С пятьдесят седьмого года он печатал всевозможные подпольные бюллетени, издаваемые фракциями, оппозиционными ФКП. Некоторое время спустя стал работать на французскую федерацию алжирского Фронта национального освобождения. И здесь встретил Буэнвентуру, который называл себя Карлосом, и д'Арси, бывшего уже в то время алкоголиком. В шестьдесят втором году Эполар уехал из Парижа в Алжир и занялся разработкой троцкистских планов. Он покинул эту страну после поражения Бен Беллы. Затем жил в Гвинее, уехал на Кубу и работал там при Энрике Листере. К тому времени его деятельность уже связана с коррупцией. Еще в Алжире он нажился на торговле чужим имуществом. На Кубе он занялся торговлей на черном рынке. Его отстранили от должности, и он уехал в Южную Америку. Там след его оборвался. И вот Эполар снова во Франции.
   Он вынул из кармана пальто китайский пистолет и приставил дуло к шее. Палец держал на курке.
   – Лучше уж пристрелить тебя сразу, – сказал он своему отражению в зеркале.
   Вздохнул и не застрелился. Убрал пистолет – имитацию русского Токарева, посмотрел на часы. Было ровно семнадцать часов. Эполар решил, что вечером пойдет на собрание.
   – Дерьмо! – сказал он зеркалу.

Глава 7

   – Распорядок дня посла Соединенных Штатов, – объявил Буэнвентура, – довольно бессистемный.
   Он разложил на столе карту Парижа. Чтобы освободить ему место, Треффэ и д'Арси сдвинули маленькие бутылки с пивом, которые только что открыли. Эполар медленно ходил вокруг стола, одной рукой держа бутылку "Кроненберга", а другую заложив за спину, втянув голову в плечи, сжимая тонкими губами фильтр сигареты. Время от времени кто-нибудь из присутствующих украдкой поглядывал на него.
   – Каждое воскресенье Пойндекстер присутствует на восьмичасовой утренней службе в соборе на авеню Георга V, – продолжал докладчик. – Он никогда не ночует в апартаментах при посольстве, но всегда возвращается до мой, в свою резиденцию, расположенную неподалеку от кинотеатра "Шайо", правда, в разное время, в промежутке между одиннадцатью часами вечера и четырьмя утра. Время от времени посещает американский госпиталь в Нейи. За последние два месяца, в течение которых мы наблюдаем за ним, он был там трижды.
   Каталонец водил пальцем по карте, отмечая места, посещаемые дипломатом.
   – Однако, – добавил Буэнвентура, – в одном он точен, как швейцарские часы. Каждую пятницу он неизменно проводит вечер в клубе, на углу авеню Клебера и улицы Робера Сула.
   – Как вы сказали? – спросил Эполар с интересом.
   Буэнвентура удивился, что Эполар обратился к нему на "вы". Он повторил:
   – Посол Пойндекстер проводит каждый вечер в пятницу в частном клубе, на углу авеню Клебера и улицы Робера Сула.
   – Это бордель, – заявил Эполар.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Дом свиданий. Один из самых дорогих и шикарных в Париже.
   – Черт, – ухмыльнулся д'Арси. – Еще одна брешь в завоеваниях Народного фронта.
   – Это место находится неподалеку от резиденции президента Республики, – уточнил Эполар. – Охраняется полицией, а в дни посещения Парижа главой какого-нибудь африканского государства бывает оцеплено.
   – Прекрасно, – сказал Буэнвентура. Все посмотрели на него.
   – Скандал, – пояснил каталонец. – Его светлость похищена гошистами[3] в борделе. Вот находка...
   Все рассмеялись. Даже Эполар улыбнулся, но проворчал:
   – Это прекрасно, как мертвый кюре, но следует также рассмотреть другие возможности.
   – Распорядок дня непредсказуем, – повторил Буэнвентура.
   – Можно схватить его во время богослужения.
   – Либо у него дома, – предложил Мейер. – Ночью.
   – Дома нас могут поджидать всевозможные неожиданные сюрпризы – например, парни из ФБР. Это следует исключить априори. На церковной службе обычно присутствует минимум сто человек. Чтобы заставить их стоять смирно, надо иметь автоматы.
   – Итак, остается бордель, – радостно резюмировал Буэнвентура.
   – Это надо обдумать, – заключил Эполар.
   Все переглянулись, кроме Треффэ, разглядывающего свои ногти. Эполар подошел к креслу и сел.
   – Как вам удалось установить его маршруты?
   – Тайная слежка, – сказал д'Арси.
   – Тайная? Этот тип большую часть времени находится под наблюдением французских служб, не говоря уже его собственных телохранителях. Вы уверены, что сами не попали под наблюдение?
   – Мы действовали с максимумом предосторожностей. Мы использовали "ситроен" Треффэ, и жандармы еще ни разу не побеспокоили нас.
   Эполар повернулся к Треффэ.
   – Вам не наносили каких-нибудь неожиданных визитов, например, из газовой службы? Или что-нибудь в этом духе?
   – Нет.
   Эполар потер нос. Он посмотрел по очереди на каждого из присутствующих.
   – Я бы хотел заглянуть в ваши личные дела, – сказал он. – Как и почему вас взяли на заметку...
   Он взглянул на Буэнвентура.
   – Одно время ты и д'Арси были на мушке. Чем тогда кончилось?
   Буэнвентура пожал плечами.
   – Меня вызывали дважды в шестьдесят восьмом. В Париже и Флене. И оба раза это был Божон.
   – Меня ни разу, – сообщил алкоголик.
   Эполар опросил других. У Треффэ ни разу не было контактов с полицией. У Мейера тоже.
   – С этой стороны все чисто, – заключил Эполар.

Глава 8

   В понедельник утром негодяй Дюкатель не подготовил сообщения о Габриэле Марселе.
   – Месье, у меня не было времени, – объяснил он.
   Он молча усмехался, показывая свои желтые кривые зубы, похожие на собачьи клыки. Треффэ смерил его презрительным взглядом. Он был бессилен перед этим отпрыском богатых родителей, чья благотворительность распространялась на коллеж. Дурак был неуязвим.
   – В таком случае, мой юный друг, я попрошу вас приготовить его к пятнице, – сказал Треффэ.
   После этого он встал и начал читать лекцию о современном рационализме и его течениях, при этом ему с трудом удавалось побороть сон. Наконец, в десять часов прозвонил звонок. На улице шел колючий дождь. Треффэ прошел в преподавательскую, чтобы взять свой плащ, висевший там с середины прошлой недели. Мадемуазель Кугельман уже проверяла тетради. Возле двери стоял господин Дюво, засунув руки в карманы вельветовой куртки. От него всегда пахло вином. Он раскачивался на каблуках и смотрел на дождевые капли, стекающие по стеклу.
   – Гнилая погода, – пожаловался он Треффэ. Молодой человек натянул свой прорезиненный плащ цвета хаки, пропитанный всевозможными запахами.
   – Противная эпоха, – добавил Дюво. – Хотите выпить кофе?
   Треффэ машинально посмотрел на часы и отрицательно покачал головой.
   – Мне еще нужно зайти домой, – объяснил он. – Следующую лекцию я читаю только в два.
   – Давайте лучше выпьем кофе и поболтаем. Преподаватель философии! – с вызовом бросил Дюво. – Что вы можете знать о жизни в вашем возрасте, я вас спрашиваю?
   Он протянул руку и схватил Треффэ за ворот плаща.
   – Дерьмо, – возмутился Треффэ и с яростью ударил его кулаком по шее.
   Дюво громко вскрикнул и упал на пол. Мадемуазель Кугельман вскочила из-за стола и тоже завопила. Она подбежала к Дюво и помогла ему сесть. Треффэ с удивлением посмотрел на свой кулак.
   – Я очень сожалею. Я не хотел... я не думал... Его душил смех.
   – Бандит! Бандит! – причитал Дюво слабым голосом.
   – Господи! – вопила мадемуазель Кугельман. – Что случилось? Что с вами? Вы отдаете себе отчет? Инвалида войны? Я все скажу господину Ламуру. Он узнает все.
   – Господин Ламур ничего уже не узнает, – заявил Треффэ. – Его пустая башка набита дерьмом.
   – Я все слышал, Треффэ, – сказал неожиданно появившейся Ламур.
   – Господин Ламур, я на вас положил...
   – Вы больны!
   – Я дам вам по морде!
   Господин Ламур, весь красный, выпятил вперед свой живот. Он был маленького роста. Молодой человек подошел к своему шефу, спрашивая себя, куда лучше ударить. Директор стоял прямо и торжественно, не желая отступать под восхищенным взглядом мадемуазель Кугельман. Дюво распластался во весь рост на полу, чтобы не принимать участия в драке: он притворился, что ему плохо. Треффэ легонько ударил по красной щеке директора и вышел на улицу, хлопнув дверью.
   – Я давно уже все понял, но я хотел дать ему шанс, – заявил Ламур, протирая стекла своих очков, запотевшие от страха. – Этот парень – ничтожество. Он полный ноль.
   Треффэ сел в свой "ситроен", закрыл дверцу, опустил стекло и выругался. Затем посмотрел на часы. Десять часов восемь минут. Он взял направление к Орлеанским воротам. Приехав в Париж, повернул на восток, к Данфер-Рошро, пересек улицу Гобелен и припарковался неподалеку от университета, избегая внимания многочисленных полицейских, толпившихся около зданий с винтовками на плече и касками в руке.
   В пивном баре на бульваре Сен-Марсель его ждали за стойкой Буэнвентура и Эполар. Треффэ вошел в бар и присоединился к ним.
   – Рюмку "Мюскаде", – сказал бармену преподаватель философии.
   – Без двадцати одиннадцать, – сообщил Эполар, – Мы были на месте. Каждые полчаса пребывает новая группа. Лучше подождать до одиннадцати. Ты принес халаты?
   – Да.
   – А свинец?
   – Да. В багажнике, вместе с халатами.
   – Ты далеко отсюда остановился?
   – В ста метрах.
   – Хорошо.
   Все трое выпили.
   – Повторите, – велел бармену Эполар.
   – Мне странно видеть тебя здесь, – сказал Треффэ бывшему террористу.
   – Почему?
   Треффэ неопределенно пожал плечами. Рюмки снова были наполнены.
   – Разница между нами вот в чем, – пояснил Буэнвентура: – Эполар здесь, с нами, потому что не верит больше в революцию, в то время как мы здесь, с ним, потому что верим в нее. Эполар действует от отчаяния.
   – Заткни свою глотку, – попросил бывший террорист благодушным тоном.
   – Десять сорок пять, – отметил Треффэ.
   Они снова выпили. Эполар расплатился. Все трое вышли из бара и боковыми улочками подошли к "ситроену". Нагнувшись над задним сиденьем, Треффэ вынул из багажника три белых халата. Они сняли в машине плащи и пальто, надели халаты и снова вышли. Треффэ держал в руке черный кожаный портфель респектабельного вида, в котором находилось четыре свинцовых бруска. Мужчины вернулись переулками на бульвар Сен-Марсель, который находился почти напротив Центра диагностики туберкулеза. Одна группа полицейских в форме только что вошла в здание, другая вышла из него.
   – Ровно одиннадцать, – сказал Эполар. – Не торопитесь. Дайте им раздеться.
   Никто не остановил их ни при входе в диспансер, ни в холле. Они шли с уверенным видом людей, знающих, куда идут. Казалось, они были поглощены профессиональными разговорами.
   – ... при такой скорости реакции оседания эритроцитов, – говорил Эполар, – невозможно что-нибудь найти...
   Навстречу им шли два человека в белых халатах, рыжеволосая женщина и черноволосый мужчина, едва взглянувшие на них.
   Мужчины прошли холл, и не колеблясь, толкнули двустворчатую дверь. Они оказались в длинной комнате, напоминающей вокзальный коридор, с рядами окон с левой и правой сторон и кабинками для раздевания, из которых доносились шорох одежды, бряцание ремней, кряхтенье тучных людей. Оставшись в одних кальсонах, полицейские выходили из кабин и направлялись на медицинский осмотр. Полицейская форма с ремнем и оружием оставалась лежать на табурете или висеть на вешалке.
   Эполар вошел в пустую кабину. Треффэ тут же открыл свой портфель и протянул ему свинцовый брусок. Эполар взял его и прикрыл за собой дверь в кабинку. Треффэ и Буэнвентура направились к другим кабинкам.
   Эполар открыл кобуру полицейского, вынул оттуда автоматический пистолет "вальтер", сунул в свой карман и вложил на его место брусок. Затем закрыл кобуру. С привычным весом на поясе полицейский не скоро обнаружит исчезновение пистолета, вероятнее всего, к окончанию своего дежурства.
   В соседней кабине Буэнвентура проделывал точно такую же операцию.
   Открыв третью кабину, Треффэ наткнулся на краснолицего полицейского в кальсонах и одном носке. Другой носок он держал в руке. Полицейский посмотрел удивленно.
   – Простите, я ищу доктора Моро, – сказал Треффэ с улыбкой и тотчас же закрыл дверь. Он увидел Эполара, входящего в следующую кабину. На лбу Треффэ выступили капли пота. Он толкнул дверь в другую кабину – она была пуста. Молодой человек так же завладел пистолетом и вышел из кабины. Он поравнялся с Буэнвентурой и Эполаром. – Все в порядке, – сказал Треффэ.
   – У меня тоже, – сообщил Буэнвентура.
   – Итого четыре, – заключил Эполар и поспешил к выходу.
   Треффэ весь вспотел. Он посмотрел на часы: одиннадцать часов шесть минут.
   – Уф!
   – Быстро в машину! – скомандовал Эполар.
   Полицейские прохаживались по тротуару. Оба анархиста и Эполар перешли улицу.
   – Надо было прихватить с собой и боеприпасы, – сказал каталонец.
   – Боеприпасы – не проблема, – возразил Эполар.
   Они дошли до улицы Плант, где был припаркован "кадиллак". На ходу сняв халаты и свернув их, они сели в белую машину и положили халаты с оружием под передние сиденья.
   – Мы довезем тебя до "ситроена", – сказал Буэнвентура Треффэ. – Потом поедем перекусить в Кузи, и Эполар осмотрит местность. Мы не успеем отвезти тебя в коллеж к двум часам.
   – Это уже неважно, – ответил Треффэ. – Я больше не вернусь в коллеж.
   – Что-нибудь случилось?
   – Ничего особенного, разве что у меня возникнут материальные проблемы.
   – Досадно.
   – Ничего страшного, – холодно заметил Треффэ, – тем более что после этой акции мы все разбогатеем.
   Каталонец посмотрел на него с удивлением.
   – Обсудим это позднее, – сказал Эполар.
   – Ладно, – согласился Буэнвентура. – Так ты едешь с нами в Кузи?
   – Нет. Довезите меня до "ситроена".
   "Кадиллак" довольно легко маневрировал по узким улочкам. На несколько секунд он остановился возле машины Треффэ. Преподаватель философии вышел из машины, хлопнул дверцей и помахал рукой им вслед. "Кадиллак" удалился.
   – Какой-то он странный, твой приятель, – сказал Эполар.
   – У него мятущаяся душа, – ответил Буэнвентура. – Его мучают вопросы.
   Каталонец усмехнулся.
   Треффэ сел в "ситроен" и направился к себе. Когда красный свет светофора на улице Алезия переключился на зеленый, молодой человек резко нажал на педаль скорости и сломал оттягивающую пружину. Нога Треффэ полностью утопила акселератор. "Ситроен", рыча, тронулся на первой скорости. Треффэ выключил сцепление. Мотор работал на полную мощность. Треффэ доехал до перехода и остановил машину у тротуара. Он вышел из машины, открыл капот и обнаружил повреждение. В пятидесяти метрах от него находился магазин "Канцелярские товары". Треффэ направился туда. Деревянный рекламный щит советовал: "Поступайте как все, читайте Франс-Суар". Треффэ откашлялся и плюнул в рекламу. Он вошел в магазин, купил каучуковый круг, вернулся к машине и заменил сломанную пружину на широкой и плотный эластичный бинт. Машина нормально тронулась, только стартовый двигатель стал мягким. Треффэ добрался до своего квартала и оставил машину на улице Морштон.
   Он поднялся к себе. Пять минут первого. Почты не было. Треффэ открыл бутылку "Кроненберга" и сел в кресло отца. Он придвинул к себе транзисторный приемник и нажал на клавишу.
   – ...приступили к работе после тайного голосования, – сообщила радиостанция "Европа". – Однако конфликт продолжается на предприятиях Гуро. Сегодня утром министр по труду принял делегацию представителей профсоюзов, изложивших господину Ларану свою точку зрения.
   Треффэ выключил транзистор. Он чувствовал себя омерзительно. "Интересно, почему, – спрашивал он себя. – Может быть, из-за печени?" Тем не менее он допил пиво и отправился перекусить в близлежащее бистро. Однако после еды ему стало не лучше. "По-видимому, это нервы", – подумал он. Он вернулся к себе взбешенный, прошел в спальню и попытался уснуть.

Глава 9

   На проселочной дороге "кадиллак" страшно трясло, а брызги холодной грязи прилипали к его бокам. Эполар остановился у барьера, представлявшего собой несколько колышков, связанных колючей проволокой. Каталонец вышел из машины, свернул барьер и прислонил его к столбу. "Кадиллак" въехал на прилегающий к дому участок, заросший серо-желтой травой.
   Местность была холмистой и лесистой. Глинистая почва пропиталась водой. На вершинах гор и в расселинах виднелись голые деревья, черные силуэты которых поднимались к серому небу.
   Ферма была построена в виде подковы. Главное здание с черепичной крышей коричневого цвета было каменным, покрытым сыроватой штукатуркой. Перпендикулярно к нему примыкали два крыла, в левом размещался гараж, а в правом когда-то было стойло. Главное здание было приземистым, с мансардой под крышей. Странно было видеть это одинокое сооружение в местности, где дома и хижины группировались в поселки. Ферма была старой и могла бы привлечь внимание ученого, изучающего проблему землепользования. Буэнвентуру и Эполара этот вопрос не занимал, они направились к застекленной двери дома.
   Каталонец постучал по стеклу. Ответа не последовало. Он дернул за ручку, и дверь открылась. Мужчины вошли в большую комнату с кафельным полом, огромным камином, гигантским столом и лестницей, ведущей наверх.
   – Эй, отзовитесь! – позвал Буэнвентура.
   Дом ответил молчанием. Эполар сунул руки в карманы своего плаща, прошелся по комнате площадью не менее пятидесяти квадратных метров. Три больших окна с маленькими створками и деревянными ставнями; возле камина скамейка, четыре стула, два плетеных старых кресла. Под лестницей в глубине комнаты были две двери: одна вела на кухню, другая – на задний двор фермы. Именно в этот момент она открылась, и Эполар сдвинул брови, так как меньше всего рассчитывал встретить здесь, в этой дыре, подобное существо. Это была девушка, очень красивая девушка, к тому же и очень ухоженная. У нее были белокурые, рассыпавшиеся по плечам волосы, очаровательный носик, каре-зеленые глаза. Макияж был скорее британского стиля, чем французского. (Разглядывая девушку, Эполар бессознательно улыбался.) Щеки девушки были слегка подрумянены, рот подкрашен. Хлопчатобумажные черные брюки обтягивали ее маленький зад. На ней была блузка с яркими вертикальными полосами красного, розового, оранжевого и белого цветов.
   Буэнвентура подошел к девушке и расцеловал ее в обе щеки.
   – Привет, Кэш.
   – Привет. А кто этот господин?
   Эполар сунул в рот сигарету, впился губами в фильтр и стал рыться в карманах в поисках спичек.
   – Андре Эполар, – представил Буэнвентура.
   – Привет, – сказала Кэш Эполару.
   Она протянула ему руку. У нее была маленькая сильная рука.
   – Он идет с нами на дело, – сообщил каталонец.
   – Дело?
   – Похищение посла.
   Кэш сдвинула брови.
   – Я не ждала вас, у меня нечего есть.
   – Мы были в Кузи, в машине у нас картошка и антрекоты. Мы можем поставить ее в гараж?
   – Конечно.
   Каталонец вопросительно взглянул на Эполара. Тот вынул ключи и протянул их молодому человеку.
   – Я принесу жратву, – сказал Буэнвентура, взял ключи и вышел через застекленную дверь.
   Эполар закурил сигарету. Кэш украдкой поглядывала на него.
   – Хотите выпить скоч?
   – Хочу.
   Бывший террорист и троцкист сел на скамейку за огромный стол. Кэш открыла буфет из темного дерева, достала почти полную бутылку "Джонни Уокера" с этикеткой супермаркета, приклеенной к металлической пробке и три рюмки.
   – Я принесу лед.
   Девушка прошла на кухню, оставив дверь приоткрытой, подошла к большому холодильнику, затем вернулась в комнату со льдом и минеральной водой. Она наполнила три рюмки, опустив в каждую по три кусочка льда, и села напротив Эполара. Он, не отрываясь, смотрел на нее. Она волновала его.
   – Вы похожи на Роже Вайяна, – сказала Кэш.
   Для Эполара это было холодным душем. Его "я" молчаливо утверждало, что он – бывший борец, ставший канальей, бывший убийца, проживший пятьдесят лет – не поддается анализу. Последние полтора года он не прикасался к женщине, и самым ужасным было то, что до настоящего момента он не ощущал в этом потребности. Он неожиданно вспомнил об одной изобретательной кубинской проститутке и глупо покраснел. Раздавил сигарету о дно пепельницы, достал новую сигарету и тотчас же закурил.
   – Не надо литературы, прошу вас, – сказал он.
   – Вы не любите Роже Вайяна?
   – Не очень.
   – Вы знали его?
   – Нет. Прошу вас, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Литература меня не интересует.
   – Но я напоминаю персонаж молодой буржуазной девушки из "Забавной игры", – настаивала Кэш.
   – Какое это имеет отношение ко мне? Или вам хочется, чтобы я лишил вас невинности? – грубо спросил Эполар. – Между прочим, вы меня волнуете, – добавил он. – У меня нет никакого желания творить историю.
   – Хорошо.
   – Покажите мне лучше это жилище, – сказал Эполар, вставая из-за стола с рюмкой в руке и сигаретой во рту.
   Кэш тоже поднялась.
   Маленькая дверь под лестницей вела во фруктовый сад, простиравшийся на несколько гектаров. На заднем дворе фермы был крольчатник. Кролики что-то жевали.
   – Я как раз кормила их, когда вы приехали, – сказала Кэш. – Но скучная домашняя работа – это не для меня. Я вообще не знаю, что для меня.
   Эполар изучал участок. Многочисленные деревья были хорошей защитой от пуль. "Я с ума сошел, – подумал Эполар. – Не будем же мы держать здесь осаду. Если дойдет до этого, то лучше уж сразу сдаться. Все равно сопротивление безнадежно". Он вернулся в комнату. Поставив "кадиллак" в гараж, Буэнвентура тоже зашел в комнату, нагруженный двумя авоськами с антрекотами и картофелем.
   – Я осмотрю помещение, – сказал Эполар.
   – Давай. Я разведу огонь.
   Каталонец отпил глоток и направился к камину. Он положил между поленьями смятые газеты, затем наломал щепок. Кэш показывала Эполару кухню. Окно выходило на задний двор фермы. Дверь из кухни вела в заброшенную мастерскую, затянутую паутиной.
   Девушка вернулась в комнату, подошла к лестнице и стала подниматься наверх. Эполар последовал за ней, с восхищением глядя на ее маленький упругий зад. Наверху в коридор выходили четыре двери.
   – Здесь ванная комната и три спальни, – сказала Кэш.
   Эполар заглянул в ванную, свет в которую проникал через матовое стекло. Затем поочередно осмотрел все три спальни. Они мало чем отличались одна от другой: белые стены, два небольших окошка, в одной комнате – большая кровать, в двух других – по две маленькие, в одной – платяной шкаф, в других – комоды. Эполар поднял с пола грязную мятую брошюру "Маоистское движение во Франции".
   – Надеюсь, ты не маоистка?
   – Я же не полная дура.
   Эполар бросил книгу на кровать и вышел в коридор, в котором пахло воском. Кэш закрыла дверь в спальню и легонько подтолкнула его к лестнице.
   – Больше здесь нечего смотреть. По-моему посла нужно поместить в двухместной спальне, чтобы один из вас был при нем. Я буду в своей спальне, где одна кровать. Остаются еще две кровати. Во всяком случае, мне кажется, что кто-то должен дежурить внизу. Если их там будет двое, они смогут даже играть в карты.
   – Не возьмете ли вы кого-нибудь из нас в любовники? – спросил Эполар, спускаясь по лестнице.
   – Нет, никого. Хотите, я покажу вам гараж и сарай, или мы будем обедать?
   – Еще не готово, – сказал Буэнвентура, когда Эполар и девушка спустились вниз.
   – Посмотрим, – сказал Эполар. – А пока что выпьем и расслабимся.
   Он все еще держал рюмку в руке. Выпив скоч, налил себе еще, погасил сигарету, закурил новую, закашлялся и сел. Буэнвентура перекладывал красноватые поленья. Он положил картофелины на угли, присыпал их пеплом, развернул антрекоты и нанизал на шарнирный гриль с длинной ручкой.
   – С мясом придется подождать, – предупредил Буэнвентура, – так как картошка будет готова не раньше, чем через двадцать минут. – Затем он вернулся к столу и налил себе скоч.
   – Ну, как дом? – спросил он Эполара.
   – Годится.
   – Разумеется. Нужно изучить карту. Дать тебе ее?
   – Подождет.
   – Что-нибудь не так?
   Эполар неожиданно расхохотался.
   – Меня смущает соседство девушки.
   – Я не девушка, – сказала Кэш, – я шлюха.
   – Не преувеличивай, Кэш! – сказал каталонец.
   – Я женщина на содержании, – сказала Кэш. – Мой содержатель уехал на зиму в Штаты, чтобы совершенствоваться в маркетинге и рэкете. Это его дом.
   – Но ты ему хранишь верность, – вздохнул Буэнвентура.
   – Нет, – возразила Кэш.
   – Я этого не знал.
   – Да, – сказала Кэш. – Так что не стоит думать, что я недотрога, – уточнила она, холодно посмотрев на Эполара.
   Эполар не знал, что и думать. Остановился на самом простом решении: эта девушка – шлюха, и он получит ее, когда захочет и где захочет. Он опрокинув рюмку и опустил глаза.
   – Можно поинтересоваться, почему вы участвуете в этом?
   Кэш ответила насмешливо:
   – Я за всеобщую гармонию и против цивилизованного государства. Под моей холодной и изысканной внешностью скрывается и бурлит самая жгучая ненависть к технобюрократическому капитализму. Продолжать дальше?