
   – А под утро расскажу еще раз, – ударил себя кулаком в грудь Харк.
   – А знаешь, – Хасми погасила плеснувшуюся в глазах нежность и нахмурилась, – я вот о чем думаю. Когда же она познакомилась с Каем? Ты видел? У нее пояс с хурнайской пряжкой. В виде двух серебряных рук. Последний раз Кай бывал в Хурнае только во время Пагубы. То есть она виделась с ним почти пятнадцать лет назад. Если ей сейчас двадцать пять, то тогда было десять? Ты можешь это себе представить? И вот еще… Ведь она очень одинока.
   – Так ты тоже читаешь чужие мысли? – грустно скривился Харк.
   – Нет, – мотнула головой Хасми, коснулась пальцами губ, об отметинах на которых она начала забывать. – Но я женщина. И ведь ты тоже почувствовал. Признайся! Она и в самом деле рассказала нам больше, чуть больше, чем надо. Лишнее. Наверное, она заглянула в наши сердца и поняла, что мы не так уж и плохи. Ведь так?
   – Ну, насчет похлебки и редиски я бы поспорил, – протянул Харк.
   – Знаешь, – пробормотала Хасми, – а ведь я бы не хотела знать, о чем ты думаешь. Даже если ты врешь мне, все равно не хотела бы.
   – Я не вру, – сделался серьезным Харк.
   – Я знаю, – кивнула Хасми.
   За окном раздался стук копыт. Притихшая было пичуга снова залилась трелями.
   – Хорошая примета, – сказал Харк.
 
   Незнакомка миновала восточный дозор гимской стражи в тот же день. Через час за нею проследовал неприметный всадник. Лицо его было тоже скрыто капюшоном, но стражи сумели разглядеть и длинный нос, и маленькие глазки странного путешественника. А потом прочли и шипящее имя на его ярлыке – Шалигай. Заплатив проездную пошлину, Шалигай отъехал на четверть лиги, обернулся, открыл короб, закрепленный на крупе коня, и вытащил оттуда голубя. Не прошло и минуты, как серый вестник взвился в небо и полетел в сторону Хилана.
 
   Еще через час на посту стражи появился седой, чуть полноватый старик маленького роста, который ехал на осле. Стражники упали на колени, потому что узнали в непритязательном путнике правителя Гимы – старца Эшу. Старик сердито цыкнул на дозорных, произнес несколько резких слов и щелкнул пальцами. Дозорные замерли, словно окоченели, и пришли в себя только минут через пять, когда старика уже и след простыл. Впрочем, они уже не помнили ни о нем, ни о Шалигае, ни о прекрасной всаднице с темно-синими глазами.

Глава 1
Асана

   Лапани обходились без городов. Разве могли дома из дерева или из камня заменить теплый двойной шатер из шерсти черной козы, которому не страшны ни ветер, ни дождь, ни снег? Разве можно разобрать каменный или деревянный дом, погрузить на верблюдов, переехать на другое место – на другое пастбище, и уже ближайшей ночью снова спать в собственном доме? Нет. Не было городов у лапани. Иногда старики или старухи, которым главы родов доверяли воспитание детей, начинали рассказывать малышам что-то о далеких предках, что построили ныне занесенные песком города, но сами не слишком верили собственным словам. Порой песок отступал, и открывающиеся камни являли надписи, выполненные той же самой вязью, которой старики-лапани все еще размечали привычные таблички, но смысл написанного на камнях ускользал от скотоводов, хотя вроде бы и знаки были те же самые, да и слова из них складывались почти знакомые. К счастью или к несчастью, но древние города были скрыты песком почти полностью, что позволяло избежать ненужного соблазна и тревоги кочевого ума. Однако один из древних городов показал лапани несколько больше обычного.