Страница:
Хотя печать по рекомендации правительства и воздерживалась комментировать эти пробуждающие интерес требования, но слухи о них всё же быстро распространились. Народ в этой серии нажимов увидел начало такого же спектакля, какой был разыгран на южном берегу Финского залива.
Больше всего общественное мнение взволновало нападение на финский пассажирский самолёт «Калева», который 14 июня был сбит во время регулярного рейса из Таллинна в Хельсинки. Было доказано, что «Калева» сбили два русских истребителя и что русская подводная лодка, курсировавшая в этом районе, овладела всеми грузами, находившимися в самолёте. Помимо финского лётчика и экипажа лайнера погибли и пассажиры; они были иностранными гражданами, и в их числе летел французский дипкурьер, мешок с почтой которого стал также трофеем. Правительство в тех деликатных для Финляндии условиях хотело любой ценой избежать конфликта и сочло за лучшее не выступать с протестом и не требовать возмещения. В сообщении, предназначенном для широкой публики, было сказано, что причина падения самолёта осталась невыясненной, и всё же действительное положение вещей стало широко известно. Её подтвердил спустя пару лет и оказавшийся в плену один из офицеров подводной лодки; по его словам, мешок с диппочтой в открытом море был передан на борт судна, которое тут же было выслано из Кронштадта. Угроза Финляндии вынудила правительство согласиться с требованиями Советского Союза. Так, мы пошли на передачу имущества государства и частных лиц, которое во время войны (а во многих случаях и задолго до неё) было вывезено из Карелии и с мыса Ханко. Особо тяжким было то, что в этой связи за границу уплыло 75 паровозов и 2000 вагонов. Согласились мы и на демилитаризацию Аландских островов, которая должна была завершиться до половины февраля 1941 года, и предоставили СССР право иметь в Марианхамина консульство, штат которого вскоре раздулся до 38 человек. Дали обещание на переговоры о концессии на никелевые рудники. К сожалению, Англия не смогла поддержать нас в этом вопросе. Когда СССР в июле 1940 года потребовал права на движение русских поездов от границы до Ханко, мы после долгих и упорных переговоров, в которых добились некоторых послаблений, согласились и на это. Такой сквозной проход поездов через всю южную часть Финляндии мог, естественно, привести к использованию его в дурных целях, и нам необходимо было побеспокоиться о безопасности важнейших железнодорожных узлов и мостов.
В исключительно сложных условиях нам пришлось начинать восстановительные работы и перебросить почти полмиллиона людей с отданных территорий на новые жилые районы. Новую систему обороны необходимо было создать в наикратчайшие сроки и осуществить мероприятия, которых требовал противник. Перенос границы потребовал, ко всему прочему, строительства многочисленных новых казарм, прокладки дорог и организации средств связи. Административно-территориальное деление страны необходимо было в значительной степени обновить. Поскольку склады мирного времени пока не могли вместить оборудование демобилизованной полевой армии, пришлось огромное количество вооружения и оборудования оставить на хранение в приграничных районах демобилизации армии, часто под открытым небом. Перестройку территориальной системы с надлежащими складами завершили поздней весной 1941 года. Это мероприятие, можно считать, было выполнено в кратчайшие сроки, если учесть масштабы работ, но летом 1940 года наша боеготовность была до опасности слабой. Война поглотила оружие и снаряжение, а пополнять всё это приходилось разнородным оборудованием и по большей части устаревшим; полевые орудия у нас были шести-семи разных калибров. Самым отвратительным был парк противотанкового и зенитного вооружения. Из Германии, к которой обратились, чтобы ликвидировать недостатки, получили холодный отказ.
В протяжённой приграничной зоне мы вынуждены были строить укрепления, чтобы хоть как-то возместить нехватку живой силы. Генерал-лейтенант Ханнелин, искусно и целеустремлённо руководивший этими работами, добился со временем того, что новая линия обороны стала постепенно вырисовываться. На прибрежном участке Финского залива работы продвигались быстро под руководством шведов и с помощью шведских средств. Радовало то, что скандинавская солидарность Зимней войны продолжалась в такой форме.
В сложившихся тогда условиях было, как никогда раньше, важно показать, что воля Финляндии к обороне не сломлена, что новое нападение снова поднимет весь народ на сопротивление. После тяжёлых уроков войны парламент сейчас тоже понял, что военные расходы не следует взвешивать на «аптекарских весах», и суммы, необходимые на приведение оборонительного ведомства в порядок, выделяли не ропща. Сколько могла бы сэкономить страна, если бы такое, лишь теперь достигнутое понимание существовало среди членов парламента раньше!
Самым наглядным свидетельством нового отношения к оборонительному ведомству стало решение об увеличении срока активной службы в армии с одного до двух лет. Теперь мы смогли увеличить в два раза численность личного состава армии мирного времени и реорганизовать её так, что она стала состоять из пяти армейских корпусов, подразделённых на 15 бригад.
Время конца июля и начала августа 1940 года снова стало критическим. В июле было установлено, что в СССР идёт масштабная военная подготовка. 16 июля настала очередь Румынии получить ультиматум от своего мощного соседа, а спустя два дня была оккупирована Бессарабия и северная часть Буковины. В начале августа прибалтийские страны были окончательно присоединены к Советскому Союзу. В эти богатые событиями недели в Москве шли переговоры о никелевой концессии, на которых участники со стороны Финляндии подвергались сильному нажиму. Одновременно в Хельсинки были по известному образцу инсценированы демонстрации коммунистов, целью которых было спровоцировать кризис. Когда группу буянов задержали во время уличных беспорядков, посол СССР заявил протест премьер-министру Рюти. Одновременно он подчеркнул необходимость отставки Таннера. И на этот нажим правительство сочло лучшим согласиться.
Так же, как и перед началом Зимней войны, опасно увеличилось число нарушений границы самолётами. Опасность удара с воздуха, прежде всего в виде высадки парашютного десанта, вызвала необходимость немедленного усиления столичного гарнизона.
На этой стадии стали появляться признаки того, что интерес Германии возрос и к оставшейся части на востоке Европы, иными словами, к Румынии и Финляндии. 31 августа Германия выдала Румынии гарантию, которая остановила экспансию СССР на Балканах. Что касается Финляндии, то навязчивость немцев была по форме намного скромнее. Следовательно, у бывшего министра иностранных дел Румынии не было ни малейшего основания заявлять, что Германия осенью 1940 года за спиной СССР якобы вела переговоры с Финляндией о заключении военного союза.
Контакты Германии и Финляндии начались с того, что я 17 августа 1940 года получил от посла Финляндии в Берлине телеграмму, в которой меня просили на следующий день утром лично прибыть на аэродром Малми и получить письмо, которое привезёт важное, названное по имени лицо. Мне это было удобно сделать, поскольку 18 числа утром я намеревался вылететь в город Ювяскюля, где должен был присутствовать на первом годовом собрании Братского союза инвалидов войны. Когда я приехал на аэродром вместе с министром обороны Вальденом и генерал-лейтенантом Хейнрихсом, то узнал, что на эту встречу приглашён и министр иностранных дел Виттинг. Прочитав письмо, я пересказал его содержание обоим министрам: меня просили в тот же день принять немецкого подполковника Вельтьенса, которому поручили передать послание рейхсмаршала Геринга. Перед отправлением я сообщил домой, что приеду к вечеру.
Подполковник Вельтьенс в тот же вечер посетил меня дома и передал приветствие Геринга. Тот интересовался, не пожелала ли бы Финляндия по примеру Швеции разрешить транспортировку через её территорию немецких грузов хозяйственного назначения, а также проезд отпускников и больных в Киркенес и оттуда далее. Кроме этого, Вельтьенс сообщил, что у нас теперь появится возможность получения военного снаряжения из Германии.
Я выразил удовлетворение тем, что у оборонительных сил Финляндии появилась надежда на пополнение вооружения, но заметил гостю, что не могу дать ответа на вопрос о транспортировке через территорию Финляндии, поскольку решение таких проблем не входит в круг моих полномочий. Поэтому я посоветовал ему обратиться с этим вопросом к министру иностранных дел и сказал, что могу помочь в организации встречи. Вельтьенс на это ответил, что ему не разрешено разговаривать по этому вопросу ни с кем, кроме меня, и что ему приказано избегать встреч с руководителями государства и ведущими политиками.
Хотя я и отказался от рассмотрения этого вопроса, Вельтьенс попросил разрешения зайти ко мне и на следующий день, как он сказал, за принципиальным ответом, который рейхс-маршал ожидал только в форме «да» или «нет». Я согласился его принять ещё раз, но добавил, что мой ответ будет тем же самым. Он выразил надежду, что я не буду разговаривать об этом с министерством иностранных дел. На это я ответил, что считаю своим долгом сообщить о нашей беседе премьер-министру Рюти, который исполнял обязанности главы государства во время болезни президента Каллио. Когда я вечером того же дня посетил Рюти, исполняющий обязанности президента поручил мне дать рейхс-маршалу через его посланника положительный ответ на вопрос о сквозной транспортировке. Это я и сообщил Вельтьенсу, когда он утром следующего дня пришёл ко мне.
Министр обороны незамедлительно послал в Германию своих представителей для закупки оружия. В процессе переговоров немцы обещали также передать часть предназначенного для Финляндии во время Зимней войны оружия, которое было разгружено с судов в норвежских портах и затем конфисковано германскими войсками, а также обязались возместить и то, которое успели использовать.
Частные вопросы провоза оборудования, больных и отпускников рассматривали военные власти обоих государств, и эти переговоры завершились техническим соглашением, подписанным 12 сентября.
После того, как по этому вопросу провели переговоры представители министерств иностранных дел, 22-го числа того же месяца было подписано официальное соглашение. Окончательная формулировка его была выработана без совета с финскими военными.
Позднее эта сквозная транспортировка была подвергнута жесточайшей критике, но сам факт её вызвал вздох облегчения во всей стране. Каждый понимал, что интерес Германии к Финляндии в существовавшей тогда обстановке был единственной соломинкой, хотя никто не имел представления о её прочности. В середине сентябре ещё не было никаких признаков, указывающих на разрыв германо-советского пакта, также не было и ясности в вопросе о том, как эти две диктатуры договорились относительно деления Севера на сферы влияния.
Ход событий в последующее время, и особенно то, что нам стало известно о визите Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, убедило меня в том, что без интереса Германии и Финляндии, проявившегося в заключении соглашения о сквозной транспортировке, Финляндия уже осенью 1940 года снова могла бы стать жертвой нападения, отразить которое страна была бы не в состоянии.
Соглашение, правда, вызвало протест английского правительства, но в частном порядке нам всё же намекнули, что понимают вынужденность этого шага. Той же точки зрения придерживалось и правительство США.
Эта инициатива Германии предоставила Финляндии возможность передышки после непрерывного нажима, продолжавшегося целых полгода; некоторое время мы теперь могли отдохнуть от требований русских. Центральным вопросом осени и зимы была проблема никелевых рудников. Финляндия, будучи западным правовым государством, не считала возможным нарушить права никелевого концерна и односторонне денонсировать договор, заключённый в 1934 году, а Советский Союз всё время угрожал прибегнуть к силе, если вопрос не будет быстро решён в соответствии с его требованиями. Когда летом 1941 года началась война, проблема всё ещё оставалась нерешённой.
Информация о том, что в начале ноября нарком иностранных дел посетил Берлин, вызвала в Финляндии огромное беспокойство. Многое указывало на то, что наша страна снова станет объектом торга между этими двумя великими державами. Мы понимали, что война будет затяжной, и чем дольше она будет продолжаться, тем больше Германия будет зависеть от своего могучего союзника и от поставок товаров из России.
То обстоятельство, что нам не удалось получить надёжной информации о переговорах в Берлине, тоже усилило наше беспокойство. Руководство нашего министерства иностранных дел, правда, отметило, что отношение Германии к Финляндии стало более положительным, но эта точка зрения основывалась на чистых предположениях.
Из тех документов о сотрудничестве Германии и Советского Союза, которые опубликовал в Вашингтоне госдепартамент, становится ясным, что финский вопрос являлся центральным объектом переговоров в Берлине осенью 1940 года. Соглашение предыдущего года, по Молотову, можно было считать выполненным, за исключением одного пункта — Финляндии! Советское правительство считало своим долгом «окончательно решить и организовать проблему Финляндии». Новых соглашений для этого не требуется, поскольку Финляндия в соответствии с уже имеющимися соглашениями включена в сферу влияния СССР.
Гитлер заявил, что по этому вопросу расхождений нет и что интересы Германии в Финляндии не политические, но он боится, что, если между Советским.Союзом и Финляндией вспыхнет новый конфликт, Швеция поспешит на помощь Финляндии. В этом случае можно предположить, что Швеция и Финляндия предоставят Англии, да, пожалуй, и США, возможность создания военно-воздушных баз на своей территории, а это заставит Германию предпринять контрмеры. Такое развитие не было бы в интересах Германии, поскольку она зависима от финского никеля и финской древесины. Не может ли Советский Союз подождать месяцев шесть или год перед тем, как получит свободу действий в отношении Финляндии?
Молотов на это ответил, что он не может понять, почему Советский Союз должен откладывать выполнение своих планов. Вопрос же не идёт о войне в регионе Балтийского моря, а лишь о Финляндии в свете соглашения предыдущего года. Немецким войскам следовало бы уйти с территории Финляндии.
К единству не пришли. Берлинская встреча в ноябре 1940 года, как выяснилось позднее, была решающим шагом в направлении окончательного разрыва отношений между Германией и Советским Союзом.
Отрывочные сведения о переговорах дошли до правительства Финляндии разными путями много месяцев спустя. Это свидетельствовало, что между Финляндией и Германией не было никаких доверительных отношений. Только после визита министра Шнурре в Хельсинки в конце мая 1941 года наше правительство получило полную картину этих переговоров. Однако недостаток точных сведений не содействовал снижению беспокойства, вызванного требованиями и намерениями Советского Союза.
19 декабря произошла смена караула на руководящем государственном посту. Президент Каллио, который был болен ещё до войны, отошёл в сторону после того, как огромные и тяжёлые обязанности окончательно подорвали его здоровье. Будучи главой государства, он ревностно выполнял свой долг.
В преклонные годы он возложил на себя бремя ответственности за всю страну, когда, выполняя тяжёлую обязанность, утвердил своей подписью полномочия делегации, выезжавшей в Москву, на заключение того мира, который вынудил многих наших граждан покинуть свои дома и земли.
В августе того же года президента Каллио хватил удар, повлиявший на его речь и повредивший его правую руку. Когда он сообщил о своём решении передать руль управления государством в другие руки, на 19 декабря назначили выборы нового президента.
Советский Союз в этой связи вмешался во внутренние дела Финляндии способом, привлёкшим к себе внимание, заявив, что, если кто-либо из упомянутых в списке четырёх лиц будет избран президентом, это будут рассматривать как недружественный акт в отношении Советского Союза.
Выборы состоялись, и президентом был избран Ристо Рюти.
В конце 1940 года отношение СССР к Финляндии дало повод для новых труднообъяснимых трений.
Чтобы ускорить строительство железной дороги в Салла, русские снова прибегли к нажиму. Закончить строительство в срок оказалось невозможным, поскольку работникам мешали технические трудности и нехватка строительных материалов. Несмотря на то, что существовали ясно доказуемые форс-мажорные обстоятельства, Финляндию обвинили в сознательном затягивании строительства.
В декабре 1940 года советское правительство обрушило на нас новое предложение, касавшееся сотрудничества Финляндии и Швеции. В конце октября министр иностранных дел Гюнтер заявил, что правительство Швеции готово изучить не только предложение о военном союзе, но и проект государственного союза Финляндии и Швеции, при условии, что Финляндия не будет планировать войны из мести. 15 октября правительство выступило с разъяснением, что наша страна не вынашивает никаких агрессивных планов и что правительство готово к переговорам в рамках Московского договора. В декабре 1940 года СССР дважды категорично и угрожающе выступил против плана создания такого союза.
На пороге 1941 года советское правительство приступило к привлёкшему внимание мероприятию, денонсировав торговое соглашение и прекратив поставки товаров, утверждая, что Финляндия не выполняет обязательств, предусмотренных соглашением. В той ситуации со снабжением такой ход нанёс удар Финляндии по самому чувствительному месту. Связи со странами по берегам Балтики были прерваны, площадь полей в стране сократилась на 11 процентов, и из-за плохих погодных условий урожай оказался меньше нормального примерно на 30 процентов. Приостановка импорта из Советского Союза в тех условиях угрожала вызвать серьёзный кризис, особенно в снабжении зерном и горючими материалами.
В итоге мы были вынуждены обратиться к вспомогательным источникам в Германии. Это обстоятельство, естественно, дало немцам возможность для оказания на нас политического давления. Хотя нормы хлеба были снижены до минимума, всё же для их поддержания на этом уровне требовалось ежегодно ввозить 250 000 тонн зерна, количество, которое могла нам поставить только Германия. Так же обстояло дело с каменным углём, бензином, кожей, текстилем, резиной и некоторыми другими товарами, которые были необходимы не для прямого потребления, а для использования в промышленности. Если бы производство остановилось, возросли бы безработица и хаос в экономике. В какой степени Финляндия оказалась зависимой от поставок немецких товаров, показывает уже тот факт, что 90 процентов всего импорта страны шло из Германии. Таков был результат торговой политики Советского Союза, которую нельзя назвать иначе как недальновидной, хотя она и находилась в полном соответствии с отношением русских к Финляндии вообще.
Будущее, таким образом, не казалось светлым на пороге 1941 года. Экономическое положение было критическим, и существовала угроза открытого конфликта. В конце января мы получили сведения о передвижении русских войск близ нашей границы. Информация была столь тревожной, что отдача приказа о частичной мобилизации висела на волоске.
Начатые русскими осенью 1939 года работы по строительству железных дорог продолжались энергично. Важнейшие ветки: Петрозаводск-Суоярви, Лоухи-Кестеньга и Рутти-Салла — были проложены за несколько месяцев. Только на строительстве последней ветки было занято примерно 100000 заключённых. Помимо железных дорог было проложено пятнадцать стратегических шоссейных дорог. В приграничной полосе шириной примерно двести километров строили аэродромы, количество которых, как мы узнали позднее, достигало девяноста.
Осенью и зимой тревожно усилилась разведывательная деятельность русских. Признания всех без исключения большевистских агентов, задержанных нами, свидетельствовали, что подготовка к войне против Финляндии шла полным ходом. Ещё более точно об этом говорили данные финской контрразведки.
В августе 1940 года один полковник и два майора, которые готовили разведчиков для заброски в Финляндию, говорили:
Советская печать и радио вели жёсткую антифинляндскую пропаганду, которая особо была нацелена на якобы господствующие у нас беспорядки. При этом делались ссылки на блестящие условия в Эстонии. «Финляндско-советское общество за мир и дружбу» делало всё возможное для обработки почвы в Финляндии и его эффективно поддерживало посольство СССР в Хельсинки. Сильно возросло число сотрудников посольства и консульства, многие из них владели финским языком и активно разъезжали по стране, проявляя особый интерес к запретным зонам.
Единственным козырем Финляндии были её оборонительные силы. В целях поднятия обороноспособности велась энергичная работа, и мы добились здесь значительных результатов. Вооружение и иное снаряжение было переведено в мобилизационные пункты, прошла регистрация личных карт. Всеобщая мобилизация теперь стала технически возможна, хотя в вооружении и в готовности промышленности все ещё имелись недостатки. Работа по строительству новых оборонительных рубежей продолжалась по плану, однако Аландский архипелаг оставался открытым для нападения, после того как под контролем русских там были взорваны все оборонительные укрепления.
Контакты с Германией в течение осени и зимы ограничивались лишь заботами о сквозной транспортировке и перевозке грузов. Более близкого соприкосновения не установилось и тогда, когда начальник генштаба генерал-лейтенант Хейнрихс по приглашению германского генерального штаба в феврале-марте прочитал доклад о нашей Зимней войне. За время официального визита докладчика к начальнику германского генштаба генералу Гальдеру, последний мимоходом бросил мысль, что Финляндия и Германия ещё раз, как ив 1918 году, могли бы сражаться вместе и что естественной задачей финской армии было бы наступление на Ленинград. Генерал-лейтенант Хейнрихс резко отверг эту мысль, выразив уверенность в том, что ни правительство, ни главнокомандующий не согласятся на такую операцию, прежде всего потому, что русские постоянно обвиняют Финляндию в угрозе этому городу. Необходимо сказать, что генерал-лейтенанту Хейнрихсу не показали ни плана «Барбаросса», ни каких-либо сопутствующих этому плану документов.
В конце февраля в Хельсинки прибыл начальник штаба немецких оккупационных сил в Норвегии полковник Бушенхаген. В связи со своим положением он пожелал получить возможность ознакомиться с нашими оперативными планами, касающимися Лапландии, а также побеседовать о транспортных линиях и линиях связи в северных районах. Он одновременно дал понять, что Германия не осталась бы пассивным наблюдателем в случае нападения Советского Союза на Финляндию.
Больше всего общественное мнение взволновало нападение на финский пассажирский самолёт «Калева», который 14 июня был сбит во время регулярного рейса из Таллинна в Хельсинки. Было доказано, что «Калева» сбили два русских истребителя и что русская подводная лодка, курсировавшая в этом районе, овладела всеми грузами, находившимися в самолёте. Помимо финского лётчика и экипажа лайнера погибли и пассажиры; они были иностранными гражданами, и в их числе летел французский дипкурьер, мешок с почтой которого стал также трофеем. Правительство в тех деликатных для Финляндии условиях хотело любой ценой избежать конфликта и сочло за лучшее не выступать с протестом и не требовать возмещения. В сообщении, предназначенном для широкой публики, было сказано, что причина падения самолёта осталась невыясненной, и всё же действительное положение вещей стало широко известно. Её подтвердил спустя пару лет и оказавшийся в плену один из офицеров подводной лодки; по его словам, мешок с диппочтой в открытом море был передан на борт судна, которое тут же было выслано из Кронштадта. Угроза Финляндии вынудила правительство согласиться с требованиями Советского Союза. Так, мы пошли на передачу имущества государства и частных лиц, которое во время войны (а во многих случаях и задолго до неё) было вывезено из Карелии и с мыса Ханко. Особо тяжким было то, что в этой связи за границу уплыло 75 паровозов и 2000 вагонов. Согласились мы и на демилитаризацию Аландских островов, которая должна была завершиться до половины февраля 1941 года, и предоставили СССР право иметь в Марианхамина консульство, штат которого вскоре раздулся до 38 человек. Дали обещание на переговоры о концессии на никелевые рудники. К сожалению, Англия не смогла поддержать нас в этом вопросе. Когда СССР в июле 1940 года потребовал права на движение русских поездов от границы до Ханко, мы после долгих и упорных переговоров, в которых добились некоторых послаблений, согласились и на это. Такой сквозной проход поездов через всю южную часть Финляндии мог, естественно, привести к использованию его в дурных целях, и нам необходимо было побеспокоиться о безопасности важнейших железнодорожных узлов и мостов.
В исключительно сложных условиях нам пришлось начинать восстановительные работы и перебросить почти полмиллиона людей с отданных территорий на новые жилые районы. Новую систему обороны необходимо было создать в наикратчайшие сроки и осуществить мероприятия, которых требовал противник. Перенос границы потребовал, ко всему прочему, строительства многочисленных новых казарм, прокладки дорог и организации средств связи. Административно-территориальное деление страны необходимо было в значительной степени обновить. Поскольку склады мирного времени пока не могли вместить оборудование демобилизованной полевой армии, пришлось огромное количество вооружения и оборудования оставить на хранение в приграничных районах демобилизации армии, часто под открытым небом. Перестройку территориальной системы с надлежащими складами завершили поздней весной 1941 года. Это мероприятие, можно считать, было выполнено в кратчайшие сроки, если учесть масштабы работ, но летом 1940 года наша боеготовность была до опасности слабой. Война поглотила оружие и снаряжение, а пополнять всё это приходилось разнородным оборудованием и по большей части устаревшим; полевые орудия у нас были шести-семи разных калибров. Самым отвратительным был парк противотанкового и зенитного вооружения. Из Германии, к которой обратились, чтобы ликвидировать недостатки, получили холодный отказ.
В протяжённой приграничной зоне мы вынуждены были строить укрепления, чтобы хоть как-то возместить нехватку живой силы. Генерал-лейтенант Ханнелин, искусно и целеустремлённо руководивший этими работами, добился со временем того, что новая линия обороны стала постепенно вырисовываться. На прибрежном участке Финского залива работы продвигались быстро под руководством шведов и с помощью шведских средств. Радовало то, что скандинавская солидарность Зимней войны продолжалась в такой форме.
В сложившихся тогда условиях было, как никогда раньше, важно показать, что воля Финляндии к обороне не сломлена, что новое нападение снова поднимет весь народ на сопротивление. После тяжёлых уроков войны парламент сейчас тоже понял, что военные расходы не следует взвешивать на «аптекарских весах», и суммы, необходимые на приведение оборонительного ведомства в порядок, выделяли не ропща. Сколько могла бы сэкономить страна, если бы такое, лишь теперь достигнутое понимание существовало среди членов парламента раньше!
Самым наглядным свидетельством нового отношения к оборонительному ведомству стало решение об увеличении срока активной службы в армии с одного до двух лет. Теперь мы смогли увеличить в два раза численность личного состава армии мирного времени и реорганизовать её так, что она стала состоять из пяти армейских корпусов, подразделённых на 15 бригад.
Время конца июля и начала августа 1940 года снова стало критическим. В июле было установлено, что в СССР идёт масштабная военная подготовка. 16 июля настала очередь Румынии получить ультиматум от своего мощного соседа, а спустя два дня была оккупирована Бессарабия и северная часть Буковины. В начале августа прибалтийские страны были окончательно присоединены к Советскому Союзу. В эти богатые событиями недели в Москве шли переговоры о никелевой концессии, на которых участники со стороны Финляндии подвергались сильному нажиму. Одновременно в Хельсинки были по известному образцу инсценированы демонстрации коммунистов, целью которых было спровоцировать кризис. Когда группу буянов задержали во время уличных беспорядков, посол СССР заявил протест премьер-министру Рюти. Одновременно он подчеркнул необходимость отставки Таннера. И на этот нажим правительство сочло лучшим согласиться.
Так же, как и перед началом Зимней войны, опасно увеличилось число нарушений границы самолётами. Опасность удара с воздуха, прежде всего в виде высадки парашютного десанта, вызвала необходимость немедленного усиления столичного гарнизона.
На этой стадии стали появляться признаки того, что интерес Германии возрос и к оставшейся части на востоке Европы, иными словами, к Румынии и Финляндии. 31 августа Германия выдала Румынии гарантию, которая остановила экспансию СССР на Балканах. Что касается Финляндии, то навязчивость немцев была по форме намного скромнее. Следовательно, у бывшего министра иностранных дел Румынии не было ни малейшего основания заявлять, что Германия осенью 1940 года за спиной СССР якобы вела переговоры с Финляндией о заключении военного союза.
Контакты Германии и Финляндии начались с того, что я 17 августа 1940 года получил от посла Финляндии в Берлине телеграмму, в которой меня просили на следующий день утром лично прибыть на аэродром Малми и получить письмо, которое привезёт важное, названное по имени лицо. Мне это было удобно сделать, поскольку 18 числа утром я намеревался вылететь в город Ювяскюля, где должен был присутствовать на первом годовом собрании Братского союза инвалидов войны. Когда я приехал на аэродром вместе с министром обороны Вальденом и генерал-лейтенантом Хейнрихсом, то узнал, что на эту встречу приглашён и министр иностранных дел Виттинг. Прочитав письмо, я пересказал его содержание обоим министрам: меня просили в тот же день принять немецкого подполковника Вельтьенса, которому поручили передать послание рейхсмаршала Геринга. Перед отправлением я сообщил домой, что приеду к вечеру.
Подполковник Вельтьенс в тот же вечер посетил меня дома и передал приветствие Геринга. Тот интересовался, не пожелала ли бы Финляндия по примеру Швеции разрешить транспортировку через её территорию немецких грузов хозяйственного назначения, а также проезд отпускников и больных в Киркенес и оттуда далее. Кроме этого, Вельтьенс сообщил, что у нас теперь появится возможность получения военного снаряжения из Германии.
Я выразил удовлетворение тем, что у оборонительных сил Финляндии появилась надежда на пополнение вооружения, но заметил гостю, что не могу дать ответа на вопрос о транспортировке через территорию Финляндии, поскольку решение таких проблем не входит в круг моих полномочий. Поэтому я посоветовал ему обратиться с этим вопросом к министру иностранных дел и сказал, что могу помочь в организации встречи. Вельтьенс на это ответил, что ему не разрешено разговаривать по этому вопросу ни с кем, кроме меня, и что ему приказано избегать встреч с руководителями государства и ведущими политиками.
Хотя я и отказался от рассмотрения этого вопроса, Вельтьенс попросил разрешения зайти ко мне и на следующий день, как он сказал, за принципиальным ответом, который рейхс-маршал ожидал только в форме «да» или «нет». Я согласился его принять ещё раз, но добавил, что мой ответ будет тем же самым. Он выразил надежду, что я не буду разговаривать об этом с министерством иностранных дел. На это я ответил, что считаю своим долгом сообщить о нашей беседе премьер-министру Рюти, который исполнял обязанности главы государства во время болезни президента Каллио. Когда я вечером того же дня посетил Рюти, исполняющий обязанности президента поручил мне дать рейхс-маршалу через его посланника положительный ответ на вопрос о сквозной транспортировке. Это я и сообщил Вельтьенсу, когда он утром следующего дня пришёл ко мне.
Министр обороны незамедлительно послал в Германию своих представителей для закупки оружия. В процессе переговоров немцы обещали также передать часть предназначенного для Финляндии во время Зимней войны оружия, которое было разгружено с судов в норвежских портах и затем конфисковано германскими войсками, а также обязались возместить и то, которое успели использовать.
Частные вопросы провоза оборудования, больных и отпускников рассматривали военные власти обоих государств, и эти переговоры завершились техническим соглашением, подписанным 12 сентября.
После того, как по этому вопросу провели переговоры представители министерств иностранных дел, 22-го числа того же месяца было подписано официальное соглашение. Окончательная формулировка его была выработана без совета с финскими военными.
Позднее эта сквозная транспортировка была подвергнута жесточайшей критике, но сам факт её вызвал вздох облегчения во всей стране. Каждый понимал, что интерес Германии к Финляндии в существовавшей тогда обстановке был единственной соломинкой, хотя никто не имел представления о её прочности. В середине сентябре ещё не было никаких признаков, указывающих на разрыв германо-советского пакта, также не было и ясности в вопросе о том, как эти две диктатуры договорились относительно деления Севера на сферы влияния.
Ход событий в последующее время, и особенно то, что нам стало известно о визите Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, убедило меня в том, что без интереса Германии и Финляндии, проявившегося в заключении соглашения о сквозной транспортировке, Финляндия уже осенью 1940 года снова могла бы стать жертвой нападения, отразить которое страна была бы не в состоянии.
Соглашение, правда, вызвало протест английского правительства, но в частном порядке нам всё же намекнули, что понимают вынужденность этого шага. Той же точки зрения придерживалось и правительство США.
Эта инициатива Германии предоставила Финляндии возможность передышки после непрерывного нажима, продолжавшегося целых полгода; некоторое время мы теперь могли отдохнуть от требований русских. Центральным вопросом осени и зимы была проблема никелевых рудников. Финляндия, будучи западным правовым государством, не считала возможным нарушить права никелевого концерна и односторонне денонсировать договор, заключённый в 1934 году, а Советский Союз всё время угрожал прибегнуть к силе, если вопрос не будет быстро решён в соответствии с его требованиями. Когда летом 1941 года началась война, проблема всё ещё оставалась нерешённой.
Информация о том, что в начале ноября нарком иностранных дел посетил Берлин, вызвала в Финляндии огромное беспокойство. Многое указывало на то, что наша страна снова станет объектом торга между этими двумя великими державами. Мы понимали, что война будет затяжной, и чем дольше она будет продолжаться, тем больше Германия будет зависеть от своего могучего союзника и от поставок товаров из России.
То обстоятельство, что нам не удалось получить надёжной информации о переговорах в Берлине, тоже усилило наше беспокойство. Руководство нашего министерства иностранных дел, правда, отметило, что отношение Германии к Финляндии стало более положительным, но эта точка зрения основывалась на чистых предположениях.
Из тех документов о сотрудничестве Германии и Советского Союза, которые опубликовал в Вашингтоне госдепартамент, становится ясным, что финский вопрос являлся центральным объектом переговоров в Берлине осенью 1940 года. Соглашение предыдущего года, по Молотову, можно было считать выполненным, за исключением одного пункта — Финляндии! Советское правительство считало своим долгом «окончательно решить и организовать проблему Финляндии». Новых соглашений для этого не требуется, поскольку Финляндия в соответствии с уже имеющимися соглашениями включена в сферу влияния СССР.
Гитлер заявил, что по этому вопросу расхождений нет и что интересы Германии в Финляндии не политические, но он боится, что, если между Советским.Союзом и Финляндией вспыхнет новый конфликт, Швеция поспешит на помощь Финляндии. В этом случае можно предположить, что Швеция и Финляндия предоставят Англии, да, пожалуй, и США, возможность создания военно-воздушных баз на своей территории, а это заставит Германию предпринять контрмеры. Такое развитие не было бы в интересах Германии, поскольку она зависима от финского никеля и финской древесины. Не может ли Советский Союз подождать месяцев шесть или год перед тем, как получит свободу действий в отношении Финляндии?
Молотов на это ответил, что он не может понять, почему Советский Союз должен откладывать выполнение своих планов. Вопрос же не идёт о войне в регионе Балтийского моря, а лишь о Финляндии в свете соглашения предыдущего года. Немецким войскам следовало бы уйти с территории Финляндии.
К единству не пришли. Берлинская встреча в ноябре 1940 года, как выяснилось позднее, была решающим шагом в направлении окончательного разрыва отношений между Германией и Советским Союзом.
Отрывочные сведения о переговорах дошли до правительства Финляндии разными путями много месяцев спустя. Это свидетельствовало, что между Финляндией и Германией не было никаких доверительных отношений. Только после визита министра Шнурре в Хельсинки в конце мая 1941 года наше правительство получило полную картину этих переговоров. Однако недостаток точных сведений не содействовал снижению беспокойства, вызванного требованиями и намерениями Советского Союза.
19 декабря произошла смена караула на руководящем государственном посту. Президент Каллио, который был болен ещё до войны, отошёл в сторону после того, как огромные и тяжёлые обязанности окончательно подорвали его здоровье. Будучи главой государства, он ревностно выполнял свой долг.
В преклонные годы он возложил на себя бремя ответственности за всю страну, когда, выполняя тяжёлую обязанность, утвердил своей подписью полномочия делегации, выезжавшей в Москву, на заключение того мира, который вынудил многих наших граждан покинуть свои дома и земли.
В августе того же года президента Каллио хватил удар, повлиявший на его речь и повредивший его правую руку. Когда он сообщил о своём решении передать руль управления государством в другие руки, на 19 декабря назначили выборы нового президента.
Советский Союз в этой связи вмешался во внутренние дела Финляндии способом, привлёкшим к себе внимание, заявив, что, если кто-либо из упомянутых в списке четырёх лиц будет избран президентом, это будут рассматривать как недружественный акт в отношении Советского Союза.
Выборы состоялись, и президентом был избран Ристо Рюти.
В конце 1940 года отношение СССР к Финляндии дало повод для новых труднообъяснимых трений.
Чтобы ускорить строительство железной дороги в Салла, русские снова прибегли к нажиму. Закончить строительство в срок оказалось невозможным, поскольку работникам мешали технические трудности и нехватка строительных материалов. Несмотря на то, что существовали ясно доказуемые форс-мажорные обстоятельства, Финляндию обвинили в сознательном затягивании строительства.
В декабре 1940 года советское правительство обрушило на нас новое предложение, касавшееся сотрудничества Финляндии и Швеции. В конце октября министр иностранных дел Гюнтер заявил, что правительство Швеции готово изучить не только предложение о военном союзе, но и проект государственного союза Финляндии и Швеции, при условии, что Финляндия не будет планировать войны из мести. 15 октября правительство выступило с разъяснением, что наша страна не вынашивает никаких агрессивных планов и что правительство готово к переговорам в рамках Московского договора. В декабре 1940 года СССР дважды категорично и угрожающе выступил против плана создания такого союза.
На пороге 1941 года советское правительство приступило к привлёкшему внимание мероприятию, денонсировав торговое соглашение и прекратив поставки товаров, утверждая, что Финляндия не выполняет обязательств, предусмотренных соглашением. В той ситуации со снабжением такой ход нанёс удар Финляндии по самому чувствительному месту. Связи со странами по берегам Балтики были прерваны, площадь полей в стране сократилась на 11 процентов, и из-за плохих погодных условий урожай оказался меньше нормального примерно на 30 процентов. Приостановка импорта из Советского Союза в тех условиях угрожала вызвать серьёзный кризис, особенно в снабжении зерном и горючими материалами.
В итоге мы были вынуждены обратиться к вспомогательным источникам в Германии. Это обстоятельство, естественно, дало немцам возможность для оказания на нас политического давления. Хотя нормы хлеба были снижены до минимума, всё же для их поддержания на этом уровне требовалось ежегодно ввозить 250 000 тонн зерна, количество, которое могла нам поставить только Германия. Так же обстояло дело с каменным углём, бензином, кожей, текстилем, резиной и некоторыми другими товарами, которые были необходимы не для прямого потребления, а для использования в промышленности. Если бы производство остановилось, возросли бы безработица и хаос в экономике. В какой степени Финляндия оказалась зависимой от поставок немецких товаров, показывает уже тот факт, что 90 процентов всего импорта страны шло из Германии. Таков был результат торговой политики Советского Союза, которую нельзя назвать иначе как недальновидной, хотя она и находилась в полном соответствии с отношением русских к Финляндии вообще.
Будущее, таким образом, не казалось светлым на пороге 1941 года. Экономическое положение было критическим, и существовала угроза открытого конфликта. В конце января мы получили сведения о передвижении русских войск близ нашей границы. Информация была столь тревожной, что отдача приказа о частичной мобилизации висела на волоске.
Начатые русскими осенью 1939 года работы по строительству железных дорог продолжались энергично. Важнейшие ветки: Петрозаводск-Суоярви, Лоухи-Кестеньга и Рутти-Салла — были проложены за несколько месяцев. Только на строительстве последней ветки было занято примерно 100000 заключённых. Помимо железных дорог было проложено пятнадцать стратегических шоссейных дорог. В приграничной полосе шириной примерно двести километров строили аэродромы, количество которых, как мы узнали позднее, достигало девяноста.
Осенью и зимой тревожно усилилась разведывательная деятельность русских. Признания всех без исключения большевистских агентов, задержанных нами, свидетельствовали, что подготовка к войне против Финляндии шла полным ходом. Ещё более точно об этом говорили данные финской контрразведки.
В августе 1940 года один полковник и два майора, которые готовили разведчиков для заброски в Финляндию, говорили:
«Финляндия — капиталистическая страна, которую ждёт такая же участь, как Эстонию, Латвию и Литву. Включение Финляндии в состав СССР — вопрос нескольких недель, самое большее, нескольких месяцев. Число капиталистических стран на политической карте мира сокращается всё больше и больше. Народы Эстонии, Латвии и Литвы намного счастливее финского народа, так как они сами изъявили желание воссоединиться с нами. Поскольку народ Финляндии не хочет этого, его судьба будет более тяжёлой, ибо Финляндию присоединят силой. Финляндия не сможет сопротивляться Красной Армии и не получит ни от кого помощи».Запомнилось заявление одного русского офицера, сделанное осенью 1940 года:
«В марте 1941 года в Финляндии произойдёт революция, и тогда СССР предъявит некоторые требования. Если Финляндия не согласится на них, то эту страну превратят в автономную советскую республику, так же, как это случилось с Эстонией, Латвией и Литвой».Когда смешанная комиссия, задачей которой являлось установить, в каком пункте железная дорога Салла пересечёт границу, собралась на последнее заседание 11 декабря 1940 года, один русский полковник попытался завербовать члена финской делегации, обещая ему блестящую карьеру, «поскольку Финляндия в скором времени войдёт в состав Советского Союза». В феврале 1941 года русские офицеры в Салла говорили своему агенту, выезжавшему в Финляндию: «Капиталистическая Финляндия будет включена в состав Советского Союза уже в этом году, сразу же, как только будет готова железнодорожная ветка Салла».
Советская печать и радио вели жёсткую антифинляндскую пропаганду, которая особо была нацелена на якобы господствующие у нас беспорядки. При этом делались ссылки на блестящие условия в Эстонии. «Финляндско-советское общество за мир и дружбу» делало всё возможное для обработки почвы в Финляндии и его эффективно поддерживало посольство СССР в Хельсинки. Сильно возросло число сотрудников посольства и консульства, многие из них владели финским языком и активно разъезжали по стране, проявляя особый интерес к запретным зонам.
Единственным козырем Финляндии были её оборонительные силы. В целях поднятия обороноспособности велась энергичная работа, и мы добились здесь значительных результатов. Вооружение и иное снаряжение было переведено в мобилизационные пункты, прошла регистрация личных карт. Всеобщая мобилизация теперь стала технически возможна, хотя в вооружении и в готовности промышленности все ещё имелись недостатки. Работа по строительству новых оборонительных рубежей продолжалась по плану, однако Аландский архипелаг оставался открытым для нападения, после того как под контролем русских там были взорваны все оборонительные укрепления.
Контакты с Германией в течение осени и зимы ограничивались лишь заботами о сквозной транспортировке и перевозке грузов. Более близкого соприкосновения не установилось и тогда, когда начальник генштаба генерал-лейтенант Хейнрихс по приглашению германского генерального штаба в феврале-марте прочитал доклад о нашей Зимней войне. За время официального визита докладчика к начальнику германского генштаба генералу Гальдеру, последний мимоходом бросил мысль, что Финляндия и Германия ещё раз, как ив 1918 году, могли бы сражаться вместе и что естественной задачей финской армии было бы наступление на Ленинград. Генерал-лейтенант Хейнрихс резко отверг эту мысль, выразив уверенность в том, что ни правительство, ни главнокомандующий не согласятся на такую операцию, прежде всего потому, что русские постоянно обвиняют Финляндию в угрозе этому городу. Необходимо сказать, что генерал-лейтенанту Хейнрихсу не показали ни плана «Барбаросса», ни каких-либо сопутствующих этому плану документов.
В конце февраля в Хельсинки прибыл начальник штаба немецких оккупационных сил в Норвегии полковник Бушенхаген. В связи со своим положением он пожелал получить возможность ознакомиться с нашими оперативными планами, касающимися Лапландии, а также побеседовать о транспортных линиях и линиях связи в северных районах. Он одновременно дал понять, что Германия не осталась бы пассивным наблюдателем в случае нападения Советского Союза на Финляндию.