Манкелль Хеннинг. Ищейки в Риге

 
   – Почему ты все не едешь? – раздраженно поинтересовался отец.
   Курт Валландер решил объяснить все как есть.
   – Прости, – сказал он, – но я совершенно забыл.
   В трубке надолго повисла тишина, прежде чем отец наконец произнес:
   – По крайней мере это честный ответ.
   – Я могу приехать завтра, – сказал Валландер.
   – Тогда отложим до завтра, – заключил отец и положил трубку.
   Валландер написал себе записку и приклеил на телефон. Завтра-то уж он не забудет.
   Затем позвонил Сведбергу. Снова никто не отвечает. Зато ответил Мартинссон, он только что вернулся. Валландер вышел в коридор и столкнулся с ним.
   – Знаешь, что я разузнал сегодня? – начал он. – Что плот практически невозможно идентифицировать по внешнему виду. Все модели выглядят совершенно одинаково, и только эксперты могут их различить. И вот я поехал в Мальмё и обегал разных импортеров.
   Мартинссон и Валландер пошли в столовую выпить кофе.
   – Так, значит, теперь ты знаешь все о спасательных плотах, – сказал Валландер.
   – Отнюдь. Только кое-что. Но я так и не узнал, где был изготовлен этот плот.
   – Странно, что на нем не указаны ни его технические характеристики, ни страна-производитель, – заметил Валландер. – Обычно на спасательных средствах бывает полно всяких надписей.
   – Я согласен с тобой. И импортеры из Мальмё тоже. Но решение проблемы все же есть. Береговая охрана. Капитан Эстердаль.
   – Кто это?
   – Пенсионер, всю свою жизнь командовавший таможенным судном. Пятнадцать лет в Арчёсунде, десять в Грютских шхерах. Затем переехал в Симрисхамн, где и вышел на пенсию. За все эти годы он составил собственный реестр всех типов судов. Включая резиновые лодки и спасательные плоты.
   – Кто тебе рассказал о нем?
   – Мне повезло, когда я позвонил в береговую охрану. Парень, с которым я говорил, служил на одном из катеров, где Эстердаль был капитаном.
   – Отлично, – сказал Валландер. – Возможно, он нам поможет.
   – Если он не поможет, не поможет никто, – философски изрек Мартинссон. – Он живет за городом у местечка Сандхаммарен. Я думаю привести его сюда, чтобы он мог осмотреть плот. Что-нибудь новенькое есть?
   Валландер рассказал о выводах, к которым пришел Мёрт.
   Мартинссон внимательно слушал.
   – Это означает, что нам, возможно, придется работать с русской милицией, – сказал он, когда Валландер закончил. – Ты по-русски хоть что-нибудь знаешь?
   – Ни единого слова.
   – Но это также может означать, что нас вообще устранят от этого дела.
   – Надежда умирает последней.
   Мартинссон вдруг задумался.
   – На самом деле мне иногда кажется, – сказал он, помолчав, – что я с удовольствием устранился бы от расследований некоторых преступлений, настолько они отвратительны. Настолько кровавы и непостижимы. Когда я учился на полицейского, нам так и не объяснили, как следует относиться к трупам замученных людей на спасательных плотах. Смысл этого преступления ускользает от меня. А ведь то ли еще будет.
   В последние годы Курт Валландер и сам часто думал то же. Быть полицейским становится все труднее. Они живут во времена таких преступлений, о которых раньше никто и не слышал. Он знал: многие полицейские увольняются, чтобы служить в охране или работать в частной фирме вовсе не из материальных соображений. На самом деле большинство полицейских ушли из полиции из-за чувства неуверенности.
   – Думаю, надо пойти к Бьёрку и попроситься на курсы повышения квалификации по обращению с жертвами пыток, – сказал Мартинссон.
   Валландер услышал в его словах не иронию, а лишь горькое недоумение, которым терзался и сам.
   – Видимо, каждое поколение полицейских говорит что-нибудь в этом роде, – сказал он. – И мы конечно же не исключение.
   – Не помню, чтобы Рюдберг когда-нибудь жаловался.
   – Рюдберг был исключением. Прежде чем ты уйдешь, я хочу спросить тебя еще кое о чем. Этот человек… что звонил, – ничего не выдавало в нем иностранца?
   – Нет, – твердо ответил Мартинссон. – Он из Сконе. И точка.
   – Ты не сделал еще каких-нибудь выводов из того разговора?
   – Нет. – Мартинссон поднялся. – Сейчас поеду в Сандхаммарен искать капитана Эстердаля.
   – Плот стоит в подвале, – сказал Валландер. – Удачи. Кстати, не знаешь, где застрял Сведберг?
   – Не имею понятия. Даже не знаю, чем он сейчас занимается. Поехал к метеорологам, наверное.
   Курт Валландер сел в машину и отправился в центр перекусить. В памяти вновь всплыли полуреальные события прошлой ночи, и он решил обойтись одним салатом.
   Ровно к началу пресс-конференции он был уже в управлении полиции.
   Сделал пару заметок на листке бумаги и зашел к Бьёрку.
   – Терпеть не могу пресс-конференции, – сказал тот. – Поэтому я никогда не стал бы начальником Главного управления государственной полиции. Впрочем, я им так никогда и не стал.
   Они вместе прошли в зал, где предстояла встреча с журналистами. Валландер вспомнил, что, когда год назад они расследовали дело о двойном убийстве в Ленарпе, в зале была настоящая давка. Сейчас же там сидело всего три человека. Двоих из них он видел раньше. Одна – дама из газеты «Истадс Аллеханда», которая всегда писала четкие и толковые статьи. Другой – корреспондент из местной редакции журнала «Арбетет».
   Кроме них в зале сидел еще какой-то мужчина. У него была короткая стрижка и очки. Прежде Валландер его не встречал.
   – А где же «Сюдсвенскан»? – прошептал Бьёрк на ухо Валландеру. – Где «Сконска дагбладет»? Местное радио?
   – Не знаю, – ответил Валландер. – Начнем.
   Бьёрк поднялся на небольшое возвышение в углу зала. Он говорил четко и бесстрастно, и у Валландера мелькнула надежда, что шефу не придется говорить дольше, чем положено.
   Затем наступила его очередь.
   – В районе Моссбюстранда к берегу прибило спасательный плот с телами двоих мужчин, – сказал он. – Нам не удалось их идентифицировать. Насколько мы знаем, на море не произошло ни одной катастрофы, которую можно было бы связать с этим плотом. Также нет никаких заявлений о пропавших в море. Поэтому нам необходима помощь населения. И ваша помощь.
   Валландер ни словом не упомянул о позвонившем человеке, а сразу перешел к делу:
   – Поэтому мы обращаемся с просьбой ко всем, кто что-либо видел, сообщить в полицию. Красный спасательный плот, дрейфующий вдоль берега.
   Или еще что-нибудь необычное. Это все, что я хотел сказать.
   Бьёрк снова занял место на возвышении.
   – Если у вас есть вопросы, пожалуйста, задавайте, – сказал он.
   Доброжелательная дама из «Истадс Аллеханда» поинтересовалась, не слишком ли много насилия стало в некогда таком спокойном Сконе.
   Курт Валландер даже фыркнул про себя. Спокойном, надо же! Чего-чего, а покоя тут никогда не было!
   Бьёрк заявил, что судя по количеству заявлений о насильственных преступлениях, об их значительном росте говорить не приходится, и даме из «Истадс Аллеханда» оставалось довольствоваться его ответом.
   У местного корреспондента «Арбетет» вопросов не оказалось. Бьёрк уже собирался закончить пресс-конференцию, когда молодой человек в очках поднял руку.
   – У меня есть вопрос, – сказал он. – Почему вы ничего не сказали о том, что люди на спасательном плоту были убиты?
   Валландер бросил быстрый взгляд на Бьёрка.
   – В настоящий момент нам еще не вполне ясно, как погибли эти двое, – ответил Бьёрк.
   – Это неправда, – возразил молодой человек, – всем известно, что они были убиты выстрелом в сердце.
   – Следующий вопрос, – сказал Бьёрк, и Валландер заметил, что шеф вспотел.
   – Следующий вопрос, – раздраженно съязвил журналист. – Почему я должен задавать следующий вопрос, когда я еще не получил ответа на предыдущий?
   – Вы получили тот ответ, который я могу дать вам на данный момент, – сказал Бьёрк.
   – Не очень умно с вашей стороны, – заметил журналист. – Но я задам еще вопрос. Почему вы не сказали, что подозреваете, будто двое убитых являются гражданами СССР? Зачем вы созываете пресс-конференцию, если не отвечаете на вопросы или скрываете истинное положение дел?
   Утечка, думал Валландер. Как, черт возьми, ему удалось узнать все это? И в то же время он понимал, почему Бьёрк не сообщил все, как было. Притом что парень полностью прав. Какой смысл утаивать очевидные факты?
   – Как только что пояснил комиссар криминальной полиции Валландер, мы еще не сумели идентифицировать этих людей, – сказал Бьёрк. – И именно поэтому мы обращаемся с просьбой к населению. И мы, конечно, надеемся, что пресса представит это так, что люди поймут, что мы нуждаемся в их помощи.
   Молодой журналист демонстративно засунул свой блокнот в карман пиджака.
   – Спасибо, что пришли, – сказал Бьёрк.
   Возле двери Курт Валландер остановил даму из «Истадс Аллеханда».
   – Кто этот журналист? – спросил он.
   – Не знаю. Я никогда раньше его не видела, – ответила она. – А то, что он сказал, это правда?
   Валландер не ответил. А дама из «Истадс Аллеханда» была слишком учтива, чтобы переспросить.
   – Почему ты не рассказал все как есть? – спросил Валландер, нагнав Бьёрка в коридоре.
   – Эти чертовы журналисты! – прорычал Бьёрк. – И как они все разузнали? Кто сообщил ему это?
   – Это мог быть кто угодно, – сказал Валландер. – Да хоть и я.
   Бьёрк внезапно остановился и посмотрел Валландеру в лицо. Но ничего не сказал. Зато сообщил следующее:
   – Министерство иностранных дел просит нас работать без шума.
   – Почему? – удивился Валландер.
   – Такие вопросы им не задают, – ответил Бьёрк. – Я надеюсь, мы получим дальнейшие инструкции уже сегодня вечером.
   Валландер вернулся к себе в кабинет. В горле стоял ком. Он сел на стул и отпер ящик письменного стола. Там лежала ксерокопия объявления о вакансии: заводу резиновых изделий города Треллеборга требовался новый начальник охраны. Под ксерокопией лежало резюме, которое Валландер написал несколько недель назад. Теперь он всерьез подумывал его отослать. Когда работа в полиции становится игрой с информацией, которую то придерживают, то отпускают, полицейским быть не хочется. Для него работа в полиции – это серьезное дело. Эти мертвые на спасательном плоту требуют от него полной отдачи. Он не мыслил для себя такого существования, когда работа полицейского не подчинена логическим и моральным принципам, не подлежащим сомнению.
   Его размышления прервал Сведберг, который вошел в кабинет, толкнув дверь ногой.
   – Где тебя носило, черт возьми? – спросил Валландер.
   Сведберг удивленно поднял на него глаза.
   – Но я же оставил записку у тебя на столе. – ответил он. – Разве ты ее не видел?
   Записка валялась на полу. Валландер поднял ее и прочел, что Сведберга можно будет найти у метеорологов в Стурупе.
   – Я решил, что лучше пойти коротким путем, – сказал Сведберг. – Я знаю одного парня, он работает на аэродроме. Мы вместе наблюдали за птицами в местечке Фальстербу. Он помог мне составить расчет, откуда мог приплыть плот.
   – А разве метеорологи из института не могли этого сделать?
   – Я думал, так быстрее.
   Он вытащил из кармана несколько свернутых в трубочку листков. Разложил их на столе. Валландер увидел ряд диаграмм и множество столбиков цифр.
   – Мы сделали расчет исходя из того, что плот плыл пять суток, – начал объяснение Сведберг. – Поскольку направление ветра в последние недели было неизменным, мы пришли к одному результату. Но этот результат едва ли сможет нам что-то прояснить.
   – То есть?
   – Плот, по всей вероятности, проплыл очень долго.
   – То есть?
   – Он мог приплыть из двух таких разных стран, как Эстония или Дания.
   Валландер разочарованно взглянул на Сведберга:
   – Это действительно достоверные сведения?
   – Да. Можешь сам спросить у моего приятеля.
   – Хорошо, – сказал Валландер. – Пойди к Бьёрку и доложи ему. Пусть он передаст это в МИД. Может, на этом расследование и закончится.
   – Закончится? – удивился Сведберг.
   Валландер рассказал ему о том, что случилось за день.
   Сведберг совершенно пал духом.
   – Я не думал, что придется заканчивать, когда только начали, – проговорил он.
   – Еще ничего не известно точно. Я просто рассказал тебе, как было дело.
   Сведберг отправился к Бьёрку, а Валландер снова принялся изучать свое резюме для завода резиновых изделий. В голове все время всплывал образ колышущегося на волнах спасательного плота с двумя убитыми людьми.
   В четыре он получил протокол вскрытия от Мёрта. До того как придут результаты анализов, Мёрт мог дать лишь предварительное заключение. Вероятно, мужчины были убиты примерно неделю назад. Видимо, в течение этого времени их трупы подвергались воздействию соленой воды. Одному мужчине было около 28 лет, другому – на несколько лет больше. Оба были совершенно здоровы. Они перенесли жестокие пытки, а пломбы на их зубах поставлены дантистом из Восточной Европы.
   Валландер отложил протокол и взглянул в окно. Уже стемнело, и он проголодался.
   Бьёрк сообщил по телефону, что представители МИДа прибудут завтра утром с дальнейшими инструкциями.
   – Тогда я поехал домой, – ответил Валландер.
   – Давай, – сказал Бьёрк. – А все-таки что же это был за журналист?
   Они узнали об этом на следующий день. В даблоиде «Экспрессен» появилась заметка о сенсационной находке двух трупов на побережье Сконе. На первой странице сообщалось, что двое убитых являются советскими гражданами. К делу причастно Министерство иностранных дел. Полиция Истада получила указание замалчивать факты. Автор заметки требовал объяснить почему.
   Но газета попала в руки Валландеру только в три часа дня.
   А до этого произошло много событий.

4

   Едва Курт Валландер вошел в управление полиции в восемь утра, как на него навалилось все разом. На улице вновь была оттепель, и над городом моросил мелкий дождик. Валландер хорошо выспался, страхи, мучившие его прежней ночью, не повторились. Он был полон сил. Единственное, что его тревожило, это то, в каком настроении будет отец, когда они сегодня днем поедут в Мальмё.
   В коридоре Валландер столкнулся с Мартинссоном. Комиссар сразу понял, что тот готов сообщить нечто важное. Когда Мартинссону не сиделось в своей комнате, все знали: что-то произошло.
   – Капитан Эстердаль разгадал загадку спасательного плота! – воскликнул он. – У тебя есть время?
   – У меня всегда есть время, – ответил Валландер. – Приходи ко мне. Проследи, чтобы Сведберг тоже пришел.
   Через несколько минут все были в сборе.
   – На самом деле такие люди, как капитан Эстердаль, должны быть внесены в нашу картотеку, – начал Мартинссон. – Полиции следует иметь подразделение, в задачу которого входила бы работа с теми, кто сидит дома и обладает необходимыми знаниями.
   Валландер кивнул. Он тоже часто думал об этом. По всей стране есть люди, владеющие обширными познаниями в самых необычных областях. Известен случай, когда несколько лет назад старый лесоруб из области Херьедален сумел распознать крышку пивной бутылки азиатского производства, в то время как эксперты компании «Вин&Спритс» так и не смогли ее идентифицировать. Сведения лесоруба оказались главной уликой против убийцы, который, возможно, иначе так и остался бы на свободе.
   – Такие люди, как капитан Эстердаль, порой ценнее всех этих консультантов, которые суетятся вокруг и изрекают очевидные истины за головокружительное вознаграждение, – добавил Мартинссон. – А капитан был просто рад, что оказался полезен.
   – А он оказался полезен?
   Мартинссон вытащил из кармана блокнот и хлопнул им по столу с таким видом, будто вытащил кролика из невидимой шляпы. Валландеру это не понравилось. Театральная манера Мартинссона иногда раздражала его. Но, наверное, будущему депутату от Народной партии так и следует себя вести.
   – Мы внимательно слушаем, – произнес Валландер после минутного молчания.
   – Когда вчера вечером вы все отправились по домам, мы с капитаном Эстердалем провели несколько часов в подвале у спасательного плота, – сказал Мартинссон. – Мы не смогли встретиться раньше, потому что капитан каждый день после обеда играет в бридж. Он категорически отказался изменить своей привычке. Капитан Эстердаль из тех стариков, которые умеют настоять на своем. Я бы хотел быть таким в его годы.
   – Дальше, – прервал его Валландер. О настойчивых стариках он знал достаточно. Перед глазами у него всегда стоял пример отца.
   – Он облазил плот, будто охотничья собака, – продолжил Мартинссон. – Он даже его обнюхал. Затем заключил, что тому по меньшей мере двадцать лет и что изготовлен он в Югославии.
   – Как он это узнал?
   – По способу изготовления. По материалу. Когда он приходит к какому-то выводу, он больше не сомневается. Все его аргументы здесь, в блокноте. Я преклоняюсь перед людьми, которые знают, о чем говорят.
   – А почему же на этой лодке нигде не обозначено, что она югославская?
   – Это не лодка, – поправил Мартинссон. – Это первое, чему меня научил капитан Эстердаль. Он называется «спасательный плот» и никак иначе. А насчет того, почему на нем нет никаких обозначений, говорящих о том, что он был произведен в Югославии, капитан дал мне отличное разъяснение. Югославы часто отправляют свои плоты в Грецию и Италию. Там есть предприятия, которые ставят на них названия других стран-изготовителей. Ну, как часы, что производятся в Азии под европейскими марками.
   – А что еще он сказал?
   – Много чего. Я полагаю, он изложил мне всю историю спасательных плотов. Когда-то давно существовало несколько типов плотов. Первые делались из тростника. А плоты вроде нашего наиболее часто встречаются на восточноевропейских или русских грузовых судах. На скандинавских кораблях их быть не может. Они не признаются нашей Государственной инспекцией морского судоходства.
   – Почему?
   Мартинссон пожал плечами:
   – Из-за плохого качества. Могут лопнуть. Резина зачастую низкосортная.
   Валландер задумался.
   – Если капитан Эстердаль прав, то плот попал к нам прямо из Югославии и не прошел маркировку, скажем, в Италии. Иными словами мы имеем дело с югославским судном?
   – Не обязательно, – ответил Мартинссон. – Некоторая часть спасательных плотов направляется прямиком из Югославии в Россию. Это идет в счет принудительного товарообмена между Москвой и подчиненными ей государствами. Кстати, капитан Эстердаль утверждает, что как-то раз видел такой плот на русском рыболовном судне, арестованном возле Херадских шхер.
   – То есть мы можем остановиться на версии, что судно – восточноевропейское?
   – Именно это имел в виду капитан Эстердаль.
   – Хорошо, – сказал Валландер. – С этим, во всяком случае, разобрались.
   – Но по большому счету это все, что мы знаем, – заметил Сведберг.
   – Если только тот, кто позвонил нам, не даст понять, что мы совсем ничего не знаем, – сказал Валландер. – Но мы все же можем исходить из того, что люди с плота прибыли сюда с другой стороны Балтийского моря. И что они не шведы.
   Стук в дверь прервал его. Секретарь подал ему конверт, в котором оказались дополнительные материалы по вскрытию. Валландер попросил Сведберга и Мартинссона пока не уходить – он только проглядит документы. И тут же вздрогнул.
   – Так-так, – сказал он. – Мёрт обнаружил в их крови кое-что интересное.
   – СПИД? – удивился Сведберг.
   – Нет. Наркотики. Приличную дозу амфетамина.
   – Русские наркоманы, – произнес Мартинссон. – Замученные и убитые русские наркоманы. В костюмах и галстуках. На югославском спасательном плоту. Это вам не драки в общественных местах и не самогонщики. Это что-то новенькое.
   – Мы не знаем, русские ли они, – возразил Валландер. – На самом деле мы ничего не знаем.
   Он набрал внутренний номер Бьёрка.
   – Бьёрк слушает.
   – Это Валландер. У меня здесь Сведберг и Мартинссон. Мы хотели бы знать, получил ли ты инструкции из МИДа?
   – Еще нет. Но они должны скоро быть.
   – Я уеду в Мальмё на несколько часов.
   – Хорошо. Я дам знать, когда мне позвонят из МИДа. Кстати, тебя журналисты не допекают?
   – Нет, а что?
   – Меня разбудили в пять утра, позвонили из «Экспрессен». И с тех пор звонки не прекращаются. Что меня, надо сказать, несколько огорчает.
   – Не стоит обращать на них внимания. Они все равно пишут что хотят.
   – Это-то меня и беспокоит. Газетные спекуляции мешают следствию.
   – Зато, может объявиться кто-нибудь, кто что-то знает или видел.
   – Сильно сомневаюсь. И мне совсем не нравится, когда меня будят в пять утра. Спросонья черт-те что наговорить можно.
   Валландер положил трубку.
   – Нам всем нужно перевести дух, – сказал он. – А пока что пусть каждый как следует поработает головой. А мне надо съездить в Мальмё по одному делу. Давайте встретимся здесь, у меня, после обеда.
 
   Сведберг и Мартинссон ушли. Валландеру было неловко, что он представил свой отъезд в Мальмё как поездку по служебным делам. Он знал, что каждый полицейский, подобно всем остальным людям, при случае использует часть своего рабочего времени в личных целях. Но сам этого не одобрял.
   «Я стал старомоден, – думалось ему. – Хотя мне всего лишь немного за сорок».
   Дежурному на проходной он сказал, что вернется после обеда.
   Затем поехал вниз по Эстерледен, через Сандскуген и свернул в сторону Косеберги. Мелкий дождик прекратился. Зато поднялся ветер.
   В Косеберге Валландер въехал на бензоколонку и заправился. Поскольку он приехал раньше, то спустился к гавани. Остановил машину и вышел навстречу ветру. В гавани не было ни одного человека. Киоски и рыбные коптильни стояли запертые.
   «В удивительное время мы живем, – усмехнулся он про себя. – Некоторые области этой страны работают только летом. А потом весь город вывешивает таблички с надписью «закрыто».
   Он вышел на каменный пирс, хотя успел уже замерзнуть. Море было пустынным. Нигде ни одного корабля. Валландеру вспомнились мертвые люди на плоту. Кем они были? Что произошло? Почему их пытали и убили? Кто надел на них пиджаки?
   Он взглянул на часы, вернулся в машину и поехал прямиком к дому отца, который находился к югу от Лёдерупа, в стороне от дороги.
   Отец, как обычно, был не в доме, а в бывшей конюшне, где писал свои картины. Курт Валландер, едва войдя, почувствовал сильный запах скипидара и масляных красок. Казалось, он вернулся в детство. Воспоминания из прошлой жизни, когда его отец стоял у мольберта, окутанный этим особенным запахом, вновь пробудились в нем. Сюжеты на холсте с тех пор не изменились. Отец все время писал одно и то же – закатный пейзаж. Иногда, по желанию заказчика, на переднем плане слева изображал глухаря.
   Отец Курта Валландера был фактически художником-ремесленником. И довел технику до такого совершенства, что уже невозможно стало поменять сюжет. Только повзрослев, Курт Валландер понял, что это не от лени или неумения. Скорее подобное постоянство придавало отцу ту уверенность, в которой он явно нуждался.
   Отец отложил кисть и вытер руки грязным полотенцем. Как всегда, на нем был комбинезон и неизменные резиновые сапоги с отрезанными голенищами.
   – Я готов ехать, – сказал он.
   – А ты не переоденешься? – спросил Валландер.
   Отец уставился на него непонимающим взглядом:
   – А зачем мне переодеваться? Теперь что, за красками положено в костюме ехать?
   Валландер понял, что возражать бессмысленно. Отец отличался необычайным упрямством. А если к тому же разозлится, поездка в Мальмё станет невыносимой.
   – Делай как хочешь, – только и ответил он.
   – Да, – сказал отец. – Я сделаю так, как хочу.
   Они поехали в Мальмё. Отец рассматривал окрестности в окно машины.
   – Ужасно, – вдруг произнес он.
   – О чем ты?
   – Сконе ужасно выглядит зимой. Серая глина, серые деревья, серое небо. Но самое серое – это люди.
   – Тут ты, пожалуй, прав.
   – Конечно, прав. И говорить не о чем. Зимой наш лен выглядит ужасно.
   Художественный магазин находился в центре Мальмё. Курту Валландеру удалось найти место для парковки прямо возле магазина. Отец точно знал, что ему нужно. Холсты, краски, кисти и несколько мастихинов. Когда он расплачивался, то вытащил из кармана пачку мятых купюр. Курт Валландер за все это время не произнес ни слова. Он даже не стал помогать отцу донести покупки до машины.
   – Ну вот и все, – сказал отец. – Можем ехать домой.
   Курт Валландер предложил остановиться где-нибудь по дороге и перекусить. К его удивлению, отец счел это хорошей идеей. Они остановились у мотеля в Сведале и зашли в кафе.
   – Скажи метрдотелю, что нам нужен хороший столик, – заявил отец.
   – Здесь самообслуживание, – ответил Валландер. – Вряд ли тут есть метрдотель.
   – Тогда поедем в другое место, – отрезал отец. – Раз уж я не дома, хочу, чтобы еду мне подавали.
   Курт Валландер с грустью обвел взглядом его грязный комбинезон. Затем он вспомнил про обшарпанную пиццерию в Скурупе. Там уж никто не обратит внимания на одежду отца. Они поехали туда, остановились возле пиццерии. Валландер и его отец заказали одно и то же: блюдо дня – отварную треску. Во время еды Валландер смотрел на отца и думал, что тот так и останется для него загадкой, до самых последних дней. Раньше ему казалось, что он ничуть не похож на отца. Но в последние годы он все больше начал в этом сомневаться. Мона, его жена, которая ушла от него год назад, часто упрекала его за такую же требовательность и упрямство, за тот же педантичный эгоизм. «Может, я просто не хотел замечать, что похож на отца, – думал он. – Может, я боюсь превратиться в такого, как он? Упертого, видящего только то, что хочется видеть?»