— Поступай как знаешь, доченька! — Она примирилась с неизбежным. — Видно, так нам суждено. Но мы все еще наплачемся. Ты хоть и взрослая, но поймешь, как тяжело жить в разлуке с родными! — И, не в силах больше разговаривать, положила трубку.
   А Даша позвонила в посредническое бюро и сообщила, что приедет подписать контракт.
 
   До сих пор беспорядочную, мерзкую жизнь Кирилла скрашивали призрачные мечты: завоюет в конце концов Дашу и будет с ней счастлив. Но Даша уезжает на работу в Америку, — ясно, что для него она потеряна навсегда, мираж рассеялся.
   Теперь все помыслы его, все усилия направлены на осуществление задуманного плана убить Петра Юсупова. Кирилл бросил пить и целиком посвятил свое время решению этой проблемы. Схему преступления избрал обычную, по ней почти ежедневно совершались заказные убийства: жертву застрелить из пистолета в подъезде его собственного дома.
   Пистолет и патроны есть, и поначалу, сгоряча, решил было взять на себя роль киллера — так чесались руки лично расправиться с ненавистным Петькой. Однако, трезво поразмыслив, передумал. Хорошо, если сойдет с рук; ну а если нет? Пропадет он в тюряге, не вынесет унижений от блатных.
   Надо попробовать возложить функцию киллера на Алика. Конечно, это связано с большими расходами, но другого пути нет. Наркоторговец согласится, Кирилл не сомневался: по натуре хладнокровный убийца, он к тому же люто ненавидит Петра.
   Однако денег понадобится много; ломая голову, где их раздобыть, Кирилл придумал лихую авантюру.
   — Убью сразу двух зайцев, — обрадованно бормотал он, предвосхищая успех. — И бабками разживусь, и предварительно разведаю обстановку. Чтобы знать, где Алику лучше укрыться.
   Деньги для оплаты киллера он выманит у жертвы — Петр Юсупов оплатит собственное убийство! А способ получения денег единственное, чем располагает, — золотые часы отца.
   Продумав все детали, и узнав в офисе у Петра, что он еще на работе, Кирилл отправился на Зубовскую площадь — караулить его у подъезда нового дома. Погода пасмурная, весь день идет мокрый снег; хоть и укрывался где придется, он изрядно продрог и промок. Когда к подъезду подкатил «джип» и Петр вышел, вид у Кирилла был жалкий и несчастный.
   — Тебе что опять от меня надо? Ну и бессовестный ты! — увидев его, возмутился Петр. — Все что мог я уже сделал. Больше пальцем не шевельну!
   — Извини, что беспокою, — с покаянным видом пробормотал Кирилл, доставая из кармана золотой «Ролекс». — Я ведь не клянчить к тебе пришел, а по велению совести.
   — Неужто наконец проснулась? — Петр с удивлением поглядел на часы. — А это еще зачем? — кивнул он. — Хочешь продать «Ролекс»? Зря! Ведь память об отце.
   «Ага, клюнул! — порадовался Кирилл. — Знал я, что часы тебя заинтригуют, хоть и не купишь. Но все равно, никуда не денешься, — заставлю богатенького Буратино раскошелиться!»
   — Я не продавать их пришел, — заявил он, постаравшись принять гордый вид, — а преподнести их тебе от имени нашей семьи в подарок к твоей предстоящей свадьбе.
   Сделал паузу и произнес жалобно:
   — Пусть эта дорогая вещь компенсирует тебе то зло, что я тебе причинил, и поможет обо всем поскорее забыть. Ведь мы с мамой очень нуждаемся в твоей помощи.
   Расчет его и на этот раз оказался верным.
   — Не скрою, мне приятно, что вы с Любовью Семеновной решили поздравить меня с предстоящей женитьбой и сделать свадебный подарок. — Петр говорил уже спокойно. — Но нет, спасибо, не могу принять такой дорогой подарок, тем более что вы испытываете материальную нужду.
   — Раз так, тогда купи их у нас! — изображая отчаяние, попросил Кирилл. Хотя бы за символическую цену.
   — Это еще хуже. Ведь они стоят не меньше пяти тысяч. — Петр нахмурился. Надо прекратить разговор. — Все, Кир, мне некогда. Передай маме мою благодарность.
   «Неужели сейчас уйдет и не станет меня слушать?!» Кирилл испугался — рушится весь его план.
   — Погоди, Петя! Нам действительно очень нужны деньги!
   Петр — он уже сделал шаг в сторону подъезда — остановился, заметив, что бывший друг озяб и дрожит.
   — Ладно, заходи со мной в дом! Там объяснишь, в чем дело. — И, открыв замок парадной двери, вошел в просторный холл.
   Кирилл последовал за ним к лифтам — под внимательным взглядом дежурной консьержки, наблюдавшей за ними.
   — Ну, выкладывай: что у вас опять стряслось и сколько тебе надо? нетерпеливо спросил Петр, остановившись в удобной нише напротив лифтов. — Здесь мы никому не помешаем.
   — Дело в том… Мне стыдно об этом говорить… — Кирилл тянул время, запоминая планировку подъезда.
   — Нельзя ли поскорее, Кир! Меня дома ждут!
   — Да, вот… мама тяжело больна… — мямлил Кирилл, озираясь по сторонам. — А у нас на лекарства денег нет… Папины счета… все еще арестованы.
   — Понятно, — кивнул Петр, вытащил бумажник и извлек стопочку зеленых купюр. — Вот, возьми пятьсот баксов. Отдашь, когда будет возможность. — Сделал прощальный жест рукой и вошел в лифт.
   Кирилл, очень довольный успешно проведенной операцией, остался в холле и не спеша закончил осмотр. «А что? Эта ниша очень удобна, чтобы временно укрыться, — решил он. Как раз за кабиной консьержки, и отсюда видно, кто входит с улицы в холл».
   Еще раз внимательно оглядев помещение и сфотографировав его в уме, он вышел на улицу и весело насвистывая отправился домой.
 
   На следующий день Кирилл достал из тайника пистолет с патронами, с сожалением отсчитал тысячу баксов и без звонка поехал к Алику. И уговаривать не придется; за такие бабки и здорового можно найти, а он сам знает, что уже на ладан дышит. Лишь бы не загнулся раньше времени.
   Когда Алик открыл ему дверь, Кириллу стало не до смеха — так страшно он выглядел. Маленький, сморщенный, черное лицо, красные слезящиеся глаза, весь трясется, словно его колотит озноб… «Да он же пистолет в руках не удержит и попасть не сможет!» — усомнился, глядя на него, Кирилл.
   — Ты чего это такой… плохой? — только и сказал он.
   — Да ломка у меня началась, — болезненно кривясь, объяснил Алик. — Сейчас уколюсь и буду как огурчик! Могу и тебе удружить, если бабки принес, — как бы между прочим, предложил он.
   — Тысячу баксов хватит? — насмешливо спросил Кирилл, доставая приготовленную пачку долларов; увидел как у Алика алчно загорелись глаза, небрежно добавил: — Захочешь — все твои будут.
   — Ты шутишь? — опешил Алик; но он отнюдь не был глуп. — А ну, выкладывай: что затеваешь?
   — Ладно! Пойдем уколемся… Веселее станет, и обо всем поговорим.
   Прошли на кухню, где была «процедурная», укололись, и Кирилл стал свидетелем, как буквально у него на глазах трясущийся, больной сморчок превратился в нормального с виду человека. Убедившись, что хозяин ожил и хорошо соображает, приступил к делу.
   — Ну вот, пришла пора отправить друга Петьку к праотцам, — без предисловий начал он, доставая и выкладывая на стол пистолет и патроны. — Сам знаешь, можно нанять исполнителя и за пятьсот, но я не жмот — даю штуку! — С важным видом откинулся на стуле, взглянул вопросительно. — Ну как, берешься? По-моему, ты жаждал с ним расквитаться.
   — А откуда у тебя пушка? — вместо ответа спросил осторожный Алик. — На ней ничего больше не висит?
   — Какая тебе разница? Сто лет, что ли, надеешься прожить? ухмыльнулся Кирилл и серьезно добавил: — Чистый ствол. Принадлежал моему бате. Понятно?
   — Сейчас за тысячу, вряд ли, ты кого-то найдешь. — Алик раздумывал, желая поторговаться. — Жить, ты знаешь, долго не рассчитываю, — недобро посмотрел он на «заказчика», — но в тюряге подохнуть не желаю!
   — Да о чем ты толкуешь? — разозлился Кирилл. — Даже профессиональные киллеры больше пяти не берут! И то если очень важная птица, с вооруженной охраной. Но это не главное!
   — Что же, по-твоему, главное? насмешливо взглянул на него наркоторговец. — Что ты такое знаешь, чего не знаю я?
   — Неужели непонятно? Профессионалы берут так много потому, что рискуют головой вдвойне!
   — Такой, выходит, я тупой, — проворчал Алик. — Ты уж объясни мне, дружище.
   — Чего проще! — снисходительно ответил Кирилл. — Первый раз они рискуют, когда идут на задание, а второй — спасаясь, чтобы их самих не ликвидировали заказчики. Посмотрел с усмешкой. — Ну а тебе это, по-моему, не грозит. Так что брось торговаться!
   — Ладно, согласен! — сдался Алик. — Но только потому, что Петька — мой личный враг. Легче подыхать будет, зная, что и ему пришел конец!
 
   Старый профессор Розанов заехал в офис к Петру, как всегда, неожиданно. Припарковав машину, по внутреннему телефону из бюро пропусков коротко объяснил:
   — Я к тебе прямо из института. Дело срочное. Это не телефонный разговор.
   Когда Степан Алексеевич, по-прежнему красивый и представительный, переступил порог кабинета, Петр поспешил навстречу и, усадив в мягкое кресло, сам сел в другое и приготовился внимательно выслушать.
   — Казалось бы, давно перестал удивляться бардаку, который у нас творится, в надежде на лучшие времена, но они не наступают! — пожаловался профессор, кипя от возмущения. — Государство совсем не заботится о науке, зарплата ученых нищенская, и то стараются обобрать!
   — Что все-таки случилось, дедушка? Тебя обидели? — осторожно подал голос Петр, чтобы ввести разговор в конкретное русло. — Почему ты так взволнован?
   — Обидели, и еще как! В Сорбонне французы проводят международную конференцию, и меня пригласили с докладом, а поехать туда я, член-корреспондент Академии наук, не могу! — Профессор был вне себя от ярости.
   — Неужели не отпускают? — удивился Петр.
   — Причина в другом! В институте нет денег на загранкомандировки ученых. Предлагают поехать за собственный счет. Разве это не издевательство?
   — Безусловное издевательство! — согласился внук. — Тем более что педагогика — фундаментальная наука, государство обязано поддерживать. Для тебя очень важно участвовать в этой конференции?
   — Архиважно! И не столько из-за своего доклада, — грустно покачал головой профессор. — Мне необходимо принять участие в обсуждении двух интересных, но весьма спорных сообщений американцев. Наука ведь не стоит на месте!
   Уяснив в чем дело, Петр с любовью посмотрел на своего ученого деда и участливо предложил:
   — Ради бога, побереги здоровье! Если нужно, я могу тебе в этом помочь.
   — Разумеется, не откажусь! Но мне стыдно за наше правительство и за науку, не благодаря и не скрывая обиды, сказал Степан Алексеевич. — И деньги нужны срочно. Мне уже сегодня выкупать авиабилет.
   — К сожалению, у меня в сейфе маловато наличных, но это не проблема, успокоил его Петр. — Сейчас, дед, я все устрою.
   Вызвал секретаря и распорядился пригласить главного бухгалтера завода. Через две минуты в кабинете появился средних лет лысый толстяк, с папкой в руках, и подошел к молодому шефу в ожидании указаний.
   — Переведите в качестве спонсорской помощи Педагогическому институту денежную сумму, эквивалентную пяти тысячам долларов США — в распоряжение профессора Розанова. Кстати, познакомьтесь! — представил он их друг другу.
   Петр взял из рук бухгалтера панку.
   — Это отчетность по налогам? — И положил к себе на рабочий стол. — Посмотрю позднее. А сейчас, Леонид Сергеевич, — распорядился он, пройдите с профессором к себе, оформите все без задержки! И выдайте ему авансом две тысячи долларов наличными. Он завтра вылетает в зарубежную командировку.
   В тот момент, когда Степан Алексеевич с главбухом покидали кабинет, и позвонила Даша.
   — Прошу вас обоих зайти ко мне, когда все оформите! — сказал он им вдогонку и поднял трубку.
   — С вами хочет говорить гражданка Волошина, — предупредила секретарша. — Утверждает, что вы ее знаете.
   «Господи, да ведь это Даша! — с трудом сообразил Петр, не привыкший к ее фамилии, и чувствуя, как его охватывает волнение, распорядился:
   — Соедините!
   — Петенька, прости, что отрываю от дел, — смущенно проговорила она, тоже заметно волнуясь. — Но я тебя долго не задержу.
   — Да не беспокойся ты о времени! Очень рад слышать твой голос. Как себя чувствуешь, осложнений нет?
   — С моим здоровьем все в порядке. Я звоню по другому поводу, — ответила она, и голос ее дрогнул. — Я уезжаю из страны, Петя. И надолго.
   Возникла пауза. Оба волновались и не находили слов, чтобы выразить свои чувства. Наконец Петр внезапно севшим голосом тихо спросил:
   — Куда едешь?
   — В США, на год по контракту. Нечего мне здесь делать, Петя. Он ничего ей не ответил по себе сознавал, что чувствует она.
   — Вот я и звоню, чтобы пожелать тебе удачи и счастья. Увидимся ли еще когда-нибудь?.. Прощай, Петя!
   — Постой, не клади трубку! — торопливо воскликнул он, поддаваясь внезапному порыву. — Можно я тебя провожу?
   — А стоит ли, Петя? — заколебалась Даша. — Не будет от этого еще тяжелее?
   — Я очень хочу этого! — коротко высказал Петр то, чего требовало сердце.
   — Ну что ж, приезжай завтра в аэропорт к нью-йоркскому рейсу. — И положила трубку.
   Петр машинально взял папку с документами, но тут же отодвинул — работать не получится. Мысли путаются, ощущение, будто он утрачивает самое главное, самое важное в жизни. «Боже милостивый! За что ты послал мне эту муку? — взмолился он, впадая в отчаяние. — Неужели ты решил навсегда лишить меня счастья? Прости, если виноват!»
   Из этого тяжкого состояния его вывел дедушка Степан Алексеевич. Старый профессор вернулся повеселевший, подсел к его столу и благодарно произнес:
   — Ну, выручил, внучек! Поддержал педагогическую науку. Что с нами станет, если государство не будет заботиться о воспитании подрастающего поколения?
   Заметив, что внук сидит как в воду опущенный и глядит на него невидящим взором, спросил обеспокоенно:
   — Ты что такой бледный? Случилось что-то неприятное?
   — Кажется, я потерял свое счастье… — выходя из оцепенения и испытывая острую потребность излить душу, еле слышно произнес Петр. — Мне очень худо, дедушка!
   Старый профессор деликатно молчал, ожидая объяснений.
   — Только что звонила Даша. Завтра улетает в Америку. На целый год по контракту. Это значит, что у нас с ней все кончено! — И бессильно уронил голову на лежащие на столе руки.
   — Но ведь ты сам так решил, вопреки тому, что советовали тебе мы с бабушкой, — осторожно напомнил Степан Алексеевич. — Уж мы-то с ней знаем, что значит отказаться от собственного счастья.
   — Не мог я поступить иначе! — не поднимая головы, горестно произнес Петр.
   — Навсегда потерял бы к себе уважение, если бы как эгоист, ради любви к Даше предал Юлю, которая ждет от меня ребенка.
   Его отчаяние тронуло старого профессора до глубины души, всколыхнуло горькие воспоминания.
   — Ох уж это благородство! Чувство долга и чести! Замечательные качества, но сколько иногда приносят бед. — И покачал красивой седой головой. Это надо же, как повторяются человеческие судьбы!
   Протянул через стол большую руку и ласково погладил внука по рассыпавшимся соломенным волосам.
   — Вот послушай, что произошло в жизни со мной, — может, лучше поймешь самого себя. Ты был уже большим мальчиком, когда я женился на бабушке. А почему так вышло?
   Слова, сказанные дедом, вывели Петра из транса, он поднял голову, и в глазах его появился интерес.
   — Так получилось, — медленно, выбирая выражения, продолжал между тем Степан Алексеевич, — что я женился не на той девушке, которую очень любил. Тоже из благородства — она была беременна. Похожая история? — Остро взглянул ярко-синими глазами на внука.
   — Просто один к одному! — изумленно вырвалось у Петра.
   — Ошибаешься, есть большая разница, — серьезно возразил старый профессор.
   — Я был уверен в предательстве девушки, которую любил, а ты знаешь, что Даша ни в чем не виновата.
   Петр удрученно молчал, и Степан Алексеевич, подумав, продолжал:
   — У меня родилась дочь, сводная сестра твоей мамы, и я ее очень любил, но это не спасло мой брак и не дало счастья, — печально констатировал он. — Я обрел его лишь тогда, когда судьба вновь соединила меня с любимой женщиной!
   — Это бабушка? — догадался Петр. — Неужели она могла тебя предать?
   — Ну конечно, нет! — улыбнулся Степан Алексеевич. — Мы расстались с ней из-за моей непростительной глупости, за что я и был жестоко наказан. Но об этом пора забыть.
   Задумался ненадолго, как бы испытывая сомнение, но потом все же произнес с чувством:
   — Что касается меня — ни за что не отпустил бы Дашу, если бы был уверен, что она — та единственная, которую суждено мне любить в этой жизни! Но тебе лучше знать, что чувствуешь. Поступай как велит твоя душа. — И твердо заключил: — Человек должен жить в ладу со своей совестью!
 
   Эту ночь Петр провел без сна. Рассказ дедушки Степана Алексеевича лишь разбередил душу, и заставил усомниться — прав ли он, решив жениться на Юле? Сердце не желало мириться, что он теряет Дашу навсегда. Чего только за ночь не передумал, даже позавидовал почитателям Аллаха. Вот ислам позволяет мужчинам иметь аж четырех жен! Почему же христианам нельзя? Ведь это очень мудро — позволяет решить многие проблемы. Находясь в тупике, он не брал в голову, как это несправедливо по отношению к женщинам, — вряд ли те, кто себя уважают, согласились бы делить любовь мужа с другими.
   — Что с тобой, сынок? У тебя неприятности, что-нибудь серьезное? — обеспокоенно спросила Светлана Ивановна за завтраком, обратив внимание на его хмурый вид, и покрасневшие от бессонницы глаза. — Я вставала ночью — видела в твоей комнате свет.
   Тебе нездоровится?
   — Сегодня Даша улетает в Америку. На целый год! — с трагической интонацией объяснил Петр, но не нашел сочувствия.
   — Все еще переживаешь? Нехорошо! — возмутился Михаил Юрьевич. — Пора тебе ее забыть!
   — Отец прав! — горячо поддержала его Светлана Ивановна. — Выбрось ее из головы, Петенька! Это даже лучше, что Даша будет далеко и не помешает твоему счастью с Юлей.
   — А если у меня не получается ее забыть? Если я не могу быть без нее счастливым? — упавшим голосом признался он родителям. — Что мне тогда делать?
   — Прежде всего, не раскисать! — строго посмотрел на него отец. — Быть мужчиной и человеком чести! У тебя обязательства перед Юлей и будущим ребенком — не забывай этого!
   — Ты должен быть сильным и поставить на прошлом крест! — вторила мать. — Мне жаль, что вы с Дашей расстались, но так, видно, угодно Богу. У тебя, Петенька, иная судьба.
   Однако Петр, хоть и понимал, что родители правы, почувствовал — тошно слушать такие речи. Не выдержал, резко поднялся из-за стола и направился к двери.
   — Ты куда так рано? На работу? — удивился отец.
   — В аэропорт, проводить Дашу, — не оборачиваясь, буркнул Петр. — Не делай этого, сын! Нехорошо по отношению к Юле! — крикнула ему вслед Светлана Ивановна.
   Но Петр лишь махнул рукой. Конечно, он понимал, что Юля обиделась бы, узнав об этом прощальном свидании, но сердце неудержимо влекло его к ней, ничего он не мог с этим поделать. Оно бешено колотилось всю дорогу до аэропорта и чуть не разорвалось, когда он увидел Дашу — блестящую, элегантную — в очереди на регистрацию рейса. Она издали заметила его, с большим букетом свежих роз, и, махнув рукой, радостно выбежала навстречу. Они стояли друг перед другом взволнованно дыша, и им надо было так много сказать, что не хватало слов, чтобы выразить обуревающие их чувства.
   — Вот, это тебе! — только и смог произнести Петр, протягивая цветы. Пусть хоть Америка принесет тебе счастье!
   — Спасибо, Петя! — Даша неотрывно глядела на него глазами полными слез.
   Поддаваясь неудержимому порыву, не обращая внимания на окружающих, одновременно сделав шаг навстречу, они заключили друг друга в объятия.
   — Петенька… милый! Как же… я буду жить… без тебя? — горячо шептала Даша. Мне не нужен… никто другой!
   — Любимая моя… Дашенька!.. Без тебя… нет мне счастья! — отвечал Петр, и слова эти шли из глубины сердца.
   Губы их слились в страстном, последнем поцелуе, длившемся, пока не задохнулись… Голос диктора вернул их с небес на грешную землю:
   — Заканчивается регистрация билетов на рейс Москва — Нью-Йорк!
   Даша встрепенулась и сделала попытку освободиться из его объятий.
   — Все кончено! Ничего уже не изменишь! — с глубокой печалью произнесла она, глядя на него так, словно хотела запомнить на всю жизнь.
   — Видит Бог… как мне тошно… как больно… тебя терять… — прерывающимся голосом молвил Петр и невероятным усилием воли заставил себя сделать шаг назад.
   Понурив голову Даша покатила свой большой чемодан на контроль, а Петр смотрел ей вслед, пока не скрылась. Он чувствовал себя совершенно опустошенным — ощущение, что утратил душу и она вместе с Дашей улетает в далекую Америку.

Глава 38. Невинная жертва

   В теплый апрельский день, когда на улицах Москвы весело журчали весенние ручьи, Раису Васильевну выписали из клиники и перевезли на квартиру у Зубовской площади. Несмотря на интенсивное лечение, была она очень слаба, из дома не выходила. Желая, чтобы долгожданная свадьба дочери состоялась до ее отъезда в Германию, скрывала недомогание, бодрилась и даже старалась участвовать в приготовлениях.
   Вопрос об операции решен, оплата произведена; отъезд Раисы Васильевны в Мюнстер намечен на начало второй декады апреля — с пятнадцатого числа ее положат в клинику. Все готово; задерживали Яневичей в столице только свадьба дочери и прибытие младшей сестры — та оформляла на работе отпуск без сохранения содержания.
   — За меня не беспокойтесь, я выдержу! — уверяла Раиса Васильевна мужа и дочь за завтраком на просторной, комфортной кухне новой квартиры. — Нельзя откладывать до возвращения из Германии. Вы что же, хотите, чтобы невеста была на сносях? — полушутя привела она веский довод.
   «Бог милостив, — может, и вернусь, — в то же время печально думала она — не слишком верила в благополучный исход операции. — Но легче на душе, если буду знать, что Юленька замужем и счастлива».
   — И все же, Раечка, тебе слишком тяжело будет присутствовать и в церкви на венчании, и на свадьбе, — выразил опасение муж. Давай ограничимся твоим участием в свадьбе, а? Там нам с тобой надо быть вместе, а на церковном обряде — необязательно.
   — Да что ты, Левчик! Как же я могу пропустить прекрасный обряд венчания? — с упреком взглянула на мужа Раиса Васильевна. — Не беспокойтесь, наберусь силенок и вас не подведу!
   Чтобы покончить с этим, перевела разговор на другую тему — подготовки к свадьбе.
   — Ты мне лучше скажи, — попросила она мужа, — перевел ты деньги моим родичам на проезд в Москву и где мы разместим такую ораву? У нас негде, если даже спать вповалку.
   — Не бери это в голову, дорогая! — успокоил ее Лев Ефимович. — Я обо всем позаботился. И денег перевел Анфисе Васильевне достаточно. А она оповестит всех остальных, приедут вместе, одним поездом из Барнаула.
   Сделал паузу и добавил:
   — С размещением тоже нет проблем. Анфиса с мужем остановятся у нас, а племяши, вместе с остальными твоими родичами, — в небольшой гостинице «Золотой колос», — я уже забронировал для них места. Люди они скромные, и роскошные условия им ни к чему.
   — Папочка, неужели на свадьбе не будет никого из твоих родственников? — удивилась Юля. — Я до сих пор ни одного из них не знаю.
   Лицо у главы семьи омрачилось.
   — Я же объяснял тебе, доченька, — их почти не осталось. Родителей моих репрессировали, сгинули на Колыме. Я вырос в детдоме на Алтае — определили туда, ведь единственная моя тетя тоже была арестована.
   — Но ее потом реабилитировали, — напомнила ему Юля. — Где же она сейчас, не знаешь?
   — Точно не знаю. Вышла замуж, сменила фамилию и эмигрировала в Германию. Разыскать я ее не смог… Вот буду в Мюнстере — снова попытаюсь.
   Тряхнул головой, как бы отгоняя печальные мысли.
   — Грустно об этом вспоминать… Зато у меня много хороших друзей и деловых партнеров. Их на свадьбе будет в избытке! Ты лучше скажи, доченька, — не выросла ли ты снова из свадебного платья? — пошутил он.
   — А мне его сделали с запасом, — улыбнулась в ответ Юля. — Так что, надеюсь, оно там, — слегка коснулась живота, — меня не подведет. Хотя аппетит неимоверный — ем за двоих.
   — Может быть, даже за троих? — весело взглянул на нее отец.
   — Не дай бог! — испугалась Раиса Васильевна. — Рожать и так тяжело, особенно в первый раз!
   — Нечего бояться! Мы в столице, и у Юленьки будут самые лучшие условия. Так что, доченька, не тушуйся и иди на рекорд! — ободряюще взглянул на нее Лев Ефимович.
 
   Очередной день рождения Светланы Ивановны, по ее настоянию, отмечали скромно, в семейном кругу. Никого из коллег, друзей и знакомых она не приглашала.
   — Скоро позову на свадьбу Пети, — объяснила она родным. — А то подряд неудобно, доставит всем слишком много беспокойства.
   За большим столом в уютной квартире на Патриарших прудах собрались только свои, включая Льва Ефимовича и Юлю. Раиса Васильевна не отважилась выйти из дому, набираясь сил перед свадьбой дочери. К этой теме, которая больше всего интересовала всех, и перешли, после того как были произнесены заздравные тосты.
   — Ну, расскажи-ка нам, племянничек, где решили отпраздновать свадьбу и сколько народу будет? — не выдержав одолевавшего ее любопытства, спросила Петра тетя его мамы — Варвара Петровна.