Во время этих событий в Москве велись переговоры о заключении торгового соглашения, для подписания которого министр иностранных дел Эстонии Селтер 22 сентября выехал в Москву. Однако уже через два дня он возвратился оттуда, и правительство узнало, что помимо чисто торговых на переговорах поднимались и другие вопросы. 27 сентября министр иностранных дел снова отправился в Москву, где на следующий день был подписан договор о помощи сроком на 10 лет. По договору Советскому Союзу предоставлялось право использовать острова Сааремаа, Хийумаа и район Палдиски в качестве военно-морских баз, а также размещать аэродромы на тех островах, где русские получили право дислоцировать пехотные и лётные подразделения обусловленного состава. Советский Союз в свою очередь обязался снабдить эстонскую армию военным снаряжением.
   Сразу же после ратификации договора советская военная комиссия, находившаяся в Таллинне, предъявила новые требования, не вытекавшие из условий договора. В частности, русские потребовали права на использование некоторых аэродромов и права на дислокацию воинских частей на материковой части страны. Кроме того, Советский Союз присвоил себе право пользоваться Таллиннским портом. 18 и 19 октября в страну прибыли русская пехотная дивизия, танковая и авиационная бригады.
   Следовательно, для покорения Эстонии больших усилий не потребовалось. Снаряжение армии было опасно недостаточным, и перед глазами эстонцев, несомненно, стояла — в виде предупреждения — судьба Польши. Существовал военный союз с Латвией, но неизвестно, вызвали ли действия России установление контактов между Эстонией и Латвией. С эстонской стороны, правда, раздавались заявления, что латвийское правительство дало отрицательный ответ на запрос, войдёт ли в силу военный договор, если Эстония решит оказать сопротивление, но латыши утверждают, что такого запроса они не получали.
   Говорили, что командующий вооружёнными силами Литвы генерал Растикис вроде как сразу же после нападения на Польшу предложил прибалтийским странам заключить между собой военный союз, но Эстония и Латвия якобы отказались из-за боязни, что Советский Союз воспримет такое мероприятие как провокацию. В распоряжении союза прибалтийских стран оказалось бы 20 дивизий.
   2 октября министра иностранных дел Латвии Мунтерса пригласили в Москву, и спустя три дня был подписан договор о помощи между Латвией и Советским Союзом. 11 октября этому примеру последовала Литва, и, таким образом, русские расчистили путь для захвата Прибалтики.
   Финляндию Советский Союз оставил напоследок, сознавая, что этот орешек покрепче, чем малые прибалтийские государства поодиночке. В расчётах, конечно, принимали во внимание то обстоятельство, что положение нашей страны ослабло в связи с тем, что южное побережье Финского залива оказалось в руках русских.
   5 октября, за день до подписания договора с Латвией, посла Финляндии в Москве попросили передать финскому правительству предложение о посылке в Москву уполномоченного лица для переговоров по конкретным политическим вопросам, которые развязанная война сделала актуальными. Одновременно было высказано пожелание о прибытии самого министра иностранных дел. Ответ просили дать как можно быстрее. Москву очень волновала задержка! Советский Союз в этот момент решал много вопросов, в частности, вёл переговоры с турецкой делегацией, которые, как чувствовалось, топтались на месте.
   Финляндия, естественно, не могла сидеть, сложа руки, когда началась война великих держав. 1 сентября я попросил предоставить мне возможность снова призвать на службу часть резервистов войск прикрытия и морской обороны, которая была демобилизована в августе. Такие полномочия мне предоставили, и это мероприятие было проведено сразу. По моему совету правительство в конце сентября приняло решение об увеличении готовности к обороне таким путём, что переведённые в резерв в 1938 году офицеры и унтер-офицеры тремя очередями прошли разовые сборы в течение осени. Хотя Советский Союз и пригласил наше правительство на переговоры, всё же дипломатам мы вынуждены были оказать всяческую поддержку средствами, которыми располагало оборонное ведомство. 6 октября была отмобилизована вся система войск прикрытия, после чего воинские части немедленно были передислоцированы в приграничные районы. На Аландах также разместили один гарнизон. Принимая во внимание подготовительные мероприятия русских в районе, близком к границе, я предложил 11 октября провести учения резервистов, на которые личный состав призвали с помощью повесток, вручённых каждому персонально. Начавшиеся 14 октября учения в прикрытой форме соответствовали всеобщей мобилизации. Приграничные районы освободили, и часть населения городов, находившихся в опасной зоне, перевели в другие места. Когда войска были направлены на места своего сосредоточения, народ Финляндии мог с большей надеждой ожидать грядущего развития событий.
   Руководителем делегации для ведения переговоров с Советским Союзом назначили государственного советника Паасикиви, посла Финляндии в Стокгольме. Он владел русским языком и знал русских в качестве компаньонов по переговорам. В процессе длительных мирных переговоров в Тарту в 1921 году он искусно отстаивал интересы Финляндии. Поскольку правительство не дало Паасикиви военного советника, то по моей инициативе на этот пост назначили полковника Паасонена, одного из наших редких знатоков России.
   Те немногие люди, которые знали о предыдущих секретных переговорах, примерно догадывались, какое направление примут требования Советского Союза. Их тема — безопасность Ленинграда-Петербурга — известна была ещё с царских времён, когда Россия за несколько лет до начала первой мировой войны предложила вывести из состава Великого княжества Финляндского пограничные пункты Уусикиркко, Кивеннапа и Рауту. Организация границы по Карельскому перешейку и интерес русских к островам Финского залива ещё при подписании Дерптского мирного договора вызвали сильные разногласия. Благодаря удачно сложившейся переговорной ситуации Финляндии тогда удалось отстоять свои права.
   Следовательно, правительство, утверждая инструкции делегации, могло предположить, о чём пойдёт речь на переговорах, и определить соответствующую линию поведения. Государственного советника Паасикиви обязали в переговорах о границе ссылаться на гарантию, полученную нами в Тартуском мирном договоре. В остальном опираться на положения договора о ненападении и на приложенное к нему специальное соглашение, касающееся определения понятия «нападение». Следует энергично подчёркивать, что целью внешней политики Финляндии всегда было поддержание добрососедских отношений и их развитие с сопредельными странами, а также то, что Финляндия, безусловно, желает оставаться вне любых международных конфликтов. Таким образом, возможное предложение о заключении договора о взаимопомощи следует отклонить как противоречащее нашей политике нейтралитета. Это относилось и к передаче военных баз на материковой части Финляндии и на Аландских островах, а также к переносу границы на Карельском перешейке. Что касается островов Финского залива, если они станут объектом переговоров, то остров Готланд следует оставить в стороне. В качестве крайней уступки было разрешено вести переговоры о передаче других островов при условии, если предлагаемое возмещение окажется таким щедрым, чтобы внешний мир понял, сколь приемлемо было решение вопроса. Далее Паасикиви обязали заявить, что Финляндия считает себя вправе выполнить на Аландах такие работы по инженерному укреплению архипелага, какие потребует сложившаяся обстановка.
   9 октября, в момент отъезда государственного советника Паасикиви в Москву, на Хельсинском вокзале состоялась необычно масштабная патриотическая демонстрация. Люди догадывались, что именно означает приглашение в Москву, и их реакция была резко отрицательной.
   Хотя мы и полагали, что подготовились к притязаниям Советского Союза, никто не ожидал, что они будут такими жестокими. Переговоры начались 12 октября, когда Сталин и Молотов сразу предложили заключить такой же договор о взаимопомощи, какие СССР заключил с прибалтийскими странами. Когда Паасикиви отклонил такой план, сразу был предложен локальный договор о взаимопомощи, который дополнил бы договор между Эстонией и СССР об эффективном закрытии доступа к Финскому заливу. Обсуждать это предложение у делегации также не было полномочий. Сославшись на необходимость обеспечения безопасности Ленинграда, и желая получить гарантии дружественного отношения Финляндии к СССР, советское правительство выдвинуло, наконец, следующие требования:
   1) Финляндия отдаёт в аренду на 30 лет порт Ханко с окрестностями для создания морской базы, оборудованной береговой артиллерией, которая вместе с береговой артиллерией базы в Палдиски, расположенной на другой стороне Финского залива, перекрыла бы доступ в Финский залив. В этом опорном пункте Советский Союз желал бы дислоцировать один пехотный полк, две зенитные батареи, два авиационных полка и один бронетанковый батальон, всего 5000 человек.
   2) Военно-морской флот СССР должен получить право использовать в качестве якорной стоянки Лаппохья.
   3) Финляндия должна передать Советскому Союзу острова Финского залива и Койвисто, а также такую территорию на Карельском перешейке, чтобы государственная граница проходила бы впредь по линии Липола-южная окраина Койвисто. Кроме того, Финляндия должна передать СССР западную часть полуострова Рыбачий в районе Петсамо (Печенга). В возмещение этого Советский Союз передаст Финляндии в два раза большую территорию (5529 квадратных километров) в районе Репола и Пораярви.
   4) Укрепсооружения, имеющиеся на Карельском перешейке, следует уничтожить по обе стороны границы.
   5) В договор о ненападении следует включить дополнительное условие, в соответствии с которым стороны не могут вступать в союзы ни с какой группой государств или в альянс, который непосредственно или опосредованно направлен против второй договаривающейся стороны.
   На этих условиях Советский Союз не будет препятствовать нам укреплять Аландские острова, если никакое постороннее государство (следовательно, и Швеция) не будет принимать участия в этом деле.
   Государственный советник Паасикиви заявил, что выполнение таких условий находится в противоречии с политикой нейтралитета Финляндии, и услышал в ответ, что это лишь минимальные требования: советское военное руководство придерживается мнения, что никакая иная граница, кроме установленной Петром Великим по мирному Ништадтскому договору в 1721 году, не может гарантировать Ленинграду достаточной безопасности, и оно также считает необходимым передачу СССР территории всего мыса Ханко. Военно-морские базы в Порккала-Удд западнее Хельсинки и на острове Найссаар перед Таллинном дали бы русским больше возможности для закрытия Финского залива, чем Ханко и Палдиски, но пункты, названные выше, расположены слишком близко к столицам Финляндии и Эстонии. Советское правительство не хотело выдвигать требования, которые бы оскорбляли национальное самосознание соседних народов. Советский Союз не боится, что Финляндия нападёт на него, однако он не сомневается, что мы можем оказаться объектом нажима какой-нибудь великой державы. В этой связи Сталин назвал Францию и Англию. Британская империя, заявил он, оказывает нажим на Швецию, чтобы получить в пользование некую базу. Такие же попытки предпринимает и Германия. Англия добилась никелевой концессии в Петсамо, на которую зарится и Германия. Можно полагать, что оба эти государства стремятся к захвату Мурманска. С Германией Советский Союз сейчас находится в хороших, добрососедских отношениях. «Однако, — сказал Сталин, — все в этом мире может измениться».
   Русским, казалось, было трудно понять, что положительное для Советского Союза решение поставленных вопросов, касающихся передачи финской территории, предполагает внесение изменений в конституцию и большинства голосов в парламенте (пять шестых от общего числа голосов). Однако Сталин выразил уверенность, что его предложения найдут поддержку 99 процентов голосов! Если Финляндию не устраивает передача базы на материковой части, то Советский Союз готов обсудить вопрос о прорытии канала поперёк мыса Ханко. Когда Паасикиви попросил понимания того обстоятельства, что Финляндия должна сама заботиться о своей безопасности, Сталин ответил, что в этом отношении бояться нечего. Договоры, заключённые с Эстонией, Латвией и Литвой не означают угрозы самостоятельности этих стран, она, наоборот, укрепилась. На замечание Паасикиви: «Мы хотим жить в мире и оставаться вне всяких конфликтов», Сталин ответил: «Понимаю, но заверяю, что это невозможно, великие державы не позволят».
   Противная сторона не пожелала также высказаться и по поводу заявления военного эксперта, выразившего убеждённость в том, что Финляндия способна эффективно отразить попытку любой великой державы высадить десант на труднодоступное побережье Финляндии и что безопасность Ленинграда полностью зависит от того, в чьих руках находится южный берег Финского залива. Развитие событий показало, что военный эксперт был прав в своём утверждении. Когда немцы летом 1941 года овладели Эстонией, то оставшийся в изоляции Ханко утратил своё значение и в результате русские сочли необходимым отказаться от этой базы. Острова Финского залива с военной точки зрения также оказались малоценными, даже Готланд, а Карельский перешеек стал единственным направлением, с которого нападения на Ленинград не было.
   Государственный советник Паасикиви возвратился в Хельсинки за получением новых инструкций. Отъезд его в Москву на этот раз несколько задержался в связи с встречей глав северных стран, созванной по инициативе короля Швеции в Стокгольме. Народ Финляндии многого ждал от этого саммита и чувствовал, что получил поддержку от президента Рузвельта, который выразил Калинину, Председателю Верховного Совета СССР, надежду на то, что дружественные отношения между Финляндией и Советским Союзом сохранятся и впредь. Послы Скандинавских стран в Москве, неудачно пытавшиеся пробиться на приём к Молотову, в своих нотах также выразили такую надежду. Такова была дипломатическая поддержка, получившая высокую оценку в Финляндии, стимулировавшая финское правительство и общественность к непреклонности. Никто не хотел верить, что Советский Союз в сложившихся тогда условиях спровоцирует открытый конфликт.
   Какое значение советское правительство придавало заявлению Рузвельта, явствовало из выступления Молотова на сессии Верховного Совета 31 октября, где он рекомендовал президенту Соединённых Штатов Америки больше заботиться о независимости Филиппин. Что касается встречи глав северных стран, то Стокгольмское коммюнике было таким расплывчатым, что ясно показало изоляцию Финляндии. Когда президент Каллио вернулся на родину, ему и правительству следовало бы понять, что мы остались в одиночестве. Шведы, которые к этому времени предоставили нам заём в 40 миллионов крон, не пожелали даже разрешить нам опубликовать эту новость.
   Если Ханко и значительные части территории Карельского перешейка оказались бы отданными, то оборонительное положение Финляндии изменилось бы полностью. Мыс Ханко, оказавшись в руках русских, не только стал бы опасным разрывом в обороне нашего побережья, но и плацдармом для нападения на жизненно важные части и коммуникации страны. Эта база русских связала бы значительную часть и до того малочисленных наших войск. Заверения советского правительства в том, что гарнизон на Ханко будет ограничен пятью тысячами человек и соответствующими специальными войсковыми подразделениями, едва ли усыпили в нас чувство опасности. Перебросить пополнения было проще простого, особенно если этому окажет поддержку авиация русских, дислоцирующаяся в Эстонии.
   Передача территорий на Карельском перешейке означала бы пересмотр границы, установленной ещё заключённым в 1323 году договором на острове Орешек, и предоставила бы Советскому Союзу право на владение тем узким проходом, естественным рубежом обороны Финляндии, который мы укрепляли в течение лета и осени. Уничтожение оборонительных сооружений, которые ещё у нас оставались на перешейке, означало бы, что перешеек полностью потеряет свою ценность для обороны. Обязательство русских уничтожить свои укрепления, естественно, не вызывало у нас особой радости, да и пользы нам это не принесло бы. Требование об уничтожении оборонительных сооружений было для нас тревожным. Его могли с полным основанием истолковать как сигнал, что вскоре советское правительство, как оно сделало в Эстонии, предъявит новые требования и что оно желает ослабить наши возможности к сопротивлению, а также создать исходные позиции для наступления.
   После бесед с членами правительства, с государственным советником Паасикиви и другими лицами, оказывающими влияние на политику, я предложил делегации стремиться добиваться компромиссных решений, поскольку наше оборонное ведомство, это было известно и правительству, не было готово встретить нападение великой державы. Правительство не располагало такой армией, какую предполагала внешняя политика, и оно должно было сделать выводы об отношении к приведению в порядок оборонительных сил. Я даже в последние недели встречал сопротивление в вопросе о выделении сверхважных ассигнований!
   Как я предлагал ещё весной, необходимо было пожертвовать островами Финского залива, а на Карельском перешейке нам не следовало бы цепляться крепко за Ино, который в глазах русских имеет огромное значение для обороны Ленинграда. Советский Союз стремится явно к тому, чтобы восстановить это построенное ещё в царское время и разрушенное по условиям Тартуского договора береговое укрепление, которое вместе с артиллерийскими батареями Ораниенбаума препятствовало доступу в восточный конец Финского залива. Что же касается базы в Ханко, то нам всеми силами следовало бы препятствовать русским в получении плацдарма на материковой части Финляндии. Компромисса, пожалуй, и добились бы, пожертвовав некоторыми островами. В этой связи я назвал в качестве возможного объекта переговоров остров Юссарё, расположение которого предлагало русским хорошие условия к взаимодействию с фортами острова Найссаар, прилегающего к южному побережью Финского залива.
   Помимо этого, я выразил уверенность в том, что Советский Союз, если только пожелает, не уклонится от применения вооружённых сил для достижения своих целей. Он унаследовал панславистские идеи царской России, хотя они ныне и замаскированы идеологией Коминтерна. Внешнеполитическая ситуация сейчас очень выгодна для экспансии русских. Престиж Советского Союза также не перенесёт того, что Финляндия вышла бы из сложного положения, не уступив тех территорий, которые русские считают для себя необходимыми. Не было сомнения в том, что русские сосредоточивают войска на Карельском перешейке. Была получена информация о прибытии сюда танковой бригады, подразделений тяжёлой артиллерии и других. Одна пехотная дивизия, находившаяся ранее в Польше, вдруг появилась в Ленинграде. Начиная с 9 октября, самолёты почти каждый день стали залетать в глубь Карельского перешейка, совершали полёты над районами, расположенными севернее Ладожского озера, над Петсамо. Из Восточной Карелии поступали сведения о прибытии туда дополнительно новых войск, во всяком случае, двух пехотных дивизий и специальных подразделений. С начала сентября на железнодорожной линии, ведущей в Мурманск, до минимума было сокращено движение пассажирских поездов, а военные эшелоны шли на север круглыми сутками. Кроме того, на севере сосредоточили большое количество самолётов.
   Ситуация была, несомненно, беспокойной. В любой день русские могли организовать провокацию, которая дала бы им формальный повод для нападения на Финляндию. Я отдал приказ на земле, на воде и в воздухе тщательно избегать любой деятельности, которую русские могли бы использовать в качестве предлога для провокации, и приказал отвести все батареи на такое расстояние, чтобы они не смогли открыть огонь через границу. Для контроля над исполнением приказа я командировал на перешеек инспектора артиллерии.
   На начавшихся 23 октября переговорах, на которых вместе с уполномоченным присутствовал министр финансов, руководитель социал-демократической партии Таннер, правительство Финляндии согласилось обсудить вопрос об острове Готланд. Линию границы на Карельском перешейке согласились выправить в районе изгиба у посёлка Куоккала, что означало перенос границы на прибрежном участке Финского залива на 13 километров. Предложение об аренде Ханко было отклонено. Единственной уступкой с русской стороны было то, что они согласились на проведение новой границы в 10 километрах в юго-восточном направлении от главной железнодорожной магистрали, торговаться о Койвисто они не пожелали.
   Делегация ещё раз вернулась в Хельсинки за инструкциями. Решено было пойти на несколько большие уступки; правительство заявило о своей готовности отнести границу на прибрежном участке на 30 километров западнее. На аренду Ханко оно согласиться не могло. Спустя несколько дней правительство согласилось передать Ино при условии, если русские откажутся от своих притязаний на Ханко и Койвисто, а также на переговоры о передаче южной части острова Готланд. Советское правительство в свою очередь заявило, что может удовлетвориться группой островов Хестё-Бусё-Хермансё-Кое, расположенной восточнее мыса Ханко, а также упоминавшейся ранее якорной стоянкой в Лаппохья. Это была довольно значительная уступка, которая и в экономическом смысле была бы менее тяжёлой, чем передача Ханко, хотя и были бы потеряны важные батареи береговой артиллерии.
   Финское правительство не согласилось на такое предложение. В середине ноября делегация с пустыми руками возвратилась в Хельсинки.
   Если правительство поставило перед собой цель быть непреклонным, что означало войну, то было ещё время обратиться за посредничеством в Лигу наций. Обсуждался ли вопрос об обращении в эту организацию, я не знаю. Если обсуждался, то, вероятно, вспомнили и о том, что некоторое время тому назад Финляндия отказалась от выполнения обязательств по параграфу 16 её устава и что мы тем самым ослабили позиции как Лиги наций, так и свои. Поскольку надежды на помощь Швеции потерпели крах, было бы целесообразно обратиться в Лигу наций, но этот шаг был предпринят только после нападения Советского Союза. Возможно, сыграл бы роль факт присутствия наблюдателей Лиги наций в наших приграничных районах и что мы, пожалуй, месяцем раньше могли бы начать при поддержке этой международной организации переговоры об укреплении материального обеспечения. Кто знает, может быть, Финляндия через посредство Лиги наций привлекла бы к себе интерес англо-французской группы великих держав, которая с лета 1939 года открыто заняла антирусскую позицию и проявила желание заключить союз, противостоящий германо-советскому. Нельзя считать невозможным, что Финляндия своей активной политикой, по примеру Турции, ещё на этой стадии могла бы добиться поддержки западных держав в той или иной форме.
   Спустя несколько дней после того, как советское правительство приступило к переговорам с Финляндией, турецкая делегация, возглавляемая министром иностранных дел Сараджоглу, после безрезультатных переговоров возвратилась домой. Советское правительство в этом случае хотело предоставить свидетельства своего доверия, заявляя, что оно готово заключить оборонительный союз, который мог бы и не состояться, если турки обяжутся учитывать интересы Советского Союза. В этом случае Турция могла бы рассчитывать на получение сильной поддержки со стороны России. В качестве гарантии дружественного отношения со стороны России Турция должна обеспечить свободный проход через Дарданеллы и Босфор и в военное время, а также предоставить право участвовать в укреплении определённых точек в проливах, за что СССР готов вносить арендную плату.
   Ничего нового в этом не было. Советская дипломатия и на востоке шла по следам экспансионистской политики царской России, цель которой сотню лет назад была на короткое время достигнута Ункяр-Искелесийским договором. Домогательства Советской России вызвали весьма быструю реакцию, мощной подпорой которой явилась теперь Англия. Министр иностранных дел Сараджоглу прибыл в Анкару 17 октября, и уже спустя два дня был подписан договор о взаимопомощи между Турцией и Англией, а затем ещё через несколько дней — такой же договор между Турцией и Францией. Оба они носили демонстративно антирусский характер. С момента, когда в Турции находился с визитом заместитель народного комиссара иностранных дел Потемкин (примерно с теми же задачами, что и посол Штейн в Финляндии), турки начали активно отражать угрозу.