Манн Генрих. Верноподданный (Империя - 1)

   В такой тоскливой атмосфере наступило рождество. Сестры и брат не разговаривали друг с другом. Фрау Геслинг заперлась в комнате, где она украшала елку и выходила оттуда не иначе как с опухшими от слез глазами. А в сочельник, позвав туда детей, она одна дребезжащим голосом пропела "Тихую ночь"{178}.
   - Вот это Дидель дарит своим дорогим сестрам, - говорила она, глазами умоляя сына, чтобы он не уличил ее во лжи.
   Эмми и Магда сконфуженно благодарили брата, а он смущенно рассматривал дары, якобы приготовленные для него сестрами. Он жалел, что, вопреки настоятельному совету Зетбира, отменил традиционную елку для рабочих, чтобы наказать эту братию за распущенность. Теперь он посидел бы с ними. В семейной же обстановке елка была чем-то искусственным, подогреванием старых, отжитых настроений. Только один человек мог бы оживить все: Густа... Двери ферейна ветеранов были для Дидериха закрыты, а в погребке все равно никого не застанешь, во всяком случае ни одного приятеля. Дидерих чувствовал себя всеми презираемым, непонятым, гонимым. В какое далекое прошлое ушла беззаботная пора "Новотевтонии", когда молодые люди, сидя за длинными столами, согретые взаимным расположением, распевали песни и пили пиво! Нынче, в этой беспощадной жизни, уже не славные корпоранты наносят друг другу честные удары рапирами, а хищные конкуренты готовы по-волчьи схватить тебя за глотку. "Не создан я для этого жестокого времени", - думал Дидерих, задумчиво уставившись на елочные огни и отламывая кусочки марципана, которые лежали перед ним на тарелке. "Я, безусловно, хороший человек. Зачем же меня втягивают в такие нечистые махинации, как этот процесс, ведь они отражаются на делах, и я даже не смогу, - о боже милостивый! - не смогу уплатить очередной взнос за новый голландер". Он весь похолодел, на глазах выступили слезы, и, чтобы скрыть их от матери, все время боязливо косившейся на его озабоченное лицо, он украдкой проскользнул в соседнюю неосвещенную комнату. Облокотившись на пианино, он закрыл руками лицо и всхлипнул.
   В столовой Эмми и Магда пререкались из-за пары перчаток, а мать не смела решить, которой из сестер они предназначались. Дидерих горько плакал. Везде осечка - в политике, в делах, в любви. "Что мне еще осталось?" Он открыл пианино. Дрожь била его, он чувствовал себя безмерно одиноким, он боялся прервать тишину. Звуки полились сами собой, он едва сознавал, что пальцы бегают по клавишам. Причудливо сплетались обрывки народных мелодий, Бетховен, студенческие песни; от этого сумерки потеплели, и в голове у Дидериха все приятно смешалось. Вдруг ему почудилось, что кто-то проводит рукой по его волосам. Что это, сон? Нет, на пианино неожиданно оказалась кружка с пивом. Милая мама! Шуберт, простодушная мягкость и задушевность отчего дома... Наступила тишина, но он не замечал ее, пока не пробили стенные часы: прошел целый час!
   - Вот и отмечен сочельник, - вслух произнес Дидерих и вернулся в столовую.
   Он успокоился и подтянулся. Сестер, все еще препиравшихся из-за перчаток, он обозвал бесчувственными созданиями, а перчатки сунул в карман решил обменять их на мужские.
   Праздники прошли уныло: грызла забота о голландере. Шесть тысяч марок за новый патентованный голландер системы Майера! Денег не было, и при создавшемся положении взаймы тоже никто не даст. Непостижимый рок, гнусный отпор со стороны людей и вещей доводили Дидериха до бешенства. В отсутствие Зетбира он с силой хлопал крышкой от конторки, расшвыривал папки по всем углам. У нового хозяина, взявшего бразды правления в свои властные руки, все начинания должны удаваться сами собой, успех - сопутствовать на каждом шагу, события - соответствовать размаху его натуры... Вспышку гнева сменял приступ малодушия. Дидерих принимал меры предосторожности на случай краха. Он был мягок с Зетбиром, - не выручит ли старик и на сей раз? Он смиренно просил пастора Циллиха убедить прихожан, что в своей нашумевшей проповеди он вовсе не имел в виду его, Дидериха. Пастор обещал, проявляя явное раскаяние под укоризненным взглядом супруги, а она подтвердила его обещание. Затем родители оставили Дидериха и Кетхен вдвоем, и присмиревший, приниженный Дидерих почувствовал такой прилив благодарности, что чуть было не объяснился Кетхен в любви. "Да", уже порхавшее на милых пухлых губках Кетхен, означало бы все-таки успех, оно дало бы ему союзников, и он не был бы так одинок во вражеском стане. Но этот неоплаченный голландер! Машина сожрала бы четверть приданого... Дидерих вздохнул: ему пора на фабрику. И губы Кетхен сомкнулись, не вымолвив заветного словечка.
   Надо было решать, что делать, срок доставки голландера приближался. Дидерих сказал Зетбиру:
   - Я бы на их месте доставил машину в срок, минута в минуту: пусть только опоздают, и я без всяких церемоний отошлю ее обратно.
   Зетбир напомнил, что обычное право предоставляет заводам несколько дней отсрочки. Как ни горячился Дидерих, Зетбир стоял на своем. Впрочем, машина пришла точно в срок. Не успели ее распаковать, как Дидерих разбушевался:
   - Машина слишком громоздка! Эти господа ручались, что она меньше старой. К чему такие затраты, если я не выгадаю на площади. - И как только голландер установили, он, вооружившись метром, принялся со всех сторон обмеривать машину. - Голландер чересчур велик! Я не позволю себя обжуливать. Подтвердите, Зетбир, что он слишком велик.
   Но Зетбир неопровержимо доказал ошибку в обмере, допущенную Дидерихом. Тот, громко сопя, отступил, придумывая новый план атаки. Он подозвал Наполеона Фишера.
   - А где же механик? Разве с завода не прислали механика? - И он раскричался. - Я ведь договорился насчет механика, - солгал он. - Эта публика, видно, хорошо понимает свое дело. Я не удивлюсь, если с меня потребуют за механика по двенадцать марок в сутки, а он будет блистать своим отсутствием. Кто мне установит эту злополучную машину?
   Фишер сказал, что разбирается в этих вещах. Дидерих вдруг проникся к нему необычайным благоволением.
   - Уж лучше, понимаете, уплатить вам сверхурочные, чем выбросить деньги на совершенно чужого человека. Ведь вы в конце концов наш старый рабочий.
   Наполеон Фишер вскинул брови, но промолчал. Дидерих коснулся его плеча.
   - Видите ли, друг мой, - сказал он, понизив голос, - откровенно говоря, я разочарован в этом голландере. Рисунок в прейскуранте произвел на меня совсем другое впечатление. Барабану полагается быть гораздо шире, а при таком барабане разве возможна большая производительность? Вы согласны со мной? А тяга, по-вашему, хороша? Боюсь, что масса не будет двигаться.
   Наполеон Фишер смотрел на Дидериха испытующе, хотя уже смекнул, чего от него хотят.
   - Надо бы испробовать машину, - медленно сказал он.
   Дидерих, избегая встречаться с ним глазами, делал вид, что рассматривает голландер. В заключение, как бы подбадривая Фишера, он сказал:
   - Значит, договорились. Вы устанавливаете эту штуку, я вам плачу сверхурочные с надбавкой в двадцать пять процентов, и давайте поскорее загрузим машину. Вот и увидим, какой подарочек нам преподнесли.
   - Уж, наверное, из ряда вон, - сказал механик, явно желая угодить хозяину.
   Дидерих, не думая о том, что делает, схватил его за плечо: Наполеон Фишер был другом, спасителем.
   - Пойдемте-ка, дорогой мой...
   Его голос звучал растроганно. Он повел Наполеона Фишера к себе, велел фрау Геслинг налить механику стакан вина; не поднимая глаз, сунул ему в руку пятьдесят марок.
   - Полагаюсь на вас, Фишер, - сказал он. - Если бы не вы, завод, вероятно, здорово околпачил бы меня. Две тысячи марок я уже выбросил на ветер.
   - Они обязаны вернуть их, - поддакнул механик.
   - Ведь и вы того же мнения, не правда ли? - не унимался Дидерих.
   На следующий же день Наполеон Фишер в обеденный перерыв занялся голландером и вскоре доложил своему хозяину, что новое приобретение гроша ломаного не стоит. Масса не движется, без мешалки не обойдешься, как в любом голландере самой старой системы.
   - Стало быть, надувательство! - воскликнул Дидерих. - Кроме того, голландер требует больше двадцати лошадиных сил. Это противоречит договору! Неужели мы будем молчать, а, Фишер?
   - Ни в коем случае, - решил вопрос механик и провел узловатыми пальцами по заросшему черными волосами подбородку. Дидерих в первый раз прямо взглянул ему в лицо.
   - Значит, вы можете засвидетельствовать, что голландер не отвечает условиям заказа?
   Наполеон Фишер чуть заметно усмехнулся в свою бороденку.
   - Могу, - сказал он.
   Дидерих заметил усмешку. Тем энергичнее распрямил он плечи и направился к дверям.
   - В таком случае эти господа еще услышат обо мне.
   Он тотчас же в весьма категорическом тоне написал письмо фирме "Бюшли и К°" в Эшвейлер. Ответ пришел с обратной почтой. Его претензии, говорилось в нем, вызывают удивление; новый патентованный голландер системы Майер установлен и испытан уже на многих бумажных фабриках, список коих прилагается. Посему не может быть и речи о том, чтобы завод согласился принять голландер обратно, а тем более - вернул полученный задаток в сумме двух тысяч марок; напротив того, господин Геслинг благоволит немедленно уплатить остаток суммы, указанной в договоре. Дидерих написал вторично, в еще более решительном тоне, пригрозив обратиться в суд. Теперь "Бюшли и К°" старались его урезонить, предлагая еще раз испытать машину.
   - Поджали хвост, - скаля зубы, проговорил Наполеон Фишер, которому Дидерих показал письмо. - Судебный процесс им сейчас не с руки, их голландер еще мало известен.
   - Правильно, - сказал Дидерих. - Молодчики у нас в руках.
   И, заранее торжествуя победу, он наотрез отказался от полюбовной сделки и от предложенной ему скидки. Ответа не было довольно долго, и Дидерих уже встревожился. А вдруг они ждут результатов обращения в суд? Или сами строчат на него жалобу? Взгляд его часто обращался на Фишера, и тот отвечал ему взглядом исподлобья. Они больше не разговаривали друг с другом. И вот как-то утром, в одиннадцать часов, когда Дидерих сидел с домашними за вторым завтраком, горничная подала ему визитную карточку: Фридрих Кинаст, доверенный фирмы "Бюшли и К°" в Эшвейлере; и пока Дидерих вертел карточку и так и этак, гость уже вошел. Переступив порог, он остановился.
   - Прошу прощения, - сказал он. - Произошла, как видно, ошибка. Меня направили сюда, я же прибыл исключительно для деловых переговоров.
   Дидерих опомнился.
   - О, это ничего не значит, прошу вас, пройдите. Доктор Геслинг, представился Дидерих. - А это моя мать и сестры Эмми и Магда.
   Гость подошел к столу и раскланялся с дамами.
   - Фридрих Кинаст, - пробормотал он.
   Это был высокий мужчина с русой бородкой, в коричневой пиджачной паре. Все три дамы самозабвенно улыбнулись.
   - Можно поставить для вас прибор? - спросила фрау Геслинг.
   - Конечно, мама, - поспешил сказать Дидерих. - Господин Кинаст ведь позавтракает с нами, не так ли?
   - Не смею отказаться, - ответил представитель фирмы "Бюшли и К°", потирая руки.
   Магда положила ему на тарелку копченой рыбки; он не успел поднести ее ко рту, как уже похвалил.
   - Полагаю, что в трезвом состоянии вы неохотно занимаетесь делами? спросил Дидерих с простодушным смешком.
   - Занимаясь делами, я всегда трезв, - так же шутливо ответил Кинаст.
   - В таком случае мы с вами, пожалуй, столкуемся.
   - Вопрос только в том, как... - с плутовато-задорным видом сказал Кинаст, бросая взгляд в сторону Магды.
   Она покраснела. Дидерих налил гостю пива.
   - Вероятно, в Нетциг вас привели и другие дела?
   - Там видно будет, - сдержанно ответил Кинаст.
   - У Клюзинга в Гаузенфельде вам вряд ли удастся что-либо сделать, - на всякий случай сказал Дидерих. - У него застой.
   И так как гость промолчал, Дидерих подумал: "Вся суть в голландере. Процесс им сейчас некстати". Вдруг он заметил, что Магда и гость одновременно пьют из своих бокалов, глядя друг другу в глаза. Эмми и фрау Геслинг сидели как деревянные. Дидерих, громко сопя, наклонился над своей тарелкой; и вдруг принялся превозносить прелести семейной жизни.
   - Вам повезло, господин Кинаст, второй завтрак - это отраднейшие минуты дня. Когда оторвешься от работы и поднимешься к себе, тогда только замечаешь, что ты, так сказать, тоже человек. А это необходимо.
   Кинаст подтвердил, что действительно необходимо. На вопрос фрау Геслинг, женат ли он, Кинаст, глядя на склоненную голову Магды, ответил отрицательно.
   Дидерих встал из-за стола и щелкнул каблуками.
   - Господин Кинаст, - рявкнул он, - я к вашим услугам.
   - Господин Кинаст еще только выкурит сигару, - попросила Магда.
   Она собственноручно поднесла ему огня, он многообещающе улыбнулся и выразил надежду, что еще увидит дам. Но едва вышли во двор, как он резко переменил тон.
   - Какие старые, тесные бараки, - заметил он холодно и презрительно. Жаль, что вы не видели наших заводских корпусов.
   - В таком заштатном городишке, как Эшвейлер, не шутка развернуться, так же презрительно ответил Дидерих. - А здесь - как вы снесете этот массив домов!
   Он повелительно крикнул механику, чтобы тот запустил новый голландер. Механик не сразу вышел, и Дидерих ворвался в цех.
   - У вас что, любезный, уши заложило?
   Но, увидев Фишера, он сразу перестал кричать и, тараща глаза, сказал приглушенным голосом:
   - Я вашей работой, Фишер, очень доволен, поэтому решил с первого числа повысить вам заработную плату до ста восьмидесяти марок.
   Наполеон Фишер коротко, с видом заговорщика, кивнул, и они расстались. Дидерих снова расшумелся. Рабочие курят! Ему возразили, что это дым его собственной сигары. Представителю "Бюшли и К°" он сказал:
   - Вообще-то говоря, я застрахован, но дисциплина прежде всего. Безупречное производство, верно?
   - Устарелое оборудование, - сказал Кинаст, равнодушно оглядывая машины.
   - Сам знаю, уважаемый, - насмешливо отпарировал Дидерих. - Но уж никак не хуже вашего голландера.
   И, пропустив мимо ушей возражение Кинаста, он разразился упреками по адресу отечественной промышленности. Надо съездить в Англию, вот тогда он переоборудует фабрику. Он человек большого размаха. С тех пор, как он возглавил свое предприятие, производительность неизмеримо возросла.
   - А возможности еще далеко не исчерпаны. - Дидерих сымпровизировал: - У меня договоры с двадцатью газетами окружного масштаба. От берлинских универсальных магазинов отбоя нет...
   - Вероятно, сегодня как раз все отгрузили, нигде почему-то не видно готовой продукции.
   Дидерих возмутился.
   - Могу вам сказать, милостивый государь, что я только вчера разослал всем своим мелким заказчикам циркулярное письмо: до окончания переоборудования фабрики прием заказов прекращен.
   Механик позвал их в цех. Новый патентованный голландер был наполовину загружен, и все-таки движение массы оказалось настолько слабым, что подсобный рабочий подталкивал ее мешалкой. Дидерих взглянул на часы.
   - Ну вот. Вы утверждаете, что масса оборачивается в вашем голландере за двадцать - тридцать секунд, а я уже насчитал пятьдесят... Механик, спустите массу... Что там такое? Это тянется целую вечность!
   Кинаст наклонился над чаном, выпрямился, потом проницательно усмехнулся:
   - Само собой, если вентили законопачены... - И пристально взглянув Прямо в забегавшие глаза Дидериха: - А какие там еще фокусы проделаны с машиной, я наспех установить не могу.
   Дидерих вспыхнул и густо покраснел:
   - Это что - намек? Вы хотите сказать, что я с моим механиком...
   - Я ничего не сказал, - решительно возразил Кинаст.
   - Я заранее категорически протестую!
   Дидерих метнул испепеляющий взор. На Кинаста это, видимо, не произвело впечатления. Глаза его оставались холодными, он ехидно улыбался в расчесанную на две стороны бороду. Сбрей он бороду и закрути до самых глаз кончики усов, он походил бы на Дидериха, как родной брат. Это была сила! Тем внушительнее наступал на него Дидерих.
   - Мой механик социал-демократ: смешно даже думать, что он захочет оказать мне услугу. А помимо того, я - офицер запаса. Помните, что подобные намеки чреваты последствиями.
   Кинаст вышел во двор.
   - Бросьте вы это, господин доктор! - холодно сказал он. - В делах я трезв, как уже докладывал вам за завтраком. Мне остается лишь повторить, что мы доставили вам голландер в безупречном виде и о возврате его нечего и думать.
   - Посмотрим, - бросил Дидерих. - "Бюшли и К°" считают, вероятно, что судебный процесс будет хорошей рекламой для новой машины? А в специальных журналах я еще особо отрекомендую ваш голландер!
   Кинаст в ответ: шантажом его не запугаешь. Дидерих: невежу, которого даже на дуэль не вызовешь, попросту выставляют вон.
   Вдруг в воротах показалась Магда. На ней был меховой жакет, который она получила к рождеству; она вся сияла розовыми улыбками.
   - Вы все еще заняты, господа? - спросила она лукаво. - Погода чудесная, перед обедом хорошо прогуляться. Кстати, - продолжала она скороговоркой, мама спрашивает, не отужинает ли с нами господин Кинаст?
   Кинаст сказал, что благодарит, но, к сожалению, прийти не сможет. Она улыбнулась и произнесла настойчивей:
   - А мне вы тоже откажете?
   Кинаст горько усмехнулся:
   - Я-то не отказал бы, но не знаю, как ваш уважаемый брат?..
   Дидерих засопел, Магда взглянула на него с мольбой.
   - Господин Кинаст, - выжал он из себя, - весьма буду рад. Быть может, мы все же поладим с вами.
   Кинаст ответил, что он и сам не потерял надежды. Повернувшись к Магде, он галантно предложил сопровождать ее.
   - Если брат не возражает, - сказала она скромно и не без иронии.
   Дидерих и на это дал свое согласие, а потом с изумлением смотрел, как она выступает рядом с уполномоченным "Бюшли и К°". Откуда только все это взялось?
   Придя домой к обеду, он услышал в гостиной сердитые голоса сестер. Эмми бранила Магду за непристойное поведение.
   - Так же нельзя.
   - Конечно! - кричала Магда. - Я забыла спросить у тебя разрешения!
   - Не помешало бы. И вообще на очереди я.
   - А, вот что тебя волнует! - Магда язвительно рассмеялась.
   Вошел Дидерих, и она сразу замолчала. Дидерих грозно поводил очами. Но фрау Геслинг зря заламывала руки, прячась за спинами дочерей: он считал ниже своего достоинства вмешиваться в женскую свару.
   За обедом говорили о госте. На взгляд фрау Геслинг, он производил впечатление солидного человека. Эмми прокомментировала: еще бы приказчику не быть солидным. Разговаривать с дамой он совершенно не умеет. Магда раздраженно возражала. И так как все ждали решающего слова Дидериха, он после некоторого колебания сказал: лоска ему, конечно, не хватает. Академическое образование, как ни вертись, ничем не восполнишь.
   - Но что он прекрасный делец, в этом я убедился.
   Эмми потеряла терпение.
   - Если Магда собирается выйти за этого субъекта, то заявляю: больше я с вами ничего общего не имею. Он ест компот с ножа!
   - Она сочиняет!
   Магда зарыдала. Дидериху стало жаль ее. Он напустился на Эмми:
   - Выходи, сделай милость, за наследного принца и оставь нас в покое.
   Эмми положила нож и вилку и кинулась вон из комнаты. Вечером, перед самым закрытием фабрики, Кинаст явился к Дидериху в контору. Он облачился в сюртук и держался так, точно пришел на чашку чая, а не по делу. Оба, словно сговорившись, болтали о пустяках, пока старик Зетбир не убрал свои бумаги. Когда он удалился, бросив недоверчивый взгляд на хозяина и гостя, Дидерих сказал:
   - Старик выдыхается. Наиболее важные дела я решаю сам.
   - Ну, а насчет нашего дела что вы решили? - спросил Кинаст.
   - А вы? - вопросом на вопрос ответил Дидерих.
   Кинаст заговорщицки подмигнул:
   - Мои полномочия не столь широки, но, так и быть, беру это на себя. Верните голландер на завод. Какой-нибудь изъян уж найдется.
   Дидерих понял.
   - Конечно, найдется, - пообещал он, - будьте покойны.
   - За нашу уступчивость, - деловым тоном сказал Кинаст, - вы обязуетесь впредь все оборудование заказывать у нас. Минутку! - попросил он, увидев, что Дидерих так и взвился. - Кроме того, вы возмещаете нам расходы по доставке плюс мои дорожные издержки - суммой в пятьсот марок, которую мы удержим из вашего задатка.
   - Но, послушайте, это уже ростовщичество! - Чувство справедливости громко заговорило в Дидерихе.
   Однако Кинаст тоже повысил голос:
   - Господин доктор...
   Дидерих спохватился и овладел собой: он положил руку на плечо Кинасту:
   - Теперь пойдемте наверх. Дамы ждут нас.
   - В общем, договорились, - сказал Кинаст примирительно.
   - Остались мелочи, все уладится, - пообещал Дидерих.
   В квартире Геслингов носились праздничные ароматы. Фрау Геслинг блистала своим черным атласным платьем. Сквозь кружевную блузку Магды просвечивало больше, чем она имела обыкновение показывать в семейном кругу... Только у Эмми и платье, и лицо были серыми и будничными. Магда указала гостю, куда сесть, и опустилась на стул по правую руку от него; не успели все как следует рассесться и откашляться, как она выпалила, подняв на гостя лихорадочно блестевшие глаза:
   - Надеюсь, господа, что с вашими глупыми делами покончено?
   Дидерих подтвердил, что они превосходно столковались. "Бюшли и К°" весьма предупредительны.
   - Вполне естественно, ведь предприятие-то гигантское, - пояснил доверенный. - Тысяча двести рабочих и служащих, целый городок, собственная гостиница для заказчиков! - Он пригласил Дидериха: - Приезжайте, поживете у нас с комфортом и без всяких издержек.
   Увидев, с каким вниманием слушает его Магда, он наговорил с три короба о своей должности, о своих полномочиях, о вилле, где он пока занимает одну половину.
   - Но как только женюсь, я получу и вторую.
   Дидерих оглушительно захохотал:
   - Чего же проще - женитесь! Ваше здоровье!
   Магда потупилась, и Кинаст переменил тему. А понятно ли Дидериху, почему он так быстро пошел на уступки?
   - Я по вас, господин доктор, сразу увидел, что впоследствии мы будем ворочать большими делами. Пока ваша фабрика еще очень скромно оборудована, но это ничего не значит, - покровительственно сказал он.
   Дидерих хотел заверить гостя в широте своего размаха и потенциальной мощи своего предприятия, но Кинаст пресек все попытки прервать ход его мысли. Знание людей, продолжал он, на этом он специализировался. Человека, с которым ведешь дела, надо прежде всего увидеть в его домашней обстановке. И если дом у него ведется так превосходно, как этот...
   Тут на стол подали аппетитно пахнущего жареного гуся; фрау Геслинг, которая тайком оглядывалась на дверь, с тревогой дожидаясь его, быстро придала своему лицу совершенно обыденное выражение, словно гусь у них не в диковинку. Тем не менее господин Кинаст сделал благоговейную паузу. Фрау Геслинг спрашивала себя, действительно ли взгляд гостя прикован к гусю или же сквозь пряные пары устремлен на ажурную блузку Магды. Но вот господин Кинаст вышел из оцепенения и взял в руки бокал.
   - Вот почему я поднимаю тост за семью Геслингов; за почтенную мать семейства, за ее цветущих дочерей.
   Магда выпятила грудь, стараясь показать, как она пышно цветет. Эмми рядом с ней казалась совсем плоскогрудой. Кинаст чокнулся сначала с Магдой. Дидерих ответил на его тост.
   - Мы, - сказал он, - немецкая семья. Кого мы принимаем в свой дом, тому раскрываем свои сердца. - На глазах у него показались слезы, а Магда опять покраснела. - И пусть это скромный дом, но зато сердца - верные.
   Он поднял стакан за гостя, и тот немедленно заверил, что всегда был сторонником скромности, особенно в семьях, где есть молодые девушки.
   В разговор вступила фрау Геслинг.
   - Вот именно! Иначе как же решиться молодому человеку... Мои дочери шьют себе все сами.
   Эти слова дали повод Кинасту склониться над блузкой Магды, чтобы по достоинству ее оценить.
   На десерт Магда очистила Кинасту апельсин и в его честь пригубила токайское. Когда переходили в гостиную, Дидерих, обняв за талии обеих сестер, остановился с ними на пороге.
   - Да, да, господин Кинаст, - сказал он проникновенно. - Перед вами картина мирной семейной жизни, вглядитесь в нее хорошенько! - Магда приникла к его плечу с видом самозабвенной преданности. Эмми старалась вырваться, но ее ткнули кулаком в спину. - Так и проходит наша жизнь. Целый день я тружусь на благо сестер и матери, а вечером мы собираемся вокруг лампы. Посторонними людьми, так называемым обществом, этой кликой, мы стараемся не интересоваться; нам достаточно того, что мы черпаем в самих себе.
   Эмми наконец удалось высвободиться из нежных объятий; слышно было, как где-то в коридоре хлопнула дверь. Зато Дидерих и Магда, усаживаясь за стол, мягко поблескивающий серебром, являли собой трогательную картину. Кинаст мечтательным взором следил за фрау Геслинг, которая с кроткой улыбкой несла к столу огромную чашу с пуншем. Пока Магда наполняла гостю бокал, Дидерих разливался соловьем; он, мол, довольствуется этим тихим семейным уютом, но зато надеется дать за сестрами хорошее приданое.
   - Мои деловые успехи - прямая выгода для сестер, ведь они совладелицы фабрики, не говоря уже о приданом наличными. А если один из моих будущих зятьев пожелает вложить капитал в дело, то...
   Но Магда, увидев, что господин Кинаст озабоченно хмурится, перевела разговор. Она спросила, живет ли он в семье, с родными? Неужели он совсем одинок? Гость, взглянул на нее растроганным взором и придвинулся поближе. Дидерих сидел рядом, пил и вертел большими пальцами. Время от времени он пытался вставить слово в разговор Магды и Кинаста, которые словно забыли о его присутствии.