Пожелав ей успеха, Марина не прощаясь отправилась в небольшой ресторан на Садовом кольце: тамошний швейцар Мефодий слыл у богатых дамочек гигантом секса и охотно оказывал интимные услуги за вознаграждение. Его рекомендовала клиентка, жена крупного бизнесмена, — реставрировала у них шикарное норковое манто.
   Добравшись на такси и увидев этого швейцара, Марина поначалу даже оробела. Крупный мужик, с бесформенным, мясистым носом; лицо заросло черным волосом — вид прямо звероподобный… Мефодий многословием не отличался — по одному ее взгляду понял, что от него требуется. Сунул в карман полученную купюру и нагло улыбаясь, прошел в маленькую комнату за гардеробом, а она, покраснев, последовала за ним…
 
   Придя домой на следующий день после тусовки у Алика, Кирилл завалился спать — так бы до вечера, но помешала матушка. Войдя к нему без стука после обеда, Любовь Семеновна минут десять неодобрительно наблюдала, как он лежит с открытыми глазами, бессмысленно уставившись в потолок; наконец не выдержала этого угнетающего зрелища.
   — Подымайся, сын! Нам надо серьезно поговорить.
   Однако Кирилл и бровью не повел; помолчал, а потом не глядя на мать, бросил:
   — Не встану! Говори здесь, что тебе надо.
   Красивые голубые глаза Любови Семеновны зажглись гневом, но она сдержалась и пододвинула стул, села у его кровати.
   — Я вижу, ты вторую неделю не ходишь на занятия. Скажи честно: тебя не выгнали из института? Я волнуюсь, — теперь, когда не стало отца, помочь тебе некому…
   — С каких пор тебя что-то стало волновать, кроме собственной персоны? — дерзко ответил Кирилл. — Так я тебе и поверил!
   Как всегда, похмелье от наркотического опьянения проходило тяжело: одолевала вялость, не хотелось ни говорить, ни шевелиться, досаждала головная боль. Но мать не отставала.
   — К твоей грубости я уже привыкла, — сухо произнесла она и потребовала: — Хочу услышать от тебя правду насчет института!
   — Ну чего пристала? Никто меня не выгонял, — превозмогая головную боль, выдавил из себя Кирилл. Но я сам, наверно, брошу!
   — Это как же так? Почему? — растерялась Любовь Семеновна.
   — По кочану! — грубо огрызнулся он, желая оборвать разговор.
   — Ты что же, хочешь остаться без высшего образования? У тебя же не будет перспективы! — На глазах у нее выступили слезы.
   «Видно, и правда это ее расстраивает. — Кирилл решил приступить к давно задуманному шантажу. — Надо выбить из нее побольше бабок!»
   — Как же я могу не бросить институт, когда мне не на что даже туда добираться?! — возопил он, садясь на кровати. — На машине давно уже не езжу — денег нет ни на ремонт, ни на бензин. Как, спрашиваю, учиться, когда в кармане пусто?
   Кирилл яростно выпучил глаза и набросился на мать:
   — Ты и раньше была эгоисткой, а после смерти отца только и думаешь, что о себе! У самой полно денег, а мне не даешь ни гроша!
   Эти несправедливые упреки сначала обескуражили Любовь Семеновну, но она быстро овладела собой и подбоченившись, дала ему отповедь:
   — А на чьи деньги ты живешь? Каждый день ешь и пьешь? Кто тебя одевает и обувает? — Если бы не мать — ноги бы уже протянул!
   Красная от возмущения, Любовь Семеновна поднялась со стула.
   — Сам виноват, что сидишь без гроша в кармане! Просила тебя подать в суд на мошенников из банка, потому что сама в этом не смыслю, а ты пальцем о палец не ударил! Только норовишь отнять у меня последнее! — И расплакалась.
   Рассвирепев от мысли, что получить у нее денег не удастся, он вскочил с постели.
   — Это у тебя-то последнее? Последняя у попа жена! — заорал он на мать. — Наворовала у отца денег, накопила драгоценностей! На любовников сколько потратила! А родному сыну гроша ломаного жалко?
   — Как ты смеешь такое говорить? — обомлела Любовь Семеновна, но недаром она из простой семьи — не растерялась: — Это мне плата за то, что всегда тебя защищала? Отец-то был убежден, что ты подонок. Теперь сама вижу — прав был!
   — А сама ты кто?! — потеряв всякий контроль над собой, завопил Кирилл. — Кто отцу рога наставлял, насмехался над ним с любовниками? — Он выплеснул то, что годами носил в себе. — Еще лезет с наставлениями! Убирайся к себе, старая б… — И не помня себя от ярости, стал грубо выталкивать мать из своей спальни.
   Любовь Семеновна зацепилась за порог, упала и больно ушиблась; сын не помог ей подняться.
 
   Петр только закончил утреннее совещание с руководством завода в своем новом кабинете, как из бюро пропусков ему сообщили: с ним хочет говорить молодая женщина.
   — Это ты, Инна? — удивился он, узнав ее голос. — Почему приехала не позвонив? У тебя что-то стряслось? Ну конечно, приму, — мягко ответил он на ее вопрос, только и поняв из услышанного, что ей очень плохо.
   «Наверно, денег попросит, — подумал он распорядившись, чтобы ее пропустили. — Чем же еще я могу помочь?» Когда Инна вошла и он увидел, как сильно она изменилась, ему пришло в голову: а может, надо устроить в хорошую больницу?
   Поспешив ей навстречу, любезно усадил ее в мягкое кресло, сел в такое же напротив и приготовился слушать.
   — Прежде всего хочу поздравить тебя, Петя, с выдающимся успехом! — пролепетала Инна, подавленная роскошью его кабинета. — Мы все очень рады за тебя, — соврала она, покраснев и страдая в душе от своей лжи.
   — Спасибо, — вежливо поблагодарил он и поощрительно улыбнулся. — Да не трусь, говори, что тебе нужно! Ты вроде никогда застенчивостью не страдала.
   — А теперь стесняюсь… Боюсь, и мне так же откажешь, как Киру.
   — Вот оно что! — нахмурился Петр. — Это он сам так говорит?
   — Ну да, подтвердила бесхитростная Инна. — Говорит, попросил у тебя денег а ты ему под зад коленкой.
   — Кто же ему тогда помог выплатить долг — этого он не говорил? — спросил он, не сумев скрыть возмущения.
   — Значит, это ты? — догадалась Инна и посетовала: Кир просто неизлечим — вечно жди от него подлянки! Я-то уж его знаю…
   «Что же ты тогда спишь с ним?» — подумал в сердцах Петр, но ее болезненный вид смягчил его и он, желая восстановить правду, спокойно объяснил:
   — Я ему дал шесть тысяч долларов за аренду машины Виталия Михеевича. Он сам мне ее предложил. Зачем врет — понять не могу!
   Петр недоуменно пожал плечами, дружески посмотрел на Инну. — Ну а что тебе нужно? Тоже денег?
   — Тоже денег — на лекарства, — не краснея соврала Инна. — Они очень дорогие!
   «Знаю, что это за дорогие лекарства, — усмехнулся про себя Петр и огорченно подумал: — Плохо для тебя кончится лечение Инка!» Но все же решил удовлетворить ее просьбу.
   — Ладно, дам тебе тысячу баксов. — И строго посмотрел ей в глаза, давая понять, что провести его не удалось. — Но с условием: больше ко мне с этим не обращайся. Я тебе не судья, Инна, но от души желаю вылечиться от твоей скверной болезни!
   Поднялся с кресла, достал из сейфа пачку стодолларовых банкнот, отсчитал десять штук и, вложив в конверт, протянул Инне. — Вот, возьми! Отдашь, когда сможешь, — присовокупил он больше для порядка. Передай от меня привет ребятам из нашей группы!
   Не помня себя от такой удачи Инна положила конверт в сумочку и хотела уже подняться, но неожиданно Петр снова опустился в кресло.
   — Вряд ли мы скоро с тобой снова увидимся… Он потупил взгляд, — видно было, что немного волнуется. — Поэтому прошу тебя, Инна, ответь мне на один вопрос.
   — Хоть на десять! — откликнулась она со счастливой улыбкой. — Ты за это щедро заплатил!
   — Тогда скажи мне… хоть дело прошлое, — он пристально глядел ей в глаза, — что произошло тогда у Кирилла на дне рождения? Как получилось, что Даша мне с ним изменила?
   Его вопрос развеселил Инну, — прежде чем ответить, она долго смеялась; наконец, отдышавшись, открыла всю правду.
   — Да не изменяла она тебе, дурачок! Это розыгрыш, Кир придумал. А ты на него попался!
   — Ничего себе розыгрыш! — не поверил Петр. — Будто я своими глазами не видел!
   — А вам с ней клофелин в коктейли подсыпали. Ей побольше, а тебе — поменьше, чтобы быстрее очухался. — Она объясняла легко, даже с радостью, не понимая, как ранит его душу. — Дашка так и не вспомнила, как он ее, сонную, уложил в постель. А когда проснулась, сразу убежала.
   Только сейчас до его сознания дошло — так вот оно что… вот как случилось на самом деле… Какую ужасную ошибку он совершил! Совершенно обескураженный, Петр подавленно молчал. Инна, решив, что ответила на его вопрос, стала прощаться:
   — Огромное спасибо, Петенька, что выручил! Желаю тебе всего хорошего! Никогда больше не давай себя провести! — И как бы в утешение добавила: — А Кир ничего от этого не выиграл. Вас с Дашей поссорил, а она все равно его побоку! — И, очень довольная результатом визита, направилась к двери.

Глава 35. Прозрение

   К ноябрьским праздникам курс химиотерапии принес положительные результаты: состояние Раисы Васильевны намного улучшилось; однако до выписки было еще далеко. В отсутствие матери Юля, как ни уговаривали ее Петр и отец, праздновать свой день рождения категорически отказалась.
   — Без мамы — нет, ни дома, ни в ресторане! Какая радость, какой праздник, — скорее наоборот: тоска возьмет, что она не с нами!
   Но Раиса Васильевна сама меня просила отметить твой день рождения, чтобы ей не было так грустно! — настаивал Петр.
   Вот и отметим: навестим ее в этот день в больнице, разопьем там бутылку шампанского, — твердо стояла на своем Юля. — И если твои, Петя, не против, можем по-семейному собраться у вас дома.
   — Но твой день рождения, доченька, — это моя забота! — запротестовал Лев Ефимович. — Позволь мне все устроить! Зачем беспокоить родителей Пети?
   — Это не совсем так, — поддержал ее Петр. — Нам все равно надо у нас собраться — обсудить вопросы предстоящей свадьбы. Вот и поздравим Юленьку!
   Таким образом согласие было достигнуто, и в памятный день Петр, Юля и Лев Ефимович, с огромным букетом цветов и подарками, отправились в центральную клиническую больницу. К их приходу Раиса Васильевна успела привести себя в должный вид: позаботилась о макияже, уложила волосы «короной» — это ей так шло. Ее свежий, бодрый вид придал всем настроения; распили бутылку шампанского в честь дня рождения Юли; о болезни разговоров не вели, главным образом обсуждали все, что касалось подготовки и проведения свадьбы.
   — Просто не дождусь, когда вы поженитесь! — ласково глядя на Петра и Юлю, призналась Раиса Васильевна. — Уж не знаю, кто из нас больше мечтает об этом — я или дочь?
   Вздохнула, добавила с надеждой:
   — Врачи обещают закончить курс лечения до Нового года. Вот и сыграем свадьбу в светлый праздник Рождества.
   — Вы разве — верующая? — спросил Петр, вспомнив об условии отца. — Я не замечал этого, когда жил в вашем доме.
   — Меня крестили родители, но как мы все росли в советское время… Хотя в душе я всегда была православной христианкой.
   — Выходит, и Юленька крещеная? — не скрыл радости Петр.
   — К сожалению, нет! Лев Ефимович был против: как честный коммунист, отрицал любую религию и крестить дочь считал предосудительным.
   — Я и сейчас неверующий, — спокойно отозвался Яневич. — Но свободу совести признаю, конечно.
   «Неприятно, но пора сказать о требовании отца!» — решил Петр.
   — Уж коли наша свадьба не за горами, придется мне преподнести Юленьке еще один сюрприз. Ее ждет необычная, интересная процедура — крещение в церкви по православному обряду.
   — Ты шутишь, Петя? — поразилась Юля. — Зачем это?
   — В нашем роду традиционно только церковный брак считается законным, — серьезно глядя на нее объяснил он. Нас с тобой обвенчают, а для этого нужно креститься. Ничего особенного! — добавил он с ободряющей улыбкой. — Крестят и детей, и взрослых.
   — Я — за! Соглашайся, Юленька! — поддержала Петра Раиса Васильевна. — В наше время старое все разрушено, все моральные устои попираются. По-моему, только вера принесет нам нравственное здоровье! Ты слышала — папа тоже не возражает.
   — Думаю, доченька, это неизбежно, если ты хочешь выйти замуж за Петю, — согласился Лев Ефимович. — Иначе, как я понял, она не может стать княгиней Юсуповой? — с улыбкой взглянул он на будущего зятя.
   — Это так, — серьезно подтвердил Петр и тоже улыбнулся. — Но Юленьку и вас ждет еще один сюрприз, — надеюсь, он вас обрадует. Традиции нашей семьи не только налагают обязательства, но и кое-что даруют.
   — Что еще за загадка? — в глазах Юли блестело любопытство. — Ты мне об этом никогда не говорил!
   — А сегодня у нас дома воочию все увидишь, — заранее за нее радуясь, ответил Петр. — Это гарнитур драгоценных украшений — они в нашем роду переходят жене старшего сына. Сейчас принадлежат маме, а после свадьбы достанутся тебе.
   Сделал паузу и с гордостью добавил:
   — Там много всего — гарнитур: диадема, серьги, колье, ожерелье и перстень, все с бриллиантами и другими камнями. Старинные драгоценности — тонкой работы и редкой красоты; достойны Оружейной палаты!
 
   Подготовка к свадьбе шла полным ходом, все вопросы решены. Но в душе у Петра царило смятение. Ведь он знал теперь правду о том давнем скандале у Кирилла… Невыносимая мысль — Даша не виновата, оба они стали жертвами провокации — так и жгла его все время.
   Нет, он не успокоится, пока не выяснит все до конца, — он встретится с Дашей и получит от нее подтверждение или опровержение слов Инны. «Дело давнее, пережитое, и ничто не мешает ей сказать мне правду, — думал он в тайной надежде, что Инна, наркоманка, все сочинила. — У Даши, наверно, новый друг и ей незачем скрывать то, что было».
   Полное оправдание Даши стало бы для Петра тяжелым ударом: он не обманывал себя в том, что все еще ее любит. Сознание того, что, легкомысленно поверив провокации подлеца Кирилла, он сам лишил себя и ее счастья, отравит ему всю дальнейшую жизнь…
   У него и в мыслях не было вернуть старую любовь, отказавшись от женитьбы на Юле. Это решено бесповоротно; данное слово для него свято, и изменил он ему в первый раз лишь в силу чрезвычайных обстоятельств. Он жаждет подтверждения от Даши факта измены, это успокоит его душу.
   Однако встретиться и поговорить с ней ему так и не удалось. Даша вновь отправилась в очередное турне, на этот раз за океан, связаться там с ней нет никакой возможности. Это очень удручало Петра, лишало душевного равновесия и, естественно, не осталось незамеченным.
   Первой потребовала объяснений Юля — в день своего крещения. По совету Веры Петровны оно состоялось в маленькой, красивой церкви села Михайловского, неподалеку от их дачи. Церковь была известна своими службами далеко за пределами округи; соседи Розановых по даче собрались крестить там своих сыновей-подростков; решено было, что Юля составит им компанию.
   Был погожий зимний день; ярко сияло солнце; небольшое село Михайловское утопало в сугробах, но дорога к церкви была хорошо расчищена, — благодаря прекрасному хору послушать службу приезжали даже из Москвы. Совершить обряд крещения приехали на четырех машинах. Петр привез Юлю и Льва Ефимовича на «джипе»; Михаил Юрьевич, с женой и дочками прибыл в лимузине; супруги Розановы и семейство соседей Суховых — на своих «Ладах». Собрались вовремя, и ожидание получилось недолгим: все, пожелавшие креститься уже на месте.
   Обряд оказался очень продолжительным. Более двух часов солидный батюшка водил всю группу крестящихся — а в ней люди разного возраста, от малых детей до стариков, — по храму, неспешно выполняя разные процедуры. Наконец, к облегчению уставших от ожидания родных и друзей, окропил обращенных в веру святой водой и надел на них крестики.
   — А я-то думал, им окунаться придется, — немного разочарованно заметил Яневич (он впервые присутствовал на крещении) стоявшей рядом с ним Светлане Ивановне. — Все время ждал, что начнут раздеваться, и сочувствовал — в церкви прохладно.
   — Сейчас лишь слегка обрызгивают водицей, — с улыбкой объяснила она. — А меня, мама говорит, окунали в купель.
   Немного усталые, но довольные и полные впечатлений, все разъехались по домам. Доставив Льва Ефимовича с Юлей на новую квартиру, Петр остался у них обедать. Изрядно выпили, отмечая выдающееся событие; закончив трапезу, Яневич отправился в больницу, чтобы подробно описать Раисе Васильевне все, что происходило в церкви.
   Как только они остались одни, разгоряченная Юля подбежала к сидящему за столом Петру, обняла его сзади за шею и горячо прошептала на ухо:
   — А у меня произошло еще одно событие… держала пока в секрете. — И чмокнула его в ухо. — Слушай же, — я тебе не говорила, но вчера… все подтвердилось. У нас будет ребенок!
   — Ты… беременна? — растерянно произнес Петр, поднимаясь и с удивлением сознавая, что не испытывает особой радости. — Ошибки быть не может?
   — Не похоже, что ты счастлив стать молодым папашей, — Юля, сразу погасла и отстранилась. — А я-то надеялась тебя обрадовать!
   — Ну что ты, Юленька! Конечно, я рад! — покривил душой Петр. — Просто хотелось, чтобы это произошло у нас после свадьбы, — нашел он убедительный довод. — Сама знаешь: люди смеются, когда невеста идет под венец с пузиком.
   Юля на это лишь пожала плечами.
   — Пусть смеются! Не я первая, не я последняя. Меня это ничуть не волнует! — небрежно произнесла она и пристально посмотрела ему в глаза. — А вот твоя реакция и то, что ты… как-то от меня отдалился, — это очень волнует.
   Чувствуя любящим сердцем, что с ним происходит неладное, Юля порывисто обняла его и, ластясь, горячо прошептала:
   — Умоляю тебя, милый, открой: что тебя мучит? Мне сейчас это особенно важно знать… Я ведь вижу, что последние дни ты сам не свой.
   «Нельзя, глупо, жестоко говорить ей правду, тем более сейчас, в таком положении! — предупреждал Петра разум, но прямая его, честная натура требовала ничего не скрывать. — Юля должна знать, что у меня на душе, — мысленно решил он, прислушавшись к голосу совести. — Именно сейчас я не имею права ее обманывать!» Собрался с духом и тихо произнес, опустив голову и не смея смотреть ей в глаза:
   — На днях я узнал, что причиной моего разрыва с Дашей и отмены нашей свадьбы стала подлая мистификация, искусно разыгранная моим бывшим другом Кириллом Слепневым.
   Помолчал и добавил:
   — Если верить тому, что мне рассказали, то Даша ни в чем не виновата, и пострадала из-за подлости Кирилла и моей глупости. Нет нам прощения! — С досадой махнул рукой и умолк, уже жалея о том, что сказал.
   Юля, убитая услышанным, тяжело опустилась на стул и разрыдалась. А он лишь молча наблюдал за ее горем, не находя слов, чтобы утешить. Так длилось с полчаса, пока она не успокоилась.
   — Вот что, Петя, иди домой! — произнесла она тихо, перестав плакать. — Мне нужно побыть одной, переварить эту горькую пилюлю. Я ведь тебя понимаю, — глаза ее снова наполнились слезами, — и, может быть, отступилась бы, если бы не это… — И осторожно коснулась своего живота.
   Она не поднялась, чтобы его проводить, и Петр отправился домой, испытывая жестокие угрызения совести.
 
   В круговерти производственных забот и деловых встреч Петр немного отвлекся от своих сердечных переживаний. С Юлей уже несколько дней не виделся: в разговорах по телефону она не проявляла к этому стремления, ссылаясь то на нездоровье, то на занятость.
   «Все еще сердится, и поделом мне! Нечего было язык распускать! — Он осуждал себя за излишнюю откровенность. — Незачем ей было об этом знать, тем более что я не собираюсь ничего менять!»
   С того момента, как узнал, что Даша не виновна, в душе Петра поселилась тоска по утраченному незабываемому счастью, — он ничего не мог с собой поделать. Это не только тяготило его, но мешало восстановить прежние, искренние отношения с Юлей. И, как всегда в таких случаях, изрядно намучившись, он отправился в Марьино за советом и утешением.
   Деда Петр дома не застал: старый профессор еще не вернулся с заседания ученого совета. Зато Вера Петровна сразу окружила любимого внука заботой и вниманием. Повела в гостиную, усадила рядом с собой на диван.
   — Вижу, Петенька, у тебя снова сердечные проблемы. Поделись с бабушкой! Может, тебе мой совет и пригодится. Хотя все же лучше подождать деда, — предложила она, преданно глядя на него ясными серыми глазами. — Он вот-вот придет. Ум хорошо, а два лучше!
   — Тебе, как женщине, наверно, виднее, что мне делать в ситуации, в которой я оказался, — понурившись, произнес Петр, желая поскорее высказать ей то, что его мучило. — Я сделал глупость и теперь не знаю, как ее поправить.
   Поскольку Вера Петровна молча ожидала продолжения; он объяснил:
   — Недавно я узнал правду о том, что произошло на дне рождения у Кирилла. Даша мне не изменяла и ни в чем не виновата! — Голос его дрогнул, но он продолжал: — Это была инсценировка! Нам подсыпали снотворного и все подстроили, а я, дурак, попался на эту удочку.
   Разволновавшись, Петр умолк; потом овладел собой:
   — Произошла ужасная несправедливость, но ничего уже не изменишь! Мне бы промолчать, но Юля заметила, что меня это мучает, и я откровенно ей все рассказал. Теперь и она переживает.
   — Да уж, что и говорить — история… — поразилась Вера Петровна и, неожиданно взглянув на внука, спросила: — Скажи честно: ты все еще любишь Дашу?
   — Ну а если и люблю, что сейчас поделаешь? — угрюмо признался Петр. — Я дал слово Юле жениться и сдержу его, если она не передумает!
   — И сделаешь непоправимую ошибку, дорогой! — убежденно молвила Вера Петровна. — Поверь моему опыту. Ведь сердцу не прикажешь! Насилие над собой не принесет настоящего счастья.
   — Разбитый кувшин не склеишь, бабушка! А Юлю я достаточно люблю и уважаю, чтобы прожить с ней жизнь, рассудил Петр и, опустив глаза, добавил: — Есть еще одно обстоятельство, почему я на ней женюсь.
   Вера Петровна удивленно воззрилась на внука, и он смущенно объяснил:
   — Так получилось… у нас с Юлей будет ребенок.
   Молчание длилось недолго. Вера Петровна, с задумчивым видом, покачав головой, сказала:
   — Ребенок не спасет ваш брак, если ты будешь любить другую. Тебе, Петенька, нужно крепко подумать, прежде чем жениться! И главное разобраться со своими чувствами к Даше.
   Глубоко вздохнув, она пригорюнилась.
   — Бедная девочка! Ты о ней подумал? Не допускаешь, что разбил ей жизнь?
   Петр не успел ей ответить, как хлопнула входная дверь и в гостиную заглянул Степан Алексеевич. Увидев внука, обрадовался.
   — Приятный сюрприз! Чую — неспроста заявился! Приятно сознавать, что старики еще на что-то годятся.
   Вера Петровна сразу ушла на кухню, и вскоре они уже сидели там за столом, на котором красовались большое блюдо с аппетитной пиццей и бутылка марочного коньяку.
   — Думаю, по маленькой не повредит? — лукаво взглянул на внука профессор — он заметил его «джип» у подъезда. — Ты ведь крепкий парень!
   — Даже с парочкой рюмок справлюсь. И таблетки от запаха есть, — успокоил его Петр. — У меня проблема, мы тут с бабушкой ее обсуждали.
   Вера Петровна кратко изложила суть дела; и муж с ней согласился:
   — Мы не теоретически, а на собственном опыте убедились, — сказал он внуку, внимательно выслушав обоих, — как важно дорожить настоящей любовью. Это — драгоценный дар судьбы. Нет без нее подлинного счастья!
   Ласково посмотрел на внука и заключил:
   — Прежде чем принять окончательное решение, найди Дашу и все выясни! Ты, Петя, сделаешь роковую ошибку, если она — это та единственная женщина, которую тебе суждено по-настоящему любить в жизни!
 
   Петр всем сердцем воспринял мудрые, основанные на собственном большом жизненном опыте советы деда и бабушки, но честь его и совесть не желали подчиняться зову любви. Отец и мать полностью его поддержали, когда он поделился своими переживаниями: рассказал о невиновности Даши, о размолвке с невестой; они сразу стали на сторону Юли.
   — Мне очень жаль, что так получилось. Знаю, что между тобой и Дашей было настоящее чувство, — пригорюнившись, посочувствовала Светлана Ивановна. — Но все это в прошлом, сын. У тебя уже другая судьба!
   На минуту задумалась и грустно добавила:
   — Из-за подлости Кирилла у вас с Дашей все непоправимо испорчено, вы плохо расстались. Мы не знаем, как она вела себя, после того как ты ее оставил. Даже если тебя еще любит. Ты хоть представляешь образ жизни модели?
   — Я поступил с ней так несправедливо и жестоко, что готов все ей простить, мама! — горячо произнес Петр. — Но уверен — Даша не наделала глупостей! У нее есть чувство собственного достоинства.
   — Как бы там ни было, тот отвратительный скандал и твой побег накануне свадьбы оставили бы глубокий след, отравили вам совместную жизнь, лишили счастья, — вступив в разговор, согласился с женой Михаил Юрьевич. — Выбрось ты это из головы! К старому возврата нет!
   Строго посмотрел на сына, укоризненно покачал головой.
   — А как же твои обязательства перед Юлей? Вы же помолвлены! Или для тебя данное ей слово — пустой звук?
   — Вот это и терзает мне душу, папа! — горько вздохнул Петр. — Честно скажу: если бы не Юля — не было бы и проблемы. Потому что Даша — моя любовь на всю жизнь, и, чтобы быть с ней, я пошел бы на все!
   — Так ты что, совсем не любишь Юлю? — расстроилась Светлана Ивановна.
   — Очень люблю и жалею! В том-то и вся беда, — подавленно произнес Петр. — А как узнал, что она беременна, места себе не нахожу! — с отчаянием добавил он.
   Это сообщение повергло родителей в шок. Оправившись от изумления, они понимающе переглянулись, и Михаил Юрьевич сурово сдвинул брови.