Страница:
— Для вас? Вы… не человек?
Лампа неожиданно мигнула, зал осветился, экран стал прозрачным. В кресле, точно в таком же кресле, как и Васинцов, только по ту сторону экрана, сидел человек. Впрочем, назвать его человеком можно было с большой натяжкой, вроде те же две руки, две ноги, голова, но в остальном… Огромные немигающие глаза, черные как смоль, под огромным блестящим лбом. Серая кожа, совершенно гладкая на крупном черепе, дырки на месте носа и ушей, маленький рот…
— Ну и урод, — ужаснулся Васинцов про себя.
— Да, урод, — согласился серый, поглаживая лысину нереально длинным тонким пальцем. — А добавьте сюда, что я не пью и не курю, по бабам не шляюсь, мяса не ем, знаю сто шестьдесят языков, считаю в уме быстрее калькулятора и могу при желании читать ваши мысли, то вы меня должны вообще возненавидеть. Хотя признаюсь, что, с моей точки зрения, в данный момент вы тоже красавцем не кажетесь: бледная кожа с прожилками вен, отвратительные пальцы с растяжками на сочленениях, неровные, огромные зубы, как у хищников, а уродливый нарост над верхней губой, а эти смешные ушные раковины. Я когда впервые ваши уши увидел, так смеялся…
— Что такого смешного в моих ушах? — удивился Васинцов.
— Не ваших, конкретно, а человеческих вообще. То ли дело представители моего вида: кожа ровного серого цвета, без пигментных пятен, пальцы гнутся во все стороны, никаких пульсирующих жилок, никакой растительности. Все очень практично и благородно. Вот честно: любое земное животное — корова или, допустим, енот — на наш взгляд, намного симпатичнее, нежели человек.
— Вы… вы инопланетянин?
— Бред говорите, уважаемый, инопланетян нет и не было, можете уж мне поверить. По крайней мере на Земле. Корабли инопланетные — те да, залетали, но все сплошь автоматы с искусственным интеллектом, и летели они очень долго, много-много лет, на расстояния для вашего разума трудно представимые.
— А для вашего?
— Не ерничайте, спросили — слушайте. Так вот, они летели очень долго, может быть, миллионы лет, может быть, и цивилизаций, их пославших, давно нет. Жизнь — слишком дорогая штука, чтобы встречаться на каждом шагу в огромной вселенной. Так что обломитесь по части братьев по разуму. Впрочем, это к делу не относится, что касается моего внешнего вида… Я родился, если вам интересно, так же, как и вы, в провинциальном роддоме от обычных папы и мамы. Мама теперь такая же, как я, а папа нет, папа остался человеком.
— Значит, вы сами уже не считаете себя людьми?
— А разве я уже не сказал? Какие же мы люди с дырками вместо носов? Человек — это хомо сапиенс. «Человек разумный», с носом, ушными раковинами, с ногтями, с волосами на голове, под мышками и в паху. Кстати, вы мне можете ответить, зачем растут волосы под мышками? Нет? Жаль. А мы, наверное, шибко разумный вид — суперхомо сапиенс.
Это «шибко» так забавно прозвучало из маленького рта серого человечка, что Васинцов хмыкнул.
— И кстати, чего вы так удивились моему внешнему облику? Почему-то хвостатые и зубастые вас больше не удивляют, а я…
— Но зверей я уже видел немало, да их уже и по телевизору показывают, а вас, извините…
Серый кивнул, и в тот же момент с ним начали происходить изменения: кожа посветлела и приобрела оттенок хорошего загара, с затылка на лоб полезли светлые волосики, глаза сузились, стали нормального размера с обычными зрачками, проклюнулся нос, отросли ушки. Интеллигентного вида дядечка в белом халате восседал на кресле за стеклом, он почесал аккуратную бородку, близоруко прищурился, вытащил из кармана и нацепил на нос очки:
— К сожалению, в этой ипостаси без очков ни хрена не вижу. Вас больше устраивает такой ракурс? Можете, кстати, звать меня Олег Миронович. Фамилия Танюков. Ученое звание — доктор наук. Наверняка ведь после нашей беседы кинетесь выяснять мою личность, так что не утруждайтесь. Мы не любим широкой известности.
— «Мы»? Значит, вас много?
— Не так, чтобы очень, но имеется.
— И вы, такие умные, потихоньку управляете миром, а наивные люди думают…
— Люди не такие уж наивные, поверьте мне. Хитрее и лживее человека существо на Земле отыскать трудно. Но, учитывая, что скоро человечество отучится врать, хитрость ему уже может и не помочь. Если хотите знать, мы сейчас только тем и занимаемся, что спасаем этот мир. Вот вас не удивляет, что на фоне всего случившегося, на фоне жутких скандалов и разоблачений в политике и финансах, мировая экономика еще не рухнула и люди продолжают покупать акции, хранить деньги в банках…
— Знаете, я очень слаб в экономике, у меня даже банковской карточки нет, зарплату получаю наличными, сбережения храню в банке… из-под чая.
— Знаю, знаю, жестяная такая, со слониками.
— Приеду, сразу же перепрячу.
— На здоровье. Так вот, я не договорил, мы сейчас только и занимаемся, что спасаем ваш мир от потрясений. Люди и так на грани срыва от торков, а поверьте, даже небольшого потрясения хватит, чтобы рухнула вся мировая экономическая система.
— Ну может, хватит, доктор, сказки рассказывать, наслушались уже. И без ваших экономических систем люди все равно будут покупать хлеб и одежду…
— Да, а еще бензин и телевизоры, водку и курево, презервативы, кстати, тоже. Все, что нужно, чтобы употребить основные инстинкты. Но перестанут мечтать о полете на Марс и о круглых домах, которые всегда смотрят окнами на Солнце.
— Даже ночью?
— Как вы все-таки любите тупики.
— Ладно, хорошо. Сделаем вид, что я вам поверил. Поверил серому человечку, который носит личину человека. Что вы от меня хотите?
— Экий вы все-таки тупой, господин капитан, — удивился доктор. — Неужели вы не поняли, что это не личина, а мое настоящее лицо и тело, но в «сером» варианте я лучше и совершеннее. Мне открывается такое, что обычному человеку никогда не познать и не ощутить. Поймите, мы не конкуренты людям, мы — дети людей, следующий эволюционный вид, наследники и продолжатели культуры и цивилизации…
— Наследнички, мечтающие, чтобы богатый дядюшка поскорее отбросил копыта? Ладно, ладно, где-то я это уже читал или в кино видел. Тогда скажите, почему вам, таким совершенным, требуется моя помощь? Что это за зверь такой, который живет в институте и так вас пугает?
Танюков промолчал, потом тихо сказал:
— Что-то очень сильное, умное и агрессивное. И очень опасное. И вот еще что, вы что-нибудь слышали о Сергиевой Пустыни?
— Пустыни? Это про них по телевизору показывали, какой-то урод там поджог устроил.
— Да, именно.
— А что я могу знать про эту Пустынь?
— Хорошо, значит, предписания еще не получили, ладно, посмотрим…
Танюков снова задергался в своем кресле, очень быстро превратился в «серого человечка», и Васинцов вспомнил, где он видел подобное существо, а потому задал последний вопрос:
— Скажите, доктор, а зачем вы похищаете людей и проводите над ними свои болезненные опыты?
— А откуда вы это взяли?
— Ну, это кино, «Секретные материалы» со Скалли и Малдером. Там были точно такие же, как вы.
— Вы имеете в виду сериал режиссера Криса Картера?
— Вот именно.
— Ох уж этот Картер, руки бы ему поотрывал, честное слово! Кстати, он сам там снялся несколько раз в соответствующем естестве.
Васинцов встряхнул головой и обнаружил, что стоит на лестничной клетке прямо перед своей дверью и сжимает в руках ключи. Часы показывали без четверти двенадцать, лампочки в подъезде ярко горели. Значит, ночь. Васинцов вставил ключ в замочную скважину, толкнул дверь, вошел в квартиру. Из спальни раздавалось монотонное бормотание телевизора, это Милка, та еще полуночница, смотрит все подряд, до самой заставки.
Васинцов повесил куртку на гвоздик, проверил пистолет, удостоверение, телефон — все на месте. Номер последнего входящего звонка стерт. Сам ведь стирал, получается, свой pin-код он никому, никогда… Он переобулся в тапочки и, не включая света, на ощупь пробрался в кухню, открыл холодильник, налил себе полстакана «Столичной». Подумал и наполнил всклянь. Чертовщина какая-то, серые человечки, глазища во всю морду, бред! А может, ничего и не было?
— Генк, а Генк, — позвала Карина из спальни, — это ты? Фу, напугал. Быстро ты обернулся-то.
Он отставил стакан, зашел в спальню. Каринка смотрела очередные телевизионные покаяния. В этот раз на правду пробило какого-то губернатора из глубинки, губернатор оказался примерным семьянином и куда только мог своих ближних и дальних родственников рассовал. В смысле, на тепленькие места в администрации. Теперь вот он плакал и признавался, что знал о злоупотреблениях и воровстве, но как можно было родную кровь обидеть. Плакал он очень умильно, роняя слюну с толстых губ, а подлый и бессовестный телевизионщик чуть ли не в нос ему камеру совал. Карина, подхихикивая, клевала виноград с блюда, устроенного прямо на животе.
— И охота тебе эту муть смотреть? — спросил Васинцов.
— Да ладно тебе, прикольно ведь. Интересней, чем сериал про сопливую любовь. Ну как, опознали его?
— Кого?
— Ну здрасьте, ты же сам сказал, что вызывают в управу опознавать какого-то Кучуру с оперативного отдела. Ну, тебе по телефону позвонили, ты с места сорвался, куртку накинул и…
— Нет, это не он, — на всякий случай соврал Васинцов. — Слышь, Милк, я водочки хряпну?
— Здрасьте… С каких это пор ты по ночам-то водку хлестать начал, да в одну харю?
— Да опознание это, труп уж больно страшный, в лепешку расплющенный…
— Ну тебя, о такой гадости на ночь глядя. Иди жри свою водку, только закуску сам приготовь, мне вставать лениво.
Васинцов вернулся на кухню, сел на табуретку, поставил на стол перед собой стакан, достал из холодильника помидорчик, разрезал его пополам, посолил и задумался. Кто такой Кучура? Какое такое опознание? Ладно, утро вечера мудренее…
Одинцов размазал бычок по пепельнице, включил вентилятор и еще раз пробежался по рапорту глазами.
— Белую горячку решительно отвергаешь?
— Решительно!
— А что-то от тебя «свежачком» попахивает.
— Не, стакан водки я уже потом жахнул, чтобы с катушек не съехать.
— Галлюциногенов, таблеток каких на ночь не принимал?
— Исключено.
— Фамилию, имя этого доктора точно запомнил?
— Обижаете, товарищ полковник.
— Кто-нибудь подтвердить может?
— Только Карина, видела, когда я уходил и когда пришел. Говорит, что отсутствовал я сорок две минуты.
— Ты ей об этом говорил? — и Одинцов указал на листок.
— Зачем? Чтобы она психушку вызвала?
— Резонно. — Одинцов встал, подошел к окну, глянув на улицу, открыл форточку. — Теплеет-то как быстро, и птички орать начали. Лепота!
Полковник отвернулся к природе спиной, снова взгромоздился на кресло, постучал пальцами по столу, потом сказал:
— Допустим, это не галлюцинация и не бред. Допустим, тебя действительно зазомбировали неведомым нам способом, заставили выйти из дому на ночь глядя и куда-то возили, в комнату без окон, без дверей. И там ты с кем-то говорил. Говорил через зеркальное стекло, которое стало обычным, прозрачным. И увидел за ним, за этим стеклом, серого человечка. Не исключено, при нынешнем уровне компьютерной техники, тебе могли и черта лысого показать. Но очень меня удивляет и даже пугает их осведомленность в наших делах. Но ты говоришь, этот серый назвал тебя капитаном? Значит, о твоем повышении он либо не знает, либо просто забыл. В общем, так, Васинцов, иди-ка ты сегодня домой и хорошенько выспись. Я пока все это дело обмозгую, попробую сопоставить с тем, что ты рассказал про своего монаха, и сделаю выводы. И кстати, предупреди своих ребят, скоро у нас серьезная операция по зачистке. Телевизор-то смотришь, так что смекай…
Параллель 5. КИНОФАКТ
Лампа неожиданно мигнула, зал осветился, экран стал прозрачным. В кресле, точно в таком же кресле, как и Васинцов, только по ту сторону экрана, сидел человек. Впрочем, назвать его человеком можно было с большой натяжкой, вроде те же две руки, две ноги, голова, но в остальном… Огромные немигающие глаза, черные как смоль, под огромным блестящим лбом. Серая кожа, совершенно гладкая на крупном черепе, дырки на месте носа и ушей, маленький рот…
— Ну и урод, — ужаснулся Васинцов про себя.
— Да, урод, — согласился серый, поглаживая лысину нереально длинным тонким пальцем. — А добавьте сюда, что я не пью и не курю, по бабам не шляюсь, мяса не ем, знаю сто шестьдесят языков, считаю в уме быстрее калькулятора и могу при желании читать ваши мысли, то вы меня должны вообще возненавидеть. Хотя признаюсь, что, с моей точки зрения, в данный момент вы тоже красавцем не кажетесь: бледная кожа с прожилками вен, отвратительные пальцы с растяжками на сочленениях, неровные, огромные зубы, как у хищников, а уродливый нарост над верхней губой, а эти смешные ушные раковины. Я когда впервые ваши уши увидел, так смеялся…
— Что такого смешного в моих ушах? — удивился Васинцов.
— Не ваших, конкретно, а человеческих вообще. То ли дело представители моего вида: кожа ровного серого цвета, без пигментных пятен, пальцы гнутся во все стороны, никаких пульсирующих жилок, никакой растительности. Все очень практично и благородно. Вот честно: любое земное животное — корова или, допустим, енот — на наш взгляд, намного симпатичнее, нежели человек.
— Вы… вы инопланетянин?
— Бред говорите, уважаемый, инопланетян нет и не было, можете уж мне поверить. По крайней мере на Земле. Корабли инопланетные — те да, залетали, но все сплошь автоматы с искусственным интеллектом, и летели они очень долго, много-много лет, на расстояния для вашего разума трудно представимые.
— А для вашего?
— Не ерничайте, спросили — слушайте. Так вот, они летели очень долго, может быть, миллионы лет, может быть, и цивилизаций, их пославших, давно нет. Жизнь — слишком дорогая штука, чтобы встречаться на каждом шагу в огромной вселенной. Так что обломитесь по части братьев по разуму. Впрочем, это к делу не относится, что касается моего внешнего вида… Я родился, если вам интересно, так же, как и вы, в провинциальном роддоме от обычных папы и мамы. Мама теперь такая же, как я, а папа нет, папа остался человеком.
— Значит, вы сами уже не считаете себя людьми?
— А разве я уже не сказал? Какие же мы люди с дырками вместо носов? Человек — это хомо сапиенс. «Человек разумный», с носом, ушными раковинами, с ногтями, с волосами на голове, под мышками и в паху. Кстати, вы мне можете ответить, зачем растут волосы под мышками? Нет? Жаль. А мы, наверное, шибко разумный вид — суперхомо сапиенс.
Это «шибко» так забавно прозвучало из маленького рта серого человечка, что Васинцов хмыкнул.
— И кстати, чего вы так удивились моему внешнему облику? Почему-то хвостатые и зубастые вас больше не удивляют, а я…
— Но зверей я уже видел немало, да их уже и по телевизору показывают, а вас, извините…
Серый кивнул, и в тот же момент с ним начали происходить изменения: кожа посветлела и приобрела оттенок хорошего загара, с затылка на лоб полезли светлые волосики, глаза сузились, стали нормального размера с обычными зрачками, проклюнулся нос, отросли ушки. Интеллигентного вида дядечка в белом халате восседал на кресле за стеклом, он почесал аккуратную бородку, близоруко прищурился, вытащил из кармана и нацепил на нос очки:
— К сожалению, в этой ипостаси без очков ни хрена не вижу. Вас больше устраивает такой ракурс? Можете, кстати, звать меня Олег Миронович. Фамилия Танюков. Ученое звание — доктор наук. Наверняка ведь после нашей беседы кинетесь выяснять мою личность, так что не утруждайтесь. Мы не любим широкой известности.
— «Мы»? Значит, вас много?
— Не так, чтобы очень, но имеется.
— И вы, такие умные, потихоньку управляете миром, а наивные люди думают…
— Люди не такие уж наивные, поверьте мне. Хитрее и лживее человека существо на Земле отыскать трудно. Но, учитывая, что скоро человечество отучится врать, хитрость ему уже может и не помочь. Если хотите знать, мы сейчас только тем и занимаемся, что спасаем этот мир. Вот вас не удивляет, что на фоне всего случившегося, на фоне жутких скандалов и разоблачений в политике и финансах, мировая экономика еще не рухнула и люди продолжают покупать акции, хранить деньги в банках…
— Знаете, я очень слаб в экономике, у меня даже банковской карточки нет, зарплату получаю наличными, сбережения храню в банке… из-под чая.
— Знаю, знаю, жестяная такая, со слониками.
— Приеду, сразу же перепрячу.
— На здоровье. Так вот, я не договорил, мы сейчас только и занимаемся, что спасаем ваш мир от потрясений. Люди и так на грани срыва от торков, а поверьте, даже небольшого потрясения хватит, чтобы рухнула вся мировая экономическая система.
— Ну может, хватит, доктор, сказки рассказывать, наслушались уже. И без ваших экономических систем люди все равно будут покупать хлеб и одежду…
— Да, а еще бензин и телевизоры, водку и курево, презервативы, кстати, тоже. Все, что нужно, чтобы употребить основные инстинкты. Но перестанут мечтать о полете на Марс и о круглых домах, которые всегда смотрят окнами на Солнце.
— Даже ночью?
— Как вы все-таки любите тупики.
— Ладно, хорошо. Сделаем вид, что я вам поверил. Поверил серому человечку, который носит личину человека. Что вы от меня хотите?
— Экий вы все-таки тупой, господин капитан, — удивился доктор. — Неужели вы не поняли, что это не личина, а мое настоящее лицо и тело, но в «сером» варианте я лучше и совершеннее. Мне открывается такое, что обычному человеку никогда не познать и не ощутить. Поймите, мы не конкуренты людям, мы — дети людей, следующий эволюционный вид, наследники и продолжатели культуры и цивилизации…
— Наследнички, мечтающие, чтобы богатый дядюшка поскорее отбросил копыта? Ладно, ладно, где-то я это уже читал или в кино видел. Тогда скажите, почему вам, таким совершенным, требуется моя помощь? Что это за зверь такой, который живет в институте и так вас пугает?
Танюков промолчал, потом тихо сказал:
— Что-то очень сильное, умное и агрессивное. И очень опасное. И вот еще что, вы что-нибудь слышали о Сергиевой Пустыни?
— Пустыни? Это про них по телевизору показывали, какой-то урод там поджог устроил.
— Да, именно.
— А что я могу знать про эту Пустынь?
— Хорошо, значит, предписания еще не получили, ладно, посмотрим…
Танюков снова задергался в своем кресле, очень быстро превратился в «серого человечка», и Васинцов вспомнил, где он видел подобное существо, а потому задал последний вопрос:
— Скажите, доктор, а зачем вы похищаете людей и проводите над ними свои болезненные опыты?
— А откуда вы это взяли?
— Ну, это кино, «Секретные материалы» со Скалли и Малдером. Там были точно такие же, как вы.
— Вы имеете в виду сериал режиссера Криса Картера?
— Вот именно.
— Ох уж этот Картер, руки бы ему поотрывал, честное слово! Кстати, он сам там снялся несколько раз в соответствующем естестве.
Васинцов встряхнул головой и обнаружил, что стоит на лестничной клетке прямо перед своей дверью и сжимает в руках ключи. Часы показывали без четверти двенадцать, лампочки в подъезде ярко горели. Значит, ночь. Васинцов вставил ключ в замочную скважину, толкнул дверь, вошел в квартиру. Из спальни раздавалось монотонное бормотание телевизора, это Милка, та еще полуночница, смотрит все подряд, до самой заставки.
Васинцов повесил куртку на гвоздик, проверил пистолет, удостоверение, телефон — все на месте. Номер последнего входящего звонка стерт. Сам ведь стирал, получается, свой pin-код он никому, никогда… Он переобулся в тапочки и, не включая света, на ощупь пробрался в кухню, открыл холодильник, налил себе полстакана «Столичной». Подумал и наполнил всклянь. Чертовщина какая-то, серые человечки, глазища во всю морду, бред! А может, ничего и не было?
— Генк, а Генк, — позвала Карина из спальни, — это ты? Фу, напугал. Быстро ты обернулся-то.
Он отставил стакан, зашел в спальню. Каринка смотрела очередные телевизионные покаяния. В этот раз на правду пробило какого-то губернатора из глубинки, губернатор оказался примерным семьянином и куда только мог своих ближних и дальних родственников рассовал. В смысле, на тепленькие места в администрации. Теперь вот он плакал и признавался, что знал о злоупотреблениях и воровстве, но как можно было родную кровь обидеть. Плакал он очень умильно, роняя слюну с толстых губ, а подлый и бессовестный телевизионщик чуть ли не в нос ему камеру совал. Карина, подхихикивая, клевала виноград с блюда, устроенного прямо на животе.
— И охота тебе эту муть смотреть? — спросил Васинцов.
— Да ладно тебе, прикольно ведь. Интересней, чем сериал про сопливую любовь. Ну как, опознали его?
— Кого?
— Ну здрасьте, ты же сам сказал, что вызывают в управу опознавать какого-то Кучуру с оперативного отдела. Ну, тебе по телефону позвонили, ты с места сорвался, куртку накинул и…
— Нет, это не он, — на всякий случай соврал Васинцов. — Слышь, Милк, я водочки хряпну?
— Здрасьте… С каких это пор ты по ночам-то водку хлестать начал, да в одну харю?
— Да опознание это, труп уж больно страшный, в лепешку расплющенный…
— Ну тебя, о такой гадости на ночь глядя. Иди жри свою водку, только закуску сам приготовь, мне вставать лениво.
Васинцов вернулся на кухню, сел на табуретку, поставил на стол перед собой стакан, достал из холодильника помидорчик, разрезал его пополам, посолил и задумался. Кто такой Кучура? Какое такое опознание? Ладно, утро вечера мудренее…
Одинцов размазал бычок по пепельнице, включил вентилятор и еще раз пробежался по рапорту глазами.
— Белую горячку решительно отвергаешь?
— Решительно!
— А что-то от тебя «свежачком» попахивает.
— Не, стакан водки я уже потом жахнул, чтобы с катушек не съехать.
— Галлюциногенов, таблеток каких на ночь не принимал?
— Исключено.
— Фамилию, имя этого доктора точно запомнил?
— Обижаете, товарищ полковник.
— Кто-нибудь подтвердить может?
— Только Карина, видела, когда я уходил и когда пришел. Говорит, что отсутствовал я сорок две минуты.
— Ты ей об этом говорил? — и Одинцов указал на листок.
— Зачем? Чтобы она психушку вызвала?
— Резонно. — Одинцов встал, подошел к окну, глянув на улицу, открыл форточку. — Теплеет-то как быстро, и птички орать начали. Лепота!
Полковник отвернулся к природе спиной, снова взгромоздился на кресло, постучал пальцами по столу, потом сказал:
— Допустим, это не галлюцинация и не бред. Допустим, тебя действительно зазомбировали неведомым нам способом, заставили выйти из дому на ночь глядя и куда-то возили, в комнату без окон, без дверей. И там ты с кем-то говорил. Говорил через зеркальное стекло, которое стало обычным, прозрачным. И увидел за ним, за этим стеклом, серого человечка. Не исключено, при нынешнем уровне компьютерной техники, тебе могли и черта лысого показать. Но очень меня удивляет и даже пугает их осведомленность в наших делах. Но ты говоришь, этот серый назвал тебя капитаном? Значит, о твоем повышении он либо не знает, либо просто забыл. В общем, так, Васинцов, иди-ка ты сегодня домой и хорошенько выспись. Я пока все это дело обмозгую, попробую сопоставить с тем, что ты рассказал про своего монаха, и сделаю выводы. И кстати, предупреди своих ребят, скоро у нас серьезная операция по зачистке. Телевизор-то смотришь, так что смекай…
Параллель 5. КИНОФАКТ
Зверь очнулся, прислушался к своим чувствам, попробовал пошевелиться. Нет, он слаб, он еще ужасно слаб, он не может двинуть ни одной лапой, хвоста не чувствует, его легким не хватает воздуха. Но он жив, он жив — и это главное. Он соберется с силами, он просто не может умереть, не выполнив главного предназначения. Он потерпит боль, он залижет раны. Главное — что он жив!
— Как жив, Глебыч? Вижу, ты уже молодцом! — Клюев продемонстрировал авоську с мандаринами и видеокассеты в пластиковом пакете. Принес тебе дальше просвещаться, сополатников пугать. Тут про оборотней, тут последняя серия «Кошмаров на улице Вязов», этот Крюгер уже в России окаянствует, его в конце комбайном «Дон» переедут.
Белов пожал руку коллеге, кивнул, куда поставить гостинцы.
— Ну, как дела на работе?
— Все путем, тебя к награде представляют за раскрытие, остальных премировали. Так что с нас магарыч. И вот ты просил узнать про этого режиссера — поляка, мой старший залез в Интернет, твою писульку отослал, и вот письмо от него пришло…
Васинцов быстро прочитал: знаменитый польский режиссер Лев Домбровский сообщал, что уже заказал билет по линии «Аэрофлота» и намеревается навестить господина Белова так быстро, как сможет. Ну и дела.
Щупленький, но удивительно обаятельный мужчина, уже войдя в палату, постучался элегантной тростью о дверь и широко улыбнулся, еще раз доказав всем преимущества западной стоматологии. Быстро пробежав глазами больных, он направился к кровати Белова, присел на краешек стула и сказал почти без акцента:
— Если не ошибаюсь, вы и есть тот самый истребитель оборотней?
— Да, но это слишком громко сказано. Оборотень был всего один, и нельзя сказать, что это именно я его истребил. А вы хорошо говорите по-русски.
— В этом нет ничего удивительного. Мои корни идут из России, точнее — из Сибири. Самое удивительное, что все мужчины нашего рода воевали с русскими и все женились на русских женщинах. Прапрапрадед мой воевал в армии Костюшко с чудо-богатырями Суворова, был пленен, женился на русской боярыне. Прапрадед вместе с войсками Наполеона в составе польского корпуса входил в Москву, под Березиной был ранен, пленен, женился на русской княжне — подруге Натальи Гончаровой, да-да, той самой. Прадед Тухачевского громил, женился на пленной комиссарше, дед в тридцать девятом безусым капралом доблестную Красную Армию встречал из противотанковой пушки на левобережной Украине. Катынь он пережил, но угодил в Сибирь, в лагеря. Там и женился на простой казачке. И даже отец хоть и уехал в США, где в качестве агента ЦРУ боролся с советской идеологией, и тот женился на русской студентке, с которой познакомился на фестивале молодежи в Москве. Вот ирония судьбы, да?
— А вы?
— И я тоже. Судился с вашим кинопрокатом за пиратство и влюбился в русскую адвокатшу от противной стороны. Через год женился, значит, судьба.
— Забавно, целый сюжет для фильма, связь судеб и поколений на протяжении целой эпохи.
— Да? — задумался режиссер, достал из кармана блокнотик в золотой обложке и что-то туда чиркнул. — Так как вам понравился мой фильм?
— Фильм — говно, — откровенно сказал Васинцов, — но вот оборотень…
— Я все-таки начинаю понимать, почему все Домбровские женятся на русских. Вы все очень непосредственны и лепите матку-бозку прямо…
— Правду-матку, — поправил Васинцов.
— Да-да, «правду-матку». Так что вам понравилось в моем оборотне?
— Его внешний вид и… мотивация.
— Мотивация?
— Да, ваш оборотень убивает не потому, что просто хочет убивать, он у вас влюблен. Почему?
— Знаете что, Борис… э-э… Глеповитш, вы мне нравитесь, и я хочу вам рассказать одну историю. Вы знаете, что означает имя Лев?
— Лев? Царь зверей?
— А Александр?
— Ну, Саша.
— Александр — тоже царское имя, величайшим царем и поныне считается царь Александр Великий — Македонский. Ваши цари тоже любили это имя. Так вот, моего деда звали Александр, он хотел, чтобы и сына его звали Александром. Ничего в этом нет предосудительного, но времена были суровые, особенно в царской России, и еще более особенно, на каторге в Сибири. Так вот, когда мой батюшка родился, дед находился в карцере, у него всегда были проблемы с поведением, а соседи-мужчины с Домбровскими не водились, он хоть и был борцом с самодержавием, но с польскими националистами поселенцы не дружили. Вся проблема была в том, что в поселении не было католического попа, и идти следовало к центральному поселению, верст десять через лес. А в лесу волки, страшно, но дитя крестить надо. Вот кто-то и надоумил баб, собравшихся в путь, пугать волков именем царя зверей.
Вот едут крестный папа с крестной мамой на дровнях, от страху трясутся, а бабы факелами машут и повторяют, как попки: «Лев! Лев! Лев!» И что вы думаете, не тронули их волки, добрались благополучно. Но вот на крещении неувязка произошла. То ли польский ксендз отказался понимать русскую речь (он ведь тоже из поселенцев был), то ли бабы со страху напутали, но окрестили моего деда Львом Александровичем, Левой. С тех пор в нашей семье и повелось — либо Лев Александрович, либо Александр Львович. Вот так.
— Хорошая история. А при чем здесь оборотень?
— А при том, что такой же волк, как в моем фильме, повадился ходить на поселение и отираться около дома, где проживала моя прабабка с прадедом, ну и с дедом новорожденным. Страсть как любил волк мою прабабку, а она, чего скрывать, была настоящей красавицей и сама в Сибирь за мужем поехала. А когда прадед все же оборотня одолел, в капкан его поймал и пристрелил, оказался он царским урядником. Эта история стала легендой в нашей семье, ее передавали из поколения в поколение. Есть старинные фотографии даже: волчий капкан, а в нем царский урядник. Не сносить бы прадеду головы, упекли бы его пожизненно за убийство урядника, но уж больно много свидетелей видели волка, превратившегося в человека. Надо отдать должное русским, они могли солгать приставу, но перед лицом Господа, как правило, говорили правду. Прадеда оправдали.
— Так, значит, этот фильм — история вашего прадеда, перенесенная на современный лад?
— Не совсем. Я сам видел оборотня.
— Вы сами?
— Да, пять лет назад меня пригласил ваш «Мосфильм» и кинопрокатный концерн, который решил пойти на мировую. Я всегда мечтал посмотреть Россию, Сибирь, родину моих предков. И я поехал туда к вашему городу Новосибирску. Встретили очень хорошо, водка, икра, блины, тройки с бубенцами. И повезли нас с молодой женой в тот самый поселок, где прадед мой отбывал поселение. Нет, я, конечно, понимаю, что староват для Марии, Машеньки, но стараюсь компенсировать свой возраст щедрыми подарками и ни в чем ей не отказываю, кроме одного. Видите этот скромный перстенек? Да, это изумруд, но необычный, замечаете его голубой оттенок?
— Я не силен по части драгоценных камней.
— Да, но это не так важно. Так вот, этот перстень необычный, он переходит в семье от отца к сыну еще со времен моего прапрадеда. Это из приданого его невесты, той самой русской княжны. Есть легенда, что камень этот, помимо прочего, защищает к тому же от волков и от оборотней. И если верить моему прадеду, именно этот перстень спас их однажды, когда они заблудились в степи во время разыгравшейся не на шутку метели. Вы спросите, какое отношение это имеет к фильму?
— Я уже догадываюсь…
— И совершенно правильно делаете. Староста того самого поселка, куда нас привезли с женой, сначала затрясся, увидев Марию, а потом чуть в обморок не свалился, когда увидел меня, вернее, этот перстень. Я впервые в жизни увидел, как меняется цвет глаз у человека с голубого на желтый. Мы пробыли в этом поселке три дня, даже ловили рыбу на льду, это так забавно, но каждую ночь он приходил к нашему дому и выл от страсти.
— Кто, староста?
— Нет, волк. Огромный волк-оборотень. Я видел его, ясно видел в ярком свете луны, сжимая в руках охотничий карабин. Маша смеялась, называла меня… как это по-русски, «писун»?
— Ссыкун.
— Вот-вот, «ссыкун», но я не обижался, я понимал, что вижу оборотня, настоящего сибирского оборотня. Перед самым отъездом я снял перстень и пошел к нему в управу. Он не стал отпираться, он признался, что оборотень, признался, что сгорает от страсти к моей жене…
— Вы так просто об этом говорите…
— Да? Но тогда это показалось мне естественным. Я предложил ему сделку, он поедет со мной в Штаты, снимется в моем фильме, а я позволю ему иногда видеть Марию.
— Вы понимали, чем рисковали?
— Это бизнес, молодой человек. Просто бизнес. Мои дела тогда шли плохо, поэтому и пришлось судиться с вашим кинопрокатом. И если уж совсем откровенно — режиссер из меня совсем посредственный, но… Но я угадал с главным героем, и этот фильм сделал меня знаменитым…
— Что? Вы сняли в фильме настоящего оборотня?
— Да…
— А эти жертвы, кровь, трупы?
— Успокойтесь, все это голливудские штучки — я вполне добропорядочный и законопослушный американец. А вот что касается оборотня, то он играл вполне искренне. Помните, когда он гонится по шоссе за машиной? Догадываетесь, кто в ней сидел?
— А что Мария?
— Она даже не догадывалась, что идет съемка, она сидела рядом со мной на пассажирском кресле и притоптывала ножкой в такт музыке из автомобильных колонок. А я смотрел в зеркальце заднего вида и молился, чтобы оператор не наложил в штаны и не прекратил съемку. Он выдержал, правда, потом долго лечился в психушке, очень дорогой психушке.
— Он, этот зверь, снимался во всех ваших остальных фильмах?
— Да, почти.
— Что значит почти?
— Во время третьего фильма я его пристрелил.
— Что???
— Пристрелил, когда застал его с Марией.
— Вы — сумасшедший!
— Да, наверное. Помните ту сцену, где зверь насилует молодую девушку у бассейна?
— Это… это была ваша жена?
— Да, это была Мария.
— Вы… вы отдали ее на растерзание оборотню ради своего долбаного фильма?
— Нет, это было бы слишком просто. Я ведь любил Марию, как говорится, лебединая песня, любил, несмотря на ее постоянные измены, несмотря на то что ей от меня нужны были только деньги. От нее я требовал лишь одного, чтобы она никогда не снимала с пальца этого перстня. Но она меня не послушалась, у нее была такая дурная привычка, снимать с себя кольца, украшения перед душем или бассейном. Говорила что-то о трудном детстве, что мама на последние деньги купила ей простенькое золотое колечко, и оно соскочило с ее пальца во время сдачи зачетов по плаванию в школьном бассейне. Его так и не нашли, то ли смыло в водозабор, то ли попросту украли. Она так переживала и после этого все золото перед водными процедурами непременно снимала.
— Он выследил ее?
— Скорее всего она сама его пригласила в дом. Я замечал, что ей нравился этот красивый русский из съемочной группы, мне пришлось оформить его осветителем. Еще бы, он так на нее смотрел!
— Послушайте, не считайте меня за идиота. Я могу отличить профессиональную съемку от того, что пишется на камеру слежения.
— А кто сказал про камеру слежения? Мой двор, как и весь дом, давно превращен в самую современную студию. Вы знаете, Борис, она любила заниматься любовью при ярком свете и записывать все на камеру. Может быть, хотела мне досадить, может, просто нравилось, но у меня штук пять кассет, где она трахалась с разными мужчинами, белыми, черными, азиатами, однажды эта сучка соблазнила даже иудейского раввина с пейсами.
— У вас были странные семейные отношения.
— Согласен, но я любил Марию. Можете верить, можете — нет. Я сразу забеспокоился, когда не увидел Алексея на съемочной площадке и когда Мария не подняла трубки телефона дома. Я бросился в машину, но опоздал, он уже разорвал ее своим огромным… В общем, вы понимаете, мне оставалось только пристрелить его, когда он, весь обрызганный кровью, бросился на меня…
— А карабин вы всегда возите с собой в машине. Так, на всякий случай.
— О Господи, в России такие проницательные менты, что же у вас до сих пор так высока преступность?
— Ладно, оставим вашу личную жизнь в покое. Вы приехали, чтобы еще раз глянуть на оборотня? Вы задумали новый фильм и ищете исполнителя главной роли? Или ваша новая жена тоже любит трахаться с неграми перед камерой, а потом подсовывает вам кассеты?
— А вы жестоки, хоть в мире и болтают о загадочной русской душе. Я вдовец, и уже до конца, можете не сомневаться. Я приехал, чтобы помочь вам и той девушке, что стала предметом страсти оборотня.
— К сожалению, вы опоздали, помощь уже не требуется, оборотень мертв.
— Вы уверены? А вы знаете, что после смерти Алексея там, в Лос-Анджелесе, появился «пляжный маньяк»? Двенадцать красивых женщин за три месяца, все жертвы убиты во время полнолуния, все изнасилованы и изуродованы.
— Вы считаете, что оборотень мог остаться в живых?
— Я боюсь, что это заразно…
— И он…
— Оборотень редко меняет объект страсти. Я боюсь, что вашей Галине по-прежнему угрожает опасность…
Он странно смотрелся, этот американский поляк в дорогущем клубном пиджаке, с тросточкой, с платком на шее на дворе обычного русского дома с резным крылечком. Ранняя весна в русской глубинке — отнюдь не лучшее время, уже нет той загадочной прелести русской зимы, а до райских майских денечков еще далековато. Раскисший снег, пробивающиеся из-под него бугорки скользкой глины, оттаявший мусор. В общем, на фоне всего этого Домбровский выглядел инопланетянином.
* * *
Этот фильм Белов смотрел уже в пятый раз подряд, он уже выучил почти наизусть все диалоги героев, знал до деталей очередность сцен. Старый американский фильм про оборотней. Оборотень-волк сначала терроризирует небольшой американский городок, потом перебирается в Нью-Йорк за полюбившейся ему красоткой и отрывает там башки всем подряд. Так, не очень бюджетный ужастик, но вот оборотень… Оборотень там получился как настоящий. И глаза, где этот режиссер мог видеть такие глаза?— Как жив, Глебыч? Вижу, ты уже молодцом! — Клюев продемонстрировал авоську с мандаринами и видеокассеты в пластиковом пакете. Принес тебе дальше просвещаться, сополатников пугать. Тут про оборотней, тут последняя серия «Кошмаров на улице Вязов», этот Крюгер уже в России окаянствует, его в конце комбайном «Дон» переедут.
Белов пожал руку коллеге, кивнул, куда поставить гостинцы.
— Ну, как дела на работе?
— Все путем, тебя к награде представляют за раскрытие, остальных премировали. Так что с нас магарыч. И вот ты просил узнать про этого режиссера — поляка, мой старший залез в Интернет, твою писульку отослал, и вот письмо от него пришло…
Васинцов быстро прочитал: знаменитый польский режиссер Лев Домбровский сообщал, что уже заказал билет по линии «Аэрофлота» и намеревается навестить господина Белова так быстро, как сможет. Ну и дела.
Щупленький, но удивительно обаятельный мужчина, уже войдя в палату, постучался элегантной тростью о дверь и широко улыбнулся, еще раз доказав всем преимущества западной стоматологии. Быстро пробежав глазами больных, он направился к кровати Белова, присел на краешек стула и сказал почти без акцента:
— Если не ошибаюсь, вы и есть тот самый истребитель оборотней?
— Да, но это слишком громко сказано. Оборотень был всего один, и нельзя сказать, что это именно я его истребил. А вы хорошо говорите по-русски.
— В этом нет ничего удивительного. Мои корни идут из России, точнее — из Сибири. Самое удивительное, что все мужчины нашего рода воевали с русскими и все женились на русских женщинах. Прапрапрадед мой воевал в армии Костюшко с чудо-богатырями Суворова, был пленен, женился на русской боярыне. Прапрадед вместе с войсками Наполеона в составе польского корпуса входил в Москву, под Березиной был ранен, пленен, женился на русской княжне — подруге Натальи Гончаровой, да-да, той самой. Прадед Тухачевского громил, женился на пленной комиссарше, дед в тридцать девятом безусым капралом доблестную Красную Армию встречал из противотанковой пушки на левобережной Украине. Катынь он пережил, но угодил в Сибирь, в лагеря. Там и женился на простой казачке. И даже отец хоть и уехал в США, где в качестве агента ЦРУ боролся с советской идеологией, и тот женился на русской студентке, с которой познакомился на фестивале молодежи в Москве. Вот ирония судьбы, да?
— А вы?
— И я тоже. Судился с вашим кинопрокатом за пиратство и влюбился в русскую адвокатшу от противной стороны. Через год женился, значит, судьба.
— Забавно, целый сюжет для фильма, связь судеб и поколений на протяжении целой эпохи.
— Да? — задумался режиссер, достал из кармана блокнотик в золотой обложке и что-то туда чиркнул. — Так как вам понравился мой фильм?
— Фильм — говно, — откровенно сказал Васинцов, — но вот оборотень…
— Я все-таки начинаю понимать, почему все Домбровские женятся на русских. Вы все очень непосредственны и лепите матку-бозку прямо…
— Правду-матку, — поправил Васинцов.
— Да-да, «правду-матку». Так что вам понравилось в моем оборотне?
— Его внешний вид и… мотивация.
— Мотивация?
— Да, ваш оборотень убивает не потому, что просто хочет убивать, он у вас влюблен. Почему?
— Знаете что, Борис… э-э… Глеповитш, вы мне нравитесь, и я хочу вам рассказать одну историю. Вы знаете, что означает имя Лев?
— Лев? Царь зверей?
— А Александр?
— Ну, Саша.
— Александр — тоже царское имя, величайшим царем и поныне считается царь Александр Великий — Македонский. Ваши цари тоже любили это имя. Так вот, моего деда звали Александр, он хотел, чтобы и сына его звали Александром. Ничего в этом нет предосудительного, но времена были суровые, особенно в царской России, и еще более особенно, на каторге в Сибири. Так вот, когда мой батюшка родился, дед находился в карцере, у него всегда были проблемы с поведением, а соседи-мужчины с Домбровскими не водились, он хоть и был борцом с самодержавием, но с польскими националистами поселенцы не дружили. Вся проблема была в том, что в поселении не было католического попа, и идти следовало к центральному поселению, верст десять через лес. А в лесу волки, страшно, но дитя крестить надо. Вот кто-то и надоумил баб, собравшихся в путь, пугать волков именем царя зверей.
Вот едут крестный папа с крестной мамой на дровнях, от страху трясутся, а бабы факелами машут и повторяют, как попки: «Лев! Лев! Лев!» И что вы думаете, не тронули их волки, добрались благополучно. Но вот на крещении неувязка произошла. То ли польский ксендз отказался понимать русскую речь (он ведь тоже из поселенцев был), то ли бабы со страху напутали, но окрестили моего деда Львом Александровичем, Левой. С тех пор в нашей семье и повелось — либо Лев Александрович, либо Александр Львович. Вот так.
— Хорошая история. А при чем здесь оборотень?
— А при том, что такой же волк, как в моем фильме, повадился ходить на поселение и отираться около дома, где проживала моя прабабка с прадедом, ну и с дедом новорожденным. Страсть как любил волк мою прабабку, а она, чего скрывать, была настоящей красавицей и сама в Сибирь за мужем поехала. А когда прадед все же оборотня одолел, в капкан его поймал и пристрелил, оказался он царским урядником. Эта история стала легендой в нашей семье, ее передавали из поколения в поколение. Есть старинные фотографии даже: волчий капкан, а в нем царский урядник. Не сносить бы прадеду головы, упекли бы его пожизненно за убийство урядника, но уж больно много свидетелей видели волка, превратившегося в человека. Надо отдать должное русским, они могли солгать приставу, но перед лицом Господа, как правило, говорили правду. Прадеда оправдали.
— Так, значит, этот фильм — история вашего прадеда, перенесенная на современный лад?
— Не совсем. Я сам видел оборотня.
— Вы сами?
— Да, пять лет назад меня пригласил ваш «Мосфильм» и кинопрокатный концерн, который решил пойти на мировую. Я всегда мечтал посмотреть Россию, Сибирь, родину моих предков. И я поехал туда к вашему городу Новосибирску. Встретили очень хорошо, водка, икра, блины, тройки с бубенцами. И повезли нас с молодой женой в тот самый поселок, где прадед мой отбывал поселение. Нет, я, конечно, понимаю, что староват для Марии, Машеньки, но стараюсь компенсировать свой возраст щедрыми подарками и ни в чем ей не отказываю, кроме одного. Видите этот скромный перстенек? Да, это изумруд, но необычный, замечаете его голубой оттенок?
— Я не силен по части драгоценных камней.
— Да, но это не так важно. Так вот, этот перстень необычный, он переходит в семье от отца к сыну еще со времен моего прапрадеда. Это из приданого его невесты, той самой русской княжны. Есть легенда, что камень этот, помимо прочего, защищает к тому же от волков и от оборотней. И если верить моему прадеду, именно этот перстень спас их однажды, когда они заблудились в степи во время разыгравшейся не на шутку метели. Вы спросите, какое отношение это имеет к фильму?
— Я уже догадываюсь…
— И совершенно правильно делаете. Староста того самого поселка, куда нас привезли с женой, сначала затрясся, увидев Марию, а потом чуть в обморок не свалился, когда увидел меня, вернее, этот перстень. Я впервые в жизни увидел, как меняется цвет глаз у человека с голубого на желтый. Мы пробыли в этом поселке три дня, даже ловили рыбу на льду, это так забавно, но каждую ночь он приходил к нашему дому и выл от страсти.
— Кто, староста?
— Нет, волк. Огромный волк-оборотень. Я видел его, ясно видел в ярком свете луны, сжимая в руках охотничий карабин. Маша смеялась, называла меня… как это по-русски, «писун»?
— Ссыкун.
— Вот-вот, «ссыкун», но я не обижался, я понимал, что вижу оборотня, настоящего сибирского оборотня. Перед самым отъездом я снял перстень и пошел к нему в управу. Он не стал отпираться, он признался, что оборотень, признался, что сгорает от страсти к моей жене…
— Вы так просто об этом говорите…
— Да? Но тогда это показалось мне естественным. Я предложил ему сделку, он поедет со мной в Штаты, снимется в моем фильме, а я позволю ему иногда видеть Марию.
— Вы понимали, чем рисковали?
— Это бизнес, молодой человек. Просто бизнес. Мои дела тогда шли плохо, поэтому и пришлось судиться с вашим кинопрокатом. И если уж совсем откровенно — режиссер из меня совсем посредственный, но… Но я угадал с главным героем, и этот фильм сделал меня знаменитым…
— Что? Вы сняли в фильме настоящего оборотня?
— Да…
— А эти жертвы, кровь, трупы?
— Успокойтесь, все это голливудские штучки — я вполне добропорядочный и законопослушный американец. А вот что касается оборотня, то он играл вполне искренне. Помните, когда он гонится по шоссе за машиной? Догадываетесь, кто в ней сидел?
— А что Мария?
— Она даже не догадывалась, что идет съемка, она сидела рядом со мной на пассажирском кресле и притоптывала ножкой в такт музыке из автомобильных колонок. А я смотрел в зеркальце заднего вида и молился, чтобы оператор не наложил в штаны и не прекратил съемку. Он выдержал, правда, потом долго лечился в психушке, очень дорогой психушке.
— Он, этот зверь, снимался во всех ваших остальных фильмах?
— Да, почти.
— Что значит почти?
— Во время третьего фильма я его пристрелил.
— Что???
— Пристрелил, когда застал его с Марией.
— Вы — сумасшедший!
— Да, наверное. Помните ту сцену, где зверь насилует молодую девушку у бассейна?
— Это… это была ваша жена?
— Да, это была Мария.
— Вы… вы отдали ее на растерзание оборотню ради своего долбаного фильма?
— Нет, это было бы слишком просто. Я ведь любил Марию, как говорится, лебединая песня, любил, несмотря на ее постоянные измены, несмотря на то что ей от меня нужны были только деньги. От нее я требовал лишь одного, чтобы она никогда не снимала с пальца этого перстня. Но она меня не послушалась, у нее была такая дурная привычка, снимать с себя кольца, украшения перед душем или бассейном. Говорила что-то о трудном детстве, что мама на последние деньги купила ей простенькое золотое колечко, и оно соскочило с ее пальца во время сдачи зачетов по плаванию в школьном бассейне. Его так и не нашли, то ли смыло в водозабор, то ли попросту украли. Она так переживала и после этого все золото перед водными процедурами непременно снимала.
— Он выследил ее?
— Скорее всего она сама его пригласила в дом. Я замечал, что ей нравился этот красивый русский из съемочной группы, мне пришлось оформить его осветителем. Еще бы, он так на нее смотрел!
— Послушайте, не считайте меня за идиота. Я могу отличить профессиональную съемку от того, что пишется на камеру слежения.
— А кто сказал про камеру слежения? Мой двор, как и весь дом, давно превращен в самую современную студию. Вы знаете, Борис, она любила заниматься любовью при ярком свете и записывать все на камеру. Может быть, хотела мне досадить, может, просто нравилось, но у меня штук пять кассет, где она трахалась с разными мужчинами, белыми, черными, азиатами, однажды эта сучка соблазнила даже иудейского раввина с пейсами.
— У вас были странные семейные отношения.
— Согласен, но я любил Марию. Можете верить, можете — нет. Я сразу забеспокоился, когда не увидел Алексея на съемочной площадке и когда Мария не подняла трубки телефона дома. Я бросился в машину, но опоздал, он уже разорвал ее своим огромным… В общем, вы понимаете, мне оставалось только пристрелить его, когда он, весь обрызганный кровью, бросился на меня…
— А карабин вы всегда возите с собой в машине. Так, на всякий случай.
— О Господи, в России такие проницательные менты, что же у вас до сих пор так высока преступность?
— Ладно, оставим вашу личную жизнь в покое. Вы приехали, чтобы еще раз глянуть на оборотня? Вы задумали новый фильм и ищете исполнителя главной роли? Или ваша новая жена тоже любит трахаться с неграми перед камерой, а потом подсовывает вам кассеты?
— А вы жестоки, хоть в мире и болтают о загадочной русской душе. Я вдовец, и уже до конца, можете не сомневаться. Я приехал, чтобы помочь вам и той девушке, что стала предметом страсти оборотня.
— К сожалению, вы опоздали, помощь уже не требуется, оборотень мертв.
— Вы уверены? А вы знаете, что после смерти Алексея там, в Лос-Анджелесе, появился «пляжный маньяк»? Двенадцать красивых женщин за три месяца, все жертвы убиты во время полнолуния, все изнасилованы и изуродованы.
— Вы считаете, что оборотень мог остаться в живых?
— Я боюсь, что это заразно…
— И он…
— Оборотень редко меняет объект страсти. Я боюсь, что вашей Галине по-прежнему угрожает опасность…
Он странно смотрелся, этот американский поляк в дорогущем клубном пиджаке, с тросточкой, с платком на шее на дворе обычного русского дома с резным крылечком. Ранняя весна в русской глубинке — отнюдь не лучшее время, уже нет той загадочной прелести русской зимы, а до райских майских денечков еще далековато. Раскисший снег, пробивающиеся из-под него бугорки скользкой глины, оттаявший мусор. В общем, на фоне всего этого Домбровский выглядел инопланетянином.