Страница:
— Ваааааааау! — подхватила массовка. — Ууууууу, — загудел зал, когда камера показала крупно звериную морду с мощными белыми клыками без намордника.
— Михаил Тарутин, дипломированный ловец!
— Вааааау!
— И наконец, командир спецподразделения «ГРИФ» подполковник Васинцов.
— Ааааааааааа, — взревел зал еще громче.
— Вот как, а меня, оказывается, любят, — усмехнулся Васинцов.
Васинцов соображал, что на фоне своих собеседников он выглядит совершенным идиотом. Доктор Танюков довольно убедительно вещал о человеческом социуме, неожиданно для себя столкнувшемся с иным социумом, с иной моралью, и о последствиях этого столкновения для человеческой цивилизации. Звероподобный Гнашевич уже дважды давал ведущей и девушке из зала дернуть себя за шерсть и пощупать уши — зрители в зале просто не верили, что зверь может так складно рассуждать о высоких материях и даже цитировать классиков на латыни и французском. Ловец Мишка поражал захватывающими историями о схватках один на один с самыми лютыми зверьми. И только Васинцов отвечал на каверзные вопросы ведущей либо бессвязно, либо односложно. Вот и теперь:
— Скажите, Геннадий Николаевич, — зловещим шепотом начала ведущая, — а каково это, идти на зверя? Что вы чувствуете, когда видите нечеловека?
— Я чувствую ответственность за выполнение задания, — брякнул Васинцов. — Я вижу зверя и знаю, что он опасен для людей, и я должен не допустить этой опасности.
— Вам приходилось убивать? — после отлично выдержанной паузы спросила ведущая.
— Да, и не раз. Но я убивал зверей.
— Вы убивали, защищаясь?
— Не всегда, нередко мы получали задание уничтожить зверя, как уничтожают бешеную собаку.
— Но нажимая на курок… вы представляете себе, что зверь — это вчерашний человек, что у него есть родные, близкие…
— Уважаемая Елена, если вы, допустим, сегодня поздней ночью будете возвращаться домой по темной улице и услышите за спиной шаги чикатила, увидите его оскаленную морду, вы вряд ли вспомните, что у него есть жена и дети. Поверьте, у вас возникнут совершенно иные чувства.
Елена Антоновна снисходительно улыбнулась. Васинцов сообразил, что сморозил очередную глупость, вряд ли эта теледива знает, что такое возвращаться домой по темному переулку. Скорее всего персональный шофер ее подвозит прямо к подъезду собственного особняка, напичканного всеми мыслимыми системами «противозверинки», кои в изобилии продаются в спецмагазинах.
— И вы считаете, что в отношениях со зверем может быть только один довод — ваша винтовка? — продолжала допытываться ведущая.
— Знаете, — устало сказал Васинцов, — в дикой природе тоже много обычных зверей, есть бобры, лисы, слоны, бегемоты, львы, крокодилы. Они живут, едят, размножаются. И у нас нет к ним особых претензий, скорее у них претензии к нам, людям, которые вытесняют диких животных из их привычных мест обитания, отнимают у зверей шкуры, чтобы сшить одежду или шапки. В природе дикий зверь не опасен, если его не трогать. Есть, правда, еще волки, и они порой приносят людям вред, нападая на скот. Тогда на них объявляется охота. Так вот, сами подумайте, что будет, если дикий зверь попадет в большой город? Сколько времени он может бороться со своими инстинктами, пока не нападет на человека? И если вы хотите знать мое мнение, мои доводы, то они таковы: звери должны жить отдельно от людей, так будет лучше нам всем.
— Довольно странно слышать такое от… специалиста, который по роду службы должен зверей ненавидеть. И который получает зарплату как раз за отлов нелюдей. Скажите, вы много зарабатываете?
— Наверное, все же меньше вас, — ответил Васинцов, и зал одобрительно загудел…
— Хорошо, а теперь послушаем, что думают зрители, которые смотрят нас на улицах перед гигантскими экранами. Итак, наша камера работает на Манежной площади. Владимир, вы в эфире… Владимир? Вы меня слышите?
Вместо Владимира на гигантском экране возникла морда зверя. Крупного матерого зверя. Зал охнул, дежурная улыбка с лица ведущей слетела. Видимо, это в сценарии передачи не предусматривалось. Камера отъехала, зверь в роскошном кожаном плаще сидел на парапете у фонтана и покачивал лапой, одетой в дорогие туфли, у ног его смешно дрыгался связанный телевизионщик, видимо, тот самый Владимир. Морда зверя показалась Васинцову очень знакомой. Да ведь это Артур Гнашевич, тот самый неуловимый зверь, за которым так упорно гоняется эфэсбэшник Кочетов, тот самый Артур — родной брат Роберта, сидевшего здесь же, в студии.
— Добрый вечер, господа! — улыбнулся он, показав крупные белые клыки. — Извиняюсь, но мы были вынуждены чуть-чуть изменить сценарий, на улице пошел дождь и мы решили спуститься вниз, под землю, и прихватили камеру вместе с режиссером. Да, господа, мы под землей, мы в «Манеже», самом престижном торговом центре столицы, можете, кстати, после передачи выставить им счет за халявную рекламу. Вы знаете, москвичи оказались не столь радушными и гостеприимными хозяевами, а некоторые даже попытались в нас стрелять. А мы-то всего и хотели, что просто высказаться в прямом эфире, ну почему всем можно, а нам нельзя?
Камера крупно показала тело в форме охранника у входа в торговый зал. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — человек мертв, из-под головы его вытекала лужица бурого цвета. Остальные охранники стояли на коленях с заложенными за головы руками, лица у некоторых носили следы побоев.
— Нам пришлось объяснить господам, что надо быть приветливыми и уважать покупателей любого вида. Чем мы хуже, разве у нас не такие же рубли? — Гнашевич кивнул, и его помощник в таком же плаще несколько театрально раскрыл сумку. В сумке (крупный план) ясно виднелись пачки новеньких сторублевок. — И еще, очаровательная Елена, очень прошу не лишать нас эфира, а то могут пострадать невинные, — и Гнашевич кивнул в сторону людей, сидевших вдоль блестящих витрин. (Крупный ракурс — испуганная девочках в объятиях заплаканной женщины на фоне витрины с кожаными сумочками, ценники с тремя нулями и подписями «новыми».)
— У нас есть еще несколько сумок, и в них нечто удивительно взрывное, — продолжал Гнашевич, и второй помощник раскрыл сумку с длинными серыми цилиндрами, перевязанными красным шнуром. — Предупреждаю, что двери этого превосходного заведения заминированы, и любая попытка проникнуть сюда может закончиться плачевно. (Крупный план, стеклянные двери, от которых тянутся провода, милицейские мигалки за стеклами, толпа людей за турникетами вдали.)
— Послушайте, — спохватилась ведущая, — я прошу вас не причинять людям вреда, вы останетесь в эфире, сколько вам будет нужно…
— Похвально, — оскалился Гнашевич, — мы так и думали. Предупреждаю, если мы выйдем из эфира, через минуту умрет один заложник, еще через минуту второй. Народу в «Манеже», несмотря на позднее время, оказалось много, особенно внизу, в столовой. Вы, люди, так любите много жрать, так что хватит часа на три. Договорились, не будете отключать? Ну теперь, когда у нас получается настоящий диалог, давайте попробуем обсудить проблему «Люди и звери». Первый вопрос вам, уважаемая ведущая. Объявляя тему передачи, вы имели в виду именно нас или весь животный мир? Для вас господин, что восседает за средним столом в студии, и полевая мышь, подвальная крыса, вонючий скунс — одно и то же?
— Но я… но мы… Так просто принято называть. Как вы хотите, чтобы вас называли?
— Не в том дело, как мы хотим, — с досадой махнул лапой Гнашевич, — дело в элементарной справедливости. Почему существо, изнывающее во время торков чертовой кометы от приступов раскаяния за свершенные ранее подлости считается нормальным, а другое существо, изменившееся по той же причине, но не только внутренне, но и внешне, называется зверем?
— Но нападение на людей, — попробовала возразить ведущая, — чикатилы, стаи волчаров…
— Так ловите их, наказывайте, если они приносят вред, почему вы объявили вне закона весь наш вид? Вот мой уважаемый братец, что с идиотским видом восседает в вашей идиотской студии. Привет, Роберт, узнаешь братишку? Вот он очень умно говорил о системе мирного взаимоотношения видов, но спросите у него, где он занимается своими научными исследованиями. В подвале дома на Звездном бульваре среди сотен таких же, как он. Сидит, как крыса в конуре, и боится выглянуть на солнце. Хотите точный адрес? Извольте, вот на этом плакате подробные адреса так называемых «лечебниц». Покажите, пожалуйста, покрупнее, пусть все видят и запомнят. Их можно хоть сегодня брать голыми руками. Уверяю, они не будут кусаться, вы даже можете почесать их за ушком, как моего братца. Особо, наверное, порадуются ловцы, вон я уже вижу, как заволновался этот ловец с нахальной рожей.
— Артур, что ты делаешь? — вскочил с места Роберт Гнашевич.
— Прости, братец, ты хоть и старше меня на год, но сейчас прошу тебя не перебивать. Ты же ведь в этой конуре прячешься добровольно, верно? А как быть с теми новолюдьми, да, мы называем себя новолюдьми, нравится? Так вот, как быть с теми, что содержатся в так называемых «вольерах» ваших чертовых исследовательских центров? Как быть с теми опытами, а по существу — пытками, которым они подвергаются. Что делать тем, кто сейчас прячется в своих логовах и за кем завтра придет этот мордастый Михаил, или господин Васинцов, напяливший форменный мундир и оттого ставший похожим на расписную матрешку с Арбата. Кстати, хочу открыть вам небольшую тайну, уважаемые телезрители, а ведь гроза зверей майор Васинцов — в быту примерный семьянин, очень любит свою супругу, хоть в загсе и не расписан. Супруга у него красавица, да что там говорить, взгляните сами. (Камера, крупный ракурс, Карина в одном халатике, видно, ее взяли прямо из постели, волосы распущены, руки в наручниках, у ног открытый «футляр» с винтовкой.) И гражданский брак их крепок общностью интересов. Да-да, господа, уважаемая Карина тоже состоит в группе «ГРИФ» и является штатным снайпером, то есть большинство из тех пуль, что ставят точку на днях жизни большинства новолюдей, уничтоженных этой группой, выпущены из этой винтовки, и нажимал на них вот этот милый пальчик. (Крупный ракурс, пальцы Карины мелко дрожат).
Васинцов вскочил с места, снятая туфля отлетела под ножки стула.
— Вы взволнованы, господин «гриф»? Что ж, согласен, этому есть причины, а добавьте сюда, что в автобусе, стоящем у дверей «Манежа», сидят милые вашему сердцу детишки из приюта отца Иоанна, и сам батюшка с ними, хотя силой его никто не тянул. Хотим, знаете ли, показать детишкам ночную Москву, а то что они видят, помойку, ха-ха-ха…
— Но господин Гнашевич, — ведущая глянула куда-то за спину оператора, крупный мужчина отчаянно жестикулировал, то и дело скрещивая руки, — что же вы хотите?
— Замечательно, люди наконец-то поинтересовались, что именно хотят их бывшие сограждане с более густым волосяным покровом. Хорошо, объясню: мы хотим справедливости. Мы хотим, чтобы все новолюди немедленно были выпущены из «вольеров», чтобы ловцы прекратили на нас охоту, Мы хотим, чтобы воплотилась в жизнь библейская заповедь «зуб за зуб». С этой минуты за каждого убитого новочеловека мы будем убивать человеческого детеныша. У нас хорошая связь, не хуже, чем у вас. Око за око, жизнь за жизнь. Я думаю, так будет справедливо! Заложники, а они заложники, будем называть вещи своими именами, останутся у нас, пока не будет выпущен на волю последний новочеловек и пока не будут приняты законы, определяющие законный статус новолюдей. А теперь, господа, вынужден откланяться, мы уже предупредили милиционеров, которые здесь в обилии собрались, что в случае штурма немедленно приведем в действие взрывные устройства. Мы это сделаем, можете не сомневаться. Терять нам нечего, как когда-то пролетариям-цепевладельцам.
— Вот и поболтали в прямом эфире, — пробормотал Михаил, хватаясь за «мобилу» и судорожно набирая номер.
Глава 3
— Михаил Тарутин, дипломированный ловец!
— Вааааау!
— И наконец, командир спецподразделения «ГРИФ» подполковник Васинцов.
— Ааааааааааа, — взревел зал еще громче.
— Вот как, а меня, оказывается, любят, — усмехнулся Васинцов.
Васинцов соображал, что на фоне своих собеседников он выглядит совершенным идиотом. Доктор Танюков довольно убедительно вещал о человеческом социуме, неожиданно для себя столкнувшемся с иным социумом, с иной моралью, и о последствиях этого столкновения для человеческой цивилизации. Звероподобный Гнашевич уже дважды давал ведущей и девушке из зала дернуть себя за шерсть и пощупать уши — зрители в зале просто не верили, что зверь может так складно рассуждать о высоких материях и даже цитировать классиков на латыни и французском. Ловец Мишка поражал захватывающими историями о схватках один на один с самыми лютыми зверьми. И только Васинцов отвечал на каверзные вопросы ведущей либо бессвязно, либо односложно. Вот и теперь:
— Скажите, Геннадий Николаевич, — зловещим шепотом начала ведущая, — а каково это, идти на зверя? Что вы чувствуете, когда видите нечеловека?
— Я чувствую ответственность за выполнение задания, — брякнул Васинцов. — Я вижу зверя и знаю, что он опасен для людей, и я должен не допустить этой опасности.
— Вам приходилось убивать? — после отлично выдержанной паузы спросила ведущая.
— Да, и не раз. Но я убивал зверей.
— Вы убивали, защищаясь?
— Не всегда, нередко мы получали задание уничтожить зверя, как уничтожают бешеную собаку.
— Но нажимая на курок… вы представляете себе, что зверь — это вчерашний человек, что у него есть родные, близкие…
— Уважаемая Елена, если вы, допустим, сегодня поздней ночью будете возвращаться домой по темной улице и услышите за спиной шаги чикатила, увидите его оскаленную морду, вы вряд ли вспомните, что у него есть жена и дети. Поверьте, у вас возникнут совершенно иные чувства.
Елена Антоновна снисходительно улыбнулась. Васинцов сообразил, что сморозил очередную глупость, вряд ли эта теледива знает, что такое возвращаться домой по темному переулку. Скорее всего персональный шофер ее подвозит прямо к подъезду собственного особняка, напичканного всеми мыслимыми системами «противозверинки», кои в изобилии продаются в спецмагазинах.
— И вы считаете, что в отношениях со зверем может быть только один довод — ваша винтовка? — продолжала допытываться ведущая.
— Знаете, — устало сказал Васинцов, — в дикой природе тоже много обычных зверей, есть бобры, лисы, слоны, бегемоты, львы, крокодилы. Они живут, едят, размножаются. И у нас нет к ним особых претензий, скорее у них претензии к нам, людям, которые вытесняют диких животных из их привычных мест обитания, отнимают у зверей шкуры, чтобы сшить одежду или шапки. В природе дикий зверь не опасен, если его не трогать. Есть, правда, еще волки, и они порой приносят людям вред, нападая на скот. Тогда на них объявляется охота. Так вот, сами подумайте, что будет, если дикий зверь попадет в большой город? Сколько времени он может бороться со своими инстинктами, пока не нападет на человека? И если вы хотите знать мое мнение, мои доводы, то они таковы: звери должны жить отдельно от людей, так будет лучше нам всем.
— Довольно странно слышать такое от… специалиста, который по роду службы должен зверей ненавидеть. И который получает зарплату как раз за отлов нелюдей. Скажите, вы много зарабатываете?
— Наверное, все же меньше вас, — ответил Васинцов, и зал одобрительно загудел…
— Хорошо, а теперь послушаем, что думают зрители, которые смотрят нас на улицах перед гигантскими экранами. Итак, наша камера работает на Манежной площади. Владимир, вы в эфире… Владимир? Вы меня слышите?
Вместо Владимира на гигантском экране возникла морда зверя. Крупного матерого зверя. Зал охнул, дежурная улыбка с лица ведущей слетела. Видимо, это в сценарии передачи не предусматривалось. Камера отъехала, зверь в роскошном кожаном плаще сидел на парапете у фонтана и покачивал лапой, одетой в дорогие туфли, у ног его смешно дрыгался связанный телевизионщик, видимо, тот самый Владимир. Морда зверя показалась Васинцову очень знакомой. Да ведь это Артур Гнашевич, тот самый неуловимый зверь, за которым так упорно гоняется эфэсбэшник Кочетов, тот самый Артур — родной брат Роберта, сидевшего здесь же, в студии.
— Добрый вечер, господа! — улыбнулся он, показав крупные белые клыки. — Извиняюсь, но мы были вынуждены чуть-чуть изменить сценарий, на улице пошел дождь и мы решили спуститься вниз, под землю, и прихватили камеру вместе с режиссером. Да, господа, мы под землей, мы в «Манеже», самом престижном торговом центре столицы, можете, кстати, после передачи выставить им счет за халявную рекламу. Вы знаете, москвичи оказались не столь радушными и гостеприимными хозяевами, а некоторые даже попытались в нас стрелять. А мы-то всего и хотели, что просто высказаться в прямом эфире, ну почему всем можно, а нам нельзя?
Камера крупно показала тело в форме охранника у входа в торговый зал. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — человек мертв, из-под головы его вытекала лужица бурого цвета. Остальные охранники стояли на коленях с заложенными за головы руками, лица у некоторых носили следы побоев.
— Нам пришлось объяснить господам, что надо быть приветливыми и уважать покупателей любого вида. Чем мы хуже, разве у нас не такие же рубли? — Гнашевич кивнул, и его помощник в таком же плаще несколько театрально раскрыл сумку. В сумке (крупный план) ясно виднелись пачки новеньких сторублевок. — И еще, очаровательная Елена, очень прошу не лишать нас эфира, а то могут пострадать невинные, — и Гнашевич кивнул в сторону людей, сидевших вдоль блестящих витрин. (Крупный ракурс — испуганная девочках в объятиях заплаканной женщины на фоне витрины с кожаными сумочками, ценники с тремя нулями и подписями «новыми».)
— У нас есть еще несколько сумок, и в них нечто удивительно взрывное, — продолжал Гнашевич, и второй помощник раскрыл сумку с длинными серыми цилиндрами, перевязанными красным шнуром. — Предупреждаю, что двери этого превосходного заведения заминированы, и любая попытка проникнуть сюда может закончиться плачевно. (Крупный план, стеклянные двери, от которых тянутся провода, милицейские мигалки за стеклами, толпа людей за турникетами вдали.)
— Послушайте, — спохватилась ведущая, — я прошу вас не причинять людям вреда, вы останетесь в эфире, сколько вам будет нужно…
— Похвально, — оскалился Гнашевич, — мы так и думали. Предупреждаю, если мы выйдем из эфира, через минуту умрет один заложник, еще через минуту второй. Народу в «Манеже», несмотря на позднее время, оказалось много, особенно внизу, в столовой. Вы, люди, так любите много жрать, так что хватит часа на три. Договорились, не будете отключать? Ну теперь, когда у нас получается настоящий диалог, давайте попробуем обсудить проблему «Люди и звери». Первый вопрос вам, уважаемая ведущая. Объявляя тему передачи, вы имели в виду именно нас или весь животный мир? Для вас господин, что восседает за средним столом в студии, и полевая мышь, подвальная крыса, вонючий скунс — одно и то же?
— Но я… но мы… Так просто принято называть. Как вы хотите, чтобы вас называли?
— Не в том дело, как мы хотим, — с досадой махнул лапой Гнашевич, — дело в элементарной справедливости. Почему существо, изнывающее во время торков чертовой кометы от приступов раскаяния за свершенные ранее подлости считается нормальным, а другое существо, изменившееся по той же причине, но не только внутренне, но и внешне, называется зверем?
— Но нападение на людей, — попробовала возразить ведущая, — чикатилы, стаи волчаров…
— Так ловите их, наказывайте, если они приносят вред, почему вы объявили вне закона весь наш вид? Вот мой уважаемый братец, что с идиотским видом восседает в вашей идиотской студии. Привет, Роберт, узнаешь братишку? Вот он очень умно говорил о системе мирного взаимоотношения видов, но спросите у него, где он занимается своими научными исследованиями. В подвале дома на Звездном бульваре среди сотен таких же, как он. Сидит, как крыса в конуре, и боится выглянуть на солнце. Хотите точный адрес? Извольте, вот на этом плакате подробные адреса так называемых «лечебниц». Покажите, пожалуйста, покрупнее, пусть все видят и запомнят. Их можно хоть сегодня брать голыми руками. Уверяю, они не будут кусаться, вы даже можете почесать их за ушком, как моего братца. Особо, наверное, порадуются ловцы, вон я уже вижу, как заволновался этот ловец с нахальной рожей.
— Артур, что ты делаешь? — вскочил с места Роберт Гнашевич.
— Прости, братец, ты хоть и старше меня на год, но сейчас прошу тебя не перебивать. Ты же ведь в этой конуре прячешься добровольно, верно? А как быть с теми новолюдьми, да, мы называем себя новолюдьми, нравится? Так вот, как быть с теми, что содержатся в так называемых «вольерах» ваших чертовых исследовательских центров? Как быть с теми опытами, а по существу — пытками, которым они подвергаются. Что делать тем, кто сейчас прячется в своих логовах и за кем завтра придет этот мордастый Михаил, или господин Васинцов, напяливший форменный мундир и оттого ставший похожим на расписную матрешку с Арбата. Кстати, хочу открыть вам небольшую тайну, уважаемые телезрители, а ведь гроза зверей майор Васинцов — в быту примерный семьянин, очень любит свою супругу, хоть в загсе и не расписан. Супруга у него красавица, да что там говорить, взгляните сами. (Камера, крупный ракурс, Карина в одном халатике, видно, ее взяли прямо из постели, волосы распущены, руки в наручниках, у ног открытый «футляр» с винтовкой.) И гражданский брак их крепок общностью интересов. Да-да, господа, уважаемая Карина тоже состоит в группе «ГРИФ» и является штатным снайпером, то есть большинство из тех пуль, что ставят точку на днях жизни большинства новолюдей, уничтоженных этой группой, выпущены из этой винтовки, и нажимал на них вот этот милый пальчик. (Крупный ракурс, пальцы Карины мелко дрожат).
Васинцов вскочил с места, снятая туфля отлетела под ножки стула.
— Вы взволнованы, господин «гриф»? Что ж, согласен, этому есть причины, а добавьте сюда, что в автобусе, стоящем у дверей «Манежа», сидят милые вашему сердцу детишки из приюта отца Иоанна, и сам батюшка с ними, хотя силой его никто не тянул. Хотим, знаете ли, показать детишкам ночную Москву, а то что они видят, помойку, ха-ха-ха…
— Но господин Гнашевич, — ведущая глянула куда-то за спину оператора, крупный мужчина отчаянно жестикулировал, то и дело скрещивая руки, — что же вы хотите?
— Замечательно, люди наконец-то поинтересовались, что именно хотят их бывшие сограждане с более густым волосяным покровом. Хорошо, объясню: мы хотим справедливости. Мы хотим, чтобы все новолюди немедленно были выпущены из «вольеров», чтобы ловцы прекратили на нас охоту, Мы хотим, чтобы воплотилась в жизнь библейская заповедь «зуб за зуб». С этой минуты за каждого убитого новочеловека мы будем убивать человеческого детеныша. У нас хорошая связь, не хуже, чем у вас. Око за око, жизнь за жизнь. Я думаю, так будет справедливо! Заложники, а они заложники, будем называть вещи своими именами, останутся у нас, пока не будет выпущен на волю последний новочеловек и пока не будут приняты законы, определяющие законный статус новолюдей. А теперь, господа, вынужден откланяться, мы уже предупредили милиционеров, которые здесь в обилии собрались, что в случае штурма немедленно приведем в действие взрывные устройства. Мы это сделаем, можете не сомневаться. Терять нам нечего, как когда-то пролетариям-цепевладельцам.
— Вот и поболтали в прямом эфире, — пробормотал Михаил, хватаясь за «мобилу» и судорожно набирая номер.
Глава 3
СОВБЕЗ
Президент вошел в зал, кивком головы поприветствовал Совет Безопасности, уселся во главе стола, глянул на министров. Лица большинства из силовиков были измождены, словно от долгой бессонницы. На месте Военного министра присутствовал его новый зам в парадном с иголочки адмиральском мундире. Седовласый Адмирал явно смущался столь высокого собрания, он испуганно глянул на главу государства и замер истуканом (спина идеально параллельна спинке стула, почти не дышит), только часто моргающие от волнения глаза выдавали, что данная особь жива.
— Как сами? — с улыбкой спросил Президент, решив приободрить нового члена Совбеза.
Адмирал решил, что речь идет о его начальнике, и тут же отрапортовал:
— Плох, после вторничного торка сильно скрутило.
— За что на этот раз?
— Старые грехи, имущество Группы Советских Войск в Германии и генеральские дачи в Подмосковье.
— Здрасьте, он же тогда на вторых ролях был.
— Ну не совсем на вторых, как я понял… Все равно скрутило, принял на себя ответственность, сейчас пишет покаяние, плачет много.
— Плачет, это хорошо, слезы, они очищают. Что касается вас… Вы в курсе всех дел? Торки хорошо переносите? Оно и понятно, на Севере, среди льдов особо не поворуешь. Сегодня же я подпишу приказ о вашем назначении, так что принимайте дела. А что Премьер?
— Тоже плох. За приватизацию муку принимает, — тут же отозвался секретарь.
— Наконец-то осознал, — удовлетворенно кивнул Президент. — Видимо, хорошо торкнуло. Придется пока работать без него. Итак, думаю, тему экстренного совещания можно не объявлять. Что мы имеем на данный момент? Министр внутренних дел, вам слово, доложите ситуацию.
Министр встал, подошел к экрану, щелкнул пультом:
— Ситуация тревожная. Вы знаете, что торговый центр «Манеж» блокирован группой террористов из группы Гнашевича, и хотя там пока тихо, по оперативным данным — заложники на грани нервного срыва. Благо, что детей террористы согласились выпустить.
— Хорошо, а не могли бы вы просветить, как случилось, что группа звероподобных вооруженных террористов появляется прямо в центре Москвы, в прямой видимости от стен древнего Кремля? Как им удалось захватить целый торговый центр? Что, завтра можно ожидать их визита прямо сюда?
— Автобус туристический, — спокойно ответил Министр, — арендован турфирмой для экскурсий по Москве. Таких в столице сотни, тысячи.
— Надеюсь, остальные-то хоть без террористов?
— Выясняем, — так же спокойно ответил Главный Мент.
— Вам известно, где базировались террористы? Не под кроватями ведь они оружие хранили?
— Ведется оперативная работа, о результатах я смогу доложить несколько позже. Пока могу сказать, что у террористов были сообщники внутри торгового центра. В частности, некоторые из них замечены с образцами оружия, что были на витринах торгового отдела «Кольчуга».
— А не могли они просто разбить витрины? — подал голос Главный Спасатель.
— На витринах в лучшем случае гладкоствольные охотничьи образцы, у террористов же — нарезные карабины. Нет, эти точно из сейфов.
— Хорошо, — сказал Президент. — Вы не знаете, как террористы готовили захват, а что сейчас с заложниками, вы знаете? Где автобус с детьми?
— Мы его вели до заповедника…
— Что значит «вели»? — сурово спросил Президент.
— На МКАД террористы высадили водителя, тот передал требование прекратить сопровождение и угрозу, что, если будет наблюдение, они будут убивать детей. Пришлось сопровождение снять и вести их тайно, с воздуха. В заповеднике они свернули в лес… В общем, автобус обнаружен пустым.
— Вы это серьезно? Вы упустили автобус с заложниками в паре километров от МКАД?
— Вы поставили мне основную задачу — избежать жертв. Я ее выполнял! — твердо ответил Главный Мент. — Когда мы попробовали приблизиться, один из террористов вывел ребенка из салона и приставил к его голове пистолет. Это же звери, Александр Сергеевич, они не остановятся. И я приказал снять наземное наблюдение.
— Тогда где, по-вашему, дети?
— Судя по данным разведки, вот здесь.
— «Орешки»? Тот самый бомжовский приют?
— Да. Подмосковная «зона отчуждения».
— Господи, еще не легче. Вы вышли на связь с его администрацией?
— Да, но директор «Орешков» доктор Танюков, видимо, тоже захвачен. Он выдвинул ряд требований, в числе которых… даже основное требование… Он хочет общаться только с командиром группы «ГРИФ».
— Тот самый Васинцов, жену которого они взяли?
— Да, и его группа уже там. Они были временно отстранены от работы после той истории в Лужниках, но я взял на себя смелость в сложившейся ситуации…
— Так, хорошо, с этим решим. Давайте думать, что делать с требованиями террористов? Они требуют отпустить всех зверей, насколько это реально?
Главный Мент снова щелкнул пультом, на появившейся карте страны высветилось несколько красных пульсирующих точек. Вокруг Москвы их было особо много.
— Отпустить, конечно, можно, но… Ситуация тревожная. Стоит признать, что практика концентрации так называемых зверей в исследовательских центрах вблизи Москвы и крупных городов европейской части Федерации была ошибочной. Мы просто не предполагали такого объема… нелюдей.
— И что за объемы? — спросил Президент.
— Четыре процента от населения, из них примерно половина опасных — волчары, чикатилы. Появились несколько новых видов зверей — в основном «дуропитеки» и «зверобизяны», очень опасные особи.
— А вторая половина?
— Так называемые «снежники» и «чудики». С ними другая проблема, особых хлопот они не приносят, приходится, наоборот, охранять их от населения. А население напугано и особо не разбирается, где какой вид… Ситуация особо обострилась на фоне последних событий…
— Уважаемый министр, вот насчет этих самых событий — нельзя ли поподробнее, — попросил Президент.
— Конечно… первый сигнал поступил сразу после известной нам всем телепередачи вот отсюда, — и Главный Мент указал на красную точку вблизи столицы. — Это исследовательский Центр института изучения излучений имени Капицы, здесь собраны и изучаются особо опасные особи. Так называемый «вольер». Объект засекречен, тщательно охраняется, и до сих пор особых инцидентов там отмечено не было… Но теперь «вольер» блокирован группой граждан. Увидев у ворот объекта толпу безоружных людей, охрана не решилась применять силовых мер, пока руководство решало, что делать дальше, подобные сигналы стали поступать и с других объектов. Исходя из того, что события начались по всей стране почти одновременно, можно сделать вывод: акция по блокированию пунктов концентрации зверей спровоцирована из одного центра.
— Что представляют собой эти самые «спланированные» акции?
— В основном пикетирование ранее секретных объектов, где содержатся вышеупомянутые звери. Некоторые из объектов были до предела законспирированы, но… Видимо, имеет место утечка информации.
— А эти пикетчики, они кто?
— Социальный состав крайне неоднороден: пролетариат, служащие, интеллигенция, молодежь, бритоголовая в основном. Несколько раз наблюдались группы так называемых ловцов.
— Ловцы? А вообще не их ли рук это дело? — подал голос Главный Штирлиц.
— Скорее нет, чем да. Они там, как мне кажется, скорее из корыстных интересов, премии за сданных властям зверей пока никто не отменял.
— Ох уж эти премии… — фыркнул досадливо эфэсбэшник, — доверять такое дело любителям, черт-те кому…
— Могу гарантировать, что любителям, как вы тут сказали, мы лицензий не выдаем, — немедленно парировал Главный Мент, — но сдают эти «черт-те кто» зверушек поболе, чем профессионалы из вашего ведомства. Эта акция позволила обезопасить улицы наших городов в ночное время…
— Разумеется, куда уж моим «орлам» до ваших «грифов»…
— Друзья мои, — прервал прения Президент. — Я думаю, сейчас не лучшее время для межведомственных разборок. Все мы делаем одно общее дело, и не столь важно, кто и сколько сдал. Гораздо важнее выяснить, что с этими самыми «сданными» делать? Чего, к примеру, хотят, требуют пикетчики, кто ими руководит?
— Руководят ими обычные граждане, попавшие туда, как и остальные. По крайней мере четко организованной группы руководства там нет. Что касается требований, то самые экстремальные — уничтожить! «Каленым железом!», «Под корень!» Это, как вы понимаете, бритые предлагают. В основном же требование — оградить людей от зверей, увезти их куда подальше, в Сибирь, в тайгу… Плакатов с требованием любой ценой спасти детей заложников не так много, но встречаются. Некоторые называют институт Капицы вторым Чернобылем. Да, впрочем, что я говорю, смотрите сами, — и министр вызвал на экран картинку.
Пикетчики. Разного возраста, разношерстно одетые, мужчин и женщин примерно поровну. Рты широко открыты, видимо, что-то скандируют, в руках у некоторых исписанные красным и черным ватманские листы — транспаранты. Надписи сделаны от руки, но профессионально, шрифт читается, восклицательных знаков много. «Волчарам волчья смерть!», «Спасите наших детей от зверя!», «Хватит разводить нелюдей, помогите лучше людям!» За спинами пикетчиков небольшой палаточный городок и большой транспарант: «Нет Чернобылю под Москвой!»
— Так что, они и ночуют здесь? — поинтересовался Президент.
— Да, причем количество пикетчиков постоянно увеличивается. Они блокировали подъезды и проверяют все грузы. Две партии перспективных особей пришлось срочно направлять на другой объект.
— А что, резонно, — подал голос Адмирал. — Вряд ли стоит такую опасность держать вблизи крупных населенных пунктов? У нас на Севере буйного зверя просто вытеснили в тундру.
— Что значит «буйного»? — удивился Президент.
— Того, что на людей бросается. А те, что мирные, живут себе отдельно на окраинах и в поселках заброшенных, охотой пропитание добывают… Они никого не трогают — к ним не пристают…
В кабинете воцарилась тишина.
— И давно это у вас так? — осторожно спросил Главный Штирлиц.
— Да, считайте, с первых торков. У нас на Севере народ попроще да пожестче. Условия жизни такие, суровые, вокруг сплошь охотники, промысловики да военные. Все, как правило, при оружии, и все на виду, особо не побалуешь. У нас… эти звери, мы их «тундряками» называем, давно отселились… А те что баловали, в стаи сбивались, так их сразу того. В общем, у нас с ними проблем особых нет.
Эфэсбэшник начал что-то быстро чиркать в блокноте.
— Интересный факт, мы об этом с вами особо поговорим… Надо же, «тундряки», отселенные… Кстати, а что у нас с так называемыми «зонами отчуждения»? — словно спохватившись, спросил Президент.
Главный Мент щелкнул пультом, на карте появились новые точки, отмеченные вопросительными знаками.
— Ого, сколько же их?
— Шестнадцать зарегистрированных, в основном малые и средние населенные пункты вблизи лесных массивов, еще три под сомнением.
— Что значит «под сомнением»? — удивился Президент.
— Там существует легитимная власть, она с нами постоянно на связи, но очень просит не вмешиваться.
— Ничего не понимаю. Там есть люди, большие скопления нелюдей, но люди просят не вмешиваться?
— Именно так. Пока мы окружили все эти районы армейскими частями и народной милицией, объявив их карантинной заной. В качестве эксперимента уважаемый Министр Обороны, точнее, — эмвэдэшник кинул взгляд на Адмирала, — бывший Министр Обороны приказал ввести войсковую часть, усиленную танками, в поселок Авдонино, вот здесь, — и Главный Мент ткнул указкой в небольшую точку на берегу Волги. — Последствия плачевны. Много жертв.
— Военнослужащие?
— В основном местное население.
— А вы можете сказать, что именно происходит в этих «зонах отчуждения»?
— Поступающие данные противоречивы, но если кратко… Оставшиеся в данных зонах люди пытаются как-то сосуществовать с прибывшими нелюдями.
— Сосуществовать?
— Да, находят какой-то жизненный компромисс, в основном это касается животноводства.
— Вы можете говорить ясно? — начал терять терпение Президент.
— Я видел запись, качество, правда, неважное, но… В общем, зафиксирован факт, когда волчары пасли стада коров и овец в крупном фермерском хозяйстве.
— Вы это серьезно?
— Вполне… На пленке ясно видно, как волчары загоняли отару на фермерский двор, как гнали коров на дойку.
— Может быть, собаки? — сказал нерешительно Адмирал.
— Поверьте, я могу отличить стаю волчаров от собачьей стаи.
— И чем же занимается… население в «зонах отчуждения»?
— Сейчас в основном готовится к сбору урожая.
— Им оказывается помощь?
— Да, по первому требованию, у нас подключена транспортная авиация. Но просят они в основном медикаменты и ГСМ.
— Ясно… Какие будут предложения по данной ситуации?
Министр Внутренних дел прокашлялся в кулак и наконец сказал:
— Я думаю, безопасность детей — превыше всего. Предлагаю немедленно начать эвакуацию нелюдей с объектов вблизи крупных городов в безлюдные районы страны, благо, таких у нас за Уралом достаточно. Это не в Европе…
— А в Европе как с этими нелюдями поступают? — спросил осмелевший Адмирал.
— Евросоюз по этому поводу пока четко не определился. Англичане, как обычно, грузят на корабли и везут на острова, — просветил молчавший до того Главный Спасатель. — Хотели в Австралию, как встарь, да местные фермеры взбунтовались, а у них там демократия. Французы официального статуса зверям так и не дали, напал на прохожего — в тюрьму, на полицейского — пулю в лоб, а так ходи на работу, хоть с волчьей пастью, хоть с рысьими ушами, никто тебе слова не скажет, — тоже демократия, мать их. Немцы то же самое, но еще дополнительное пособие зверушкам назначили, австрияки своих в горы отселили, в курорты горные… Да только нет у них столько зверя, сколько у нас, какие-то десятые процента, и то — сплошь мигранты.
— Как сами? — с улыбкой спросил Президент, решив приободрить нового члена Совбеза.
Адмирал решил, что речь идет о его начальнике, и тут же отрапортовал:
— Плох, после вторничного торка сильно скрутило.
— За что на этот раз?
— Старые грехи, имущество Группы Советских Войск в Германии и генеральские дачи в Подмосковье.
— Здрасьте, он же тогда на вторых ролях был.
— Ну не совсем на вторых, как я понял… Все равно скрутило, принял на себя ответственность, сейчас пишет покаяние, плачет много.
— Плачет, это хорошо, слезы, они очищают. Что касается вас… Вы в курсе всех дел? Торки хорошо переносите? Оно и понятно, на Севере, среди льдов особо не поворуешь. Сегодня же я подпишу приказ о вашем назначении, так что принимайте дела. А что Премьер?
— Тоже плох. За приватизацию муку принимает, — тут же отозвался секретарь.
— Наконец-то осознал, — удовлетворенно кивнул Президент. — Видимо, хорошо торкнуло. Придется пока работать без него. Итак, думаю, тему экстренного совещания можно не объявлять. Что мы имеем на данный момент? Министр внутренних дел, вам слово, доложите ситуацию.
Министр встал, подошел к экрану, щелкнул пультом:
— Ситуация тревожная. Вы знаете, что торговый центр «Манеж» блокирован группой террористов из группы Гнашевича, и хотя там пока тихо, по оперативным данным — заложники на грани нервного срыва. Благо, что детей террористы согласились выпустить.
— Хорошо, а не могли бы вы просветить, как случилось, что группа звероподобных вооруженных террористов появляется прямо в центре Москвы, в прямой видимости от стен древнего Кремля? Как им удалось захватить целый торговый центр? Что, завтра можно ожидать их визита прямо сюда?
— Автобус туристический, — спокойно ответил Министр, — арендован турфирмой для экскурсий по Москве. Таких в столице сотни, тысячи.
— Надеюсь, остальные-то хоть без террористов?
— Выясняем, — так же спокойно ответил Главный Мент.
— Вам известно, где базировались террористы? Не под кроватями ведь они оружие хранили?
— Ведется оперативная работа, о результатах я смогу доложить несколько позже. Пока могу сказать, что у террористов были сообщники внутри торгового центра. В частности, некоторые из них замечены с образцами оружия, что были на витринах торгового отдела «Кольчуга».
— А не могли они просто разбить витрины? — подал голос Главный Спасатель.
— На витринах в лучшем случае гладкоствольные охотничьи образцы, у террористов же — нарезные карабины. Нет, эти точно из сейфов.
— Хорошо, — сказал Президент. — Вы не знаете, как террористы готовили захват, а что сейчас с заложниками, вы знаете? Где автобус с детьми?
— Мы его вели до заповедника…
— Что значит «вели»? — сурово спросил Президент.
— На МКАД террористы высадили водителя, тот передал требование прекратить сопровождение и угрозу, что, если будет наблюдение, они будут убивать детей. Пришлось сопровождение снять и вести их тайно, с воздуха. В заповеднике они свернули в лес… В общем, автобус обнаружен пустым.
— Вы это серьезно? Вы упустили автобус с заложниками в паре километров от МКАД?
— Вы поставили мне основную задачу — избежать жертв. Я ее выполнял! — твердо ответил Главный Мент. — Когда мы попробовали приблизиться, один из террористов вывел ребенка из салона и приставил к его голове пистолет. Это же звери, Александр Сергеевич, они не остановятся. И я приказал снять наземное наблюдение.
— Тогда где, по-вашему, дети?
— Судя по данным разведки, вот здесь.
— «Орешки»? Тот самый бомжовский приют?
— Да. Подмосковная «зона отчуждения».
— Господи, еще не легче. Вы вышли на связь с его администрацией?
— Да, но директор «Орешков» доктор Танюков, видимо, тоже захвачен. Он выдвинул ряд требований, в числе которых… даже основное требование… Он хочет общаться только с командиром группы «ГРИФ».
— Тот самый Васинцов, жену которого они взяли?
— Да, и его группа уже там. Они были временно отстранены от работы после той истории в Лужниках, но я взял на себя смелость в сложившейся ситуации…
— Так, хорошо, с этим решим. Давайте думать, что делать с требованиями террористов? Они требуют отпустить всех зверей, насколько это реально?
Главный Мент снова щелкнул пультом, на появившейся карте страны высветилось несколько красных пульсирующих точек. Вокруг Москвы их было особо много.
— Отпустить, конечно, можно, но… Ситуация тревожная. Стоит признать, что практика концентрации так называемых зверей в исследовательских центрах вблизи Москвы и крупных городов европейской части Федерации была ошибочной. Мы просто не предполагали такого объема… нелюдей.
— И что за объемы? — спросил Президент.
— Четыре процента от населения, из них примерно половина опасных — волчары, чикатилы. Появились несколько новых видов зверей — в основном «дуропитеки» и «зверобизяны», очень опасные особи.
— А вторая половина?
— Так называемые «снежники» и «чудики». С ними другая проблема, особых хлопот они не приносят, приходится, наоборот, охранять их от населения. А население напугано и особо не разбирается, где какой вид… Ситуация особо обострилась на фоне последних событий…
— Уважаемый министр, вот насчет этих самых событий — нельзя ли поподробнее, — попросил Президент.
— Конечно… первый сигнал поступил сразу после известной нам всем телепередачи вот отсюда, — и Главный Мент указал на красную точку вблизи столицы. — Это исследовательский Центр института изучения излучений имени Капицы, здесь собраны и изучаются особо опасные особи. Так называемый «вольер». Объект засекречен, тщательно охраняется, и до сих пор особых инцидентов там отмечено не было… Но теперь «вольер» блокирован группой граждан. Увидев у ворот объекта толпу безоружных людей, охрана не решилась применять силовых мер, пока руководство решало, что делать дальше, подобные сигналы стали поступать и с других объектов. Исходя из того, что события начались по всей стране почти одновременно, можно сделать вывод: акция по блокированию пунктов концентрации зверей спровоцирована из одного центра.
— Что представляют собой эти самые «спланированные» акции?
— В основном пикетирование ранее секретных объектов, где содержатся вышеупомянутые звери. Некоторые из объектов были до предела законспирированы, но… Видимо, имеет место утечка информации.
— А эти пикетчики, они кто?
— Социальный состав крайне неоднороден: пролетариат, служащие, интеллигенция, молодежь, бритоголовая в основном. Несколько раз наблюдались группы так называемых ловцов.
— Ловцы? А вообще не их ли рук это дело? — подал голос Главный Штирлиц.
— Скорее нет, чем да. Они там, как мне кажется, скорее из корыстных интересов, премии за сданных властям зверей пока никто не отменял.
— Ох уж эти премии… — фыркнул досадливо эфэсбэшник, — доверять такое дело любителям, черт-те кому…
— Могу гарантировать, что любителям, как вы тут сказали, мы лицензий не выдаем, — немедленно парировал Главный Мент, — но сдают эти «черт-те кто» зверушек поболе, чем профессионалы из вашего ведомства. Эта акция позволила обезопасить улицы наших городов в ночное время…
— Разумеется, куда уж моим «орлам» до ваших «грифов»…
— Друзья мои, — прервал прения Президент. — Я думаю, сейчас не лучшее время для межведомственных разборок. Все мы делаем одно общее дело, и не столь важно, кто и сколько сдал. Гораздо важнее выяснить, что с этими самыми «сданными» делать? Чего, к примеру, хотят, требуют пикетчики, кто ими руководит?
— Руководят ими обычные граждане, попавшие туда, как и остальные. По крайней мере четко организованной группы руководства там нет. Что касается требований, то самые экстремальные — уничтожить! «Каленым железом!», «Под корень!» Это, как вы понимаете, бритые предлагают. В основном же требование — оградить людей от зверей, увезти их куда подальше, в Сибирь, в тайгу… Плакатов с требованием любой ценой спасти детей заложников не так много, но встречаются. Некоторые называют институт Капицы вторым Чернобылем. Да, впрочем, что я говорю, смотрите сами, — и министр вызвал на экран картинку.
Пикетчики. Разного возраста, разношерстно одетые, мужчин и женщин примерно поровну. Рты широко открыты, видимо, что-то скандируют, в руках у некоторых исписанные красным и черным ватманские листы — транспаранты. Надписи сделаны от руки, но профессионально, шрифт читается, восклицательных знаков много. «Волчарам волчья смерть!», «Спасите наших детей от зверя!», «Хватит разводить нелюдей, помогите лучше людям!» За спинами пикетчиков небольшой палаточный городок и большой транспарант: «Нет Чернобылю под Москвой!»
— Так что, они и ночуют здесь? — поинтересовался Президент.
— Да, причем количество пикетчиков постоянно увеличивается. Они блокировали подъезды и проверяют все грузы. Две партии перспективных особей пришлось срочно направлять на другой объект.
— А что, резонно, — подал голос Адмирал. — Вряд ли стоит такую опасность держать вблизи крупных населенных пунктов? У нас на Севере буйного зверя просто вытеснили в тундру.
— Что значит «буйного»? — удивился Президент.
— Того, что на людей бросается. А те, что мирные, живут себе отдельно на окраинах и в поселках заброшенных, охотой пропитание добывают… Они никого не трогают — к ним не пристают…
В кабинете воцарилась тишина.
— И давно это у вас так? — осторожно спросил Главный Штирлиц.
— Да, считайте, с первых торков. У нас на Севере народ попроще да пожестче. Условия жизни такие, суровые, вокруг сплошь охотники, промысловики да военные. Все, как правило, при оружии, и все на виду, особо не побалуешь. У нас… эти звери, мы их «тундряками» называем, давно отселились… А те что баловали, в стаи сбивались, так их сразу того. В общем, у нас с ними проблем особых нет.
Эфэсбэшник начал что-то быстро чиркать в блокноте.
— Интересный факт, мы об этом с вами особо поговорим… Надо же, «тундряки», отселенные… Кстати, а что у нас с так называемыми «зонами отчуждения»? — словно спохватившись, спросил Президент.
Главный Мент щелкнул пультом, на карте появились новые точки, отмеченные вопросительными знаками.
— Ого, сколько же их?
— Шестнадцать зарегистрированных, в основном малые и средние населенные пункты вблизи лесных массивов, еще три под сомнением.
— Что значит «под сомнением»? — удивился Президент.
— Там существует легитимная власть, она с нами постоянно на связи, но очень просит не вмешиваться.
— Ничего не понимаю. Там есть люди, большие скопления нелюдей, но люди просят не вмешиваться?
— Именно так. Пока мы окружили все эти районы армейскими частями и народной милицией, объявив их карантинной заной. В качестве эксперимента уважаемый Министр Обороны, точнее, — эмвэдэшник кинул взгляд на Адмирала, — бывший Министр Обороны приказал ввести войсковую часть, усиленную танками, в поселок Авдонино, вот здесь, — и Главный Мент ткнул указкой в небольшую точку на берегу Волги. — Последствия плачевны. Много жертв.
— Военнослужащие?
— В основном местное население.
— А вы можете сказать, что именно происходит в этих «зонах отчуждения»?
— Поступающие данные противоречивы, но если кратко… Оставшиеся в данных зонах люди пытаются как-то сосуществовать с прибывшими нелюдями.
— Сосуществовать?
— Да, находят какой-то жизненный компромисс, в основном это касается животноводства.
— Вы можете говорить ясно? — начал терять терпение Президент.
— Я видел запись, качество, правда, неважное, но… В общем, зафиксирован факт, когда волчары пасли стада коров и овец в крупном фермерском хозяйстве.
— Вы это серьезно?
— Вполне… На пленке ясно видно, как волчары загоняли отару на фермерский двор, как гнали коров на дойку.
— Может быть, собаки? — сказал нерешительно Адмирал.
— Поверьте, я могу отличить стаю волчаров от собачьей стаи.
— И чем же занимается… население в «зонах отчуждения»?
— Сейчас в основном готовится к сбору урожая.
— Им оказывается помощь?
— Да, по первому требованию, у нас подключена транспортная авиация. Но просят они в основном медикаменты и ГСМ.
— Ясно… Какие будут предложения по данной ситуации?
Министр Внутренних дел прокашлялся в кулак и наконец сказал:
— Я думаю, безопасность детей — превыше всего. Предлагаю немедленно начать эвакуацию нелюдей с объектов вблизи крупных городов в безлюдные районы страны, благо, таких у нас за Уралом достаточно. Это не в Европе…
— А в Европе как с этими нелюдями поступают? — спросил осмелевший Адмирал.
— Евросоюз по этому поводу пока четко не определился. Англичане, как обычно, грузят на корабли и везут на острова, — просветил молчавший до того Главный Спасатель. — Хотели в Австралию, как встарь, да местные фермеры взбунтовались, а у них там демократия. Французы официального статуса зверям так и не дали, напал на прохожего — в тюрьму, на полицейского — пулю в лоб, а так ходи на работу, хоть с волчьей пастью, хоть с рысьими ушами, никто тебе слова не скажет, — тоже демократия, мать их. Немцы то же самое, но еще дополнительное пособие зверушкам назначили, австрияки своих в горы отселили, в курорты горные… Да только нет у них столько зверя, сколько у нас, какие-то десятые процента, и то — сплошь мигранты.