Малышева Анна Витальевна. Никогда не заговаривайте с неизвестными

   — Ты же хороший у меня! Добрый!
   — Да ладно, мам. — Он старался не улыбаться. — Все будет нормально.
   * * *
   Он не собирался навещать участкового в то же утро, но теперь пошел. Мать что-то в нем разбередила, и ему хотелось скорее покончить с этой историей. Пусть хотя бы она успокоится, а что делать дальше — он сам решит. Дорога в отделение была ему знакома — ноги сами шли. Парень шел и усмехался: «Надо было хоть водки купить, выпили бы, вспомнили былое…»
   Участковый был на месте, ждать его не пришлось. Иван стукнул в дверь, вошел:
   — Ждали? Это я, Дмитрий Александрович.
   Лаврушин Ваня.
   — Лаврушин?
   Участковый разогнал рукой облако едкого табачного дыма, вгляделся…
   — Точно, — протянул он. — Но я б не узнал.
   — Неужели так изменился? — Иван старался говорить легко и нагло. — А вы каким были, таким и остались.
   — Брось, я почти пенсионер, — самодовольно ответил тот. — Помнишь, как за тобой бегал? Теперь бы не догнал.
   — А я б теперь и не побежал. — Иван тряхнул протянутую для пожатия руку и без приглашения уселся.
   — Не побежал бы? — спросил Дмитрий Александрович. — Да, ты и в самом деле изменился.
   — А что мне бегать? Сам пришел.
   — Мать передала?
   — Да… Я ей как раз на днях звонил, она мне все рассказала.
   — Мать у тебя хорошая. — Дмитрий Александрович подтолкнул к Ивану пачку дешевых сигарет:
   — Куришь еще?
   — Я свои. — Иван достал «Давидофф» и положил пачку на стол:
   — Угощайтесь.
   Участковый к сигаретам не притронулся. Он посмотрел на пачку, на куртку Ивана, кивнул:
   — Солидный стал.
   — Дмитрий Александрович, — раздраженно ответил Иван. — Я к вам вообще-то по делу пришел, а не на вечер воспоминаний. У меня машину угнали, мать сказала — вы нашли.
   — Нашли. А еще что тебе мать сказала?
   — Ничего хорошего. Будто из этой машины в телевизионщика какого-то стреляли. Это правда?
   — Правда.
   — Ну, так это был не я! — Иван бросил на стол загранпаспорт. — Смотрите.
   — Это еще зачем?
   — Да вы смотрите! — Иван схватил паспорт и, раскрыв его, указал пальцем нужную страницу:
   — Видите? Вот визы!
   Там красовались две овальные печати с арабской вязью. В центре красной печати значилось: «16 NOV1997», в центре синей: «19 NOV1997».
   — У меня угнали машину вечером пятнадцатого, — объяснил Иван. — Утром шестнадцатого я был в Эмиратах. Девятнадцатого, то есть сегодня, вернулся. Не нравится такой поворот?
   — Ты, Вань, мне свой паспорт не тычь, — спокойно ответил участковый. — И не мельтеши, поговорим спокойно. Я же не утверждаю, что это ты.
   — Подумаете!
   — Э, брось. — Участковый закурил. — Я этим делом не занимаюсь, сам понимаешь. Но машина в деле твоя, Вань. И это пока наша единственная зацепка. Так что придется тебе понервничать, пока мы тут все не выясним.
   — Машина моя где?
   — Ее пока еще работают.
   — Пальчики снимаете?
   — Все, что можно, с нее уже сняли, — пошутил участковый, но Иван даже не улыбнулся. — Да, Ванюш, тебе не повезло. Но ты все же не дергайся, я к тебе претензий не имею.
   — Я хочу знать — когда телевизионщика убили? — нервно спросил Иван.
   — Тебя это не касается, Вань. Убили его вечером шестнадцатого, когда ты там загорал в Эмиратах. Так что успокойся.
   — Ладно, хоть так. А то вы недорого возьмете — пришьете мне дело…
   — Выпить хочешь? — неожиданно спросил участковый, отдергивая замусоленную желтую штору и беря с подоконника бутылку. На дне плескались остатки водки.
   — Да я, честно говоря, думал захватить сам, — сильно смутился Иван. Его даже бросило в краску. — Но потом…
   — Передумал, понятно. Ну, а мы вчера одного из наших поминали. — Участковый достал стаканы, разлил водку. — Молодой парень, вроде тебя.
   Хулиганье нож под ребра сунуло. Давай.
   Они выпили. Закусывать было нечем. Иван тоже закурил. Он все еще не понимал, чего от него хотят.
   — Где сейчас живешь? — опросил Дмитрий Александрович.
   — Так… Снимаю.
   — Договор есть?
   — Какой еще договор?
   Участковый покачал головой:
   — Здоровый парень, пора бы знать, что квартиру надо снимать с договором.
   — Мне хозяин про договор ничего не говорил, — возразил Иван. — Я бы подписал, если надо. Но он не просил.
   — Ясное дело, неохота в налоговую инспекцию ходить. Где снимаешь?
   Иван слегка подумал и ответил:
   — Сейчас уже нигде. У матери живу. А снимал на «Каширской».
   — Там и машину держал?
   — Да, во дворе стояла.
   — А нашли ее наши ребята возле метро «Автозаводская». Получается, недалеко на ней уехали.
   — Дальше, чем надо, — хмуро ответил Иван — Теперь хлопот не оберешься.
   — Ты сказал, машину вечером угнали?
   — Да.
   — Как время узнал?
   — Да я выглянул вечерком в окно — поглядеть, там она или нет. Спустился, туда-сюда прошелся — нету.
   — Почему в милицию не обратился?
   — В Эмираты собрался, отдохнуть. Не хотел задерживаться.
   — Богатый стал? — прищурился Дмитрий Александрович. — Тебе уже и на машину плевать?
   Другой бы сдал путевку и стал искать свое имущество.
   — Я не богатый, просто не люблю зря суетиться. Какая разница, когда искать начнут? Через три дня или сразу?
   — Разница большая. Это тебе повезло, что машина нашлась.
   — Нечего сказать — повезло!
   — Дай свой адрес на «Каширской», — потребовал участковый.
   — Я же сказал — больше там не живу.
   — Все равно — дай. Соседей надо опросить.
   Может, видели, кто машину угнал.
   Иван наморщил лоб, вздохнул:
   — Ну ладно. Пишите.
   Он продиктовал адрес — не вымышленный.
   Иван действительно, снимал там квартиру перед тем, как переехать на «Сокол». И ключи до сих пор были у него в кармане, хотя там они с Сергеем давно не появлялись. Уплачено было вперед, хозяин не должен был беспокоить еще месяц как минимум. Так что Иван был спокоен — пусть ищут, что хотят.
   — Еще что от меня надо? — спросил он.
   — Да ты не торопись. — Участковый с сожалением посмотрел на пустую бутылку. — Уж пришел, так поговорим. Ты чем занимаешься?
   — Работаю.
   — Если не секрет — где?
   — Это тоже для дела надо?
   — Да нет. — Дмитрий Александрович, видно, слегка обиделся. — Просто интересно знать, что выходит из таких пацанов, каким ты был. Старый я стал. Занудный.
   — Ничего особенного. Работаю…
   — Матери помогаешь, как я слышал?
   — От нее слышали?
   — И от соседей. Я же до сих пор по участку хожу.
   — А что это вы по службе не продвинулись? — спросил Иван. — Я вас лет двенадцать знаю, а вы все на том же стуле сидите.
   — Каждому свое, — отмахнулся тот. — Зарабатываешь ты неплохо, значит. Что ж квартиру не купишь? Или не удается потребности урезать?
   Если деньги на ветер швырять, то всю жизнь будешь по съемным хатам шататься. А нужен свой дом, свой!
   — А не хочется мне иметь свой дом. Лучше снимать. Ответственности меньше. А купишь, начнешь думать — какой ремонт сделать, какую мебель купить, унитаз чтоб лучше, чем у соседа, и прочее, прочее… — с вызовом ответил Иван. — Мне это не нужно. Я не ради мебели существую.
   — Существуешь… Хорошо сказал.
   — Ой, да хватит мораль читать! — разозлился парень. — Надоело!
   — А ты не злись. И спросить тебя нельзя? — Участковый говорил с ним точно так же, как много лет назад, и это раздражало Ивана. Неужели совсем ничего не изменилось в расположении сил?
   И он — все тот же затурканный, бесправный пацан, которого все учат жизни? Он постарался взять себя в руки и смолчал. А Дмитрий Александрович продолжал спокойно расспрашивать:
   — Не женился?
   — И не собираюсь.
   — Почему?
   — А опять же — меньше проблем.
   — То есть тоже кого-то снимаешь? На время? — спросил тот. — Невесело получается… Что-то не то ты делаешь, Иван.
   — Ну, а это уже мое личное дело, — отрезал парень. — Мне все-таки не шестнадцать лет, поздно указывать.
   — Ну, прости, если я по старой привычке что не так сказал. С женитьбой, конечно, дело твое. Это у меня, наверное, уже старческое, люблю давать ненужные советы. — Участковый протянул руку:
   — Иди. Не думал, что ты придешь.
   — Подозревали, значит?
   — Не в этом дело. Раньше бы ты точно сам не явился. А ты вон какой стал! Смотреть приятно — серьезный, деловой, при деньгах!
   Иван слушал молча, не перебивая. Ему не нравился тон, каким хвалил его участковый, хотелось заорать, грохнуть кулаком, и может, даже не по столу… Но он сдерживался. Из последних сил. Чувствовал, что тот издевается, но терпел. И участковый выдохся. Он закончил беседу:
   — Молодец, что пришел, мне теперь спокойней будет. Так ты теперь у матери?
   — Да. — Иван встал. — Вы бы ее успокоили, что ли. Она прямо из себя выходит. Скажите, что все нормально, меня не подозревают.
   — Лучше бы ты ее сам успокоил, — нахмурился участковый. — Если за мать переживаешь.
   Иван молча вышел. Постоял на улице, покурил возле крыльца. Вокруг мелькали люди в форме, слышались переговоры по рации. Но его подобная обстановка не раздражала. Он их не боялся. Ему было все равно. К матери идти не хотелось. Дел никаких не было. Ему подумалось, что ближе к вечеру, когда стемнеет, стоит наведаться в последнюю квартиру, на «Соколе». Прибраться, бросить ключи в почтовый ящик. Все равно им с Серегой там уже не жить.
   Он плохо выспался — всю ночь проворочался в гостиничном номере, вставал, пил сок из холодильника. Серега на него ругался, он не слушал. В самолете тоже заснуть не удалось. От резкой смены температур ломило в затылке — сказывался полученный удар. И самое плохое — Алия не выходила из головы. «Найти ее надо, — думал он. — Что это за притча с телевизионщиком?» Он поискал киоск Роспечати, накупил газет. Киоскерша даже нашла ему номер «МК» двухдневной давности.
   Иван шел по знакомой с детства улице, выискивая подходящее место, чтобы посидеть, выпить, просмотреть прессу. И ничего тут не узнавал.
   Наконец удалось найти что-то подходящее.
   Раньше в этом доме была кулинария. В детстве он любил тут покупать пирожки с печенкой — теперь бы к ним и не притронулся. Иван рассмотрел через витринные стекла что-то похожее на барную стойку и зашел. Он увидел белые пластиковые столики, такие же стулья, прилавок, над которым высились пирамиды из пивных банок.
   Взял пива, вареных креветок и расположился подальше от входа, чтобы не дуло в спину. Как он и ожидал, в газетах почти ничего о деле не оказалось. Да и что там могло быть через три дня?
   Только в номере «МК» удалось прочитать небольшую заметку о том, что выпускающий редактор какого-то ток-шоу был убит вечером шестнадцатого ноября, на улице, во время вечерней прогулки с собакой. Иван никогда не слышал о таком шоу, имя редактора ему ничего не говорило.
   Больше в газете подробностей не было.
   — Вань, ты, что ли?
   Перед его столиком маячила какая-то женщина, он давно уже обратил на нее внимание. И та, в свою очередь, приглядывалась к нему, просто глаз не сводила. Лет тридцати с хвостиком, насквозь обесцвеченная блондинка, розовое, чуть поросячьего очерка личико, густо подрисованные черным карандашом глаза.
   — Вань, ты меня не узнал? — Женщина радостно придвинула к себе свободный стул. — Ну надо же! Я — Галка, Галку, что ли, забыл?
   — — Галку? — Иван все еще не мог ее признать.
   — А картошку на пустыре пекли — помнишь? — приставала она. — А у кого картошку брали? Забыл? Я же из овощного вам носила!
   — О, господи боже… — выдохнул он. — Ты, что ли, Галка?,!
   — Ну!
   Баба полезла к нему целоваться, и парень в ту же секунду понял, что она пьяна. Вдрызг, в стельку. Ее повело над столиком, и чтобы не упасть, она принялась обнимать Ивана за шею. При этом она дышала ему в лицо какой-то дрянью и приговаривала:
   — Золотые же вы мои мальчики, сколько воды утекло…
   — Водки, сказала бы лучше. — Он резко снял с себя цепкие руки и заставил ее сидеть прямо. — Ты что — тут работаешь?
   — Ну… — Она смущенно оправила свой белый, в крупных пятнах халат. — Этой, ну, посудомойкой. А что? Тебе низко теперь со мной посидеть?
   — Почему же?
   — Тогда постой, я живенько принесу… У меня там есть…
   Она с трудом встала и удалилась за стойку.
   Хлопнула дверь, вздрогнули пивные пирамиды.
   Иван подумал, что пора уходить, но не мог заставить себя встать. Свидание с прошлым, которое началось ранним утром, явно затягивалось. А он-то думал, что его здесь никто не узнает…
   Галка появилась очень довольная, вооруженная бутылкой «Столичной» и двумя пирожками на тарелке.
   — Угощаю. — Она поставила все это перед ним. — Вылей ты это пиво! «Хольстен», тоже мне.
   Знаешь, как мы его разбавляем?
   Иван отодвинул кружку, оторвал креветке голову, высосал сладкое мясо. Разговаривать с Галкой не хотелось, да и о чем было говорить? Да, был в их жизни пустырь, а на пустыре каждый вечер загорались костры. Мальчишки сидели там, пекли на прутиках картошку, поджаривали унесенный из дому хлеб. Тут же грелись у огня своры бродячих собак. Все взрослые в районе этих собак боялись, а вот мальчишки — нет. Их псы не трогали, чувствовали — это существа той же породы.
   Как-то мальчишки, и среди них Иван, засиделись до полуночи. Костер давно прогорел, но было не холодно — начало лета. Иван курил, с удовольствием пуская носом дым. Его лучший друг, Косой, ворошил палкой угли, отыскивая пропавшую картофелину. Он надеялся, что ее еще можно съесть — может, не вся сгорела. Кто там еще сидел, Иван уже не помнил. И вдруг в темноте бешено залаяли собаки. Мальчишки насторожились.
   Они знали — на пустырь пришел кто-то чужой.
   Их-то собаки знали как облупленных. Значит, за кем-то идут родители, или пьяный забрел, или милиция, или — что еще хуже — взрослая шпана…
   — Ни хрена не вижу. — Косой вскочил и всматривался в темноту. — Вроде кто-то идет. Вон там, у заборов, видишь?
   И тогда Иван тоже увидел ее. К тлеющим углям костра нетвердой походкой шла женщина. То ли больная, то ли пьяная — то быстро шла, то вдруг резко останавливалась, словно в нерешительности, снова делала несколько кривых шагов. Мальчишки затаили дыхание, глядя в ее сторону.
   — Бухая, — шепнул Косой.
   Женщина наконец приблизилась настолько, что они рассмотрели ее лицо.
   — Пацаны… — жалобно сказала она. — Закурить не будет?
   Сигареты были у многих, но Иван всех опередил. Он протянул ей пачку, та, пошатываясь, мотая белокурой головой, вытащила сигарету… И вдруг схватила Ивана за плечо горячей рукой. Он чуть не отпрыгнул, но потом понял — она это сделала, чтобы устоять на ногах.
   — Мерси тебе огромное, — сказала женщина. — А огонечка не будет?
   Иван зажег спичку. Когда та прикуривала, он ее рассмотрел и понял — она ненамного их старше, всего-то лет восемнадцать, наверное. И в свете догоравшей спички она показалась ему очень красивой… А молодая женщина, подняв к нему лицо, улыбнулась ласковой, пьяной, мягкой улыбкой:
   — Хорошенький… Блондинчик… Тебя как звать?
   — Иван, — сквозь зубы ответил он. Дружки начали завистливо посмеиваться. Ванька — хорошенький! Блондинчик!
   — И-ван? — переспросила она. — А я — Галка. Я тут рядом, в овощном работаю… Ну, чего ты?
   Она все еще опиралась на его плечо. Друзья все еще посмеивались. Больше всех старался Косой — он очень переживал. У Ивана в горле пересохло.
   Он про эту Галку знал, что та никому не отказывает. Значит, можно попробовать?! Он сто раз слышал, как дружки похваляются друг перед другом своими сексуальными приключениями, но не верил. Где, спрашивается, те девчонки, о которых они говорят? Каждый раз оказывалось, что девчонки эти живут где-то далеко, в другом районе, или вообще из Москвы уехали. Чепуха, одним словом.
   Сам он на этот счет ничего не выдумывал, у него девчонки еще не было. Иван набрался смелости и сказал:
   — Пошли, я тебя провожу.
   — Куда? — удивилась Галка.
   — А куда тебе надо?
   — Пошел ты… — Она вдруг отпустила его плечо и разом села на землю. — Никуда не пойду. Плохо мне. Водички нету?
   Вода у ребят была, да ее выпили под картошку.
   Ни капли не осталось. Все переглядывались, пока Косой не сказал:
   — Вань, принеси ей воды.
   — Почему я?
   — У тебя дом рядом.
   — А у тебя не рядом?
   — Мне отец так вмочит, если я сейчас приду!
   Сам знаешь! — Косой ухмылялся. — А у тебя только мать, что она сделает?
   Иван-то знал, что может сделать мать. Она начнет плакать, и он, скорее всего, останется. Но Косой был прав. Тому сейчас в самом деле нельзя домой. Рано. Вот когда отец выпьет свои законные поллитра и завалится спать, тогда Косой вернется. А другие пацаны жили не так близко. Он решился:
   — Ладно, схожу. Только не уходите отсюда, поняли?
   — Ясное дело, дождемся, — ответил Косой.
   Галка икнула, стыдливо закрыла рот ладошкой:
   — Ой, ну что за гадость…
   Иван бросился в темноту, прочь от костра. До самого дома он бежал, не переводя духа, как будто что-то случилось, надо Галку спасать. Ключей у него своих не было, пришлось позвонить. Открыла мать и сразу начала:
   — Еще позже ты прийти не мог, конечно?
   Но он ее не слушал:
   — Да ладно, ма, я сейчас…
   Он бросился на кухню, схватил какую-то банку, открыл кран. В банку с шипением бежала ледяная вода, а мать, стоя за спиной, выговаривала:
   — Сырую воду пить нельзя! Кипяченая в графине!
   — Да ладно, ма. — Он попытался проскользнуть в коридор, но мать загородила ему путь:
   — Опять туда?! Опять к этому жуткому Косому? К своим приятелям?!
   — Опять! — Он все же вывернулся и выскочил на лестницу. И вот он уже на пустыре. Бросается туда-сюда, ищет, зовет… Но угли догорели. И где теперь сидят ребята — не поймешь. Наконец он услышал голос Косого:
   — Ты, Вань?
   — Я! А.., она где?
   Косой выступил из темноты, его лицо озарил огонек папиросы.
   — Да где же она? — почти выкрикнул Иван.
   — В кустах. Там, где покрышки старые валяются. — Косой показал за спину — Иди, она ждет.
   Иван ни о чем его не спросил, но по смущенному лицу Косого, по его виноватому голосу все понял. Его опередили На подгибающихся ногах он прошел к кустам, раздвинул их, позвал:
   — Ты тут, Галя?
   — А? Здесь я, здесь… Иди сюда… Ты кто, а? Который?
   Он вдруг ощутил на своем лице прикосновения ее горячих мокрых пальцев. Мокрых? Почему?
   Ведь дождя давно не было, земля сухая. От ее пальцев резко пахло чем-то животным, и этот запах был ему противен. Он сунул ей банку и услышал, что она жадно пьет, захлебываясь, булькая, постанывая от удовольствия. Наконец булькание затихло. Галка спросила уже более осмысленным голосом:
   — Это ты, Ванечка?
   — Я.
   — Иди ко мне. Ты что — боишься?
   Он опустился на колени, нашарил рукой ее плечо, потом шею, потом полную грудь. Она хихикала и повторяла:
   — Смешной какой, ну, давай, пошли ко мне…
   Домой он вернулся на рассвете. С Косым он не поссорился. Иван себе сказал: «Еще чего — терять друга из-за какой-то…» А Галка была именно «какая-то». Он в нее не влюбился — не получилось.
   Когда понял, что она изменила ему, не дождалась, то разозлился только на нее, а не на дружков, которые воспользовались моментом.
   Галка к ним стала часто ходить. Она работала в овощном продавщицей. Весь день вешала картошку, свеклу, апельсины. Выпивала в подсобке, курила прямо за прилавком, никого не признавала, материла покупателей. Особенно обожала обложить крупным, крепким матом военных и милиционеров. «Эти — самые тупые, — говорила она. — Уж это — конец света…» Ее не увольняли, потому что Галкина мать работала в том же магазине уборщицей. Когда-то стояла за прилавком, но по причине беспробудного пьянства была снята с должности — нахамила, кому не надо было, из начальства… Но друзья в магазине жалели пьянчужку и терпели ее беспутную дочку. Отец у Галки пребывал в местах не столь отдаленных. Раз в полгода мать паковала передачки, покупала плацкартный билет и катила в Туву, на свидание. Возвращалась опухшая от слез и водки и несколько дней не работала, поучала Галку, как надо жить, чтобы не попасть в лагерь… И красиво запевала любимую песню: «Ты помнишь тот Ванинский порт?!.»
   А Галка стрелялась от таких поучений и удирала из дома, куда придется. На пустыре ей нравилось. У ребят с ее легкой руки завелась выпивка. Выручала складчина. Косой всегда мог вытянуть у отца рубль-другой, когда тот уснет, прочие тоже поворовывали у родителей. Иван от них позорно отставал. Ему тоже надо было скидываться в общий котел, только вот у матери он брать не мог.
   Все решил случай… И как раз с подачи Галки.
   Как-то в сумерках ребята шли по пустырю — костер разжигать. Бутылку они уже приобрели, Галка принесла картошки, колбасы… Впереди, среди желтой осенней травы, замаячил какой-то ворох тряпья. Сперва подумали — кто-то старое пальто выкинул. Подошли ближе и увидели — на земле лежит и спит пьяным сном мужик. Рассмотрели его, потолкали ногами, посмеялись — хорошо уделался дядя! А Галка вдруг опустилась на колени и, ни слова не говоря, стала лезть к пьяному в карманы. Ребята ничуть не смутились. Какая разница, у кого брать — у отца с матерью или вот у такого? Иван тоже молчаливо одобрил ее поведение. Он бы и сам так смог — уж очень надоело выпивать за чужой счет. Из-за этого падал его авторитет — а ведь он был среди дружков самый сильный и рослый… Раньше его уважали, а теперь?
   Он прикрикнул на Галку:
   — Не лезь, я сам!
   Оттолкнул ее и быстро, как будто занимался этим всю жизнь, обшарил пьяному карманы. Сперва нашелся скомканный носовой платок, который Иван с отвращением выкинул. Потом обнаружилась помятая пачка «Примы». Ее он отдал ребятам. Его разобрал азарт — что он еще найдет? Следующим призом был кошелек. Потрепанный такой коричневый кошелечек. Иван отстегнул кнопочку, заглянул.
   — Есть кое-что, — сказал он и сунул кошелек в карман. В свой карман, разумеется.
   И тут пьяный вдруг зашевелился. Разомкнул опухшие губы, забормотал что-то, приоткрыл один глаз… Увидел Ивана:
   — Сукин сын, пошел на…
   Косой засмеялся. Галка хихикнула. Иван их уже не слышал. Откуда взялась эта холодная ненависть к пьяному? Ведь он видел его первый раз в жизни. И разве так уж сильно на него обиделся?
   Все случилось как-то само собой — нога Ивана поднялась и с силой опустилась на лицо жертве.
   Тот вскрикнул, а ребята разом замолчали. Тишина за спиной опьянила Ивана. Он бил пьяного ногами, рассчетливо, безжалостно. Нет, он его не просто бил. Он его УБИВАЛ.
   — Хватит, Вань! — Косой схватил друга сзади под локти, попытался оттащить.
   Иван двинул ему локтем в живот так, что Косой отскочил и крикнул:
   — Да ты ж убьешь его!
   — Убью! — подтвердил Иван и нанес пьяному еще пару ударов. Но это было уже лишним — тот не шевелился. И тут Иван на него посмотрел. Когда бил — не очень-то рассматривал. А теперь увидел, что сотворил, что можно сотворить с человеком… Он круто развернулся и пошел прочь. И не оборачивался. Страшно было подумать, что ребята за ним не пошли. Значит, он останется один. Навсегда один.
   — Вань!
   Его догонял Косой.
   Иван остановился, обернулся. Он был готов к любому ответу. Сейчас он бы врезал даже Косому.
   Но тут же его мышцы расслабились, и стало так хорошо, так спокойно… За ним шли ребята. Все до одного. И Галка бежала следом, и она ему даже улыбалась — как будто обращая дело в шутку.
   — Ваньк, не переживай, он живой, паскуда. Мы его пошевелили, отдышится, ничего, он здоровый… — Косой сплюнул, вынул трофейную пачку «Примы», спросил:
   — Покурим?
   Иван с наслаждением затянулся едким дымом, ребята мигом расхватали пачку всю, до последней папироски. А Косой, пуская дым через нос, важно, по-взрослому рассуждал:
   — Так ему и надо. Правильно вмазал! Не будет сюда лазить. Не нужны тут чужие! Вон ребята из соседнего района никого на свою территорию не пускают. А у нас что?
   Иван достал кошелек, открыл, пересчитал деньги.
   * * *
   И вот теперь Галка сидела перед ним. И ему совсем не хотелось ее видеть.
   — А наших тут теперь никого нет, — пьяно улыбалась женщина. — Друг у тебя был, как его?
   — Косой?
   — Ага.
   — И что с ним? — невольно заинтересовался Иван. — Куда он делся?
   — А я откуда знаю? Пропал, и все. И остальные тоже. Наверное, переехали куда-то… А я вот…
   Тяну свою лямку.
   — А из магазина почему ушла? — вяло спросил он. Ему вовсе не хотелось этого знать, просто надо было что-то говорить.
   — Там сделали ремонт, а моя рожа на таком фоне не смотрелась. Ясно? — сердито ответила Галка.
   — Да ты пей, пей! — И он налил ей еще водки.
   Сам Иван не пил.
   Галка наконец обратила внимание на ворох газет, лажавший на краю стола. Удивилась:
   — Это твое?
   — Мое.
   — Читающий стал? Серьезный?
   — Да нет. Настроение было, вот и купил. Забери.
   — А пиво можно допить? — спросила она, без спроса ухватываясь за кружку.
   — На здоровье. Ладно, Галь, я пошел.
   Он встал и, не обращая внимания на ее просьбы «посидеть еще», вышел, оставив на столе все газеты и недопитое пиво. Галка, слава богу, была уже в таком состоянии, что пойти за ним не смогла, хотя очень хотела…
   На углу улицы Иван обнаружил исправный таксофон — в этом районе просто чудо! Поколебался, достал жетончик и накрутил номер…
   — Мам, — сказал он, когда услышал знакомый голос.
   — Все в порядке. Я был в милиции.
   — Ты где? — тревожно спросила мать.
   — У друга. Ночевать у тебя не буду.
   — Но ты же обещал…
   — Мам, прости. Я уже отвык. Вещи у тебя постоят, ладно?
   Она еще что-то говорила, но Иван уже сказал «пока» и повесил трубку.